Текст книги "Бриллиантовый скандал. Случай графини де ла Мотт"

Теперь я отдала графу мое жемчужное колье, подарок княгини Наталии Петровны, и великий учитель мой обещал проделать с сим колье то же самое, что и с рубиновым браслетиком моей матушки.

То-то княгиня моя Наталия Петровна будет поражена, увидя мои выросшие как на дрожжах жемчуга, – ее сиятельство ведь заядлая приверженка Сен-Жермена и не верит совсем в чудодейственные способности божественного графа Калиостро, несравненного масона-алхимика. Не верит и все тут! А честит его как!

И напрасно! Граф ведь в науке чародейства намного превзошел светского шаркуна Сен-Жермена.

Надеюсь, что княгиня Наталия Петровна в недалеком будущем вынуждена будет смириться пред сею очевидностию.

Княгине, при всей ее чрезмерной своенравности, придется-таки уверовать в моего великого учителя.

Обидно только, что вытянувшихся, выросших жемчугов не увидит моя матушка, урожденная княжна Прозоровская, – то-то было бы ей радости, бедняжке! Я уверена: она бы даже всплакнула от восторга.

Марта 25-го дня

Сегодня граф Калиостро, граф Феникс, основатель и гроссмейстер египетского масонства, принял меня в своем особняке на улице Сен-Клод.

Головной убор Калиостро состоял из золотопарчевого тюрбана, щедро украшенного блестящими каменьями.

На пальцах его сверкали перстни, украшенные бриллиантами невероятной величины.

Было поистине восхитительно, должна я сказать!

Всюду развешаны были мечи и шпаги, расставлены молотки, кубы и наугольники, а также статуэтки Изиды и священного быка Аписа.

Большое металлическое распятие поблескивало на столе. Горящие свечи в массивных серебряных канделябрах были расставлены в виде магических фигур.

Стол был накрыт длинной, до полу, черной скатертью с вышитыми золотом магическими эмблемами.

Великий учитель, очертив на полу магический круг (и круг тут же начал светиться зеленоватым светом)[16]16
  От натертого фосфора. Примечание академика А.В.Лаврушкина.


[Закрыть], сообщил, что отныне начинается новая степень моего посвящения, по завершению коей я уже смогу наконец-то начать желанное духовное путешествие по другим планетам.

Верю всем сердцем, что так оно и будет.

Великий учитель мой!

Ты и в самом деле велик! Ты воистину божественен!

Смущает меня, конечно, в силу прирожденной моей стыдливости, что пред началом путешествия по планетам, придется мне совершенно обнажиться пред учителем.

Но ведь он учитель мой! Я ведь и так пред ним всегда обнажена.

В общем, я полностию готова к новой, высшей степени моего посвящения.

А вот бесстыжий Оливье, тот, что ходит ныне у Голициных в гувернерах, смеет потешаться над тем, что я доверилась во всем графу Калиостро, и открыто говорит, что тот дурачит слезливых идиоток (грубый намек в мою сторону) и доверчивых сладострастников вроде кардинала де Рогана.

Марта 26-го дня

Готовиться к возрождению, как мне разъяснил учитель, сперва надо будет сорокадневным постом, в уединении, принимая травы и капли, указанные им. Но это не все.

На 32-й день надо будет пустить себе кровь. Тогда, слава Господу, начнутся конвульсии, лихорадка, обмороки. Но и это еще далеко не все.

Затем, наконец, мне дозволено будет принять ванну с раствором materia prima.

Вернее сам учитель окунет меня в ванну с раствором materia prima.

Сам учитель!

То-то будет блаженство! Подлинное блаженство!

Сам учитель очистит меня от земной скверны и подготовит к многократным духовным путешествиям.

Когда я буду распростерта ниц на дне ванной, каждое прикосновение ко мне учителя сквозь раствор materia prima будет снимать слой за слоем скопившуюся за тысячелетия грязь.

И ежели многократно повторять сию операцию по очищению, то я, по словам графа Калиостро, смогу прожить 5, 557 лет.

О скорее бы уже все началось!

Скорее бы учитель приступил к процедуре моего духовного очищения!

А гувернер Оливье, гнусный подпевала княгини Наталии Петровны, пускай себе потешается надо мною и над верою моею в божественность Калиостро.

Пренеприятно также, что второй гувернер – Флоре – вторит сему Оливье, упражняясь в беспрестанных насмешках. Ну, и Бог с ними!

