Электронная библиотека » Эдвард Радзинский » » онлайн чтение - страница 52


  • Текст добавлен: 24 апреля 2018, 07:40


Автор книги: Эдвард Радзинский


Жанр: Историческая литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 52 (всего у книги 68 страниц)

Шрифт:
- 100% +
Глава 17. «Любимец Партии»

Эта масса пролитой крови у себя дома утомляет душу и сдавливает сердце тоскою. Одной милости прошу у читателя: да будет мне позволено не чувствовать отвращения к этим людям, которые так низко дают себя губить.

Тацит о терроре Нерона

Опасное путешествие в свободу

10 февраля 1936 года прозвенел первый звонок: «Правда» выступила с жесткой критикой взглядов Бухарина. Но уже через две недели Хозяин выпускает его с женой в Париж. Бухарин в составе делегации едет для приобретения архивов социал-демократической партии Германии, разгромленной Гитлером. Они хранились у меньшевика Б. Николаевского.

Это был беспроигрышный ход Хозяина. Выпуская Бухарчика с женой после грозной статьи, он явно давал ему возможность остаться за границей. В этом случае лидер правых становился невозвращенцем, открытым врагом и как бы оправдывал необходимость всех процессов старых ленинцев.

В случае же его возвращения… Тут тоже открывались большие перспективы. Зная павлиний характер Бухарина, Хозяин мог быть уверен: Бухарин за границей не сумеет держать язык за зубами – наговорит достаточно лишнего. Встречаясь по работе с Николаевским, он не сможет и не захочет избежать встреч с другими меньшевиками – их связывало слишком многое.

Все произошло именно так. Всякий, кто жил в СССР, помнит это опасное ощущение свободы, когда человек попадал за границу. И Бухарин почувствовал себя свободным. Была непредусмотренная встреча с лидером меньшевиков Ф. Даном, где Бухарин высказался о Сталине:

– Это маленький злобный человек, не человек, а дьявол.

– Как же вы ему доверили свою судьбу, судьбу партии, судьбу страны? – спросил Дан.

– Не ему доверено, а человеку, которому доверяет партия… он вроде как символ партии… вот почему мы все лезем к нему в хайло, зная наверняка, что он пожрет нас.

– Зачем же вы возвращаетесь?

– Жить, как вы, эмигрантами, я бы не мог… нет, будь что будет… а может, ничего не будет.

Дан записал беседу и не мог не рассказать о ней друзьям. Бесконечно болтал Бухарчик и с Николаевским, и тот тоже все записывал – для истории. И хотя после ареста Бухарина, боясь навредить ему, Николаевский записи уничтожил, но было поздно – к тому времени наверняка о них знал не только он.

Бухарин сумел тайно встретиться в Париже и с послом США в СССР Буллитом, сообщил ему о новых, странных прогитлеровских настроениях, все больше овладевавших Сталиным.

Париж был наводнен сталинскими агентами: шпионы НКВД, французы-коммунисты из Коминтерна, бывшие царские офицеры, поверившие большевикам. Сталинская спецслужба умудрялась похищать из Парижа белых генералов средь бела дня. И смешно представить, чтобы Сталин отпустил Бухарина без агента – бесспорно, за ним следили. Так что за границей Бухарин подбавил много материала для будущего процесса.

Бухарин вернулся… Осенью Сталин отправляет его отдохнуть на целых полтора месяца на Памир. Пока тот наслаждался видами горных вершин, на процессе Каменева и Зиновьева уже зазвучали имена Бухарина и правых как пособников в терроре и убийстве Кирова.

Прокурор Вышинский сделал официальное заявление о начале расследования. Глава профсоюзов Томский понял повеление нового цезаря и 22 августа покончил с собой, тем самым дав новый поворот сюжета триллера.

«Правда» сообщила: «Томский, запутавшись в своих контрреволюционных связях с троцкистско-зиновьевскими террористами, на своей даче покончил жизнь самоубийством».

Бухарин, немедленно прервав отпуск, вылетает в Москву.

