Текст книги "Пригород мира"

Современный человек живет так, будто его жизнь является астрономическим (и/или нравственным) центром вселенной, что его опыт является всеобщим и необходимым, а мысли обязательно проникают в самое сердце мироздания. Он давным-давно сросся с идеей, что объективно только та действительность имеет место, которая открывается его взору, и в которой он является непосредственным центром и источником всякого бытия. Ему уже не понять, что боль даже самой маленькой монады сотрясает целую вселенную. Со смехом смотрит взрослый на все коллизии первой школьной любви, он-то уже переболел, к любви у него иммунитет. А для маленькой души это первая неразрешимая проблема, самый тяжелый урок детства, никто и не узнает, с какими потерями дети возвращаются после школы. Взрослые уже позабыли, с каким страданием в жизнь вливается понимание необратимости, одиночества, взрослые уже не знают, каково дышать без этих цепей на груди, без этих вериг, приковавших человека к земле. Вольное детство на части разрывается от этих оков, для всех это нормально, только детская душа бьется от ужаса. Взрослость не помнит, какой ценой она покупает свое положение в обществе, и если б не было этого непонятного презрения к юношескому максимализму, если б не было этого непонятного забвения, зрелость, наверное, была бы невыносимой.

Как бы то ни было, об этом еще рано говорить, сначала нужно рассказать об одном происшествии, случившемся с Павлом в ноябре, после очередного внешкольного выступления актива. Координатору ученического совета позвонили из городской детско-юношеской организации «Парус» и сказали, что хотят видеть у себя представителей из их школы. Может показаться удивительным, но именно Павлу поручили набрать команду для столь ответственного задания.

В «Парусе» были собраны ребята из всех школ, лучшие из лучших, самые активные и самые неординарные – так объяснили Павлу. Он не понимал, за какие такие заслуги ему доверили это поручение, но спорить не стал, а тотчас же нашел в школе Веру, дабы сообщить, что ее пригласили на школу актива, и чтобы она привела туда еще кого-нибудь их своих подруг. Сам же Павел нашел еще двух ребят, которых это предложение заинтересовало. И они вшестером (шестым был Николай) отправились на эту встречу.

Вопреки всем ожиданиям, все было довольно просто устроено (по рассказам Павел представлял здесь чуть ли не молодежное правительство). Ребята собирались в одной из школ центрального района. На вид все были обычными людьми: школьники с шестого по одиннадцатый класс, кое-кто уже студенты, хотя были здесь, конечно, и свои звезды. Новеньких приняли очень тепло, в аудитории царила дружелюбная атмосфера. Войти сюда мог любой заинтересованный человек, правда, за все время существования сформировался постоянный состав. Впоследствии, после первого знакомства в команде Павла останется только три человека, но об этом позже.

Первое впечатление от этой поездки у Павла было очень радужным. Несмотря на то, что за все собрание он не проронил ни слова, ему казалось, будто он провел месяц в беспрерывном общении. Гостей из другого района ребята встретили чаепитием. Все были в хорошем настроении, много шутили, смеялись, пели песни под гитару. Все были довольны, и, что более всего радовало Павла, Вера заинтересовалась. Она настолько быстро влилась в это новое общество, что уже на первом собрании, как показалось Павлу, успела познакомиться решительно со всеми участниками, в отличие от своей подруги Дарьи, которая держалась несколько отстраненно. Но самое главное, что несказанно обрадовало Павла: ребята собирались каждую субботу в три часа дня. Эти слова звучали для Павла как музыка. Это значило, что судьба подарила ему еще один день, когда можно было видеться с Верой безо всяких посторонних причин и приглашений, на которые Павел по-прежнему не решался.

Я прошу меня извинить, но подробно рассказать о «парусе» не представляется теперь возможным, хотя бы потому, что каждый человек, которого Павел там встретил, заслуживает отдельного рассказа. Здесь были и физики, и лирики, и художники, и музыканты, математики и экономисты, будущие инженеры и врачи. Они все были лидерами, и Павла удивляло, как просто они находили общий язык и вместе штурмовали новые горизонты. Дух организации был здесь настолько силен, что подавлял всякую конкуренцию, все действовали как единый организм, четко, подхватывали друг друга в импровизациях, вытаскивали в тяжелых ситуациях, продвигали друг друга. Это общество казалось Павлу идеальным, хотя, ради справедливости нужно отметить, что у этой организации был талантливый координатор, чьего влияния никто и не замечал. С другой стороны, не следует надолго отклоняться от главных причин, по которым Павел посещал эти собрания.

