Текст книги "Волна. Лето, зима, весна… и снова…"

Глава 8

Умом я вроде бы понимаю, что уезжаю, но кажется, что в действительности этого не произойдет. Защитный механизм делает все возможное, чтобы уберечь нервную систему от этого переживания. Это уже не лагерь. Уезжает не Лена, а я. Но что это меняет? Разлука есть разлука. И все-таки отличие есть. Мы расстаемся не навсегда. Я могу взять билет на поезд в любой момент. Теперь я знаю, какой он, Минск, знаю, где она живет, ее дом и квартиру. Мне даже известно, какими улицам она ходит, в котором часу выходит из дому и во сколько возвращается. Я знаю, где Лена училась и где теперь работает. Все это я теперь могу видеть, даже находясь в Киеве, если закрою глаза. Я могу представлять, как она просыпается, как ставит на плиту чайник и готовит завтрак, как выходит из дому и идет по улице. Вот только одного мне представлять не хочется совершенно – как она гуляет с ним.

Обезьяна не умещалась ни в один из пакетов, поэтому ехать пришлось с ней в обнимку. Прохожие и пассажиры в транспорте улыбались при виде нас. Лена была дома одна. Зверя она заметила сразу же, как только открыла дверь. И рассмеялась. Мы сидели в ее комнате. Своими длинными мохнатыми лапами орангутанг обнимал уже свою хозяйку. Лена согласилась оставить его у себя и сказала, что назовет это чудо моим именем. Ну что же, я не против.

Вечером к Лене снова должен был прийти Савва. А мне так хотелось провести этот вечер с ней. Ведь он последний. Можно было дождаться, когда он уйдет, но вместо этого я возьми и ляпни, что иду в клуб на всю ночь. Она глянула на меня тем взглядом, который был мне уже знаком. Когда-то в лагере в ответ на мое заявление о том, что я не стану провожать ее до автобуса, Лена посмотрела на меня так же. Не знаю, что движет мною в такие моменты. Зачем-то я говорю и делаю то, чего мне не хочется совершенно. Это же нужно было додуматься! Я знать не знаю, где у них находится хоть один ночной клуб! И уж тем более не собираюсь проводить там ночь! Но теперь уйти придется, пока вот только не знаю куда.

От мысли, что Лена проведет этот вечер с ним наедине, грудную клетку сжало, будто тисками. Лена умна, хороша собой, почему рядом с ней этот тип? Что она вообще в нем нашла? Непохоже, что Лена влюблена в него. Возможно, он действительно разбирается в химии, но он не тот человек, который должен быть с нею рядом. Ну учились вместе, ну сосед. А что еще? Он больше похож на ее младшего брата. Если и ревновать Лену, то к какому-нибудь отчаянному красавцу. И дело как раз в химии, которой между ними не было.

Как же мне хотелось, чтобы она запретила мне шляться по клубам и оставила дома.

– Как хочешь, если тебе нужно… – пожала плечами Лена и ушла к себе в комнату.

Отступать уже поздно. Придуманную мною же небылицу придется воплощать в жизнь.

Савва пробыл у Лены совсем недолго. Знаю, потому что все это время сижу во дворе на лавочке. Свет горит и на кухне, и в ее комнате – теплый манящий свет. Отец ее ложится рано, у него уже темно. С собой у меня рюкзак, в нем свитер. Сколько я здесь сижу, не знаю. Наверное, долго. Мне уже знакомы все собачники и этого дома, и близлежащих. Время выгула позади. На дворе ночь. Если я и дальше буду здесь сидеть, это уже станет подозрительным. Нужно что-то решать. Можно отправиться на вокзал или провести ночь в отеле. Денег хватит. Есть здесь один неподалеку, возле станции метро, где я обычно сажусь на автобус. Но с места двинуться не могу. На глазах сразу же выступили слезы. Я никуда не поеду, ясно как божий день. Вернуться и сказать, что клуб закрыт или что-нибудь в этом роде? Признаться во всем и сказать, как есть? Что тогда Лена обо мне подумает? Жалкое будет зрелище. Уже во второй раз устраиваемый мною цирк Лена принимает за чистую монету. Однажды она поверила, что я не пойду ее провожать, теперь поверила, что мне может быть интересен какой-то клуб… Как же она не понимает?!.

