Текст книги "Весьма вероятные приключения Морского Конька и его невозможной команды"

Рыжий юноша вздохнул и посмотрел на Сэма в упор.

– Какая теперь разница, – он не отводил глаз. – Если так было в самом начале – и что с того? С тех пор, как мы начали своё путешествие, мы стали теми, кем хотели казаться. Разве ты этого не видишь? Я объехал полмира и обрёл сердце, Мануш говорил с луной и видел то, что скрыто от глаз остальных людей, а ты – был настоящим капитаном, который вёл корабль через бури, командовал нами мудро и решительно, и всегда… слышишь меня? Всегда! Вначале заботился о благе корабля и экипажа, а потом уже о себе. Разве так ведёт себя клерк? Так поступает только настоящий капитан. И какая разница, кем мы сюда пришли? Важно только то, кем мы здесь стали.

– Но мы всё это время просто притворялись! Играли! И этот корабль – игрушка из бутылки! – Сэм вскочил так быстро, что скамейка чуть не опрокинулась. – Друг, ты зря недооцениваешь то, что бывает в бутылках, – это Мануш в темноте стоял на пороге. Как всегда, он появился бесшумно, словно кошка. – Послушай этого мальчика. Между тем, кем ты был, и тем, кем ты стал – лежит десяток чудес. А ни одно чудо не проходит бесследно. Вопрос только в том, стал ли ты тем, кем хотел стать. Или снова просто согласился на то, что подвернулось. Найди в себе смелость, чтобы хотя бы раз в жизни произнести это вслух.

На этом месте рассказчица замолкает надолго. Нильс переминается с ноги на ногу у рулевого колеса. Ночь сегодня холодная.

– Так что же? Он хотел быть капитаном «Морского конька»? Он уйдёт? Это конец истории? – это Миклош сидит рядом и от нетерпения постукивает костяшками пальцев по палубе. Чем бесит невероятно.

– Я не знаю, – Кайса смотрит на первого помощника. – Ты мне скажи. Чего он хотел на самом деле?

Пауза длится. Море шумит за бортом. Первый помощник кажется кусочком непроглядной черноты на фоне звёздного неба – в своём нелепом старом рыбацком плаще и тёплой шапке с помпоном. Ветер хлопает в парусах, и нужно бы подправить курс – но моряк не двигается с места и ничего не говорит, погруженный в глубокую задумчивость.

Нильс и Миклош тоже молчат. Они не отводят взгляда от командира. Будто чувствуют, что он вот-вот примет важное решение.

И первый помощник поднимает глаза на девушку. Грустные голубые глаза.

На следующее утро «Морской конёк» ушёл в море по-английски. Ни с кем не прощаясь. Его паруса не переливались всеми красками, как крылья бабочки. Он не парил над волнами, и ветер не был попутным. Его трюм вмещал ровно столько, сколько должен вмещать трюм такого фрегата.

Мануш выбил трубку о край фальшборта – огонь в ней давно погас, а ром просто сидел и сидел на носу корабля, глядя то на пену, разлетающуюся под бушпритом, то на Беспечного Танцора, стоящего у штурвала. Наконец, моряк тяжело вздохнул и отправился к другу. Чтобы сидеть и молчать теперь уже рядом с ним. Говорить не хотелось совсем. Такой был день.

– Я только сейчас сообразил, что у нас нет флага, – подал голос рыжий юноша. – Что на нём могло бы быть?

– На кой черт нам флаг, мы сами по себе, – пробурчал его собеседник, прикладывая ладони к вискам.

– Может быть, солнце? Или наше дерево?

– Мать моя цыганская женщина, да делай что хочешь! – моряк только сильнее сжал голову руками.

– Или даже дерево внутри солнца!

– А может, тогда – табурет? У него три ножки – и нас как раз трое, – Сэм поднялся на палубу и торжественно поставил перед товарищами поднос с тремя кружками. – Кофе. Тебе после вчерашнего – покрепче и с кардамоном. Как голова?

Мануш пробормотал что-то неразборчивое, но кружку взял.

– Лучше треугольник! У него три стороны, – не унимался Танцор. – Что думаешь, Сэм?

Капитан улыбнулся и встал к штурвалу, чтобы его друзья смогли спокойно выпить кофе.

– Я подумаю об этом. Набросаю пару эскизов, – день обещал быть солнечным. Дерево покачивало ветвями в такт волнам. Через семь с половиной часов хода они круто повернули налево, и Ярмарка Морских Чудес осталась далеко позади.

– Сэм, – Мануш вытянулся на палубе, подставив тёплым лучам спину, – почему ты решил остаться?

Беспечный Танцор, валявшийся рядом, приоткрыл один глаз.

Моряк полной грудью вдохнул солёный воздух:

– Потому что вы правы. Настоящий этот корабль или нет, действительно я капитан или только притворяюсь им – какое нам до этого дело. Этот корабль мой, даже если он игрушечный. И я хочу быть его капитаном. Решать, что мы едим на обед. Выбирать, какое приключение будет следующим. Рисовать свой флаг. Приветствовать на борту только тех, кому я рад. Быть первым помощником на идеальном корабле – это заманчиво. Но он всегда будет идеальным чужим кораблём. А я люблю неидеальный свой. И свою дурацкую неидеальную команду. И нашу нелепую, сложную, свободную неидеальную жизнь.