«Боги жаждут»

Я сижу в Архиве президента и читаю предсмертные письма Бухарина. Четыре десятка писем – эпистолярный роман, сочиненный сразу и Кафкой, и Достоевским. Читайте, читайте письма Бухарина, ибо все, что писалось в литературе о сталинских процессах, о самых таинственных процессах века, где жертвы соглашались публично оболгать себя и восславить палача, – не более чем версии, догадки. А в этих письмах загадка века раскроется до конца.

Вернувшись, Бухарин тут же бросается писать заявления в Политбюро и Вышинскому: «Я не только не виновен в приписываемых мне преступлениях, но могу с гордостью сказать, что защищал все последние годы со всей страстностью и убежденностью линию партии и руководства Сталина… В связи с этим должен сказать, что с 1933 года оборвал всякие личные отношения со своими бывшими единомышленниками М. Томским и А. Рыковым. Это можно установить… опросом шоферов, анализом их путевок, опросом часовых, агентуры НКВД, прислуги и т. д.».

Да, страх не позволял ему встречаться с бывшими товарищами. Были лишь единичные встречи – и он подробно их описывает:

«Только однажды с Каменевым… Я спросил Каменева, не вернется ли он вести литературный отдел «Правды», и что я тогда, мол, поговорю об этом с товарищем Сталиным… Но Каменев объявил: «Я хочу, чтоб обо мне позабыли и чтоб Сталин не вспоминал даже моего имени». После этой декларации обывательщины я свое предложение снял».

Пишет он и о «школе Бухарина»: «Сталин самолично показывал мне ряд документов, из коих видно, что эти люди «вырвались у меня из рук». Уже давно они мне не доверяли, а некоторые называли меня предателем…»

Так что никаких связей и с преданными учениками… После чего он переходит к восхвалению процесса: «Процесс будет иметь огромнейшее международное значение. Что мерзавцев расстреляли – отлично: воздух сразу очистился».

Это он о бывших сподвижниках, друзьях! Но мозг лихорадочно работает: не забыл ли он еще что-нибудь? Вспоминается пара «преступных свиданий»: одно – с бывшим главой петроградских большевиков. «Некоторые добавочные факты. Как ни старался я избежать посещения А. Шляпникова, он меня все-таки поймал. (Это было в этом году, незадолго до его ареста.) В «Известиях» он просил передать письмо Сталину. Я сказал своим работникам, чтобы больше его не пускали, потому что от него политически воняет».

Вот так! Вспомнил Бухарин и другую встречу – с бывшим вторым человеком в партии: «На квартире у Радека я однажды встретил Зиновьева… он пришел к Радеку за книгой. Мы заставили его выпить за Сталина. (Он жаловался на сердце.) Зиновьев пел тогда дифирамбы Сталину (вот подлец!). Добавлю: людям такого склада, как я и Радек, иногда трудно вытолкать публику, которая приходит…»

Итак, Бухарин чист – он предал всех, как того и требовал Хозяин. Одновременно пишет истерическое письмо Ворошилову: «Пишу сейчас и переживаю чувство полуреальности, что это: сон, мираж, сумасшедший дом, галлюцинация?.. Бедняга Томский, может, и запутался – не знаю. (Готов, готов и мертвого друга считать предателем! – Э.Р.) Что расстреляли собак, страшно рад. Троцкий процессом убит политически – и это скоро станет ясно. (И процесс одобрять не устает, и Троцкого клеймить. – Э.Р.)… Советую прочесть драмы Французской революции Ромена Роллана. Обнимаю, ибо чист».

В конце письма не удержался, намекнул на Французскую революцию: дескать, когда якобинцы истребили друг друга… Пока брали Зиновьева и Каменева, расправлялись со Смирновым, Шляпниковым и прочими бывшими коллегами – он о драмах не думал. Сейчас подумал… Поздно! Он уже сам стал участником банальной драмы революции с ее вечным эпиграфом: «Революция, как Сатурн, пожирает своих детей. Берегитесь, боги жаждут!»

Полуграмотный бывший слесарь, а ныне член Политбюро Ворошилов драм Роллана не читал, но нрав Хозяина знал. И как Бухарин боялся «политически замоченного» Шляпникова и своих учеников, так и Ворошилов теперь боится Бухарина, тоже стремится – «вытолкать». Оттого и отвечает чудовищно грубо. Как Бухарин клеймил бывших друзей – так и он клеймит Бухарина. В лучших традициях времени он обещает бывшему другу «впредь держаться от него подальше, независимо от результатов следствия по его делу» и даже «считать негодяем».

