Текст книги "Пока ещё лето"

Похоже, де Клюс на секунду растерялся и задумался.

– И что же вы сделаете с наблюдателями? – спросил он. – Убьете? Как Шеху Маала? Да, да. Я всё знаю.

Он посмотрел мне в глаза. Долгим и неодобрительным взглядом – очевидно, слухи разошлись очень быстро.

– Шеху был бандитом и убийцей. В ту ночь он с подельником пробовал ограбить мой дом. А когда ему это не удалось, то он попытался меня зарезать, – я не отвел взгляда. Через пару секунд глаза устало опустил де Клюс.

– Ладно, месье, – главврач снова устало потер переносицу и встал. – Раз вы отвечаете за безопасность, то делайте, что посчитаете нужным. Можете говорить, что это моё распоряжение. А у меня и без того пациентов да проблем хватает, и я теперь займусь их решением.

Я лишь хмыкнул. Не ожидал, что он наделит меня такими полномочиями.

– Только я попрошу вас, каждый вечер, в восемь, приходите ко мне и отчитывайтесь в проведенных приготовлениях, – сказал он, уже выходя из-под полога палатки.

Подготовка к «Великому исходу», как я шутливо именовал про себя эвакуацию госпиталя, была долгой и скучной.

Теперь мне не терпелось поскорее уехать из Сенегала.

Я написал письмо с благодарностями, прощаясь с Бабушкой Апудо, и передал его с чернокожим мальчиком, постоянно ошивавшимся возле госпитальной кухни.

Полиция и бандиты пару раз мелькали на горизонте. И даже приходили в госпиталь, чтобы расспросить обо мне. Безрезультатно. Искали они меня не очень рьяно, честно говоря.

За три дня до назначенной даты отъезда я взял машину и вместе с одним из людей де Клюса организовал передовой лагерь в лесу, километрах в пятнадцати от нашего городка. Мы создали там запас топлива, воды и начали тайно перевозить наиболее ценные вещи. Пришлось организовать там охрану, кухню и спальные места.

Наблюдение за лагерем так же дало свои результаты. В одну из ночей мне удалось заметить посторонних, следящих за госпиталем со стороны леса. С тех пор мы начали распространять среди пациентов слух о том, что будем ехать на восток, к аэропорту.

Снова приходил мэр и пытался грубо надавить на де Клюса, чтобы госпиталь со всем персоналом остался на месте. Тот пообещал дать ответ через три дня, естественно не сказав Мбенга, что через два дня нас здесь уже не будет.

Все заметно волновались. А Николь, наконец, помирилась со мной и начала активно помогать в приготовлениях к отъезду.

Наконец всё было готово, и я назначил отъезд на ближайшую ночь.

Последовало немного возмущений, но я довольно быстро справился с ними. Всё было рассчитано, упаковано и готово к долгой дороге в Леон.

Приближался вечер.

6. К океану

Подготовка к отъезду не прошла для нас легко. Оказалось, что за годы работы миссии скопилось намного больше имущества, чем можно было предполагать. Вещи решительно не желали размещаться в четырех автомобилях.

Николь старалась не говорить со мной о случившемся в последнее время. Похоже, ей просто было неловко. Де Клюс постоянно решал конфликты с работниками, монахинями и врачами – всем было тяжело покидать обжитые места. Матушка Кристел занималась повседневной деятельностью и жизнью госпиталя. Моей ответственностью были наблюдение за безопасностью госпиталя и создание передового лагеря.

Подвесив свой гамак посреди густых кустов, метрах в трехстах от крайней палатки госпиталя, я, когда не занимался непосредственно организацией отъезда, следил в бинокль за всеми, кто приезжал или уезжал с территории миссии.

Люди мэра уже совершенно не скрывались и целыми днями валяли дурака возле своей белой ржавой «Хонды», которую поставили возле ближайшего выезда на трассу. Музыка орала из неё сутками, а рядом ошивалась пара бездельников. Они демонстративно следили за территорией госпиталя и тем самым запугивали главврача.

За два дня до нашего секретного выезда и, соответственно, за три дня до официально озвученной даты отъезда, поздно вечером, когда небо стало темным, и только на западе оставалась узкая оранжевая полоска, из нашего лагеря вышла женщина и торопливо пошла в сторону города.

Это показалось мне странным, ведь весь персонал миссии, в особенности медсестры и монахини, опасались выходить за пределы территории после наступления темноты. Мне стало интересно, куда и зачем она направляется.

Чтобы не спугнуть женщину и не попасться на глаза людям мэра, мне пришлось закинуть за спину автомат и побежать по широкой дуге, через низкорослые деревца и заросшие высокой сухой травой поля.