Я уже предвкушаю, как граф Калиостро приближается ко мне, как склоняется надо мною, как его пухлые, несравненно мягкие пальцы, унизанные огромным количеством сияющих перстней, начинают вибрировать вкруг моей поникшей, ждущей плоти…

ШЕВАЛЬЕ РЕТО ДЕ ЛА ВИЛЛЕТ – КОРОЛЮ ЛЮДОВИКУ ШЕСТНАДЦАТОМУ

Публикация проф. Александра Стройкина-Кабачникова при участии Веры Милкиной

Перевел с французского Сергей Загляделкин

Научный консультант и шеф-редактор публикации Ирина Прошкина

Настоящая публикация подготовлена к печати по копии: она сохранилась в Лондонском муниципальном архиве в деле по процессу, возбужденному против графа Алессандро Калиостро.

Шевалье Рето де ла Вилетт, бывший одним из участников шайки Калиостро, несмотря на все свои усилия, так и не был прощен французской королевской властью.

Александр Стройкин-Кабачников,

профессор университета

г. Брест (Франция).

Вера Милкина,

ученая и переводчица

(г. Москва).

Упадаю к стопам Вашего Королевского Величества в надежде на Всемонаршую милость.

Будучи вовлечен злодеем Калиостро в преступный сговор и исполняя послушно злодейскую волю означенного шарлатана, впоследствии я осознал всю глубину моего падения, искренно покаялся и верю, что заслужу, в конце концов, Высочайшее прощение.

Дабы Ваше Королевское Величество не сомневалось в моей нынешней преданности, спешу сообщить следующее.

Незадолго до своего заключения в Бастилию, сей Калиостро передал 17 наиболее крупных бриллиантов (все они величиною с целый грецкий орех), выломанных из королевского ожерелья, на хранение маркизе де ла Саль, верной своей ученице, а поговаривают, что и любовнице.

Сия маркиза является непременною участницею заседаний женской масонской ложи, устроенной Калиостро. Собственно, эти заседания есть не что иное, как самые настоящие оргии.

О том, что именно маркизе де ла Саль Калиостро доверил хранение королевских бриллиантов, поведала мне Лоренца, супруга шарлатана, страшно недовольная и даже возмущенная сим обстоятельством.

Нижайше преданный французской короне и ее предстателям, льстящий себя надеждой, что мне будет дозволено вернуться из изгнания и доживать дни свои в благословенном французском королевстве

шевалье Рето де ла Виллет.

Лондон.

19-го октября 1786-го года.

Эпилог

КАРОЛИНА СОБАНЬСКАЯ – ИМПЕРАТОРУ НИКОЛАЮ ПАВЛОВИЧУ

Публикация доктора филологических наук Сергея Фомичухина (г. Санкт-Петербург)

С французского перевел Михаил Ходорковский (г. Краснокаменск)

Научный редактор: кандидат филологических наук Екатерина Подвацурина (г. Санкт-Петербург)

ОТ ПУБЛИКАТОРА

Черновик письма к императору Николаю Первому, которое, кажется, так и не было никогда отправлено, чудом уцелел среди обширных дневников Каролины Адамовны Собаньской (все они в кожаном черном переплете и с медным замком на обрезе).

Дневники хранятся в библиотеке парижского Арсенала[17]17
  Обзор парижского архива К.Собаньской см: В.Фридкин. Записки Каролины Собаньской // Наука и жизнь, 1988, N 12, с. 140–144. Примечание Сергея Фомичухина.


[Закрыть].

Каролина Адамовна Собаньская (1795–1885), как теперь окончательно установлено[18]18
  Т.Г.Зенгер. Три письма Пушкина к неизвестной // Звенья. М. – Л, 1933, т. 2, с. 200–221. Примечание Сергея Фомичухина.


[Закрыть], была едва ли не главной пушкинской музой, подиной «утаенной любовью» нашего великого поэта[19]19
  См.: М.Яшин. «Итак, я жил тогда в Одессе…» – Нева, 1977, N 1. Примечание Михаила Ходорковского и Екатерины Подвацуриной.


[Закрыть], и поэтому даже самые незначительные как будто факты, связанные с нею, имеют для нас общее значение.

Сергей Фомичухин,

пушкинист, архивист и ученый.

Екатерина Подвацурина,

тоже ученая.

10-го августа 2009-го года.

г. Санкт-Петербург.

Всемилостивейший государь!

