Текст книги "Трансатлантическая кошка"

Дорожные приметы

Рано утром 15 апреля мы с Ильей приехали на автовокзал в центре Санкт-Петербурга, заняли свои кресла в международном автобусе, посмотрели друг на друга и улыбнулись. Мы уезжали на две недели, чтобы пересечь половину земного шарика, с двумя городскими рюкзаками и одним фотоаппаратом. Это ощущалось странно, забавно, и ещё не верилось, что всё получится. Да и получится ли?

В автобусе мы провели несколько часов беспокойного сна, прерванного прохождением границы между Россией и Эстонией. Крепостные стены Нарвы и Ивангорода. Ветряки, приветливо машущие лопастями проезжающим мимо машинам. И вот мы в Таллине.

С Андреем встретились на парковке у вокзала. Его маленькая серебристая машина, рыская по узким городским улицам как акулёнок по волнам, довезла нас до квартиры.

– Ну что, друзья, располагайтесь и ставьте чайник, – сказал Андрей. – Давайте прикинем, что нам надо ещё успеть сделать.

Часы на дисплее микроволновки показывали, что в нашем распоряжении есть целых полдня на упаковку вещей и проверку планов.

– Надо бы погоду посмотреть и флайт-план подать уже сегодня, – ответил Илья.

– И батарейки купить для трекера, – напомнила я.

– И еды какой-нибудь, чтобы взять с собой в самолёт, – сказал Андрей, заглядывая в холодильник, – Кто пойдёт в магазин?

– Я пойду! – тут же вскочила я, – всёравно я вам в ближайшие два часа не нужна, вот и прогуляюсь немного.

К Таллину у меня особенная любовь. Я дружу с городами как с людьми – сначала нужно познакомиться, пройти по улицам, найти свои знаковые места и точки соприкосновения. Если мы совпадаем, тогда получается любовь или дружба надолго, если нет, я уезжаю и стараюсь не возвращаться. С Таллином мы знакомы давно, и когда остаемся с ним наедине, мне кажется, что мы, как добрые друзья, можем коснуться друг друга былыми воспоминаниями и поделиться новыми важными событиями. Конечно, я с радостью убежала в магазин и не отказала себе в удовольствии попетлять по маленьким улочкам среди деревянных жилых домов и стеклянных бизнес-центров. Нашла батарейки для спасательного маяка, купила котлеты на бутерброды и трогательные маленькие морковки, которые так здорово грызть по дороге вместо семечек прямо из пакета.

Вечером мы пили чай на кухне и закачивали карты в планшеты и навигаторы. Меня, как человека, появившегося на свет во времена проводных телефонов и чёрно-белых телевизоров, до сих пор удивляет и восхищает возможность запихнуть детализованные карты двух континентов в одну маленькую пластиковую коробочку с цветным дисплеем. Причём эта коробочка может одновременно служить телефоном и связывать тебя с любой точкой Земли в реальном времени.

Рискуя показаться старой ворчливой бабкой на лавочке у подъезда, я всё же расскажу о том, как парой часов раньше, гуляя по городу, стала свидетелем того, как на улице какой-то молодой человек яростно ругал вслух свой смартфон за то, что тот никак не хотел отправлять фотографию в мессенджере. Мне стало так жалко это ни в чём неповинное устройство. «Что же ты так кричишь? – подумала я, – Подожди немного. Этой фотографии надо слетать по воздуху до вышки сотовой связи, потом через весь земной шарик пробежать по проводам под землёй и на дне океана, потом снова по воздуху. Ей такой надо путь проделать, который никто из нас, людей, пешком за год не пройдёт. А ты стоишь и ругаешься на неё не в силах подождать две минуты».

