Текст книги "Весьма вероятные приключения Морского Конька и его невозможной команды"

– Так нельзя, – начинает стенать Нильс. – Ты не можешь просто намекнуть на что-то страшное и ничего не объяснить! Что это за деревня? Куда делись жители? Кто это приходил к порогу? Почему оно знало Мануша и говорило разными голосами? Что было бы, если бы он посмотрел на незнакомца? Почему с него льётся вода – потому что оно выходит из моря? И самое главное – водится ли оно в других местах?! Почему ты не хочешь нам рассказать?!

Кайса молчит. Звёзды на ночном небе затягивает непроницаемым покрывалом облаков.

Наконец, она произносит:

– Потому что настоящий ужас может породить только неизвестность.

Черные волны плещутся за бортом. Скрипят корабельные снасти. Но на секунду все звуки смолкают, и друзьям слышится, что там далеко, на носу корабля – где ничего не разглядеть в густой темноте, появляется новый звук.

Кап-кап. Кап-кап.

Глава XI

Пока нелепая смерть не разлучит нас

Я буду ждать тебя даже там.

Океан, хоть и становится домом для кораблей и моряков, никогда не перестаёт быть подобным богу.

Он – огромная, не подвластная ничему, непредсказуемая сила. Сегодня он тих и ласков, а завтра тебя накрывает непонятно откуда взявшаяся волна, и ты – умираешь.

Так и случилось с командой «Морского конька».

– Эээээй! – в один голос кричат все трое, находящиеся на палубе. – Но ведь ты! ОБЕЩАЛА!!!

– Что это я вам обещала? – Кайса кутается в плед с головой, и в тени импровизированного капюшона её лица не разглядеть – улыбается она, или, наоборот, не в духе.

– Ты обещала не убивать наших героев! – заявляет первый помощник.

– Если мы будем вести себя хорошо, – смущённо добавляет Нильс.

– А мы весь день были чистое золото, а не люди, – авторитетно заканчивает Миклош.

– Не собираешься же ты вот так, ни с того, ни с сего – закончить историю?

– А с чего вы взяли, что это конец истории? – всё ещё не ясно, издевается она или нет.

– Но ты только что сказала, что все они умерли! – это Нильс.

Фигура, укутанная в плед, утвердительно кивает:

– Все так. И попали в новое приключение. Вы будете слушать или нет?

Три разных «да» доносятся из темноты. Звучат они со всеми возможными интонациями – с просьбой, недоверием и негодованием.

Однажды, когда «Морской конёк» следовал кое-куда по некоторым своим делам по океану спокойному и солнечному, на горизонте выросла хрустальная стена. По крайне мере, так им вначале показалось. Она была высокой, прозрачной, с нежным голубым отливом и сверкающими мягкими изгибами. Солнце, прошедшее зенит и давно уже находящееся в самом золотом своём часе, просвечивало сквозь неё и дробилось на десять тысяч солнц.

А потом стало понятно, что стена очень быстро растёт. А потом – что она не растёт, а приближается. А потом моряки закричали каждый на своём языке и попытались схватиться за то, что казалось надёжней или просто было ближе. А потом волна накрыла фрегат, и они – умерли.

Экипаж даже не сразу понял это. Дело в том, что когда они очнулись на палубе, корабль почти не изменился. Разве что, живое и зелёное всего час назад дерево, которое работало мачтой фрегата, теперь казалось крепко спящим. Будто пришёл январь, все листья давно сброшены, и самые сладкие древесные сны медленно перетекают из ствола в ветви. Иногда они сквозь кору просачиваются наружу и замирают капельками янтаря. Если этот янтарь собрать, сделать из него бусы, надев их забраться под одеяло и закрыть глаза – то можно каждую ночь подглядывать древесные сны до тех пор, пока они не выветрятся вместе с едва заметным еловым пряным запахом.

Моряки один за другим поднялись на ноги и попытались понять, что же произошло. Первым неладное заметил Мануш:

– Где моя тень?

И действительно, у его ног не было никакой тени. У всего остального тени были – у мачт, реев, парусов, тросов и бочек, у старого рыбацкого плаща, который грудой тряпья бросили на палубе, да так и забыли. А вот люди на корабле теней не отбрасывали.

