Текст книги "Восставшая из ада"

Глава 3

В амфитеатре котлована собралось около полусотни человек – я посчитала; Полсотни, если не больше. Все, без исключения собравшиеся, были сравнительно молоды – от семнадцати до двадцати пяти лет. Преобладали юноши – почти все косматые и экзотически разряженные, как и мой Васик, но и девушек было тоже немало.

Даша сразу затерялась куда-то. Я то и дело замечала ее выдающуюся прическу – то там, то здесь мелькающую поверх лохматых шевелюр присутствующих.

Васик, стоящий рядом со мной, дернул меня за рукав и я поняла, что – началось. Повинуясь какому-то неслышимому сигналу, члены Общества расступились и, превратившись вдруг из бессмысленно колеблющегося и галдящего месива в организованные ряды, встали вокруг котлована – на относительном возвышении – вдоль фундамента, оставив дно котлована свободным.

Неизвестно откуда взявшийся здесь бритоголовый официант из «Черного Лотоса» – теперь на нем была какая-то серая хламида, ниспадающая до самых пят – вывел из задних щуплого паренька в круглых роговых очках и домашнем вязаном джемпере и мягко подтолкнул к краю котлована.

Парнишка стал спускаться, но в какой-то момент оступился и кубарем покатился вниз. Докатившись до дна котлована, он поспешно вскочил на ноги и принялся отряхиваться, но, вдруг сообразив, что ни к чему заниматься личной гигиеной, когда специально на тебя смотрят полсотни человек, снова выпрямился и, видимо, не зная, куда упереть взгляд, уставился себе под ноги.

Члены Общества внимательно разглядывали его. Перепуганный паренек настолько дико смотрелся среди общей массы нечесаных сатанистов, что мне невольно захотелось протереть глаза, чтобы убедиться в том, что мое зрение меня не обманывает.

Несколько раз паренек поднимал голову и смотрел вверх, на нависшие над ним патлатые головы, но встречаясь с кем-нибудь взглядом, отводил глаза в сторону, где тоже смотрели на него оценивающе и изучающе – он пугливо дергал головой и снова опускал голову и упирался взглядом в землю под своими ногами.

«Кажется, этот маменькин сынок сегодня гвоздь программы, – подумала я, – вон как все эти образины на него уставились… Интересно, в чем все-таки заключается церемония посвящения»?

Бритоголовый официант из «Черного лотоса» что-то крикнул. Содержания фразы я не уловила, но поняла, что он обращается не к робевшему в котловане пареньку и даже не к собравшимся сатанистам, а к кому-то…

Короче говоря, тогда я не могла понять, к кому он обращался.

Все собравшиеся молчали. Бритоголовый официант теперь метался по краю котлована и разносил всем по пластиковому стакану, в котором что-то плескалось.

Еще несколько минут прошло. Собравшиеся начали было понемногу переговариваться между собой, но вдруг замолчали, будто их кто-то строго одернул.

Я невольно покрутила головой – нет, никого нет вокруг.

Серые стены среди черного моря темноты молчат, только поднимающийся ветер гудит между высокими сваями.

«Чего все ждут? – думала я. Мне стало очень неуютно.

– Что сейчас должно произойти? Неестественная тишина – так и кажется, что сейчас из ночной мглы явится, стуча копытами по утоптанной земле и потрясая золотыми рогами, концы которых навечно окровавлены»…

Додумать эту мысль я не успела. Совершенно неожиданно и неслышно на противоположной от меня стороне амфитеатра в в провале одной из недостроенных стены – появилась высокая фигура, закутанная в такую же хламиду, как у бритоголового официанта, но не серую, а черную, так что едва можно было различить фигуру на фоне черной дыры в стене. Лицо закутанного в хламиду человека скрывал низко опущенный капюшон.

Я даже не знаю, что заставило меня взглянуть туда, где появилась фигура – какое-то ощущение чьего-то присутствия, ведь при появлении закутанной в черное фигуры ни малейшего всплеска света не было видно и ни шороха слышно не было – но все собравшиеся, включая и вконец растерявшегося паренька на дне котлована – обернулись туда, куда и я.

Зловещий черный человек стоял, не шевелясь. Он казался неестественно высоким, и один только взгляд на него внушал суеверный ужас.

Ветер разбушевался не на шутку. Он гудел между сваями, как готовая оборваться струна и иногда я всерьез начинала опасаться, что железобетонные столбы не выдержат напора сбесившегося воздуха и рухнут, давя безмолвно и неподвижно стоящих людей.

