Текст книги "Личность в истории (сборник)"

25 июня 1926 года. «Молотову, Рыкову, Бухарину и другим друзьям… Группа Зиновьева стала вдохновителем всего раскольничьего… Такая роль выпала на долю группы, потому что: а) она лучше знакома с нашими приемами, чем любая другая группа (еще бы – совсем недавно они вместе уничтожали Троцкого. – Э.Р.); б) она вообще сильнее других групп, ибо имеет в своих руках Коминтерн, представляющий серьезную силу… И удар должен быть нанесен именно по этой группе… объединить Зиновьева и Троцкого в один лагерь преждевременно и стратегически нерационально сейчас».

Да, лучше бить их по частям.

30 августа. «Здравствуй, Молотов. Дело идет к тому, что нам не миновать… снятия Григория (Зиновьева. – Э.Р.) с Коминтерна… Работает ли Наркомат иностранных дел в духе устроения Каменева (послом)…»

Каменева делают послом. Судьба оппозиционеров решена. В сытый буржуазный мир отправляет Сталин знаменитых большевиков, прежних ленинских соратников, а ныне его противников, практически высылая их из страны. В Берлине окажется бывший секретарь ЦК и член Политбюро Крестинский, в Праге – когда-то объявивший низложенным Временное правительство троцкист Антонов-Овсеенко, в Париже – бывший глава правительства Украины Раковский и с ним бывшие влиятельные члены ленинского ЦК – троцкисты Пятаков и Преображенский. В Австрию, Аргентину, Швецию, Персию… по всему миру разбросает он своих врагов. Пусть отдохнут, понаслаждаются жизнью. Пока.

В это время Крупская вновь попыталась поддержать старых соратников Ильича.

«Переговоры с Крупской не только не уместны теперь, но и политически вредны. Крупская раскольница…» – пишет Сталин Молотову из Сочи. Вернувшись, он «шутливо» предупредил Крупскую: «Если будете раскольничать, мы дадим Ленину другую вдову».

Он, который даст партии новую историю, где все основатели большевистской власти предстанут ее злейшими врагами, – он смог бы! И Крупская испугалась до конца жизни… Сталин отправит ее заседать в Центральную контрольную комиссию, где она будет утверждать самые дикие вымыслы против бывших сподвижников мужа.

Осенью на Кавказе он узнает: желанное свершилось – оппозиция решила приступить к отчаянным действиям.

23 сентября 1926 года, Молотову: «Если Троцкий в бешенстве и он думает открыто ставить ва-банк, тем хуже для него…»

В октябре оппозиционеры выступили в заводских ячейках, требуя дискуссии. Правда, тут же испугались и признали свое выступление «нарушением партийной дисциплины». Но поздно – Сталин изгоняет из Политбюро всех вождей Октября. Зиновьев перестает руководить Коминтерном. С этого момента оппозиции терять нечего – и начинается яростная война. Война обреченных.

Накануне XV съезда партии и десятой годовщины организованного им Октябрьского переворота Троцкому в созданном им государстве приходится организовывать… подпольную типографию, чтобы напечатать свою программу! Он знает: на съезде ему не удастся ее огласить – зал, послушный Сталину, заглушит его криками. Но ГПУ, конечно же, было в курсе, и Сталин ждал этого шага. За подпольную типографию сторонников Троцкого тотчас выгоняют из партии и арестовывают.

На очередном пленуме ЦК Троцкий произносит свою речь. Она еле слышна, ее прерывают проклятия и ругательства, неумолчные крики «Долой!», «Вон!» Под те же крики покидает трибуну Зиновьев. Сталин может гордиться: день ото дня все четче работает созданная им система.

Утром 7 ноября оппозиционеры устраивают демонстрации в Москве и Ленинграде – две последние демонстрации против власти Сталина. Более такого никогда не случится.

Конечно, ГПУ доложило ему о подготовке демонстраций, но он дал им состояться. Вынос партийных разногласий на суд беспартийной толпы считался величайшим преступлением в ленинской партии. Оппозиционеры сами подписывали себе приговор. И конечно, Сталин – сам блестящий организатор демонстраций – хорошо подготовился…

7 ноября небольшая толпа (в основном студенты) двинулась к Красной площади. Они несли транспаранты с лозунгами оппозиции: «Повернем огонь направо – против кулака и нэпмана!», «Да здравствуют вожди мировой революции – Троцкий и Зиновьев!»

