Текст книги "Штиль"

Ада

Я так и стояла с открытым ртом, не в силах отвести взгляда от уже опустевшего дверного проема. В горле появилось забытое щекочущее ощущение, и я расхохоталась, с трудом переводя дух. Поверить не могла, что он сказал мне такое. Ненавижу его. Что он о себе возомнил? Почему я позволила ему сделать это? Да кто я такая после этого? Он хоть руки помыл перед тем как… Так, Ада, хватит. Стоп. Не думай об этом.

Достав из сумки сигареты, я вышла на балкон. Легкий бриз, дувший с реки, потихоньку остужал мою разгоряченную кожу, и через несколько минут я немного успокоилась. Я стояла там, потирая ледяной ладонью шею в том месте, где всего несколько минут назад ощущала его горячее дыхание и влажные поцелуи, от которых волоски на руках вставали дыбом. Стоя там, на балконе, докуривая сигарету и бросая бычок в зеленую пустоту, я сказала себе: «Сама виновата».

Вернувшись вечером домой, я насыпала корм Берлину и налила ему свежей воды, после чего поднялась наверх, чтобы принять душ. Я обожаю горячий душ, даже сейчас в самый разгар лета, хотя сегодня был довольно свежий – менее 25 градусов по Цельсию – и ветреный июльский день. Я установила термостат душа на сорок градусов, мой болевой порог, и приготовилась к покалыванию, которое всегда появлялось, как только горячая вода струясь, касалась кожи.

Сейчас, стоя под душем, я ощущала, как струи воды приятно стекали по моему телу, каждая из которых по-своему меня щекотала и создавала свои ощущения и звуки. Я стояла под душем, позволяя воде целовать мою кожу и поймала себя на мысли, что напеваю «Наслаждайся тишиной» – песню, звучавшую в наушниках Такера. Я с досадой поняла, что мне придется добавить кавер-версию песни группы «Depeche Mode» к себе в плей-лист и слушать ее, пока не затошнит, иначе мне от нее не избавиться.

Прополоскав волосы, я отдернула душевую занавеску, чтобы взять полотенце и в следующую секунду потеряла способность ясно мыслить. Стояла абсолютная пульсирующая тишина. «Ну вот и все», – мелькнул внутренний голос в голове, когда я увидела буквы. Аккуратным почерком на запотевшем от пара зеркале было написано:

У Б И Й Ц А

Я по-турецки сидела в кровати, и маленькими глотками пила горячий ромашковый чай. Берлин мирно посапывал в ногах. Перед этим я вышла из ванной, завернутая в одно полотенце, обошла весь дом с перцовым баллончиком в одной руке и шокером в другой. Проверила все укромные уголки, дважды перепроверила, заперты ли двери и окна (да, заперты), после чего открыла стеклянные дверцы шкафа, стоящего в гостиной, и достала любимое дедово ружье: бельгийское «Август Лебо», которое теперь лежало рядом со мной. Оно было заряжено зарядом соли. Убивать кожаный мешок, который бесцеремонно осмелился вторгнуться ко мне в дом в мои планы не входит, но заставить его взвыть от боли – еще как. И только после этого я ощутила умиротворение.

Это ружье я знала, как свои пять пальцев. Однажды, в сырой и дождливый осенний день, когда опавший лист не шуршит под ногами, дед взял меня с собой на охоту. Пока мы добирались до места, вблизи которого кормятся кабаны, дед посвятил меня в краткий экскурс кабаньего «меню» из которого я узнала, что они питаются корневищами и зелеными частями диких растений, желудями дуба, дикими плодами и орехами. Кроме того, кабан поедает земляных червей, насекомых и их личинки, моллюсков и даже мелких позвоночных животных. Когда я об этом узнала, первой моей мыслью было: а что, если расчленить человека и скормить его кабану? Это сойдет за множество мелких позвоночных животных? У деда я не стала спрашивать о таком. Я много мыслей держала при себе. Только позже я узнала, что да, таки они на это вполне способны.