* * *

Бритоголовый официант из «Черного Лотоса» вручил пластиковый стаканчик и мне. Я механически приняла от него стаканчик и тут же забыла и о нем, и об официанте, его мне вручившем.

Я смотрела на застывший напротив меня силуэт, настолько смешавшийся с густым и темным ночным воздухом, что – казалось – и рвущийся ветер не в силах был даже чуть шелохнуть самую маленькую складку его тяжелой хламиды.

«Странно как, – в очередной раз подумала я, – что это за… призрак… Вернее, не странно, а… Черт, даже не могу слова подобрать для того, чтобы хоть как-то обозначить охватившее меня чувство. Этот парнишка там внизу. Он смотрит на прячущуюся в темноте фигуру и не в силах отвести от нее глаза даже на минуту»…

Парнишка молчал. Уже некоторое время – минут пятнадцать – никто из собравшихся не произнес ни слова. И парнишке, видимо, казалось, что если он заговорит, нарушится что-то очень важное и случится… Да и мне тоже так казалось.

Впрочем, что именно случится, парнишка предположить скорее всего не мог не мог, и думать об этом ему, наверное, не хотелось.

Как, впрочем, и мне.

Всеобщее безмолвие становилось совершенно непереносимым. Мне захотелось что-то сделать – громко закричать, затопать ногами – все, что угодно – но только чтобы лопнула эта проклятая тишина.

Бритоголовый официант с пластиковым стаканчиком в руках спустился на дно котлована, осторожно, стараясь не расплескать содержимое стакана. Когда он оказался рядом с пареньком, передал ему стакан столь торжественно, будто вручал ключ от города или первый приз за какое-нибудь невыносимо трудное пройденное испытания.

Паренек принял стакан, от волнения едва не опрокинув его.

Я посмотрела посмотрел вокруг, у каждого зрителя, так же, как и у меня, было по стакану.

Черт, я совсем забыла, когда у меня в руках оказался… Я поднесла стакан к губам и поняла, что жидкость, содержащаяся там – тот же самый напиток, который я пила в «Черном Лотосе».

«Не буду пить, – подумала я, – наберу в рот и выплесну потом. Совсем не нужно, чтобы я снова очутилась в том бессознательном состоянии, в котором была в ночном клубе. Я ведь совсем не помню, что тогда со мной было».

Человек в черной хламиде выступил из провала в стене. В руках его каким-то чудом тоже оказался такой же стакан, как и у всех присутствовавших в этом чудовищном амфитеатре. Он поднял руку, и ночная мгла вдруг пала, пронзенная десятком ярких лучей.

Я едва не вскрикнула от неожиданности. Но все остальные собравшиеся были, по всей видимости, осведомлены относительно того, что на сваях вокруг котлована крепились громадные буркала концертных прожекторов, которых я раньше не заметила, и совсем не удивились.

Только загудели одобрительно.

Капюшон черного человека медленно сполз на спину, обнажив обритую наголо голову и на свет прожекторов явилось безбровое бледногубое рыбье лицо, провалы глаз зияли черными ямами.

– Захар! – прошелестело в толпе.

Я не удержалась от того, чтобы тихо охнуть. Такое впечатление произвел на меня этот Захар. Подумав о том, что мне предстоит еще и общаться с ним один на один, я крепко стиснула зубы.

Мне страшно было смотреть на это лицо – ни капли жизни не было в нем, ни одной складки, проложенной прожитыми годами – лицо Захара было неподвижно и холодно, как лицо мертвеца, который родился мертвецом и прожил всю жизнь, даже не открыв глаз.

Захар опустил веки и его лицо вовсе стало похоже на посмертный слепок. Он опустил руку, наклонил голову…

И запел. Заунывные звуки органично вплетались в ночную темноту, петляя между лучами прожекторного света. Это пение – дикое, невыносимое – продолжалось всего несколько минут, но когда утихло, мне показалось, что прошел добрый десяток лет с тех пор, как запел Захар.

Захар вдруг резко оборвал заунывное пение и поднял голову. Теперь он смотрел прямо на меня.

Паренек на дне котлована неожиданно вскрикнул. Я подумал вдруг, что и ему тоже показалось, будто Захар на него смотрит.