Вскоре к колонне примкнул подобранный ГПУ «народ». Колонна доходит до Охотного ряда. Здесь, недалеко от Кремля, с балкона бывшей гостиницы «Париж» оппозиционеры должны были обратиться к беспартийным. И Сталин дает им это сделать. Члены ленинского ЦК троцкисты Смилга и Преображенский вывешивают лозунг «Назад к Ленину!». Находящиеся в колонне представители оппозиции кричат: «Ура!»

И тотчас последовали «протестующие действия трудящихся» – начали свистеть в заготовленные свистки, бросать принесенные помидоры. Подъехавшая на автомобилях группа во главе с секретарем райкома партии Рютиным врывается в запертое парадное. Одновременно красноармеец лезет по отвесной стене на балкон и срывает лозунг на глазах веселящейся толпы. Рютин и его компания проникают в дом и начинают избивать оппозиционеров…

Они все погибнут – и избиваемые Смилга и Преображенский, и избивавший их Рютин.

А пока в толпе начинают громко кричать: «Бей оппозиционеров!» И еще громче: «Долой жидов-оппозиционеров!» Демонстранты избиты и арестованы.

В это время готовилось торжественное заседание в Большом театре, посвященное юбилею Октября.

После заседания Эйзенштейн должен был показать свой фильм «Октябрь». Он не успевал и все ночи напролет монтировал картину. Г. Александров, бывший тогда вторым режиссером у Эйзенштейна, вспоминал:

«В 4 часа в монтажную вошел Сталин. Поздоровавшись, спросил:

– У вас есть в картине Троцкий?

– Да, – ответил Эйзенштейн.

– Покажите эти части». После просмотра Сталин был категоричен: картину с Троцким показывать нельзя. И Эйзенштейн начинает вырезать из картины «Октябрь» того, кто был отцом Октября.

14 ноября Троцкий и Зиновьев исключены из партии. Вскоре сто кинотеатров одновременно демонстрируют революционный боевик «Октябрь» – без Троцкого. Фильм горячо одобрила Крупская, написав в «Правде»: «Чувствуется, что зародилось у нас и уже оформляется новое искусство. У этого искусства колоссальное будущее».

Она была права – зарождалось новое искусство. Ему Сталин заставит служить и Эйзенштейна, и прочих своих гениев.

На состоявшемся в декабре XV съезде под привычное сопровождение зала, одобряющего (его) и негодующего (по поводу оппозиции), он сказал: «Условие у нас одно: оппозиция… должна отказаться от своих взглядов, открыто и честно и перед всем миром. (Возгласы «Правильно!», продолжительные аплодисменты.) Она должна заклеймить ошибки, ею совершенные… Она должна передать нам свои ячейки, чтобы партия имела возможность распустить их без остатка. Либо так, либо пусть уходят из партии. А не уйдут – вышибем. (Возгласы «Правильно!», продолжительные аплодисменты.)».

Он, конечно, знал, что все эти бывшие вожди еще не готовы бичевать себя «перед всем миром» и «открыто и честно» передать своих сторонников в руки ГПУ. В результате он получил право «вышибить». Съезд подтвердил исключение из партии Троцкого, Зиновьева, Каменева и еще семи десятков известных деятелей оппозиции, в том числе Пятакова, Радека, Смилги и прочих.

В юбилей Октября Сталин преспокойно выгнал из партии почти всех сподвижников Боголенина. И не только выгнал… В речах его союзников, вчерашних оппозиционеров, зазвучали новые призывы.

Рыков: «По обстановке, которую оппозиция пыталась создать… думаю, что нельзя ручаться за то, что население тюрем не придется в ближайшее время несколько увеличить. (Возгласы «Правильно!», аплодисменты.)».

