Текст книги "Дети взрослым не игрушки"

Замок Броуди

– Я не хочу жить! Лучше бы меня не было! – заявила мне девочка-подросток.

Вполне себе обычная на вид девочка: полненькая, круглолицая, русые волосы стянуты сзади резинкой в хвостик. Не красавица, но и далеко не уродка, даже подростковых прыщей нет. Зовут Мира.

– Наверное, у каждого бывает такое настроение, – согласилась я, пытаясь «присоединиться». – Особенно в определенных возрастных периодах.

– Да у меня уже два года бесперечь такое настроение! – Мира пожала плечами. – Знали б вы, как мне надоело!

– Еще бы! («Бесперечь»! Однако! Немного сегодня подростков, уместно употребивших бы в своей речи это слово!) А давай ты мне поподробнее о себе расскажешь. Твоя семья, друзья, учеба, увлечения…

Семья полная: папа, мама, две дочки. Моя посетительница – младшая из двух. Учится в колледже на первом курсе – гостиничный сервис или что-то такое. Пошла туда без всякого желания, просто нужно же было куда-то пойти! В школе в последних двух классах тоже училась без желания и не особо преуспевала. Хотя могла бы пойти в 10-й класс. Однако в семье сказали (вполне разумно, на мой взгляд): если не хочешь учиться – иди специальность получай!

Близких подруг нет, но вполне достаточно хороших приятельниц: если захочется, всегда есть с кем погулять, пойти в кино, пошляться по магазинам. Но хочется в последнее время очень редко. Настоящих романов не было, было несколько попыток завязать отношения, но неудачных – «я поняла, что мне с ним неинтересно, не о чем разговаривать, а без этого – зачем?». (Я немедленно согласилась, что без этого в данном возрасте вроде бы и вправду незачем.)

Отношения с сестрой – хорошие, однако в последнее время не особо близкие. Но это и понятно. Сестра – взрослая, закончила образование, сейчас работает, живет отдельно с молодым человеком и собирается замуж. У нее своя жизнь.

Отношения с родителями – прохладные. Сейчас особых конфликтов нет, были в девятом классе, тогда от Миры требовали: учись! И ругались: почему не учишься?!

Выехали восемь лет назад из какого-то маленького и депрессивного среднерусского городка, почти деревни. Папа между Петербургом и малой родиной создал какой-то свой бизнес, тянет его изо всех сил, мотается туда-сюда. Финансово, как я поняла, достаточно успешен, но нервов все это требует уйму. В семье бывает требователен, но сил и денег на домашних не жалеет. Рукаст, умен, не чурается крепкого словца, при этом очень любит книги, читает классику и детективы. Мама говорит, что устала, скучает по своему городку, тихому и спокойному. Мира городок помнит смутно и по нему не скучает.

Долго занималась легкой атлетикой. Когда-то нравилось. Особых успехов не было, ходила в середнячках. Бросила в восьмом классе. Потом вдруг пошла на какие-то японские единоборства с мечом. Семья неожиданно горячо поддержала экзотическое увлечение дочери (уже понимали, что с девочкой что-то не так? Хотели, чтобы хоть чем-нибудь занималась?): купили всякую дорогую амуницию, сами мечи (их там нужно два), интересовались успехами. Но Мире быстро надоело, бросила. Потом были гитара и еще что-то. Как и отец, любит читать, даже сама пробовала что-то писать.

В общем, все обычно и как будто не за что зацепиться. Я пребывала в некоторой растерянности. Девушка не выглядела очень уж демонстративной (обычная, опять же, для подростка степень) и, кажется, ничего не преувеличивала и ни в чем существенном не врала. И уже два года ей не хочется жить…

Первое, о чем я подумала, – лишенность привычных физических нагрузок при отмене многолетних занятий легкой атлетикой (именно в этот момент Мира набрала вес), – иногда это существенно влияет на психологический статус подростка. Но тогда все должно было нормализоваться после начала весьма интенсивных «японских» тренировок. Не нормализовалось.

Нет настоящих друзей, но был и есть вполне обширный и дружелюбный «приятельский» социум. А большего Мира как будто бы и не запрашивает («Они меня зовут, а мне и не хочется»).

Явная астения: «я прихожу из колледжа и спать ложусь», «я понимаю, что надо учиться, а ничего не делаю». То есть задействована не только психология, но и физиология.