И солнца в небе не было. И горизонта не было. Не потому что вокруг был туман. А просто как-то… ничего не было.

Фрегат явно шёл по воде, но совершенно беззвучно. И, вообще, исчезли все звуки, кроме их голосов. А ещё все запахи.

Мануш облизнул губы, обычно обветренные и солёные от бриза. Так и было – вкус тоже исчез.

– Ребята… Кажется, мы умерли.

– Что за бред? Не может такого быть! – Беспечный Танцор держался за фальшборт и смотрел на друзей широко распахнутыми глазами. – Не может. После смерти ничего нет. Если бы мы умерли, мы бы просто… исчезли, не знаю.

– Или оказались на дне морском? Нас ведь накрыла волна – значит, мы утонули? – Сэм всё ждал, что сейчас ром скажет, что просто пошутил, что это были всего лишь прихоть погоды или, вообще, мираж. Или сон. Да мало ли странностей они повидали за время, проведённое на корабле?

– Нет, не оказались бы, – ундина, как всегда, появилась непонятно откуда. Тонкая, бесшумная и отстранённая. – Ваши тела оказались бы на дне морском. А ваши души оказались бы здесь.

– Где? – капитан испуганно глядел на неё.

Она пожала плечами:

– В смерти. Здесь. Нигде. Вот там, где вы сейчас. Тела ваши лежат на палубе «Морского конька», теперь предоставленного воле ветра и волн.

– Помоги нам? – попросил рыжий юноша.

Морская дева посмотрела на него грустно:

– Я не могу. Это ваши человеческие дела. Жизнь и смерть. Начало и конец.

– Значит, мы обречены? – Сэм почти шептал.

– Я этого не сказала. Я сказала, что не могу помочь вам, но вы сами можете помочь себе. Мануш, – она обернулась к третьему моряку. – Что бывает после смерти?

– Сколько ромов, столько и мнений, – пожал он плечами. – Но моя бабуля говорила, что каждый ром перерождается три раза, каждый раз ровно через пятьсот лет.

– А что она ещё говорила?

– Что если ты умер в ночь полнолуния, то можно попросить луну вернуть тебя в прежнее тело в ту же ночь. И тогда ты, вроде как, умер, но не умер.

– Так что же ты? – ундина указала рукой вверх, и над её головой засияла полная луна. – Проси. Сейчас проси, пока чайки глаза не выклевали.

– Я и за друзей могу попросить?

– Нет, – она строго покачала головой. – Ты ром. И только ты можешь переродиться.

– Я без них не пойду! – на глаза у Мануша навернулись слёзы.

– Друг, иди, – Сэм обнял его, – отведи наш корабль от скал и отмелей. Спаси хотя бы его, раз уж невозможно спасти нас.

– Иди, – Беспечный Танцор тоже обнял его. Он больше ничего не сказал, потому что горло у него перехватило скорыми слезами, и говорить стало попросту невозможно.

Мануш опустился на колени и заговорил с луной. На языке западных цыган, восходящем к ассирийскому. Тому, которому, говорят, сам чёрт научил их. Тому, который понимают солнце и луна.

И луна поняла его. Кажется, она немного сдвинулась в небе – опустилась чуть ниже, а потом поднялась на прежнее место. Будто кивнула.

Мануш медленно растворился в воздухе, и казалось, что последними исчезли его глаза, полные боли от разлуки с друзьями.

Сэм и Беспечный Танцор стояли, низко опустив головы, ощущая внутри тяжёлую горькую пустоту.

– Сэм, – голос Ундины, будто вернул их в реальность. – Что бывает после смерти?

– После смерти ты платишь морским духам, чтобы они доставили тебя на другую сторону, в загробный мир, чтобы ты не стал голодным призраком, живущим над водой или на корабле.

– Чем ты платишь?

– Монетой, – он указал на свой ботинок. – У меня всегда с собой монета, чтобы, если я упал за борт, я смог бы расплатиться за переход. Это датская крона. Та, что с отверстием в центре. Я пришил её вот сюда, – он опустил глаза на свой башмак. – Ой, – теперь он глядел на ундину растерянно, – она пропала.

