Текст книги "Лагуна вечной любви"

Глава 3

Генеральным директором фирмы «Лебедушка» оказался довольно молодой мужчина (примерно, тех же лет, что и я) – одетый так, будто бы только что сошел с подиума одного из самых модных и последних показов. Пластика его движений напоминала женскую, а манера растягивать слова усиливало появившееся у меня при первом взгляде на него подозрение в «голубизне».

Ну, да черт с ним. Хоть приставать не будет. За день так устаешь от высокопоставленных дон-жуанов и престарелых шалунов.

– Вы из «Алькора»? – вскинув голову, как только я вошла в кабинет, спросил он, хотя при мне – в приемной кабинета секретарша всего несколько секунд назад докладывала о моем прибытия.

– Да, – сказала я, – Ольга Антоновна Калинова. Насколько я понимаю, вы хотите сделать себе рекламу. Давайте обсудим, что бы вы конкретно хотели заказать в нашем агентстве, – выпалила я многократно затверженную фразу.

– Как говорится – ближе к телу? – неожиданно засмеялся он. – Я ведь даже еще и представиться не успел. И предложить вам присесть – тоже.

– Извините, – пробормотала я. Обычно президенты и генеральные директора мне не представлялись, а мое имя-отчество выслушивали в пол-уха. Да и зачем все эти формальности? Надо быстро-быстро сделать это дело и переходить к другим – не менее важным.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – молодой человек указал на глубокое кресло напротив его письменного стола, – меня зовут Карен Степанович, я генеральный директор фирмы «Лебедушка».

Я кивнула, давая понять, что находила эти сведения очень ценными.

– Чаю, кофе? – предложил Карен Степанович. – Выпить что-нибудь хотите?

– Если можно кофе, – согласилась я. Под вечер у меня начала болеть голова. Я вдруг неожиданно подумала о Васике и Даше – как они там?

Карен Степанович отдал в селектор соответствующие указания и через минуту секретарша внесла в кабинет поднос с двумя дымящимися чашечками.

Карен Степанович достал из ящика своего письменного стола маленькую плоскую бутылочку.

– Коньяка? – предложил он.

Я едва удержалась от того, чтобы не поморщиться.

«Начинается, – подумала я, – а я-то думала, что он из этих самых – из нетрадиционных. Сейчас откажусь, полчаса меня будет уговаривать хоть капельку выпить. Сбивать с рабочего настроения».

– Нет, спасибо, – я подняла на уровень груди развернутые в его сторону ладони, – я не пью.

– Как хотите, – равнодушно проговорил Карен Степанович, – а я добавлю себе в кофе. Очень, знаете ли, люблю в конце рабочего дня.

Он проделал все необходимые манипуляции, спрятал бутылочку обратно в ящик, отхлебнул из своей чашечки и зажмурился от удовольствия.

– Зря отказались, – медленно проговорил он, – бодрит, настраивает на творческий лад.

Я снова кивнула.

– Может быть, мы перейдем к делу? – проговорила я, после того, как Карен Степанович, хлебнув еще несколько раз, открыл наконец глаза.

– Да-да, конечно.

Он снова отхлебнул, снова зажмурился, но когда открыл на этот раз глаза, в них уже появилась обычное для всех деловых людей собранность.

– К делу, так к делу, – сказал он, – нашей фирме нужна заказать в вашем агентстве проект рекламного щита.

– Деятельность вашей фирмы? Какого рода рекламу вам бы хотелось увидеть? – отчеканила я привычные вопросы.

– Деятельность нашей фирмы? – переспросил Карен Степанович. – Мы представляем собой… своего рода филиал благотворительного фонда «Лагуна вечной любви». Слышали о таком?

– Слышала, – кивнула я, припомнив навязчивую телевизионную рекламу, – по всем каналам передают об этом фонде. Ни одна рекламная пауза на телевидении не обходится без упоминания об этом фонде.

– Правильно, – улыбнулся Карен Степанович, – фонд только начинает свою деятельность, так что ему необходимо заявить о себе. А наша фирма – мы занимаемся финансовыми операциями под эгидой фонда – недавно переехала в этот муравейник. Не успели еще обжиться здесь. Ну, вы, наверное, заметили, как на нашем этаже неприглядно еще.

– Вообще-то не заметила, – сказала я, хотя мне на самом деле показалось, что коридор слишком темен и безлюден. Ну, понятно – конец рабочего дня.