Возвращаться нельзя. Уже поздно. Да и слабость свою не хочу показывать. На душе скверно. Решено, проведу эту ночь под ее дверью в парадном. Она об этом никогда не узнает. Пусть думает, что я развлекаюсь. А я буду рядом.

Уснуть этой ночью мне не удалось бы и в мягкой постели. Мысль об отъезде причиняла боль и сводила с ума. Не видеть ее ни утром, ни вечером. В то время как он сможет проводить с ней и вечера, и выходные, и все дни напролет. Меня словно ножом резали. Мое обезболивающее состояло из мантры – она его не любит. Или любит? Нет, она таких точно не любит. А иначе, почему ей нравились все мои шалости?

Сидеть в парадном не очень удобно. Рюкзак пригодился. На нем лучше, чем на голых ступеньках. Если развернуться, можно облокотиться спиной о стену и вытянуть ноги. Периодически запускался лифтовый механизм, кабина останавливалась на разных этажах. Один раз остановилась на моем, и пришлось делать вид, что я спускаюсь вниз. Наконец все смолкло и наступила тишина. На улице еще горели фонари. Прохожих не видать. Город за окном снова кажется воинственным и даже опасным. А утром все было иначе. Как там Лена? Что делает? Наверное, уже легла. Если бы можно было сидеть не здесь, а возле ее кровати, оберегать сон, видеть ее лицо, слышать дыхание, поправлять одеяло и пожелать доброго утра, как только откроет глаза. Вот такая мечта. Но Лена никогда не позволит. Спина и колени затекли окончательно. И промерзла поясница. Уже светает. Дворник вовсю орудует метлой. Скоро начнет ходить народ. Нужно отсюда поскорее убираться, а то еще попадусь на глаза кому-нибудь из соседей. Будить Лену в такую рань я не стану.

Летнее утро в Минске мало похоже на летнее утро в Киеве. Довольно прохладно. Пригодился не только рюкзак, но и свитер. Но еще было бы неплохо согреться в транспорте, если он уже ходит. Перед тем как отправиться на остановку, захотелось немного постоять во дворе. Запомнить. Сегодня вечером я смогу только вспоминать о нем. А пока вот он, передо мной. Она проходит по нему каждый день. По какой стороне, по тротуару или по дороге? Когда мы шли, Лена выбрала тротуар. Затем она перешла дорогу и спустилась вниз по улице. Каждое утро, кроме выходных, Лена идет по этой улице на остановку. Вот и завтра она отправится на работу рано утром. Она выйдет из дому, пройдет здесь и дальше к автобусу вдоль дороги, как обычно. В это время я уже буду в Киеве. Как и она, я буду идти по улице, только другого города и в другом направлении. Страшно представить, но мне предстоит именно это. Разлука. Уже целую неделю я слышу ее голос по утрам. А завтра этого не произойдет. Я еще даже не в поезде, а уже хочу обратно. Хочу вернуться в этот двор и ждать ее у подъезда. Хочу видеть ее, встречать или провожать на работу, гулять. Вот бы жить с Леной если не в одном доме, то хотя бы в одном городе. Савва – счастливчик.

Единственный человек на остановке, женщина, сообщила, что транспорт начнет ходить через полчаса, она тоже ждет. Все закрыто. Ни чая, ни кофе. Начался обратный отсчет. В моем распоряжении около двенадцати часов. Дорога каждая минута. Доеду до конечной и обратно. На это уйдет около часа, и можно будет возвращаться домой к Лене.

В троллейбусе было тепло. Стоило мне занять место у окна, умоститься на мягком удобном сиденье со спинкой, как меня одолел сон. Не знаю, куда мы ехали и сколько, только казалось, что очень долго. На одной из остановок набилось много народу, но уже через пару остановок пассажиров поубавилось. Возле меня сначала сидел усатый мужчина, его сменила толстая тетка в платке, после нее молодая и тощая девчонка, а на обратном пути место и вовсе пустовало.