Но прежде стоит обстоятельнее рассказать об одном участнике этой встречи, чей вклад в тогдашнее положение Павла будет самым скорым и самым разрушительным. Его зовут Николай (в школе его звали «Ник»). До сего момента он не был важным участником этой истории, а был всего лишь серым школьником, одноклассником Павла, с которым наш герой особенно и не общался. Этот человек не привлекал к себе никакого внимания, лишь изредка заставлял улыбнуться, ибо выглядел до смешного неряшливо. Однако все эти улыбки о нем тут же забывались, так как решительно ничего не значили. Впрочем, такое положение в коллективе скрывало редкую по своей яркости черту Николая – он был человеком чересчур скользким. В состав «первопроходцев» он получил билет хитростью, а не выслугой. Подслушав разговор Павла, Ник украдкой спросил его о вакантных местах. Услышав отказ, он пригласил на следующей перемене Павла к школьному координатору, которая и выказала Павлу недовольство его работой. Павел, стиснув зубы, позволил Нику ехать с ними, в надежде, что тот не задержится в рядах активистов на продолжительный срок, поскольку Ник не был особенно инициативным человеком и всегда преследовал только свои интересы.

С Павлом Николая связывала до того лишь одна история, которая произошла в марте девятого класса (тогда Павел еще общался с Кириллом). Суть истории кроется в непредсказуемости школьных взаимоотношений девочек и мальчиков. Эти отношения, которые обычно не представляют собой ничего серьезного, могут, тем не менее, сильно бить по самолюбию, причем людей обоих полов. Николай как-то был влюблен в девушку из параллельного класса (ее, кажется, звали Алина). История этой влюбленности никогда не пояснялась никому, кроме Павла. Оказывается, он хотел добиться ее расположения не из большой любви, как говорил окружающим, а ради престижа. Как бы то ни было, Алина была привлекательной девушкой, выглядела чуть старше своих лет, была умной и казалась вполне благовоспитанной, в отличие от многих своих сверстниц. Эти качества, несомненно, выгодно отличали ее от многих представительниц прекрасной половины параллели. Но в стенах родной школы у нее не было близких друзей, что значительно прибавляло ей загадочности. Сначала ее тихая манера держаться в коллективе раздражала одноклассниц, правда ни с кем отношений она не выясняла и не претендовала ни на чье место под солнцем, поэтому всякое недовольство со временем прошло. Мальчики то и дело подкатывали к ней, однако ни к кому из них она не была благосклонна.

Николай решил, что наличие спутницы необходимо, чтобы поднять свою репутацию в обществе, получить статус человека продвинутого, идущего в ногу, или, может быть даже, опережающего свой уровень. Часто его можно было видеть в компании людей, которым он был вовсе не интересен, где его не слушали и не замечали. Изредка Коле удавалось к кому-нибудь вклиниться на время, лишь бы доказать всем, что он голубых кровей и действительно принадлежит к высшему обществу, каким бы это общество ни было на самом деле. Можно ли найти кандидатуру лучше, чем та, которая всех интересует, но никому еще не открылась?

Впрочем, не все в жизни поддается расчету, особенно в сфере человеческих отношений. Не сложно догадаться, что Алина и не посмотрела в сторону Коли. Она даже не сделала надменного лица, ничто не изменилось в ее выражении, когда Николай решил с ней познакомиться. Она сказала, что ее не интересуют отношения с ним, попросила прощение за доставленное неудобство и попросила больше ее не беспокоить. Для Коли эта новость не стала ударом. Он знал, что легко не будет, однако масштаб происходящего предвидеть не мог. И вскоре один только его вид начал смущать Алину. Конечно, это «вскоре» длилось несколько месяцев. Все это время он поджидал ее в коридорах, всегда прогуливался рядом с классами, где у нее проходили уроки, улыбался и даже (как сам рассказывал) писал ей письма. Ее ответ вызревал долго. Но что можно сделать, чтобы отвести от себя назойливое внимание, не создавая лишнего шума? В какой-то момент Алине пришла в голову подходящая мысль, она решила оскорбить чувства Николая. И нашла, пожалуй, самый подходящий для этого способ.