– Это потому что ты расплатился ею за переход, – кивнула морская дева. И протянула ему раскрытую ладонь.

На ладони лежал круглый кусочек металла с дырой внутри – датская крона:

– Возьми.

– Зачем?

– Расплатись за переход обратно.

Сэм не мог поверить своим ушам.

– Я тоже могу вернуться?

– Можешь. Ты веришь в это и знаешь, как это сделать. Поэтому, привяжи крону на ботинок понадёжней и прыгай за борт.

Сэм принялся хохотать:

– Так значит, ты снова нас всех спасёшь! Какая же ты замечательная! Какая волшебная!

Ундина не ответила. Она, не отрываясь, смотрела на Беспечного Танцора.

Юноша слабо улыбнулся, когда Сэм, уже приладивший монету к башмаку, крепко обнял его:

– До встречи на другой стороне! – он прыгнул за борт и мгновенно скрылся под водой.

Тишина окутала корабль. Ветер играл подолом платья цвета туркуаз, ветер осушал влагу на глазах рыжего юноши.

– Он доберётся? – наконец спросил Беспечный Танцор.

– Он уже добрался. Он очнулся на палубе рядом с Манушем, который пил джин и орал самые грустные песни, которые существуют на земле. Теперь песни стали весёлыми, и они оба ждут тебя.

– Но не дождутся?

Тишина. Беззвучный ветер в пепельных волосах. Дыхание.

– Скажи мне, – ундина оказалась совсем близко и взяла его за руку. – Что будет после смерти?

Он поднял на неё печальный взгляд и прошептал:

– Ничего…

– Значит, твои друзья не дождутся. Когда человек не верит в смерть, он не верит и в жизнь после неё. А в этом мире каждый из нас получает только то, во что он верит.

Беспечный Танцор ничего не ответил – у него не осталось сил произнести хоть слово. Ундина обняла его, и он плакал, уткнувшись ей в плечо.

Потому что теперь так будет всегда. До самого конца. Только слёзы о прерванной жизни, об оставленных друзьях и несбывшихся планах, только медленно подступающее ничто – единственное, во что он мог поверить. Потому что после смерти тело съедают черви, а от тебя остаётся только то, что ты при жизни сделал. Никакого перерождения. Никаких райских врат. Никакого бесплотного духа, поднимающегося в тонкий мир. Он ни во что из этого не верил. Только в конец бытия. В исчезновение.

И ему показалось, что вот сейчас, именно сейчас – прежде, чем он исчезнет навсегда, он должен сказать что-то важное. Он посмотрел в глаза ундины, сейчас сияющие, как два кусочка янтаря, в которых прячутся сны деревьев, и произнёс:

– Я люблю тебя. С той самой минуты, как у меня снова появилось сердце, я отдал это сердце тебе. Мне жаль, что я отважился сказать об этом только после смерти. Но я люблю тебя.

И глаза морской девы засияли ещё ярче.

– Глупый ты, глупый мальчишка, – она поцеловала его в лоб. – Почему же ты сразу этого не сказал? Если ты любишь, значит, ты не можешь исчезнуть. Есть вещи, которые имеют начало, но не имеют конца. Любовь не перестаёт. Скажи, разве ты перестал любить меня после смерти?

– Нет.

– А можешь поверить, что перестанешь через день? Через год? Через вечность?

– Нет, я не верю в это… – юноша совсем растерялся, а ундина крепко обняла его и уткнулась лицом ему в плечо. А когда морская дева отпрянула от собеседника, стало видно, что она смеётся. – Стань к штурвалу, Беспечный Танцор. Веди корабль.

– Но куда?!

– Веди его ко мне. Ты любишь меня, а значит, между нами протянута нить, которую нельзя разорвать. Я буду ждать тебя на той стороне. Я всегда буду ждать тебя. А ты всегда сможешь ко мне вернуться.

И она ушла в воду. Но прежде чем ундина сделала шаг за борт, Танцор сказал ей своё настоящее имя. Потому что теперь они были связаны. Крепче, чем связывают узы крови. Крепче, чем связывает долгая дружба. Крепче, чем связывает двух людей поцелуй у алтаря. Потому что теперь они оба были бессмертны, как любовь.