Но страх так ужасен, что Бухарин… опять ему пишет (после «негодяя»): «Получил твое ужасное письмо. Мое письмо кончалось «обнимаю», твое кончается «негодяем». У каждого человека есть или, вернее, должна быть своя личная гордость. Но я хотел бы устранить одно политическое недоразумение. Я писал письмо личного характера (о чем теперь сожалею), в тяжком душевном состоянии, затравленный… Я сходил с ума от одной только мысли, что может случиться, что кто-то искренне поверит в мою виновность… Я в крайне нервном состоянии. Этим и было вызвано письмо. Между тем мне необходимо возможно спокойнее ждать конца следствия, которое, уверен, покажет мою полную непричастность к бандитам».

Охотники знают этот особый заячий визг – предсмертный, когда настигают собаки…

Но Хозяин решил: рано. В те дни готовится только второй акт – грандиозный процесс Пятакова, Радека и прочих. Выход Бухарина задуман в третьем действии триллера. Хозяину, конечно, ясно, почему так истерически боится Бухарин: вернувшись в СССР, в реальность, он уже понял, что натворил за границей. И теперь его мучил вопрос: знает ли «друг Коба» о его разговорах?

Сталин, конечно, знает. Но делает вид, что не знает. Вернувшись из Сочи, благородный Хозяин своей волей прекращает следствие, обрекая Бухарчика на самое страшное – ожидание неотвратимой тюрьмы, день за днем. Хозяин понимает: во время ожидания этот женственный интеллигент будет раздавлен.

10 сентября 1936 года в «Правде» было напечатано: «Следствием установлено, что нет данных для привлечения Бухарина и Рыкова к ответственности». Пусть все видят: Отелло до конца верил Яго.

А тем временем будто бы прекращенное следствие собирает все новые протоколы допросов, уличающие Бухарина и правых.

Бухарин – Сталину, 24 сентября 1936 года: «Я не просил о приеме до конца следствия, так как считал это политически неудобным. Но теперь всем существом прошу: не откажи… Допроси! Выверни всю шкуру! Но поставь такую точку над «и», чтобы никто не смел меня лягать и отравлять жизнь, отправляя на Канатчикову дачу».

Бедный Бухарин в одну из бессонных ночей сочиняет даже «Поэму о Сталине» и шлет ее на суд самому герою… Но скромный герой попросил ее не печатать.

Уже в декабре на пленуме ЦК Ежов прямо обвиняет Бухарина в контрреволюционной деятельности. Но Хозяин до конца играет роль доверчивого мавра и заявляет: «Не следует торопиться с решениями. Следствие продолжать».

Жизнь Бухарина становится адом. На пленумах, в перерывах между заседаниями, устраиваются очные ставки Бухарина и Рыкова с привезенными из тюрем ленинскими соратниками, а ныне заключенными – Пятаковым, Радеком и прочими. В присутствии членов Политбюро его ближайший друг Радек и все остальные покорно обвиняют Бухарина в причастности к заговору. Он истерически опровергает их показания.

Но за ними следуют новые…

«Видеть его… было счастьем»

Перед самым Новым годом Сталин устроил для народа великий праздник: дал ему Конституцию, написанную бедным Бухариным.

«Под гром восторженных оваций в честь творца Конституции великого Сталина Чрезвычайный Восьмой съезд Советов единогласно постановил: «Принять за основу… проект Конституции».

Из письма рабочего А. Сукова: «Трудно описать, что делалось в Кремлевском зале. Все поднялись с мест и долго приветствовали Вождя. Товарищ Сталин, стоя на трибуне, поднял руку, требуя тишины.

Он несколько раз приглашал нас садиться. Ничего не помогало. Мы запели «Интернационал», потом снова продолжалась овация. Товарищ Сталин обернулся к президиуму, наверное требуя установить порядок, вынул часы и показал их нам, но мы не признавали времени».

Газеты завели новую рубрику – «Письма делегатов съезда».

