Текст книги "Цари. Романовы. История династии"

Граф Алексей Григорьевич молчал.

– Как здоровье жены твоей?

– Спасибо, матушка государыня. Детей только нет. Взял молодую, думал, сына рожу. Кто род продлит?

– Ну, сын у тебя есть, Алексей Григорьевич.

– Незаконный отпрыск, Ваше величество. В ноги кланяюсь, что чинами его не забываете. Он у меня с малолетства в полк записан. Но законных наследников нету… Нас было пять братьев – и ни одного законного наследника. Ни у кого. Видать, за грехи, матушка.

– Ну, говори, зачем приехал, – усмехнулась государыня.

– Грех сними с наших душ, Ваше величество. Просьбу Гриши передать хочу. – Он помолчал. И, внимательно взглянув на государыню, спросил: – Ты хоть знаешь, матушка, как Григорий-то умер?

– Пожалей меня, Алексей Григорьевич, – торопливо сказала императрица. – Избавь от рассказа. Достаточно я пролила слез. Неделю на кровати колодой валялась. Неужто еще хотите?

– Гришкину волю сообщаю, – твердо начал граф. – Возьми ее из тюрьмы. Пускай в монастыре живет… Кроткая она, не опасная тебе. Прости холопа за слова безумные. Казни меня, но волю Гриши исполни.

Императрица холодно смотрела на графа.

– Мимо Шлиссельбурга ездить боюсь… Все тебе исполнил Гришка. И я тоже… Сердце пустое стало. Жить незачем… Исполнили мы твои поручения!

Глаза его бешено сверкали, это опять был опасный человек со шрамом.

– Поручения?! – вдруг в ярости вскочила императрица. – Неужто ты думаешь, что я давала бы поручения вам, если б вместо проклятых юбок на мне были ваши штаны?! Проклятие родиться женщиной! Вы были моими руками и глазами! Потому что баба! В этой стране, где баб презирают… где муж всему голова… я была…

– Исполни волю Гриши, матушка, – мрачно повторил Орлов. Она быстро ходила по кабинету, пила воду стакан за стаканом.

И вдруг успокоилась и проговорила с нежной улыбкой:

– Ну что ж. Коли вы стали так пугливы, герой Чесменский, и боитесь ездить мимо Шлиссельбурга, – она светски засмеялась, – теперь вам придется бояться ездить мимо Ивановского монастыря.

– Спасибо, матушка! – Орлов низко поклонился в ноги государыне.

– Ступай с богом, Ваше сиятельство, – ласково сказала императрица.

Орлов вышел из кабинета. Тотчас открылась дверь в стене, и в кабинете появился молодой красавец Александр Дмитриевич Ланской, генерал-адъютант, новый фаворит императрицы.

– Как странно, душа моя, – начала государыня, нежно глядя на молодого человека, – я сейчас подумала: Григорий Орлов и граф Панин всегда ненавидели друг друга, а умерли почти одновременно. Вот, должно быть, удивились эти люди, столь не любившие друг друга, тотчас встретившись на том свете!..

Орлов ехал в карете и весело разглядывал в окно весенние петербургские виды.

«Значит, Ивановский монастырь… Ишь, что задумала! Императрица Елизавета предназначала сей монастырь для призрения вдов и дочерей заслуженных людей. Вот и определила она туда ее собственную дочь. Кстати, игуменью там Елизаветой кличут. Значит, должна она будет обращаться к надзирательнице своей: „Мать Елизавета“. Да, умеет повеселиться государыня!..» И граф расхохотался.

Эпилог
Последняя встреча

Прошло еще десятилетие, наступила середина девяностых годов. Век умирал. Уходила эпоха. Уже сошли в могилу и Вяземский, и Грейг, и Радзивилл, и Потемкин, а Екатерина и граф Алексей Григорьевич все жили. В Петербург графа звали редко, да и сам он туда не стремился. Но переписывались они с императрицей с удовольствием, и милостями она графа не оставляла.

«На днях я послала ему табакерку с изображением памятника во славу его и написала: „Я в табакерку насыпала бы табаку, батенька, растущего в моем саду. Но опасаюсь, что дорогою высохнет“».

В редкие наезды в столицу граф непременно бывал принят государыней.

Из записок последнего секретаря Екатерины Второй Александра Моисеевича Грибовского:

«Граф Орлов хоть в отставке и живет в Москве, но находится в особой милости у государыни. Он пишет ей письма и всегда получает от нее ответы… В нынешний приезд граф привез к нам в Санкт-Петербург свою совсем молоденькую дочь Анну. Я никогда не видел графа прежде. Но по высокому росту, нарочитому в плечах дородству и по шраму на левой щеке я сразу узнал героя Чесменского».