Сколько раз замечала, что чем лучше у людей жизнь, тем меньше в них терпения и терпимости, хотя мне всегда казалось, что должно бы быть наоборот. В моём детстве, помню, у родителей в квартире был даже не проводной телефон, а спаренный проводной телефон. Это значило, что провод одной телефонной линии шел сразу в две квартиры, а звонки между квартирами разделялись специальным устройством – блокиратором. Пока соседи разговаривали по телефону, в нашей трубке стояла абсолютная тишина, и чтобы позвонить куда-то, надо было дождаться, пока соседи наговорятся и повесят на своем аппарате трубку. Впрочем, соседи также ждали, если кто-то из нас разговаривал по телефону. Каким-то чудом все умудрялись относиться к этому с пониманием. Вероятно, потому что благом было просто наличие хоть какого-нибудь телефона. А уж появление модема на декадно-шаговой АТС в конце 90-х показалось нам верхом роскоши.

Сейчас я живу в мире, который во времена моего детства существовал только в моём воображении и книжках писателей-фантастов. Каждый раз, отправляя фотографии, закачивая карты или делая заметки для книги в одном из облачных хранилищ Интернета, я испытываю искренне удовольствие просто от того, что могу это делать. Вот и сейчас тоже.

Пока я размышляла над парадоксами человеческой жизни, ползунок загрузки данных на мониторе считал свои проценты и никуда не торопился. По своим меркам он всё сделал вовремя. Так прошел последний день нашей спокойной жизни.

Проснулись с рассветом. Пока ждали такси у подъезда, смотрели, как голуби вылетают из незаколоченного чердачного окна в доме напротив. В Таллине деревянные двухэтажные дома удивительным образом перемешаны с бетонными новостройками. Почему-то я решила, что это хороший знак, когда в путь провожают птицы. Люди в непривычных ситуациях способны превратить в приметы даже самые дурацкие мелочи, если это поможет поднять настроение и снизить тревогу. Опытные лётчики знают – чем круче болтанка в воздухе, тем меньше атеистов остаётся на борту.

Зевающий таксист довёз нас до аэропорта – в Таллине он один и для маленьких, и для больших самолётов. Все аэропорты мира имеют четырехбуквенный код в единой системе ICAO. Таллинский аэропорт обозначается кодом EETN. Мы прошли контроль, заполнили все необходимые бумаги, после чего маленькая служебная машина повезла нас к самолёту.

Дракоша ждал на стоянке, нетерпеливо подрагивая элеронами и рулями. Он давно не летал по-настоящему далеко и соскучился по небу. По самолётам всегда видно и то, насколько их любят, и то, как часто они летают. Без неба фюзеляж быстро тускнеет и покрывается смесью пыли и грусти. Ребята, конечно, налётывали часы с ним вокруг аэродрома, чтобы не рисковать, перелетая океан сразу после выполнения формы техобслуживания, но это слишком мало для такого серьёзного самолёта, и потому не в счёт. Теперь Дракоша трепетал крыльями, принимая в себя живительное топливо, в недоверчивом предвкушении неба, ветра и твёрдых дружеских рук на штурвалах.

Пока заправщик в ядовито-зелёной куртке кормил из топливного шланга самолёт, мы сняли чехлы с остекления и загрузили в салон свои вещи.

– Мда… – сказал Андрей, заглядывая внутрь салона, – И со всем этим барахлом нам надо как-то взлететь.

При всей скрупулёзности в подсчёте граммов и сантиметров, мы всё равно умудрились забить салон полностью.

– Нууу… как-нибудь взлетим, – с сомненьем протянул Илья.

– Да у нас здесь полоса три километра. Конечно, взлетим, – поддакивала я из-за плеч, прекрасно понимая, что мой голос в этот момент больше всего напоминал голос ребёнка, которого взяли с собой на долгожданную прогулку, и который очень боится, что в последний момент взрослые могут передумать.

Потом ребята перекидали часть вещей в багажник, в салоне оставили только спасательный плот, сумки с документами и воду. Салон перестал выглядеть столь пугающе, но впечатление осталось.

Андрей с Ильей протиснулись вперед на кресла пилотов. Я села на задний диванчик у выхода, пристегнула ремни и вставила штекеры гарнитуры в разъёмы. Загудела турбина – Андрей начал запуск двигателя. Илья пролистывал схемы аэропорта на экране навигатора. Я убедилась, что три маркера закрытой двери подмигнули мне зелёным глазом, устроилась на кожаном диванчике поудобнее, подвигав многочисленные сумки и рюкзаки. В наушниках прозвучало разрешение от диспетчера, и самолёт начал движение, немного подрагивая на стыках асфальта:

– Готовы? – спросил Андрей.