– Спасибо за комплимент, – снова улыбнулся Карен Степанович и снова отхлебнул из своей чашечки – и снова зажмурился, будто употребление этого напиток доставляло ему просто неземное блаженство.

– Итак, – подытожила я, – вы занимаетесь финансовыми операциями и, надо думать, работаете с населением – если хотите заказать рекламный щит.

– Совершенно верно, – сказал Карен Степанович.

– Вы представляете себе – хотя бы примерно – как это может выглядеть? – спросила я, надеясь на то, что Карен Степанович действительно обдумал уже и тему рекламного щита и визуальный ряд, и слоган, и оформление. Тогда мне не придется тратить время на разговоры с ним и напрягать уставший уже мозг, чтобы узнать, что ему на самом деле нужно.

– Конечно, представляю. А как же иначе? – ответил мой собеседник и приподнял немного густые ровные брови, как бы в знак того, что очень удивлен моим вопросом.

Отлично! Значит наш разговор закончится быстрее. Ну, полчаса еще, примерно, и можно ехать домой – знаю по опыту общения с подобным контингентом.

Правда, я неожиданно заметила, что мне нравится общаться с Кареном Степановичем. Как-то очень уютно было и по-домашнему – сидеть в мягком кресле с чашечкой ароматного напитка, греющей озябшие на улице руки.

– Насколько я понимаю, – начала я, – тема щита – бизнес. Сфера денег, компьютеров… Что-то строгое, настраивающее на деловой лад. Никаких лишних компонентов. Народ уже не покупается на яркие картинки с полуголыми красотками на фоне пальм и ослепительных пляжей. Коротко и по существу – такова будет общая идея плаката?

– Не совсем, – качнул головой Карен Степанович, – я предполагал совсем другое изображение. Вы верно говорили о доверии людей. Манипулировать этим доверием – и есть сфера ваших занятий. Я правильно понимаю?

– Абсолютно верно, – согласно кивнула я.

– Так вот, – продолжал Карен Степанович, – мне бы хотелось видеть на рекламном щите визуальную расшифровку названия фонда – «Лагуна вечной любви». И плюс к этому – чтобы изображение гармонировало также и с названием нашей фирмы-филиала «Лебедушка».

– А конкретнее?

– Конкретнее – пожалуйста. Я бы хотел видеть на щите женское лицо, – сказал Карен Степанович, – женское лицо, так сказать, излучающее спокойствие, тихое счастье… Располагающее к доверию. Просто женское лицо и все. Ну и, логотипы фирмы и фонда, естественно. Никакого слогана, ничего. Народ, как вы правильно заметили, устал он многообещающих слов. А воздействие такого рекламного щита будет проходить как бы на подсознательном уровне. Представляете, – Карен Степанович наклонился ко мне, – человек едет на машине по городу, краем глаза замечает нас рекламный щит, рассмотреть до конца он его не успевает – поэтому и не нужны никакие слоганы и сложный визуальный ряд тоже не нужен. Человек просто-напросто воспринимает женское лицо, вызывающее у него положительные эмоции и рядом с этим лицом – логотипы фирмы и фонда. Одно накладывается на другое и… Понимаете?

– Конечно, – сказала я, – надо думать, что модель для рекламного щита вы тоже уже подобрали.

– Вот с этим как раз у нас проблемы, – качнул головой Карен Степанович, – нам нужно такое лицо, чтобы… Оно вызывало положительные эмоции у большей части горожан. Не только у мужчин, а даже и у женщин, детей и стариков. Кроме сексуальности и женственности, в этом лице должно быть ярко выражено… – Карен Степанович несколько раз щелкнул пальцами, подбирая нужное слово, – должно быть ярко выражено… доброе начало, вот. Такое добро, которому можно доверять безоговорочно. Понимаете?

– Кажется, понимаю, – ответила я, – а вы не пробовали взять на роль модели какую-нибудь известную женщину – певицу, киноактрису. Подходящую, так сказать, по своему имиджу?

– Не то, – сказал Карен Степанович, – у киноактрисы, певицы, как у всякой известной личности, есть свои поклонники и свои ненавистники. А ненавистники нам как раз не нужны. Я знаю, что вы мне сейчас хотите возразить… – быстро добавил он, хотя вовсе не собиралась возражать ему, – мол, ненавистником такое незначительное количество, что и думать об этом не нужно. Я вам скажу на это – не важно. Важен – кумулятивный эффект. Знаете, что это такое?