Оглушительно стрекотали насекомые и тонко пахла пылью и пряностями саванна. Я крутил в голове нехитрую песенку с быстрым ритмом и старался не сбиваться с шага. Саднил порез, оставленный на ключице Шеху. Прямо в правую бровь мне врезался натужно гудящий жук.

Бежать таким вечером было прекрасно, и я улыбался.

Всё ещё не верилось, что большая часть Европы, Северной Америки и Азии превратились в радиоактивную пустыню…

Я выбежал к крайним домам городка и под лай собак прошел через кусты и кучи мусора к дороге, ведущей из госпиталя. Рядом со следующим домом, на старом, поваленном на бок холодильнике, сидело трое чернокожих мальчишек. Они разожгли большой костер и что-то варили в старой ржавой банке. Временами пар над банкой загорался, и тогда они с интересом и страхом мешали свое варево длинной палкой.

Пацаны заметили меня, но я не подходил к ним близко, поэтому они лишь проводили меня взглядами. Вскоре я оставил позади их костер и ржавый холодильник.

Дойдя до дороги, я присел в последней вечерней тени под развесистым деревом и стал ждать.

Чуть дальше по улице была припаркована старая пыльная машина. Издалека слышалась местная музыка.

Вскоре я увидел женщину, которая приближалась со стороны госпиталя.

Ждать её оставалось минут пять, когда дверца пыльной машины открылась и чернокожий молодой человек, встав с водительского места, помахал женщине рукой. Она взмахнула в ответ и немного ускорила шаг.

Они обнялись и вместе пошли к машине.

Я не стал дожидаться, пока они успеют разговориться. Скорее всего, это было прощание влюбленной парочки, и монашка, кажется, её звали Сильвия, вскоре расскажет своему парню о том, что послезавтра мы уезжаем.

А он вполне мог передать эту информацию людям мэра или другим бандитам. Этого нельзя было допустить.

Стараясь ступать бесшумно и мягко, я догонял идущих впереди мужчину и женщину. У автомобиля я резко ускорился и, подскочив к мужчине, приставил нож к его горлу, а левой рукой крепко ухватил и поднял подбородок. От неожиданности он дернулся, но тут же замер. Сильвия сдавленно ахнула и уперлась спиной в машину.

– Тихо, Сильвия, – сказал я низким и спокойным голосом, – садитесь в машину и мы поговорим о безопасности.

Было видно, что монахиня узнала меня и воспылала праведным гневом.

– Вы что делаете! Вы что себе позволяете! – от испуга к возмущению она перешла очень быстро.

– В машину, иначе перережу ему горло, – повторил я, и в качестве доказательства кольнул мужчину острием ножа. Он замычал и снова дернулся, а побледневшая монахиня села в машину. Следом за ней я затолкал её ухажера и сел рядом с ним, левой рукой держа его за ворот рубашки, а правой прижимая нож к его боку. Похоже, темнокожий мужчина был сильно напуган. Я решил немного усугубить это.

– Ты знаешь, кто я? – спросил я его. Он отрицательно помотал головой.

– А знаешь, что случилось с Шеху Маалом? – продолжал я максимально зловеще.

– Его зарезали, – ответил мужчина осипшим голосом.

Я увидел, что монахиня тоже начала дрожать.

– Я не хочу неприятностей, мы просто встречаемся с ней! – вдруг добавил он, и голос его сорвался на визг в самом конце фразы.

– Вы не имеете права! Я всё расскажу матушке Кристел! – присоединилась к нему Сильвия. Я не стал спрашивать, знает ли матушка о том, что Сильвия встречается с местным мужчиной, а вместо этого решил действовать быстрее.

– Вези нас в госпиталь! – приказал я мужчине. – Там разберемся. Или… – я придвинулся к нему ещё ближе, глядя прямо в глаза, – …или зарежу тебя прямо здесь и сейчас. Так же, как зарезал эту паршивую собаку, Шеху.

Его лицо начало стремительно покрываться мелкими капельками пота и казалось, что оно всё состоит из огромных, перепуганных глаз, с невероятно большими зрачками. Губы совсем посерели и мелко дрожали. Сильвия зажала рот руками.

Я подтолкнул мужчину вперед, и он неуклюже начал перелезать на водительское сиденье.

– Поехал! – подогнал я его.

От испуга он долго не мог подобрать нужный ключ и попасть в замок зажигания. Связка ключей, с брелоком и амулетом на ней, часто позвякивала в трясущихся руках. Для меня было даже странным то, насколько сильно мужчина испугался одной только угрозы смерти. Он явно не контролировал себя от страха.