– Да, готовы.

– Тогда поехали, – Андрей вывел рыччаг управления двигателем на взлётный режим.

Самолёт двигался все быстрее и быстрее. Мгновение – и мы уже в воздухе. Ещё несколько секунд на уборку шасси. Дракоша задрал нос вверх и устремился к облакам.

Пожалуй, это был один из самых спокойных взлётов за всё путешествие. Вопреки всем нашим переживаниям по поводу перевеса, самолёт набирал высоту с хорошей вертикальной скоростью. Небольшой ветер и редкие облачка. Дракоша повернулся боком к самому центру Таллина, который даже с воздуха выглядел как яркая рождественская открытка, и я, воспользовавшись моментом, сфотографировала Старого Томаса и помахала рукой Толстой Маргарите.

Самолёт забрался на свой эшелон и взял курс на Норвегию, город Алесунд, аэродром Вигра. Большую часть пути мы молчали – каждый о своём. Я делала заметки в блокноте, прислушиваясь к Дракоше, и пыталась представить себе: как можно описать эту машину? Никогда не могла заставить себя занудно цитировать энциклопедию: «цилиндры, скорость, размах крыла». Зачем? Мы все умеем читать документацию. Диванная армия экспертов может рассказать про каждую заклёпку на каждом типовом крыле. Но рассказать про характер самолёта могут только те, кто на нем летал – как он ощущается в воздухе, как управляется, о чём думает? Легко ли с ним справляться? Он стойкий оловянный солдатик в болтанку или вздрагивает от каждого порыва ветра? Как ложится штурвал в руку? В разное время я летала на десяти, казалось бы, одинаковых, самолётах Cessna-150, и они все были разными – каждая со своими особенностями и своим характером. В Дракоше я всегда летала пассажиром. Как сказала в одном из интервью знаменитая американская лётчица Амелия Эрхарт про свой первый перелёт через Атлантику: «Меня просто везли, как мешок с картошкой». Этот маршрут, благодаря которому Амелия приобрела славу первой женщины в мире, перелетевшей Атлантический океан, она проделала в качестве пассажира – организаторы перелёта, хоть и пользовались её женским, к тому моменту уже известным, именем для рекламы, тем не менее, не хотели рисковать и доверили управление более опытным пилотам-мужчинам. Вот так и я – ничего толком не могу сказать про тактико-технические характеристики Socata TBM, кроме того, что это очень комфортный самолёт, в том числе для живых и привередливых картофелин женского пола.

Часа через полтора я оторвалась от заметок и выглянула в окно – внизу появились предгорья, а вместе с ними и плотный слой облаков. Земля исчезла под белым покрывалом, из которого торчали только пики гор: тёмно-серые монументы, украшенные ожерельями из снега – я пыталась сфотографировать их, тщательно прицеливаясь объективом в редкие разрывы облаков, и ругаясь, что маленькие, изогнутые, искажающие реальность стёкла самолетов, совершенно не приспособлены для фотосъёмки.

Еще через полчаса начали снижаться. Заходили приборно, по ILS. Облака были неприятные, ледяные. Когда долгое время летаешь вместе, с какого-то момента начинаешь различать голоса, настроения и интонации даже в безликих радиопереговорах. В коротких фразах Андрея и Ильи слышалось ощутимое напряжение. Илья установил частоту автоматического информатора ATIS, и в наушниках зазвучали данные по погоде: температура у земли +3С, рваный ветер и нижний край облачности 500 футов. Я подумала, что внизу под нами находятся фьорды, где пики гор достигают 3000 футов, а значит, в данный момент эти пики прячутся от глаз пилотов в облаках, и в очередной раз поразилась тому, как люди летали в эпоху бумажных карт над рельефом, который ещё толком никто не изучил. Нам помогали компьютерные навигаторы, и всё равно было неуютно. Кроме того, мы уже видели в своей лётной жизни обледенение при температуре +8С, когда, казалось бы, должны таять даже самые стойкие снежинки, и тем не менее они не таяли, поэтому внимательно следили за лобиками крыльев.

