Текст книги "Взрослая психология. 11 простых правил жизни"

«Моя болезнь останется со мной до конца моих дней. Осознать это очень тяжело. По словам психотерапевта, мы можем уменьшить количество приступов и сделать их менее тяжелыми. Но я по-прежнему не могу согласиться жить на лекарствах. Понимаю, что так, как раньше, я жить уже не смогу. Но в то же время я люблю свой недуг: маниакальное состояние приносит мне невероятное наслаждение, придает моей жизни вкус авантюры. Я даже думаю, что лучшее во мне сформировалось именно в результате невероятных перепадов настроения. Работая над этим фильмом, я расспрашивал других, тех, кто тоже страдает биполярностью, о том, как они решают это противоречие. Я спрашивал: если бы можно было избавиться от болезни, нажав на какую-нибудь кнопку, вы бы сделали это? И многие ответили: нет.

А что выбрал бы я? Пожалуй, я тоже не стал бы нажимать эту кнопку, чтобы вернуться к нормальной жизни. Ни за какие сокровища мира».

К счастью, у меня не было такого серьезного состояния, как у Стивена Фрая. Но многое из того, что он описывал, я точно нашла и у себя. Например, перепады настроения, когда в один момент ты самый счастливый человек на свете, способный на все, а в другой момент ты не можешь ничего, только залезть под одеяло и жалеть себя, отчаянно жалеть себя. Зачастую это никак не проявляется в твоем общении с другими и никто не замечает («Ой-ой, а так и не скажешь!»). Однако жить с этим, когда ты знаешь о существовании этого монстра внутри себя, гораздо проще, и вытащить себя со дна тоже возможно. Главное: не давать себе шанс скатиться с горы и разбить голову.

Смелость состоит не только в том, чтобы лечить болезнь, но и в том, чтобы с ней научиться жить.

Биполярное расстройство, как и другие болезни, отличается обострениями и долгими промежутками затишья, когда кажется, что все нормально. Во время обострений человек становится непохожим на себя, у него будто меняется его личность.

Проявляться биполярное расстройство, как в случае Стивена Фрая, начинает чаще всего в подростковом возрасте, когда человеку приходится переживать сильные внутренние перемены, одиночество и сложный процесс самоидентификации. Оценивать всех людей одинаково нельзя. То, что для одного человека глубокая депрессия, для другого просто плохое настроение.

С такой болезнью до конца справиться нельзя, но можно научиться с ней жить и контролировать, а в моменты кризисов стараться получить помощь специалиста.

В России, к сожалению, профессия психиатра и даже психолога стигматизированы. Любое обращение к таким специалистам расценивается как социальная катастрофа, про которую, если уж она и случилась, лучше вообще молчать.

Можно ли управлять своим психическим здоровьем? Мне кажется, самое главное – пытаться понять себя, свои эмоции и чувства. У моего сына, например, в школе в конце недели есть предмет, который называется рефлексия. Без нее человек относится к своему внутреннему состоянию так, будто не имеет над ним никакой силы и способности управления. Да, я такой, сяду в машину в закрытом гараже и буду думать, быть или не быть. Оставшись один на один с болезнью, с ней трудно справиться. Нужно обязательно попросить о помощи.

Однако мне нужно познакомить вас со Стивеном Фраем поближе. Мы отчасти те, кого мы любим, а в современного Оскара Уайльда, как его часто называют, я влюбилась сразу, как только увидела его в дуэте с Хью Лори в сериале «Дживс и Вустер».

ВЛЮБЛЕННОСТЬ ПЕРВАЯ, АНГЛИЙСКАЯ И С БОЛЬШИМ НОСОМ. ЗНАКОМЬТЕСЬ, ДАМЫ И ГОСПОДА, СЭР СТИВЕН ДЖОН ФРАЙ!

Я еду в машине на работу в дождливой и холодной ноябрьской Москве, но на самом деле нахожусь далеко в Лондоне, в школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Да-да, именно туда переносит меня теплый тембр голоса Стивена Фрая, человека с идеальным британским произношением, который стал голосом «Гарри Поттера». Тогда мне уже кажется, что я знаю его очень давно, с детства.

