Текст книги "Мне нельзя тебя любить, оборотень"

Часть 3 План

Глава 1 Боль

МААТ

   Эта боль разбудила меня затемно. Тупая, ноющая, сверлящая. Многоликая, упрямая, но вполне выносимая. А вот беспокойство в душе оказалось куда коварнее. Заставляя ворочаться с бока на бок, оно в итоге все-таки выгнало меня из постели. Накинула шаль, сунула ноги в тапки и подошла к окну.

   Звездное небо уже светлело, готовясь обнять рассвет. Мой срок в этом мире подходит к концу. А потому разум терзается извечными вопросами. Что будет с теми, кто мне дорог? Что я оставлю после себя? Что ждет после смерти?

   Мой гримуар подтвердил свой выбор – он доверчиво раскрылся перед Сильвией и укутал ее приветственной вуалью, это произошло недавно ночью на моих глазах. Сила девочки растет. С чего, не понимаю. Сколько ни изучала этот вопрос, уходя в астрал, ничего не нашла. В нашей истории такого не было.

   Слабую ведьму невозможно сделать сильной. Это все равно что влить в кадушку больше воды, чем она способна вместить. Лишнее выльется прочь, и только. Или же чаровница просто «перегорит», лишится и тех сил, которые ей достались, а то и вовсе сойдет с ума или умрет.

   Младшая дочь поставила меня в тупик. Единственное, что удалось выяснить – мы с Виаром зачали нашу малышку как раз в день Исхода, первые мгновения ее жизни, когда она зародилась в моем чреве, пришлись именно на те секунды, когда мы перемещались в этот мир. Таких детей никогда не бывало. Может, все из-за этого.

   Вздохнула, глядя на светлеющий небосвод, опустила глаза ниже и увидела Катерину, которая подходила к дому. Работящая девушка, как и ее мать. В кого уродился Себастьян, не понимаю. Непокорный, мятежный, он словно не на своем месте. А куда его определить, ума не приложу.

   Но после недавней выходки с волчатами и не буду никуда пристраивать. Главное, чтобы держался подальше, видеть его не хочу. Велю старшему оборотню работой тяжелой его загрузить. Будет домой только спать приходить, времени думать не останется. Труд все вылечит. И свободомыслие, и дерзость его, неадекватную положению, и порывистость.

   В милость мою он не скоро теперь войдет. Каждый раз, как вижу детей, которые из волчат тех получились, челюсть сводит. Целый выводок ведь! Выкормить, вырастить надо. Столько времени уйдет! А мать их все годы, пока отпрыски в силу не войдут, будет бесполезна – вместо того, чтобы нянчить новорожденных ведьм!

   Никогда более не отправлю оборотней охотиться летом. Только зимой, когда волчата взрослые почти. Я кивнула сама себе, оделась, умылась и спустилась вниз.

– Ох, госпожа! – Катерина всплеснула руками в муке. – Неужто запоздала я так сильно с завтраком? Простите!

– Ничего.

– Да у меня и не готово еще ничего, – девушка засуетилась. – Пироги даже в печь не сажала еще. Как же так опростоволосилась!

– Готовь не торопясь, – поморщилась, ощутив, как из-за ее мельтешения сердце сильнее разболелось. – Вернусь и позавтракаем.

– Хорошо, госпожа. – Катерина посмотрела мне вслед, явно недоумевая, куда Маат собралась с самого утра.

   Я вышла в дворик, вдохнула холодный воздух, не спеша дошла до соседней улицы и подошла к дверям большого дома. Постучать не успела, они раскрылись сами.

– Почуяла, что приду? – усмехнулась, глядя на старуху.

– А то, – довольная, что удивила Верховную ведьму, она захихикала. – Проходи, Маат. Ты оказала мне честь.

– Давай без церемоний, – отмахнулась, войдя внутрь.

– Что узнать хочешь? – приступила к делу Вещунья, когда мы сели около камина.

– Ничего конкретного и в то же время все.

– Проще не бывает! – съехидничала ведьма.

– Да, вот так вот.

– Хорошо, уважу тебя, Верховная. – Старуха закивала. – Тем паче, что есть мне, что сказать тебе. Всякое в воздухе кружит с недавних пор, со мной говорит потихоньку. Я ведь слушать-то умею!

– И что услышала?

– Порадовать нечем, Маат. Времена на подходе тяжелые. Испытания ковену предстоят серьезные. И…

– Говори уж.

