Текст книги "Стратегия Византийской империи"

Перед Большой стеной (Мега Тихое), метрах в 15–20 от неё, стояла ещё Внешняя стена (Эксо Тихое, или Протихисма), в которой было два метра в ширину у основания и 8,5 метра в высоту; при этом изнутри она была снабжена дорожкой для защитников. В ней тоже было 96 башен, расположенных таким образом, что каждая из них стояла посередине между двумя башнями Большой стены (Мега Тихое). В этих башнях меньшего размера тоже были камеры для бойцов и площадка с зубцами и бойницами наверху.

Ров (суда), начинавшийся метрах в пятнадцати перед внешней стеной, был 20 метров в ширину и 10 метров в глубину. Пятнадцатиметровой полосе между периметром стены и рвом был придан вид террасы; по всей её длине проходила мощёная дорога, так что сторожевые патрули могли передвигаться по ней быстро и безопасно, днём и ночью, под надзором с внешней стены. Рядом с дорогой, на краю рва, стояла защитная стенка высотой в полтора метра с амбразурами, за которой сторожевые патрули могли укрываться в том случае, если попадали под обстрел; из-за неё можно было также обстреливать разведчиков и мелкие отряды врага, и это было удобнее, чем во время крупных осад, когда Внешнюю и Большую стены нужно было полностью укомплектовать бойцами. В придачу к небольшим дверцам, которые легко было заблокировать во время осады, и к пяти военным воротам было ещё пять ворот для проезда горожан; эти ворота выходили к мостам, пересекавшим ров, включая неплохо сохранившиеся Золотые ворота (Хриси Пили), исходно триумфальная арка на Эгнатиевой дороге, которая была включена в Феодосиеву стену, образовав парадный въезд в столицу; с обеих сторон были пристроены башни, украшенные бронзовыми слонами и крылатыми статуями Ники-Победы.

Пригород Влахерны изначально не был охвачен Феодосиевой стеной, обрывавшейся метрах в 400 от Золотого Рога. В 626–627 гг., при императоре Ираклии, во время аварско-персидской осады, для защиты Влахерн была добавлена отдельная стена, выдающаяся вперёд полукругом, и ещё одна, внешняя стена была добавлена в 814 г., при императоре Льве V, когда непосредственную угрозу представляли булгары; тщательно отделанный фрагмент византийской стены, который сейчас можно увидеть там, был построен в XII веке, при Мануиле I Комнине.

Как и Стамбул в наши дни, Константинополь был подвержен частым землетрясениям, причём некоторые из них происходили в самое неподходящее время. 6 ноября 447 г., когда гунны как раз приближались к городу, землетрясением были разрушены значительные участки стены. Сохранившиеся греческие и латинские надписи напоминают о том, что Киру, префекту города, удалось восстановить стену за шесть дней с помощью цирковой партии «красных» (русиев). Регийские ворота (Пили Рэгиу) назывались также Русийскими воротами (Пили Русиу) – предположительно потому, что именно партия русиев, «красных», отстроила их в 447 г.; теперь эти ворота известны под турецким названием: «Новые ворота Мехлеви-хане» (Йени Мехлевиханэ капыси). Кира нарекли новым Константином; это обстоятельство может прояснить один пассаж из Марцеллина Комита, в записи под 15-м индиктом, в консульство Ардавура и Калепия: «…Β том же году стены августейшего града, прежде разрушенные землетрясением, в течение трех месяцев были отстроены трудами Константина, префекта претория»[133]133
  Рус. пер. А. Н. Коваля по изд.: http://www.documentacatholicaomnia.eu/03d/0470-0534,_Marcellinus_Comes,_Chronicon,_LT.pdf; англ. пер. и комм.: Brian Coke. Byzantina Australiensia 7 (Sydney: Australian Association for Byzantine studies, 1995), p. 19.


[Закрыть].

Таким образом, то, что принято называть Феодосиевой стеной, было чем-то гораздо большим: это была целая оборонительная система.