Я всегда была уверена, что отчасти мы те, кого любим. Некоторых нам выпадает удача и счастье любить рядом с собой, некоторыми мы восхищаемся издалека, но все они делают нас теми, кто мы есть на самом деле, вернее теми, какими мы сами себе себя придумали. У меня есть такая особенность: я умею влюбляться в людей. С некоторыми из своих влюбленностей я вас в этой книге и познакомлю.

Стивен Фрай родился в Лондоне в конце лета в 1957 году, в тот же год, что и моя мама, было легко запомнить. Его папа – физик-изобретатель. Бабушка и дедушка сбежали в Великобританию из Венгрии, где многие из их родственников погибли в Освенциме. При этом Стивен Фрай никогда не интересовался своим еврейством и не придавал ему большого значения: «…фамилию я носил решительно английскую, а только она и определяла, целиком и полностью, то, кем я себя считал. Для англичан все это означало, что я англичанин со слегка экзотическими обертонами; для евреев – что я еврей с одним вполне простительным недостатком».

Детство Стивен Фрай провел в Норфолке, в Англии. С частными школами у него никак не складывалось. Из одной его отправили домой к родителям за кражу, а потом и вовсе исключили, из второй закрытой частной школы Аппингем выгнали за то, что он вернулся из Лондона на четыре дня позже, так как смотрел кино.

Колледж в Норфолке Стивен Фрай тоже бросил, так еще и попытался совершить самоубийство, а потом сбежал из дома, прихватив кредитные карточки друга семьи, за что был пойман и отправлен на три месяца в тюрьму. Пока он был в заключении, его мать вырезала кроссворды из каждой газеты и присылала сыну. Фрай назвал этот поступок матери «замечательным актом доброты». Позднее Фрай заявил, что эти кроссворды были единственной вещью, которая заставила его пройти это испытание. Свой тюремный опыт в столь раннем возрасте он запомнит на всю жизнь.

Такое бурное отрочество тем не менее не помешало ему поступить в Кембридж, где в старейшем Куинз-колледже он изучал английскую литературу и познакомился с Эммой Томпсон и Хью Лори, с которым ему и предстояло достичь невероятного успеха в своих телевизионных юмористических шоу; главное из них – «Шоу Фрая и Лори» – шло на британском телевидении целых восемь лет.

Потом был бессмертный сериал «Дживс и Вустер», роль Оскара Уайльда, которого Стивен Фрай считает практически своим альтер-эго, Чеширский кот в фильме Тима Бертона «Алиса в стране чудес» и несколько написанных им книг. Стивен Фрай снимал кино как режиссер и активно снимался в нем сам.

Первый роман Стивена Фрая «Лжец» вышел в 1992 году и был тепло воспринят и публикой, и критиками. Стивен Фрай в своей литературной деятельности также обширен и необъятен, как и во всем, что он делает. Среди его книг вы найдете и автобиографические романы, и документальную книгу про классическую музыку, и пьесы, и сценарии, и антропологическое исследование Соединенных Штатов Америки. Думаю, это одна из тех черт, которые мне всегда нравились в людях, – широкий спектр интересов и глубокое в них проникновение.

Стивен Фрай активно занимается озвучкой книг. Кроме «Гарри Поттера» он подарил свой голос книге «Автостопом по Галактике» Адамса, произведениям Алана Милна, Роальда Даля, А. П. Чехова и многих других авторов. В 2013 году даже появился аудиовариант «Евгения Онегина» в прочтении Стивена Фрая.

Самый умный человек в телевизоре, обладатель мозга размером с графство Кент, один из 50 самых смешных людей, когда-либо родившихся на свете и «курильщик трубок года» – все это то, как называют Стивена Фрая, самого очаровательного больного с биполярным расстройством, которого я когда-либо встречала.

О, ТАК ВЫ БОЛЬНЫ, БАТЕНЬКА! ВАМ ЖЕ В ЖЕЛТЫЙ ДОМ!