– Проси… Проси Алексея Григорьевича!

Граф Орлов в аншефском мундире с шитьем входит в уборную государыни. Он ведет за руку девочку в белом кисейном платье, с великолепными бриллиантами.

– Боже мой… Значит, это она?! – восторженно и ослепительно улыбается императрица.

– Да… Дочь моя Анна. Мать померла сразу после родов. Сирота она у меня. Гувернера взял, воспитателей, да разве мать заменишь?..

– Слыхала, слыхала, что души в тебе отец не чает, – ласково говорит Екатерина девочке. – Ну, подойди ко мне, дитя мое!

Девочка, потупясь, испуганно подошла. Императрица нежно подняла ее лицо, целует в щеку и произносит торжественно:

– Твоему отцу мы обязаны частью блеска нашего царствования. Это он присоветовал нам послать флот в архипелаг и пожег турок.

Девочка совсем оробела, молчит.

– Ну, поиграй с собачками, – смеется императрица и милостиво указывает на двух левреток, лежащих в корзине. – Познакомься: это семейство сэра Тома Андерсена-младшего…

Анна подходит к собачкам и молча стоит над ними, не зная, что делать. Собачки лают.

– Ах, мой друг, – говорит императрица графу, – поверь моему предсказанию: эта девушка много хорошего обещает!

Анна Алексеевна Орлова, оставшись после смерти отца двадцати с небольшим лет и оказавшись владелицей величайшего состояния в России, отказала многочисленным женихам. И до смерти жила в постоянных молитвах и постах, будто замаливая чьи-то грехи. Она купила землицу близ новгородского Юрьева монастыря, перебралась туда на постоянное жительство и перенесла в монастырь прах отца и братьев его, Григория и Федора…

Девочка пытается играть с собачками.

– Ну до чего хороша, отбоя от женихов не будет! – говорит Екатерина и с улыбкой обращается к графу: – Вы редко посещаете меня, Ваше сиятельство, но я часто думаю о нас, о нашей жизни. Вот и дожили до революции… Наказал Господь… Вот и увидели, батюшка, как чернь на глазах благодушествующих монархов отрубила голову христианнейшему королю… А ведь началось-то все при нас с тобой. Со слов наших поспешных о свободе, о просвещении…

Да и сама я, что самое смешное, всю жизнь посвятившая себя идее самодержавия, как безумная, повторяла все эти злые умствования французских мудрецов и гиппохондриков – Руссо и прочих… И вот теперь, в старости, я узнала: свобода лишь призрак обманчивый, ведущий к хаосу и к бездне. А эти наши разговоры о реформах… О, теперь я поняла… Бойтесь перемен, самодержцы! Ибо лучшее всего лишь враг хорошего.

Алексей Григорьевич с почтительной усмешкой слушал императрицу.

– Да тебе это все неинтересно… рысаки!.. – Она засмеялась. – Прости, мой друг, но я все больше чувствую, что совсем одна. Они все умерли, не с кем поговорить… Они все ушли…

Неслышно открылась потайная дверь в стене, и появился черноволосый красавец, этакий «изящный французик», Платон Александрович Зубов, князь, генерал-адъютант, последний фаворит Екатерины.

– Ах, Платон, душа моя… – начала императрица.

Увидев Орлова, фаворит сделал капризную гримасу и исчез в стене. – Ох, своенравный ребенок… Да-да, знаю, ты с ним не ладишь, Алексей Григорьевич. А я всегда мечтала, чтобы вы все… все дружили… Этот гениальный ребенок так скрашивает мое одиночество. – Она вздохнула. – Вечная весна! – Она улыбнулась. – Кстати, все хочу спросить тебя, граф: почему ты живешь один? Жена твоя померла уж давно… Ты здоров, слава богу. И вообще богатырь хоть куда! Да и дочери твоей лучше будет. – Императрица нежно взглянула на девочку, игравшую с собачками. – Решайся, граф, я так люблю устраивать чужие браки…

– Не могу, – усмехнулся граф, – после нее – все… Жену взял, думал – получится… И – ничего! Все пустое.

Императрица с изумлением поглядела на него, а граф бессвязно шептал:

– Будто опоила она меня. Забыть ее не могу… Вот ведь как оказалось-то: во всю жизнь только ее и любил…

Екатерина глядела на него с возрастающим удивлением.