Реальность оказалась намного приятнее ожиданий. Диспетчер нас «отвекторил» – то есть завёл на посадку почти по прямой, сообщая цифры курса, которые самолёт должен был выдерживать до следующей команды, что существенно сократило время полёта в облаках – Дракоша вынырнул из них на высоте 800 футов. Лед на крыльях успел налипнуть лишь тонкой серебристой полоской и быстро стаял. А когда открылась земля, я аж подпрыгнула в кресле – я еще никогда не видела гор из самолёта так близко – почти за законцовкой крыла, только руку протяни! Озёра в объятьях гор и маленькие посёлки на зеленых склонах – всё это наводило на мысли о хоббитах. Если бы в мире не существовало Новой Зеландии, фильм «Властелин колец» стоило бы снимать где-то здесь.

Голос в наушниках:

– Вижу полосу.

В силу особенностей рельефа, норвежцы построили аэропорт на острове посреди залива, и темная асфальтовая полоска прорезала небольшой участок суши почти во всю его длину.

– Да, я тоже вижу. Какая-то она… с горбинкой.

– Так это ж Норвегия – суровый северный край, где живут тролли, носят рогатые шлемы и едят протухшую селёдку. У них вся жизнь с горбинкой – чего от полосы-то ждать.

– Не суди о целом народе по паре глупых сказаний в кривом переводе случайных туристов. Другие сказания гласят, что норвежцы – это достойные потомки викингов, у них целый пантеон местных богов, и раз уж мы в гостях, не хотелось бы навлечь на свои головы их божественного гнева.

– Ну да… Идём чуть выше глиссады. – Дракоша, повинуясь руке пилота, чуть нырнул носом вниз.– Вот, теперь нормально. Закрылки в посадочное.

– Закрылки вышли полностью.

Самолёт плавно коснулся колёсами асфальта и срулил с полосы на стоянку. Андрей выключил двигатель:

– Илья, сколько у нас в воздухе получилось?

– Два часа сорок восемь минут полётного времени.

– Хорошо. Катюха, открывай дверь.

http://transatlantic.free-sky.ru/part1.html

Очень странное место

Я отщёлкнула замок, вытолкнула дверь и вышла из тёплого самолёта прямо в дождь и промозглый ветер. Следом вышли Илья с Андреем, пытаясь выполнить невыполнимую задачу: одновременно и осмотреться, и отвернуться от противной мороси. Получалось у них это крайне плохо, морось была всепроникающей, как рентгеновское излучение.

– Брррр, какая гадость, – поморщился Илья, натягивая шапку по самые брови.

– Ладно тебе, – улыбнулась я, – вылетать в дождь хорошая примета.

– Ты свои приметы на ходу придумываешь что ли?

– Конечно. Приметы, как боги, существуют с того момента и до того времени, пока в них хоть кто-нибудь верит.

К нам подошел сотрудник аэропорта. Илья поздоровался с ним и попросил вызвать топливозаправщик.

– Сколько вам будет нужно топлива? – спросил сотрудник.

– Столько, сколько влезет, – хором ответили мы.

Каждый раз, рассчитывая потребное количество топлива, я вспоминаю законы Бреда для авиации: «У того, кто пожалел о большой заправке, – мелкие проблемы; у того, кто пожалел о том, что заправил мало, большие неприятности». Перед взлётом на океан, нам нужно было заполнить топливные баки целиком, «под крышечку» – промежуточных аэродромов по пути долго не будет.

Андрей стоял у крыла и потягивался, раскачиваясь с ноги на ногу:

– Мальчики-девочки, у нас есть час свободного времени. Как думаете, реально в этом суровом краю найти чай или кофе?

Я развела руками:

– Методология добычи горячей еды не менялась со времён палеолита: пойди в ближайшую пещеру, найди там человека у очага, отбери у человека ногу мамонта и кофе. Ближайшая пещера, думаю, вон там, – я махнула рукой в сторону сооружения, максимально похожего на офисное здание, – давайте я пока схожу туда и если не найду кофе, то хоть разузнаю что-нибудь полезное.