Я помню, как на одном из уроков мы читали и обсуждали с моими студентами проблему депрессии, например, которая многими в нашей стране не воспринимается как болезнь, а списывается на плохое настроение. Я навсегда запомнила, как одна из моих студенток внимательно слушала, а в конце урока сказала: «Как я рада, что мы об этом сегодня поговорили. Я думаю, мне нужно обратиться к психологу».

Мы почему-то уверены, что со всем должны справиться сами, иначе нас примут за психов. Но это не так. Иногда просто нужно объективно оценить свое поведение, настроение и состояние и попробовать оценить, насколько оно близко к нормальному. Нет ничего стыдного в том, чтобы обратиться к психологу или психотерапевту. Мы идем к дантисту, если у нас болит зуб, но не хотим лечить свое психическое состояние почему-то.

В нашем обществе есть определенное неодобрение и осуждение любых психических заболеваний и определенный стыд, с которым мы о них думаем. Так быть не должно. Если вам плохо, обязательно попросите помощи.

ПЕРФЕКЦИОНИЗМ КАК ДИАГНОЗ

Пока британские ученые спорят, является ли перфекционизм болезнью и, если да, наследственной или приобретенной, нам, несчастным перфекционистам, приходится с ней жить. Или не жить, это с какой стороны посмотреть.

Я уже больше двадцати лет работаю педагогом английского языка у взрослых. Знаете, что говорит, краснея и бледнея одновременно, среднестатистическая барышня на первом уроке, когда приходит ко мне учить язык? «Я ничего не знаю. Я не умею говорить. Ничего не понимаю на слух и боюсь, что вы меня не возьмете в ученицы». В первые тридцать минут оказывается, однако, что у нее минимум уровень B1, а грамматика и вовсе на В2. И так каждый раз. Почти каждый раз.

Что говорит, поинтересуетесь вы, среднестатистический мужчина, оказавшись в такой же ситуации? «У меня свободный английский, не испытываю никаких проблем ни с общением, ни с письмом, ни с аудированием, и вообще я безоговорочно прекрасен». По факту уверенный в себе джентльмен знает три с половиной слова, два из которых нецензурные.

Я уже перестала этому феномену удивляться. Пыталась понять. Русским девочкам со школьной скамьи вместо логарифмов и химических формул в сознание вшивают комплекс отличницы. Получите, распишитесь!

Нужно быть идеальной.

Не делать ошибки.

Никогда не делать ошибки.

Цитировать Верлена и Пушкина наизусть. Не перевирай, Нигматулина!

Открывать рот, только когда говоришь словами этого самого Верлена.

И никогда, слышишь, никогда не ошибаться.

Дата, подпись.

Как педагог иностранных языков я в этой ситуации становлюсь еще и немного психологом. Своей задачей в таком случае я ставлю вернуть русским женщинам уверенность в себе и внушить им, какие они удивительные, а еще то, что это они не должны никому доказывать. Особенно себе.

С другими у меня хорошо получается. С собой хуже. Сапожник без сапог, зато с внутренним цензором. (Белинский нервно курит в сторонке.) В моей голове постоянно живет скрипучий неприятный голос, который, спрашивают его о том или нет, беспрестанно нудит: «Ты недостаточно хороша, милочка! Рот открывать можно, только если цитируешь кого-то, кто умнее тебя! А еще у тебя целлюлит, но это так, для полноты картины и осознания тобой всей серьезности ситуации. Осознала? Молчим и забываем о купальнике, о своей мечте быть писателем и о том, что из тебя что-то путное получится». Я покорно киваю. К сожалению, чаще, чем это нужно было бы делать.

Здесь, однако, нужно заметить, что перфекционизм бывает двух типов. Тип первый, нервический: сделал одну ошибку – выйди вон. Тип второй, адекватный: хочу стать лучше, а ошибки на этом пути лишь доказывают, что ты по нему идешь, а еще я знаю, что хочу, и имею право на свою мечту.