Мне открыла Лена. Мой помятый вид ее не удивил. Ночка у меня выдалась та еще. Скорее всего, после клуба вид у меня был бы таким же или того хуже. Как знать? Пусть думает, что хочет, я-то знаю правду. К счастью, бродить по городу сегодня не нужно. Выходной. Лена оставила меня дома, велела ждать, а сама куда-то ушла. Кажется, она на меня обиделась. Разбудил меня хлопок входной двери. Это вернулась Лена, ходила в магазин. Меня ждал завтрак, и мы пили чай, как обычно, с той лишь разницей, что завтра все в моей жизни будет иначе. Она заставила меня съесть половину шоколадки с клубничной начинкой, которая предназначалась ей. Сегодня не до споров и возражений. Хотелось запомнить, вобрать в себя каждое мгновение с ней рядом. Все, что попадает в поле зрения, становится мегазначимым, цветок на окне, шторка, скатерть на столе и узор на чашках, пара окон напротив. Пока Лена рядом, тревоги нет. И страха нет. Но стоит ей меня оставить, как состояние меняется. Это что-то из прошлого. Но на этот раз я справлюсь. То, что было, не повторится. Это же не навсегда. Я приеду к ней снова. Скоро. Я смогу звонить ей и писать. Почему мне раньше не пришло в голову написать ей? Наверное, потому что даже фраза на обратной стороне фото далась мне с таким трудом. А тут целое письмо. Но теперь я смогу. Я так думаю.

Время летело неумолимо быстро. Билет мы покупали с Леной вместе, значит, ей известно, в котором часу у меня поезд. По моим расчетам, уже пора было выходить. Но Лена не торопилась и сказала, что надо ждать. Сегодня я ее слушаюсь во всем и беспрекословно.

Каждый раз со мной это происходит! Когда нужно сказать нечто важное, я молчу. Знаю же, что буду кусать локти, но момент упущен. Время не повернуть вспять. Глупое состояние, необъяснимое. Вот и теперь, снова. Можно сказать, мне дан второй шанс. Нужно исправить былое, сказать все то, чего не получилось произнести тогда, в лагере, перед ее отъездом. Признаться, открыться, довериться. Но я молчу. Снова этот ком в горле и душат слезы. Лена привыкла видеть во мне взбалмошного подростка. Бунтарский дух – вот что она во мне любит! Значит, нужно держать марку. Не распускать же нюни! А если заговорю, все может выйти из-под контроля. И что тогда? Вид, наверняка, будет жалкий. Этого допустить никак нельзя! Только не это, только не перед ней! Стесняюсь ее до безумия. Глупо? Может быть. Но раз она не видела моих слез тем летом, не увидит их и теперь. Точка.

Мы ждали Савву. Он любезно согласился отвезти меня на вокзал, конечно же, по просьбе Лены. Знать бы об этом чуть раньше, но вызывать такси уже поздно. А так Лена едет с нами, и какое-то время я еще могу побыть с ней. Саввушка был не в духе и не скрывал этого. А мне вообще не до него. Она села сзади, со мной. Ехали молча. Лена смотрела в окно. Вдруг она повернулась и задержала на мне свой взгляд. Мне тоже хотелось смотреть. Машина резко затормозила. Дороги пустые, и мы домчали очень быстро. Нужно было выходить.

Они могли высадить меня и уехать. Но Лена собралась провожать меня до самого вагона. Во мне вспыхнула надежда, но Савва уже закрывал машину. До отправления оставалось около получаса. Посадку уже объявили. Как мы добрались до поезда и на каком пути он стоял, я не помню. С Саввой произошла явная перемена, он вдруг стал улыбчив и весел. Даже рассказал анекдот. Лена смеялась. Я нет. Думаю о своем. Точнее, пытаюсь думать, но в голове ни одной мысли. Не знаю, как себя вести, что делать и что говорить, тем более при нем.