Первым устрашающим препятствием был ров. Стандартная техника преодоления рвов заключалась в наведении заранее сколоченных деревянных мостов через них, но сделать это было нелегко, если ширина рва составляла 20 метров; был и другой способ: заваливать ров утяжелёнными связками веток (фашинами) до тех пор, пока пехотинцы не смогут перебежать по этому импровизированному броду; однако в данном случае, для рва десятиметровой глубины, требовалось слишком много фашин, и даже в случае удачи всё равно не было твёрдой поверхности для установки таранов, передвижных осадных башен, штурмовых лестниц и других осадных орудий, которые должны стоять либо вплотную к стене, либо рядом с ней, чтобы ими можно было успешно воспользоваться. В данном же случае расстояние между внешним краем рва и стеной составляло 38 ярдов (35 метров), что было слишком много для осадных машин – за исключением артиллерийских, то есть метавших камни или стрелы.

Кроме того, глубина рва затрудняла применение техники, оказывавшейся обычно самой эффективной в античную эпоху: провести туннель до стены, подкопать её до основания, поставить деревянные подпорки, промазать их горючей смолой, а потом поджечь, чтобы разрушить стену. Однако из-за десятиметровой глубины рва и слоя жидкой грязи на его дне туннель должен был быть весьма глубоким – и потому легко затопляемым.

Поскольку башни обеих стен отстояли друг от друга на 55 метров, причём башни внешней стены располагались посередине башен главной стены, и учитывая к тому же расстояние в 15–20 метров между двумя стенами и десять метров разницы в их высоте, можно подсчитать, что любая атакующая пехота, которой удалось бы преодолеть ров, попала бы на дистанцию смертельного выстрела из лука по меньшей мере из четырёх башен и с двух пятидесятиметровых участков стены. Здесь потребовалось бы самое большее 300 лучников; если они были искусны, ещё не утомлены и хорошо снабжены стрелами, этого количества хватило бы, чтобы сдержать армию из нескольких тысяч человек – но, разумеется, с обеих сторон должна была действовать и артиллерия. Как мы увидим, византийцы регулярно применяли артиллерию в своих полевых войсках, а уж тем более при защите крепостей, особенно самой важной из них[134]134
  Обзор, иногда исправляющий обычные предвзятые мнения, см. в работе: Paul Е. Chevedden. Artillery in Late Antiquity (Артиллерия в позднеантичную эпоху), в сборнике: ред. A. Corfis and М. Wolfe, The Medieval City under Siege (Средневековый город при осаде), Woodbridge UK: Boydell and Brewer, 1999), pp. 131–173.


[Закрыть].

Большая стена, пространство между стенами и (в зависимости от обстоятельств) мощёная дорога перед внешней стеной – благодаря всему этому можно было переместить центр приложения усилий по обороне с одного участка периметра стены на другой быстрее, чем атакующие снаружи сумеют перегруппироваться, не располагая ни мощёными дорогами по земле, ни дорожками вдоль стен.

Враги, ставшие побудительной причиной возведения Феодосиевой стены, предпочитали кораблям коней, но уже в третьем веке были морские набеги готов с моря, в 626 г. пришли авары со множеством славян на лодках, а с 674 г. появились арабы-мусульмане, напавшие с моря, из портов Леванта.

Как отмечалось выше, течения и ветры крепко помогали защищать город, но уже со времён Константина I в нём были и приморские стены. При Феодосии II система стен, защищавших город с суши, была дополнена системой приморских стен, шедших вдоль берега Пропонтиды, Мраморного моря и Золотого Рога. Последняя из них, длиной в 5600 метров, шла от «наземной» стены во Влахернах к мысу Св. Димитрия, тогда как стена вдоль Пропонтиды была длиной в 8460 метров, не считая внутренних стен в нескольких гаванях.

Первые приморские стены были попросту стенами, причём не очень высокими. Под натиском арабов в 674–677 гг., а затем в 717 г. приморские стены на обоих берегах мыса были отстроены, укреплены и местами надстроены, но лишь при Михаиле II (820–829 гг.) началась полномасштабная реконструкция стен и их надстройка до большей высоты в ответ на завоевание Крита арабским флотом в 824 г. Тогда, а также впоследствии, были добавлены и башни, оказавшиеся всё же бесполезными в 1204 г., когда венецианцы высадились на берегу Пропонтиды.