В общем, я постепенно склонялась к тому, что проблема вполне может оказаться медицинской и мне следует направить девочку к неврологу или психоневрологу, который подберет ей медикаментозное лечение. Все-таки навязчивые мысли о «лучше бы меня не было» при всей их вроде бы теоретичности (суицидных попыток не было, никогда никому Мира самоубийством не угрожала) … Но все же, все же!

Уже прикидывая, как я объясню Мире, куда, зачем и почему ей следует обратиться, я вспомнила про ее увлечение чтением и спросила, просто так, на всякий случай:

– Если сравнить с литературными героями, то ты кто?

– Золушка наоборот, – сразу же ответила Мира.

Я сильно удивилась. И моментально почувствовала зацепившийся за что-то существенное крючок. Неужели девочка приемная? Знает – и до сих пор не упомянула об этом?! Не может быть! Или неродная, как у Золушки, – только мать? Золушка наоборот. Неродной – отец?

– Поясни, пожалуйста. Почему Золушка, и что значит наоборот?

– Моя сестра Таня – она от первого брака мамы. Но папа ее воспитывал с пяти лет. И она ему как родная. Мы сюда переехали, когда она в институт учиться пошла. Папа ей всю учебу оплатил. И квартиру сейчас покупает (то есть часть она сама заработала, а остальное он даст). И он ею гордится, потому что она «всегда старалась не посрамить честь семьи». («Господи, лучше бы он поменьше классики читал!» – подумала я.) А я хоть и родная дочь, но неудачная, не учусь в полную силу, ничего нигде не добилась, да еще и разжирела как свинья.

– Что за чушь ты несешь?! У тебя нормальная, очень симпатичная фигурка, как раз такая, как нравится очень многим.

– Это не я несу. Это папа так говорит, прямая цитата.

– Мира, немедленно пришли ко мне этого папу!

– Он не пойдет, он говорит, что все психологи – шарлатаны. Раньше их не было – и ничего, обходились. А если я не просто лентяйка и дармоедка, а психическая, то пусть меня психиатр таблетками лечит.

«А ведь я ее тоже чуть-чуть не послала туда же! – испуганно подумала я. – Подтвердив тем самым высказывания этого провинциального самодура».

– За спрос денег не берут. Скажи, психолог велел прийти родителям. Лучше обоим, но обязательно – только отцу.

* * *

Не пришел, как и ожидала Мира. Сказал: тебе лишь бы оправдания своему безделью находить. Бегают жаловаться только слабаки. Твоя работа – учиться, вот и делай ее на пятерку! (Боже мой, сколько раз я это с детства и посейчас слышала! Неужели никто из говорящих не понимает, что в этих словах нет ну вот ни капельки смысла?!)

– А какая позиция во всем этом у мамы?

– Когда его нет, она признает, что он не всегда прав. Когда он есть, она просто молчит, потому что «устала что-то ему доказывать, он все равно только себя слышит».

Итак.

Мать младшую дочку просто «сдала».

«Удачная» сестра благополучно ушла в свою жизнь.

Близких друзей, которые могли бы утешить и поддержать, у Миры нет, и в таком состоянии их не заводят. Духоподъемная любовь в нынешнем состоянии ей тоже вряд ли светит.

Папа от коммуникации со мной отказался категорически.

Что же у нас есть?

Есть сама Мира. И где-то, несомненно, есть ее ресурсы, ведь, если отвлечься от папиных закидонов, – она совершенно нормальная, полноценная девушка.

С этим и будем работать.

Как я и ожидала, довольно быстро выяснилось, что девочка, по сути, очень похожа на папу (а не на слабую маму и весело-оптимистичную сестру), то есть бревно пилили с двух концов: она сама тоже весьма амбициозна и считает, что, ничего не достигнув, и жить не стоит. Что такое это «достигнуть» в ее случае – не имеет ни малейшего представления.

Идея, что люди могут жить, не стремясь «достигнуть» (я, как рассказчик историй, легко доказала ей это на множестве примеров, начав прямо с себя) и фокусируясь на чем-то другом, оказалась для нее инсайтом.

Через некоторое время выяснилось, что Мира пишет стихи. Подростковые, достаточно банальные по содержанию, но тем не менее очень неплохо сделанные. ЛИТО для нее я нашла очень быстро и не постеснялась использовать папины «примочки», то есть сыграть на чувстве долга: ты знаешь, я с трудом договорилась, там серьезный отбор, но ко мне они прислушиваются, так что ты уж меня не подведи, явись туда именно в тот день и час, когда мы договорились, и принеси именно те стихи, которые мы с тобой отобрали.