Рыжий юноша вёл корабль. Через туманы, штормы, мимо островов и континентов, сквозь дни, годы, века. Он не замечал, сколько прошло времени, он почти ничего не помнил:

– Я люблю её. Я люблю её. Я люблю её! – только это рефреном звучало у него в голове, и он сиял. Сиял, ярче новой золотой монеты, ярче апрельского солнца, ярче самого мощного маяка. И казалось, что не он ведёт корабль, а неведомая сила влечёт их обоих вперёд – без раздумий и сомнений. Потому что там ждала она. И, может быть, тоже его любила. Ведь на такое долгое ожидание способен только тот, кто любит.

И однажды на горизонте снова встала хрустальная волна. Она приближалась, сверкая мягкими нежно-голубыми изгибами, заслонив собой небо, дробила солнце на десять тысяч солнц. Но в этот раз Беспечный Танцор не боялся – он знал, что за этой волной его ждут. Новые приключения, славные друзья и хозяйка его глупого сердца. Он правил корабль прямо навстречу волне.

– Фу, получился дамский роман какой-то, – заявляет Миклош. – Мне не нравится.

– Тебе не нравится потому, что роман не с твоим героем получился, – усмехается первый помощник.

Нильс ничего не говорит. Он молча ведёт корабль.

– Нет уж, объясните. Где и в какой момент этот роман закрутился? – требует Миклош. – Где там, в сюжете, были поворотные моменты, где было развитие персонажей! С каких это пор люди ни с того, ни с сего вот так друг друга любят!

– Во-первых, они не люди, – девушка высовывает лицо из пледа. – Во-вторых, это не роман. Когда я говорю о вечной любви, я не имею в виду никакой романтики. Это всего лишь связь двух душ. Она может быть между друзьями, между братьями, между матерью и сыном.

– Сейчас вот обидно, – подаёт голос Нильс.

– А самое главное, – не обращает на него внимания Кайса, – это любовь между создателем и творением. Она дала Беспечному Танцору новое сердце. А значит, в некотором смысле, создала его заново. Да, так бог любит людей. Да, так мать любит своих детей. Безусловно. Бесконечно. Изначально.

– Выкусил? – бросает Миклош в темноту. – Любит как мать!

Беспечный Танцор очнулся на палубе. Друзья сидели рядом с ним и о чем-то тихонько говорили.

– Эй! Вот же ты! – они бросились обнимать новоприбывшего. – Как ты? Расскажи, как ты выбрался?

Юноша просто улыбался. И ему было легко. Как будто теперь всегда всё будет хорошо. А даже если и будет плохо – в итоге, всё равно будет хорошо.

И он ответил:

– Я просто узнал, что бессмертен.

– Это прекрасно, – Мануш похлопал его по плечу. – Сэм, налей ему джина, парень немного не в себе.

Друзья суетились вокруг, а Беспечный Танцор сиял и смотрел на волны. На бессмертные и бесконечные волны цвета туркуаз.

Глава XII

Не настоящее

Так поют под кожей стаи китов,

Так встречает правду тот, кто готов.

Сэм плохо помнил своё детство. Так плохо, что иногда ему казалось, что он его просто выдумал. Не могло ведь от него остаться так мало: пара воспоминаний о долгих прогулках у моря вместе с отцом, запах оладий с черникой, которые мама пекла воскресным утром, да кораблик в бутылке, который подарил дедушка.

Время от времени капитан видел сны, в которых, как ему казалось, он встречал что-то, давно произошедшее в реальной жизни. Но это были обрывки, ощущения: скрип дверных петель, край подола платья – красного в мелкий белый горошек, хриплый мужской смех, тёплый солнечный луч на лице, жестяная коробка, в которой хранилось печенье, воркование голубя на подоконнике. Из этого решительно невозможно было составить никакого мало-мальски приличного представления о своём детстве. К счастью, Сэма это не очень тревожило. До одного умеренно прекрасного дня.