Взятый как целое, Феодосиев оборонительный комплекс, состоявший из рвов, стен и башен, стал весьма эффективным «множителем силы» (force-multiplier), то есть фактором повышения боевой мощи, если выражаться по-современному; сам по себе бесполезный, этот комплекс мог значительно повысить обороноспособность достаточного по численности, хорошо обученного и хорошо тренированного гарнизона. Но по большей части (за поразительным исключением в 860 г., как мы увидим ниже) Константинополь подвергался нападению лишь во времена острого кризиса всей империи в целом, ибо в противном случае врагам едва ли удалось бы до него добраться. В такие времена, особенно после перенесённого крупного поражения в битве, имперские войска, видимо, были не в столь хорошем состоянии и не в таком количестве, чтобы образовать сильный городской гарнизон. Особая тагма (примерно соответствует полку) «стен» (тон тихон) была учреждена при Константине V (741–775 гг.), но в ней должно было быть гораздо больше людей, чем в обычной тагме, чтобы охранять столь протяжённую систему укреплений.

Именно в такие времена кризиса и разлада, когда вероятность подхода врагов к Феодосиевой стене была наиболее высока, её способность выступать в качестве «множителя силы» (force-multiplier) была наиболее ценна, ибо она могла возместить даже самую сильную нехватку числа защитников; в 559, 601, 602 и 610 гг. корпорации горожан, включая цирковые партии синих и зелёных, были мобилизованы для защиты стен – а в 559 г. призваны были даже сенаторы (или по крайней мере их люди)[135]135
  J. F. Haldon. Strategies of defence, problems of security: the garrisons of Constantinople in the middle Byzantine period (Стратегии защиты, проблемы безопасности: гарнизоны Константинополя в средневизантийский период): Mango-Dagron, p. 146.


[Закрыть]. Как мы увидим, в предельно суровом испытании 626 г. гарнизона численностью, возможно, в 12 000 человек, куда входили и прошедшие полную боевую подготовку воины, присланные Ираклием, оказалось достаточно для защиты Константинополя, когда он подвергся нападению хорошо вооружённых и грозных авар, которых сопровождало множество славян, тогда как персидская армия стояла лагерем на противоположном берегу, отрезав подход любым подкреплениям с другого континента.

Любое надлежащим образом построенное фортификационное сооружение является «множителем силы» (force-multiplier), но система Феодосиевой стены была самым эффективным сооружением в мире в течение тысячи лет с начала её постройки, а величина её была такова, что она сама по себе обладала стратегическим значением.

Приморские стены также были впечатляющим строительным достижением, которое было, несомненно, полезно для отражения набегов. Однако безопасность города со стороны моря неизбежно требовала наличия военно-морских сил и способности контролировать моря: не Средиземное – слишком широкое, а подступы к Константинополю и устье Босфора. Причиной падения города в 1204 г. были внутренние раздоры, но именно отсутствие действующего флота сделало его непосредственно уязвимым.

Выше уже отмечалось, что Восточная империя находилась в менее выгодном положении, чем Западная, из-за отсутствия стратегической глубины. Вот почему Константинополю приходилось выступать в одно и то же время и величественной столицей огромной империи, и крепостью, вынужденной заботиться о собственной защите. Во многом это напоминало Париж в эпоху объединённой Германии: просто потому, что он находится слишком близко от Рейна, он был осаждён в 1870 г., оказался на волосок от захвата в 1914 г. и был завоёван в 1940 г. В промежуток между двумя войнами французы попытались увеличить эффективную стратегическую глубину перед Парижем, построив самую разработанную линейную фортификационную систему во всей истории – линию Мажино; в 1940 г. она выдержала натиск немцев, но они обошли её с севера, через Бельгию.

Византийцы пытались сделать то же самое, начиная с пятого века, добавив ещё один укреплённый периметр между Константинополем и угрозой с севера: Длинную стену (Макрон Тихое), известную также как Анастасиева стена; она тянулась на 56 км от Мраморного моря: начинаясь в точке, находившейся в шести километрах за Селимврией (ныне Силиври), она доходила до черноморского побережья там, где сейчас находится местечко Эвджик-искелеси. Эта стена была названа по имени удачливого и бережливого Анастасия I (491–518 гг.), но он, возможно, лишь завершил, восстановил и надстроил прежнюю стену, возведённую, вероятно, в эпоху Льва I[136]136
  The University of Newcastle “Anastasian Wall Project” (Проект Ньюкаслского университета «Анастасиева стена»): http://longwalls.ncl.ac.uk/AnastasianWall.htm.