Мы долго сидели в засидке, дожидаясь захода солнца, потому что звери выходили на кормежку с наступлением сумерек. Держа наготове гладкоствольное ружье, я перекусывала бутербродом с джемом из черной рябины, соблюдая величайшую осторожность и тишину. Несмотря на то, что стрелять пришлось уже в темноте, поскольку был конец сентября, в тот вечер я убила свою первую добычу. Не с первого выстрела, но все же. Стоит ли говорить о распирающей деда гордости?

Когда мы вернулись домой, вместо того, чтобы пойти спать, я пошла помогать дедушке извлекать клыки кабана из челюстей. Для этого надо отпилить часть морды зверя так, чтобы линия отпила проходила между глазами и клыками. Временами я до сих пор слышу, как лезвие ножа царапает кость. Затем отпиленную часть целиком погружают в емкость с холодной водой, доводят до кипения и варят на медленном огне около трех часов. После чего челюсти вынимают и, не давая им остыть, извлекают клыки. С верхними клыками это получается легко, а нижние сначала на 3–5 сантиметров вытягивают вперед, потом вскрывают челюстные кости с задней стороны, освобождая клыки. Пока я натирала заполненные воском клыки (чтобы они не растрескались) парафином, дед пошел в гараж за щитом.

В гараже у него было готово несколько подставок-медальонов под охотничьи трофеи. Их принято делать из доски дерева твердой породы толщиной до 2,5 сантиметров овальной формы или в виде щита с соотношением ширины к длине 1:1,5. Мы выбрали подставку овальной формы, поверхность которой отполировали заранее, а затем обработали бесцветным лаком, подчеркивая естественный рисунок древесины. Клыки кабана на медальоне мы расположили симметрично: в центре – верхние клыки, по бокам – нижние, а после закрепили их кольцами из полированного цветного металла. Я нарекла его Борисом. Борис висит в гостиной и иногда я с ним разговариваю. Он для меня вроде психолога.

Итак, кто-то проник ко мне в дом и осквернил мое зеркало. Что значит его послание? Что он знает о том, что произошло три года тому назад или только лишь догадывается? Тогда я не понимаю, зачем молчать целых три года? И чего же он хочет спустя столько времени? Запугать меня? Это вряд ли. Шантажировать? Надо не забыть оставить ему распечатку моего банковского счета, потому что я уверена, что он проникнет сюда еще не раз.

Я вскрыла пачку мармеладных червячков, купленных по дороге с работы для успокоения нервов. Ладно. Возможно, мне просто захотелось мармелада. Ну ладно, если быть уж совсем честной, то мне захотелось мармелада, потому что от Спайка пахло мармеладом. Но это ничего не значит.

Откусив голову красно-зеленому червю, я стала размышлять дальше о его мотивах. Он хочет добиться правды? Чем, интересно? Может… Он решил покарать меня? Почему именно сейчас? Я глубоко вдохнула, чтобы успокоиться и услышала в голове слова деда: «Не гадай. Толку никакого и выглядишь глупо». В любом случае, решила я, дожевывая последнего червя, мне сейчас остается не поддаваться панике, никого не впутывать и ждать его следующего шага, кем бы он, мать его, не был.

Поставив большую белую глиняную чашку с изображением черной планшетки-указателя от доски «уиджа» на прикроватную тумбочку, я удобнее устроила ноутбук на коленях. Эту кружку Джаки изготовила на мое совершеннолетие, и я подумала, что надо бы позвонить ей и узнать, как у нее дела. Вполне может быть, что это происходит не только со мной.

Несмотря на то, что почти весь бюджет, включая внушительную часть из своих сбережений, я потратила на ремонт и заказ нового оборудования для бюро, я все-таки решила прошерстить всемирную глобальную паутину в поисках бюджетной компании по установке сигнализации. Не то чтобы я решила установить ее во чтобы то ни стало.