– Не выдержит такого ковен. К упадку двинется неуклонно. И может, навсегда.

МААТ

   Поджилки тряслись, когда я вышла из дома Вещуньи. Не такой ответ хотела получить от нее, не такой. Сердце разнылось с новой силой. Встала передохнуть немного, хоть и прошла всего ничего. Бренная оболочка намекала, что недолго мне осталось в этом мире, день ото дня ведь слабею, и ничего не помогает, ни травы, ни заговоры. Стало быть, время пришло.

   Пережидая бешеное сердцебиение, вгляделась в фигуру впереди. Ахнула – мужчина ведь это! Да как такое может быть? Ведь сюда, к ведьминским домам, оборотням мужского пола вход строго-настрого заказан! Только девушки и женщины допускаются к работе здесь.

– Кто таков? – спросила я, приставив ладонь козырьком ко лбу.

– Винсент я, – донеслось в ответ.

– Встань так, чтобы видела тебя.

   Сделал пару шагов, чтобы солнце не слепило меня. Так, парень молодой, из новеньких обращенных. Смазливый – крепко скроен, волосы кудрявые смоляные до плеч, лицо красивое, но надменное. Еще один наглец, как Себастьян. Нельзя таким сюда, нечего мне девиц смущать. А ведьмы постарше, охочие до мужской ласки, такого не пропустят, живо заприметят и найдут применение.

– Тебе в поселение ведьм входить нельзя! Это запрещено! Понял меня?

– Не знал, госпожа, – склонил голову, но раскаяния не почувствовала.

– Врешь. – Вздохнула, пережидая боль в сердце. – Знаешь ли, кому врешь, дурень? Верховная ведьма перед тобой!

– Ох, матушка, пощади! – еще ниже склонился. – По незнанию ведь, не со зла, если…

– Помолчи, – перебила, сморщившись – ложью за версту несет. – Прощу на первый раз. Снова увидят тебя тут – высекут так, что неделю лежать будешь да от боли выть. Понял, волк?

– Понял, как не понять.

– Вон тогда пошел, да пошустрее!

   Проводила его взглядом до поворота и покачала головой. Дерзкий, наглый, лживый. Будут еще от него проблемы, как пить дать!

Глава 2 Правда

ЛАВИЯ

   Как приятно! Я изогнулась всем телом от блаженства и тут же проснулась. Рядом лежал парень и бессовестно шарил руками по моему телу. Так это не сон!

– Тише, не кричи, красивая, – хрипло выдохнул он и навалился на меня всем телом. – А то ведь прибегут твои домашние и помешают!

– Да я тебя сейчас… – но парень поцелуем заткнул мне рот, и вскоре желание сопротивляться пропало.

   После всего я не скоро пришла в себя. Тело ныло от жестоких ласк, которое принесли океан блаженства. Открыла глаза и посмотрела на оборотня, который нагло улыбался, разглядывая меня.

– Кто ты и как здесь оказался?

– Винсент. Через окно.

– Даже не знаю, что с тобой делать, – усмехнулась. – Убить или…

– Коли убьешь, кто тебя ласкать будет, красивая? – прижался ко мне. – Этот твой Себастьян так не отлюбит, как я!

– Что ты несешь? – щеки вспыхнули стыдом.

– Видал вас у водопада, – продолжал бесстыдник. – Еще волком тогда был, не оборотнем. А уж как обратили нас, сразу пошел тебя искать. – Он опалил мое лицо обжигающим взглядом. – Ведь как увидал тебя, нет мне покоя больше! И днем, и ночью о тебе только и думаю!

   Страсть снова забурлила в крови. Запустила руку в его черные кудри и притянула к себе. Какой мужчина!

– А где все? – спросила я, спустившись к завтраку.

– Доброго утречка, госпожа Лавия, – Катерина, убирающая со стола, улыбнулась мне. – Уж покушали все и разошлись, кто куда.

   Хм, сколько же мы с Винсентом в постели провалялись? Впрочем, оно того стоило! Наглец только что покинул мою спальню – тем же путем, которым в нее бесцеремонно проник, через окно, а уже тоскую по крепким объятиям и всему остальному, не менее крепкому.

– Накрой для меня, – велела служанке и села во главе стола, на месте матери.

   А что, никого нет, все поели уже. Да и все равно это мое место, по праву!