[Закрыть]. В тех местах, где стена сохранилась лучше всего, она представляет собою сооружение в 3,3 м шириной в основании и около 5 м высотой; она была снабжена рвом, башнями, охраняемыми воротами, фортами, прямоугольным укреплённым периметром и внутренней дорогой, позволявшей с удобствами проехать от одного моря до другого и не бояться засад, когда стена была укомплектована воинами. Она, по восторженному отзыву Евагрия Схоластика, «город вместо полуострова делает почти противолежащим Херсонесу островом, представляя собой безопасную переправу из так называемого Понта [Чёрного моря] в Пропонтиду [Мраморное море] и в море фракийское и вместе удерживая как набеги варваров, <…> так и прилив их со стороны Европы»[137]137
  Церковная история, III. 38; рус. пер. СП6ДА под ред. В. В. Серповой, цит. по: http://miriobiblion.narod.ru/ev3.htm; англ, пер.: Michael Whitby, The Ecclesiastical History of Evagrius Scholasticus («Церковная история» Евагрия Схоластика; Liverpool: University Press, 2000), p. 183.


[Закрыть].

Значительным достоинством Длинной стены было то, что она образовывала оборонительный периметр в 65 км за Феодосиевой стеной, придавая обороне Константинополя глубину. Будучи должным образом укомплектована часовыми и патрулями, Длинная стена могла остановить разбойников, шайки мародёров и локальные нападения. В более крупном масштабе она представляла собою надёжную базу для полевых армий, посланных, чтобы удержать врага на почтительном расстоянии от столицы, не позволяя ему подойти прямо к её стенам.

Значительным недостатком Длинной стены было её неблагоприятное географическое расположение: чтобы обеспечить 65 км глубины, она тянулась на 56 км в длину и нуждалась в соответствующем гарнизоне численностью по меньшей мере в десять тысяч человек, чтобы обеспечить достаточное число часовых, патрулей и подразделений быстрого реагирования. Во вступлении к одному из законов Юстиниана отмечается, что стеной заведовали двое должностных лиц довольно высокого ранга, что предполагает существенное благоустройство[138]138
  Новелла 26, De Praetore Thraciae. Praefatio: “In Longo enim muro duos quosdam sedere vicarios” (О преторе Фракии. Вступление: «Ибо Длинной стеной заведуют некие два викария»). Викарий здесь в действительности означает «префект претория» (рус. пер. А. Н. Коваля; оригинал: http://web.upmf-grenoble.fr/Haiti/Cours/Ak/Corpus/Novellae.htm).


[Закрыть]. Несомненно, это стало причиной того, что Длинная стена была заброшена в начале седьмого века, если не раньше. Поэтому Константинополь успешно защищался силами гарнизонов Феодосиевой стены в течение почти восьми веков, обладая лишь небольшой стратегической глубиной.

Флавий Пётр Савватий Юстиниан, Юстиниан I, Юстиниан Великий, «святой благоверный царь Юстиниан», как его величают в Православной Церкви, родился в семье крестьянина в местечке Таврисия (в нынешней Македонии), но без особых затруднений взошёл на престол, прослужив долгое время в качестве помощника, заместителя, соправителя и, наконец, действительного правителя вместо его дяди Юстина I (518–527 гг.).

Когда Юстиниан был официально возведён на трон в 527 г., прошло семьдесят семь лет после окончания правления Феодосия II, и к тому времени его стратегические инновации были усвоены, упрочены и получили законный статус, что привело к отрадным результатам.

Империя была теперь куда сильнее, чем в 450 г., но она всё ещё нуждалась в Длинной стене и в Феодосиевой стене для защиты Константинополя: не от полномасштабных вторжений, а скорее от разбойничьих набегов из-за Дуная, а также от грабителей и мародёров.

Как и с самого начала своего существования в третьем веке, персидская Сасанидская империя оставалась постоянной стратегической угрозой, которая не ослабевала ни благодаря взаимному уважению, ни благодаря частым переговорам и договорам, включая «Вечный» мир от 532 г. Постоянная бдительность и готовность быстро развернуть подкрепления всегда была необходима, хотя зачастую и недостаточна, чтобы сдерживать Сасанидскую державу на Кавказе, в спорной Армении и вплоть до Южной Сирии.

С другой стороны, никакой враждебной державы на севере больше не было: ни к югу от Дуная, ни к северу от него, тогда как за Адриатикой Остготское королевство в Италии желало лишь поддерживать добрые отношения с империей, а часть его элиты хотела воссоединения с империей. Вандалы и аланы, завоевавшие Африку веком ранее, всё ещё были там, но уже не грозили Египту морскими экспедициями. Что же касается опасностей из великой Евразийской степи, то ближайшими воинственными кочевниками были тюрки-кутригуры, обитавшие на территории нынешней Украины[139]139
  Golden 1982, р. 98—100; и частное сообщение проф. Голдена (23 марта 2008 г.).