– Ты о ком… Алексей Григорьевич?

– Да ты что, матушка?.. – прошептал Орлов.

Екатерина продолжала смотреть на него с величайшим изумлением.

– Ваше величество… Неужто всерьез… не помните?..

– Ах, Алексей Григорьевич, – благодетельно сказала императрица. – Мы учредили три десятка новых губерний, выстроили, почитай, сто пятьдесят новых городов, заключили четыре десятка мирных трактатов… А сколько было войн и побед!.. И притом писали прозу, стихи, пьесы… Ну как тут нам все в голове удержать-то? – И она засмеялась и совсем ласково сказала: – Не сердись, Христа ради, Алексей Григорьевич, но… не помню.

Ветер, ветер метет снег по двору Петропавловской крепости, где когда-то был Алексеевский равелин и была та могила…

И заброшенная часовня во дворе разрушенного Новоспасского монастыря…

И старинный шандал с экраном в том таинственном старом доме: она томно склонила прекрасную головку, и все гадает, и все глядит в серебряный таз на маленькие кораблики с горящими свечами…

Александр II

Предисловие
Воспоминание о будущем

История Александра II – заключительная часть трилогии «Три царя». Последний царь Николай II, первый большевистский царь Иосиф Сталин и, наконец, последний великий русский царь Александр II – ее герои. Отцы и жертвы великой исторической драмы, разыгравшейся в России в конце XIX – первой половине XX века.

Мы до сих пор ищем ответы на мучительные вопросы: почему от царя, названного русской Историей «Царем-Освободителем», уничтожившего постыдное русское рабство, реформировавшего всю русскую жизнь, к концу его правления отвернулось русское общество? Почему плодом первой русской перестройки стала могущественнейшая террористическая организация, до той поры невиданная в Европе? Почему великого реформатора убили дети его же перестройки?

Но загадки того времени касаются не только России. Русский террор, родившийся во времена Александра II, предвосхитил террор нашего века. И в нынешних газетах можно прочесть те же фразы, те же идеи, которые волновали давно истлевших в земле русских террористов в дни Александра II.

Они – были первыми! И даже понятие «война с террором» принадлежит все тому же Александру II – его времени.

Так что банальнейший, но (увы!) вечный афоризм: «Основной урок Истории заключается в том, что люди не извлекают из Истории никаких уроков» явился эпиграфом и к этой книге. Впрочем, как и запись в дневнике брата царя, великого князя Константина Николаевича:

«Может быть, это самая важная эпоха в тысячелетнем существовании России».

Вступление
«Цезарь, бойся мартовских ид»

Слова, прозвучавшие две тысячи лет назад в Древнем Риме, стали опасным пророчеством и для русских кесарей…

Величайший и ужаснейший из московских царей Иван Грозный умрет в марте – возможно, отравленный…

11 марта 1801 года был убит император Павел I.

В марте отречется от престола последний русский царь Николай II. Март станет концом трехсотлетней династии.

И первый большевистский царь Иосиф Сталин умрет также в марте месяце, возможно, убитый соратниками.

И сейчас на нашем календаре 1 марта 1881 года… И произойдет это событие – одно из самых таинственных в русской истории.

Петербург. 2 часа 15 минут… Император Александр II выходит из Михайловского дворца, где был в гостях у своей кузины.

Императору в следующем месяце должно исполниться шестьдесят три года. Но царь – еще молодец! В шинели с бобровым воротником на красной подкладке, в золотых эполетах с вензелем его отца – высок, прям, гвардейская выправка. Последний красавец-царь романовской династии.

Карета стоит на пандусе, на фоне мраморных колонн дворца, окруженная небывалой для русских государей охраной. Шестеро казаков верхом на лошадях окружают карету, еще один казак сидит на козлах вместе с кучером, и за каретой следуют еще двое саней – с охраной.

Императорский поезд – карета и двое саней – отъезжает от Михайловского дворца. Весело скачут лошади, стремительно несется карета, так что сани охраны с трудом поспевают за ней.

Карета поворачивает на Екатерининский канал, и вместе с ней сейчас повернет и русская История.

Наша Северная Венеция еще покрыта мартовским снегом… Снег – на булыжной мостовой вдоль канала. Народу совсем мало: мартовский петербургский ветер, пробирающий до костей, сдул с канала гуляющую публику. По тротуару прогуливаются полицейские – они должны охранять проезд императорской кареты.