За первой же дверью безликого здания я нашла женщину в форменной одежде. Улыбаясь и отчаянно преодолевая языковой барьер жестикулированием, она поведала мне, что ничего, кроме пассажирского терминала, здесь нет, а кофе дают только внутри этого терминала. При этом, чтобы попасть в терминал, надо сначала выйти за забор, огораживающий перрон, дверь за забор находится в соседнем здании, но, чтобы её открыть, надо знать код замка, который сообщают только персоналу. В целом её описание пути до чашки с кофе было больше похоже на квест, чем на инструкцию. Но что делать? Я дошла до соседнего здания, выжала из себя все обаяние, на которое была способна, и договорилась с местными обитателями, что нас не только выпустят, но и впустят потом обратно по специальному паролю, который мы, правда, так и не придумали. Потом я нехотя вернулась на холодную улицу, пытаясь вжаться в воротник куртки как можно глубже.

Пока ждали заправщика на ветру, горячий кофе становился не прихотью, а необходимостью. Андрей нетерпеливо выхаживал вдоль крыла. Какое-то время мы с Ильёй развлекали себя игрой в туристов, передавая друг другу камеру: «а сфотографируй меня на фоне ветроуказателя и вон той горочки», но вскоре присоединились к Андрею, симметрично обхаживая второе крыло – пока двигаешься, кажется, что не так уж и холодно.

Через двадцать минут, показавшиеся нам бесконечностью, подъехала яркая машина с цистерной и надписью «Jet-A» на покатом боку. Из неё медленно вылез высокий тощий викинг в ярком форменном костюме и протянул шланг с керосином к крылу. В отличие от нас, он явно был адаптирован к неприветливой норвежской погоде и никуда не торопился. Когда баки заполнились топливом до краёв, викинг так же неторопливо выписал счёт и достал из машины терминал для оплаты. Андрей сунул карточку в считыватель, но ничего не произошло. Андрей сунул карточку в пластиковую щель еще раз. Через пару секунд прибор издал звук, напоминающий предсмертный хрип, а на экране у него появилась надпись на норвежском языке, которая без всякого перевода давала понять, что работать с нами этот прибор категорически не хочет. Андрей попробовал вставить в него другую карту – результат тот же. Путем долгих манипуляций, мы выяснили, что считыватель не работает.

– Ничего страшного, давайте мы подождём, пока вы съездите за другим считывателем, – предложил Андрей заправщику.

Викинг смущённо опустил глаза:

– Понимаете, это единственный считыватель на аэродроме.

– На международном аэродроме это единственный терминал для оплаты? – изумился Илья.

– Да.

– А евро наличными вы принимаете?

– Нет, только норвежские кроны.

– Ребята, как же вы работаете с таким подходом? – спросил Андрей, разводя руки в недоумении, – И что теперь делать? У нас по плану вылет через сорок минут.

– Я не знаю. У нас так ещё не было, он всегда работал.

В воздухе повисла напряжённая тишина.

– Ну, раз у нас так получилось, – неуверенно предложил заправщик, – давайте я вам счёт отдам под честное слово, а вы оплатите его при первой возможности.

Мы посмотрели на сумму счёта полной заправки самолета, которая была совсем не маленькой даже для аэродрома и тем более для обычного работника, отвечавшего за эти деньги, но готового поверить нам на слово.

– Как они живут с такой наивной детской доверчивостью?! – изумился Андрей по-русски и снова перешел на английский, – Давайте, выбора-то всё равно нет.

– Только не забудьте, пожалуйста, – попросил викинг.

– Не переживайте, не забудем, – Андрей кивнул мне, – Кать, напомни мне вечером оплатить это со счёта.

– Хорошо, напомню.