Обращаться за помощью мне не легко. Если уж я о чем-то прошу, это значит, другие возможности исчерпались. Вариант занять денег у бабушки или отца автоматически исключался. Есть вещи, относительно которых эти двое будут стоять насмерть: их ни умаслить, ни переубедить, ни заставить, поэтому я лучше промолчу обо всем. Занять у девочек тоже не вариант. Конечно, они будут только рады одолжить мне денег. Черт, не одолжить – дать без возврата. Но до этого я пока не опустилась. Ничего. У меня есть доберман, ружье и логика с хладнокровием серийного психопата. Как-нибудь справлюсь и без сигнализации.

Через час я захлопнула ноутбук, погасила свет и перевернулась на бок, лицом к окну. Темный силуэт деревянной статуэтки в соломенной гавайской юбке, которую я лично для нее смастерила, четко вырисовывался на фоне бледного квадрата окна. Вполне может быть так, что эта моя фатальная ошибка, которая еще обязательно больно аукнется мне. Я вытащила руку из-под одеяла и провела кончиком пальца по ее мягким изгибам. Уж не знаю, какова настоящая причина, по которой я ее не уничтожила, но в одном я была уверена наверняка: если ты хочешь что-то спрятать – держи это на виду.

Ада

Бар «Ракель» – это словно идеальная семья, в существование которой все мы безнадежно верим. Такая, где тебя безусловно принимают, каким бы непутевым ты не был. Здесь тебе всегда рады, даже если у тебя пусто в карманах. Здесь тебя выслушают, дадут сполна выговориться и постараются помочь разобраться в передряге. «Ракель» открывается с первыми лучами, а закрывается с последним посетителем. Здесь наливают с верхом, а каждая четвертая рюмка за счет заведения. Я знаю многих, для кого «Ракель» стал постоянным пунктом назначения, каким бы ни было их путешествие.

Владелец сего заведения ирландец по имени Мюргис – огромный, лысый, с рыжей бородой и кулаками размером с шары для боулинга. Тело Мюргиса почти целиком забито татуировками, а рост такой, что с трудом проходит стандартный дверной проем. Более добродушного и открытого человека я в жизни не встречала.

Однажды я вошла сюда и застала Мюргиса за научным журналом по медицине.

– Мюргис, у меня есть к тебе дело.

– Слушаю, душа моя. – Он снял свои «профессорские» очки в тонкой оправе и отложил журнал, предварительно загнув уголок страницы.

Идея с танцами на пилоне с восторгом не была принята, однако после того, как я объяснила Мюргису, что танцую в стиле pole art[8]8
  Артистический танец на пилоне, в котором немаловажное значение имеет качество трюков, и акцент делается на исполнении и образе выступающего. Данный стиль характеризуется наиболее гармоничным сочетанием танца и силовых элементов – примерно 50 % на 50 % и элементом «шоу».


[Закрыть], мы решили попробовать и посмотреть, что из этого получится. Положа руку на сердце, я ожидала какой угодно реакции, но только не такого интереса и поддержки со стороны посетителей. Мне было приятно слышать похвалу и комплименты за выступления. Поначалу я совершенно безвозмездно танцевала в «Ракель» два раза в неделю: в среду и субботу, однако уже через пару недель Мюргис заметил, что поток посетителей увеличивается в эти дни и настоял, чтобы я получала треть от выручки за эти дни и танцевала раз в две недели еще и по воскресеньям.

Я сделала разминку, протерла пилон и сразу приступила к тренировке «срыва из флажка» и различным комбинациям из переходов. Дома у меня установлен собственный пилон, однако я, не смотря на это, всегда приезжаю в бар рано утром в день своих выступлений и репетирую наиболее сложные элементы, выставляю свет и подготавливаю дополнительные вещи для шоу.

Закончив тренировку, я села на подиум и стала расшнуровывать стрипы[9]9
  Специальная обувь на высоком каблуке и высокой платформе, которая предназначена для исполнения pole dance.


[Закрыть]. Окинув взглядом помещение, я размышляла над своим номером и тут меня внезапно осенило, что неделю назад, ровно на этом же самом месте, где сейчас стояли ящики с алкоголем, стоял Такер, прислонившись к барной стойке и смотрел на меня таким внимательным взглядом, как никто и никогда прежде. Будто чего-то ждал, при чем уже очень давно.