Мануш и Беспечный Танцор широко улыбались.

– За приключения, которые никогда не заканчиваются!

– За друзей, которые всегда с тобой!

– Прекрасный тост!

Они сдвинули давно опустевшие кружки из-под кофе.

Сэм рассмеялся и покачал головой. Он вёл свой игрушечный корабль по просторам настоящего океана. Мальчик, который не испугался быть ненастоящим. Мальчик, который впервые в жизни нашёл в себе смелость быть неидеальным. Мальчик, который, в конце концов, нашёл в себе смелость быть.

Глава XIII

Танцы в пустых трамваях

Фаду и жакаранда,

Танцы в пустых трамваях.

Я заживаю так медленно —

Медленно, но заживаю.

Старенький жёлтый трамвай привёз меня к океану. Это моя остановка? В мире больше нет ничего моего. Но я выйду здесь.

Маленькое кафе, стол, покрытый хлебными крошками и липкими пятнами:

– Café, por favor.

Кофе будет таким горьким, будто в нём собралась вся горечь португальской земли.

Месяц назад я покинула корабль, на палубе которого по ночам рассказывала сказки. Полгода назад я оказалась на этом корабле случайно – бездомная и потерянная – и мне разрешили остаться. Почти год назад я вышла из дома с одним рюкзаком, чтобы отправиться в короткое путешествие, ещё не зная, что через два дня стану беженцем. Два года назад жизнь была совершенно иной. Но это другая история.

В книжном магазине «Лелло» я купила альбом с акварелями.

Восемнадцать картинок с видами Порто. Каждая страница отрывается по тоненькой линии перфорации и превращается в открытку. Лучше быть не может – клей марку да отправляй. Восемнадцать настоящих писем для дорогих мне людей.

Ручка, кофе, прекрасный солнечный день в Португалии – самое время!

И тут меня снова накрыло. В последние месяцы это ощущение приходило внезапно и часто. Будто внутри меня плескался океан слёз. И от самых простых и неожиданных вещей – формы для кексов в виде динозавров в магазине китайского ширпотреба, уютных полок в книжной лавке, запаха цветущей акации, колокольного звона – вся эта бесконечность солёной воды приходила в движение.

Океан волнуется раз – далёкий звук фейерверков – прибрежный камень встаёт поперёк горла и отнимает голос.

Океан волнуется два – взлетающий самолёт – ноги немеют, и хочется лечь на землю, закрывая лицо руками.

Океан волнуется три – крошечный детский ботинок около мусорного бака – уровень моря внутри поднимается неумолимым приливом.

И вот он уже изливается, не смотря на попытки его остановить: некрасиво, безудержно. Из глаз, из нелепо оттянутых вниз уголков губ, из всего моего маленького, дрожащего, сжимающегося в комок тела.

Океан внутри пришёл в движение, как только я начала прикидывать, какая открытка к кому отправится.

Потому что я не знаю, доходит ли отсюда почта в мой родной город. Я покинула его много лет назад со сладостным восторгом. Дымный, грязный, уродливый. Теперь на него падают бомбы. На город, где осталась моя семья и самые давние друзья. И неизвестно, какой из наших разговоров может стать последним.

Потому что я почти уверена, что письма не доходят отсюда в другой город, где я двенадцать лет горевала и радовалась, сожалела, но чаще всего, конечно, была счастлива. Потому что мои любимые, мои светлые, мои хорошие и славные люди – теперь недосягаемы (острое, горькое, короткое и невыносимое одиночество). Ведь мир разорван, расколот, кровоточит и захлёбывается беззвучным криком. Как бы я не пыталась об этом забыть. Мой счастливый волшебный мир. Это не честно, не честно, не справедливо, зачем вы всё это натворили!

Я смотрела на картинки, лежащие на столе, и старалась не заплакать. Можно ли плакать, когда ты легка, хороша, в жёлтой куртке и в безопасности?

А потом слезы просто покатились из глаз. И я начала писать. Короткие смешные послания. Долгие трогательные признания. Нежные глупости. Обещания. Откровения. Только нам понятные шутки. Всё то, что я должна была сказать, даже если больше никогда не увижу своих людей. Даже если открытки никуда не дойдут.

Последние три я подписала для тех, кто спас меня от ужаса и одиночества этого странного времени. Для тех, кто навсегда занял особое место в моей жизни – друзей и героев моего романа.

Открытка первая. Для Миклоша, которому добрые люди подарили яхту.

Вы сейчас, наверное, подумали: «Эй, а почему мне никто яхты не дарит»? Я тоже так подумала. Везучий сукин сын!

Он завис где-то на просторах Нормандии, пытаясь починить её и привести в порядок – яхту, а не Нормандию. На открытке старенький жёлтый трамвай изображён в профиль на фоне здания, покрытого расписной плиткой азулежу.