– Ну что, будем прощаться?

Мне или показалось, или ее голос действительно дрогнул.

Покорно, опустив голову, подхожу к Лене ближе и собираюсь слушать. Смотреть на нее хочется больше всего на свете, но я себе этого не позволяю. Она что-то говорит о родителях и о том, что их следует слушаться. Просит вести себя хорошо и желает счастливого пути. Напутствие ребенку. Но у нее такой красивый голос! В этот момент следовало бы поблагодарить ее за все. Так делают взрослые люди. Но я молчу. Она ласкова со мной. Я же, словно ёрш, растопыривший свой колючий плавник и жаберные пластины. Так я защищаюсь. Не от Лены и даже не от этого идиотского Саввы. От себя. Молчанием. Стеснением. Скованностью.

Поднимаюсь по ступенькам подножки, как на эшафот. Так мне и надо. Можно же спрыгнуть с этой проклятой вагонной подножки, подбежать к ней, уткнуться в нее, как тогда в лагере, когда она брала отгул. Она помнит, она поймет. Это только между нами, наша с ней тайна, наш язык. Но это проклятое стеснение! Должен же быть ну хоть какой-нибудь способ с ним справляться. Пока мне о нем ничего не известно. Вместо ее глаз и чего-то неуловимого в них, по праву принадлежащего только мне, вижу две удаляющиеся фигуры. Они идут по перрону, и он держит ее за руку. Входящие в вагон пассажиры как-то пытаются сдвинуть меня с места, но без толку. Какой-то дед толкнул меня чемоданом и протаскиваемым мешком. А я, вцепившись в поручень, все еще смотрю им вслед. Она не обернулась. Проводник сделал замечание дважды. У меня плацкарт, боковое место, верхняя полка. Это хорошо. Там до меня никому не будет дела. Говорят, легче уезжать, чем провожать. Не знаю, если и легче, то ненамного.

Глава 9

Думаю, моя встреча с Леной не случайна, а все влюбленности до того были лишь предвестниками этой первой настоящей любви. Каждая из них вовсе не являлась отдельным и не связанным с другими эпизодами. Это была всего лишь репетиция перед главным событием моей жизни. Поэтому, как только Лена появилась на пороге, стало ясно как божий день – это она! Еще до того, как она успела произнести хоть слово, что-то во мне возликовало.

История первая. Мне только исполнилось двенадцать. Сентябрь. Мы с мамой на автобусе едем на турбазу близ озера Селигер. А это значит, что мои занятия в школе на время поездки отменяются. Две дополнительные недели к каникулам! Нас едет целая группа. К дороге быстро привыкаешь. За окном разбушевалась непогода, в салоне тепло, уютно. Лица пассажиров уже знакомы. И уже появились свои герои. Это щенок афганской борзой по кличке Люся. Миловидная аристократка с длинными висячими ушами, шелковистой шерстью, полными щенячьего любопытства глазами и смешно торчащей челкой покорила всех. В дороге Люсю укачало и рвало. Пассажиры сочувствовали, переживали, старались помочь словом и делом. Останавливались мы чаще положенного, но что поделать, никто не возражал. За это время все только сдружились. И вскоре появились еще претенденты на всеобщее внимание.

Две девушки, тезки, обе Тани. Студентки политеха, которые играют на гитаре и поют дуэтом. Инструмент везут с собой. Одна – невысокая, в джинсах, с короткой стрижкой и проникновенными голубыми глазами. Другая повыше, в длинном платье и с вьющимися русыми волосами. Их репертуар состоит исключительно из песен Розенбаума. В том возрасте еще неизвестный мне автор. Но это не помешало мне полюбить его песни в их исполнении, ну и их самих тоже. Впрочем, всеобщими любимицами они стали с первой песни. Их просили петь еще и еще. Они делали это с удовольствием.