Заправщик уехал, а мы пошли добывать горячие напитки. В крохотном, как будто игрушечном терминале находилась вполне настоящая закусочная с привычными для любого аэродрома салатами в прозрачных пластиковых контейнерах, гамбургерами и печеньками. Мы взяли себе по стаканчику кофе, по большому хот-догу и устроились за высоким столиком. Андрей огляделся, перевёл взгляд на щедро политую кетчупом сосиску в булке и рассмеялся:

– Вот это точно «стодолларовый гамбургер» по-русски.

– А что не так? Прилететь неизвестно куда, чтобы съесть горячую собаку и полететь дальше – по-моему, всё очень здорово, – сказала я.

– Всё так. Но ты же знаешь, что первый вылет на длинный маршрут после перерыва самый нервный, сейчас втянемся в дорожное настроение, и всё встанет на свои места.

– Ну, с почином, – Илья изобразил приветственный взмах бумажным стаканчиком с кофе, – конечно, не бокал шампанского, но для этих декораций сойдет.

Когда вернулись к самолёту, Андрей вытащил из багажника баулы со спасательными костюмами:

– Так, девочки-мальчики, впереди Атлантика, а это много-много невкусной ледяной воды. Одеваемся, привязываем плот. Документы-телефоны-кредитки убираем в рюкзак.

– В какой последовательности действуем, если что-то пойдёт не так?

– Пока костюмы надеваем до пояса. Если что, мы с Ильей попеременно пилотируем и одеваемся полностью. Катя, ты застёгиваешься, цепляешь к костюму рюкзак на карабин и маячок надень на шею заранее. Выходишь первой, выкидываешь плот.

– Хорошо. Дверь при этом как открывается?

– Никак. Дверь остается закрытой, открываешь только аварийный выход над крылом. Вот эту панельку надо будет открыть, рычаг дернуть, кусок фюзеляжа выпинать ногами наружу.

Андрей несколько раз показал мне, что дёргать, а что нет, и как надо обращаться с плотом, чтобы он не открылся в салоне. «Дёрни за верёвочку, дитя моё, дверка и откроется, но будет за ней не теплая бабушкина кухня, так полюбившаяся серому волку, а ледяная вода и белые медведи».

Мы вытащили костюмы и начали одеваться. Теперь я знаю, как чувствуют себя клоуны в своих штанах на обруче и в ботинках с длиннющими носами после того, как цирк уезжает. В попытках натянуть на себя шесть килограммов неопрена мы прыгали и извивались изо всех сил, а костюмы издевались над нами и выпрыгивали из рук обратно. Мы справились! Мы их надели! Потом посмотрели друг на друга и расхохотались. Ей богу, если бы трёх варёных лобстеров заставили танцевать твист на светском рауте, эти лобстеры выглядели бы куда менее драматично, чем мы.

– Кать, смотри, у твоего костюма пятки и носки подошвы развёрнуты в обратную сторону, как коленки у кузнечика. Видимо, производственный брак, – Илья обошёл вокруг меня, внимательно приглядываясь к ступням.

Я посмотрела вниз: подошва со стороны пяток действительно выступала больше, чем на носках, будто костюм вышел из рук иллюзиониста, развернувшего в нем свою помощницу в районе коленок на 180 градусов.

– Ой, и правда. Наверное, поэтому он так дёшево мне достался.

Позже, когда я рассказывала об этом на каком-то праздничном вечере как анекдот, один из слушателей возмутился:

– Как?!Ты надела бракованный костюм? Вот уж от тебя не ожидал! Ты же всегда больше всех кричишь про безопасность и человеческий фактор и сама ими пренебрегаешь!

– Послушай, эти перевёрнутые пятки с носками ничему не мешали, просто смешно выглядели.

– Какая разница, – доказывал он мне, размахивая руками, – правила есть правила. Ты же знаешь крылатую фразу о том, что «все правила в авиации написаны кровью».