[Закрыть], но они представляли собою скорее неудобство, а не неодолимую силу, каковой были в своё время гунны Аттилы.

Более могущественные степные враги были пока что в пути, но важнее было то, что к эпохе Юстиниана воины-степняки безвозвратно утратили своё тактическое превосходство. Войско империи пережило тактическую революцию, полностью овладев сложным искусством стрельбы из мощного составного лука с обратным изгибом с коня, сохранив при этом навыки ближнего боя мечом и колющим копьём. Хотя в мастерстве стрельбы из лука византийцы не могли полностью сравниться с тем, что могли проделывать с луками гуннские наёмники, всё же на голову превзойти византийских воинов было уже невозможно. Степные воины утратили также часть своего превосходства на оперативном уровне, поскольку конница стала важнейшей силой имперской армии, она переняла гибкую и подвижную тактику, и то, чего каждому всаднику, взятому по отдельности, могло недоставать в виртуозной верховой езде, могло возмещаться за счёт большей сопротивляемости их дисциплинированных и сплочённых боевых подразделений.

Конечно, это означало также, что теперь войско империи обладало тактическим и оперативным превосходством над вандалами и аланами в Африке и остготами в Италии. Аланы были преимущественно всадниками, вандалы и готы – грозными противниками в ближнем бою, вполне способными снаряжать крупные экспедиции, к тому же обладающими известным опытом в осадном деле; но всем им теперь недоставало мощи обученных лучников и мобильности на поле боя. Прокопий Кесарийский, бывший очевидцем этих событий, сообщает о том, как Велизарий, прославленный военачальник Юстиниана, объяснял различие между имперским и вражеским войсками:

…почти все ромеи и их союзники-гунны [наёмники-оногуры] – хорошие конные лучники, но из готов никто не обучался этому искусству, ибо их всадники привыкли пользоваться только копьями и мечами, тогда как их лучники вступают в бой пешими и под прикрытием тяжеловооружённых воинов [чтобы отражать конные атаки]. Так что у всадников, если не говорить о ближнем бое, нет средств защититься от противников, пользующихся луком, и поэтому их легко поразить стрелами и уничтожить; что же касается пехотинцев, то они никогда не могут быть достаточно сильны для того, чтобы совершать вылазки против верховых[140]140
  Прокопий Кесарийский. Войны, кн. V, XXVII, 27–29; англ, пер.: Dewing. Vol. Ill,
  р. 261.


[Закрыть].

Это была всего лишь тактика, не стратегия, но можно усомниться в том, что Юстиниан, не обладая таким преимуществом, взялся бы за исполнение своего плана отвоевания сначала Северной Африки (533–534 гг.), а потом Италии (начиная с 536 г.).

Современные историки почти единодушно сходятся в том, что Юстиниан был слишком амбициозен, что его завоевания чрезмерно расширили империю, и это вполне верно, если смотреть на события в обратной перспективе, – хотя, возможно, только из-за непредвиденно разразившейся катастрофы. Но даже самые беспощадные критики не считают Юстиниана глупцом, неразумным или не способным к трезвому расчёту. На знаменитой мозаике церкви Сан-Витале в Равенне Юстиниан смотрит на нас открытым взором, но в этом взоре мы видим скорее расчётливую амбицию, нежели нравственный пыл[141]141
  См. оценку в книге: Averil Cameron. Justin I and Justinian (Юстин I и Юстиниан), в: САН 2000. Vol. 14, начиная с р. 67. (Я писал вышеизложенное до того, как прочёл эту работу.)


[Закрыть].

И был налицо один неизбежный факт: невозможность переправить действительно большие армии морем. В самой крупной экспедиции, которую тогда можно было снарядить, Велизарий отправился из Константинополя летом 533 г. во главе примерно 10 000 пехоты и 8000 конницы, которых перевозили на 500 транспортных судах, укомплектованных 30 000 экипажа и сопровождаемых 92 военными галерами[142]142
  Прокопий Кесарийский. Войны, кн. Ill, XI, 2; англ, пер.: Dewing. Vol. II, начиная с
  р. 101.