Несколько забыв о Конституции, делегаты писали: «Незабываемые минуты пережил я, когда увидел светлое лицо любимейшего Вождя» (рабочий П. Калинин).

«Спешу поделиться с вами величайшей радостью: в Кремлевском дворце я увидела самого дорогого нам человека на Земле. Сидела как очарованная и не могла оторвать взгляда от лица товарища Сталина» (ткачиха Н. Ложечникова).

«Мне и Дусе сказали: завтра с вами будет беседовать товарищ Сталин. Не знаю, какое у меня было лицо, но Дуся вся вспыхнула, засветилась, глаза у нее буквально засияли» (ткачиха А. Карева).

И это не было тупой пропагандой. Увидеть его – земного бога – стало величайшим событием.

Писатель Корней Чуковский описывает его появление на съезде комсомола 22 апреля 1936 года: «Что сделалось с залом!.. Я оглянулся – у всех были влюбленные, нежные, одухотворенные лица… Видеть его, просто видеть – для всех нас было счастьем… Каждый жест его воспринимали с благоговением. Никогда я даже не считал себя способным на такие чувства… Пастернак шептал мне все время восторженные слова… Домой мы шли вместе с Пастернаком, и оба упивались нашей радостью» – так пишет (причем в дневнике!!!) один из умнейших, образованнейших людей России…

Сталин уже создал свой образ: царь и бог – Хозяин… Так что в 1937 году ему предстояло уничтожение отнюдь не ленинской партии, но святотатцев, жалких выродков, замысливших покуситься на бога.

Живя в оглушающем радиогазетном реве славословий Вождю и проклятий предателям, нервный Бухарчик сходил с ума… Накануне Нового года он получает новые удары и тотчас пишет «другу Кобе»: «15.12.36. Сегодня в «Правде» появилась статья, что правые… «шли об руку с троцкистами, диверсантами, гестапо».

Добрый Отелло реагирует: сердится и выговаривает редактору «Правды»: «Тов. Мехлису. Вопрос о бывших правых (Рыков, Бухарин) отложен до следующего пленума. Следовательно, надо прекратить ругань по адресу Бухарина (Рыкова). Не требуется большого ума, чтобы понять эту элементарную истину».

Но Мехлис ум имеет и знает «глубокий язык»: то, что пишет Вождь, и то, что хочет Вождь, – отнюдь не одно и то же.

Травля в «Правде» продолжалась.

Траурное платье

Заканчивался 1936 год.

Из дневника М. Сванидзе: «Крупное, что было: праздновали день рождения И. (21 декабря. – Э.Р.) Масса гостей, нарядно, шумно, танцевали под радио, разъехались к 7 утра».

«Встречали Новый год у И. Члены Политбюро с женами и мы – родня. Вяло, скучно. Я оделась слишком нарядно (черное длинное платье) и чувствовала себя не совсем хорошо… все было более скромно, чем 21-го, думала, будет наоборот».

Это было прощание. Они веселились или старались веселиться, а он знал их будущее. Новый год для большинства его гостей должен был стать последним.

Нет, не зря Мария Сванидзе встретила его в траурном платье.

К Новому году получил подарок и Бухарчик.

Бухарин – Сталину. «1 января 1937 года. Поздним вечером 30.12. я получил целую серию показаний троцкистско-зиновьевских бандитов (2 допроса Пятакова, Сокольникова, Радека, Муралова и т. д.). Причина игры моим именем…» (И далее Бухарин безнадежно, долго оправдывается: злодеи хотят его замарать за преданность Кобе и прочее, и прочее.)

Но от Сталина уже нет ответа. А Бухарин все ему пишет: «12.01. Я становлюсь мучеником и для себя, и для всех родных. Никто не спит, все замучились до того, что жизнь стала тошной… Скажи, что делать, вызови!»

Но он его не вызывает.

16 января Бухарин снят из «Известий», но продолжает посылать бесконечные письма своему мучителю.

«24.01.37. На весь мир я уже ославлен как преступник. Что же делать, как быть?»