Так они кричали, аплодировали, подготавливая свое будущее. После подобных речей Сталин смог попробовать пойти дальше и сделал то, чего никак не ожидали бывшие «кремлевские бояре». Всех этих вчерашних членов ЦК: Радека, Смилгу, Белобородова, Муралова, Преображенского, Смирнова – он отправил в ссылку, как при царизме. И как несколько лет назад упомянутые большевики отправили в ссылку своих сподвижников по революции – эсеров.

Отправился в ссылку и символ мировой революции – Лев Троцкий. После ноябрьской демонстрации он был выгнан из квартиры в Кремле и жил у своего друга – убийцы царской семьи Белобородова.

Высылку Троцкого Сталин провел в лучших традициях. Сначала по телефону Бухарин объявил Троцкому решение, и тот, естественно, задумал организовать демонстрацию в день высылки. Затем по совету Сталина Бухарчик сообщил Льву, что его отъезд перенесен на два дня…

Но уже на следующий день пришли – отправлять Троцкого на вокзал. Он заперся в комнате, однако…

«Троцкого выносили из квартиры на руках. Двое выносили, в том числе начальник моей охраны Погудил. Питух крепкий был», – вспоминал Молотов.

Тщетно кричал сын Льва: «Несут Троцкого!» – тщетно звонил в двери квартир. Никто из живших в доме партруководителей не открыл дверей, Сталин их уже выучил. Троцкого спокойно снесли по лестнице в автомобиль… На вокзале сын продолжал кричать, обращаясь к железнодорожникам: «Смотрите, как несут Троцкого!» Но вокзал был пуст, и железнодорожники спокойны. Время Троцкого прошло.

Темные, полуграмотные рабочие, партийцы ленинского призыва, счастливо вздохнули: главное обвинение против их партии – «евреи правят» – исчезло. И они были благодарны Сталину. Радек мрачно острил: «Моисей вывел евреев из Египта, а Сталин из Политбюро». Зиновьев и Каменев вскоре испуганно раскаялись – публично осудили свои взгляды как антиленинские.

В дни прощания с Боголениным Сталин произнес речь.

Бывший семинарист не забыл церковную риторику. Он говорил о заповедях, завещанных Боголениным, и клялся их исполнить.

Что ж, он исполнил – и в самый короткий срок. Ленин задумал укротить мятежную старую гвардию – он сумел довести это до абсолюта. Ленин принял грозную резолюцию о единстве партии – он сделал ее железным законом.

Он имел право сказать: «Я утверждаю, что нынешний режим в партии есть точное выражение того самого режима, который был установлен в партии при Ленине во время X и XI съездов».

Теперь впереди было расставание с нэпом, окончательное усмирение страны – и ее встреча с новым царем.

«Тихий Кремль»

В то же время Сталин уже думает о будущем своего государства – и начинает заманивать обратно уехавших великих.

Идут переговоры с Максимом Горьким. Знаменитый «Буревестник революции» не принял Октябрьский переворот и заклеймил своего вчерашнего друга Ленина «авантюристом, готовым на самое постыдное предательство интересов пролетариата».

Весь 1918 год его газета «Новая жизнь» нападала на большевистский террор. «Русская революция ниспровергла немало авторитетов, мы боимся, что лавры этих столпов не дают спать Горькому, мы боимся, что Горького смертельно потянуло в архив, что ж, вольному воля! Революция не умеет ни жалеть, ни хоронить своих мертвецов», – заявил тогда Коба. Но Горького это не остановило – он написал пьесу о мерзостях новой власти. Хозяин Петрограда Зиновьев распорядился повторить то, что уже делал с писателем «проклятый царизм»: пьеса была запрещена, на квартире Горького провели обыск. Зиновьев грозил пойти дальше – арестовать окружение Горького, но тот продолжал свои разоблачения: «Ничего другого не ждем от власти, боящейся света гласности, трусливой и антидемократической, попирающей элементарные гражданские права… посылающей карательные экспедиции к крестьянам».

«Новая жизнь» была закрыта Зиновьевым. Ленину пришлось посоветовать «отцу пролетарской литературы» отбыть из первого пролетарского государства. В 1922 году Горький покидает Россию под предлогом лечения…

Теперь, когда Зиновьев, главный враг Горького, изгнан из Ленинграда, Сталин дает задание вернуть «Буревестника революции». Это должно освятить приход нового Вождя.