Дожди зарядили с первого дня. В домиках темно и сыро, хочется из них куда-нибудь податься. Есть корпус, в котором расположена столовая, библиотека и кинотеатр. Еще имеется пункт проката велосипедов, настольного тенниса и лодок. Но это в хорошую погоду. Вот и все развлечения. Плюс экскурсии. А так у нас появилось еще одно дополнительное и любимое времяпрепровождение, мы собирались у костра под навесом, и обязательной частью этой программы были Тани и их выступление.

Если бы меня спросили, кто из двух девушек нравится мне больше, ответ прозвучал бы молниеносно – Таня с короткой стрижкой. Это как-то было ясно с самого начала. Не знаю почему, но когда они пели, взгляд был прикован именно к ней. Вторая тоже очень хорошая, но сердце принадлежало первой. При виде нее оно волновалось. И где бы мы ни находились, глаза вечно искали ее. Мне нравился ее смех, улыбка, нравилось, как она смущается, как смотрит, нравился ее голос и манера исполнения, но больше всего мне нравились ее глаза.

Всеобщие любимицы, талисманы нашей группы. Девушки сплотили нас, сделали единым, дружным коллективом. Нас больше не пугали проливные дожди и не расстраивала постоянная сырость в домиках. Все вместе мы ходили в кино, прогуливались по окрестностям, играли в настольные игры, катались на велосипедах, плавали на лодке и ездили на экскурсии. В первый же вечер Татьяны устроили нам концерт, которому позавидовал бы сам автор песен. Под звуки гитары по поляне радостно носилась пришедшая в себя после долгой дороги афганка Люся. А все мы с замиранием сердца слушали девушек. Пошел дождь, и мы перебрались под навес. Хотелось, чтобы этот вечер не заканчивался.

У меня появился друг, белобрысый мальчуган, мой одногодка. С взятыми напрокат велосипедами мы не расставались. Не обращая внимания на погоду, пока наши родители искали развлечений в корпусе, мы катались под дождем. У Тань тоже появилась компания. За моей Таней стал ухаживать один молодой человек. Но она никуда не делась, как и прежде, проводила вечера со всеми нами и принимала участие во всех коллективных мероприятиях.

Как-то обе Тани возвращались с обеда. Они шли по тропинке в редкий для этих мест солнечный день. Все карманы у меня были забиты конфетами, которые были куплены накануне. Мне давно уже хотелось как-то выразить свою к ним симпатию и особенно к одной из них. И вот момент настал. И когда девушки проходили мимо, той, что нравится мне больше, были вручены все конфеты до единой. Они уже не умещались в ее ладонях. Мое подношение она приняла радушно, долго благодарила и не знала, куда ей все это деть. Она была тронута вниманием и такой щедростью. Дело сделано. Велосипед уносил меня прочь. В это время вторая Татьяна помогала первой рассовывать конфеты по карманам ее комбинезона.

Что же так сильно меня в ней привлекало? Безусловно, глаза. Когда она пела, они менялись. Взгляд. В нем появлялась глубина. И направлен он был внутрь. Ее исполнение вызывало во мне сильные эмоции. Порой казалось, что она вот-вот заплачет, а уже в следующее мгновение ее глаза светились от радости. В сочетании с текстами исполняемых песен их манера и вовсе превращалось в таинство. Мне не все было понятно, но на каком-то больше интуитивном уровне нравились три песни: «Утки», «Казачий дон» и «Вещая судьба». Именно эти композиции стали хитами и исполнялись наиболее часто. А напоследок всегда звучали «Утки». Это стало своего рода традицией. Девушки всегда срывали аплодисменты, и глаза Тань искрились стеснением со счастьем вперемешку. Тогда-то во мне и зародилось желание научиться играть на гитаре. И целью было исполнение лишь этих трех песен. Мама пообещала купить мне гитару, когда вернемся домой.

Наше путешествие закончилось, и все пошло по накатанной. Гитару мне купили. У моей мамы был телефон Тани. Когда мы прощались, она дала его нам и пригласила на концерт, который должен был состояться в Киеве приблизительно через два месяца в актовом зале их университета. Мне очень хотелось пойти.