– Честно говоря, нет, – призналась я.

– Если проще, то в нашем случае это – совокупная мощность всех эмоций, приложенных к объекту, – объяснил Карен Степанович, – кумуляция. Если женское лицо на щите будет неизвестным никому, да еще обладающим способностью вызывать только положительные эмоции, только тогда мы достигнем того эффекта, на который рассчитываем. К тому – неизвестность модели исключает предвзятость мнений. Ну, у нас должно получится что-то вроде… Джоконды. Громко, конечно, сказано и может показаться слишком амбициозным…

– Так почему бы вам не взять ту же Джоконду? – предложила я.

– Не то, – мотнул головой Карен Степанович, – мне кажется, этот тип лица, как это… устарел. Тем более, что эту работу неоднократно уже использовали в других рекламных акциях. Как, кстати говоря, и изображения известных моделей.

– Итак, – попыталась я подвести итог нашего разговора, – вам нужно женское лицо, обладающее всеми теми качествами, о которых вы мне сейчас говорили.

Карен Степанович кивнул и допил свой напиток. Посмотрел на дно чашечки и с сожалением причмокнул.

– Мы долго искали модель для рекламного плаката, – сказал он, – давали объявление в газеты, но ничего у нас не вышло. Первое время к нам валом валили девушки, которые едва ли понимали, что от них хотят. Они уже в коридоре начинали раздеваться и единственное, чего от них могли добиться – похотливое виляние задницей… Извините. Девушки идут до сих пор, но, сейчас потом несколько поиссяк. А нам так и не удалось найти ничего стоящего.

Карен Степанович вздохнул.

Я вспомнила девушку к копной волос, которая повстречалась мне в коридоре, и прониклась к генеральному директору фирмы «Лебедушка» Карену Степановичу искренним сочувствием.

– Хорошо, – проговорила я, закрывая блокнот, – мы обязательно поможем вам. Какие сроки вы нам даете?

– Неделю, – подумав сказал Карен Степанович, – больше, извините, не могу.

– Наверное, завтра, я зайду к вам, – сказала я, вспомнив, что у ребят-художников целая куча фотографий девушек-моделей и просто фотонатурщиц, – кое-какой материал у нас есть, посмотрите, может быть, что вам и подойдет.

– Договорились, Ольга…

– Антоновна, – подсказала я.

– Ольга Антоновна, – медленно проговорил Карен Степанович, будто попробовал мое имя на вкус, – договорились, Ольга Антоновна. Значит, завтра?

– Примерно, в это же время, если вас не затруднит, – сказала я.

– Нисколько не затруднит, – заверил меня Карен Степанович, приподнимаясь из-за стола, чтобы попрощаться со мной.

Уже на улице я снова вспомнила о Даше и Васике. Что-то они делают сейчас?

Я вдруг поймала себя на том, что очень беспокоюсь за мою Дашу.

* * *

Совсем уже стемнело, но воздух еще казался прозрачным, хоть и был обездвижен отсутствием даже малейшего ветерка. Человек, сидящий на лавочке у подъезда, был также неподвижен – вот уже второй час.

Безлюдный двор казался ему опустевшим аквариумом, куда зачем-то залили свежей воды.

Наконец, когда сумерки сгустились настолько, что стало холодать, человек на лавочке пошевелился, вынул руку из кармана кожаной куртки и посмотрел на часы.

Качнул головой и достал сотовый телефон. Немного подумал и набрал какой-то номер.

– Алло, – проговорил он, когда смолкли длинные гудки, – это я, шеф.

Ему что что-то ответили.

– Нет, – качнул коротко стриженной головой человек на лавочке, – объект не появлялся. Я же говорил, что нужно поставить жучок на этот телефон.

Он довольно долго слушал, нахмурившись и кивал головой. Кажется, его телефонный собеседник говорил что-то, что не очень нравилось человеку на лавочке.

– По-моему, вы все слишком усложняете, – удалось наконец ему вставить реплику, – проникнуть в квартиру и поставить жучок для меня не составит никакого труда. И следов никаких не останется… Что значит – видимых следов? Я вас не понимаю.

Он пожал плечами и еще какое-то время слушал, что говорили ему.

– Вас понял, – ответил он, когда голос в телефонной трубке стих, – продолжаю вести наблюдение.