Переговоры с Горьким он поручил руководителю своей тайной полиции Генриху Ягоде.

Одновременно он велел начать переговоры с другой знаменитостью (уже беспартийной) – композитором Сергеем Прокофьевым. Операцию по его заманиванию также проводит ГПУ.

В январе 1927 года после многих приглашений и долгих колебаний Прокофьев вместе с женой решился посетить «Большевизию». Свои впечатления он изложил в дневнике.

По прибытии в страну к нему тотчас прикрепили сопровождающего – некоего Цукера. Этот «работник ВЦИКа» (так он представился Прокофьеву) был, естественно, работник ГПУ. Прокофьева поселяют в лучшем отеле – «Метрополе».

«Огромный номер, вид на Большой театр восхитительный, но нет ванны, а вода для умывания в кувшинах… Толпа на улицах добродушная, это ли те звери, которые ужаснули весь мир? Лакеи, как и всюду, берут на чай и вежливые, – описывает Прокофьев. – Всю дорогу Цукер с увлечением объяснял благотворную работу своей партии. Выходило очень интересно и в планетарных размерах».

Обработка продолжается. Прокофьева привозят в особый ресторан, где «обед необычайно вкусен и сервирован: тут и рябчики, тут и изумительно взбитые сливки, и вообще масса забытых русских вещей». Когда он входит в консерваторию, оркестр играет приветственный марш. В гостинице он получает «письмо эротического и даже демонического характера… с приложением телефона».

Наконец, Прокофьеву оказывают высшее доверие – приглашают «в гости в Кремль». Для сопровождения выделена наиболее интеллигентная кремлевская дама – товарищ Ольга Каменева, сестра Троцкого и жена Каменева, уже отосланного в Рим послом (но его семья по-прежнему живет в Кремле).

«Солдаты с ружьями и сверкающими на солнце штыками охраняют Кремль, – записывает Прокофьев. – Цукер, захлебываясь, объясняет: вот прошел такой-то министр, а вот здесь Ленин сделал то-то, а вот тут живет революционный поэт Демьян Бедный… Но жить здесь неудобно, поясняет Цукер, если хочешь позвать к себе кого-то просто в гости – большая возня с пропусками… Нас ввели в огромную комфортабельную комнату с великолепными креслами и шкафами с книгами, ввели с легкой торжественностью, почтение носилось в воздухе, сама Ольга Давыдовна показалась мне живой и приятной… Затем явился Литвинов (заместитель наркома иностранных дел) с женой. Оба объявили, что любят музыку. Цукер осторожно дал понять, что хорошо бы я немного поиграл… Черпали отдых новые революционные силы под звуки моих сочинений…»

Встреча затянулась за полночь, и вот они идут в ночи к автомобилю. «Жена Литвинова несет в руках по бесконечным коридорам Кремля свои грязные ботики, чтобы не пачкать коридоры… «Как я люблю этот тихий Кремль!» – восклицает она… Забавно было это слышать, зная, какую бурную деятельность проявляет в мире этот Кремль», – пишет Прокофьев.

Ему тогда понравилось. И хотя он занес в дневник слова своего старого друга: «Здесь жить совершенно невозможно: все время контролируют и шпионят, чистое мучение… здесь каждый шестой человек – шпион», Прокофьев неоднократно посещает СССР.

Ягода преуспел.

Кто ж он, народный смиритель, черен, и зол, и свиреп?

А. Блок

Обед с хлебом

В то время многие по дореволюционной привычке вели дневники. Большая часть их исчезнет вместе с авторами в дни террора. Некоторые предусмотрительные, как мой отец, ожидая ареста, сами сожгли свои дневники. И оттого так ценно то немногое, что просочилось сквозь сито времени…

Из дневника учителя истории И. Шитца: «Провинция прямо говорит о голоде. Мужички инстинктивно выработали определенную тактику, распространившуюся всюду. Это тактика упрятывания хлеба, причем скрывают артистически, так, что не найти ни за что… Отсюда новости поразительные: в Одессе за хлебом дежурят, на Кавказе, житнице страны, в ресторанах пишут, как о чуде: «Обед с хлебом».