Я ничего не ответила ему, но вспомнила слова Бреда Бита, великого лётчика-инструктора: «Не надо писать правила кровью, воспользуйтесь здравым смыслом». И подумала: «Удивительно, какое количество людей руководствуются в своей жизни правилами и догмами, вместо того чтобы использовать самый ценный подарок, выданный нам природой – мозг. Да, на всех своих лекциях и всем своим курсантам я говорю о том, что надо соблюдать технику безопасности, знать инструкции и уметь пользоваться ими, но тут же уточняю, что даже в больших самолётах есть специальный список MEL – список оборудования, с которым вы можете выполнять полёт, даже если часть другого оборудования неисправна. Никакие догмы не могут вместить в себя все нюансы, с которыми вы столкнётесь в своей жизни. Вы никогда не будете в безопасности, если будете слепо следовать букве правил, не задумываясь над их смыслом, ради которого эти правила и были созданы. Даже всемирная организация ИКАО, основная цель которой не больше не меньше, как обеспечение безопасности и экономичности полётов в масштабах планеты, пришла к тому, что следует заменить жесткие инструкции конца прошлого века на развитие «компетентностей» у пилотов – гибких навыков, знаний и умений, которые позволяют справляться как с рутинными, так и с нестандартными ситуациями.

Бочком, поддерживая непрерывно спадающие брюки, и заталкивая в карманы, выпадающие из костюмов ремешки и карабины, мы залезли в самолёт и расселись по местам.

– Как в этом вообще что-то делать можно? – ворчал Андрей.

– Чёрт его знает. Погоди, у меня тут рукав в штурвал лезет, – нервно вторил ему Илья.

Я сидела на диванчике сзади и проверяла расположение плота, рюкзака, карабинов и тросов. Самое паршивое – это когда в экстренной ситуации ты не понимаешь, что и где находится, и начинаешь судорожно шарить руками по салону, сворачивая со своих мест остальные вещи и теряя драгоценное время. В самолёте должны быть места для всего, что там должно быть, и отдельное место для того, чего в самолёте быть не должно, но по каким-то причинам оно там есть. Вот эти места я и пыталась определить для наших многочисленных вещей.

Как-то ребята разобрались с путаницей из рукавов и органов управления, запустили двигатель и стали ждать разрешений. Лететь планировали не по трекам, а свободным маршрутом. В списке разрешений и предписаний нам так и не удалось найти информацию по получению некоего «Oceanic clearance», и Андрей с Ильёй обсуждали варианты, у кого именно его надо получить. Оказалось, всё просто: диспетчерский пункт аэродрома выдал нам по радио разрешение на полёт по маршруту от точки ISVIG на точку ING и дальше почти по прямой через несколько точек до аэродрома Кефлавик. Выяснилось, это разрешение и есть тот самый загадочный «Oceanic clearance».

Андрей вырулил Дракошу на полосу и взлетел.

Океан. У нас не было КВ-радиостанции и лететь ниже 250 эшелона мы не имели права. Поэтому Дракоша залез на 260-й эшелон – это около 8 километров – и методично поедал пространство высоко над водой. Недостатка в кислороде мы не испытывали: у Socata TBM герметичный, надуваемый салон, и Дракоша может позволить себе такую высоту, в отличие от совсем маленьких самолётов.

За окном проплывали облака, льды, кусочки чистого неба и океан. Здесь было всего два цвета – белый и синий, зато всех оттенков, какие только могут быть. И бескрайний простор. Когда залезаешь на такую высоту и видишь вокруг только океан без берегов, понимаешь, насколько велика наша планета, и какой колоссальный путь был пройден для того, чтобы мы могли сварить на ужин привезенную Колумбом картошку и читать этот рассказ в интернете через множество серверов за тысячи миль от рабочего кресла.

– Катён, ты фотографируешь это?

– Да-да, фотографирую!

– Сфотографируй мне вот эти облака. И эти. И вон те льды! – Илья обладает отличной памятью, а уж облаков за свою жизнь видел, кажется, миллион, не меньше. Но рассматривание фотографий спустя много лет после того, как они были сделаны – это его личная особенная форма дзена.

– Кажется, это уже не льды.

– А что?

– Похоже, земля.

– Для земли рановато вроде.

– Нет, точно земля – видишь горы?

– Кать, скорее щелкни вот эти горы. Это же Исландия уже!