* * *

Из своей конторы я прямиком поехала домой. В моей квартире – к великому моему удивлению – никого не оказалась, зато наблюдался такой беспорядок, что я всерьез встревожился – не случилось ли что с Васиком и Дашей. Может быть, кто-то незванный наведывался ко мне в квартиту, пока меня не было дома?

В прихожей валялась пустая бутылка из-под водки. Я помнила, что все пустые бутылки забрала с собой, когда уезжала на работу и выбросила в мусорный контейнер.

Значит, Васик Дылда все-таки не удержался и сбегал еще за водкой.

Я прошла на кухню. На столе, как дуло направленного на меня снаряда, лежала еще одна пустая бутылка. Я посмотрела – из-под водки.

Да, значит, Васик не внял моему совету воздержаться от употребления спиртного.

Однако, куда же они с Дашей подевались? Я говорила Васику, чтобы он потаскался за ней по городу – последил, не следит ли кто-нибудь – в свою очередь – за ней; и теперь понимаю, что перестаралась, оценивая способности Васика к трезвости в действиях и решениях.

В лучшем случае, они с Дашей сейчас парятся в каком-нибудь обезьяннике.

А в худшем?

Об этом мне думать не хотелось.

Я смахнула со стола бутылку в мусорное ведро и присела к подоконнику. Закурила, задумавшись.

«Нужно исходить из худшего, – размышляла я, – тогда меньше вероятностей того, что я ошибусь в своих расчетах. То есть – меньше вероятности того, что моя ошибка будет фатальной. Итак – предположим, что за Дашей действительно установлена слежка. Кто бы мог эту слежку установить? Ясно, что не милиция – Даша оставила свои сумасбродные выходки, которым предавалась тогда, когда была членом Общества поклонников Сатаны – значит, милиции она не нужна. Если бы ее хотели задержать за те фокусы, то давно задержали бы. Но прошел год – и ничего».

Сгустившиеся за окном сумерки все еще позволяли мне различать двор – две бабульки, сидящие на лавочке, собачник, уныло выгуливавший толстого и неповоротливого мопса. Мопс пристроился, подняв заднюю лапу, к старушечьей лавочке, одна из бабулек протестующе замахала самодельной клюкой, изготовленной, кажется, из старой лыжной палки. Собачник несколько раз дернул поводок, но мопс отошел от скамейки, не раньше, чем закончил свои дела.

«Выходит, не милиция следит за Дашей, – продолжала я свои размышления, – тогда – кто? Даша – девушка довольно состоятельная. Ее содержат родители, не последние люди в столице. Может быть, преступники следят за Дашей, чтобы выбрать момент и похитить ее с целью получения выкупа?»

«То же не то, скорее всего. То есть – возможно, но… Даша говорит, что давно замечает слежку за ней, и несомненно то, что, если бы ее хотели похитить, то уже похитили бы. Значит, не для похищения с целью выкупа за ней следят?»

А зачем тогда?

«Сейчас цель слежки выяснить мне вряд ли удастся, – решила я, – путем размышлений. Ясно одно, что те, кто следят за Дашей, готовят ей точно не праздничные подарки. Теперь предположим, что Васик, вытащив, Дашу из моей квартиры, повез ее к ней же, как я ему приказывала, надеясь на его пристойное поведение. Если они достигли пункта своего назначения, то следящие за Дашей, их заметили и пошли за ними. Васик точно был не в состоянии, скрываясь от Даши, наблюдать за ней. Скорее всего они друг друга поддерживали под руку, чтобы не упасть и не уснуть по дороге. Джип Васика так и стоит у моего дома – выходит они передвигались по городу на своих двоих. Ну, то есть – брали такси, ехали на метро и так далее…»

Заоконный мопс, видимо, уже пресытившийся прохладным воздухом весеннего вечера, потащил своего хозяина домой. Бабульки ушли в подъезд еще раньше. Двор стал полностью пустынен.

Я закурила еще одну сигарету, пододвинув себе поближе пепельницу.

«Куда пошли Васик и Даша, после того, как они побывали по моему приказанию на квартире Даши? – думала я. – Если они, конечно, там побывали… Здесь их нет, где же они? Может быть, те, кто следят за Дашей, воспользовались беспомощным состоянием парочки и…»

Я вздрогнула. Нет, не может быть. Черт возьми, если что случится с Васиком и Дашей, то это я буду во всем виновата. Знала же, что Васик Дылда – человек, у которого полностью атрофировано чувство ответственности. Если год назад мне с его помощью удалось провести расследование и найти убийцу моей сестры, то это еще ничего не значит. Год назад я совсем не знала Москву. Также мне не был знаком круг, в котором вращалась Наталья, а вот Васик всех ее знакомых знал отлично, так как сам ввел Наталью в Общество поклонников Сатаны, даже сам внес за нее вступительный взнос – он тогда являлся ее, как это называется, бойфрендом.