Но они почему-то не замечают молодого человека, спешащего навстречу карете. Он явно нервничает, и в руке у него что-то подозрительное, величиной с тогдашнюю коробку конфет «Ландрин», завернутое в белый платок.

Молодой человек подождал приближающуюся карету и швырнул сверток под ноги лошадям.

Эхо мощного взрыва прокатилась по каналу.

На булыжной мостовой лежит убитый – один из казаков, охранявших карету, рядом с мертвецом кричит, корчится в муках мальчик, несший корзину с мясом… Кровь, обрывки одежды на покрытом снегом булыжнике.

Императорский поезд останавливается. Государь, невредимый, выходит из кареты. Поздно бросил бомбу молодой человек – видно, сильно нервничал.

И дальше начинается непонятное… И охранники, и государь знают, что бомбист наверняка не один. И кучер, и охрана умоляют государя побыстрее уехать с канала. Но к полному изумлению охраны, государь, переживший к тому времени уже несколько покушений, совсем не торопится уехать! Напротив, он начинает странно расхаживать вдоль Екатерининского канала…

Будто чего-то ждет.

И в этот загадочный миг мы на время оставим – и государя, и Екатерининский канал.

Часть первая
Великий князь

Отцом нашего героя был великий князь Николай Павлович – один из братьев правившего тогда императора Александра I, его матерью – старшая дочь прусского короля Вильгельма III, Фредерика-Луиза-Шарлотта-Вильгельмина. Приняв православие, приняла она и новое имя – Александра Федоровна.

Наш герой был рожден в Москве, в Кремле – в «чудный весенний день 17 апреля 1818 года… на Святой неделе, когда колокола своим перезвоном славили праздник Воскресения Христова», – вспоминала в своих мемуарах его мать.

Но несмотря на счастье и праздник, мать нашего героя добавила вслед за этим удивительные слова: «Помнится мне, что я почувствовала тогда нечто важное и очень грустное при мысли, что этому маленькому существу предстоит некогда стать императором».

Не зря так грустит вчерашняя немецкая принцесса при мысли, что ее сын может стать императором бескрайней страны. И не зря будущий воспитатель нашего героя, знаменитый поэт Василий Жуковский, в стихах воспевший его рождение, провидчески советовал младенцу «не трепетать, встречая Рок суровый».

Кровь и насилие сопровождали историю его предков, царей из династии Романовых. И убийство собственных государей стало тайной русской традицией в XVIII веке. Частью родословной нашего героя.

Все началось с двух событий, вначале совсем не связанных.

В самом конце XVII века прапрадед нашего героя, Петр Великий, создал российскую гвардию. И событие второе: в самом начале XVIII века наш великий император начал завоевание Прибалтики.

Именно тогда и случилась история, перед которой меркнут все сказки о Золушке. Пожалуй, это была самая волшебная история волшебного XVIII века.

В Лифляндии, в убогой комнатушке в доме пастора Глюка жила прехорошенькая кухарка Марта, дочь лифляндского крестьянина. Марта была замужем, хотя и жила без мужа. На ней женился заезжий шведский драгун. Хитрец побаловался с хорошенькой кухаркой и уехал воевать. Но так и не вернулся – то ли погиб, то ли забыл о Марте. Так и постарела бы наша красотка, стряпая и стирая в пасторском доме, если бы… Если бы не пришли русские войска и не попала Марта в русский плен.

И далее начался волшебный путь вчерашней кухарки – сначала это была постель командующего, графа Шереметева. Потом ее пышное тело укладывается в кровать повыше – к всесильному фавориту Петра Великого князю Меншикову. А оттуда был прямой (и весьма частый) путь – в царскую постель.

По поводу этого события был даже нарисован тогда лубок. На нем был изображен царь, восседавший за пиршественным столом. И вельможа подводил к царю грудастую, дебелую красавицу. Подпись гласила: «Верноподданный уступает царю самое дорогое». Так что не прошло и года, как кухарка Марта вместо кухни пастора оказалась в царском дворце.

Обычно все эти минутные пассии быстро исчезали из спальни пылкого Петра. Но Марта осталась в ней навсегда. Прелести красавицы и ее добрый характер сотворили невероятное: император Всероссийский женился… на вчерашней кухарке. Марту крестили, и под именем Екатерины Алексеевны Петр короновал ее императрицей.

В 1725 году Петр опасно заболел. У постели умирающего царя собрались ближайшие вельможи. По стойкой легенде, великий император коснеющим языком успел только сказать: «Отдайте все…». Но кому отдать, он сказать не успел.