На концерт мы так и не попали, не помню почему. А раздобыв кассету Розенбаума, меня постигло полное разочарование. Его авторское исполнение своих собственных песен нравилось мне намного меньше, чем то, которое мне довелось услышать сначала в исполнении этих девушек. После их нежных женских голосов хрипотца певца и манера сбивали с толку. Чтобы постичь суть стиля самого Александра Яковлевича понадобилось время.

Итак, эта встреча открыла мне глаза и подарила знание о том, что причиной сильных эмоций и ярких впечатлений от поездки в целом могут быть не условия, а человек. Первый опыт того, как Таня перетянула все внимание на себя и украсила собой все путешествие. Я не помню других лиц и имен, не помню монастырей и видов местности, зато помню ее глаза, голос и песни.

История вторая. Как оказалось, первым моим самостоятельным путешествием в другую страну без сопровождения родителей была поездка не в Латвию, а в Литву. Юрмала была уже после. Почему-то вылетело из головы. Лагерь находился где-то под Каунасом. Скоро мне исполнится тринадцать. В купе со мной едут три девушки. Они взрослые, им по шестнадцать! Одну из них зовут Алена. И она нравится мне больше всех. Симпатия между нами возникла сразу же. Алена взяла надо мной шефство и всячески опекала – заваривала чай и делала бутерброды, укрывала одеялом и ждала, пока усну. За время пути мы сблизились. Симптомы этого чувства уже были мне знакомы от Тани, но на нее Алена не похожа совершенно. Ничего общего, даже внешне. У Алены длинные волосы, она стройна, женственна. Ее музыкальным идолом был легендарный Виктор Цой, она носила значок с его изображением. Такой был только у нее. По тем временам это говорило о бунтарском духе. Но еще она была самая красивая. Опекать меня она продолжила и в лагере. Она всегда и везде брала меня с собой, в столовой мы сидели за одним столом. Ее подруги к этому привыкли и воспринимали как нечто само собой разумеющееся.

Жили мы в деревянных домиках в лесу и были оторваны от всякой цивилизации. Ходить особо была некуда, только на озеро неподалеку. Всего раз мы устроили вылазку в близлежащую деревню. Встали ни свет ни заря, долго шли заросшими тропами по росе, и все это ради того, чтобы купить в магазине кукурузные хлопья. Ничего другого там не было. Но мое путешествие имело другую цель, и поэтому разочарование настигло всех, кроме меня. Мне же было приятно нарушить правило и быть самым младшим участником этого маленького приключения, но основополагающим фактором была, конечно же, Алена. Она частенько оставляла меня ночевать у них в комнате. Одна свободная кровать у окна рядом с ее кроватью негласно закрепилась за мной. Сверстники меня не интересовали вовсе, а проводить время с Аленой и ее старшими подругами нравилось. Она защищала меня, а я ее. Моя привязанность к ней росла и в какой-то момент переросла в сильное чувство. Что с этим делать, мне пока было неведомо.

Как оказалось подобное произошло не только со мной. Как-то в нашем лагере парень из другого отряда по имени Боря наелся ядовитых грибов. И вроде бы неглупый парень. Или это только очки в грубой пластмассовой оправе с толстыми стеклами и большим увеличением создавали такое впечатление. Его часто можно было видеть с книгой. Читал он много и с упоением. Рослый, с темными густыми волосами. Вот только движения угловатые, будто он еще не научился пользоваться своим телом. Его вожатая – невысокая женщина спортивного телосложения, блондинка. Волосы заплетены в косу, это ее яркая и отличительная черта. Вот в нее-то и влюбился ее подопечный Борис. И как только это произошло, об этом сразу же стало известно всему лагерю. Своего к ней чувства он не скрывал. Парень прилип к ней как банный лист, он ходил за ней по пятам и даже читал стихи. Реагировала она на него, как и положено взрослому человеку, – не отталкивала, но и ни о какой романтической связи между ними не могло быть и речи. Она дала это понять очень ясно и четко. И тогда Боря заявил: «Ах так? Вы меня не любите?!.», – и скрылся в лесу.