– Он незаменим, если над ним осуществляется твердое руководство, – вслух произнесла я, – но самостоятельно действовать он не способен. Обязательно вляпается в какую-нибудь поганую историю. Вот вчера – пошел за пивом и загремел в милицию. В обезьяннике с каким-то бандитом общался. Хорошо, что тот оказался его бывшим одноклассником, а то… Обычно всяческие уголовники недолюбливают молодых людей, придерживающихся в одежде и внешности стиля, которого придерживается Васик Дылда – длинные крашенные волосы, кожаные штаны, исполосованные молниями, сумасшедшей раскраски маечки и куртка-косуха, украшенная заклепками и нашивками всех видом и конфигураций. Хорошо еще, что Васик теперь не пользуется косметикой, а то год назад он накладывал себе на лицо устрашающий макияж, становясь похожим не то на Мэрилина Мэнсона, не то на Джея Симмонса из «Kiss»…

Тут я спохватилась, что снова начала рассуждать вслух. Пренеприятная привычка, от которой я стараюсь избавляться, чтобы не напоминать самой себе старую выжившую из ума бабку или затворницу-монашку.

Но что тут поделаешь, если я давно уже живу одна и, когда я нахожусь дома, мне поговорить не с кем, кроме самой себя. Единственные мои хорошие знакомые, если не считать сослуживцев по рекламному агентству, где я работаю, это Васик и Даша.

А они давно уже не заезжали ко мне. У меня даже домашним животных нет. Кто за ними будет следить, пока я целый день мотаюсь по городу по заданиям шефа? Не могу же я себе позволить нанять гувернантку для кошки.

«Ладно, – кусая губы, чтобы снова невольно не заговорить вслух, подумала я, – это все лирика. Сейчас мне нужно прикинуть, где могут находиться Даша и Васик? Конечно, разыскать их в таком огромном городе, как Москва, вряд ли мне удастся, но попробовать можно. У меня есть только два номера телефона, по которым можно позвонить – Дашина квартира и квартира Васика. Мобильных телефонов ни у Даши, ни у Васика нет. Даша не пользуется сотовой связью, так как она у нас девушка задумчивая и вечно витающая в облаках и поэтому он плохо переносит, когда ее что-либо отвлекает в момент ее раздумий – внезапный звонок, например. К тому же она вечно сидит дома, а дома у нее есть обычный проводной телефон. Балбес же Васик разбивает и теряет мобильники каждую неделю. Вот и вчера, когда мы выпивали здесь, на кухне, он взахлеб рассказывал, как прошлой ночью менял в ларьке свой мобильник на две бутылки портвейна, так как наличных у него с собой не было, а кредитные карточки в ларьке, конечно, не принимали».

Я положила недокуренную сигарету на край пепельницу и прошла в прихожую – к телефону.

После того, как я набрала Дашин номер телефона, я услышала металлический голос автоответчика, сообщившего мне, что Даши сейчас нет дома и посоветовавшего оставить какое-нибудь сообщение.

Сообщения я оставлять не стала, а позвонила Васику. После доброго десятка длинных гудков на том конце провода подняли наконец трубку.

Я едва не подпрыгнула на месте от радости.

– А… Ал-л-ло… – услышала я плывущий голос, в котором не без труда признала голос своего бесшабашного дружка.

– Васик?! – закричала я в трубку. – Ты дома? Это ты?

– Н-нет, – икнув, ответил Васик, – это Дж-ж-жаварах-х… Джавахарлал Не… Неру… Я, кто же еще? А э… это кто звонит?

Я обозвала его придурком и алкоголиком. Услышав хорошо знакомое и родное сердцу слово, Васик тотчас признал меня и с гордостью сообщил, что мое задание выполнено.

– Каким это образом? – поинтересовалась я. – И где Даша находится?

– Д-даша спит, – подумав, сказал Васик. – Мы с ней еще два пузыря уговорили у нее дома. Я, как ты мне и приказывала… потащ-щил ее к ней домой.

– Как же ты ее уговорил?