Осмеливаюсь обратиться к Вашему Императорскому Величеству с одним необходимым объяснением.

Знаю, что в столичном обществе упорно говорят о том, что мне досталось в дар от княгини А.С.Голицыной несколько бриллиантовых подвесок – остаток от знаменитого королевского ожерелья, и что сие сокровище будто бы досталось княгине Голицыной от графини де Гаше (Жанны де ла Мотт).

Признаюсь, что более вздорной чепухи я и не слыхивала никогда. Графиня де Гаше, известная врунья, не имела ровно никакого отношения к графине де ла Мотт и ничего не дарила княгине Голицыной, ибо ей нечего было дарить. А от княгини – клянусь честию – я никогда не получала в дар никаких бриллиантовых подвесок.

Более того, мне достоверно известно, что знаменитое бриллиантовое ожерелье вовсе никогда не покидало территорию Франции.

Довожу до сведения Вашего Императорского Величества рассказ, любезно сообщенный мне братом моего супруга, известным парижским литератором Полем Лакруа[20]20
  Поль Лакруа (1806–1884) – писатель, автор истории царствования Николая Первого. Был любовником Каролины Собаньской. Примечание Сергея Фомичухина.


[Закрыть], знающим немало историй о пропавших драгоценных камнях.

«Во время расчистки мусора в разрушенном Тюильрийском дворце один рабочий по имени Огюст Долоне обнаружил железный сундук, на крышке которого явственно еще виднелись три лилии.

Сундук найден был в подвале под садом, доступ в который предоставлялся лишь членам королевской фамилии и, вероятнее всего, где зарыт сундук было известно только Людовику Шестнадцатому.

Сундук отправили в министерство внутренних дел, где состоялся совет министров. Принцесса Амалия Бурбонская, уведомленная о находке по телеграфу, прибыла в Париж с курьерским поездом, села в фиакр вместе с префектом полиции и отправилась вместе с ним на площадь Бово, где ее ожидали председатель совета министров и другие министры.

Принесли сундук, принцесса достала изящной работы ключ и всунула в замок, но, несмотря на ее усилия и усилия всех присутствующих, отпереть сундук не удалось.

«Замок покрыт ржавчиною, его необходимо смазать», – заметил префект полиции. Последовали его совету. После трех поворотов в замке крышку удалось поднять, и тогда из уст всех присутствующих вырвался крик удивления.

Префект полиции вынул из сундука множество бриллиантов, сапфиров и наконец – сомневаться было невозможно – знаменитое ожерелье королевы.

Итак, это ожерелье, которое никогда не надеялись отыскать, которое, по распространенному мнению, разграбили и увезли с собою Калиостро и чета графов де ла Мотт, находилось на самом деле в саду Тюильрийского дворца».

Кажется, сей достовернейший рассказ (а господин Лакруа – свидетель глубоко авторитетный, он не один год занимается историею драгоценных камней) в монарших глазах должен совершенно обелить меня.

Всемилостивейший государь мой! Ваше Императорское Величество!

Примите уверения в моей неизменной преданности к российскому престолу.

Каролина Розалия Текла Собаньская-Лакруа,

урожденная графиня Ржевуская.

г. Париж.

Февраля 12-го дня 1853-го года.

ПРИМЕЧАНИЕ ПУБЛИКАТОРА, СДЕЛАННОЕ ПРИ УЧАСТИИ НАУЧНОГО РЕДАКТОРА:

Рассказ французского литератора Поля Лакруа (псевдоним: «Библиофил Жакоб»), приведенный в письме Каролины Собаньской к российскому императору, совершенно апокрифичен и, должен сказать без обиняков, не вызывает у меня ни малейшего доверия, хотя он и заключает в себе массу чрезвычайно любопытных деталей.

Скорее всего, рассказ этот, как я полагаю, сочинила сама Собаньская, никак не желавшая расставаться с остатками знаменитого ожерелья и не желавшая показывать, что они хранятся именно у нее.

Точнее говоря, одну из историй Поля Лакруа она вписала в сюжет легенды о пропавшем ожерелье и сделала это, конечно, совершенно преднамеренно. Вообще, ослепительная Каролина, не исключено, считала, что у нее есть свои особые права на это редкостное колье, вызвавшее в свое время грандиозный скандал и чуть ли даже не революцию 1789-го года.

Каролина ведь приходилась правнучкой Марии Лещинской, французской королеве и супруге Людовика Пятнадцатого, который как раз и заказал колье для своей возлюбленной дю Барри.