Вовсю разворачивается газетная травля. Ставший вдруг беспомощным «друг Коба» никак не может остановить Мехлиса. Уже идут ежедневные аресты правых, и выбитые из них показания против Бухарина Хозяин велит направлять ему же на квартиру. Бухарина буквально забрасывают показаниями – 16 февраля он получает 20 протоколов. И пишет, пишет бесконечные ответы – в Политбюро и «другу Кобе».

Впрочем, «друг» иногда о нем заботится – не забывает роли От-елло. Когда Бухарина начали выселять из квартиры, он позвонил Сталину:

– Вот, пришли из Кремля выселять…

– А ты пошли их к чертовой матери, – сказал «друг» и оставил Бухарина в Кремле. Пока.

Уже готовится пленум ЦК – последний для Бухарчика. Близится расставание друзей. Потеряв голову, Бухарин объявил, что не явится на пленум, пока с него не снимут обвинение в шпионаже и вредительстве. В знак протеста он объявил голодовку. И вскоре…

«07.02.37….Вчера получил повестку пленума ЦК, в коей первоначально было: «Дело товарищей Рыкова и Бухарина». Теперь «товарищей» выпало. Что же это значит?»

Очередное «жертвоприношение Авраама»

Но пленум был отложен: погиб Орджоникидзе. Все время сжималась петля вокруг Серго. Ежов уже арестовал и его заместителя Пятакова, и все ближайшее его окружение… Наконец арестовали старшего брата Серго – Папулию.

Орджоникидзе в бешенстве позвонил Сталину, гневался, кричал. Но Хозяин только вздохнул и сказал: «Это такая организация, что и у меня может сделать обыск». И опять Серго ничего не понял, и опять кричал и гневался: почему расстреляли Пятакова, ведь он обещал ему жизнь за признание…

Наступило 17 февраля – последний день жизни Орджоникидзе. Благодаря справке, составленной его секретарем, можно узнать все, что происходило в этот загадочный день.

Утром у Серго был разговор с Хозяином, причем несколько часов – и с глазу на глаз. Встреча эта закончилась, скорее всего, мирно: не в принципах Хозяина накануне пленума доводить дело до разрыва с одним из главных докладчиков. И далее рабочий день Орджоникидзе проходил спокойно, без нервозности: встречался с Молотовым, обедал дома… Из наркомата уехал около полуночи, подписав очередную телеграмму – в ней очень тревожился по поводу отгрузки труб. Вряд ли замышляющий самоубийство так волнуется о трубах… Приехав, ушел в спальню – отдыхать. Вскоре раздался выстрел. Вбежала жена, увидела его – мертвого, в белье, залитом кровью.

Покончил ли он с собой? Или… выстрел был результатом встречи с Хозяином? Возможно, он понял: доведенный до отчаяния буйный Серго может что-то выкинуть на пленуме… И Ежов позаботился: когда Орджоникидзе лег в постель, в его квартиру с черного хода вошел его же охранник…

Точного ответа мы никогда не узнаем.

«Я присутствовал на траурном митинге вблизи Мавзолея… я наблюдал за Сталиным. Какая великая скорбь, какое тяжкое горе… были обозначены на его лице. Великим артистом был товарищ Сталин», – писал Абдурахман Авторханов.

Мне кажется, Авторханов не понял характера нашего героя. Думаю, Хозяин скорбел о Серго, как скорбел и о Кирове.

Да и как не скорбеть Хозяину о верном Серго! Сколько воспоминаний было связано с ним – лучших воспоминаний. Но к сожалению, Серго был частью той партии, которая должна была исчезнуть. Недаром он просил за Пятакова… На пленуме Хозяин расскажет, как Серго из соображений чести не показал ему письма «от злобного оппозиционера Ломинадзе»…

Мог ли он позволить себе роскошь иметь рядом благородного рыцаря, хранившего секреты врагов? Он, решивший создать единое общество, подчиненное единой воле, ибо только такое общество могло выполнить великие задачи, которые поставил Хозяин.

Во имя этого великого дела пришлось отдать друга.

Опять все то же: «Как Авраам отдал сына Исаака».

Из дневника М. Сванидзе: «Я навещаю Зину, она геройски перенесла смерть мужа… Она сама руководила похоронами, была неотлучно у гроба…»

Бедная Зина «выдержанна»: она страшится показать свои подозрения. Но родственники Серго не были столь выдержанны.