Его ледяные глаза – словно листья мяты во льду, следили за мной так пристально, будто я могла их согреть. Так вот почему они показались мне такими знакомыми! Но когда я, закончив танец, огляделась по сторонам, парня уже и след простыл. По мимо моей воли перед глазами возникли его милые ямочки. Я потрясла головой. «Возможно, что все это мне привиделось. Может его вообще здесь не было. Вышвырни его из головы, – приказала я сама себе, – и займись уже делом, Делайт».

Приехав сегодня в бюро, первым делом я попросила Лютера передать Такеру, чтобы он зашел ко мне в течении дня. Я поливала цветы, когда парень вошел ко мне в кабинет.

– Такер. – Я кивнула ему и жестом попросила сесть в кресло.

– Меня зовут Спайк.

Сегодня на нем была бардового цвета толстовка и темно-зеленая шапка. Боже, я не в состоянии скрыть свой взгляд. Чем сильнее я хотела отвернуться, тем пристальней вглядывалась. Вместо того, чтобы опустить свой зад в кресло или даже бесцеремонно сесть за мой стол как в прошлый раз – Такер подошел ко мне.

– Такер, тебе нравится твоя работа? – поинтересовалась я, оставив без внимания его замечание и продолжила распылять воду на растения.

– Очень.

– У тебя два высших образования. Я вот не понимаю: почему ты – молодой, симпатичный и перспективный парень, решил работать в похоронном бюро?

В своей жизни я всегда стараюсь не судить о людях по первому впечатлению, потому что часто все оказывается совсем не так, как кажется на первый взгляд. Но в этот раз, я была практически уверена в том, что Такер не из тех психов, которые повернуты от «костлявой» и всего, что с ней связано. Либо он один из нас – тех, кто не боится смерти и относится к ней с уважением, либо он пришел сюда из нужды. По какой-то пока неведомой мне причине, я хотела знать о нем все.

Ответом Такера на мой вопрос послужили молчание и пристальный взгляд. Я прервала свое занятие и посмотрела на него в ответ. Зеленые радужки его глаз были похожи на спелые яблоки. Он продолжал молчать и все глядел на меня. Когда я уже хотела отвести взгляд, он произнес:

– Итак, вместо того, чтобы работать, ты думаешь обо мне.

Его взгляд стал глубже и согрел мою кровь. Я моргнула, стараясь не обращать внимания на разливающееся в животе тепло. Похоже, я понемногу начинала утрачивать власть над собственным телом в его присутствии.

Парень сделал шаг мне навстречу и оказался от меня на расстоянии вытянутой руки. Подкрутив распылитель так, чтобы вместо облака мелких капель выстреливала сплошная струя жидкости, я выставила вперед руку с пульверизатором, нацелив его Такеру в лицо, и отступила на шаг назад, покачивая головой.

– Конечно, – не стала отрицать я, – как о парне, которому я выплачиваю зарплату.

– Только и всего?

Он шагнул ко мне, и я выстрелила водой ему в щеку.

– Следующий будет в глаз, – предупредила я, сдерживая смех, и стала отходить назад.

– Думаешь, я испугаюсь какой-то жижи?

Он улыбнулся, вытирая рукавом толстовки лицо, а затем быстро направился ко мне.

Мы оба смеялись как дети, пока бегали вокруг стола и мне от этого сделалось так тепло внутри, что я забыла о своих проблемах и просто наслаждалась настоящим моментом. В итоге он схватил меня в охапку, перепрыгнув через стол, отчего я потеряла равновесие, и мы оба рухнули на пол. Пульверизатор выпал из моей руки и отлетел в сторону.

Такер прижал меня своим телом к полу и почему-то впервые в жизни мне не хотелось вырваться.

– Что ты хотела найти в моих ответах?

– Любая информация о тебе сгодилась бы, – ответила я, поерзав под ним.

– Не-а.

Он быстро отпихнул распылитель подальше, заметив, что я кошусь на него взглядом. Капельки воды стекали с лица Такера на мое. С его губ на мои губы. Я подавила желание провести по ним языком.

– Новый вкус – вот, что ты ищешь. – Я задержала дыхание, когда он склонил голову, проводя губами по впадинке между ключиц. – И тебе нравится то, что я даю тебе почувствовать.

Веки его темных, опушенных густыми ресницами глаз потяжелели и от взгляда Такера меня одновременно бросило в жар и в холод.

– Ты льстишь себе, – бросила я одновременно с раздавшимся стуком в дверь.

Такер ловко поднялся и, взяв меня за руку, рывком поставил на ноги, прежде чем посетитель успел ее открыть. Я успела поправить свое платье, когда в кабинет заглянула бледная, тоненькая до прозрачности женщина, со спутанными светлыми волосами и темными кругами под покрасневшими от слез глазами.

– Не помешала? – спросила она, с еле заметной дрожью в голосе, переводя взгляд с раскрасневшихся и запыхавшихся нас на валяющийся у двери распылитель.

– Проходите, – ответила я, поднимая его с пола. – Присаживайтесь, пожалуйста.

И прежде чем Такер закрыл дверь с обратной стороны, я заметила на его лице торжествующую улыбку.

Сквозь приоткрытые жалюзи в кухню длинными золотистыми тонкими полосами проникали лучи закатного солнца, к потолку клубами поднимался пар от кофе. Я взяла чашку, вышла на улицу и долго курила, сидя на крыльце и любуясь розовыми облаками. Вечер стоял дивный. На соседней лужайке работал ороситель и в воздухе витал аромат мокрой земли. Мошкара вилась вокруг, путалась в волосах, лезла в глаза.

Мое блаженство прервал телефонный звонок. Звонила женщина из больницы: «Аделаида, я уже звонила вчера по поводу тел. – Я уловила упрек в интонации. – Их накопилось слишком много. Не могла бы ты приехать за ними прямо сейчас?» Черт, совсем вылетело из головы! Пообещав, что скоро буду, я мысленно отчитала себя, запирая входную дверь и, прижав телефон ухом к плечу, пыталась дозвониться Растусу, но меня перенаправило на голосовую почту. Садясь в джип, я набрала номер Такера. Он взял трубку после первого гудка.

– Да?

– Ты сейчас сильно занят? – извиняющимся тоном спросила я, зашнуровывая кроссовок.

Я была благодарна ему за то, что он не подставил меня сегодня перед клиенткой и, несмотря на его вызывающее поведение, мне было неловко просить его о помощи, но одной мне было не справиться.

– Смотря с какой целью ты интересуешься, – в его голосе послышалась улыбка.

– Мне нужна твоя помощь. Нужно съездить в одно место, и кое-что забрать.

– Хорошо.

Вот так просто?

– Супер. Можешь подъехать к бюро? Или я могу заехать за тобой…

– Я подъеду, – перебил он.

– Тогда встретимся там, поторопись.

Спайк

Когда я подъехал к бюро, у ворот стоял высокий черный «Фредлайнер Спринтер» с тонированными окнами. Ада в штанах камуфляжной расцветки и черной футболке с длинными рукавами как раз закрыла ворота и шустро запрыгнула в фургон. Взяв шлем и ключи от мотоцикла, я сел на пассажирское кресло.

Один раз мне довелось прокатиться с Растусом – водителем катафалка, когда поступил «вызов на дом». Согласно правилам похоронной индустрии, человек в одиночку может забирать тела из больниц, домов престарелых и офисов коронеров, однако из дома труп разрешено вывозить только вдвоем. Как правило, в таких случаях с ним ездит Лютер, но тогда он проводил несколько погребений, следующих буквально друг за другом и вместо него поехал я.

Растус – шестидесятидвухлетний лысеющий мужчина, с намечающимся брюшком. У него небольшая, но аккуратная бородка и встревоженный взгляд внимательных глаз, постоянно скрытых в тени козырька старой бейсболки. Независимо от погодных условий, он всегда одет в потрепанную фланелевую рубашку в клетку, жилетку со множеством карманов и драные джинсы. В отличии от Лютера, разговаривающего медленно и монотонно, Растус куда более разговорчив.

– Это «вызов на дом»? – Я смотрел на трясущийся скелет, подвешенный на зеркале.

– Нет, мы едем в больницу. – Ада сдула челку с глаз.

В больнице было тихо. Посетители тянулись по белым коридорам в молчании, тишину нарушал лишь скрип подошв по полу, выложенному плиткой да шорох одежды при ходьбе. Ада молча миновала справочную, вышла к лестнице и направилась вниз, в морг. Укладывая тринадцать тел в фургон, мы работали молча, слаженно, будто проделывали это уже не один десяток раз.

– Спасибо за помощь, Такер, – поблагодарила Ада, когда мы пересекали внутренний двор похоронного дома.

– Обращайся, – ответил я.

Воздух уже наполнился ночной прохладой. В безветренных сумерках раздавалось стрекотание цикад. Комары танцевали в лучах заходящего солнца. Птицы кричали друг на друга. Где-то поблизости раздавалось тихое воркование, очень похожее на голубя. Я потянулся, разминая спину и глубоко вдохнул.

– Тебе нравится часовня? – Вдруг раздался тихий голос Ады где-то в стороне, и я увидел, что она свернула к широкой дорожке, вымощенной плиткой.

Я посмотрел на небольшую белоснежную шестигранную постройку из кирпича и инкерманского камня в стиле флорентийского классицизма, окруженную пышными кустами белых пионов, роз и лилий. Крышу целиком оплел дикий виноград, плети которого свисали над узкими, высокими окнами часовни, имеющими арочную форму.

– Несмотря на то, что иногда родственники просят вынести тело усопшего в часовню, чтобы проводить его в последний путь, и это место становится эпицентром скорби, печали и тоски, мне здесь… очень спокойно.

Вынув небольшой камень в основании арочной двери, Ада вытащила полупустой коробок спичек, чиркнула одной и на миг в полумраке мелькнула и погасла россыпь искорок. Я с наслаждением вдохнул ударивший в нос запах диоксида серы. Она вынула из ниши в стене свечу и подожгла на ней фитиль. Я стоял у входа и завороженно следил за ее плавной походкой. Девушка обошла со свечей в руках всю часовню и вскоре теплый свет от нескольких десятков свечей озарил помещение.

Закончив, она странно посмотрела на меня и долго не отводила взгляд. Так смотрят на лучшего друга из далекого детства, случайным образом выцепив взглядом его фигуру из толпы прохожих. На друга, когда-то внезапно исчезнувшего из твоей жизни. Друга, такого близкого и одновременно бесконечно далекого. Так смотрят, когда хотят отвести взгляд, но не могут. Смесь ненависти и тоски. Вдруг выйдя из оцепенения, Ада достала из кармана блэкберри, включила музыку, прибавила громкость и небрежно бросила его на сумку, лежащую на скамье. Затем подошла ко мне, поставив свечу на пол.

Выпрямившись, девушка склонила голову немного в сторону и принялась изучать меня янтарными глазами, из-за плескавшихся в них маленьких пламеней, окружавших нас. Ада приблизилась так близко, что наши губы разделяло буквально пару сантиметров.

Она поднесла руку к моему лицу и замерла в нерешительности. Затем медленным движением пальцев провела по линии подбородка, спустилась к шее, коснулась рукой груди. Подняла лицо и посмотрела мне в глаза, прикусив нижнюю губу. Я не прикасался к ней и ждал дальнейших действий.

Давай, Аделаида Делайт, твой ход.

Будто получив от меня некий знак, она заговорщицки мне улыбнулась, поднялась на носочки и повторила ровно тот же путь, который несколько секунд назад проделали ее пальцы, но уже своими пухлыми губами. Запустила руки мне под футболку и погладила торс. От прикосновений ее холодных рук, по коже побежали мурашки.