Бледная монахиня сидела рядом со мной молча и только смотрела огромным глазами на всё происходящее.

Наконец мы поехали к госпиталю.

Сильвия снова попыталась объяснить, что они не делали ничего противозаконного, и что я должен охранять их, а не угрожать порезать её парня. Я приказал ей молчать и посмотрел безумным взглядом. Это помогло.

Когда мы проехали примерно половину пути до госпиталя, велел водителю остановиться. Я не хотел подъезжать близко, чтобы люди мэра, которые следили за лагерем, нас не увидели.

– Документы! – приказал я.

Он отдал мне все документы, которые у него были и я прочитал вслух его адрес и фамилию.

– Сейчас Сильвия пойдет в госпиталь, а ты поедешь к себе домой. Твои документы пока останутся у меня. Если ты что-то расскажешь полиции или людям мэра Мбенга, я приду к тебе домой и разрежу на куски. Это понятно?

Он кивнул и залепетал:

– Я не знаю людей мэра, я не причем…

– Тихо! – оборвал болтуна я. – Через пять дней, когда закончится проверка, ты сможешь встречаться с Сильвией и дальше. Это понятно?

Сильвия что-то хотела сказать, и мне пришлось шикнуть теперь уже на неё. Мужчина закивал, а я указал монашке на дверь машины:

– Выходим.

– А ты езжай домой и помалкивай, – толкнул я в шею водителя.

Вдвоем мы вышли из машины, а мужчина развернулся и, пыля, укатил в сторону города. Мы с монашкой остались стоять на совсем уже темной дороге.

Она начала тихонько плакать и отвернулась от меня.

– Идите в лагерь, – подтолкнул я ее в плечо. – Советую помалкивать обо всем, что сейчас произошло.

Она медленно побрела в сторону ближайшей палатки, а я остался стоять посреди дороги. Думал о том, что судьба сыграла злую шутку с этими влюбленными. Их разлучили злые люди. И в этот раз злым человеком был я.

Я спрятал нож в чехол и лег в траву на обочине.

Положив автомат на грудь, стал бездумно жевать травинку, глядя на звездное небо в разрывах облаков. Неприятная получилась ситуация.

Черная вода

Город пылал, и черные густые столбы дыма были подсвечены оранжевыми сполохами. Тысячи голосов, вой сирен и рев пламени сливались в единый ужасающий гул. Выше огня, на границе с тьмой, проплывали едва различимые силуэты гигантских кораблей и проносились быстрые штурмовики.

Откуда-то с края города, из пылающего соснового леса, к гигантским кораблям тянулись две нитки трассирующих снарядов – одинокий зенитный расчет вел свою безнадежную борьбу.

Перед одним из кораблей вдруг появилось кольцо радужного воздушного марева и через секунду метнулось из центра вперед. Вместе с ним во все стороны рванулся низкий, пробирающий до костей звук. Дальний край города накрыло этим выстрелом, и огонь там мгновенно погас. Казалось, что там исчезло всё. На месте пожарища осталась только тьма.

С севера пронеслись на высокой скорости два самолета, от них потянулись горящие в небе звездочки тепловых ловушек. Тут же оба самолета вспыхнули и упали прямо на пылающий город.

Вдруг я понял, что стою на борту баржи. Далеко внизу, под ногами, виднеется маслянистая, совершенно черная вода. Оранжевой дорожкой по ней – отблески горящего города.

В отчаянии я бросился к знакомым кварталам и прыгнул в воду. Я резко распрямил ноги, встречая черную поверхность. Взбрыкнул, как парашютист в момент приземления…

И ударил ступнями в дно гамака.

Это был мой родной город. Город, где жили близкие мне люди.

Примерно таким я видел его в последний раз. Разве что в реальности гигантский корабль пришельцев был один, и он медленно кружился в ночном небе, временами заменяя пожары угольной чернотой.

Вывалившись из гамака и встав на четвереньки, я обхватил голову руками. Всё ещё была ночь. Сердце бешено колотилось, и первые несколько секунд я не до конца понимал, где нахожусь.

Прошло уже шесть лет. Кошмары снились с каждым годом реже.

И тем тяжелее было то, что они возвращаются.

Я вытер лицо ладонью и, взяв в руки автомат, встал на ноги. Осмотрелся. Прислушался.

Кажется, всё было в порядке. Вдалеке светились огни лагеря, на холме едва выделялся силуэт машины бандитов мэра. На часах была половина четвертого. Небо на востоке начинало сереть. «Собачий час», как говорят арабы, перед самым рассветом.

Я выпил из фляги воды и, разминаясь на ходу, пошел в сторону госпиталя.