В середине марта, когда до каникул оставалось всего две недели, Алина встретила в коридоре Колю, незаметно вручила ему клочок бумаги и попросила передать Павлу. Вот, воистину, иррациональный ответ, женская логика, если хотите. Любой ревнивый человек, наверное, лопнул бы от злости, а Николай был ужасно ревнив. Такое осмеяние, конечно, не могло его устроить. Он не мог даже и предположить, что вся эта история не важна Алине, и она никому из школы не рассказывала о его признаниях.

Николай подозвал Павла на перемене, перед столовой и попросил уделить ему минуту.

– Я слушаю, – ответил Павел.

– Если можно, я хотел бы поговорить с глазу на глаз, тет-а-тет, если возможно. – Николай недоверчиво посмотрел на Кирилла, после перевел взгляд на Павла и еще сильнее нахмурился.

– Я скоро, – кинул Кириллу Павел и пошел вслед за Колей. – Что тебя интересует?

Коля протянул ему помятый клочок бумаги, когда они нашли тихий угол в крыле, где проходили занятия у начальных классов. Здесь никто не стал бы их искать.

– Вот это письмо меня интересует. Можешь пояснить, что здесь написано?

Павел взял записку и быстро ее прочел, после долго посмотрел на Колю:

– Что конкретно ты хочешь узнать у меня? Это письмо я лично вижу впервые и недоумеваю, кто его автор. Но это явно любовная записка.

– Я умею читать, – язвительно отозвался Ник. – Меня просили передать это тебе.

– Спасибо, – нерешительно произнес Павел. – Только зачем оно мне, и кто просил его передать?

– Алина.

Павел посмотрел в сторону:

– И зачем ты пригласил меня сюда, тем более, зачем ты читал это письмо, если оно адресовано не тебе?

Николай недовольно фыркнул:

– Захотелось. Она просто… – он запнулся и несколько секунд смотрел в пол. – Она просто не твоя. И письмо это должно быть не тебе.

– Что же, можешь оставить его себе, если хочешь. Но если оно адресовано мне, откуда столько уверенности, что оно не мое?

Вот тут Николай изменился в лице. Он понял, что грубостью ему ничего не добиться, только хуже сделает. Тем более, что Павел уже ознакомился со всеми деталями послания. В этот момент Колю осенило, он схватил Павла за рукав, наклонился к нему и зашипел:

– Только не говори никому! Я жить не могу без нее, только о ней и думаю. Оставь мне эту записку и не ходи к ней. А если она сама к тебе подойдет, скажи, что она тебе совсем не нравится.

Павел недоверчиво посмотрел Коле в глаза, но тот продолжил:

– Понимаю, что прошу слишком много, но ты ведь добрый человек, помоги мне, я больше ничего у тебя не попрошу.

– Ладно. – Павел высвободил руку. – Я помогу, но только не думай, что буду помогать тебе всегда. Иди, куда шел, пока я не передумал.

Впоследствии, вся эта история была пересказана Кириллу. Но он даже не посмотрел на Павла, отделавшись короткой фразой, что знает Алину вне школы, и чтобы Павел не обращал на эту невинную ее выходку никакого внимания. И Павел действительно забыл об этом. Только через день до Павла дошли слухи, что Коля все же ходил на это назначенное Павлу свидание, и что Алина более доходчиво объяснила ему, что не желает его видеть. Как бы то ни было, к Павлу, вопреки всяческим ожиданиям Николая, никто так и не подошел.