Начав учить итальянский, я вдруг (что у меня, кстати, до сих пор не получается на французском) разрешила себе просто получать от процесса удовольствие, ляпать самопридуманные слова, говорить тогда, когда грамматика в твоей голове еще шумит сквозняком из уха в ухо и громко петь «ЛЯ ФЕЛИЧИТА!», пугая мужа и детей. И знаете что? Я начала получать от этого огромное удовольствие! Разрешив себе быть неидеальной, я вдруг разрешила себе быть счастливой. Почему мне никто раньше не сказал, что эти два беса поселились в одном участке мозга?

И все бы ничего (дышим, девочки, дышим), если бы у меня не было точно такой же дочки. София в свои семь лет не выносит своего несовершенства. Как только предательский карандаш соскальзывает с намеченного и выверенного идеального маршрута, рисунок нещадно вырывается из альбома, сминается и швыряется в угол. Я вижу, как мою девочку в этот момент хватает этот мохнатый монстр и начинает ею управлять. Мне становится страшно. Ей еще больше.

Дима Зицер говорит, что это оттого, что детей все время подспудно сравнивают в школе и дома: «А ты посмотри! Вася уже съел кашу, а ты все возишься. Илюша уже завязал шнурки, а ты ботинки не надел. А у Софии вон какой шпагат, а у тебя что это?!» Мы, желающие лучшего своим детям родители, ввязываемся в спортивные секции, олимпиады и бесконечные конкурсы. Мы сами не замечаем, как танцует на сцене наш ребенок, а соревнуемся со всем миром за него мы. Ребенка нельзя приравнять ни к его оценкам, ни к его успехам в школе, ни даже к его баллам по ЕГЭ.

Да-да, из всех часто встречающихся у людей кошмаров, мне, например, до сих пор снится школа. Что вот я пришла неготовая на урок. Я в ужасе думаю: «Нет-нет! Это невозможно. Школа же уже давно закончилась!» Но строгая Людмила Петровна грозит толстым пальцем и красной ручкой ставит мне ту самую бесстыдную двойку: «Не готова, Нигматулина!»

Что мы делаем с Софией? Говорим. Много говорим. Я рассказываю ей про себя и рассказываю, как я люблю ее вне зависимости от того, делает она что-то или нет, что я люблю ее за то, что она у меня родилась. Больших причин мне не нужно. Работает ли это? Да. Решает ли полностью проблему? Нет. В какой-то момент тот самый мохнатый монстр вылезает и начинает ее душить, а потом меня.

Что же делать? Бороться, не сдаваться. Проигрывать, выигрывать, петь итальянские песни, говорить, зашептывать своих монстров, знакомиться с ними и пытаться встречаться как можно реже, а главное – дать себе внутри разрешение быть неидеальным, настоящим, а значит, живым.

ЛОКУС КОНТРОЛЯ И СИНДРОМ САМОЗВАНЦА

Отчасти с перфекционизмом связана еще одна проблема, которая в психологии называется «локусом контроля». Данное понятие впервые было введено социальным психологом Джулианом Роттером в 1954 году. Внешний локус контроля – это ситуация, когда человек приписывает результаты своей деятельности, будь то успехи или неудачи, внешним факторам. Получил двойку в школе? Учитель виноват или родители не купили вовремя ручку и тетрадь, а за окном так выли волки, что не было никакой возможности сосредоточиться. Завалил проект на работе? Я тут причем? Коллега подвел, динозавр пробежал или совершенно случайно закончилось отведенное время.

Внутренний локус контроля – это ситуация, когда человек приписывает результаты своей деятельности исключительно внутренним факторам. Внутренними факторами здесь являются свойства личности индивида: свои усилия, собственные положительные и отрицательные качества, наличие или отсутствие необходимых знаний, умений и навыков. Получил двойку? Только моя вина: не успел подготовиться, недостаточно умен, и вообще жизнь не удалась. Завалил проект на работе? Какой же я болван! Так мне и говорили в детстве, что ничего путного из меня не получится.