– А никак я ее не уговаривал, – снова икнув, сказал Васик, – я не ее уговаривал, а два пузыря… А она, когда пох… похмелялась… напоролась так, что ее даже и уговаривать не пришлось. Я взял ее под руку и мы п-пошли. Взяли тачку и к ней. По дороге водяры еще купили и…

– Я же говорила тебе, не попадаться ей на глаза, – напомнила я, – чтобы она самостоятельно следовала по улице, а ты за ней. Чтобы ты видел, если за ней кто-нибудь будет следить.

Проговорив это, я вздохнула, тут же ощутив всю несостоятельность своих выкладок.

Васик несколько раз сильно икнул и, видимо, потерял нить разговора. Он довольно долго думал, потом переспросил меня и, припомнив, о чем мы говорили, ответил:

– Она н-не могла самостоят-т-тельно передвигаться по улице. И я не мог. Мы только вместе могли… под ручку. Но все равно это… падали. Еле-еле дошли. Т-ты уж извини, но так получилось. А п-потом Дашка закричала, что не может оставаться дома, что ей страшно и мы поехали ко мне. Взяли тачку и поехали…

«Хорошо еще, – подумала я, – что у Васика хватило ума не тащиться обратно на мою квартиру. Если их засекли те, кто следил за Дашей, то уж точно пасли бы их до моей квартиры. которая сразу перестала бы быть надежным убежищем для Даши. А теперь – квартира Васика тоже под наблюдением. А может быть, и телефон прослушивается?»

Я моментально закрыла глаза и напряглась.

Нет, телефон не прослушивается – ничьего присутствия, кроме Васикова, я не ощущаю.

Когда я снова вернулась к действительности, выйдя из неглубокого транса, в который мгновенно ввела сама себя, Васик надрывался, крича в трубку почти вовсе нечленораздельные слова, общий смысл которых был – недоумение по тому поводу, куда это я провалилась.

– Здесь я, здесь, – проворчала я, и крики тотчас сменились взрывом дурацкого хохота.

– Ну так что? – отсмеявшись, спросил Васик. – М-мне… То есть – нам к тебе ех-хать? Дашка сейчас оклемается… мы возьмем такси и…

– Погоди, погоди, – умерила я его пыл, – никуда из квартиры не выходите, – я сама приеду к вам. Понятно?

– По-понятно, – в очередной раз икнув, проговорил Васик, – ж-ждем. Я только на минутку выйду – куплю пивка и сразу н-назад.

– Не смей! – прикрикнула я. – Никакого пивка. Я же говорила тебе – вообще сегодня не пей. А ты что сделал? Сам напоролся, как свинья и Дашу напоил.

– Он сама! – обиженно воскликнул Васик. – Никто ее не поил. Я только покупал…

– А зачем покупал?

– Чтобы пить, – признался Васик и тяжело вздохнул, – в ш-ш-штопор я вошел, – посетовал он, – очень трудно остановиться. И воо-обще… Если б я Дашку не это самое… не напоил, то как бы я ее увез к ней на квартиру? – вполне резонно заметил он, – она бы в трез-з-звом виде ни за что не согласилась бы.

Вообще-то он прав. Все хорошо, что хорошо кончается. Только в данном случае – плохо, что ничего еще не кончается. Все только началось, как мне кажется.

Пьяному Васику, видимо, понравилось, как звучит звук «з». Он повторял:

– В трез-звом виде, в трез-звом виде… – пока я его не остановила.

– Сидите дома, – еще раз сказала я, – и никуда не высовывайтесь. Я скоро подъеду. Да и еще! Никому не открывайте дверь. Кроме меня, естественно.

– П-понял, – сказал Васик и, помедлив немного, натужно пошутил, – надеюсь, ты приедешь в треззвом виде.

И снова расхохотался. На меня эта шутка, придуманная, наверное, единственно для того, что оправдать произнесение так понравившегося Васику жужжащего «в трез-звом виде», должного впечатления не произвела, что самого Васика нисколько не смутило.

Он продолжал хохотать и хохотал, скорее всего, еще долго после того, как я повесила трубку.

Лихорадочно одевшись, я вдруг остановилась посреди прихожей и вернулась на кухню. Оставленная мной в пепельнице сигарета дотлела до фильтра, но еще слабо дымилась. Я притушила ее пальцем и тут же закурила новую.

«Разберемся на месте, – подумала я, – посмотрим, что я смогу выяснить, когда приеду к дому Васика».