Да, начав осуществлять бухаринскую политику союза с крестьянством, Сталин получил отсутствие хлеба. Почувствовав свободу, крестьяне попросту отказываются продавать государству хлеб по низким ценам. Нечем кормить город и растущую армию (отметим: армия растет в мирное время).

Он часто запирается в кабинете один, долго ходит, посасывая трубку… Власть в его руках. Соперники повержены. Бухарин – «бухкашка», как его насмешливо зовут в партии, – естественно, не конкурент. Нет, что делать дальше – этого вопроса для него не существовало.

Впоследствии, обдумывая свои разногласия со Сталиным, Бухарин вспомнит, как еще в 1925 году у них состоялся «экономический» разговор, во время которого Сталин сказал, что долгая ставка на нэп возродит капитализм. Конечно, эта ставка – всего лишь маневр в борьбе с Троцким и Зиновьевым и передышка, чтобы подкопить силы. Но вопрос: когда прекращать передышку? Не опоздать бы. Сталин был совершенно согласен с поверженными левыми: нэп надолго – это конец советской власти.

Через 70 лет история Горбачева это подтвердит.

Тогда, бродя по кабинету и решаясь начать, Сталин уже видел мираж небывалой страны – соединения марксовой Утопии с мощным государством. Единый банк, единый план, организованное в колхозы крестьянство, пирамида всевластных руководителей – маленьких вождей… И на вершине – Вождь, чья команда моментально воплощается малыми вождями. Беспощадная дисциплина, беспощадные наказания… Гигантские средства сосредоточиваются в руках Вождя. Он сможет создать величайшую промышленность и, следовательно, величайшую армию… а дальше – великая ленинская мечта о мировой революции. «Кружится голова!..»

Силы для поворота уже были. Сталин объявил на XV съезде партии: «Губкомы и обкомы овладели делом хозяйственного руководства». За скучной формулой стоит уже выстроенная им пирамида вождей. «Орден Меченосцев» контролирует всю жизнь страны. Можно было поворачивать.

Он знал, как хотела этого поворота партия. Она презирала бухаринские комплименты мелкой буржуазии. Любимое слово гражданской войны, по которому так соскучились солдаты партии, – бей! Бей кулака! Бей недорезанных буржуев!

Литератор А. Виноградов писал Горькому: «Когда двое детей слесаря-ударника свалили под трамвай своего школьного товарища, потому что он сын врача и классовый враг, значит, разбушевались далеко не человеческие стихии».

Это и были стихии русской революции. Сталин вновь разбудит их, возвратит романтизм Октября, лозунги революционного порыва: никаких компромиссов, классовая борьба не на жизнь, а на смерть. Он хочет строить невиданное общество, в котором не будет ни крестьянина, ни лавочника, ни мещанина.

В революционных одеждах он начинает строительство своей Империи.

Крестьяне, не дававшие хлеба, его теперь только радовали. Призрак голода развязал ему руки. И он бросил клич, которого ждала партия: буржуи забыли силу великой революции. Что ж, мы напомним: революция продолжается!

Возвращение в революцию

Начинают вырабатываться знакомые директивы о принудительной конфискации хлеба. Отряды рабочих и чекистов вновь идут по деревням. Он выгоняет соратников из кабинетов – «выкачивать» хлеб.

Молотов: «Выкачивали хлеб у всех, у кого был… 1 января 1928 года я был на Украине – выкачивал хлеб. «Ну, я бы тебя расцеловал, как ты там действовал», – сказал Сталин. Ему самому тоже захотелось поехать».

15 января Сталин выехал в Сибирь, посетил Барнаул, Омск и Новосибирск. Из поездки он вернулся в крайнем озлоблении.

Из письма Н. Кротова: «Из Омска Сталин поехал в какую-то деревню. Рассказывали, он там все агитировал сдавать хлеб. Тут кто-то из крестьян и крикни ему: «А ты, кацо, спляши нам лезгинку – может, мы тебе хлебца-то и дадим».

Молотов: «Из Сибири он привез постановление: если кулак не сдает хлеб в размерах, какие для него положены, – применять репрессивные меры. Он довольно крепко нажал. И выкачал хлеб».