Я фотографировала первую открывшуюся мне Исландию. Всего я видела их две, но допускаю, что должна быть третья. К первой мы сейчас подлетали – она белоснежная, с тупыми вулканическими вершинами гор, торчащими из облаков, а по ущельям с гор сползают реки голубого льда. Она яркая, блестящая и режет глаза с непривычки. Потом земля закрылась облаками, в которые мы и нырнули для захода в Кефлавик, а вынырнув под облаками, увидели совсем другую Исландию – пустыню из чёрного вулканического щебня и жёлтого песка под свинцовым небом. Все время, пока Дракоша шёл по глиссаде к полосе, мы изумлялись этому контрасту. Полоса 20, касание, торможение, руление: «Здравствуй Кефлавик!». Илья записал полётное время, проговаривая вслух: три часа восемнадцать минут.

Ещё дома, пока мы прокладывали маршруты, я прочитала, что Кефлавик – это аэродром совместного базирования: домашний для основной авиакомпании Исландии IslandAir и база NATO для истребителей. Один из тех аэродромов, которые построили в Исландии и Гренландии во время Второй мировой войны.

Удивительно, как много было сделано во времена разных войн. Я пролистывала в голове страницы из учебников истории, но не могла вспомнить мирные периоды каких-либо стран, когда развитие науки, техники и инфраструктуры двигалось так же стремительно, как во время какой-нибудь войны.

Я заранее списывалась с местным FBO – SouthAirIsland, и нас уже ждали. FBO – это оператор наземного обслуживания – компания, которая принимает борт, заправляет топливом, поит экипаж кофе с плюшками, помогает с планами, может обеспечить гостиницей, предоставить машину и сделать всё, что нужно экипажу для полётов и отдыха. Мы хотели всё это: и машину, и гостиницу, и керосин для Дракоши, поскольку планировали здесь ночевать. Наш путь лежал с востока на запад вслед за солнцем, поэтому формально впереди было еще полдня светлого времени, но следующей точкой на маршруте была Гренландия, а ночевать в Гренландии, судя по описаниям в интернете и отзывам знающих людей, невероятно скучно и неразумно дорого. Неразумно дорого – это четыреста долларов за ночь в крохотной комнате с тремя раскладушками. Поэтому мы оставили Дракошу на попечение ребят из FBO Кефлавика и попросили отвезти нас в гостиницу.

В гостиничном номере было так жарко, что показалось, будто мы вошли в сауну. Совершенно нечем дышать! Я бросилась открывать окна и закручивать вентили на батареях.

– Кать, ты в курсе, что они из-под земли отопление добывают?

– Нет. Почему из-под земли? Из расплавленной магмы, что ли?

– Почти, но не совсем. В Википедии пишут, что из термальных источников. Вода из-под земли идет прямо в трубы отопления жилых домов. Никаких тебе ТЭЦ и других заводов по производству облаков из выхлопных труб. Всё очень экологично.

– Интересно. Голубая лагуна ведь тоже из источников? Как думаешь, мы в неё успеем?

Голубая лагуна – бассейн из термальных источников, была единственной достопримечательностью, обозначенной на туристических картах в этой местности. Огромный бассейн под открытым небом, в котором вода оставалась горячей даже в лютые морозы. В таком сочетании температур воды и воздуха хорошо делать смешные портреты людей, сидящих в воде, с мокрыми усами и волосами, застывшими на морозе в причудливых формах. Но на ресепшене мне сказали, что через полчаса он уже закрывается. Я немного расстроилась, но утешила себя тем, что можно успеть погулять по городу засветло.

Кефлавик – посёлок, находящийся в 30 километрах от столицы Исландии Рейкьявика. Сколько мы ни шли по посёлку, вокруг были в основном черные камни и желтый песок. Дома больше всего напоминали ангары, раскрашенные в разные цвета. Казалось, что через дома жители всеми способами старались раскрасить однообразный аскетичный пейзаж поярче. Контрастные пятна домов выпрыгивали на нас за каждым поворотом, отчего впечатление сумеречной суровости места только усиливалось. В центре площади с круговым движением стояла красная телефонная будка, обрамлённая камнями, видимо, в качестве украшения и как дань уходящему времени, в котором такие будки ещё имели практическое значение и великий смысл.