Руководительница ЛИТО была мною предупреждена, и все прошло как по маслу. Мира стала ходить в ЛИТО и была там вполне заслуженно успешна. Если где-то что-то прибавится, где-то непременно убавится – убавилось, конечно, апатии и нежелания жить. После некоторой профориентации несколько осознавшая себя Мира покинула гостиничный колледж и перевелась в педагогический – там и учиться показалось интереснее, и успехи стали получше.

Но все это время я думала про папу. Литература так литература, решила я наконец и написала ему записку: «Если Вам небезразлична судьба Вашей дочери, прочтите классический роман «Замок Броуди»».

Вы читали? Даже не знаю, советовать или нет. Один из самых жутких романов, которые я за свою жизнь прочла. И там как раз про это – про отца и оправдывающих (или не оправдывающих) его ожидания детей. И проистекающую из этого судьбу.

Конечно, не удержался. Прочел. Сама Мира не видела, но потрясенная мать сказала ей, что отец – плакал.

Отношения отца с дочерью после этого эпизода изменились кардинально. Сила литературного слова. Что ж, я всегда об этом знала.

Ничто на земле не проходит бесследно

Телефонный звонок по обычному городскому телефону (все давно звонят по мобильнику, только мама – по городскому, из-за нее его и не выключаю).

– Катя, здравствуй, прости, что беспокою, даже не надеялся, что этот старый телефон еще действует, пожалуйста, дай совет, мне очень нужна твоя помощь.

Голос не узнаю. Но очень мало людей в этом мире обращаются ко мне на «ты». Семья, одноклассники, однокурсники, еще пара-тройка друзей из детства. Всё.

– Простите, пожалуйста, а вы кто? И чем я могу вам помочь?

– Я Михаил Ведерников, мы вместе учились в университете. Мила Громова сказала мне, что ты теперь психолог, и посоветовала…

О, Мишка! Сокурсник, энтомолог, «ботаник» в самом чистом виде. Мы не дружили, но, пожалуй, приятельствовали и на первом курсе входили в одну компанию. Я даже обрадовалась, хотя понимала уже, что повод Мишкиного возвращения в мой круг вряд ли окажется радостным.

– Окей, Мишка, будешь говорить по телефону, или встретимся?

Встретились. Обрадовалась еще два раза. Первый раз – что вижу Мишку почти не изменившимся, таким, как помню: рассеянный взгляд из-под очков – привет из юности. Второй раз, с мягкой насмешкой, – у нашего «ботаника» оказались такие обычные проблемы!

Ребенок не хочет учиться! Младший сын, тринадцать лет. Второй брак. Первый Мишкин брак я помню отчетливо: она тоже наша однокурсница, не красавица, но чертовски обаятельна и харизматична, приезжая, Мишка таскался за ней как хвост, влюбился без памяти, красивейший ранний роман, семья была против женитьбы, но Мишка настоял, родился ребенок, а потом все как-то очень быстро кончилось и они разбежались… Теперь припоминаю: мне говорили, что много лет спустя Мишка женился на своей аспирантке. Получается, что это и было тринадцать лет назад. Как же летит время!

– Кать, поверь, у нас в доме уже давно не жизнь, а какой-то непрекращающийся кошмар! Мне просто не хочется идти с работы домой. С головой у Витьки все в порядке, это даже не обсуждается. Но! Раньше он учился в математической школе, легко поступил и мог бы… Но он ни черта не делал, за уроки его приходилось сажать, угрожая ремнем! Ты представляешь, насколько это для нас «органично»! Разумеется, в конце концов нас оттуда попросили: ваш мальчик, безусловно, способный, но мы готовы учить только тех детей, которые сами этого хотят. Мы решили: ладно, может быть, эта программа ему все-таки тяжеловата. Перевели в обычную школу. Так там он совсем расслабился! Уроки не учит, конспекты не ведет, ему никогда ничего не задано, использует малейший повод, чтобы в школу не пойти совсем, врет напропалую…

– А что делает-то? Интересы какие-нибудь есть?

– Ни-че-го! Абсолютно ничего. Музыку бросил еще в прошлом году.

– А все же? Уроки он не учит, ну надо же ему как-то проводить время.