«Морской конёк» был кораблём необычным и заметным. На него приходили посмотреть зеваки из окрестных деревень и городков. А уж если фрегат приходил в место, где в это время была ярмарка или просто праздник, от желающих поглазеть не было отбоя. Ещё бы! Дерево на палубе гордо тянуло к небу роскошную крону, Мануш играл на аккордеоне, Беспечный Танцор плясал, а Сэм – собирал по медяку с каждого, кто подходил достаточно близко.

– Ай, ты погляди на это, – однажды утром воскликнул Мануш, подобрав с палубы нежно-розовый конверт. – Как он здесь оказался?

Это было загадкой. Корабль уже три дня был в море и подходить к берегу пока не планировал.

– Может, почтовый голубь обронил? – Беспечный Танцор забрал у друга конверт, повертел его в руках и зачем-то понюхал. – Пахнет ландышами!

– Не говори глупостей, голуби не носят конверты. Они носят маленькие записки, прилаженные к лапке. – Сэм тоже понюхал бумажный прямоугольник. – Действительно, ландыши.

Делать было ничего. На конверте не было никаких надписей – ни адресата, ни отправителя. Оставалось только одно: вскрыть его.

Внутри было приглашение. Весьма загадочного и неконкретного свойства.

– Какая-то ерунда, – сказал Сэм, – они зовут нас на Ярмарку Морских Чудес. Мне кажется, это шутка. Не бывает никаких ярмарок чудес.

– Какая-то ерунда, – сказал Мануш. – Они говорят, что чтобы добраться до неё, нужно три дня идти на восток, а на рассвете четвёртого – круто повернуть направо и следовать так ещё семь с половиной часов. Но ведь так невозможно найти никакие координаты. Они ведь не знают, где и когда мы получим это письмо.

– Ура! Мы отправляемся на Ярмарку Чудес! – сказал Беспечный Танцор. Потому что он очень любил приключения и праздники.

Какие-нибудь другие, возможно – более нормальные – люди, как пить дать, поостереглись бы принимать загадочные приглашения и следовать неконкретным инструкциям. Но экипаж «Морского конька» был не таким! На рассвете четвёртого дня они круто повернули направо.

– Черт знает где, – пробормотал Мануш, стоявший у штурвала.

Спустя обещанное время, Сэм задумчиво вертел в руках полупустую кофейную чашку, глядя на разложенные на столе бумаги. Как и предполагалось, они находились прямо посреди ничего. Он как раз собирался подняться на палубу, чтобы скомандовать поворот в сторону берега, когда корабль неожиданно и сильно качнулся.

Капитан попытался одной рукой удержать на столе ворох бумаг, который стремительно поехал к краю. Чашка в другой руке накренилась, и большая чёрная капля сладкого кофе, похожая одновременно и на майского жука, и на слезу, неспешно преодолела расстояние до ближайшей горизонтальной плоскости, и шлёпнулась прямо на карту.

– Надо же, прямо в то место, где мы находимся, – пробормотал Сэм, отставляя чашку и разглядывая кофейное пятно.

А потом на палубе заорали:

– Капитан! Капитан!

Перед носом корабля в воздухе висел сияющий шар. Совсем небольшой – размером с голову молодого дельфина. Шар был молочно-белого цвета и издавал щелчки и тихий мелодичный свист.

– Это ещё что за… – пробормотал Сэм. Остальные члены экипажа, конечно, уже были здесь.

Некоторое время шар просто висел в воздухе и сиял. А потом он вдруг рванулся и сел прямо на нос фрегата. В тот же миг мир вокруг наполнился красками, звуками и движением. Будто декорации, изображающие тихие и безлюдные воды, упали, и за ними обнаружилась совершенно другая реальность.

Экипаж изумлённо оглядывался по сторонам – теперь море вокруг было полно самых разных кораблей. А прямо перед ними на плавучей платформе раскинулась целая деревня. Ну, как, деревня. Одно из тех так нежно любимых Манушем прибрежных поселений, в котором есть ровно пять домов, два трактира и церковь, перед которой субботними вечерами устраивают танцы.

– Господи, это идеально! – в восторге орёт Миклош, и все остальные косятся на него с негодованием.

– А ну не перебуди остальную команду! – шипит первый помощник.

Девушка смеётся.

А Миклоша уже не унять:

– Настоящая плавучая деревня, которую можно найти как угодно далеко в море! Целых ДВА КАБАКА!