Они посмели смеяться над ним… Больше не посмеют – не до смеха будет. Здесь народ понимает только силу.

Я держу в руках книгу из его библиотеки – «Материализм и эмпириокритицизм» Ленина. Забавную надпись он оставил прямо на форзаце: «1) слабость, 2) лень, 3) глупость – единственное, что может быть названо пороками. Все остальное, при отсутствии вышесказанных, добродетель».

Бухарин и его команда в ужасе понимают: Сталин попросту вернулся к военному коммунизму… Но он уже шел дальше: заговорил о коллективизации крестьянства. Это вызвало ярость Бухарина, которой Сталин не ожидал. Мягкий Бухарин, по его расчетам, должен был подчиниться. Ничего подобного! К изумлению Генсека, начинаются стычки. Весной 1928 года Бухарин мобилизует своих сторонников – Рыкова и Томского. Они пишут записки в Политбюро – об угрозе союзу пролетариата с крестьянством, естественно, ссылаются на Ленина…

Сталин не собирался тогда уничтожать Бухарина. Он делал поворот, и ему нужен был Бухарин, который все это объяснит с точки зрения марксизма. Он собрал пленум ЦК, и впервые в его докладе прозвучала формула: «Продвижение к социализму… не может не вести к сопротивлению эксплуататорских классов… не может не вести к обострению классовой борьбы».

Население страны, не читавшее скучных докладов, так и не узнало: приговор произнесен. За этой тусклой фразой было море крови.

«Если идет классовая борьба, значит, нужен террор. Если она должна усиливаться, должен усиливаться и террор» – так объяснил суть сталинских слов моему отцу старый партиец, сосед по дому. Но отец не поверил – весело рассмеялся…

Идут изнурительные пленумы. Бухарин не сдается. С ним выступают Рыков и Томский.

Запершись с Бухариным в кабинете, Сталин уговаривает его: «Мы с тобой – Гималаи, Бухарчик, остальные ничтожества. Договоримся!» Но Бухарин стоит на своем… Этот знаток Ленина так и не смог постичь Ленина. Европейски образованный Бухарчик не понял главного урока, который хорошо усвоил темный Коба в ленинских университетах: нэп, свободное крестьянство – гибель их власти. День без террора опасен, два дня без террора – смерть.

И тогда на Политбюро Сталин начал орать на Бухарина. Тот цитирует фразу Генсека про «ничтожества» остальным членам Политбюро, надеясь вызвать их гнев. Глупец… Они действительно были ничтожествами, испытывавшими только страх, и ненавидели Бухарина за эту унизившую их откровенность. Сталин пришел в ярость. Он кричал: «Врешь, ты это все выдумал!» – так рассказывал потом Бухарин Каменеву.

В истериках, скандалах идут заседания.

«Мягкий как воск» Бухарин продолжает бороться, даже пытается «завербовать» двух членов Политбюро – Калинина и Ворошилова, сулит им смести Сталина на очередном Политбюро. Калинин задумывается – он, бывший крестьянин, конечно же, против коллективизации… и Сталину пришлось принять меры – образумить старичка.

В дело введен Демьян Бедный. Любимый поэт партии проживал в Кремле, и его огромная квартира, мебель красного дерева, гувернантка, повар и экономка были легендой в голодной писательской среде. Демьян умеет отрабатывать блага – в «Известиях» появляется фельетон, где он обрушивается на неких «старичков, власть имущих, путающихся с молоденькими артисточками из оперетки». Калинин, у которого был роман с молоденькой певицей Татьяной Бах (тотчас ставшей примадонной московской оперетты), все понял: удары будут беспощадными и позорными, ибо в распоряжении Сталина новое оружие – досье ГПУ. Калинин капитулирует. И Клим Ворошилов, весельчак и жуир, быстро все осознал на его примере.

Но активность Бухарина становится все серьезнее. Сталин узнает: он ведет переговоры с руководителями ГПУ Ягодой и Трилиссером… А потом, в июле 1928 года, Бухарин отправился к его поверженному врагу – Каменеву.

Когда-то к Троцкому пришли его лютые враги Каменев и Зиновьев. Теперь к ним пришел их лютый враг Бухарин.