Использование только одного локуса контроля негативно сказывается на всех сторонах жизни. Если человек не готов взять на себя никакой ответственности за происходящее, а все приписывает внешним факторам, это, к сожалению, не позволяет ему адекватно оценивать свои слабости и недостатки и исправлять их. Если же, наоборот, берет полностью ответственность и постоянно винит себя, то это может привести к неврозам и депрессивным состояниям. Ни один, ни второй вариант не дают человеку развиваться.

Про себя я поняла, что у меня ярко выраженный внутренний локус контроля. С этим я борюсь всю жизнь: иногда успешно, иногда нет.

С локусом контроля отчасти связан и еще один синдром, с которым я столкнулась в полной мере, когда сначала стала работать, а потом писать книги. Это синдром самозванца.

СИНДРОМ САМОЗВАНЦА

Понятие «синдром самозванца» было введено в 1978 году в статье Паулины Клэнс и Сюзанны Аймс, по наблюдениям которых, многие успешные женщины были склонны считать, что они не умны и что окружающие переоценивают их способности.

Синдром самозванца определяется ими как «психологическое явление, при котором человек не способен приписать свои достижения собственным качествам, способностям и усилиям. Несмотря на внешние доказательства их состоятельности, люди, подверженные синдрому, продолжают быть уверенными в том, что они обманщики и не заслуживают успеха, которого достигли. Успехи они, как правило, объясняют удачей, попаданием в нужное место и время или введением других в заблуждение, что они более умны и компетентны, чем есть на самом деле».

Я столкнулась с этим синдромом в полной мере на разных стадиях своей жизни, но сейчас расскажу про сферу написания книг. В первый раз я поставила себе такой диагноз, когда поняла, что все время извиняюсь, когда дарю друзьям свои книги. В то время как другие авторы дарят или продают свои книги с видом обладания высшим сакральным знанием, мне почему-то всегда неудобно это делать. Тут кроме заниженной самооценки, с которой мне приходится бороться всю жизнь, работают еще два важных фактора. Первый: мое убеждение, что нехорошо хвастаться и хвалить себя. Это должны делать другие, если они действительно считают, что тебя есть за что похвалить, но никак не самостоятельно. В этом отношении мне близка английская склонность к «недооцениваю себя», про которую я в первый раз прочитала в книге социального антрополога Кейт Фокс «Наблюдая за англичанами». Кейт рассказывает о свойственной всем англичанам нелюбви к бахвальству и склонности к тому, чтобы лучше преуменьшить свои достоинства, чем их выставить на показ. Когда Кейт познакомилась со своим будущим мужем-нейрохирургом и восхитилась сложностью и важностью его профессии, то в ответ услышала, что вообще-то он изучал в Оксфорде философию, политику и экономику, а потом понял, что это ему не по плечу, и решил стать нейрохирургом, так как это же простая работа с дрелью.

Во-вторых, если мы говорим о писательстве, которое я всегда любила, мы должны заметить, что в этом деле весь вопрос, с кем себя сравнивать. К своим книгам я отношусь так: «Мне есть что сказать. Я хочу это сказать. Если это поможет хотя бы одному человеку, я буду счастлива. Если поможет десяти, счастлива в десять раз сильнее». И так каждый раз в арифметической прогрессии. При этом каждый раз, когда я читаю Льва Николаевича и когда он, предположим, описывает сцену косьбы Левина в «Анне Карениной», у меня возникает в голове только одна мысль: «Подлец! Никто так больше никогда не напишет!» Вот и получается, что думаешь о Толстом и чувствуешь себя самозванцем со всех сторон.

Есть и еще один синдром, которым, к счастью (хоть на этом спасибо), я все-таки не страдаю. Он называется эффект Даннинга-Крюгера и заключается в неадекватной оценке своих достижений или способностей, но с другой стороны. Люди, обладающие низким уровнем знаний, квалификации или способности к метаанализу, делают ошибочные выводы о качестве или результатах своей работы. Это приводит к завышенной самооценке и неадекватности в поведении. Таких людей я встречала не раз, и мне с ними сложно было ужиться. С ними довольно сложно продуктивно работать, потому что они никогда не видят проблем внутри себя, их локус контроля внешний, и они обычно не готовы его пересматривать.