– Зачем тебе два кабака? – это Нильс подаёт голос от штурвала.

– Чтобы продолжать веселье во втором, когда в первом тебя уже знают слишком хорошо и не впускают! – самый элегантный из ромов по эту сторону Атлантики начинает отстукивать по компасу сложный ритм. – А по субботам на площади – джипси джаз!

Деревня, к слову, была примечательная. Все здания в ней были изукрашены ракушками, морскими звёздами и отполированными до идеальной гладкости цветными стёклышками.

– Вы добрались! – раздался голос с носа корабля.

Друзья только что не подпрыгнули от неожиданности. Там, где на палубу опустился сияющий шар, теперь стоял человек. Он был не молод – седые волосы и борода живописно топорщились во все стороны. Он был не стар – его светлые глаза лучились весельем, которое свойственно только юным. Он был крепок, высок и бодр. А ещё он постоянно улыбался. Одним словом – это был во всех отношениях приятный человек. Если, конечно, он был человеком.

– Пришвартоваться можно вот там, поближе к трактиру, – он махнул куда-то в сторону рукой и немедленно снискал вечную дружбу Мануша. – Меня зовут капитан Сутрам, но можете называть меня просто Капитан. И добро пожаловать на Ярмарку Морских Чудес!

– Так что это за место?

– Я же сказала, это деревня на плавучей платформе. Она путешествует по морю.

– Она волшебная?

– Не очень, – пожимает плечами девушка. – Как по мне – довольно обычная. Тут ракушку прилепили, там – стёклышко. Разве что, в церкви у них над алтарём висит огромный окаменевший наутилус. Как напоминание, что бог вначале создал воду, а потом уже все остальное.

– А кто в этой деревне живёт?

– Те, кто больше всего на свете любит ветер, волны, свободу, загадки и чудеса. И только попробуйте сейчас сказать, что сами не убеждены в том, что в море загадок и чудес – бездонная пропасть, а земля – уже исхожена вдоль и поперёк!

Моряки согласно кивают. Никто с этим не спорит.

Капитан Сутрам не спеша шёл по причалу.

– Каждый год в условленный день в этом месте собираются самые невероятные корабли, – говорил он Сэму. Мануш и Беспечный Танцор несколько минут назад откланялись и сбежали. Один – заслышав, приветственный звон кружек в портовом трактире, другой – завидев, что на площади вот-вот начнутся танцы.

– А в чем, собственно, их невероятность?

С одной стороны, Сэму было безумно интересно. С другой стороны – рядом с Сутрамом он чувствовал себя очень нервно.

Будто настоящий капитан вот-вот разоблачит его, публично укажет пальцем и закричит:

– Этот человек никакой не моряк. Он – скучнейший из клерков, живущих в округе Антверпена! И капитан он – НЕ НА-СТО-Я-ЩИЙ! Он просто нашёл этот корабль. А то и, – здесь седой морской волк прижмёт руки к щекам и обязательно заговорит низким громоподобным голосом, – УКРАЛ ЭТОТ ФРЕГАТ!

В общем, ощущал себя молодой человек полнейшим самозванцем на этом празднике моря и ветра. Он даже уже почти жалел, что они приняли приглашение.

– Например, вот этот, – Сутрам указал на небольшую посудину, по форме напоминающую башмак, – внутри намного больше, чем снаружи. Да, юноша, в нём, бывало, перевозили целый табун лошадей и ещё триста бочонков отменного портвейна.

Сэм только пожал плечами – никакие лошади, конечно, поместиться на этом корабле не могли. Ещё и с портвейном. Да и кто и зачем это всё одновременно перевозить станет. – Или вот эта быстроходная каравелла, – продолжал экскурсию радушный хозяин. – Она славится тем, что куда бы она ни шла, ей всегда дует попутный ветер. Это, в основном, почтовое и торговое судно. Она перевозит исключительно письма влюблённых, самые нежные весенние цветы и лёд.

– Лёд? Почему лёд?

– Потому что он не успевает растаять, пока она мчится от берегов, где есть зима, к берегам, где снега никогда не видели. – Сутрам подмигнул с самым серьёзным видом. – Знали бы вы, юноша, сколько люди готовы отдать в знойный тропический день за письмо от возлюбленной и бокал виски со льдом.