Открытка вторая. Для Нильса, который отправился на гастроли с балетной труппой и каждый день присылал мне фотографии из новых мест, чтобы я не грустила. Так я увидела норвежские фьорды, дома художников в Ужуписе и Эйфелеву башню.

На открытке изображена длинная улица с каменной мостовой и разноцветными домами, она плавно поворачивает за угол и открывает вид на реку Доуру.

Открытка третья. Для первого помощника, который ближе к сорока узнал, кем он хочет стать, когда вырастет, а потому отправился на деревянном историческом паруснике из Франции на Карибы через весь Атлантический океан.

На открытке изображено крыльцо ветхого дома в тени дерева, укутанного в фиолетовое цветение – такое невесомое, что оно кажется пеной. Под окнами натянуты верёвки, сушится бельё, тягучий и сладкий летний полдень заливает цветочные горшки на подоконниках и деревянные ставни.

Вначале пока я писала, я всё время утирала слёзы рукавом. Точнее, размазывала их по лицу. Потому что вот уже год я почти не снимала жёлтую непромокаемую куртку. А непромокаемым рукавом слёзы особо не утрёшь. Но потом незаметно рыдания иссякли. Передо мной лежала стопка подписанных открыток, а я настороженно прислушивалась к тому, что творилось внутри.

Нет, океан всё ещё был там, но теперь он успокоился. Я верила собственным словам – обещаниям и надеждам. А ещё я знала, что больше никогда не буду одинока. Потому что через океан слёз, поселившийся в моей груди, шёл маленький золотистый кораблик. И на его борту была самая странная в мире команда.

Сэм, ставший капитаном игрушечного корабля.

Мануш, умеющий говорить на всех языках мира.

Беспечный Танцор, всегда сияющий, словно солнце.

Морские бродяги, мои друзья. Три кита, на которых стоял мой новый волшебный мир.

Мануш наигрывал на аккордеоне что-то медленное и ленивое. Музыка вполне соответствовала этому дню. Минуты тянулись расплавленной на солнце карамелью, жарким летним полднем, растекающимся по деревянной палубе.

Работать не хотелось совсем. Сэм едва-едва поворачивал рулевое колесо, когда паруса начинали хлопать. Он намотал на голову какой-то голубой кусок ткани – не то очень большой платок, не то очень маленькую скатерть. Да мало ли что завалялось в трюме этого корабля. Солнце слепило безжалостно, и он щурился, прикрывая лицо ладонью.

– Я что-то вижу! – голос Беспечного Танцора раздался откуда-то сверху, из кроны дерева. В самые жаркие дни юноша любил забираться на ветки повыше и оттуда, из густой листвы, наблюдать за морем. – Там на три часа что-то блестит!

– Золото?! – Мануш запрокинул голову вверх, чтобы докричаться до друга, но играть не перестал.

– Скорее бриллиант!

Что же. Это заинтриговало рома. Он оставил аккордеон в тени дерева и перегнулся через правый борт, вглядываясь в океан на три часа. Там, действительно, что-то блестело в воде. Да-да, прямо как бриллиант.

– Мать моя, цыганская женщина! – в восторге заорал он. – Сэм, старборд, на три часа! Правь туда, друг дорогой!

«Морской конёк» взял правее. Очень скоро стало видно, что этот драгоценный камень, болтающийся в воде и так ярко сияющий в лучах солнца, – не что иное, как кусок льда.

– Как странно. Лёд в такую жару! – Беспечный Танцор спрыгнул на палубу, ударив босыми пятками по доскам. Чем немедленно заслужил негодующий взгляд капитана.

– Это айсберг, – Сэм тоже перегнулся через борт.

– Маловат он для айсберга, нет?

– Технически, айсберг – это любой плавучий кусок льда.

Спорить с капитаном никто не хотел. Тем более, что взгляду моряков открылось удивительное – морская гладь здесь была просто усеяна льдинами. Они болтались в воде и совсем не думали таять.

– А вот это – точно айсберг, – Мануш стоял на юте с подзорной трубой и указывал куда-то пальцем. Невероятно (хотя мало ли невероятного происходит с «Морским коньком») – на горизонте, действительно, вставала бело-голубая гора. Она сверкала всеми своими острыми гранями. – А на айсберге – лошадь.

Сэм и Беспечный Танцор обернулись к Манушу.

– Мы должны в это поверить?

– А на лошади – плюмаж из розовых и салатовых перьев. И розовая же с салатовым попона. Фу, как безвкусно. Я бы сказал, что она цирковая, – невозмутимо продолжал их друг.

– Господи, что ты несёшь, – Сэм забрал у товарища подзорную трубу и оторопел. Действительно, попона на лошади была безвкусная. А плюмаж смешно покачивался, когда скотина мотала головой.

– Не бросать же её там? – капитан немного неуверенно посмотрел на товарищей, а потом решительно направил фрегат к айсбергу.

– Ура! У нас будет лошадь! Можно я назову её Цезарем?! – захохотал Беспечный Танцор и принялся приплясывать от радости. – Я поищу для неё яблок в трюме!

Мануш снова взялся за аккордеон. Сэм улыбался, щурясь от яркого солнца.

«Морской конёк» летел навстречу новому приключению.

Атлантика,

2022—2023