Со всеми своими синдромами и психологическими особенностями, как мне кажется, лучше как можно раньше познакомиться и проработать их. Возможно, непросто будет от них избавиться в одночасье, однако это позволит вам более осознанно оценивать свои реакции на те или иные ситуации в жизни.

ПРО НИГМАТУЛИНА ЧЕРТОВСКИ ХОРОША

В Instagram довольно давно у меня есть тег #нигматулиначертовскихороша, но я далеко не всегда спокойно принимала свою внешность, не говоря уже о том, чтобы любить ее.

Принятие себя и своей внешности – очень сложный и иногда неоднозначный процесс. Мне пришлось пройти его весь, и это был не самый простой путь к высокой горной вершине.

Во-первых, есть вопрос, который мы обсуждаем на одном из первых занятий со студентами, когда практикуемся высказывать свое мнение по спорным утверждениям: «Красота – это вопрос вкуса или объективная константа?»

С одной стороны, есть объективно красивые люди, которые нравятся большинству людей. Подсознательно мы воспринимаем людей с симметричными, правильными чертами лица более красивыми, чем с дефектами или несимметричной внешностью. Большие по отношению к другим частям лица глаза создают такой же эффект, какой производят на нас малыши, щенки и котята. Подсознательно такая внешность кажется нам безопасной и начинает нравиться. Если у человека есть какие-то отклонения от нормы, обычно наша первая реакция – испугаться и убежать – обусловлена эволюционной потребностью выжить. Все, что выглядит для нас непривычно, может быть, по информации нашего мозга, опасным.

Есть люди, внешность которых большинством людей их культуры оценивается как красивая. Никто в западном мире не будет спорить, что Моника Беллуччи или Софи Лорен красивы. Вопрос культуры тут, безусловно, тоже играет важную роль. Так, в Японии, например, любят косолапых девушек, что, как кажется японцам, придает им инфантильности и очарования. Во Франции предпочитают естественную красоту и небрежность, в Австралии ценится атлетическая форма, в Швеции – высокие скулы, платиновые блондины, в Южной Корее – белая кожа, в Иране – правильный прямой нос, в Таиланде – миниатюрность, в Испании – экспрессивность. Список можно продолжать бесконечно.

С другой стороны, красота понятие субъективное. Есть и такая внешность, которая воспринимается разными людьми диаметрально противоположно. Мне, например, нравится Бенедикт Камбербэтч, а моя подруга соглашается с теми, кто говорит, что он страсть как похож на выдру. Все это очень индивидуально и связано, скорее всего, с двумя причинами. Мы подсознательно лучше оцениваем внешность, которая похожа на нашу собственную. К тому же, наши биологические радары, действующие по сложным, генетически заложенным природой механизмам, отбирают нам потенциального идеального партнера для воспроизводства потомства. Так что тут тоже сложно с объективностью.

Из этого можно сделать только один вывод: красивы вы или нет, решать только вам. Да-да, именно вам. Никто из нас неидеален, и даже самые прекрасные девушки переживают постоянно о своей внешности. Важно нравиться самому себе. Для этого нужно найти время и хорошенько поработать над своим образом или тем, как вам хочется выглядеть. Кому-то помогают стилисты, кому-то спорт, а кому-то совет друга.

У меня по поводу своей внешности всегда было две претензии. Первая связана с детской травмой, когда мне в детстве постоянно повторяли, что у меня кривые ноги. Фразу «Катя, встань ровно, у тебя ноги кривые!» я слышала периодически и оттого сильно своих ног стеснялась. С этим конфликтом в отношениях со своими ногами я прожила лет двадцать пять, совсем как Алиса в Стране чудес: «Прощайте, мои милые ноги!» Говорилось это, конечно, не со зла, а исключительно из добрых побуждений, я это знаю сейчас и знала в детстве. Только в детстве сложно отличить реальность от субъективного мнения, и запоминается нам бог весть что, и обычно не то, что нужно, это точно. В какой-то момент я сказала себе: «Стоп!» – и отправилась знакомиться и примиряться со своими ногами. Но до конца мы с ними к согласию, нужно признать, так и не пришли. Сейчас эту проблему я решаю правильным подбором моделей платьев и юбок, но чаще своей любовью к брюкам, которые, вполне возможно, просто меня успокаивают.