Если хотя бы часть королевского бриллиантового дара оказалась бы вдруг у мадам Собаньской-Лакруа, то это, как мне кажется, в глазах ее означало хотя бы частичное торжество исторической справедливости.

Обстоятельно комментированная публикация новых архивных материалов, не исключено, прольет свет на эту в высшей степени загадочную историю, много раз уже рассказывавшуюся, но так до сих пор и не досказанную до конца.

Альбомы и дневники Каролины Собаньской требуют самого настоятельного изучения. Это может содействовать обнаружению хотя бы остатков колье.

Исчезнувшие редкостные бриллианты, как и сопутствующие им бесценные бумаги (не исключено, что они прольют свет на многие темные места пушкинской биографии), даст Бог, все-таки рано или поздно отыщутся.

В любом случае, поиск, несомненно, должен быть продолжен.

Сергей Фомичухин,

ученый кот, комментатор-фантазер.

Екатерина Подвацурина,

комментатор, знаток исторических нюансов, не имеющих никакого значения, восходящая звезда умирающей пушкинистики.

г. Санкт-Петербург.

Пушкин дом.

18-го мая 2007-го года.

ГРАФ ФЕНИКС – АВТОРУ

1.

Гамулецкий фактически повторяет версию графини, что это Калиостро организовал всю «аферу» и взял себе самые крупные камни, то есть он дает подтверждение, что его учитель – самый обыкновенный мошенник, как и он сам, поскольку всячески ему содействовал.

Все это слишком бросается в глаза, а посему воспоминания Гамулецкого нуждаются (думаю) не просто в примечании, но в ироническом комментарии, показывающем, что если он имел целью оправдать своего маэстро, то оказал ему медвежью услугу.

Гамулецкий представил Калиостро как самого обыкновенного вора, действующего совместно с подонками, вроде графа де ла Мотта, а свои несомненные гипнотические способности использующего в криминальных целях.

Ученый кот, хотя и принадлежит к мошеннической секте пушкинистов, в общем-то прав в своей критике очаровательной, неотразимой Каролины.

Из ее письма выходит, что ни Калиостро, ни кто-то еще не имел никакого отношения к похищению, а ожерелье украла через Рогана сама королева, то есть повторяет версию антимонархистов (она-то ярая монархистка!).

Ящичек, в самом деле, могли найти, но с драгоценностями, которые король и королева спрятали под угрозой нападения.

Кроме того, зачем было Собаньской писать это письмо, которое она, по всей видимости, не отправила ввиду его полной бесполезности?

Оно производит впечатление революционного листка: власть имущие – самые обыкновенные воры. Это было бы совершенной бестактностью. Представляю себе реакцию Николая!

Или она хочет оправдаться, что не вывозила контрабандных драгоценностей? Зачем? Этим бы она выдала себя полностью, подтвердив, что участвовала каким-то образом в нелегальном перевозе украденных ценностей.

Даже совершенно нелепое действие имеет логику. Собаньская поступает неубедительно и даже глупо, но цель ее совершенно ясна: отвести от себя подозрения в контрабандных переправках, которыми она занималась, сидя под крылышком Витта. Лучшего места и представить невозможно. Поэтому она с ним сожительствует – ей удобно, к ней никто не может подступиться, сама тайная полиция содействует ее контрабандным делам.

Почему нет? Это нисколько не убавляет очарования Собаньской, а только прибавляет еще больше.

Все поэты тогда были без ума от разбойников, а уж от разбойниц – тем более.

г. Мадрид,

11-го сентября 2007-го года.

2.

Что касается Калиостро, или черт знает, как его звали, я с вами полностью согласен, то есть речь идет о персонаже ambigu, и в этом его прелесть и очарование.

У Михаила Кузмина это полностью отсутствует, и потому его Калиостро скучен и бесцветен, как впрочем, и сам Кузмин (он замечательно перевел Апулея, но собственные его фантазии монотонны).

А у вас эта ambiguitè – на первом плане и представлена очень хорошо через этот также ambigu персонаж как Голицына.

Эти два персонажа внутренне сродни, поскольку имеют колоссальную внутреннюю энергию, хотя каждый реализует ее по-разному.

Голицына коллекционирует истории, но не рассказывает их. Это тоже очень характеризует персонаж.