Каких там только не было кораблей! Один из них звучал как арфа, когда ветер наполнял его паруса. Другой во время шторма умел взлетать над водой и добираться до тихого моря. На третьем никого никогда не мучила морская болезнь. Четвёртый приумножал товары, сложенные в его трюме, причём, чем дольше они там лежали – тем больше их становилось. У пятого паруса сверкали чудесным окрасом, как крылья у бабочки. И каждый раз, когда паруса поднимали – узор на них был новый.

– Но как же… – недоверие Сэма рассыпалось в тот самый момент, когда он увидел, как «Бабочка» расправляет паруса. Они, без всяких сомнений, были чистым волшебством. – Но каким образом «Морской конёк» сюда попал? Что в нём волшебного?

Опытный капитан внимательно посмотрел на молодого и потёр подбородок:

– А ты сам разве не знаешь? – он выдержал паузу и продолжил. – «Морской конёк» – не настоящий. Он игрушка, которая выросла. И все остальное на нём – тоже не настоящее. Мануш – не настоящий цыган. Он родился в маленькой деревеньке под Марселем и просто любит бродяжничать. Беспечный Танцор – совсем не танцор, увидевший целый мир. Он просто предпочитает жить, никому ничего не обещая и не принимая на себя ответственность. А ты – не настоящий капитан. Ты просто мальчик, который любил играть с корабликом и мечтал вырваться из своей скучной жизни. И это – настоящее чудо! То, что вы так долго протянули в море.

Сэм стоял с открытым ртом. Сутрам произнёс всё это без злобы, без обвинения – как всем известный факт. Солнце встаёт на востоке, лимоны кислые, роза пахнет розой, а вы все – не настоящие. Все это знают. Возможно, об этом даже пишут в газетах. Вот как это звучало. Совсем не обидно. А просто… неопровержимо.

Молодой человек так и стоял бы, словно громом поражённый, если бы Сутрам не положил ему руку на плечо и не указал на ещё одно судно:

– А это – мой.

Если бы этот корабль был человеком, он был бы Черным Рыцарем в отполированных до блеска доспехах. Красивый, строгий, зловещий, вытянутый в струну – ближе, ближе к грозовым небесам! Идеальный корабль. Ни одной растрёпанной верёвки, ни одной заплатки на парусе, ни одной щербинки на бортах и мачте из тёмного дерева.

– Хочешь подняться?

Конечно, Сэм хотел. Была в этом паруснике такая неодолимая манящая сила, что вообще не понятно, как люди не спешили к нему толпами, едва завидев эти мачты над хаосом порта.

Корабль назывался «Кракен» и внутри тоже был идеальным. Все канаты были аккуратно свёрнуты. Все детали, которым полагалось блестеть – блестели. Все места, где на «Морском коньке» царил бардак, здесь были в строгом порядке.

– И в чём волшебная сила этого корабля? – они сидели за внушительным дубовым столом в штурманской, и владелец судна разливал ром. Свет из окна на корме играл в крошечных рюмках, рождая золотистые искры в толще напитка. Всё здесь было спокойно, надёжно и правильно. «Кракен» казался Сэму большой и впечатляющей историей, частью которой непременно хотелось стать.

– Он ест время жизни своей команды, чтобы оставаться новым и совершенным, – моряк вздрогнул и бросил быстрый взгляд на Сутрама. Кажется, тот не шутил. – Совсем не много. За день, проведённый на паруснике, он отнимает час. Тот складывается с другими часами и становится его собственным временем. «Кракен» не стареет, он не требует ремонта, он всегда будто бы только что сошёл с верфи.

– А моряк?

– А моряк стареет всего на один дополнительный час в день. Совсем не много.

– Но, бог ты мой, кому?… – капитан «Морского конька» с трудом подбирал слова от возмущения, – кому придёт в голову ходить на этом корабле?!