   Пока Катерина сновала из кухни в гостиную, я вспоминала Винсента. Красивый, все в нем есть, чтобы женское сердце трепетало, да и умелец, что надо. Себастьян, мрачный, неразговорчивый, на его фоне меркнет. Видимо, только и умеет, что с девками греховодничать, такая женщина, как я, ему не по зубам.

   А Винсент в меня влюбился, как только увидел. Значит, и мозги у него на месте, и ценить истинную красоту умеет. Понимает, что благородная дама это не простушка-оборотень! Надо Себастьяна в отставку отправить, наигралась. Да, так и сделаю.

   Я с аппетитом позавтракала, все дела приделала и отправилась на поиски своего теперь уже бывшего. Небольшое поисковое заклинание привело меня к озеру. Оборотень широкими гребками рассекал водную гладь, фыркая время от времени. Встала на берегу и залюбовалась. Все равно хорош, паразит! Может, стоит обоих себе оставить? И Себастьяна, и Винсента. А почему нет?

   Идея так захватила разум, что я села около кучки одежды и погрузилась в размышления, пальцами перебирая звенья цепочки с его медальона. Блестящая в лучах солнца вещица привлекла мое внимание. Помню ее, принадлежала отцу парня, Хэнку, первому отворенному Маат оборотню. Что же внутри, интересно?

   Подцепила ногтем и отщелкнула одну половинку. В подол мне выпал кружок из белых волос. Это что еще такое? Приподняла его двумя пальцами, поднесла к лицу. Губы прошептали небольшое простенькое заклинание. Но в нем и потребности не имелось, и так знала, кому принадлежит прядка – белым цветом волос у нас в поселении могла похвастаться только одна ведьма – Сильвия!

   Вот, значит, как?! Ах, ты волчара бессовестный! Со мной спишь, а локон в медальоне хранишь моей сестренки?! Неблагодарный! Я скомкала волосы в кулаке, намереваясь швырнуть их ему в лицо, когда выйдет из воды, но потом передумала.

   Это слишком просто. За такой проступок должно последовать наказание – неотвратимое, болезненное и коварное. Значит, надо его как следует продумать и подготовить.

   Я вернула прядку в медальон, захлопнула его и бросила обратно на одежду. Повела рукой, шепча нужные слова и стирая свой запах с вещицы, которая раскрыла глаза на истинную натуру Себастьяна, встала и пошла прочь.

   Придет время расплаты, тогда вы оба мне за все ответите – и ты, наглый оборотень, и ты, тихушница сестра! По полной ответите!

Глава 3 Проклятие ведьмы

СЕБАСТЬЯН

   Я шел по улице, думая о своем, но детский плач заставил повернуть голову. Нечасто в домах оборотней раздается этот звук. Многие только мечтать о таком могут. Получить от ведьм разрешение на рождение дитя очень трудно, а без обряда никак, Маат об этом позаботилась.

   Дверь лачуги скрипнула, на улицу вышла женщина с малышом на руках. Узнал ее по глазам. Та самая волчица, мать волчат в логове. Кажется, нарекли Джулией. Под ее взглядом я опустил голову и ускорил шаг. Но она окликнула:

– Погоди, парень.

   Остановился, помедлил, но развернулся и подошел к ней, заставил себя посмотреть в лицо.

– Думаешь, ненавижу тебя? – Джулия усмехнулась. – Зря, нет во мне ненависти к тебе, не думай. Ведь дети мои живы благодаря тебе.

– Это не так.

– А кого же тогда мне благодарить? – ее лоб прорезали глубокие складки. – Стерву эту, Маат?

– Послушай совета, – прошептал я, – если хочешь, чтобы дети твои и впредь оставались живы, таких слов не произноси. Поняла?

– Как не понять, – горечь опустила уголки ее губ вниз. – Кто я перед Верховной ведьмой? Кто дети мои будут? Рабы ведьм, игрушки их. А мы родились свободными! Ветру, земле, звездам покорные, а не ведьмам!

– Все понимаю, хоть ты и не поверишь. Но изменить что-то можешь?

– Одна – нет. – Женщина схватила меня за руку. – Но нас ведь много.

– Хватит одной ведьмы, чтобы уничтожить всех оборотней.

– Терпеть предлагаешь, ярмо тянуть? Голову не поднимать, сносить все безропотно?

– По-иному никак.

– Посмотрим. – Джулия быстро развернулась и вернулась в дом.

– Как знаешь, – пробормотал ей вслед и пошел дальше.

   Но, по мнению высших сил, покой мне сегодня, видимо, был не положен – стоило завернуть за угол у скотного двора, как налетел на Лавию.