В результате арестовали почти всех Орджоникидзе…

28 февраля 1937 года родственники Хозяина в последний раз собрались в Кремле все вместе – на день рождения Светланы.

М. Сванидзе: «Впервые был Яша с женою. Она хорошенькая, старше Яши. Он у нее пятый муж, не считая прочих… И. не пришел. По-моему, умышленно. Жаль И. Подумать:…идиот Федор, слабоумный Павел, Анна, недалекий Стас (Реденс), ленивый Вася, слабохарактерный Яша. Нормальные люди: Алеша, Женя, я. И все искупающая Светочка».

Иосиф не пришел, потому что был занят на пленуме, где простился еще с одним другом – Бухарчиком.

Последняя любовь Бухарина

Перед пленумом Бухарин продолжал писать ему истерические письма, полные… любви.

«20.02.37. Смерть Серго меня потрясла до глубины души. Я ревел часы навзрыд. Я очень любил этого человека… Я хотел пойти к Зине… а что, если она мне скажет: «Нет, теперь вы наш враг…» Я тебя сейчас действительно люблю – горячо, запоздалой любовью. Я знаю, что ты подозрителен и часто бываешь мудр в своей подозрительности, я знаю, что события показали, что мера подозрительности должна быть повышена во много раз…»

Хозяин не просто пытал его ожиданием конца. Он оказывал ему великую милость: давал время покончить с собой. Но Бухарчик хотел жить – у него была красавица жена, родился ребенок… Что ж, он выбрал.

Начался пленум. Сообщение о преступной деятельности правых сделал Ежов. Была легенда, будто кто-то из выступавших защищал Рыкова и Бухарина – конечно же нет. Все дружно, яростно требовали их покарать. Верный Молотов – в первых рядах: «Не будете признаваться, этим и докажете, что вы фашистский наймит… Они же пишут, что наши процессы провокационны. Арестуем – сознаетесь».

Микоян тоже предложил Бухарину и Рыкову сразу признаться в антигосударственной деятельности, на что Бухарин прокричал: «Я не Зиновьев и не Каменев и лгать на себя не буду!» Значит, знал, что «бандиты», которых он так клеймил, – невинны…

Самым терпимым, умерявшим пыл обвинителей был, конечно, наш Отелло.

Для подготовки решения была создана комиссия в 30 человек. Туда вошли и те, кого Хозяин оставлял жить (Хрущев, Микоян, Молотов, Каганович, Ворошилов), и те, кому он назначил вскоре погибнуть (Ежов, Постышев, Косиор, Гамарник, Петерс, Эйхе, Чубарь, Косарев). Будущие жертвы были особенно жестоки, особенно яростно требовали расстрелять Бухарина и Рыкова.

И опять добрый Отелло предложил самое умеренное: «Исключить из членов ЦК и ВКП(б), суду не предавать, а направить дело в НКВД на расследование». Эта умеренность означала неминуемую, но долгую гибель. Крупская и Мария Ульянова, которых Хозяин также ввел в комиссию, поддержали это предложение и отправили на Голгофу любимца Ильича…

На пленуме разыгралась дикая сцена (цитирую по стенограмме):

Ежов: «Бухарин пишет в заявлении в ЦК, что Ильич у него на руках умер. Чепуха! Врешь! Ложь сплошная!»

Бухарин: «Вот же они были при смерти Ильича: Мария Ильинична, Надежда Константиновна, доктор и я. Ведь верно, Надежда Константиновна?»

Но молчит Надежда Константиновна.

Бухарин: «Я его поднял на руки, мертвого Ильича, и поцеловал ему ноги!»

По-прежнему она молчит, а пленум гогочет над «лжецом».

Зря бедный Бухарчик обращается к вдове Ленина. Она теперь безгласна, как был безгласен прежде сам Бухарин. Все хотят заработать право на жизнь.