«Бухарин, – напишет Каменев Зиновьеву, – потрясен до чрезвычайности, губы прыгают от волнения».

Бухарин объявляет прежние разногласия несущественными и призывает бывших врагов заключить союз против Сталина. Каменев законспектировал весь разговор.

Бухарин: «Это Чингисхан… беспринципный интриган, который все подчиняет сохранению своей власти, меняет теории ради того, кого в данный момент следует убрать… Мы с ним разругались до «лжешь», «врешь» и прочее… Разногласия между нами (правыми. – Э.Р.) и Сталиным серьезней во много раз всех бывших разногласий с вами… Было бы гораздо лучше, если бы мы имели в Политбюро вместо Сталина Зиновьева и Каменева».

После чего он изложил новую концепцию Сталина – причину разногласий. «Его линия такая: капитализм растет за счет колоний. Колоний у нас нет, займов нам не дают. Поэтому наша основа – дань с собственного крестьянства… Сталин понимает, что будет сопротивление. Отсюда теория: чем больше будет расти социализм, тем больше будет сопротивление…»

– Каковы ваши силы? – спрашивает Каменев. Бухарин: «Я, Рыков, Томский и Угланов (глава московских большевиков. – Э.Р.). Питерцы вообще с нами, но испугались… Ворошилов, Калинин изменили нам в последний момент».

«Выясняется, – пишет Каменев Зиновьеву, – и середняк-цекист будет за Сталина. Из лиц, обладающих властью, Бухарин почему-то именует в своих сторонниках Ягоду и Трилиссера…»

Не благодаря ли «стороннику Ягоде» известие о встрече Бухарина с Каменевым тотчас дошло до Сталина, вместе с записью этой встречи?

После ухода Бухарина Каменев пишет свой комментарий: «Тон абсолютной ненависти к Сталину и абсолютного разрыва…»

Но он понимает: правые бессильны и наивны, как и он сам был когда-то…

Во время встречи Каменев спросил Бухарина:

– Что будет с нами?

– Сталин попробует купить вас высокими должностями. Чтобы вы помогали ему душить нас.

Здесь наивный Бухарин допустил ошибку. Каменев давно ждет, когда к ним обратится Сталин – ведь теперь он принял их программу. Все, чего они требовали, – он осуществляет. Рассказанное только подливает масла в огонь. Бухарин обречен, союз с ним бесперспективен! За что Каменеву щадить его – человека, который недавно требовал их крови?

Так что после ухода Бухарина ему был прямой смысл донести Сталину о его посещении…

Но Каменев тоже оказался наивен: Сталину не нужна была помощь бывших вождей. Он задушит правых без их помощи. Легко. Один.

Поэтому никакого зова к Зиновьеву и Каменеву от Сталина не последовало. И когда Каменев, устав ждать, в декабре сам пошел к Ворошилову и «два часа распинался перед ним, расхваливая политику ЦК», Ворошилов не ответил ему ни единым словом.

Подводя черту под судьбой бывших вождей, в январе 1929 года Сталин выслал Троцкого из России. И Зиновьев справедливо отметил: протестовать уже не перед кем.

Высылая Троцкого, Сталин сохранил юмор. Льва Давидовича, считавшего себя истинным ленинцем, вывозил из России пароход «Ильич».

Почему Сталин не убил его? Троцкий тогда нужен был ему живым – для будущих игр. Он должен был стать тем «контрреволюционным центром», в связях с которым Сталин сможет обвинять своих врагов, червячком, на которого будут ловиться будущие жертвы. Все рассчитано на очень много ходов вперед. И сейчас, когда нужно рассчитаться с Бухариным, он начинает действовать… через Троцкого.

Накануне расстрела в предсмертном письме к Сталину Бухарин писал: «Летом 1928 года, когда я был у тебя, ты мне говорил: знаешь, почему я с тобой дружу? Ты ведь не способен на интригу? Я говорю – да. А в это время я бегал к Каменеву».

Ничего не понял Бухарчик… Запись его встречи с Каменевым Сталин получил тотчас – и из нескольких источников. И чтобы помучить несчастного интеллигента, он спрашивал: «Ты ведь не способен на интригу?» Играл в Отелло… И когда Бухарин, безумно мучаясь, врал, Сталин получил право смертно ненавидеть лжеца и предателя.