Я от всей души ненавижу (вы меня вынуждаете высказаться) всех литературных критиков, типа белинских и добролюбовых, которые порят правду-матку, не понимая абсолютно ничего в литературе и не прочитав прежде внимательно того, о чем имеют наглость писать.

Я высказал свои соображения (не критику) по поводу Гамулецкого. Мой комментарий добродушен, но Калиостро – сицилиец, то есть он скрытен и не забывает обид.

Это не значит, что он мстителен, как Сальери. Какой-то фокусник-дилетант, вроде Гамулецкого, представляет его как вульгарного криминала.

Да, конечно, он организовал весь этот affaire, но какой affaire! Вершина криминально-магического искусства! Разумеется, он должен быть зол на этого Гамулецкого, но не потому, что он выдумывает, а потому, что выдумывает плохо, что, кстати, очень соответствует персонажу: Гамулецкий – не гений, не Калиостро!

Вы подчеркнули в комментарии читателя раздражение, а не добродушие, и так должно быть.

Я могу только (в качестве «критики») повторить ваши слова: здесь пока фрагменты, «случаи», из которых складывается картина.

Вы хотите, чтобы я высказался о картине, которой еще нет?

Пока есть только «случаи» (и даже не все).

г. Мадрид,

13-го сентября 2007-го года.

ВТОРАЯ СВЯЗКА БУМАГ:

СЛУЧАЙ ГРАФА ДЕ ЛА МОТТ

ОТ АВТОРА

Из настоящего выпуска «Бриллиантового скандала» читатель сможет узнать, как распорядился королевскими бриллиантами легкомысленный и беспутный граф Николя де ла Мотт, который и в самом деле вовсе не был графом, точно также, впрочем, как и граф Алессандро Калиостро.

Кроме того, читателю представляется редкостная возможность узнать о путешествии из Эдинбурга в Ньюкасл, которое совершил вышеупомянутый де ла Мотт в компании с учителем итальянского языка по имени да Коста.

Как обычно, все документы мною были вымышлены, но это отнюдь не отменяет их исключительной правдивости.

Ефим Курганов.

г. Париж.

20-го декабря 2008-го года.

POST SCRIPTUM

И особая признательность моему издателю, коего я почитаю подлинным своим единомышленником.

МАРКИЗ. И это ожерелье ты намерена присвоить?

МАРКИЗА. Разумеется! Ты только приготовься к отъезду. Едва сокровище окажется в наших руках, мы тотчас его используем. Сперва мы его разломим, и ты уедешь в Англию. Где для начала с умом продашь или выменяешь камни помельче…

Гете. Великий Кофта (комедия).

Научные редакторы выпуска:

профессор Андрей Зорькин (Оксфорд),

профессор Никита Левинтох (Санкт-Петербург)

и профессор Александр Долинкин (Мэдисон)

ОТ РЕДАКТОРОВ

Все материалы, представленные в настоящем выпуске, подготовлены на основе коллекции Калиостровианы, хранящейся в Отделе рукописей и редких книг фундаментальной научной библиотеки Угорского университета (г. Ханты-Мансийск, Россия).

Андрей Зорькин,

Никита Левинтох,

Александр Долинкин.

20-го декабря 2014-го года.

ГРАФ ФЕНИКС – АВТОРУ[21]21
  Письма от графа Феникса и маркиза Пелегрини были и в самом деле мною получены. Ефим Курганов, доктор философии.


[Закрыть]

Все эти персонажи (Калиостро Сен-Жермен и им подобные) – гностического типа, но в эпоху, когда никто ни во что не верит. Интересно, не правда ли? Влечение к тайне, но без Бога. Эта тема имеет также прямое отношение к распространению всяких (и притом самых нелепых) эзотеризмов в наше время. С этими «эзотерическими» персонажами мне пришлось лицом к лицу встретиться в Пьемонте. Есть современные итальянские исследования об «эзотерической» стороне Калиостро. Так что вы затронули тему, которая идет много дальше просто уголовного дела и даже «скандала». В этом пункте совершенно необходимо идти к источникам, какие бы мифические они не были.

* * *

В моих путешествиях мне приходилось немало встречаться со странными персонажами, заглядывать, так сказать, в хтоническое подполье человеческого существования. Все ваши персонажи выходят из этого демонологического слоя.

Демоническую основу персонажа не так легко ухватить и еще труднее дать ей соответствующее выражение.

«Демоны» Достоевского – лубок с надписью. Демоническое как-то связано с патологическим, но не совпадает с ним. Пушкин чувствовал очарование демонического. У Достоевского – одна только патология, разукрашенная, как лубок, самодельной идеологией.