Вторая мысль, которая не давала покоя ни мне, ни моему мужу, заключалась в том, что я постоянно худею. Вернее, правильнее сказать так: я обычно худею с понедельника по среду, а к четвергу я так устаю, что мне хочется есть все самое неполезное и оттого вкусное: спагетти карбонара, жареную картошку, как у Бабушки, ризотто с большим куском натертого пармезана или пастуший пирог. Мой мозг отключается и шепчет мне: «Хочу жареную картошку! Очень! Отстань от меня немедленно!» Я всячески восхищаюсь теми, кто умеет контролировать свои доисторические центры мозга и управлять ими, кто может целыми днями есть сырые овощи и пить только воду, но у меня самой это получается плохо. То есть совсем не получается. Я слишком люблю есть. А когда я с трудом начинаю влезать в свои брюки и злиться на себя, то случается и вовсе коллапс.

А потом у меня появился муж, который, даже когда я в беременность набирала по двадцать килограммов, всегда говорил мне, что я самая красивая. Самое удивительное, что я в этом не верила себе, но поверила ему. Он очень убедителен в том, что говорит. Худею я, конечно, все равно постоянно, а он спокойно повторяет мне сто миллионов тысяч раз, что я красивая. Это работает. Я теперь и сама в это верю.

Сейчас про внешность я думаю следующее: нужно обязательно полюбить себя. Каким вы можете, а каким не можете себя полюбить, решать только вам самим. Но полюбить себя нужно непременно. Про себя я точно знаю, как я себе нравлюсь, а как нет. И хотя я не теряю надежды однажды понравиться себе в купальнике, прекрасно уживаюсь с собой и сейчас. Посмотрите на себя глазами человека, который вас любит, и примите себя. Тогда можно будет успокоиться и наконец заняться более интересными делами, чем переживать по поводу формы своих ног.

Красота – одна из самых субъективных характеристик человека, которую только можно придумать. Человек красив, если он верит в то, что красив. Полюбите себя и станьте красивыми.

Вот хотя бы не начать переживать из-за своего возраста.

СКОЛЬКО ВАМ ЛЕТ, БАРЫШНЯ? ОПЯТЬ СЕМНАДЦАТЬ?

На семидесятипятилетнем юбилее Софи Лорен спросили: «Как вам удается так прекрасно выглядеть?» Ответ был лаконичен: «Рано ложиться, рано вставать, общаться с приятными людьми и иметь одного мужа».

Кризисов и переживаний по поводу того, как я выгляжу, в моей жизни было более чем достаточно, единственное, что все-таки обошло меня стороной, так это переживания по поводу своего возраста. Никогда не мучилась, когда мне было мало лет, никогда не переживала, когда мне исполнилось тридцать, и сейчас спокойно отношусь к своим тридцати шести. Возраст для меня, наверное, это просто возможность измерять свою жизнь (тоже в общем-то довольно бесполезное занятие, если честно) осязаемым временем или забраться на гору и взглянуть, какие флажки стоят в ней маяками, скажем, каждые пять лет.

Пятилетки

2018

В доме напротив горят семь окон. Ровно семь, я посчитала. Мы переехали в эту квартиру уже два с половиной года назад. Когда-то я впервые поселилась в Москве именно в этом районе и, сделав полный круг, вернулась сюда спустя пятнадцать лет. Тогда, в далеком 2000 году, мы жили на первом этаже старого сталинского дома на улице маршала Бирюзова и на нас с потолка сыпались мыши, настоящие живые пищащие мыши. Память это зачем-то запомнила, и вот мы снова здесь. Без мышей, но опять на Октябрьском Поле.