– На ловца и зверь бежит, – пропела она и, хватив меня за руку, втолкнула в сарай.

   Прижала к стене, впилась поцелуем в мой рот, начала тереться об меня. Хотелось только одного – оттолкнуть эту бешеную бабу, сказать, чтобы оставила в покое, не лезла, что противно каждое ее прикосновение. И в кои-то веки мужской организм оказался со мной солидарен – желаемого эффекта ведьма так и не добилась.

– Что же это с тобой? – поняв, отстранилась и вгляделась в мое лицо.

   Да так пытливо, будто кожу с него содрала и в голову попыталась залезть.

– Простите, госпожа, работа сказывается, видимо. – Изобразил раскаяние.

– Еще бы. Маат приказала нагрузить тебя по самую маковку, – Лавия усмехнулась. – И правильно, нечего было своевольничать. Сдались тебе эти волчата, в самом деле!

– Это дети, госпожа.

– Будь моя воля, я бы заставила тебя каждого щенка удавить своими руками – на глазах у моей дочурки и сестренки!

   Вот и хорошо, что воля не твоя, стерва.

     Ушла, вильнув хвостом, как подлая лисица, а моя полоса невезения продолжилась – вышел из сарая и тут же наткнулся на Сильвию. Рядом с ней семенила Дженни, но ее не сразу заметил, утонув в сиянии глаз младшей дочери Маат.

– Здравствуй, Себастьян, – застенчиво улыбнулась, согрев мое сердце.

– Здравствуйте, госпожа, – отвел взгляд, потому что магнитом потянуло к ней, но осознание того, что я весь перемазан в слюне Лавии, пропах ее мерзкими духами, ошпарило стыдом и заставило поспешно отступить.

– А мы купатьшя итем! – сообщила Дженни. – Пойтем ш нами, Шебаштьян?

– У меня много работы, юная госпожа, простите, – пробормотал и быстро пошел прочь – с таким трудом, будто в воде шагал.

   Облегченно выдохнул, войдя в дом и закрыв за собой дверь. Но судьба продолжала глумиться, клацая вокруг зубастым ртом, решая, куда куснуть, чтобы побольнее было.

– Сынок? – мать вышла в коридор. – Ты чего пришел? Сказала ведь, что обед тебе в поле принесу.

   И тут мне не рады. Усмехнулся, направился к рукомойнику, но мать потянула носом и вцепилась в мою руку.

– Что? – спросил, и так понимая, что она запах Лавии на мне учуяла.

   Не подумал, надо было в лохани перед домом хоть ополоснуться.

– Ты скажи! – мать дернула за руку, чтобы развернулся к ней. – Что за дела у тебя с Лавией?

– Никаких дел.

– Не ври, сын! Ты пропах этой сучкой! Похотью ее провонялся! Ты ведь только с нее слез, бесстыжий! И еще хватает ведь наглости в глаза мне смотреть!

– Не было ничего!

– Сегодня, может, и не было. Помешали, что ли, вам? А до того? Тоже не было ничего?

– Что ты ко мне пристала? – взорвался, не выдержав. – Будто спрашивала она, хочу ли я! Тебе ли не знать, что прав у нас нет, и мнение свое иметь не полагается! Коли велела ведьма ее трахать, трахай!

– Но не эту! – простонала мать. – Все, что угодно, лучше, чем греховодничать с этой гадиной – после всего, что она нам сделала! – осеклась и резко отвернулась.

– О чем ты? Что сделала? Мама? – попытался развернуть ее лицом к себе, но она скинула мои руки.

– Отпусти, меня ждет госпожа Маат. – Подошла к двери и, не глядя на меня, велела, – обед довари сам, он в печи.

   Вот так, значит. Ошеломленно посмотрел ей вслед.

   Да что за день такой сегодня!!! Будто ведьма прокляла! Хотя то, что Лавия меня в любовники выбрала, само по себе проклятие и есть.

Глава 4 Стихия

СИЛЬВИЯ

   Я подняла глаза на затянутое пасмурной дымкой небо, в котором носились за мошкарой стрижи. Их звонкие крики, с которыми у меня всегда неразрывно было связано лето,  заставили улыбнуться. Но летают низко, значит, надо поторапливаться, скоро дождик – примета верная.