гр. Ф.

(он же маркиз Пелегрини)

10-го августа 2007-го года.

г. Мадрид.

ИЗ ЗАПИСКИ КАЛИОСТРО, ОТПРАВЛЕННОЙ ИМ ИЗ БАСТИЛИИ НА ВЫСОЧАЙШЕЕ ИМЯ ЕЕ КОРОЛЕВСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА

Публикация Романа Оспоменчика при участии Никиты Левинтоха.

С французского перевел Сергей Загляделкин.

Свидетельствую пред Вашим Королевским Величеством, что граф Николя де ла Мотт отнюдь не принадлежал к роду славных графов де ла Мотт, а был, как мне доподлинно известно, самым обыкновенным бродягой из местечка Люневиль. Там он поступил в жандармы и служил в роте бургундцев, когда судьба свела его с юною Жанною де Люз де Сен Реми де Валуа.

Женившись на ней, сей Николя самовольно принял титул графа де ла Мотта де Валуа.

Впоследствии, небезызвестный Вашему Королевскому Величеству кардинал де Роган, любовницей которого сделалась Жанна, приобрел для ла Мотта патент на чин капитана.

Граф Феникс.

12-го февраля 1786-го года.

Замок Бастильский.

ИЗ МЕМУАРА КОРОЛЕВСКОГО СОВЕТНИКА ЖАНА БАТИСТА МАКСИМИЛЛИАНА ПЬЕРА БАТИСТА ТИТОНА ДЕ ВАЛЛОТРЕНА

(ИЗВЛЕЧЕНИЯ)

К печати подготовил профессор Александр Долинкин (Мэдисон).

С французского перевелаВера Милкина (г. Москва)

Как только герцог Луи Рене Эдуар де Роган-Гемене, епископ Страсбургский, член всех академий и любимец всех знатных дам Парижа, доставил Жанне де ла Мотт заветное ожерелье для передачи собственно в руки Ее Величества королевы Марии Антуанетты, Жанна тут же кликнула своего супруга графа Николя де ла Мота.

И как только за сияющим от счастья герцогом де Роганом закрылась дверь, начался дележ добычи. И уже на следующее утро граф Николя де ла Мотт, служивший во французской жандармерии, спешно отправился в Лондон, на Бонд-стрит – в поисках покупателей.

Сколько камешков он увез с собою, никто не знает. Но вскоре графиня, оставшаяся в Париже, приобрела и отделала свой дом в Бар-сюр-Обе. Накупила мебели тысяч на полтораста, всякого добра, лошадей, истратила большие деньги на туалеты.

Когда пропажа ожерелья открылась, тут же начались аресты. Основная часть шайки оказалась в Бастилии. Но граф де ла Мотт, пребывавший в туманном Альбионе, был недосягаем для французской полиции.

ПРИМЕЧАНИЕ ПРОФЕССОРА АЛЕКСАНДРА ДОЛИНКИНА: ДОГОВОР О ВЫДАЧЕ УГОЛОВНЫХ ПРЕСТУПНИКОВ ФРАНЦИЯ ЗАКЛЮЧИЛА С АНГЛИЕЙ ЛИШЬ В 1843-М ГОДУ.

Между тем королева, желавшая доказать полную свою непричастность к сей краже, требовала непременно захватить всех участников, без малейшего исключения.

Поэтому не жалели не усилий, ни денег для поимки графа де ла Мотт. Только он мог указать, куда исчезла большая часть бриллиантов.

2.

О графе Николя де ла Мотт в Париж вдруг пришла весть, что он из Лондона уехал в Константинополь, принял там магометанство и подвергся даже операции обрезания.

Однако вскорости мы узнали, что граф в Турцию не уезжал, а магометанство принимать и не думал. А вот Лондон он оставил после того, как там на него было совершено несколько покушений, по разным причинам не удавшихся.

Де ла Мотт стал переезжать из одного английского города в другой под вымышленной фамилией шевалье д’Арсонваля.

Наконец, в Эдинбурге граф познакомился с учителем итальянского языка неким Франсуа Беневентом (ему было уже тогда 82 года), именовавшим себя да Коста.

Николя открылся во всем сему да Коста и перешел под его покровительство. Не исключено, что сие покровительство он купил ценою нескольких бриллиантов из той части ожерелья, что была на тот момент в его распоряжении.

Когда министр иностранных дел, престарелый граф Верженн донес обо всем этом королеве, то Ее Величество распорядилось, дабы мы за любую цену приобрели расположение сего Франсуа Беневента и это, конечно, с тою целию, чтобы в итоге заполучить графа де ла Мотта со всеми остававшимися у него бриллиантами.

Нам ничего не оставалось, как начинать действовать.

ЭДИНБУРГСКАЯ ХРОНИКА. ИЗ ЗАПИСОК СУСАННЫ БЕНЕВЕНТ (ДА КОСТА)

(ОТРЫВОК)

С итальянского перевел Сергей Загляделкин.

К печати подготовил профессор Андрей Зорькин

Когда мой престарелый дядюшка Франсуа Беневент (да Коста) приютил у нас шевалье д’Арсонваля, то мы и ведать не ведали, что оказали благодеяние самому графу Николя де ла Мотту, знаменитому французскому аристократу, преследуемому жестокосердыми Бурбонами.

Подружившись с дядюшкой и проникнувшись к нему самой искренней симпатиею, граф все открыл старику и даже показал нам свою роскошнейшую коллекцию бриллиантов.

Я полюбила ла Мотта всею нежностию девической своей души, тем более что после каждого нашего совместно проведенного вечера Николя вручал мне чудесный маленький бриллиантик.

Дядюшка потом забрал их у меня и спрятал в заветном своем ларце. Но я и сейчас еще живо представляю себе каждый из этих бриллиантиков, крохотных, но таких искристых.

Николя де ла Мотт был совершенно восхитительный кавалер, но, видимо, он при этом был еще и чрезвычайно образован.

Во всяком случае, дядюшка мой, славившийся в нашем городе как знаток ученых бесед, проводил с графом в своем кабинете долгие часы. Когда я спрашивала у дядюшки, о чем же они говорят столь долго, он только отшучивался.

А однажды я увидела, как дядюшка ласково перебирал, стоя у окна, несколько огромных бриллиантов, – они были из коллекции графа.

Чем дядюшка мой заслужил столь щедрый дар, не представляю до сих пор, но, конечно, какая-то причина была – не иначе.

Может быть, впрочем, все объясняется достаточно просто: дядюшка ведь выдал графа за своего племянника, вот Николя и выразил свою благодарность посредством бриллиантов.

Или же дядюшка оказал де ла Мотту еще какую-нибудь услугу.

ГРАФ АДАМАР

МОЯ ЖИЗНЬ В ЛОНДОНЕ

(три отрывка)

Публикация профессора Романа Оспоменчика (Иерусалим) и профессора Михаила Умпольского (Нью-Йорк)

Перевел с французского Никита Левинтох (Петербург)

1.

За несколько лет до Первой французской революции я оказался в должности посланника Его Королевского Величества в Лондоне, по тем временам довольно хлопотливой.

Однако особенно много тревог доставил мне граф Николя де ла Мотт – собственно, графом никаким он не был, а был скорее разбойником с большой дороги.

Королева велела любым способом выкрасть его, но в Англии за такие проделки грозила виселица, самая что ни есть всамделишная.

Да и как было выкрасть этого молодца, коли он в каждом прохожем видел французского полицейского?!

Но вот доставляют мне из Эдинбурга письмо, помеченное 20-м марта 1786-го года, от некоего Франсуа Беневента (да Косты), учителя.

В этом письме сей Беневент предложил мне обеспечить увоз из Англии не только графа де ла Мотта, но и всех находившихся у него бриллиантов. За свои услуги сей педагог запросил десять тысяч гиней.

Несмотря на непомерность запрошенной суммы (десять тысяч гиней ведь равняется 260-ти тысячам ливров), я немедля переправил письмо да Косты Ее Величеству.

И уже в конце апреля министр Верженн сообщил мне следующее.

Предложение да Косты принимается. Ему можно выдать одну тысячу гиней и дать твердые гарантии в отношении остальной суммы, которую он получит, как только граф де ла Мотт окажется под стражей в любом из французских портов.

Я тут же известил да Косту, а исполнение секретного королевского поручения возложил на д’Арагона, первого секретаря посольства.

Сей д’Арагон, в прошлом офицер, ради исполнения распоряжения королевы готов был на все и виселицы ничуть не страшился.

2.