Мне тридцать шесть. Я все так же преподаю, пытаюсь заниматься йогой с разной степенью успешности, пишу книги и последние полгода нахожусь в самом низу своей биполярной параболы. Несмотря ни на что, мне кажется, что все не так, как должно быть, что я ничего не успеваю и ни в чем не преуспела. Кризис среднего возраста миновал меня и в тридцать, и в тридцать пять, но все-таки догнал в тридцать шесть. Я всегда плохо бегала, вот и в этот раз не убежала. У меня катастрофически не хватает времени писать, и мне кажется, что я исчезаю, как Чеширский кот из «Алисы». Только у кота была улыбка, а у меня сейчас нет.

Я сижу и думаю о том, что это и есть кризис. Сначала ты идешь только вперед, не оглядываясь, делая то, что считаешь нужным, а потом останавливаешься, будто ударился головой о стекло, и замираешь. Вдруг все, что было, видится не таким, как казалось раньше.

Ты переоцениваешь все и всех вокруг, а прежде всего самого себя. Вот ты был целостностью, и вот эта целостность крошится под вопросами: «А что останется после меня?», «Зачем я все это делаю?» и «Как с этим со всем жить?»

Мне тридцать шесть. Дети растут. Софии восемь, Никите – десять. Это история уже про первые попытки быть независимым и тем не менее все еще и навсегда очень близким. Я всматриваюсь в их уходящее детство насколько можно сильно, чтобы хватило навсегда.

Мне тридцать шесть. Работа, новая и старая. Работы столько, что себя под ее завалом я видеть перестаю. Люблю ее, но перестаю различать реальность. А без работы начинаю терять себя еще больше. Я же говорю, кризис.

Мне тридцать шесть. Я все так же борюсь за идеальную талию (безуспешно), за себя (с переменным успехом), за любовь (о любовь!), за право писать (как заставить замолчать сто тысяч критических голосов?), за свой голос, который начинает меня не слушаться (успокойся, пожалуйста), и за то, чтобы не мерзнуть (миссия невыполнима в городе, где шесть месяцев в году зима).

Скоро Новый год и еще один маскарад. В этот раз я буду ракетой и улечу куда-нибудь очень далеко.

2013

В доме напротив не горит ни одно окно.

В моем окне отражаются разноцветные мигающие гирлянды.

Мне тридцать один, и я уже пять дней хочу начать заниматься йогой. Я даже скачала себе на телефон приложение и теперь думаю, что надо принести из машины коврик. Сижу и думаю. Про коврик.

Вчера, когда дети уснут, а я странным образом нет, мы будем долго разговаривать с моим мужем обо всем и ни о чем. Я так люблю с ним говорить. Он у меня молчаливый, а я люблю долгие разговоры. Он у меня любит чистить гранаты, а я их есть. Он у меня ездит с детьми через всю Москву встречать меня вечером и говорит, что я все преувеличиваю. И вот именно вчера мы будем говорить о чем-то очень важном для нас.

Мне тридцать один. На улице двадцать девятое ноября и много снега. Зима.

Я мама и по утрам, рано уходя на работу, теперь пишу сыну и дочке записки про любовь, эйфорию и луну. Моя София скучает, и я пишу ей маленькие письма каждое утро. Мой мальчик очень умен и ходит с расцарапанным младшей сестрой лицом и практически разбитым носом. Пытался отобрать у сестры букварь. Не получилось. У львов, даже если им всего три года, лучше не отбирать буквари.

Мне тридцать один. Я все так же люблю шоколад, не опаздывать и свою работу. Яна, Марина, мои почти китайские Таня и Антон, Юра, Нелли, Настя, которая танцует и грустит, Настя, которая, по-моему, нашла свое счастье и перестала грустить, почти доктор Аня, совсем доктор Таня, Саша, Нелли, Камилла, Женя, Лена, еще одна Марина, Манечка, Коля и Лиза, Аня, Хелена, Оля, Катерина и всегда сияющая Олеся, любимое слово которой really. И больше всего в своей работе я люблю с каждым из них разговаривать. Так ведь иногда бывает, что тебе очень интересно разговаривать с теми, с кем ты работаешь.