– Многим. Потому что это ещё не всё, – Сутрам широко улыбнулся. – Люди, живущие на «Кракене» стареют только телом. Их душа остаётся чуткой, а разум – острым, как в юности. Никакого старческого брюзжания, никакой плохой памяти, никакой предательской немощности в потугах научиться чему-то новому. Никакой усталости от жизни, которую ты видел уже вдоль и поперёк. И за это – всего один час в день. Хорошая сделка, ты не находишь?

Сэм не ответил. Он очень боялся старости. Но не из-за морщин или больных коленей. Его, действительно, больше всего пугало медленное угасание разума. Капля за каплей терять драгоценные воспоминания, наблюдать, как медленно блекнут краски жизни, проваливаться в скуку и равнодушие, забывать любимые лица. Это было самым невыносимым в мыслях о старости.

– Мальчик мой, – наконец, произнёс Сутрам, поднимая рюмку, – я хочу предложить тебе место на «Кракене». Хоть ты и не настоящий моряк пока, я вижу в тебе большой потенциал. Ты научишься здесь всему, что нужно знать в море. Ты получишь бесценный опыт и однажды станешь офицером или даже первым помощником. Разум твой навсегда останется юным. Корабль под твоим командованием всегда будет новым и совершенным. Час за день – такова цена. Выпей со мной. А потом подумай до завтра – готов ли ты отправиться в новое приключение.

Музыка на площади у церкви перестала звучать за полночь. Оба трактира закрылись, а потом хозяйка одного из них вышла, чтобы согнать метлой Мануша – он играл на аккордеоне и орал песни, сидя на крыльце.

– Пойдём, дружище, – сказал Беспечный Танцор, крепко ухватив его под локоть. – Нас уже давно ждут дома.

И они отправились, слегка покачиваясь в такт движению волн под плавучей платформой, – туда, где у причала стоял «Морской конёк».

– Странно, – рыжий юноша пытался отнять аккордеон у товарища, чтобы тому было удобнее пройти по узкому трапу, – свет не горит. А я был уверен, что Сэм давно уже вернулся.

На фрегате царили темнота и тишина. Мануш тяжело опустился на палубу и немедленно впал в дремоту, прислонившись к бочке для воды и так и не выпустив из рук музыкального инструмента.

Танцор с минуту обеспокоенно смотрел на лицо друга, но тот, кажется, был в порядке. Тогда он перевёл взгляд вверх. Листья дерева-мачты шелестели, хотя ветра не было совсем. И слышалось в этом звуке что-то простое и грустное. Что-то, что не нужно объяснять. Так медленно тает вдали знакомый берег, на который ты не ступишь больше никогда. Так письмо вместо привычного «до встречи» пронзает тебя внезапным «прощай» в конце. Так влюблённые в последний раз прикасаются к лицам друг друга – как слепые, пытаясь навсегда запомнить все морщинки, шероховатости, такие прекрасные и неповторимые несовершенства, и горькая нежность наполняет их глаза, как запах полыни наполняет сумерки последнего летнего дня.

Новенькое сердце юноши пронзил короткий укол боли, а затем оно сжалось от предчувствия. Что-то навсегда менялось. Прямо сейчас.

– Сэм! – Танцор хотел крикнуть, но вместо этого почему-то прошептал имя.

В полной темноте он поднялся на ют и вошёл в штурманскую. Сэм был там.

Он сидел, не зажигая света, но не на капитанском стуле, а на одной из скамеек, стоящих у стола. Обычно там сидел Мануш, когда углублялся в книги по устройству снастей. Капитан «Морского конька» задумчиво вертел в руках пустую рюмку из-под рома.

– Расскажи мне…

И Сэм рассказал. Обо всех чудесах, которые он видел сегодня. Об идеальном корабле, пьющем время из своей команды. О предложении капитана Сутрама. И даже о том, что тот рассказал о «Морском коньке» и его команде.

Сэм и Беспечный Танцор сидели на скамейке рядом. Они оба не отрывали глаз от пустой рюмки на пустом столе. Пауза длилась, и настенные часы дробили её на маленькие бессмысленные кусочки, каждый из которых можно было бы отдать в уплату за жизнь совершенного корабля – или же оставить себе.

Наконец, прежде чем молчание стало совсем неловким, капитан решительно повернулся к Беспечному Танцору:

– Это правда? То, что о нас говорил Сутрам.