В миг важнейшего повеления насмешливая Смерть забрала всесильного царя!

Пока обряжали тело, вельможи собрались в соседней дворцовой зале – решить, кому отдать «все», то есть величайшую империю, протянувшуюся на полсвета – от Балтики до Тихого океана. И вот тогда в той же зале они с изумлением увидели… гвардейских офицеров! Это пришли командиры гвардейских полков, созданных Великим Петром.

На возмущенные вопросы вельмож «Как посмели?!», ответом была барабанная дробь… с улицы! И, выглянув в окно, вельможи увидели гвардейцев, собравшихся во дворе. Все выходы из дворца оказались заняты гвардией. И гвардейские командиры выкрикнули бывшую кухарку императрицей Всероссийской Екатериной I. (Появиться бы в это время драгуну – первому мужу новой императрицы!)

Весело правила Екатерина I. От новой императрицы осталась дворцовая расходная книга. В ней траты на шутов и пиры вполне соразмерны с расходами на все государство.

Вот так в XVIII веке на политическую арену вышло детище Великого Петра – гвардия. И весь век с нее не уходила.

И уже вскоре удалая гвардия сотворила еще одну императрицу.

После смерти Екатерины I ее дочь Елизавета «жила в полнейшем ничтожестве». Постаревшие сподвижники Петра Великого пригласили править страной потомков родного брата Петра Великого – Ивана.

В Россию приехали принц и принцесса Брауншвейгские. Императором был объявлен их сын, младенец Иоанн Антонович. А так как он еще в колыбельке лежал, правительницей при несмышленыше стала его мать – принцесса Анна Леопольдовна.

Не понимали пришельцы из Брауншвейга, как опасна наша гвардия. Но дочь Великого Петра понимала.

Елизавета была рождена до брака матери с императором. И лишь после брака была привенчена — объявлена законной дочерью Петра. Дитя любви была чудо как хороша. Копна рыжих волос, божественная фарфоровая кожа с легким розовым румянцем. И формы самые что ни есть соблазнительные – великолепный рост, высокая грудь, стройные длинные ноги. Некий немецкий дипломат, увидев ее, упал в обморок от ее красоты.

Была она безумна в страсти. Кровь Марты бросала ее в объятия простолюдинов. Казак Розум, красавец-певчий, которого она увидела в придворной церкви, сразу завладел ее сердцем. Елизавета превратила безродного казака Розума в графа Разумовского, и он стал ее любовником на долгие годы.

На портретах бросается в глаза крепкий волевой подбородок нимфы – подбородок ее беспощадного отца! Отдаваясь любви, рыжекудрая Елизавета не забывала о власти. Истинная дочь Петра не захотела жить в забвении. Волевой подбородок потребовал – рискнуть. И она обратилась к гвардии.

Холодной ноябрьской ночью 1741 года по Невскому проспекту ехали сани, окруженные тремя сотнями гвардейцев. А в санях… наша нимфа!

Сани направлялись к царскому дворцу.

По пути во дворец гвардейцы весело арестовывали полусонных вельмож, живших на дворцовой набережной. Так, с шутками и прибаутками, они отправили из постели в тюрьму главных сподвижников правительницы Анны Леопольдовны.

Приближаясь ко дворцу, чтобы избежать лишнего шума, нимфа покинула сани. И гвардейцы на руках понесли нашу красавицу ко дворцу. На крепких руках гренадеров явилась Елизавета в безмятежно спящий дворец. Когда караульный попытался ударить в барабан – вспороли барабан шпагой. Дворцом овладели без сопротивления.

– Пора вставать, сестрица! – разбудила Елизавета правительницу империи. Ночная революция победила. Законную правительницу отправили в крепость вместе с семейством. Младенца-императора наша нимфа взяла с собой в сани. Ребенок заливался смехом, радостно тянул ручки к гвардейцам. Елизавета целовала его: «Бедное дитя!». И, повздыхав, отправила «дитя» в вечное заточение – в Шлиссельбургскую крепость. И вчерашний император Всероссийский (этакая русская версия французской «Железной маски») вырастет в тюремной камере, не зная, кто он, за что попал в камеру. Там, в крепости (уже при Екатерине Великой), его и убьют охранники, а несчастные его родители сгниют в заточении.

На следующее утро Елизавета объявила себя императрицей и… полковником гвардейского полка. Она уважала гвардию.

Вот так наша гвардия совершила второй победоносный поход на царский дворец. Но, оказалось, совсем не последний.