Во исполнение решения комиссии, Бухарин и Рыков были арестованы. Перед очередным заседанием они сдавали пальто гардеробщику, когда их окружили молодые люди…

Пленум постановил, что Бухарин и Рыков «как минимум знали о террористической деятельности троцкистов-зиновьевцев». Все их письма и объяснения в ЦК были названы «клеветническими». В это время они уже были на Лубянке – на первом допросе.

Напутствие инквизиции

На пленуме Хозяин сделал свой знаменитый страшный доклад. Он назывался привычно-скучно: «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников». На самом деле это было напутствие инквизиции.

«Надо помнить: никакие успехи не могут аннулировать факта капиталистического окружения… Пока есть капиталистическое окружение, будут и вредительства, террор, диверсии, шпионы, засылаемые в тылы Советского Союза… Надо разбить и отбросить гнилую теорию о том, что с каждым нашим продвижением вперед классовая борьба у нас будет затухать… Нам не хватает… готовности ликвидировать свою собственную беспечность, свое собственное благодушие… Неужели мы не сумеем разделаться с этой смешной и идиотской болезнью, мы, которые свергли капитализм, построили в основном социализм и подняли высоко знамя мирового коммунизма…»

Весь пленум ретиво соревновались его участники: кто больше выявил вредителей. Страх уже обернулся безумием.

Делегат Т. Богушевский выявил вредителей на радио: «В траурный день, в день смерти Ленина, они якобы в виде технической пробы играли цыганские романсы. А 23 января, в день трансляции обвинительного заключения по делу о троцкистах, играли похоронный марш Шопена».

И выступают, выступают… Об успехах в охоте на людей рассказывает сам Ежов, перечисляет арестованных по наркоматам: «За последние месяцы осуждены… Наркомат легкой промышленности – 141, наркомпрос – 228…»

Но делегаты в зале негодуют – маловато по легкой промышленности!

Молотов в роли главного нападающего, саркастически: «Тут товарищ Любимов (нарком легкой промышленности. – Э.Р.) сидит и чего-то молчит».

Ежов (успокаивая): «По наркомлегпрому мы, по существу, только разворачиваемся. Хотя уже и сейчас у нас осужден 141 активный вредитель и диверсант. Из них довольно значительная группа расстреляна».

Радостное оживление зала. Не от кровожадности – от страха.

Страх заставляет демонстрировать рвение. И они – «мясо и кости людей» – показывают это рвение, вживаясь в роли обличителей, пьянея от кровавого безумия.

Эйхе: «Мы в Западной Сибири вскрыли много вредителей. Мы вскрыли вредительство раньше, чем в других краях».

Да, первым понял указания Хозяина верный Эйхе… но не понял цели. Он, член партии с 1905 года, столь ретиво истреблявший своих товарищей-оппозиционеров, тоже приговорен погибнуть вместе со всей старой партией, но чуть попозже – в 1940 году…

Выступают будущие мертвецы – члены Политбюро Косиор и Постышев, выступает Мария Ульянова… Один общий хор: распни их!

Хозяин мог быть доволен, наблюдая это соревнование. И когда на трибуне очередной выступающий готовился гневно (надо не просто выступать, но с «безудержным гневом») сообщать о достижениях по ликвидации врагов, добрый Отелло прервал его шуткой: «Ну как у вас дела? Всех врагов разогнали? Или остались еще?» (Смех зала.)

Они весело смеются. За этим смехом прячутся облегчение и вера – он благодушествует, значит, кончилось? Пронесло?

Смеются… И Хозяин, должно быть, тоже смеется. Потому что он знает их судьбу.

Все главы народного хозяйства отчитались, рассказали о достижениях в ликвидации врагов, покаялись в недостаточной бдительности (это именуется самокритикой) и прославили доклад Вождя. Наступила очередь наркома обороны Ворошилова:

«В армии сейчас, к счастью, вскрыто не очень много врагов. Говорю «к счастью», надеясь, что в Красной армии врагов вообще не очень много. Так оно должно и быть, ибо партия посылает в армию лучшие свои кадры…»

Нет, не понял ситуации глуповатый Ворошилов. И главный нападающий – «посвященный» Молотов – выступает резко:

«Если у нас во всех отраслях хозяйства есть вредители, можем ли мы представить, что только в военном ведомстве нет вредителей? Это было бы нелепо…»

И Молотов произносит зловещую фразу: «Военное ведомство – очень большое дело, проверяться его работа будет не сейчас, а несколько позже, и проверяться будет очень крепко».