Надеюсь, вы простите мне такое непоследовательное изложение фактов, но амурная трагикомедия Коли более показательна в контексте их поездки в «Парус». Ник напросился ехать вместе с ними, потому что знал, что Вера пригласит с собой Дарью, а Коля уже некоторое время вынашивал коварные планы по ее соблазнению – уж очень он хотел быть на выпускном вечере с девушкой. Что же было такого в этой Дарии, что заинтересовало Николая? За время учебы в старших классах, Коля постоянно подбивал клинья под девушек, которые были ему не по зубам – в старших классах девочки вообще мало внимания уделяют сверстникам. Он, правда, наивно полагал, что только звезды не ездят в метро, но и Дарья здесь вполне поспевала за своими подругами, встречались, конечно, исключения, но в основном на мальчиков своего возраста она глядела свысока. Именно поэтому шансов у Коли, конечно же, не было. Даша не заметила всех его стараний, впрочем, вряд ли она была бы им сильно обрадована. А Коля только краснел и раздражался, особенно, когда замечал, что втихомолку над ним посмеиваются все его товарищи. Тем не менее, под раздачу попал именно Павел:

– А ты-то чего смеешься? – залепетал Коля недовольным голосом. – Можно подумать, что сам ты просто так сюда приехал, не из-за Веры!

Павел, насколько это было возможно в той ситуации, попытался сохранить лицо и только презрительно отрезал, что ничего так не радует, как неудача товарища. Он, конечно, не успел посмотреть в глаза Вере. Наверное, ей самой было в это трудно поверить, хотя и нельзя сказать, что она ни о чем таком не догадывалась. Она знала, что своим присутствием здесь обязана Павлу, и что его приглашение не было случайным. Но открывшаяся вдруг правда сильно ее смутила.

Как бы то ни было, Павел так и не смог поднять в этот вечер свой взгляд на Веру. А она так и не смогла смириться с переменами. Эта их встреча прошла в молчании. Он лишь безмолвно проводил ее взглядом, когда они вышли из автобуса по дороге домой. Что в этот момент было в ее душе, никто не знает. Так же как никто не узнал, насколько было плохо Павлу, когда они лишь тихим кивком головы попрощались, и он не пошел ее провожать.

Зима в тот год наступила рано. Обычно осень затягивалась на несколько дождливых месяцев, теперь же морозы ударили раньше срока. Осень прекратила свое безнадежное сопротивление уже в начале ноября, выпавший еще нерешительный снег уже не растаял. Это было подстать настроению Павла. Он ужасно не любил осень, не любил ее томительной неопределенности и неоправданных надежд. Только несколько последних дней, когда среди беспробудной серости возникали, бывало, небольшие просветы, чуть-чуть скрашивали его хандру. Зима, напротив, при всей своей безжизненности, всегда вселяла какое-то чувство основательности, надежности, не было в ней решительно ничего мятежного и беспокойного.

После случившегося Павел две недели не появлялся в школе. Он просидел в тот день у подъезда до позднего вечера, а на следующий день проснулся с температурой. Конечно, его болезнь не была тяжелой. Он просто не хотел появляться в обществе. Теперь, как ему казалось, дорога туда будет для него закрыта до окончания школы. Вопреки мыслям Павла, никто не узнал об этом случае. Никому не было до этого дела. Павел не предполагал даже, каково в эти дни было Вере. Она винила себя в пропусках Павла. Ее преследовала мысль, что в школу он больше не явится, что они никогда больше не увидят друг друга. Спросить об этом кого-нибудь из его знакомых она боялась и ни с кем этого вопроса не поднимала. Только сердилась на младшего брата, который учился в той же школе и прекрасно знал о ее «маленькой тайне». Но от всех этих семейных неурядиц ей становилось только хуже, она подолгу бродила по улицам, с одним желанием побыть в одиночестве.

За две недели пропусков Павлу никто не позвонил. Он сидел целыми днями дома и ничего не делал. Бывали дни, когда он не поднимался с постели до прихода матери, лежал и смотрел, как пылинки играют на солнечном свету. И даже не было скучно. Редко он заводил какую-либо беседу с собой.

Как Павел дошел до школы, он не помнил. Его разбудил шум от того, как упала со скамьи его сумка, пока он раздевался и сдавал одежду в гардероб. Школа была заполнена сонными учениками. После двухнедельной тишины здесь казалось ужасно шумно. Павел даже не поднял глаз, чтобы посмотреть, есть ли поблизости кто-нибудь из его класса, его это не интересовало. И он, конечно, не заметил, как в трех метрах от него стояла Вера. И что она была очень рада его видеть, хотя лицо ее было печальным. Она проводила его долгим взглядом, но он не обернулся.

Павел вышел из туманного состояния лишь после четвертого урока. Он остался один в классе, идти в столовую ему не хотелось. Он прекрасно понимал, что встреча с Верой рано или поздно произойдет, но утяжелять и без того раненные отношения никакими неловкими объяснениями не хотелось. Поэтому весь день он провел в классах, но по возвращении домой появилось тяжелое чувство незавершенности. Оно не давало ему покоя, постоянно отвлекало, мешало сосредоточиться, даже ночью сон никак не шел. Только одна мысль крутилась в голове: «Я непременно должен был с ней встретиться». Эта мысль стала почти навязчивой идеей. Даже утром, когда он с трудом просыпался, эта идея была тут как тут. «Не убьет же она меня, в конце-то концов. Надо объясниться», – говорил он себе по дороге в школу. Правда, решительность его убывала с каждым шагом.

– Привет, – тихо сказала Вера. Они встретились на перемене после второго урока. – Как у тебя дела?

– Пока еще жив, – запнувшись, ответил Павел.

Воцарилось короткое молчание. Павел волновался:

– Было собрание в субботу? – Он пытался говорить как можно тверже.

– Да. – Туманно ответила Вера. – Готовимся к новому году. Спрашивали, кстати, куда ты подевался.

– Я болел. В этот раз приеду.

Разговор завершился тем, что подошла Даша. Не удостоив Павла взглядом, она отвела подругу в сторону. Павел остался недоволен, однако виду не подал и тут же удалился. В этот день он изредка выходил из класса, чтобы отыскать Веру среди учащихся, но не для того, чтобы поговорить, хотя бы увидеть, еще раз посмотреть на нее. Однако ни в этот, ни в последующие дни они не виделись. Изредка он замечал ее в коридорах, но они всегда оказывались далеко даже для приветствия, а в пятницу Вера и вовсе задержалась в библиотеке. Павел хотел ее подождать, но не осмелился спросить, как долго она еще пробудет в школе. Он решил, что в любом случае можно поговорить обо всем завтра, пока они будут добираться в «Парус». Всю неделю Вера избегала его, могло ли так долго продолжаться, Павел не знал, оставалось только гадать о том, что у нее на уме.

Субботнее утро встретило Павла надеждой. Оказалось, что остальные ребята поедут в центр раньше Веры, и Павел будто невзначай решил ее дождаться. Что, казалось бы, проще, чем завести «непринужденный» диалог в дороге? Полчаса в автобусе тянутся долго, когда нечем заняться. Павел, впрочем, не учел, что Вера была готова к такому повороту событий. Ее одолевали мысли, что долго делать вид, будто все в порядке не получится. Может быть, она не видела другого выхода или боялась дать обратный ход, но выбор был уже сделан, и отступать было некуда.

Когда она спустилась на первый этаж к гардеробу, Павел стоял уже одетый. Было видно, что он был нервничал и ждал ее уже долгое время. Она несколько секунд посмотрела на него с некоторой печалью и твердо шагнула вперед:

– Собирайся быстрее, мы уже опаздываем, – сказала она, подавая номерок техничке.

– Я уже собран, буду ждать на улице. – Отозвался Павел недовольным голосом.

Он вышел на улицу, отошел немного от школы и закурил. Мысли были скверные.

– Что это еще за «собирайся быстрее»? – Сказал он себе.

Но, не смотря на спешку, Вера собиралась нарочито долго. Павел успел к тому времени порядочно замерзнуть, ветер на улице был холодный, и снег успел уже порядочно надоесть.

Вера вышла и поспешила к нему. Павел только сейчас заметил ее новую шляпу, которая ему жутко не понравилась.

– Давай живее, я не люблю, когда нас ждут. – Сухо сказала Вера.

– Ах, да, это же я собирался полчаса. К тому же, нас еще никто не ждет. Еще целый час в запасе.

Вера удостоила его высокомерным взглядом. С секунду она изучала его, как изучает богатая дама провинившегося официанта, так, во всяком случае, показалось Павлу:

– Ну, вот еще, – сказала она и тут же быстро зашагала к остановке.

«Ни тебе здрасти, ни прощайте, и каким тоном!», – пронеслось в голове у Павла. Но он последовал за Верой. Впрочем, выбора у него не было. Позже он, конечно, начнет импровизировать, так же остро отвечать на остроты. Однако в этот момент ничего остроумного в голову ему не пришло, он был неприятно удивлен ее настроением. Павел потом еще долго будет ломать голову над причинами внезапных перемен в ее поведении. Впрочем, загадка эта разрешится много позже, а пока Павел не нашел, что ответить, и обиделся. И настолько он оказался уязвленным к вечеру, что пришел домой в совершеннейшем расстройстве и очень долго после огрызался на собственное отражение в зеркале, представляя там Веру. В остальном день прошел мимо Павла. Его присутствие отметили, однако ничего особого не сказали. Лишь мельком Павел услышал, что в постановке новогоднего утренника ему, скорее всего, будет отведено место, если, конечно, он будет следить за своим здоровьем. От Веры он не услышал за весь вечер ни единого слова. Ушел по-английски.

А вот тут следует познакомить читателя с еще двумя персонажами, которые, так или иначе, приняли участие в этом «драмкружке». Это два одноклассника Павла: Ярослав и Андрей. Они были весьма отстраненными людьми и в классах постоянно держались особняком, что сильно выделяло их из общего строя школы. Они производили впечатление интеллигентных молодых людей, но без лишнего пафоса. Блистали знаниями в разных дисциплинах и имели прочные позиции в жизни, как казалось Павлу. Одноклассники относились к ним со сдержанным интересом, так и не сумев, наверное, разгадать их до конца. Яр был человеком непредсказуемым и спонтанным. Павел относил это к сложности его внутреннего устроения, не вдаваясь при этом в подробности, чтобы не заблудиться в чаще его идей. Андрей же был тихим и спокойным человеком, хотя проявлял инициативу и лидерские качества, что оставалось для Павла загадкой. Андрей был скорее решительным человеком, нежели оратором. Он мало говорил, но действовал без колебаний, с явным пониманием, чего он хочет, и чего от него ждут.

В прошлом Ярослав и Андрей были хорошими друзьями, только последний год их дружбу разбавили связи с параллели. «Разошлись в интересах», – думал Павел. Они хорошо чувствовали себя в классе, понемногу общались со всеми, но вне школы почти ни с кем из класса не пересекались. К делам сложившейся компании оба отнеслись без фанатизма, что Павлу показалось хорошим знаком – он боялся, что его войнушка с Верой может задеть и Ярослава с Андреем. Пока же они, по мнению Павла, о масштабах происходящего не догадывались. Вера всегда успевала переключиться на общение с ними, успевала мило улыбнуться, чтобы никто даже и не подумал, что на самом деле происходит у нее в душе. Она была хорошей актрисой, но иногда не справлялась, на что, по правде говоря, никто не обращал внимания.

В какой-то момент Павел и вовсе отстранился, пытаясь делать вид, что его ничего не интересует. Хотя все видели, что ему приходится нелегко, что он чем-то озабочен, никто с расспросами не лез. А у Павла не было ни с кем из них доверительных отношений, и его постоянно преследовала мысль, будто он слишком много болтает. Обида, впрочем, подтачивала Павла, и иной раз он ловил себя на том, что планировал козни в ответ на выходки Веры. Через две недели тяжелых размышлений пришла и ему подходящая идея, которую тут же решено было реализовать.

Что мог придумать его болезненный ум в то время? Павел решил поразить всех своим уходом. Однако по-английски он уже уходил, желаемого эффекта это не возымело. Тогда он понял, что уйти нужно в самый неподходящий момент. И вот выдался шанс испробовать новую стратегию – суббота, конец учебного дня.

Павел нарочно задержался в классе. Он знал, что его будут ждать, поэтому в развалку спустился к гардеробу. Встретили его, как он и полагал, холодно. Но тем более Павел не торопился, если это вызывало негодование. Он спокойно поприветствовал ребят и не спеша подал номерок техничке. По дороге к остановке, однако, Павел не услышал ни одного слова от Веры. Она заметно нервничала, а Павел, напротив, подчеркнуто был в прекрасном расположении духа. Он ни минуты не сомневался в своей гениальной затее, ожидая только подходящего момента.

Уже повелось, что компания всегда занимала последние места в автобусе, чтобы можно было сидеть рядом. Именно эту традицию Павел и хотел нарушить. Он подошел к двери автобуса последним, демонстративно пропустив ребят вперед, но сам в салон не поднялся, а ехидно улыбнулся и коротко помахал удивленной Вере рукой. Двери закрылись, автобус тронулся, Павел запомнил его номер и помчался к другой остановке (прежде чем ехать в центр, автобус делал круг по району, и Павел рассчитывал перехватить его). Теперь, когда он вошел в этот же автобус втайне от всех, его план был реализован. Он ушел, громко хлопнув дверью. Только Ярослав его заметил, но Павел жестами попросил его никому ничего не говорить. Когда автобус остановился на нужной остановке, Павел вышел первым и с видом победителя ожидал остальных ребят. Он демонстративно подал Вере руку, но та, увидев его, на секунду опешила:

– Нет, ну вы видели это! – с надрывом воскликнула она. – Он еще и руку мне подавать смеет! Подлец, ненавижу тебя! – Она спрыгнула с подножки.

«Один-один», – подумал Павел. Он был очень доволен собой, несмотря даже на все последующие недовольные высказывания Веры. Ему нравилось, что ее это задело. По приходу в актовый зал, она далеко отсела и молчала весь день. Павел считал себя победителем.

Вера беспокоилась, что эта комедия, только безобидное начало, а дальше будет хуже. Она прекрасно понимала, что нужно делать, но колебалась, пытаясь каждый раз отсрочить принятое решение еще на неделю. Павел все также продолжал паясничать, и дальнейшее их противостояние становилось для Веры все тяжелее. Она решила действовать невзначай, решила импровизировать, поскольку иначе не могла. В одну субботу Павел застал ее очень бледной, она одевалась, не торопясь, была необычно тихой и даже не посмотрела в его сторону. Что-то сжалось в душе Павла, глядя на нее, он решил не начинать, подождать ее шага. Но никакого шага не последовало, Вера не проронила за весь вечер ни слова. На обратном пути Павел уже не сводил с нее глаз, казалось, он даже проникся этим ее безмолвным настроением. Что-то было в ее тишине пугающего, что-то такое, чего Павел раньше за ней не замечал. Он тихо спросил, все ли у нее в порядке, она неудачно попыталась улыбнуться и отрицательно покачала головой.

Павел вдруг почувствовал себя полным идиотом, ему стало невыносимо стыдно за свое поведение и отчаянно захотелось все исправить, хотя он решительно не знал, что сказать, и нужно ли вообще что-нибудь говорить. Он пошел ее проводить, хотя она того и не просила. Где-то в глубине души у Павла закралось чувство, что его присутствие рядом нежелательно. Эта нервозность лишь усиливалась, когда он думал, что Вера не обращает на него внимания. Они шли рядом, но как будто не вместе. Подходя к ее двору, Павел на миг замешкал, решив, что дальше идти уже нет смысла, вряд ли она позволит ему объясниться. Но у нее были свои соображения, ему пока непонятные. Вера вдруг резко остановилась и каким-то чужим, срывающимся голосом резко обратилась к проходящему мимо человеку:

– Молодой человек, помогите, он ко мне пристает, – она отвернулась от Павла и опустила голову.

– Что? – отозвался молодой человек, снимая наушники (это, как потом узнал Павел, был ее сосед по лестничной площадке, студент политехнического института).

Павла будто ошпарило. Он даже не заметил, как оказался в нескольких кварталах от ее дома, не заметил, как сжал кулаки, как с остервенением стиснул челюсти, что зубы чуть было не раскрошились от переполнявшей его злобы. Нет, он не видел ее слез, и теперь уже не хотел ничего о ней знать, он был полностью раздавлен.

Некоторое время после Павел все еще находился во власти какой-то странной, неизвестной доселе нервозности, единственное, что, наверное, мешало ему полностью выпасть в осадок – окончание полугодия, приближение новогодних каникул со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но не смотря на то, что у них уже не было уроков, они с Верой еще встретились на новогоднем утреннике, в котором оба принимали участие. Справедливости ради стоит добавить, что теперь его присутствие здесь сделалось весьма мучительным, он уходил раньше всех и домой ехал один. С другой стороны, Вера ответила ему той же нервозной холодностью. При встрече ее бледное лицо окрасил румянец, она даже привстала на цыпочки, чтобы увидеть его в толпе, он прошел мимо, не поздоровавшись, однако же и Вера не стала нарушать молчания. Она, конечно, добилась поставленной цели, но отчетливо понимала, что хотела отнюдь не этого. Поле боя осталось за ней, но в этой их небольшой войнушке не нашлось места победе.

Постепенно дни снова стали наполняться серостью, правда, теперь она носила какой-то резкий оттенок, раньше это была обыкновенная скука, теперь же она превратилась в настоящую хроническую болезнь бытия. Иной раз Павел просыпался посреди ночи и не мог сориентироваться, какой сейчас день, не мог припомнить решительно ничего интересного из повседневной школьной жизни, она в свою очередь стала абсолютно пресной, и Павел приходил на занятия для галочки. Однако же в этом его состоянии была и оборотная сторона, иной раз ему было невыносимо плохо и одиноко, но и в этой боли было какое-то невыразимое упоение, он чувствовал, что в мире нет ничего такого, к чему он был бы привязан, не было ни единой родственной души. Были минуты, когда ему казалось, что он уже достиг дна своего одиночества, что, сорвавшись в пропасть, он не переломал себе спину и все еще может продолжать идти. Правда, в следующую минуту Павел отчетливо понимал, что идти ему больше некуда.

После нового года Павел перестал ходить даже на собрания школьного актива – выпускникам в это полугодие приходить было не обязательно, по уставу школы им положено было прикладывать все силы к предстоящим экзаменам и поступлению в ВУЗы. Но экзамены, казалось, маячили где-то на горизонте, ни у кого не вызывая серьезных опасений. Одноклассники Павла вообще никуда не торопились, они наслаждались собственным положением и по обыкновению красовались друг перед дружкой. Мальчики рассуждали о девочках, а о чем рассуждали те, ведомо никому не было. Павел смотрел на все это с грустной улыбкой, здесь он чувствовал себя настоящим инопланетянином, его эти школьные настроения будто и не касались. Про себя он, конечно, посмеивался над гипертрофированными женскими идеалами (лучше сказать, фантазиями) своих товарищей, стараясь оставлять при себе собственные переживания, поскольку они были больными и не доставляли ему никакой радости. Он все также тщетно бился над причинами их неожиданного разрыва с Верой, пока, наконец, не признал очевидным, что она просто хотела от него отделаться. Правда, мысль эта едва ли могла его успокоить. Умом он, конечно, понимал, что она вовсе не была обязана отвечать ему взаимностью, и все же, те чувства, которые уже прочно укоренились в его душе, ничуть этим объяснением не облегчались. Павел отчетливо прочувствовал разницу между чувством и мыслью и теми уровнями понимания, к которым они приводят, мысли приходили и уходили, а чувства иной раз переворачивали всю вселенную. Он, конечно, еще не умел над всем этим теоретизировать, но прекрасно понимал, что бытие открывается именно в чувствах и через чувства существует, и, напротив, в мысли оно растворяется, обезличивается, стирается. Он всеми руками и ногами был бы за то, чтобы ничего не чувствовать, однако никакими рациональными увещеваниями не мог погасить в себе этой противоречивой игры жизни. Вряд ли он отдавал себе отчет, любит ли он ее, или уже ненавидит, но отчетливо ощущал, что по каким-то непонятным причинам, она ему все еще небезразлична. По каким-то неведомым причинам ее присутствие было чрезвычайно значимо в его жизни, и сама эта жизнь в какой-то степени зависела от нее.