Текст книги "Огниво"

Глава шестая

Чистый изумруд

Опомнившись, Ваня застонал. Голова трещала, живот от голода к спине прилип… Побрёл тогда наш герой по лесной тропинке и скоро вышел на полянку. По пути вроде немного проветрился и пришёл в себя, но надо бы и подкрепиться.

Ваня пошарил палкой под опавшими листьями, собрал грибочков да нанизал их на прутики. Затем набрал хворосту, сложил сучки пирамидкой, а вокруг выложил камни – так и гореть лучше будет, да и безопасней всё ж таки.

– Вот и огниво пригодилось! – довольно усмехнулся Ваня. – Сейчас мы тут пообедаем!

Он чиркнул кресалом о камешек. Полетели искры. Вот только падать на хворост они почему-то не торопились… Так и висели в воздухе! Более того, их с каждой секундой становилось всё больше, а потом они и вовсе собрались в огромный сияющий шар.

– Э, чего началось-то?! – растерялся Ваня и попятился. – Что за огниво такое?

Шар лопнул, и всё вроде стало по-прежнему. Иван было выдохнул, но обернулся и чуть не подпрыгнул от неожиданности: перед ним стояла белокурая девочка лет десяти в нарядном платье. Она вдруг зашаркала ногой, нащупала сучковатую палку, схватила её и как давай охаживать Ваню по бокам!

– Эй, ты чего? – возмущённо завизжал тот. – Больно!

От него не укрылось, что девчушка обращалась с палкой так ловко, как иной солдат с оружием не совладает.

– Кто ты? – закричала незнакомка. – Слуга Лиходея? Он прислал?!

– Тише, малая, тише! – взмолился Иван, который никак не мог взять в толк, за что ему такая напасть. – Чего с палкой бросаешься?

Он отступил на пару шагов и заметил новую странность. Девочка крутила головой, хватала руками воздух и явно не понимала, куда делся противник.

Ваня на мгновение перестал дышать.

– Так ты это… Не видишь ничего?

Он осторожно приблизился к незнакомке и провёл рукой прямо перед её лицом, чтобы удостовериться. Хмыкнул: и правда, кажется, незрячая…

– Если ты не враг, то подойди, – строго сказала девчушка. – Руки протяни.

Ваня послушно протянул руки ладонями вверх. Девочка осторожно ощупала их, от кончиков пальцев до запястий, погладила форменный рукав, дотронулась до пуговиц мундира…

– Ты солдат?

– Так точно! – отрапортовал Ваня. – Солдат Иван!

Девочка принюхалась и серьёзно сообщила:

– Порохом от тебя пахнет. Я солдатам верю. Вы – защита наша.

Ваня всё пытался понять, откуда она взялась.

– Ты что, за деревьями пряталась? – уточнил он.

– В огниво меня Лиходей запрятал, – вздохнула незнакомка.

– Да ладно?! – ахнул Ваня. – И как это ты в нём умещалась?

Девчушка терпеливо ему пояснила, как маленькому:

– Оно не простое. Волшебное, – немного помолчала и добавила: – Спасло меня. Берегло. Обучило.

Ваня покрутил камешек в руке и с удивлением отметил, что тот слегка изменил форму.

– Что же ты такое?.. – пробормотал парень. На вид огниво как огниво – ничего в нём волшебного…

А незнакомка и говорит:

– Оно желания выполняет.

– Желания?! – Тут уж глаза у Вани загорелись. Чего ж она сразу не сказала?! – Эй, огниво! Хочу пять рублей!

Он чиркнул кресалом. Посыпались искры… И больше ничего не произошло. Только девчушка покачала головой неодобрительно:

– Зря ты это сделал.

– А что – зря? – подбоченился Ваня. – Ну, хорошо, денежки пополам поделим. Три мне, два рубля тебе. Я парень нормальный, не жмот!

– Оно желания по-своему выполняет. Может даже так, что во вред.

Ваня отмахнулся от её слов, как от мухи назойливой. Завертел головой.

– Не понял: денежки-то мои где?

Вдруг послышалось лошадиное ржание. Из-за деревьев на опушку выехал мужик на подводе, гружённой дровами.

– Эй, парень, хочешь пять рублей?

Ваня перевёл недоверчивый взгляд с мужика на огниво и обратно. Широко улыбнулся:

– Хочу! Давай!

Мужик махнул рукой себе за спину и хитренько так сказал:

– А вот расколи дрова да в поленницу сложи, вот тогда пять рублей и твои. Ну как, по рукам?

У Вани даже челюсть отвисла. Что за наглость? Он что, чтобы деньги получить, ещё и работать должен?

– Не, мужик! Ступай с богом!

Возница пожал плечами и внезапно… исчез. Ваня помотал головой и заявил белокурой незнакомке:

– Огниво твоё – вещь, конечно, волшебная, но бесполезная какая-то…

* * *

Костёр всё-таки развели. И теперь Ваня с девчушкой из огнива сидели у огня и ели жареные грибы. Покончив с трапезой, девочка заявила:

– Мне во дворец надо, солдат!

– А кому не надо? – фыркнул Ваня. – Что тебе там делать-то?

– А если я царевна? – спросила вдруг девочка, слегка наклонив голову набок.

– Да я сам принц заграничный, – отмахнулся от неё Ваня.

Но девчушка выглядела серьёзной. Она тихо, но твёрдо сказала:

– Я правда царевна. Дарья Берендеевна.

Ваня встрепенулся и внимательно посмотрел на неё. Нахмурился:

– Так ты – та? Пропащая? – Слыхал он эту историю… Поговаривали, что маленькая царевна исчезла после гибели отца. Но поди их там, во дворцах этих, разбери! Мало ли что говорят… Так что Иван недоверчиво потряс головой и заявил: – Сказки всё это!

Царевна опустила невидящие глаза и поведала новому знакомому:

– Лиходей мать мою воли лишил – забыла меня. Покажи это царице, Настасье Ивановне. Может, вспомнит?

Она сняла с себя серёжки и протянула их на ладони. Ваня взял украшения и разинул рот от восторга. На солнце они переливались тысячей огней, сверкали пуще всего, что он когда-либо видел. Даша ещё продолжала что-то говорить, но Ваня не слушал – до того драгоценные серьги его поразили. Он даже на зуб их попробовал и присвистнул:

– Во дела! Золото, что ли?! А камни – чистый изумруд!

Даша только кивнула. Не видела она ликования на Ванином лице, а по голосу не заметила ничего, потому как мысли её другим были заняты.

– Так что, снесёшь серьги маме моей?

Иван опомнился от наваждения и заверил царевну:

– Да, конечно, снесу! – Он пораскинул мозгами. – А если ты царевна, то знаешь, как у вас там во дворце всё расположено? Мне бы это ой как помогло! Ну, серёжки маме твоей снести…

– Конечно, знаю, – кивнула девочка.

Ваня надеялся, конечно, на такой ответ, но теперь только подумал, что странно путь-дорогу у незрячей спрашивать.

– Да как ты знаешь, если не видишь ничего? – подивился он.

Личико девочки озарила светлая улыбка.

– А я считалочки запоминала. На каждое слово – шаг.

Она поднялась на ноги и зашагала по полянке, отсчитывая шаги.

– Аты-баты, шли солдаты! Аты-баты, на базар! – Даша повернула раз, другой… – Вот здесь у нас, скажем, комната для посуды. Слева серебряная, справа золотая.

Ваня слушал её, затаив дыхание, и всё на ус мотал. А Даша продолжала его учить:

– Аты-баты, что купили? Аты-баты, самовар! А здесь тронный зал.

– Хитро! – невольно восхитился Ваня.

Через пару часов он вызубрил наизусть самые важные маршруты. Царевна даже его похвалила, так что Ваня весь раздулся от гордости.

Наконец они вдвоём вышли из лесу и отправились в город. А ещё через полчаса оказались на пороге простенького трактирчика. Ваня наказал своей маленькой спутнице:

– Ты меня здесь подожди, а я во дворец. Одна нога здесь, другая там!

Он круто развернулся на пятках и поспешил прочь, сжимая в кулаке драгоценные серьги – так сильно, что костяшки на пальцах побелели.

Вдогонку ему раздался Дашин крик:

– Ваня, ты береги себя!

Ваня замер. Что-то кольнуло у него в груди. Неужто совесть? Давненько от неё весточек не было… Он порылся в карманах и жестом подозвал к себе трактирщика. Протянул ему рубль и сказал, мотнув головой в сторону Даши:

– Девочку накорми!

Потом он незаметно умыкнул с ближайшего стола вилку и был таков.

Глава седьмая

По совести

После того, как Берендея на престоле сменил Лиходей, тронный зал дворца сильно изменился. Всё здесь было переделано под вкусы нового правителя. Понаряднее стало, побогаче… Царь Берендей никогда не кичился своим положением, а Лиходей годами, даже десятилетиями грезил о богатстве и безраздельной власти. Вот и дорвался. По стенам гобелены ручной вышивки повесили, портреты самого Лиходея. Под ногами лежали ковры восточные. Мебель, опять же, новую заказали – цельного дуба…

И вот за дубовым обеденным столом восседал самозваный правитель – в парче да в соболях, пальцы перстнями увешаны. По правую руку от него сидела Настасья Ивановна. Трапезничали, стало быть.

Стол ломился от блюд, а забитые слуги передвигались бесшумно и незаметно, как тени, поднося всё новые яства.

Лиходей с жадностью набивал рот, а вот Настасья потускневшим взглядом смотрела перед собой и не шевелилась. Казалось, что мыслями она сейчас не здесь, а где-то очень далеко… Лиходей повернулся к ней:

– Что же ты не ешь ничего, душенька моя?

Настасья мило улыбнулась:

– Не хочу, друг дорогой.

– А мне кажется, очень хочешь, – возразил Лиходей.

Настасья посмотрела на него мягким взглядом покорной овечки и вдруг согласилась:

– И точно, очень хочу!

Она придвинула тарелку к себе поближе и набросилась на еду – да так, словно месяц ничего не ела. Лиходей расплылся в противной ухмылке. Нравилось ему помыкать своей наречённой супругой.

Отворились тяжёлые двери, и в зал важной походкой вплыл Балалай. Грудь колесом, вся в орденах да медалях. Лиходей вскинул брови и махнул сообщнику рукой:

– О, храбрый мой генерал Балалай! – Он наклонился к царице и скомандовал: – Настасьюшка, дружочек, иди к себе.

Настасья послушно положила приборы, встала из-за стола и тихо удалилась.

Затем Лиходей повелел и слугам выйти – мол, с генералом надо обсудить дела государственные.

Когда они остались вдвоём, Балалай тяжело вздохнул:

– Не могу больше, Лиходей.

– Как это не можешь? Я ж тебе всё дал – и власть, и богатство. Слыхано ли, чтобы простой слуга генералом стал? А ты вот стал.

Лиходей с вызовом заглянул в глаза своему помощнику. Тот сглотнул.

– Совесть замучила. Каждую ночь снится мне, как мы на берегу ложные огни зажигаем. Каждая ночь седых волос добавляет.

Балалай снял генеральскую папаху. Вот потеха: изнутри к папахе был пришит чёрный чуб! Никогда Балалай при солдатах голову не обнажал, и все думали, что это его шевелюра торчит. Только вот под папахой Балалай был совершенно седой.

Лиходей недовольно поджал губы:

– Ах ты ж, совестливый мой…

Ну ничего, у него на случай пробудившейся совести было верное лекарство. Лиходей достал из тайника ларчик, доверху набитый наградными знаками – выбирай любой! Злодей перебрал парочку медалей, выбрал одну посимпатичней да посолидней и прикрепил Балалаю на грудь. Там уж скоро места для орденов не останется – вон как выслужился генерал!

– Ну как? Отпустило? – поинтересовался Лиходей.

Балалай потупил глаза, полюбовался новой медалью, погладил рельефный аверс…

– Да вроде полегчало…

Лиходей удовлетворённо хмыкнул, а затем прищурился и неожиданно ледяным тоном спросил:

– А теперь скажи! Ты пошто, собака, сражение чуть не проиграл?

– Да как… – Балалай ошалело попятился и замямлил, подбирая слова: – Да мы… Да мы же! В атаку!

– «Мы-мы»! – Лиходей закатил глаза. – Опять пришлось заклинание из книжки тратить. Осталось всего ничего!

Балалай закусил губу. Несложно было догадаться, что генеральство даётся Балалаю довольно легко исключительно благодаря колдовской книге. Он десять раз уже пожалел, что во всё это ввязался. Хотя приятно, конечно, ходить и бренчать орденами…

Лиходей навис над ним коршуном и сверлил своими колкими глазами, полными нечеловеческой злобы. Балалаю стало дурно. Ему даже показалось, что он вот-вот лишится чувств. А Лиходей наслаждался полнотой своей власти. Коли понадобится, он и на Балалая всех собак спустит. Ну и пусть он друг его старинный, ну и пусть помог ему власть к рукам прибрать… Давно уже от него вреда больше, чем толку. Расслабился совсем…

– Снится ему… – фыркнул Лиходей и рявкнул: – Ступай!

* * *

Вани долго уже не было, но и задача у него была непростая. Даша перекусила немного и теперь мышкой сидела за столом в уголке. К ней подошёл трактирщик. Даша слышала его тяжёлые шаги и чувствовала на себе столь же тяжёлый – что свинцовый! – взгляд.

Трактирщик замялся, не зная, как лучше поступить. Жалко ему было слепую девчонку, но не станет же он для неё одной стол держать целый день?! Он прокашлялся, привлекая к себе внимание, забрал пустую посуду и вытер стол прохудившейся тряпицей.

– Дяденька! – Даша подняла голову и невидящим взглядом посмотрела на мужчину. – А можно я ещё здесь посижу?

Трактирщик вздохнул. Зажмурился крепко-крепко – так легче было думать – и наконец спросил:

– Посуду мыть умеешь?

Даша с готовностью кивнула. Пусть и была она царевной, а работы никакой не чуралась. Да и была уверена, что всё это временно. Ведь Ваня скоро вернётся!

И вот девочка уже шагала на уличную кухню трактира с подносом в руках и в переднике на поясе. На подносе громоздилась целая куча грязной посуды. Осторожно ступая, Даша напевала себе под нос:

– Аты-баты, шли солдаты. Аты-баты, на базар…

Тут же крутились два чумазых поварёнка. Они с любопытством наблюдали за белокурой девчушкой и перешёптывались.

Даша не обращала на них внимания. Стоя у мойки, она старательно тёрла щёткой засаленные миски и кружки, и повторяла, словно заклинание, свою считалочку:

– Аты-баты, что купили? Аты-баты, самовар…

* * *

Ваня проник во дворец через чёрный ход. Пригодилась вилка, которую он стащил из трактира: из неё получилась неплохая отмычка.

И вот теперь он шагал по пустынным коридорам, чётко следуя инструкциям Даши, и бубнил про себя заветную считалочку:

– Аты-баты, сколько стоит? Аты-баты, три рубля. Аты-баты, кто выходит? Аты-баты, это я…

Ваня хорошо запомнил рассказ Даши о том, где и что во дворце хранится. Он обещал помочь девочке, но всё-таки искушение поживиться царским добром оказалось сильнее. Так что вскоре он набил целый мешок всякой всячиной: столовым серебром, статуэтками какими-то, здоровенным серебряным канделябром… Ух, денежек он с этого выручит! Сколько раз по пять рублей получится?!

– Аты-баты, шли солдаты. Аты-баты, на базар…

Завернув за угол, Ваня услышал голоса и в панике заозирался. По левую руку обнаружилась неприметная дверь. Кажется, её не открывали пару лет: дверной проём весь затянут паутиной… Голоса доносились всё ближе. Надо торопиться!

Ваня кинулся к двери и осторожно поковырял в замке зубчиком вилки. Действовал он медленно, чтобы сильно не шуметь, и от напряжения у него на лбу выступил пот: хоть бы сейчас не поймали…

Наконец замок щёлкнул. Ваня открыл дверь и юркнул в темноту.

Едва оказавшись внутри, парень прильнул к замочной скважине. Вскоре в коридоре промелькнули две тени. Ваня затаил дыхание. Стражники прошли мимо.

Ваня с облегчением выдохнул и прижал руку к груди, пытаясь успокоить бешено колотившееся сердце. Так, а где же он оказался? Парень огляделся. Это была детская спаленка. Только почему-то… заброшенная. Всё покрыто толстым слоем пыли. Шторы плотно задёрнуты и не пропускают солнечный свет. По полу разбросаны игрушки. А это что?..

Ваня подошёл к изящному столику на тоненьких изогнутых ножках. На нём стояли три расписные деревянные фигурки. Одна изображала царя Берендея в парадной мантии. Другая – прекрасную царицу Настасью Ивановну. А третья, самая миниатюрная… Сердце у Вани пропустило удар. Да, это была фигурка маленькой белокурой Даши.

Резко развернувшись, Ваня случайно задел столик мешком. Столик с грохотом перевернулся, а фигуры покатились по полу с глухим стуком.

За дверью послышалась возня, и раздались крики:

– Кто здесь?

Дверь дёрнули из коридора. Ваня пытался удержать её изнутри, но силы были не равны. Дверь распахнулась, и на воришку уставились двое стражников. Парень без раздумий бросил в них тяжёлый мешок с добычей, чтобы отвлечь, прошмыгнул мимо них в коридор и пустился наутёк что есть мочи.

Ноги сами несли его тем же путём, каким он пришёл. На всех парах Ваня слетел вниз по винтовой лестнице, едва не разбившись, но тут же увидел перед собой… ещё двоих стражников! Ну что за напасть-то такая?! Метнулся обратно – там его тоже уже поджидают… Чудом избежал цепкой хватки наш Иван, свернул в очередной коридорчик и выскочил на открытый участок крепостной стены. Лихо пробежал по пряслу – стражники за ним!

А вон, вон оно, спасение – труба печная! Да ещё широкая такая… Что ж там за очаг такой? Мысли эти промелькнули в Ваниной голове так стремительно, что тело еле успело за разумом, и наш герой сиганул-таки в трубу…

Глава восьмая

Дела любовные

Ободрав колени и локти о каменные стены дымохода, Иван вывалился из камина на пол просторной залы. В воздух взметнулось облако пепла, вокруг разлетелись старые угольки. Откашлялся Ваня, повернулся да так и замер – на него с любопытством смотрел… сам Лиходей!

Но Ваня тоже был малый не промах и не в такие передряги попадал. Тут же спину выпрямил, приосанился и выпалил на одном дыхании первое, что в голову пришло:

– Непорядок! Трубы чистить надо! Одно колено перекладывать… Кирпич сырой!

– Трубочист? – строго спросил его Лиходей.

– А кто ж ещё?!

Ваня коротко поклонился и – бочком, бочком из зала.

Лиходей ухмыльнулся и окликнул его:

– А что это форма у тебя солдатская, трубочист?

– Так я военный трубочист, – не растерялся Ваня. – Ваш, дворцовый, заболел – чихает, насморк ещё у него… поэтому меня и прислали. А так я пушки чищу!

Лиходей визгливо хихикнул и даже хлопнул себя ладонью по колену – вот потеха, мол!

В этот миг в комнату вбежала наконец стража. Из-за широких спин караульных с любопытством выглядывала прислуга.

Стражники схватили Ваню, и он затараторил:

– Хорошо-хорошо, батюшка-царь, признаюсь! Не трубочист я. У вас повариха красивая… вот я к ней лез. Амур у меня!

– Амур, значит? – вскинул брови Лиходей.

– Ага! – подтвердил Иван и с притворной скромностью потупился. – Дело молодое! Прошу понять, простить и отпустить, ваше величество!

Лиходей дал сигнал страже и поманил Ваню к себе. Стражники отпустили парня, и он осторожно приблизился к государю.

– А как повариху звать? – елейным голосом осведомился коварный Лиходей.

Ваня на секунду опешил, а потом давай наугад именами сыпать:

– Манька? Наташка? Щас-щас, от любви из головы вылетело… Не подсказывайте! Сам! Валюша? Тоже нет?

Лиходей хитро прошептал:

– Авдотья!

– Точно! – Ваня театрально хлопнул себя по лбу. – Как же это я?! Авдотьюшка, ну конечно!

Лиходей криво усмехнулся и позвал:

– Авдотья?!

Из толпы придворных вышла дородная женщина. Величественно, как корабль, подплыла к правителю.

Лиходей кивком головы показал на Ивана.

– Говорит, любовь промеж вас.

Авдотья выразительно сдвинула густые брови и упёрла руки в мягкие бока.

Ваня сник. Не прокатило…

– В темницу амура этого! – приказал Лиходей и устало махнул рукой. – Завтра разберёмся.

* * *

Пойманный на лжи, Ваня оказался в дворцовой темнице. Он сидел на грубо сколоченной деревянной лавке, обхватив голову свою буйную руками. Кроме лавки в камере были только бочка с застоявшейся водой и железная кружка на цепи.

Ваня поднял наконец голову и достал из кармана огниво. Сказал в стену:

– А чего не попробовать? Хочу, огниво, из темницы выбраться!

Он ударил кресалом по камешку. В воздух взметнулись искры. А в следующую секунду в коридоре послышался скрип тяжёлой двери. В темницу спустилась Авдотья. С ней – солдат со связкой ключей. Служивый повесил на крюк на стене небольшой фонарь, открыл замок на двери-решётке, и Авдотья зашла в камеру. Она молча протянула Ване кастрюлю каши и ломоть хлеба. Он с благодарностью кивнул и жадно набросился на еду, с любопытством поглядывая на повариху. И тут… Ваня заметил, что огниво светится, да так и замер с ложкой в руке.

– Я понял… – выдохнул он.

Это его шанс! И Ваня лучезарно улыбнулся Авдотье и проворковал:

– Тётенька, а вы скажите, пожалуйста, Лиходею, что промеж нас и в самом деле любовь! И тогда он меня отпустит… А я вам пять рублей!

Повариха внимательно его оглядела со всех сторон, мышцы на руках прощупала да в рот зачем-то заглянула – как жеребчику, право слово! Наконец молвила:

– Ты меня так, Иван, не называй. – Она нежно ухватила его за подбородок. – Лучше Авдотьюшкой! Или ещё лучше лебёдушкой белой!

Ваня согласно закивал и уточнил:

– Скажете, лебёдушка?

– Белая, – с нажимом добавила Авдотья.

– Белая! – не стал спорить послушный пленник.

Авдотья потрепала Ваню по щеке, а потом вдруг забрала у него кастрюлю и сама стала аппетитно уплетать кашу. Задумчиво жуя, она строго спросила:

– Так ты что, замуж меня зовёшь?

– Отчего же не позвать? Вы женщина… – Иван замялся, подбирая слова. – Вы женщина видная! Поближе познакомимся и тогда…

– А что знакомиться? – Авдотья хохотнула. – Я Авдотья, ты Иван. Значит, детки у нас будут Иванычи! Эй, Парамон! Ты где?

За решёткой камеры, в коридоре, замаячил церковный служка – махонький такой мужичок. Он пропищал:

– Тут я, Авдотья Степановна!

– Приступай! – велела повариха. – Они согласные. Твори таинство брака! И запись делай – в книге бракосочетаний!

Авдотья стряхнула с колен крошки, встала и потянула Ваню за рукав. Они вышли из камеры в коридор, и Парамон сунул Ване перо.

Пока обескураженный пленник соображал, что делать, служка показал ему бумагу:

– Вот здесь и здесь! Подпись требуется, собственноручная.

Ваня покорно поднёс перо к документу. Кончик, обмакнутый в чернила, застыл над строчкой… Вот-вот клякса будет.

– А это… – Ваня поднял глаза. – А приданое за невестой какое?

Авдотья фыркнула:

– Пять рублей себе оставь, вот тебе и приданое!

Они с Парамоном загоготали.

Ваня тряхнул головой и резво заскочил обратно в камеру. Закрыл дверь изнутри и вцепился в неё что было сил – не пущу, мол, и всё тут!

Авдотья приблизилась к решётке.

– Моей светлой симпатией пренебрегаешь? – угрожающим тоном осведомилась она.

– Выходит, так, – простодушно ответил Иван.

Повариха медленно кивнула.

– Пойдём, Парамон! Они с головой не дружат – вот и отрежут её поутру!

На этих словах Авдотья внезапно исчезла. Следом испарился и Парамон.

Ваня перевёл взгляд на огниво, что осталось лежать на лавке, и сокрушённо покачал головой:

– Вот, значит, огниво, как ты желания выполняешь…

* * *

Лиходей шагал по тёмным коридорам дворца. За приоткрытыми дверьми тронного зала дрожал робкий огонёк. Это Настасья Ивановна сидела перед камином и что-то вышивала в неровном свете горящих поленьев.

Лиходей подошёл к царице с приторной улыбкой.

– Вот день и прошёл. Пора бы и баиньки!

Он заглянул Настасье через плечо, и тут же улыбка сползла с его лица. Весь он побледнел. Тонкие женские пальцы ловко порхали над пяльцами, а с натянутой ткани на Лиходея смотрела… Даша!

– Откуда это у тебя?! – прошипел злодей. – Помнишь что-то?!

Настасья подняла глаза.

– Помню, что верна тебе, Лиходей. Руки сами шьют. А что – и сама не знаю…

Лиходей нервно хихикнул и дрожащей рукой утёр выступивший над бровью холодный пот.

– Ну ты мастерица, – с трудом выговорил он и решительно добавил, забирая у Настасьи пяльцы: – К себе заберу. Нет-нет, такая красота под присмотром должна храниться!

Настасья покорно отпустила вышивку, но по щекам её сами собой текли горькие слёзы…

* * *

Уже у себя в опочивальне Лиходей в гневе разбил изящные пяльцы, а сам холст изрезал в клочья. Долго ещё злодей лежал в постели, не зная покоя. А когда забылся наконец лихорадочным сном, то глаза под закрытыми веками нервно подрагивали, а из горла то и дело вырывались стоны. Тревожный нынче сон лжегосударю снился…

В нём стоял он на пустынном скалистом берегу в окружении сигнальных костров. Море волновалось, билось волнами о камни, плевалось пеной, как безумное. Чья-то тяжёлая рука легла Лиходею на плечо. Он обернулся и увидел перед собой погубленного Берендея. А на глазах у покойного царя большие монеты-пятаки…

С криком Лиходей очнулся от ночного кошмара. Сердце колотилось о рёбра, дыхание спёрло… Первым делом Лиходей нащупал на груди связку ключей – не расставался он с ней никогда, и висела связка на его шее денно и нощно.

Спросонья самозваный правитель с трудом попал ногами в мягкие персидские туфли и, тяжело дыша, бросился по пустынным коридорам к своей сокровищнице. Долго ковырялся ключом в замке – руки предательски дрожали. Наконец ввалился в мрачную комнатку и бросился к пюпитру. На нём, прикованная цепями, опоясанная железными оковами, лежала книга заклинаний. Главное его сокровище. Лиходей отворил все замки и любовно погладил книгу по истрепавшемуся корешку. Остаток ночи он провёл, листая полупустые страницы и пересчитывая оставшиеся заклинания.