Крепкая проверка

После партии армия была второй заботой Хозяина. Сколько лет армией правил Троцкий… Сменив его на Ворошилова, Сталин беспощадно изгнал прежних командиров.

В начале 30-х годов он продолжил: из армии были выгнаны 47 000 человек. Но многих нельзя было тронуть. Это были прославленные герои гражданской войны: Уборевич, Корк, Якир, Блюхер, Шмидт… О них писали книги, их имена были в учебнике истории.

Якир – самый молодой из когорты героев, сын еврейского провизора, знаменитый своей храбростью и матерной речью.

Уборевич – вместе с Фрунзе захвативший неприступный Крым, командующий Белорусским военным округом.

Шмидт – сын сапожника, с 15 лет участвовавший в кровавой гражданской резне; урод, прославившийся своими любовными победами.

Маршал Блюхер – кавалер первых орденов Красного Знамени и Красной Звезды, громивший белых на юге и на востоке, командующий Дальневосточной армией.

Корк, с его знаменитой лысой как шар головой, защитивший с Троцким Петроград и добивавший в Крыму Врангеля; возглавлял Военную академию…

Они презирали его, помнили, как оконфузился Коба во время польской кампании. Ему доносили, что они о нем говорят. Разве при таких военачальниках мог он до конца положиться на армию?

И главное: видя уничтожение партии, они могли объединиться. Даже просто из страха.

Хотя есть версия, что заговор военных действительно существовал. Генерал Орлов писал в воспоминаниях, как он встретился в Париже со своим родственником, заместителем наркома внутренних дел Украины Кацнельсоном, который сообщил ему о близком падении Сталина и о том, что в заговор против него входят военные. Сразу же после возвращения Кацнельсон был арестован, и в то же время начались аресты военных.

Была ли это столь любимая Сталиным провокация или плод фантазии Орлова (он порой выдумывает в своей книге)? Или заговор военных все же существовал? Мы об этом можем только гадать. Одно несомненно – Хозяин выступил первым.

В своем триллере он придумал объединить военных с правыми. Они должны были создать «военно-политический заговор». Сюда же для масштаба Хозяин присоединит Ягоду и старого друга Енукидзе. Руководит всей этой бандой, естественно, Троцкий, а за их спиной, само собой, – Гитлер. Армия, Кремль, партия, НКВД – пособники Гитлера и Троцкого… Достойное развитие сюжета. Доказательства шпионажа военных найти нетрудно: у Красной армии были старые связи с рейхсвером, а арестовать несколько высших командиров и заставить их дать нужные показания – дело техники.

Так что пока Бухарчик сидел в тюрьме, в триллере у него уже объявились соратники – военачальники. Немецкие шпионы и клевреты Троцкого.

Истребление командиров Хозяин, естественно, начал с самого знаменитого и самого опасного – Тухачевского.

Тухачевский – сорокачетырехлетний военный гений, закончил военное училище при царе. В этом холеном, спокойном, типичном царском офицере – таинственная сила харизмы, он рожден, чтобы повелевать. В Гражданскую войну одним своим появлением он усмирял восставшие части. Его громовое «Смирно!» мгновенно заставляло опомниться бунтующих солдат. Он был жесток, как требовало то кровавое время.

Ворошилов ненавидел Тухачевского, а тот отвечал ему высокомерным презрением. Одной из его любимых тем были издевательские рассказы о Ворошилове, которые он начинал с язвительного: «Наш луганский слесарь Клим, как справедливо любит называть себя Климент Ефремович Ворошилов…»

В Первую мировую войну Тухачевский находился в немецком плену. После войны, в период военного сотрудничества с Германией (до прихода к власти Гитлера), он часто славил рейхсвер… Так что у будущего следствия не могло быть проблем с компроматом. Пасьянс раскладывался легко.

В это же время разведка Гитлера, пытаясь использовать атмосферу репрессий и ослабить советскую армию, фабрикует письмо, где Тухачевский «сообщал о намерении совершить наполеоновский переворот».


  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации