Текст книги "Пока ещё лето"

8. Сухогруз

От Кафонтина до Дакара, столицы Сенегала, нам предстояло пройти около ста десяти морских миль, как сказал Капитан. Если не возникнет проблем с пограничниками Гамбии, то часов через десять мы будем там. Затем еще восемьдесят морских миль до Сент-Луиса и дальше – граница с Мавританией.

Говоря об этом, Капитан мрачнел.

Пока корабль шел в темноте по волнам, мы все устраивались на ночлег.

Баркас не был приспособлен для перевозки пассажиров, и большинству участников экспедиции пришлось устраиваться прямо на палубе. Одна из малюсеньких кают принадлежала Капитану, и он отказался отдавать нам её, не смотря на унылые просьбы де Клюса уступить каюту женщинам. Вторая каюта принадлежала помощнику капитана, маленькому, сухонькому и немногословному матросу – её разделили Амандин и Кристел.

Был ещё трюм, но он настолько провонял рыбой, что никто не захотел там ночевать.

Ночной бриз, поначалу казавшийся приятным после дневной жары и пыли, вскоре стал невероятно холодным. Люди кутались в спальные мешки и брезент, который выдал помощник Капитана.

Вскоре все затихли, и в темноте стало слышно злобное бормотание Жерома, который требовал у кого-то лучших условий для отдыха.

Я уже давно был готов к таким путешествиям и потому сразу занял место себе и Николь позади надстройки, ближе к корме: там меньше дул ветер и не залетали брызги. Я сделал импровизированные подушки из своего рюкзака и вещей, раскатал на брезенте спальные мешки и положил бутылку с питьевой водой. Затем обошел всех участников экспедиции и убедился, что, в общем и целом, все устроились терпимо.

Нам всем нужно было отдохнуть.

День начался очень рано и был довольно нервным для всех, однако мы с Николь ещё не ложились. Мы стояли рядом, опершись о борт и глядя на белеющие в темноте волны, расходящиеся от носа нашего баркаса.

– Я уехала из Парижа семь лет назад, – задумчиво произнесла Николь, – ещё до войны. Это было так давно. Треть жизни я провела в Сенегале.

– Франции сильно досталось, – мягко сказал я. – Ты же знаешь, что от Парижа почти ничего не осталось. Может и к лучшему, что ты уехала еще до войны. Ведь тебя сейчас могло бы и не быть среди нас.

Николь задумчиво пожала правым плечом. Затем достала пачку сигарет и, зная, что я не люблю дым, перешла на другую сторону баркаса. Туда, где ветер будет уносить дым вдаль.

Мы ещё долго болтали в ту ночь. Она спрашивала, доберемся ли мы. Уверяла, что мне понравится во Франции и что война не могла уничтожить абсолютно всё.

А у меня не было желания дискутировать с ней. Я просто обнимал ее за плечи и старался прикрыть от ветра. Наверное, Николь очень переживала и боялась скорого будущего.

Я ещё заглянул в рубку и увидел дремлющего у штурвала Капитана – похоже, всё шло нормально.

Мы легли спать намного позже остальных, уже после восхода Луны. Я начал проваливаться в сон, когда понял, что что-то меня тревожит. Но спать, обнимая Николь, было так уютно…

«Мотор!» – вдруг понял я и побежал к Капитану.

– Что случилось? – спросил я. – Почему мы стоим на месте?

– Сядь и молчи, – ответил Капитан. – Всё нормально.

Подойдя к правому борту, он облокотился на него и стал спокойно курить, глядя куда-то в сторону берега.

Вскоре к нашему баркасу из темноты подплыла лодка, раскрашенная камуфляжными пятнами. Между Капитаном и пограничниками Гамбии завязался разговор. Потом они передали Капитану две большие клетчатые сумки, в которых торговцы обычно перевозят свой товар по всему миру, и мы тронулись дальше.

Лодка сопровождала нас на некотором отдалении, и я успел рассмотреть, что пограничники плыли на старой моторке с флагом Гамбии на антенне. Один из них был одет в спортивный костюм и вооружен таким же, как и у меня АКМ, а второй был в шортах и камуфляжном кителе. Похоже, такая маленькая страна не могла позволить себе патрульные корабли, и её пограничники охотно занимались контрабандой. Впрочем, ничего удивительного.

Вскоре мы без новых задержек миновали воды Гамбии и вновь оказались в Сенегале. Гамбия находится как бы внутри этой страны, и только с запада она ограничена океаном, а не границей с Сенегалом.

К нам подошел патрульный катер. На этот раз сенегальский. Останавливать нас не стали – видимо, наш баркас здесь хорошо знали.

Больше приключений ночью не было, и утро мы встречали уже в Дакаре. Тянулись прибрежные скалы и пляжи. Вода была сегодня чистой и прозрачной.

Весь мыс, на котором находится большая часть города, был застроен невысокими домами песочного и рыжего цветов. Казалось, что они бесконечны – Дакар действительно большой город-порт. Даже с океана виден гигантский Монумент африканского возрождения. Красивые мужчина и женщина держат на плечах малыша, который уверенно указывает рукой в будущее…

«Непременно светлое», – подумал я с ироничной улыбкой.

Возможно, теперь Африка действительно прекраснейший континент на Земле. Самый нетронутый и лучше всех сохранившийся. Даже Австралии досталось сильнее.

Мы оставили по правую руку пирсы военных кораблей и набережные с местными достопримечательностями. Капитан направил баркас сразу в грузовой порт. Это была гигантская территория, заполненная начавшими ржаветь контейнерами, кранами и гигантскими кораблями, зачалившимися у пирсов.

Чуть дальше были пришвартованы корабли поменьше. Рыбацкие баркасы, буксиры и частные моторные яхты – туда мы и направились.

Сразу же после причаливания помощник капитана быстро отдал кому-то клетчатые сумки, мы пополнили припасы и после обеда двинулись дальше.

Я сидел на корме и меланхолично разливал по бутылкам бензин, добавляя туда немного отработанного масла. Затем затыкал горлышко куском тряпки и аккуратно составлял все под бортом, проложив кусками ткани, чтобы бутылки не разбились.

С помощью этих самодельных зажигательных гранат я надеялся повысить боеспособность нашего небольшого отряда, так сказать.

Снова тянулась бесконечная застройка по берегу, и казалось, что этот город живет совершенно нормальной жизнью.

Следующей остановкой был городок Сент-Луис, на самом северо-западе Сенегала. Туда мы прибыли, когда солнце опускалось за горизонт.

Капитан вновь завел баркас в марину, чтобы пополнить запасы топлива и воды. Мои попутчики откровенно скучали. Матушка Кристел Вилларе заботливо обходила всех с вопросами о самочувствии и организовывала уход за теми, кого укачало на волнах.

Я глядел на двух женщин, медсестру и монашку, которые стояли, опершись о борт, и были бледны до зелени. Смотрел и думал о том, как же мне повезло с вестибулярным аппаратом.

Им дали таблетки от укачивания, но они не сильно помогали. По крайней мере, стояли они там ещё со вчерашнего вечера, иногда отходя полежать и отдохнуть.

Ближе к ночи мы отчалили от берега Сент-Луиса, и в этот раз наш хмурый капитан взял курс в открытый океан. Я решил, что теперь он не хочет идти вдоль берега и выведет наше судно в нейтральные воды. Видно встреча с мавританскими пограничниками не внушала ему оптимизма.

Уже вскоре мы разминулись с сенегальским патрульным катером, который не проявил особого интереса к старой рыбацкой посудине, и вышли в нейтральные воды. Вечерние огни Сент-Луиса давно остались за кормой, и со всех сторон нас окружал темный океан.

Ветер становился всё злее, а качка была сегодня заметно сильнее, чем вчера. Снасти баркаса скрипели и посвистывали на ветру. С верхушек волн на палубу начало заносить прохладные брызги.

Люди явно начинали беспокоиться, и даже сдержанная матушка Кристел подошла и спросила меня, ничего ли нам не угрожает. Я указал ей на помощника капитана, который спокойно мыл кастрюльку на баке, и уверил, что это нормальное дело для морских переходов. Дескать, моряки даже не обращают внимания на эту качку.

– Не волнуйтесь, мадам, – сказал я уверенно, хотя сам понимал, что погода меняется не в лучшую сторону. И все же нам нужно было продолжать движение.

Когда ночь стала совсем темной и тучи окончательно закрыли от нас Луну и звезды, рация в рубке Капитана вдруг ожила и стала что-то повторять требовательным голосом.

Я не знал языка, на котором говорили, но по манере разговора понимал, что это требование остановиться. Видимо, от мавританских пограничников.

Лицо нашего Капитана совсем окаменело.

Подходил Жером, требовал объяснить, почему мы ушли далеко от берега и возмущался, что из-за этой чертовой качки он решительно не может заснуть. Я не пустил его к Капитану и объяснил, что шутки кончились.

– Мы уже давно в нейтральных водах, и всё же пограничники требую, чтобы мы остановились и пустили их на борт. А мавританские пограничники всю историю не брезговали пиратством и разбоем.

– Но кто им это позволяет! – возмутился Жером. – Что вы вообще тут устроили?!

Мы препирались еще некоторое время, пока я всё же не убедил его пойти спать. Он ушел, держась за стену рубки и продолжая бормотать себе под нос что-то яростное и требовательное.

Спустя час или чуть больше мы увидели за кормой пару белых огоньков, один над другим, и красный чуть ниже и правее: не оставалось сомнений, что нас преследует военное судно с берегов Мавритании.

Капитан взял в руки рацию и начал спорить с грозным голосом с военного корабля. Они плохо понимали друг друга, поэтому перешли на французский, и я услышал, что от нас требовали немедленно остановиться для досмотра, а наш Капитан упорно твердил, что мы находимся в нейтральных водах.

Погоня продолжалась около двух часов. Ветер за это время стал совсем пронизывающим и уже по-настоящему выл в снастях и тросах маленького крана, предназначенного для поднятия сетей.

Когда небо начало сереть на востоке, нас догнал-таки военный катер серого цвета. Как и ожидалось, он шел под флагом Мавритании, а на борту уже стояла пара автоматчиков. Нас всё же поймали.

Когда оба судна заглушили двигатели и стали борт о борт, к нам ловко перекинули трап с крюками на конце и, не смотря на сильную качку, по нему спустились пограничники.

Офицер сразу же начал орать на Капитана, автоматчики в спасательных жилетах поводили стволами стареньких АК из стороны в сторону, контролируя всех, кто был на палубе. Николь крепко держала меня за руку и испуганно смотрела на этих матросов.

Свой автомат я спрятал в тюках промокшего за ночь постельного белья, если можно было его так назвать.

У меня мелькнула мысль неожиданно напасть на этих вымогателей, но я рассмотрел её только гипотетически и сразу отбросил. На носу патрульного корабля стояла автоматическая пушка, и люк ее был задраен. Вся идея неожиданно перебить автоматчиков и офицера, а затем штурмом взять их патрульный катер была похожа на самоубийство.

В конце концов, это были не пираты, а пограничники при исполнении.

Нам оставалось только ждать исхода ругани офицера и нашего Капитана.

И мы ждали.

Наконец крики поутихли, началась долгая и скучная проверка документов и багажа у всех, кто находился на судне. Пограничники явно никуда не спешили.

Де Клюс сунулся было объясняться с офицером, но был быстро и решительно возвращен моряками на свое место.

Почему-то мне запомнилось, что у офицера были красные и мутные белки глаз. Выглядел он довольно неуравновешенным.

Спустя час или даже полтора Капитан отошел от отвернувшегося офицера и подошёл ко мне:

– Давайте тысячу долларов, – похоже, всё сводилось к банальной взятке, как я и ожидал. Это был обычный разбой.

Я не стал сразу напоминать нашему Капитану, что рейс уже оплачен, а вместо этого решил вести переговоры более тонко. Я понимал, что никто не собирается нас арестовывать или расстреливать, просто хотят стрясти денег.

– Капитан, сколько у нас осталось топлива? – спросил я.

– Причём тут топливо?! – возмутился и немного растерялся Капитан.

– У нас сейчас проблемы с тем, что мы не имеем права здесь находиться, по их словам, – продолжил он и чуть заметно кивнул на военных.

– А топливо здесь при том, мой друг, что и оно, и вода, и все прочие припасы и расходы уже оплачены нами до самой Франции. Этот вопрос вы решаете сами! Именно так мы договаривались на берегу. В конце концов, на берегу у вашей семьи осталось три отличных автомобиля и куча денег, – уже спокойнее закончил я.

Мы спорили еще несколько минут, и Капитан был просто в бешенстве от моей несговорчивости. Наконец и я, и Капитан, заявили друг другу, что денег у нас всех просто нет.

Ситуация выглядела патовой, но я не собирался уступать хитрецу Капитану.

Остатки денег еще точно понадобятся нам в будущем, а он знал, куда идет, и какие расходы предстоят ему в пути. Чертыхаясь, Капитан направился к офицеру, но, сделав пару шагов, снова вернулся ко мне.

– Дайте хотя бы пятьсот долларов, – прошипел он.

Я вновь отрицательно покачал головой.

– Шайтан! Ну, хотя бы триста!

Я сказал, что сейчас мне придется обойти всех участников миссии и попросить у них собрать карманные деньги.

Чтобы всё не выглядело слишком уж просто и жадность пограничников не разгорелась с новой страстью, я уточнил, что это займет определенное время. Наш Капитан снова пошёл разговаривать с офицером, а я – с де Клюсом и матушкой Кристел.

Пришлось объяснять им всю ситуацию и её нюансы. Хоть в госпитальной кассе еще и оставалось немного денег, мы договорились не показывать их.

Матушка Кристел начала обходить всех по очереди и, пошептавшись с каждым, брала у них немного личных денег. Естественно, Жером начал что-то возмущенно доказывать, однако особо спорить с матушкой не стал.

Через некоторое время сбор средств был завершен, и я отнес капитану и офицеру двести сорок три доллара. К ним я добавил объяснения того, что мы покупали билет в один конец, и потому все наши деньги были потрачены на оплату этой дороги.

Капитан и разбойник в погонах еще некоторое время о чём-то разговаривали, а затем военные проследовали на свой борт, не сказав нам ни слова. Вскоре их корабль удалился в сторону берега. На волнах остался лишь белый след из пены.

Капитан зло посмотрел на меня, закурил сигарету и снова завел двигатель.

Мне еще удалось поспать некоторое время. Проснулся я, когда солнце уже всходило над горизонтом. Видно его было только сквозь тучи, а ветер за это время стал по-настоящему холодным. Похоже, приближалась настоящая буря.

Я огляделся и увидел, что Капитан держит курс к берегу – он не хотел встречать шторм в открытом океане. Баркас к этому моменту уже знатно швыряло вверх и вниз. На палубу уже залетали не просто брызги, а целые волны.

К полудню стало понятно, что вдоль берега тянется каменистая отмель. Видимо, риф. Капитан всё время разглядывал его в бинокль, пытаясь найти в рифе проход на мелководье.

Начался редкий дождь с крупными и очень холодными каплями. Одна из монахинь уже рыдала: она испугалась не на шутку. Все это создавало гнетущую и мрачную атмосферу. Баркас явно не был приспособлен для перевозки такого количества людей, да еще и в бурю.

Через полчаса мы увидели корабль, который прибило волнами к рифу. Это был старый рыболовецкий траулер. Он был значительно больше нашего баркаса и уже успел полностью проржаветь.

Ветер хлестал порывисто, и капли дождя больно били меня по лицу. Над поверхностью воды, совершенно горизонтально, летели брызги. Их было так много, что казалось, будто мы попали под еще один дождь.

Вода была уже повсюду.

Плачущая монахиня никак не успокаивалась, несмотря на все попытки утешить ее.

С трудом удерживая равновесие и скользя ботинками по мокрой палубе, я прошел в рубку Капитана. Приходилось уже кричать:

– Капитан, у нас осадка меньше, чем у вон того траулера! – закричал я, показывая мокрой рукой на ржавую громадину. – Давайте пришвартуемся и укроемся за ним от ветра и волн!

Капитан, хмурясь, посмотрел на траулер. Затем, видимо, решился и крикнул мне, кивая на своего помощника:

– Помогай Джабиру!

Вдвоем с его помощником мы бросились к правому борту и начали выбрасывать привязанные автомобильные покрышки. Они должны были смягчить удар бортов и помочь избежать сильного трения о ржавый борт.

Суда быстро сближались.

Худощавый помощник капитана с удивительным проворством достал откуда-то длинную веревку и начал привязывать её к ржавой кошке.

Когда мы подошли вплотную к борту старого корабля, стало видно, насколько сильны волны. Они поднимали и опускали наш баркас, разбивались о борт ржавой посудины, и сперва мне показалось невозможным пришвартоваться к ней. Однако наш Капитан ловко развернулся и прикрылся засевшим судном от ветра и волн, а Джабиру удалось закинуть кошку на высокий борт.

Высадка на палубу траулера был невероятно опасной – борта наших кораблей поднимались и опускались, постоянно сталкиваясь. Если бы кто-то не удержался и упал между кораблями, его, несомненно, стерло бы в порошок.

Тем не менее, через некоторое время всем удалось перебраться на ржавую палубу. Люки не были задраены и вскоре мы укрылись внутри. Здесь было грязно и мокро, но, по крайней мере, не лил дождь и не хлестал ветер.

Несмотря на такие спартанские условия, спустя примерно час все заснули. Просто отрубились – о себе дала знать бессонная ночь и пережитые за день волнения.

9. Жером

Утро встретило нас мрачными тучами и не менее мрачными лицами.

Сон на холодном железном полу мало кому пошёл на пользу. Жером и чета де Клюсов что-то недовольно бормотали себе под нос. Капитан и его помощник разговаривали в углу на непонятном мне наречии. Николь закурила прямо в каюте и приоткрыла немного дверь, чтобы выпускать дым.

На улице было серо и ветрено, но, похоже, буря уже ушла куда-то дальше от нас. Мы понемногу начали выбираться на покосившуюся палубу.

Я взял у помощника де Клюса котелок и газовую горелку и начал варить кофе – горячий напиток всегда поднимает настроение. Пока я занимался этим делом, ко мне подошел сонный и помятый де Клюс, и с недовольным лицом начал высказывать претензии по поводу условий нашего путешествия. Видите ли, его люди замерзли, устали и больны. По его мнению, я плохо всё организовал. А в придачу нас обобрали до нитки.

Я не стал идти у него на поводу и оправдываться. Вместо этого напомнил ему, что это только начало и что дальше всё станет намного хуже. Мы приближались к зоне боевых действий и к настоящему хаосу.

Однако де Клюс продолжал ворчать и припоминать мне мелкие и не очень недочеты, которые, по его мнению, я мог бы и предвидеть.

– Вы слышали про операцию «Флиппер»? – наконец перебил я главврача, устав от его безостановочного бормотания.

– Что ещё за «Флиппер»? – спросил де Клюс, несколько сбитый с толку и вышедший из своей колеи сплошных упреков.

– Осенью 1941 года британское командование решило провести диверсионную операцию против нацистов и ликвидировать в Ливии командующего танковой группой «Африка» генерала Роммеля.

– Ну и при чем здесь нацисты? – возмущенно и непонимающе перебил меня де Клюс.

– Я когда-то читал об этой операции, которую долго и старательно подготавливал Генеральный штаб Её Величества. Планирование проходило долго и старательно. Были задействованы силы глубокой разведки, подкуп и долгое наблюдение. Множество стратегов сушили головы в штабе и думали над тем, как сделать всё максимально эффективно.

Я увидел, что де Клюс больше не пытается прервать меня и даже начал слушать с интересом, пытаясь понять, к чему я веду.

– Наконец одиннадцатый отряд коммандос на двух подводных лодках прибыл к побережью Африки в сопровождении нескольких переводчиков, моряков-специалистов по десантированию из подводных лодок. На берегу их ожидали силы дальней разведки. До резиденции Роммеля оставалось скрытно пройти около тридцати километров.

Я невольно ухмыльнулся, вспомнив о том, что основным планировщиком и командующим операцией был молодой подполковник по фамилии Кейз. По «странному» стечению обстоятельств, он приходился сыном адмиралу Кейзу, руководящему Центром специальных операций. Безынициативный, неопытный и безосновательно полагавшийся на непроверенные данные разведки и слухи человек.

– Когда пришло время высадки на берег, на море бушевал шторм. В итоге добраться до земли удалось только половине отряда. Один человек утонул. Амуниция, боеприпасы и взрывчатка частично были утеряны, а частично промокли. Сигнальщики не могли понять друг друга. В итоге подводные лодки вынуждены были отойти обратно, едва не сев на мель из-за сильных волн и ветра. Несмотря на всё произошедшее, британские коммандос решили продолжать операцию, и вскоре выдвинулись в путь. Правда перед этим они частично разделили свои силы, а затем ещё и вынуждены были вернуть назад пару бойцов, повредивших на марше ноги. Один из них потерял свой ботинок. Британцы раздали по дороге кучу денег местным жителям за информацию и предоставление убежища.

Наконец бойцы прибыли на позиции и решили разделиться ещё раз, чтобы атаковать одновременно несколько целей. Кроме Роммеля, они собирались атаковать коммуникации и склады нацистов.

Оставшиеся немногочисленные силы рассредоточились вокруг целей атаки и вскоре начали штурм. Они даже не догадывались, что операция лишена особого смысла, ведь Роммеля вообще не было в Ливии, да и саму эту деревеньку он посещал всего пару раз за последние несколько лет. Виной всему были плохо проверенные слухи и самонадеянность командования.

Тем не менее, коммандос начали атаку.

Первого же встреченного нациста, караульного при входе, на первом этаже местной префектуры, британский боец не решился сразу убить. Вскоре караульный пришел в себя и бросился на атакующих спецназовцев. Завязался совершенно беспорядочный и хаотичный бой. Все стреляли во всех и кидали во все стороны гранаты.

И хотя нацистских солдат в самом здании и вокруг него было совсем немного, тем не менее, британцы не смогли продвинуться дальше первого этажа. Кто-то погиб, кто-то получил ранение. Один из британцев был по ошибке застрелен своими товарищами. Другому свои же прострелили ногу, когда тот подбежал к окну, тоже по ошибке.

Похоже, самым эффективным бойцом оказался местный переводчик. Он спокойно и без суеты застрелил подбегающего немецкого часового.

Параллельно спецназовцы пытались подорвать автопарк и подстанцию связи, но из-за отсыревшей взрывчатки сделать это не удалось. Взрывов не последовало, и, в конце концов, коммандос просто повредили трансформатор ручными гранатами.

В это же время вторая группа пыталась атаковать линии связи. В результате ещё два бойца натерли ноги и были отправлены обратно к месту высадки; оставшиеся бойцы безуспешно атаковали гражданские автомобили, пытаясь захватить транспорт. И таки добравшись до опоры линии связи, они не смогли подорвать её. Их взрывчатка также оказалась промокшей и бесполезной.

Бросив своих убитых и раненых, которые вскоре попали в плен, британцы отступили обратно к берегу.

Скрываясь от погони и обходя патрули, они добрались до места эвакуации. И тут снова сигнальщики не поняли друг друга, и подводная лодка не подобрала выживших бойцов. Она погрузилась под воду, но спустя четыре часа вернулась снова. И снова плохо обученные сигнальщики не поняли друг друга.

К этому времени вокруг британских коммандос уже замкнулось кольцо врагов. Было принято решение прорываться поодиночке. Спустя месяц трое спецназовцев всё же вышли к своим силам, где их долго допрашивали и чуть не расстреляли, приняв за диверсантов.

Когда подводная лодка в третий раз вернулась к месту эвакуации, то экипаж увидел на берегу только следы боя и ни одного союзника или противника. После этого подводники повернули обратно к месту дислокации.

– Вы ведете к тому, – прервал меня де Клюс, – что, даже имея гигантские ресурсы и долго планируя операцию, британцы всё провалили и потерпели полное фиаско. Это понятно.

Я только ухмыльнулся, удивляясь тому, что де Клюс уловил суть моего повествования.

– Но вы сравниваете совершенно разные ситуации! За нами не гонится целая армия нацистов, мы просто должны доехать домой! – снова взялся за свое врач.

– Вам ещё не поздно одуматься и всей миссией вернуться назад! – предложил я.

В итоге мы поругались, наязвили друг другу и, конечно, ничего конструктивно не решили. В конце разговора к главврачу присоединилась его жена и окончательно испортила мне настроение.

Словом, когда ко мне подошел Жером и тоже начал песочить меня за ужасные условия в пути, я просто слетел с катушек и послал его куда подальше.

Здоровяк тут же попытался влепить мне пощечину, но я ловко увернулся и ударил его в подбородок. Я ожидал, что Жером свалится с ног, но не тут-то было: он лишь тряхнул головой и в этот раз ударил меня со всего размаху кулаком. Я успел закрыться согнутой левой рукой, но разница в массе сыграла свою роль – меня отбросило вправо, как от удара машиной. По крайней мере, мне так показалось.

На палубе уже поднялся крик, и все бросились нас разнимать.

Однако Жером оказался на удивление проворным и снова ударил. В этот раз я не стал ставить блок или отпрыгивать, а наоборот – быстро шагнул к нему и со всей силой ударил лбом в переносицу. К своему удовольствию я услышал неприятный хруст и, схватив противника за рубашку, повторил удар лбом в лицо.

На долю секунды я испытал бешеное удовольствие от разрушительного действия этих ударов…

И тут же понял, что совершил страшную ошибку – верзила бешено рванулся вперед и всем своим весом приложил меня к стене судовой надстройки.

Всё мигнуло черно-красным, и я услышал, как затрещали мои ребра. Боль раскаленными иглами прострелила мою грудь. Сразу же я получил сильнейший удар, прямо в левое ухо – оно мгновенно вспыхнуло огнем, а я упал на палубу и ударился локтем.

В эту секунду я вдруг понял, что Жером вполне может меня убить.

Неловко перекатившись, я выхватил из-за спины нож и посмотрел здоровяку прямо в глаза. На секунду мы замерли друг напротив друга…

И тут же между нами бросились все участники экспедиции. На правой руке у меня повис помощник Капитана, прямо в лицо кричала одна из медсестер, требуя немедленно прекратить.

Но я не собирался прекращать.

Резко развернувшись и подставив ногу, я свалил на пол державшего меня медика. Монашку я просто отодвинул плечом и шагнул к Жерому.

Я был уже совершенно спокоен и хладнокровен. Вся ярость мгновенно испарилась. Я видел, что мне осталось сделать два мягких шага – и эта гора мяса будет убита.

Жером побледнел и отшатнулся. Из сломанного носа хлестала кровь и уже успела залить ему всю грудь и живот.

Никаких эмоций у меня не было. Чистая функциональность.

Я сделал последний шаг и немного отвел руку для удара… но вдруг Николь, появившаяся неизвестно откуда, обняла меня теплыми и сильными руками. Глаза у неё были невероятно большими и очень перепуганными.

– Хватит! Остановись! – крикнула она срывающимся голосом.

Все вокруг замерли и испуганно смотрели на нас двоих.

Я будто снова включился в реальную жизнь.

Увидел, как Жером испуганно пятится; как позади него волны плещутся о борт старого траулера; услышал, как шумит ветер. Боль снова прострелила мои ребра, а ухо, кажется, увеличилось в размерах вдвое и пылало: видимо, толстяк рассек мне его. Щекоча шею, вниз стекала горячая кровь.

Всё закончилось.

Уже из упрямства я обхватил Николь левой рукой за талию и, притянув к себе, поцеловал в кончик носа. Она отшатнулась.

Затем я направил острие ножа в лицо Жерома и, посмотрев вдоль лезвия, послал здоровяку воздушный поцелуй. Тот сделал полшага назад и побледнел ещё больше. Похоже, он всё же был трусом.

К тому же начал кричать, что этот псих, то есть я, только что чуть не убил его.

Дальше всё как-то быстро пошло вперед. Всё наше путешествие. По крайней мере, мне так показалось.

Мы снова перебрались на наш потрепанный баркас и продолжили путь на север. Я сидел на носу, в гордом одиночестве, и слышал, как за спиной перешептываются французы. Капитан и его помощник тоже о чем-то переговаривались вполголоса. Николь разок подходила ко мне, чтобы продезинфицировать рассеченное ухо, но говорить со мной она не пожелала. Жером больше не показывался. Его лечили где-то на корме.

Я глядел на хмурые волны и на пасмурное небо.

Сидел и думал над своим характером и своими отношениями с людьми.

Я ведь почти прирезал здоровяка. Его спасло только вмешательство Николь и участников миссии.

Заслужил ли он это? Наверное – да. И ещё я чувствовал, что фоном нашего конфликта выступает борьба за внимание Николь и ревность от того, что девушка встречается со мной, а не с ним. Но вообще его мелочный и хамский характер был достаточно противен сам по себе. Так что…

«Ведь это он первым поднял на меня руку!» – продолжал я внутренний диалог, думая, что это звучит как-то по-детски.

Тем не менее, это со мной никто не хотел разговаривать сейчас.

Как-то сразу стало чувствоваться, что я не из Франции. Что я другой человек. Чужой. Или мне так казалось?

Было грустно, но я гордо хранил молчание и ни с кем не заговаривал первым.

На второй день после драки обед мне принесла матушка Кристел. Конечно же, она начала разговор о благодетелях и библейских заветах.

Мне пришлось слушать её довольно долго.

Всё тело ныло от ударов. При глубоких вдохах или неосторожных движениях ребра простреливало острой жгучей болью. Рассечение на ухе казалось горячим и пульсирующим. В придачу снова закровоточила уже почти зажившая рана от ножа Шеху.

Я относился к этому стоически и старался просто выполнять свою работу по охране нашего судна. Хотя, честно говоря, кроме чистки оружия и осмотра горизонта заняться было особо нечем.

Ещё несколько дней мы скучно плыли и страдали от безделья. Николь уже начала приходила ко мне просто поболтать. И даже разок позволила себя поцеловать в ушко.

Я видел Жерома. Он отворачивал лицо, но всё же я заметил у него под глазами огромные темные синяки, а его нос был полностью заклеен пластырем.

Похоже, я всё-таки хорошо его отделал.

Почти все участники экспедиции кашляли и постоянно сморкались. Николь рассказала, что у многих поднялась температура и начались головные боли. Ветреная погода и постоянная сырость не прошли без следа, хотя Капитану и его помощнику всё это было, кажется, нипочем.

По моим расчетам, мы уже должны были пройти Западную Сахару и подходить к территории Марокко.

Когда слева по борту, далеко в океане, показались вершины островов, я понял, что мы вошли в довольно широкий пролив и минуем Канары, принадлежавшие раньше Испании, а теперь объявившие себя независимым государством.

В этот день на нас напали пираты.

Ближе к вечеру я заметил, что со стороны материковой Африки к нам стремительно приближаются две большие лодки. Они были ещё далеко, но явно пытались перерезать нам курс. Времени до встречи оставалось минут пятнадцать при условии, что мы максимально ускоримся и повернем в открытый океан.