[Закрыть]. Конечно, это была самая что ни на есть впечатляющая армада, но 18 000 воинов было явно мало для того, чтобы одолеть вандалов и аланов, не говоря об остготах, чью живую военную силу поддерживали ресурсы всей Италии.

Но это можно было сделать, пусть и не без труда, воспользовавшись тактическими и оперативными преимуществами манёвра с силами конных лучников. В предшествующих фразах приведённого выше пассажа сам Велизарий ясно утверждал: «[благодаря конным лучникам] полчища врага не могли причинить ущерб ромеям, хотя их и было мало»[143]143
  Прокопий Кесарийский. Войны, кн. V, xxvii, 27; англ, пер.: Dewing. Vol. Ill, р. 261.


[Закрыть]. Конечно, для этого требовалась также успешная стратегия на уровне театра военных действий и искусное командование в целом. Юстиниан славился тем, что ему служили талантливые военачальники, особенно евнух Нарсес, который был, может быть, наилучшим тактиком, а также самый знаменитый и действительно неистощимый на выдумки Велизарий, автор множества стратегем и хитростей, – даже неграмотные римляне по сей день помнят его импровизированные плавучие мельницы, приводившиеся в действие течением Тибра, которые мололи зерно во время осады Рима готами в 537–538 гг.

Успешные стратегемы – классический пример «множителя сил», и именно благодаря Велизарию они впервые стали отличительной чертой Византии и оставались в этом качестве ещё в течение долгих веков наряду с его систематическим избеганием войны «на истребление» и максимальным использованием манёвра.

В подробном рассказе о войне с вандалами и с готами, оставленном его секретарём Прокопием, который, безусловно, восхищался полководцем, но при этом не был чужд критике, мы читаем о том, что Велизарий всегда был склонен предпринять длительные переходы по самым опасным путям, чтобы появиться не там, где его ожидали, и подойти к противнику с фланга, а ещё лучше – с тыла; мы читаем и о том, как он был склонен пойти на самую рискованную стратегему, чтобы избежать прямой атаки. Чтобы победить многих, командуя немногими, он возместил недостающую массу войска высокой платой, сильно рискованными манёврами и дерзкими неожиданными действиями, смелыми предприятиями (coups de main), которые впоследствии все одобряли из-за их успеха, хотя в действительности они были рискованными ставками в опасной игре.

Одного примера будет достаточно. В 536 г. Велизарию удалось взять Неаполь после двадцатидневной осады, причём не штурмуя его прочные стены, а прибегнув к дерзкому ходу, который мог закончиться очень плохо. Один воин, движимый всего лишь любопытством, спустился в подземный акведук, ведущий в Неаполь, вода в котором с началом осады, разумеется, была перекрыта. Он продолжал осмотр, пока не достиг участка, слишком узкого для человека, но можно было предполагать, что этот ход ведёт через стены прямо в город. Когда об этом услышал Велизарий, он тут же посулил крупную награду, чтобы побудить этого воина и его спутников потихоньку углубить скальное ложе, пока ход не станет достаточно широким:

С наступлением ночи, отобрав около четырехсот человек… он велел им всем надеть панцири, взять щиты и мечи и ожидать спокойно, пока он не даст знака. [Выбрав двоих командиров, он] «велел им ввести в город своих четыреста воинов, захватив с собою светильники. Он послал с ними двух лиц, умеющих играть на трубе, с тем чтобы они, будучи внутри укреплений, могли привести в замешательство этими звуками город и дать знать своим, что поручение выполнено. <…> Он послал по лагерю [своих главных сил] людей с поручением приказать всем бодрствовать и держать оружие в руках. Около себя он собрал большой отряд тех, кого он считал самыми смелыми.

Это была подобающая предосторожность, поскольку «из тех, которые пошли в город, приблизительно половина, испугавшись опасности [пройти по длинному, узкому, тёмному туннелю], вернулась назад».

Велизарию удалось пристыдить их и загнать обратно в туннель; чтобы прикрыть происходящее, он отправил Бесса, офицера, бывшего по рождению готом, чтобы тот затеял громкую перебранку с готами, удерживавшими ближайшую сторожевую башню. А четыре сотни должны были продолжить свой путь по тесному пространству внутри акведука, покуда они не добрались наконец до отрезка, над которым не было крыши и откуда они могли выкарабкаться. Затем они убивают не ожидавших никакой беды сторожей на двух башнях, находившихся на северной стороне укреплений[144]144
  Прокопий Кесарийский. Войны, из кн. V, 9, 12; рус. пер. С. П. Кондратьева, цит. по: http://www.vostlit.info/Texts/rus/Prokop/framegotll.htm; англ, пер.: Dewing. Vol. Ill, ср. 87.