Я сморгнула и оказалось, что Захар действительно смотрел на одного только паренька в нелепых очках – на меня не смотрел.

«Ничего не понимаю, – пронеслось у меня голове, – как здесь необычно»…

– Виктор! – зычно крикнул в изрезанную лучами пустоту Захар.

По тому, как вздрогнул паренек, я догадалась, что Захар назвал его имя.

– Виктор! Сегодня ты становишься одним из наших Братьев, – говорил Захар, а Виктор, до предела, предусмотренного анатомией человеческого тела, задрав шею, внимал ему.

– Клянешься ли ты следовать правилам нашего Общества? – продолжал Захар.

– Да… – тихо выговорил Виктор, но потом спохватился и рвущимся голосом крикнул Захару:

– Да!

– Клянешься ли ты во всем следовать словам Отца Общества – моим словам?

– Да!

– Клянешься ли ты…

Поклясться паренек Виктор должен был по многим пунктам, я всего не запомнила. Мне запал в память только зрительный образ этого странного диалога, очень похожего на фрагмент из какого-нибудь старинного фильма ужасов.

– Знаешь ли ты, что станется с тобой, если ты нарушишь клятву? – задал последний вопрос Захар.

Паренек не успел ответить. За него ответила толпа – очевидно, так было предусмотрено ритуалом. Оглушительно громыхнуло и прокатилось по амфитеатру:

– Смерть!

Паренек Виктор стоял ни жив, ни мертв.

Захар помедлил немного и проговорил, немного понизив голос:

– До основной части ритуала посвящения один час. Используем этот час так, чтобы стать ближе к нашему господину!

А для этого…

Захар поднял над головой свой стакан.

«Страшно»… – едва успела подумать я, а Захар поднес стакан ко рту и единым залпом выпил его. Тут же этому примеру последовали все присутствующие.

Я оглянулась на паренька. Он зажмурил глаза, выдохнул, как будто бы собирался пить водку, и опрокинул в себя дьявольский напиток.

Захар снова смотрел на меня. Я медленно поднесла стакан ко рту и вытянула содержимое, благо жидкости там было немного, наверное, чтобы хватило ее на всех присутствующих.

Или это только первая доза? За встречу, так сказать…

Я набрала полный рот, но не стала глотать.

Захар все смотрел на меня, не отрываясь. Я не могла выплеснуть напиток изо рта.

У меня вдруг закружилась голова. Проклятый напиток, казалось, проникал в кровь через поры кожи.

Человек в провале стены смотрел мне в лицо еще минуту, потом закрыл глаза и снова затянул свое леденящее кровь заунывное пение.

Наклонив голову, я выплеснула изо рта отвратительную жидкость. Голова у меня уже перестала кружиться, но действительность, представленную изрезанной лучами прожекторов темнотой, я стала воспринимать как-то… как-то странно. Мне вдруг показалось, что окружающее меня пространство превратилась в плоское изображение, напоминающее какую-то древнюю гравюру.

Только фигурки на этой гравюре двигались.

Видно достаточное для наркотического опьянения количество напитка все-таки попало мне в кровь.

«Утешает только то, – успела подумать я, прежде чем фигурки на старинной гравюре закружились в сумасшедшем танце, – что эта доза гораздо меньше той, что я приняла в ночном клубе»…

Все поплыло у меня перед глазами. Сатанисты, с охотой опустошив свои стаканчики, громко вопя, бросились в котлован. Я не хотела идти туда, но Васик, возбужденно сверкая глазами, схватил меня за рукав и потащил вниз.

А потом мое сознание целиком оказалось под властью дьявольского напитка.

Через минуту мне было уже спокойно и уютно среди орущих и размахивающих руками людей, а спустя полчаса ощущение огромного счастья родилось у меня в груди и разрослось мгновенно так, что распирало грудь, стремясь вырваться на волю – я даже слышала, как трещали мои ребра, но это совсем не пугало меня.

Я не запомнила, в какой момент людской поток подхватил меня и вынес из котлована, не запомнила, как я оказалось прямо перед Захаром, лицом к лицу.

Я помнила только, что совершенно уже не боялась его.

Напротив, он казался очень привлекательным своей загадочностью и внутренней силой, бурыми пятнами, пробивавшейся сквозь бледную кожу его лица.

Захар наклонился ко мне и я услышала его слова:

– Тебе, Наталья, наверное, нужно мне кое-что рассказать?

– Да, – тихо шепнул мне Васик, – расскажи ему, где ты была. Правда, об этом ты обещала рассказать мне первому, но… Захару можно.

– Говори правду! – еще ближе наклонился ко мне Захар и на дне его темных глаз сверкнули желтые искры.

– Конечно, правду! – легко рассмеялась я, чувствуя в себе твердую уверенность в том, что этому человеку я могу рассказать все о себе – о том, как я приехала в Москву, о том, что я вовсе не Наталья, а ее сестра-близнец Ольга, о оперуполномоченном с мокрыми табачными крошками на густых рыжих усах, о моем решении разузнать все о гибели моей сестры и отомстить…

– Правду! – отчетливо повторил Захар, смотря мне прямо в глаза.

Я снова рассмеялась.

И тут вдруг иллюзия хорошо и правильно складывавшегося мира начала ползти змеиными трещинами и рушиться.

Кто-то снова прокричал:

– Облава! Менты!

И все окончательно встало на дыбы и понеслось в бездну.

Захар метнулся куда-то в сторону. Васик что-то закричал и тут же пропал из моего поля зрения.

Я вдруг очутилась не в проломе стены, где была только что, а на на дне котлована, посреди безумных, бессмысленно мечущихся из стороны в сторону существ, которых трудно было назвать людьми.

– Они окружают! – заорал кто-то совсем рядом со мной.

– Облава!

И вопли покрыл громовой голос Захара:

– Спокойно! Всем бежать врассыпную к своим машинам!

Никакой паники!

Потом меня сбили с ног, а когда я попыталась подняться, кто-то, пробегавший мимо, сильно ударил меня ботинком по голове.

И все померкло.

* * *

– Менты давно следили за нами, – говорил мне Васик Дылда, сидя напротив меня в углу постели, – только подобраться к нам не решались. Ведь, чтобы столько народу задержать, нужно, по меньшей мере, сто ментов. Здесь же открытое пространство – все обдолбанные, разбегутся по лесу, лови их. Тем более, что те, кто поумнее, свои тачки подальше от стройки оставил или в лесу за деревьями спрятал – там в некоторых местах проехать спокойно можно. Даже что-то вроде шалашей стоит – типа, временные гаражи-укрытия. Да и что с нас взять-то? За что арестовывать? У нас обыкновенный пикник. Мы веселимся. Никому не мешаем. Может быть, у меня день рождения… Кому какое дело…

Перед моими глазами, отделенный несколькими кубометрами прозрачного воздуха, висел белый потолок. Я хотел приподнять голову, но не смогла.

– Ну, а менты, конечно, предполагали, что у нас наркотики… – Васик хихикнул. – Я все свое добро тут же скинул и в землю затоптал. Так и все остальные поступили, у которых с собой было. А что до нашего фирменного напитка, который мы пили на посвящении… Так никто не докажет, что опьянение, наступившее в результате его употребления – наркотическое опьянение. В напиток спирта немного подмешано – и все тесты покажут, что мы просто пьяные были. А вычислять настоящую консистенцию присутствовавшего в напитке наркотика они загребутся. Мозгов не хватит! Это ж совершенно новая формула!

Есть у нас один умелец – разработал…

Я закрыла глаза, пытаясь вспомнить, чтобы было до того, как я провалилась в черное небытие. В сознании всплывали дикие звериные рожи участников шабаша в дыре котлована, испуганная мордочка парнишки, которого так и не успели принять в Общество, потом накалилось белым огнем пронзительное лицо Захара, навсегда врезанное в мою память.

Частокол бегущих ног… Я упала… Удар по голове – и черная пустота…

Звуки, в которых были облечены торопливые слова Васика, глухо стукались в мои барабанные перепонки, я почти не улавливала смысла в том, что говорил мне он.

Он был рядом, когда я с криком очнулась от небытия и, задыхаясь, вскинулась на постели. Все события, произошедшие со мной на посвящении, уже не так сильно волновали меня, как то, что случилось со мной в очередном мутном, словно наполненном густой змеиной кровью, сне.

«…Я прохожу по длинному коридору, вдоль стен которого…»

– Я смотрю, – бубнил дальше Васик, – ты лежишь на земле, а вокруг тебя так и мечутся! Того и гляди затопчут.

Ну и правда чуть на затоптали. Кто-то ботинком тебе по голове долбанул так, что… Я уж испугался, – доверительно сообщил он и осторожно дотронулся до моего лба.

«…Я прохожу по длинному коридору, вдоль стен которого стоят светильники – добела выскобленные человеческие черепа на длинных бронзовых подставках в виде ноги речной цапли – пламя вырывается из спиленной затылочной части черепов и сверкает в пустых глазницах…»

– Ну, Захар взял и все прожектора потушил! – снова вернул меня к действительности голос Васика. – А менты ни хрена не видят. Сами фарами светят, а без толку. Народ мечется, менты, наверное, сами с ума чуть не сошли. А тут еще Захар ка-ак завоет. Типа – внимание отвлекает. А голосище-то у него – ого-го! Народ ка-ак ломанется из котлована, да по своим машинам! А менты ничего сделать не могут – нас же больше. Конечно, поймали кого-то… Ну, ничего, через полчаса отпустят. А что они могут сделать, позорные? – хохотнул Васик. – Им тут же позвонят их начальники, которым позвонят родители задержанных… И все. И менты план выполнили – и наших по домам отпустили. Пьяные и все. Никаких наркотиков. Тщательную экспертизу никто проводить не будет.

Кому это надо? А если кому и надо, так такого товарища сразу прижмут…

«…Я прохожу по длинному коридору, вдоль стен которого…»

Я зажмурилась, потом открыла глаза. Кошмарный сон никак не уходил из моей головы. Я все-таки смогла повернуть голову и выяснила, что находилась на своей постели в своей квартире – в той самой квартире, которая досталась мне от моей сестры Натальи.

– Как мы попали сюда? – спросила я Васика, чтобы отвлечься от свернувшегося змеиными кольцами на дне моего черепа сна.

– Да очень просто! – обрадовался Васик тому, что я, наконец, заговорила. – Я подхватил тебя в охапку и вытащил из котлована, потом в суматохе подбежал к своей тачке, положил тебя на заднее сиденье и дал по газам. И вот мы здесь. А ты знаешь, – понизил вдруг голос Васик, – я никогда не забуду сегодняшней ночи…

– Почему? – спросила я.

– Потому что, – торжественно сказал Васик, выпрямляясь, – сегодня ночью я спас посланника – тебя.

Я еще не вполне могла воспринимать окружающую меня действительность.

– Посланника чего? – спросила я.

Васик расценил мой вопрос, как какую-то шутку, и потому – хихикнул. Потом лицо его преобразилось. Редкие брови сошлись на тонкой переносице, и он ответил:

– Посланника Ада!

Я стиснула зубы и зажмурила глаза. Но ничего не помогло, кошмарное сновидение, от которого я с криком пробудилась полчаса назад, снова ярко вспыхнуло у меня в сознании и, страшно скрипя ржавыми зубчатыми колесами адского киноприемника, стало проворачиваться от первого кадра до последнего.

– Я прохожу по длинному коридору, вдоль стен которого стоят светильники – добела выскобленные человеческие черепа на длинных бронзовых подставках в виде ноги речной цапли – пламя вырывается из спиленной затылочной части черепов и сверкает в пустых глазницах.

Конца коридору не видно, а каждый мой шаг отдается оглушительным грохотом в гулком коридоре, мое дыхание наполняет узкое пространство невообразимым шумом – как если бы работали одновременно несколько тысяч кузнечных мехов.

Конца коридору не видно, но я вдруг оказываюсь в ярко освещенной зале. Источника света понять невозможно. В самой середине зала возвышается огромная куча наваленных отрубленных человеческих конечностей, некоторые из них еще сочатся кровью.

Я останавливаюсь напротив этой кучи и вдруг понимаю, что это вовсе не куча, а высокий трон, на котором сидит…

Странно, но видно того, кто сидит на троне, хотя весь зал пронизан лучами ярчайшего света.

Тот, кто сидит на троне, поднимает голову, капюшон медленно скользит на спину и… Обнажает лицо. Я всматриваюсь в лицо, но ничего, кроме черного провала не вижу, а в тугом воздухе еще звучит приветствие, обращенное ко мне. А потом…

Обессиленная, я замолчала. Васик широко открытыми глазами смотрит на меня.

– Да, – шепотом выговаривает он, – я себе так все и представлял. Только не мог представить, что узнаю все в точности… Как ты мне и рассказала. Рассказала первому, как и обещала.

Он медленно сползает с постели и вытягивается на полу в глубочайшем и исполненном невыразимого благоговения поклоне…