ГПУ сделало так, чтобы запись беседы Бухарина с Каменевым попала к Троцкому. Как всегда, все просчитано: Троцкий Бухарина ненавидит и не пожалеет – немедленно опубликует запись. И точно: оказавшись за границей, он публикует разговор, дав Сталину бомбу – возможность говорить о сговоре правых с прежней оппозицией.

В это время Сталин получает новых сторонников – Радеку и прочим троцкистам дана возможность почетно капитулировать. Ведь Сталин «повернул огонь направо… Нужно поддержать Сталина и занять левый фронт партии, пока он не занят другими» – так писали они друг другу из ссылок. Но чтобы вернуться, надо пожертвовать Троцким.

Вскоре Радек обращается к ссыльным троцкистам: «Мы сами себя привели в изгнание и в тюрьму. Я порвал с Троцким, теперь мы политические враги».

«во имя партии можно и должно…»

Почему они так легко изменяют взгляды, предавая друг друга? Один из главных троцкистов Пятаков, ставший одним из преданных сталинцев, так объяснял это изумленному Валентинову: «Во имя партии можно и должно в 24 часа изменить все свои убеждения и заставить себя считать белое черным».

Во имя партии! Когда ученик Духовной семинарии Сталин называл партию «Орденом Меченосцев», он имел в виду именно ее священную природу. И Троцкий, сформулировав тезис: «Партия всегда права», думал о том же.

Их партия, как и церковь, остается чиста, даже если ее служители ошибаются, ибо в основе партии, как и церкви, лежат сакральные тексты марксизма, которые не дают ей в целом ошибиться, а грешным членам – изменить ее священную природу.

И отсюда – принцип: «Все для партии», позволяющий ее членам предавать друг друга, делающий их покорными ему – Сталину, главе священной партии.

Идет поток заявлений о раскаянии, и Сталин возвращает из ссылки раскаявшихся левых.

Пятаков, Смилга, Раковский, Белобородов и прочие большевистские знаменитости заклеймили Троцкого и вернулись в партию. Их авторитет, их энергия очень пригодились Сталину в год, который его историки назовут годом Великого перелома.

Черный человек

Еще в 1925 году, когда Сталин в союзе с правыми бил Каменева и Зиновьева, в ленинградском отеле «Англетер» покончил с собой Сергей Есенин. Поэты в России – пророки. В пьяном бреду Есенину постоянно мерещился некий ужасный Черный человек. Великий крестьянский поэт уже тогда чувствовал его приближение. Теперь час пробил: Черный человек изготовился уничтожить древнюю русскую есенинскую деревню.

С апреля 1929 года Сталин открыто повернул. Начинался величайший эксперимент XX века, чреватый большой кровью. Но что значит кровь, когда впереди великое будущее! И он задумал достичь его революционно – в кратчайший срок. Сломить сопротивление деревни, а для этого физически уничтожить все зажиточное и большую часть среднего крестьянства, остальных объединить в коллективные хозяйства. Даровой труд собранных в колхозы хлебопашцев даст гигантские средства, и он построит величайшую индустрию – и опять в кратчайший срок. Он заставит рабочих забыть о зарплате, об отдыхе. Революционный энтузиазм! Страну ждали невиданные лишения, катастрофы на заводах – результат невиданного темпа, которого не выдержат изношенные станки…

Но он милосерден к согражданам. Люди вдвойне несчастны, когда они не понимают причин своих несчастий. И он заранее решил дать стране виновников ее будущих страданий. Виновны враги – таково вечное российское объяснение всех народных бед. Сталин помнил: в Первую мировую войну царское правительство быстро нашло понятное объяснение неудач своих бездарных генералов – шпионы. И народ с радостью верил. Сейчас он придумал найти новое объяснение – вредители. Ими должны стать инженеры. Специалисты, получившие образование еще при царе, естественно, ненавидят диктатуру пролетариата и вредят! Он точно рассчитал: темная ненависть полуграмотной массы к образованным, к интеллигенции вернет любимый клич – бей!