[Закрыть].

После этого Велизарий мог отправить своих отборных людей, чтобы те поднялись на незащищённые башни по лестницам и захватили Неаполь без приступа, который мог обойтись слишком дорого. Если бы эти четыре сотни были обнаружены, все они, вероятно, были бы перебиты – а ведь они представляли собою немалую расходную силу в экспедиционном войске, которое всё целиком было настолько мало, что впоследствии Велизарий мог оставить всего 300 человек для гарнизона в Неаполе, который был тогда (и остаётся по сей день) самым крупным городом к югу от Рима[145]145
  Прокопий Кесарийский. Войны, кн. V, 14, 1, 2; рус. пер. С. П. Кондратьева, цит. по: http://www.vostlit.info/Texts/rus/Prokop/framegotll.htm; англ, пер.: Dewing, рр. 141, 142.


[Закрыть].

Если оставить в стороне стратегемы, то прежде всего именно искусство стрельбы из лука наряду с отменной тактикой позволило византийской армии регулярно разбивать многочисленного врага. Согласно авторитетной реконструкции двух главных битв итальянской кампании, при местечке Тадина (Тагина), или Буста Галлорум (совр. Гуальдо-Тадино), на Фламиниевой дороге в нынешней Умбрии в 552 г., и на речке Казилин (ныне Вольтурно) близ Неаполя в 554 г., византийские войска под командованием Нарсеса включали в себя смешанный контингент лангобардов, герулов и даже персов, но и в том и в другом случае именно лучники имперской армии обеспечили решающий перевес в критической фазе битвы благодаря дождю своих несущих гибель стрел[146]146
  John Haldon. The Byzantine Wars: Battles and campaigns of the Byzantine era (Византийские войны: битвы и кампании византийской эпохи; Stroud, UK: Tempus, 2001). В дальнейшем: Haldon 2001, рр. 37–44.


[Закрыть].

В общем, тактическое и оперативное превосходство имперской армии было достаточным условием для двух кампаний в Северной Африке и в Италии; необходимым же условием был достигнутый путём переговоров мир с Сасанидской Персией, как сам Юстиниан объяснил, обронив мимоходом замечание в тексте нового закона об администрации Каппадокии:

…и всё же при таких огромных издержках и на величайших войнах… Бог даровал нам не только заключить мир с персами, но и покорить вандалов, аланов и маврисиев [мавров], а кроме того, овладеть всей Африкой и Сицилией, питая благие надежды на то, что Бог позволит нам вернуть и всё остальное, что древние римляне, владевшие [землями] вплоть до пределов обоих Океанов, впоследствии упустили по небрежению. Эти [земли] мы, уповая на Божественную помощь, спешим привести в лучшее состояние[147]147
  Новелла 30. О проконсуле Каппадокии (De Proconsule Cappadociae), гл. XL 2; рус. пер. А. Н. Коваля по изд.: http://web.upmf-grenoble.fr/Haiti/Cours/Ak/Corpus/Nov30.htm.


[Закрыть].

Италия едва ли была «приведена в лучшее состояние» (in melius convertere) благодаря освобождению от остготов в войне, продлившейся до 552 г. со многими губительными превратностями; а с 568 г. вторжение лангобардов открыло новый этап губительной войны, хотя это произошло уже после смерти Юстиниана в 565 г. гораздо позже той непредвиденной катастрофы, что свела на нет его стратегические планы.

Карта № 4. Империя в эпоху прихода к власти и смерти Юстиниана, 527—65 гг.

Что бы ни готовило будущее, а Юстиниан всё же осуществил свои амбициозные замыслы почти полностью, ибо его войска завоевали Северную Африку, начиная от Туниса и вдоль алжирского побережья, вплоть до северной оконечности нынешнего Марокко, дойдя до самой Атлантики, а через пролив – и прибрежную полосу Пиренейского полуострова в нынешней юго-восточной Испании, а также все острова: Балеарские, Корсику, Сардинию и Сицилию и всю Италию целиком. За исключением части побережья Пиренейского полуострова и южного побережья Галлии, где не было никакой соперничающей морской державы, всё Средиземное море снова стало Нашим морем (Mare nostrum) для всех практических целей, ибо противостоять византийскому флоту не мог никто.