– Гоняет на велосипеде, играет с друзьями в футбол во дворе, смотрит телевизор, играет в компьютерную приставку, иногда читает – преимущественно детскую фантастику, довольно глупую.

Нормальные такие занятия для мальчишки тринадцати лет. Конечно, родителям хотелось бы, чтобы Витька с сачком бегал и насекомых эфиром морил, как сам Мишка в этом возрасте… Ан нет.

– Каждый день – коррида с утра, чтобы ушел в школу, коррида вечером, чтобы хоть что-то из уроков сделал. Что он нам говорит, мне даже повторять стыдно. У жены волосы от нервов выпадают, ты можешь себе представить! (У самого Мишки до старости – густая шевелюра.) Мой старший тоже присоединяется, пытается помочь…

– Твой старший сын живет с вами?

– Да. Он, кстати, в двадцать четыре года защитился, сейчас пишет докторскую – что-то такое по теплофизике, я в этом плохо понимаю, – говорит с гордой улыбкой.

– А Наташа (первая жена Мишки. – К. М.) где?

– О, она давно в Германии, вышла замуж, уехала туда. Костик тоже поехал с ней, проучился там два года, приобрел язык, но вернулся, поступил в университет и с тех пор – со мной, с нами; у нас с ним полное взаимопонимание. Иногда он уезжает поработать за границей, но всегда возвращается, здесь ему больше нравится.

– То есть недоделанный докторант Костик тоже пытается вразумить Витьку?

– Да, но все бесполезно. Витька ему: отвали, братан-ботан! – и вся недолга! Если бы ему было хотя бы пятнадцать, я бы тут же, пинком отправил его в жизнь, пусть работает, почует, что это такое, – продолжал бушевать Мишка, которому мама на третьем курсе давала с собой на практику порезанные на четыре части бутерброды (чтобы удобно было в рот класть). – Но ему только недавно тринадцать исполнилось, это просто физически невозможно! Но и так дальше жить тоже нельзя! С Витькой мы говорим только про школу и уроки. Более того: уже больше года любой мой разговор с женой неизменно скатывается на «что же нам делать с Витей?». Меня от этого мутит, недавно я подумал: а не снять ли мне где-нибудь квартиру? – и сам себе ужаснулся…

– Мишка, я, кажется, знаю, как это можно прекратить, – сказала я. Профессор из-под очков воззрился на меня с безумной надеждой. – Перестаньте его заставлять.

– Назавтра он просто не пойдет в школу.

– Да, разумеется. Причем ваше решение относительно него не будет очередным наездом. Сейчас мы с тобой все это обговорим.

Честно признаюсь читателям: Мишка был далеко не первым, кому я в аналогичном случае предлагала такое решение. Обычно отчаявшиеся родители мысленно или в реале крутили пальцем у виска и, разочарованные, уходили из моего кабинета обратно в свою борьбу.

Но Мишка – особый случай.

* * *

– Сын мой, мы бесконечно устали, – сказал Витьке отец. – К тому же ведущаяся у нас в доме война не приносит никаких результатов, кроме всеобщего озлобления и изнеможения. Проиграли все, но ты можешь думать, что ты выиграл. По совету моей однокурсницы-психолога мы прекращаем военные действия. Если ты не станешь учиться, мы будем тебя еще пару лет кормить, как положено по закону, а потом пойдешь работать в кафе, на автозаправку, ну или куда тебя там возьмут.

– Отец, ты что, прикалываешься? – спросил удивленный Витька (вообще-то у Мишки с чувством юмора не очень).

– Нет, я говорю абсолютно серьезно. С матерью и Константином мы не без труда, но пришли к консенсусу.

Слова «консенсус» Витька явно не понял и на выразительно молчавших мать со старшим братом на следующий день глядел с подозрением. Но в школу не пошел.

Сидел, смотрел телевизор, читал, потом пошел гулять – не терпелось рассказать друзьям о поразительных изменениях в его жизни. Друзья, как и ожидалось, пришли в неописуемый восторг и буквально изошли на зависть. Только один приятель из прошлой школы сказал по телефону: «Кажется, Витек, ты попал».