   Зашагала к поселению, но когда проходила мимо скотного двора, ливануло. Да так, что вымокла до нитки мгновенно. Еще и ветер поднялся, холодный, жуть. Исхлестал по щекам, забрался за корсаж платья нагло, стиснул ледяными щупальцами грудь. Видимость пропала почти полностью, не то, что дорогу, руку собственную вытянутую было не видно.

   Скользя ногами в чавкающей грязи, в которую превратилась тропинка, наощупь дошла до ближайшего сарая и протяжно выдохнула, укрывшись от непогоды в этом хлипком строении. С трудом расправилась с разбухшей от воды шнуровкой корсажа, стянула платье, которое весило теперь, наверное, целый пуд, бросила на сено.

   Выжать бы его надо, но оно мне все запястья выкрутит, не справлюсь ведь. Тогда пока нижним бельем займусь. Стыдливо глянула по сторонам. Да нет тут никого, трусиха! Только пауки-тенятники по углам висят.

   Стянула панталончики и исподнюю рубашку из тонкого, такого приятного для тела материала, что мурлыкать хочется, когда надеваешь ее. Сейчас, правда, все было ледяное, липкое, противное, категорически не желающее слезать с тела, которое покрылось синей гусиной кожей.

   Кряхтя, как наша старая Вещунья, я выжала белье чуть ли не досуха и разложила его на сене, пусть досыхает. Рядом легли гольфики. Хихикнула, решив, что даже красиво получилось. Теперь пусть сохнет, ведь, судя по завываниям ветра снаружи, мы с одеждой тут надолго застряли.

   Хорошо, хоть не гроза, ее малышка Дженни очень боится, а Лавия вместо того, чтобы приголубить дочку, может и на улицу ее выставить, чтобы боролась со своими страхами. Один раз уже сделала так, с год назад, крошка потом до зимы заикалась. А сестра только глаза закатывала, по заднице ее шлепала и язвила, что в следующий раз дочка вообще, наверное, онемеет.

   Почему она такая? Не знаю. Хотя, в последнее время, вроде бы, оттаял немного наш снеговик. Дженни хвасталась, что мама ей персик принесла. Для нее это неслыханный поступок. Надеюсь, сестра подольше такой пробудет. Ведь, говорят же, что с возрастом сердце женщины мягче становится. Если оно не каменное, конечно.

   А я вот в скором времени, наоборот, превращусь в ледяную скульптуру, наподобие тех, что у нас некоторые умелицы из глыб льда вырезать умеют. Холодно-то как, мамочки! Запрыгала по сараю, как полоумная козочка, напевая для храбрости. Со стороны на сдуревшую похожа, наверное. Да и пусть, тут некому на меня глазеть.

   Так я думала, пока за спиной не хлопнула дверь. Богиня, пусть это будет лишь порыв ветра! Развернулась и сдавленно пискнула, увидев Себастьяна. Ой. Одной дрожащей рукой попыталась прикрыть груди, но они, скользкие, выскакивали в разные стороны. И на кой черт такие большие выросли! Другая нырнула вниз, ладонью накрыв женский срам. И почему у женщин так много мест, которые скрывать надо?!

   Да что я делаю?! Снова пискнула, как мышь-полевка, которую лисица сдавила зубами, и рыбкой нырнула в сено. Закопалась в него и только потом подняла глаза на оборотня. Который самым бессовестным образом ржал!

   Ах, ты конь, объевшийся вредной травы! Стиснула кулачки, но быть грозной ведьмой, сидя голой в сене, которое нестерпимо колет самые нежные места, довольно затруднительно.

   Поэтому не выдержала, тоже рассмеялась, а потом прокричала:

– Вот тебе смешно, а мне стыдно ужасно, наглый оборотень!

– Зря, – ответил он, – вам совершенно нечего стыдиться, госпожа Сильвия.

   Что это значит? Мозг тоже замерз, не соображает.

– Не переживайте, наглый оборотень уже отвернулся.

   Это хорошо. Но как много он успел увидеть? Наверное, все то, что я пыталась согреть козлиными прыжками, разглядел в подробностях. Как теперь ему в лицо смотреть?

– Можете вылезать из сена, – посоветовал Себастьян, – и лучше бегите снова под дождь, обмойтесь им, иначе потом всю ночь будете маяться жуткой чесоткой.

   Он прав. Помню, как-то в детстве после купания извалялась в траве, тело потом до рассвета расчесывала в кровь.

– Ты не будешь подглядывать? – осведомилась с подозрением.

– Очень бы хотел, госпожа, – снова хохотнул Себастьян, – вы сейчас представляете собой редкое зрелище, но сдержусь, уж поверьте!