И это было не частным достижением военного-авантюриста, а скорее военной стороной куда более широких амбиций. Юстиниан, ставший императором, когда ему было за сорок, славился неутомимостью, был явно умён, не имел соперников, не был связан условностями (он не побоялся жениться на женщине с социальным статусом бывшей проститутки) и обладал ещё двумя свойствами, очень ему помогавшими: полной казной и особым даром находить одарённых людей, служивших ему. Благодаря всему этому Юстиниан мог бы стать даже удачливее Анастасия, который правил 27 лет, построил немало сооружений, включая Длинную стену и крепость Дара, не проиграл ни одной войны, уменьшил налоги и всё же оставил своему преемнику Юстину предположительно 320 000 фунтов золота в казне[148]148
  См. ниже о Длинной стене и Даре. О 320 000 фунтах золота: Тайная история, кн. XIX. 7; англ. пер.: Dewing. Vol. VI, p. 229.


[Закрыть].

Но цели Юстиниана заходили гораздо дальше. Ещё до того как приступить к своим завоеваниям, Юстиниан принялся за кодификацию всех существующих конституций (constitutiones), императорских указов, обладавших силой закона, то есть законов, изданных императорами начиная с эпохи Адриана. Феодосий II тоже издал подобную кодификацию, но она осталась незавершённой, тогда как в кодексе Юстиниана, опубликованном уже в 529 г. (из чего явствует, что работа над ним началась сразу после его восшествия на престол), все конституции Феодосиева кодекса были сопоставлены с теми, что содержались в двух неофициальных собраниях, а также с законами, изданными впоследствии, включая законы самого Юстиниана; итогом этого труда стал «Кодекс Юстиниана» (“Codex Iustiniani”) в двенадцати книгах. Руководил работой юрист Трибониан, ещё один высокоодарённый выдвиженец Юстиниана, ставший главным автором «Пандект» (“Pandectae”), или «Дигест» (“Digesta”), трактата по юриспруденции, последовавшего за Кодексом; в пятидесяти книгах «Дигесты» содержались юридические мнения по самым разнообразным случаям, принадлежавшие 39 экспертам-юристам, прежде всего Ульпиану и Павлу. Будучи изданы официальной властью, «Дигесты» стали в действительности дополнительным кодексом законов, созданных юристами, весьма похожим на корпус английского общего права (Common Law) – с той разницей, что «Дигестами» занимались римляне, поэтому организованы они куда лучше. Затем Трибониан и его коллеги приступили к гораздо более краткому труду, к «Институциям» (“Institutiones”) в четырёх книгах, представлявшим собою пособие для обучения юриспруденции. К 534 г. кодекс Юстиниана вышел в новом издании, с исправлениями и дополнениями, включая законы, изданные Юстинианом за этот срок, но и после этого его новые законы, «Новеллы» (“Novellae”), были собраны в отдельный свод, куда ко времени смерти Юстиниана в 565 г. вошли 168 законов, написанных в основном по-гречески.

Всё это в совокупности стало известно с XVI века как «Корпус гражданского права» (“Corpus juris civilis”). Но задолго до этого, в конце XI века, он был заново открыт в Италии и лёг в основу канонического права, а также светских занятий юриспруденцией в Болонье, положивших начало первому настоящему университету, а равным образом и западной юриспруденции, распространившейся ныне по всему миру. Продолжающееся использование оставляемых без перевода латинских выражений в американских судах: sine die («на неопределённый срок»), nolle prosequi («отказ истца от иска или от его части»), ad litem («для целей судопроизводства»), res judicata («окончательное судебное решение, не подлежащее пересмотру») и т. д. – символизирует собою куда более глубокую преемственность: ведь все они восходят к «Дигесте», входящей в «Свод гражданского права». В японском торговом кодексе нет латинских выражений, но там есть многое от Ульпиана, что дошло через Трибониана и через европейские кодексы, к которым восходит и японский. Если бы у юристов были святые, Юстиниан, несомненно, был бы их святым покровителем, как сам он и его жена Феодора являются святыми Православной Церкви, в которой 14/27 ноября совершается память «святых царей Юстиниана и Феодоры».