По плану неутомимого и предприимчивого д’Арагона, да Коста должен убедить графа де ла Мотта покинуть Эдинбург якобы по той причине, что там оставаться уже небезопасно, ибо французской полиции стало известно, что гостящий у да Косты племянник есть на самом деле спешно разыскиваемый французскими властями граф Николя де ла Мотт.

Старик должен привести графа в Ньюкасл, после чего надо будет убедить де ла Мотта посетить находящийся неподалеку порт Шилдс. А в Шилдсе уже должно стоять судно с надежным экипажем.

Между прочим, сам д’Арагон и подыскал наиболее подходящее судно.

Оно, действительно, ни у кого не должно было вызвать подозрений, поскольку в нем уже не первый год вывозился во Францию уголь.

В Шилдсе Франсуа Беневент должен угостить де ла Мотта изрядной порциею снотворного, после чего графа перенесут на корабль и вскоре он окажется в руках французского правосудия. А сопровождать графа в его принудительном путешествии во Францию должны были Кидор и Гранмезон, полицейские, специально вызванные в Лондон из Парижа.

Задумано все было отличнейшим образом и организовано было превосходно, однако к вящей ярости королевы граф Николя де ла Мотт в тот раз так и не покинул, увы, берегов туманного Альбиона.

3.

29-го апреля Беневент (да Коста) известил из Эдинбурга д’Арагона, что на днях, как и было уговорено, вместе с графом де ла Моттом отбывает в Ньюкасл.

Прибывшие уже из Парижа опытные полицейские ищейки Кидор и Гранмезон вручили да Косте, как и было уговорено, тысячу гиней задатка.

Однако, при встрече с д’Арагоном, состоявшейся уже пред самым отъездом в Ньюкасл, да Коста выдвинул множество предлогов для отказа участвовать в похищении.

В частности, старик заявил д’Арагону, что граф де ла Мотт вдруг заподозрил опасность: он категорически отказывается ехать из Ньюкасла в Шилдс и решительнейшим образом намерен возвратиться в Эдинбург.

Так и произошло: они вернулись, где их уже со страстным нетерпением ожидала Сусанна да Коста, мечтавшая, правда, скорее, о встрече не с дядюшкой, а с его мнимым племянником.

Д’Арагон был безутешен. Он страдал искренно и глубоко; можно сказать, что был в трауре. Мы же все пребывали в страхе, ожидая гнева Ее Королевского Величества. И гнев Марии-Антуанетты не замедлил себя долго ждать, но возвращению графа де ла Мота сие никак не способствовало.

ШЕВАЛЬЕ Д’АРАГОН

ИЗ ЗАПИСКИ К ГРАФУ АДАМАРУ

Публикация профессора Андрея Зорькина (Оксфорд)

С французского перевела Вера Милкина (Москва)

Научный консультант профессор Михаил Умпольский (Нью-Йорк)

Разразившаяся катастрофа явилась для нас полнейшею неожиданностию.

И только потом я понял, что случайности не было и что проклятые французы вкупе с жидком да Костою просто обвели нас вокруг пальца.

Сусанна да Коста (Беневент), племянница старика, призналась мне в следующем, получив от меня в дар подвеску из фальшивых алмазов.

Дядюшка с де ла Моттом отнюдь и не собирались ехать из Ньюкасла в Шилдс.

Оказывается, Беневент (да Коста) признался во всем ла Мотту и даже разделил с ним поровну полученные от Вашего сиятельства гинеи.

Но это не все.

Сусанна Беневент стала утверждать, будто бы весь план был разработан ЗАРАНЕЕ графом де ла Мотт.

Выходит, старик Беневент и не собирался похищать графа. То была ловушка для нашей королевы.

18-го мая 1786-го года.

г. Шилдс.

ЗАМЕТКИ ГРАФИНИ ЖАННЫ ДЕ ГАШЕ, СДЕЛАННЫЕ ЕЮ ПО ПРОЧТЕНИИ МЕМОРИЙ ГРАФА АДАМАРА

Публикация профессора Александра Долинкина (Мэдисон)

С французского перевел Михаил Ходорковский (Краснокаменск)

Все так и было. Но только идея-то была моя, а не этого тупицы ла Мота, бывшего моего супруга. Он ведь с роду никогда ничего придумать не мог; правда, исполнитель был отменный – ничего не скажешь.

Я томилась тогда в Сельпатриер – жуткой темнице, ежечасно проклиная Бурбонов, кои упекли меня в это страшное место. И думала ежечасно о грядущей мести своей Луи и Марии-Антуанетте.