– Надеюсь, а не то понос нашлю, понял?

– Понял. Лучше не надо, у меня стараниями вашей матушки теперь работы столько, что не продохнуть, некогда в кусты бегать!

– А причем тут моя мама? – я осторожно встала и начала бочком продвигаться к двери, не сводя взгляда с его спины.

– Думал, вы знаете. В наказание за то, что кутят не убил, Себастьяну теперь отдых положен только на сон. Спасибо вот ливню, передышку дал.

– Это тебе спасибо, – мой голос дрогнул, – за то, что малышей спас.

– Всегда пожалуйста.

  Я приоткрыла дверь и, набравшись храбрости, шагнула под ледяные струи воды. Изо рта вырвался крик. Больно-то как, будто Лавия ремнем охаживает, как в детстве бывало. Ох, хватит! Нырнула обратно в сарай, перевела дух.

– См-мотри у м-меня, – стуча зубами, пригрозила оборотню и взяла исподнее с сена.

   Парень резко развернулся. Ой.

– Ты чего?! – взвизгнула, прикрывшись рубашкой.

– Так вы сами же сказали, – прошептал он растерянно, – смотреть разрешили.

– Я?!

   «Смотри у меня». Ой.

– Я… не это имела в виду!

– Какая вы красивая, госпожа Сильвия! – хрипло выдохнул Себастьян и в один прыжок оказался рядом.

   Медовые искорки в его полыхающих глазах ослепили, увлекли в свой хоровод, и все окружающее пропало. Остался только мужчина, которого я хотела поцеловать так сильно, как никогда ничего не хотела!

   Это было как потребность сделать вдох, когда со дна озера несешься вверх, к размытому пятну света на поверхности, уже чувствуя сладкую боль, стискивающую грудь! Безумная потребность изгнала все мысли и толкнула в объятия парня – клянусь, даже ощутила толчок в спину!

   Снаружи бушевал ливень, а я угодила прямиком в огонь. Пламя обняло меня – бережно, но страстно. Заставило пылать вместе с ним. Рубашка, которая еще хоть как-то пыталась спасти мою стыдливость, упала к нашим ногам, оставив меня совершенно беззащитной перед ним.

   Но страху в душе места не нашлось, все заняло желание. Жгучая жажда, суть которой я даже не осознавала, пока Себастьян не прильнул к моим губам. Да, именно это! То самое! Едва распробованное совсем недавно, в первый поцелуй, а потом резко отнятое у меня.

   Я застонала и прижалась к парню еще теснее. Теперь не отпущу, и не надейся! Но в этот раз Себастьян и не помышлял о побеге, упиваясь поцелуем с тем же наслаждением, что и я сама. Соприкосновения губ дарили такие ощущения, о каких и не помышляла никогда, даже тайком.

   Переплетение нежности и страсти, как смесь сладкого с горчинкой, которая раскрывается на кончике языка и обжигает его перчинкой, заставляло желать еще и еще.

   Я хотела взять все, что мой оборотень сможет предложить, а взамен готова была отдать всю себя, без остатка. Ибо мной уже завладело глубинное женское стремление принадлежать, раскрыться перед любимым, слиться с ним.

   Слиться в вечной погоне за тем неуловимым, что погружает душу одного, переплетенную с душой другого, в бесконечный океан первозданного блаженства.

   Окунает влюбленных в утерянный рай, столь прекрасный, что после возвращения в смертные тела, послужившие проводниками в совершенный мир, из глаз текут слезы – от разрывающей сердце чистоты того благословенного мига…

– Ведь обманул же, – прошептала я позже, когда мы лежали на моем платье, прильнув друг к другу, – все ты прекрасно понял.

– Обманул, – подтвердил мой Себастьян, бессовестно улыбаясь. – Не удержался, прости.

– Прощаю, – тоже улыбнулась и спрятала лицо у него на груди, потому что щеки запылали.

   Хотя теперь-то уж поздно. Но ни о чем не жалею! То, что произошло, вовсе не было тягомотной мерзостью, как отзывалась об этом Лавия, кривясь всем лицом. Да у нее, наверное, даже задница морщилась в тот момент!

– Сильвия, – протянул любимый, погладив по спине и разогнав табун бешеных мурашек.

   Прикрыла глаза и замурлыкала от удовольствия. Каждое его прикосновение – будто волшебство! И пусть ливень никогда не кончается, ведь это так приятно – колдовать вместе!