Прошло несколько дней, наполненных событиями для всех, кроме Витьки. Матери позвонила возмущенная классная руководительница, которой, конечно же, всё рассказали Витькины одноклассники, сослалась чуть ли не на статью Конституции. Бывшая аспирантка холодно и отстраненно ответила: «Мы действуем в соответствии с рекомендациями психолога». «А вам не кажется, что ваш психолог – идиот?!» – рявкнула учительница из дворовой школы, не привыкшая к церемониям. «Идиотка», – педантично уточнила университетский доцент.

Встревоженный Костик искал в интернете, «где работают люди с незаконченным средним образованием». Узнал много нового для себя, делился с отцом.

Через неделю новизна Витькиной ситуации улеглась, в школе накопились новые новости, к которым Витька уже не имел отношения. Утром Витьку никто не будил, но он неожиданно стал сам просыпаться и слушать, как домашние собираются на службу. Выглядывал из своей комнаты в коридор, ему приветливо кивали: «Доброе утро, Витя!» – и он прятался обратно. Брал книгу, но слова не складывались в строчки. Включал приставку, но быстро откладывал пульт. Сходил в школу на два урока математики (любил ее в принципе плюс в дворовой школе после математической легко блистал). Там старый математик сказал: удивительное дело по нашим временам, Виктор, но, если уж так сложилось и на тебе ответственность, тебе надо принять решение – или ты учишься, или не учишься. Как говорили во времена моего детства: «Не давши слова – крепись, а давши – держись».

Еще через два дня вечером Витька пришел в кабинет к отцу и независимо сообщил: «Пап, все говорят, что вам на меня наплевать».

– Нет, что ты! – удивился Мишка. – Нам совсем не наплевать. Мы просто воевать устали.

– Но другие же родители воюют, лишь бы ребенок образование получил! Мама бы и дальше воевала, если бы ты ей не запретил. И Костик. А тебе, получается, все равно, что я в официанты пойду.

– Да? – Мишка надолго задумался. – Ну тогда знаешь, что получается? Получается, что я на тебе компенсируюсь. Я же чистокровный «ботан», как ты выражаешься. Меня моя мама, твоя бабушка, вместе с сачком под колпак посадила и пестовала – а я и рад был, мне лишь бы насекомых ловить и по определителю определять. А потом я влюбился в Наташу, Костикину маму, мы поженились, и выяснилось, что она меня пестовать и ухаживать за мной вовсе не собирается, а собирается сама жить и ждет от меня, чтобы я… чтобы я был полноценным, взрослым уже. А я испугался ответственности и сбежал обратно к маме. А когда мне достался Костик, он уже был таким же, как я, я такое понимал, и поэтому у меня с ним никаких проблем не возникло. А ты – другой. И вот теперь я от страха на тебя проецирую то, чего мне самому когда-то не хватило…

* * *

В этом месте Мишкиного рассказа я восхищенно захлопала в ладоши:

– Вот прямо так и сказал?! Старик, ты гений! Если тебе все-таки надоедят когда-нибудь твои четверокрылые, можешь попробовать себя в подростковой психологии!

– Так и сказал, – Мишка смущенно улыбнулся. – Но это же правда?

* * *

– Пап, ты со мной никогда так не разговаривал, – сказал Витька после долгой паузы и поиска слов.

– Ну да. Но я же, получается, на тебя и ответственность за тебя перекинул. И отношение получается другое.

Слова отца полностью совпали со словами школьного математика. Витька воспринял это как знак. И вернулся в школу. И под свою ответственность «включил голову». И оценки стали блестящие. И теперь семья подумывает о возвращении в прежнюю школу.

А Мишка спросил меня:

– Я могу сделать что-нибудь еще?

– Да, – ответила я. – Напиши Наташе, что ты всё понял.

– Я любил ее безумно. Но это было так давно… – В Мишкиных глазах чуть ли не слезы блеснули. – Я боюсь быть неуместным.

– Она тоже тебя любила. Безумная любовь в этом мире не исчезает бесследно. Ей это нужно, поверь.

* * *

Выдержка из электронного письма Мишки ко мне:

«Это личное письмо. Но, мне кажется, ты имеешь право прочесть. И мне хочется, чтобы ты прочла…»

Выдержка из электронного письма Наташи к Мишке:

«…Боже мой, Мишка, как же я не ожидала и как же благодарна тебе, милый! Мы оба были тогда виноваты, я должна была быть тоньше, внимательнее, но не сумела… Но как ты вырос с годами. Хотела бы и я… Хорошо, что Костик с тобой. Спасибо, спасибо, спасибо за всё…»