Уже вторую ночь, ближе к утру, я вывозил с территории миссии вещи, снаряжение и людей. Я не хотел, чтобы лагерь опустел в один момент, поэтому перетягивал всех в передовую базу постепенно.

Сегодня всё прошло довольно гладко – ещё четыре человека с рюкзаками и носилками, на которые мы сложили медицинское оборудование, ждали меня в тени за дальней от наблюдателей палаткой. Идти нам было недалеко. Сперва – по небольшому углублению, в сторону от города, затем – через небольшой открытый участок до густых кустов, черных в ночи. И там нас уже ждала одна из машин.

Она приезжала сюда с выключенными фарами, забирала очередную партию работников миссии и отвозила в передовой лагерь.

Я старательно успокаивал врачей и монахинь, убеждая их, что всё идет по плану, и что завтра ночью мы выдвинемся, наконец-то, во Францию.

Оставался последний, решающий день.

На следующее утро я проснулся поздно. Проснулся от жары и проклятых муравьев, которые забрались в мой гамак и начали бегать у меня по лицу. Они прыгали с листьев и изредка заползали по державшей гамак веревке.

Я умылся и собрал все свои вещи в рюкзак – больше мне не доведется ночевать в этих местах.

В бинокль было видно, что люди мэра перегородили машиной дорогу, ведущую к городу.

Тем не менее, лагерь выглядел совершенно обыденно. Слышался какой-то шум, играло радио, поднимался легкий дымок над кухней.

Я пошел в госпиталь подкрепиться и убедиться, что все помнят свои роли.

К сегодняшнему утру из французов в госпитале оставался только де Клюс с помощником и матушка Кристел. Кроме них было пятеро местных работников и около десяти пациентов. Чтобы никто из них не разболтал случайно о том, что в госпитале не осталось персонала, де Клюс организовал генеральную уборку.

Под этим предлогом всем было запрещено покидать свои палатки. Для поддержания иллюзии повседневной жизни мы включили погромче радио и старательно топили печи в прачечной и на кухне, чтобы они постоянно дымили и создавали видимость активности.

Все сильно волновались и ждали вечера.

Я как смог убедил оставшуюся в лагере часть команды в том, что всё идет наилучшим образом и нам осталось выдержать совсем чуть-чуть. Также я предупредил де Клюса, что мэр Мбенга полностью перекрыл дорогу к аэропорту.

Возможно, сегодня мэр приедет угрожать де Клюсу, уже самым жестким образом. Если это случится, решили мы, то де Клюс и матушка Кристел немного поспорят, сделают вид, что испугались и попросят пару дней, чтобы всё обдумать. А ночью мы уедем.

Лечить местное население останутся люди, которые проработали здесь последние пару лет. Врачи миссии постарались за это время подготовить их, как смогли. Кроме того, здесь оставалась большая часть медицинского оборудования, материалов и медикаментов.

Примерно в полдень я пошел в передовой лагерь и уже оттуда поехал на машине разведывать дорогу в Кафонтин. Этот город стоял на западном побережье и омывался волнами Атлантического океана.

Когда-то именно там хотел причалить сухогруз со мной на борту. После начала войны я устроился работать на него вооруженным охранником и навсегда покинул сожженную войной родину.

Я давно не был в Кафонтине, но уверен, что наш чумной сухогруз так и лежал метрах в восьмистах от берега, завалившись боком на скалистую мель и вспенивая набегающие волны. Он всё ещё был заразен. Сомневаюсь, что кто-то решился связываться с этим ржавым куском железа.

Первым опасным пунктом, который поджидал нас после передового лагеря, был мост через речушку Анпунтум. Это была красная зона: место, которое я условно обозначил на нашем маршруте как то, где наиболее вероятно нас будут поджидать, ведь объезжать мост пришлось бы очень далеко и долго.

Я решил, что ночью заранее выдвинусь к мосту и обеспечу безопасный проход по нему для всей колонны. Вряд ли там будет какой-то серьезный наблюдательный пункт. Всё-таки все думали, что мы не решимся на побег. А если и решимся, то будем двигаться к аэропорту. Или, в крайнем случае, к трассе на Дакар, но уж никак не к проселочной дороге, ведущей на запад.

Я был уверен, что, пользуясь эффектом неожиданности, вполне справлюсь один. В самом крайнем случае использую автомат по его прямому назначению и решу вопрос радикально. За последние несколько лет цена жизни сильно упала во всём мире, и я озлобился не меньше других. В голове, как горячечная мантра, часто крутились четыре строки Хью Одена:

 
Познать пришлось мне нынче то,
что знают все уже давно.
Тот, кому зло причинили,
злом ответит на зло!
 