Медпунктом у нас заведовала строгого и даже сурового вида седоволосая женщина с короткой стрижкой. Где бы она ни появлялась, всегда в неизменном белом халате. Ни с кем не разговаривает, не улыбается. Признаться, все мы ее побаивались. Перспектива оказаться у нее в медпункте не радовала.

Думаю, наш заезд и эту смену она запомнила на всю оставшуюся жизнь. Отведавшего мухоморов влюбленного героя доставили к ней, и она спасала ему жизнь. Другого выхода у нее и не было. И спасла. Под ее бдительным присмотром пару дней он находился в изоляторе. Когда он снова появился на территории лагеря, выглядел, как бледная поганка. Да оно и понятно, после всех промываний… Но организм молодой, довольно быстро он окреп и полностью восстановился. И тут же вспомнил о своих пылких чувствах к вожатой, которая из-за произошедшего переволновалась не на шутку. Сложно в это поверить, но сценарий повторился. Не получив желаемого, он вновь отправился в лес и сделал то же самое – наелся грибов. Этого не ожидал никто. После всего-то! Героическая и в то же время несчастная женщина из медпункта не растерялась и на этот раз. Опыт у нее уже имелся. Наверняка, она вздохнула с облегчением, как только мы уехали. А быть может, в тот же день написала заявление об увольнении и никогда больше дел с таким не имела. А мне долгое время еще не было понятно, зачем он это сделал, зачем ел эти мухоморы и как вообще это связано с любовью, о которой все только и твердили.

На обратном пути нам был выдан паек. Состоял он из хлеба, колбасы и консервов. Колбаса или уже была испорчена, или испортилась в дороге, но ее все равно ели. Алена меня предупреждала, но с сильнейшим пищевым отравлением пришлось проваляться целую неделю дома в кровати. В поезде все обменивались номерами телефонов и адресами, обещали звонить, писать и уже договорились о встрече в ближайшие выходные. Встреча состоялась, но без меня. Родители не пустили.

Третья история уже известна. Юрмала и вожатая Жанна. Еще один лагерь после Литвы на берегу Балтийского моря. Я уже постарше. Полная свобода, отношения и первый сексуальный опыт. Но главное – это Жанна. Потому что с вопроса о сестре в Риге начался мой первый разговор с Леной. В голову не пришло ничего лучше. Почему? Спросить же можно было, о чем угодно! Но этот вопрос прозвучал не случайно. Его мне подкинуло подсознание. Прямая ассоциация с красотой и со статусом вожатой, вот что это было! Жанна, как и Лена, очень красива и была моей вожатой. В Жанну был влюблен весь отряд, и в нее с первого взгляда влюбился Славик. То же самое произошло и со мной, но только позже и в другом месте с Леной. Вот откуда в моей голове взялся этот вопрос, который поначалу показался странным, глупым и неуместным.

Таня, Алена и Жанна – три предвестника моей встречи с Леной и подготовка к встрече с ней. В каждой из них мне нравилась какая-то часть, и только в Лене сошлось все. Она нравилась мне вся. Музыкальная с голубыми глазами, как Таня, с глубоким внутренним миром, женственная и нежная, как Алена, с характером и самая красивая в мире вожатая, как Жанна! Образ, который, казалось, могло создать только мое воображение, существовал в реальной жизни! В Лене было все, что мне так нравилось в других, и то, чего в других не было. То, что она та самая, мне стало ясно сразу же, еще до того, как наши глаза встретились. А когда они встретились, она стала моим миром.

За окном кромешная тьма, в которой проносятся то ли белорусские, то ли уже украинские просторы. По вагону то с одной, то с другой стороны доносится храп. И только мне не спится. Любое воспоминание о Лене бередит душу и выворачивает ее наизнанку. Становится только хуже. Накатывают слезы. Изо всех сил стараюсь не думать о двух фигурах на перроне и о том, что видеть он ее может, когда захочет. Странно, что ребенок родился не у Лены, а у Ирки. Она с детьми не очень-то ладила, а Лену они любили. Я обязательно позвоню ей, как только приеду домой.