Нам повезло – остаток дня прошел относительно спокойно. Мэр так и не появился. Думаю, ему просто было лень, и он считал, что у него всё под контролем.

Приезжал на велосипеде местный полицейский и расспрашивал обо мне.

Помощник де Клюса, честно ответил, что я не являюсь сотрудником госпиталя, а как пациент побывал в нем первый и последний раз около года назад. Полицейский без особого энтузиазма заглянул в пару палаток и пошел к своему велосипеду.

Он укатил, а французы собрались тесной группой в столовой и принялись за бутылку вина – они боялись и сильно нервничали. Я следил за округой и людьми мэра. Солнце опускалось за дальний лес.

Приближалась ночь.

Дождавшись когда полностью стемнеет, я зашел в столовую и напомнил всем, что их выход к машине через два часа. Подобрать меня они должны были на мосту.

– Это ожидание просто невыносимо, – негромко сказала матушка Кристел и крепко сжала руки.

– Осталось потерпеть совсем немного, Кристел, – ответил ей де Клюс. – Нам сразу же станет легче, как только мы двинемся в путь, к родной Франции.

Я хмыкнул и, выйдя из палатки, побежал в сторону моста. До него было километров пять-шесть, потому я старался держать ровный темп. Снова в ночи оглушительно стрекотали цикады и где-то вдалеке ухали птицы.

Аккуратно подобравшись к опорам моста, я пополз вверх по невысокой насыпи. Старался не шуметь, и вскоре увидел полотно дороги: она подходила сюда со стороны города.

Сперва мне показалось, что на мосту пусто, поэтому я просто наблюдал. До подхода колонны с участниками миссии оставалось примерно полтора часа. Я просто лежал в траве на обочине и старался не обращать внимания на муравьев, заползавших мне в рукава рубашки.

Время тянулось мучительно долго.

Минут через пятнадцать я услышал, как в реку плюхнулось что-то небольшое. Секунд через пять еще раз. И ещё раз – кто-то кидал камешки в реку.

Я тихо подполз к самому краю дороги и медленно привстал, выглядывая того, кто от скуки швырялся галькой.

Почти сразу я заметил взмах руки и рассмотрел чернокожего парня. В абсолютной темноте я вряд ли различил бы его, если бы он не начал шуметь, бросая камешки в воду.

Юноша сидел ко мне спиной, опираясь о стойку моста. На вид ему было лет двадцать. Чуть дальше в траве лежал старый тёмно-синий велосипед. Это явно был дозорный мэра – с чего бы ещё ему скучать в полной темноте у моста, вдали от города?

Мягко ступая с пятки на носок и стараясь не сопеть, я быстро пошел к дозорному.

Когда мне до него оставалось метра три, парень резко обернулся и, выпучив удивленные глаза, бросился к велосипеду. Но для этого уже было слишком поздно.

Я рванулся вперед и изо всех сил пнул велосипед ногой, а тот ударил дозорного. Малый отшатнулся назад, велосипед накрыл его – и они вместе опрокинулись, съезжая вниз по насыпи.

Не дожидаясь, пока противник встанет, я запрыгнул сверху на велосипед. Тот прижал ноги парня, а я схватил его левой рукой за грудки и занес нож.

Соглядатай испуганно замер, глядя на лезвие.

Очень медленно я опустил нож к самому его лицу и, прижав указательный палец к губам, показал, чтобы паренек соблюдал тишину. Он продолжал таращиться на меня. Над его верхней губой и на лбу выступили крупные капли пота.

Перевернув дозорного на живот, я завел ему руки за спину и связал их заранее припасенным шнуром. Затем поставил его на ноги, крепко держа за ворот, и повел к ближайшей опоре моста. Там я привязал его, срезал с него футболку, скрутил её и связал этой веревкой ноги.

Присел рядом, и мы стали ждать приезда колонны.

Раз дозорный начал что-то говорить на одном из местных диалектов, которого я не знал, но вскоре осекся и дальше уже молчал.

Примерно через час я услышал звук нескольких двигателей и на всякий случай стал за опору моста, в темноту. Снял автомат с плеча и собрался.

Машины ехали с выключенными фарами, и потому я был уверен, что это госпитальный конвой.

Как и было условлено, они остановились при въезде на мост. Из первой машины, кряхтя, вылез де Клюс, молча посмотрел на меня и привязанного парня.

Я слегка ослабил веревки на руках дозорного, чтобы до утра они не омертвели.

Затем сел в головную машину и мы тронулись. Хотелось навсегда покинуть эти места, раз уж я принял такое решение.

Дорога на Кафонтин была открыта.