Текст книги "История и культура индийского храма. Книга I. Рождение храма"

Со временем произошло слияние культа паттини с различными культами местных богинь и сегодня Каннахи известна под несколькими именами: Паттини, Каннахи Амман, Кодунгаллур Бхагавати, Кодунгаллур Деви, Кодунгаллур Амма, Аттукаль Бхагавати, Аттукаль Деви, Аттукаль Амма и т. д. На Шри-Ланке Каннахи как паттини чтут не только тамильские индуисты, но и буддисты. На сегодняшний день существует несколько храмов этой богини. Один храм находится в Мадурае, где произошли трагические события и имело место вознесение Каннахи. Здесь она почитается как Шри Челлатамман Каннахи. Еще один довольно древний храм расположен на границе Кералы и Тамилнаду в местечке Гудалур. Он известен как храм Мангала Деви Каннахи. На Шри-Ланке храм Каннахи находится в древнем поселении племени нагов под названием Тамбилувил, примерно в одиннадцати километрах от Аккарайпатту. Здесь Каннахи считается Матерью-богиней нагов и ее называют Нага-Мангалей.

С течением времени Каннахи стала восприниматься как богиня правосудия, справедливости и возмездия. Иконографически она изображается с браслетом силамбу в руке, а иногда с двумя. Часто силамбу располагается на алтаре рядом с ее изображением. Также Каннахи можно увидеть в виде небольшой скульптуры рядом со скульптурой Ковалана – ее мужа, который держит ее за руку. Недавно в Ченнае на берегу океана была установлена огромная скульптура Каннахи. В одной руке она держит браслет силамбу (cilampu), из-за которого был невинно казнен ее муж, а другой рукой указывает на невидимого злодея, которому не уйти от наказания (Андреева, 2018: 428–430).

Есть в Южной Индии и храмы поэтессы Аувейяр: в Тажакуди, в Муппандаль, в Куратиярей (Padmanabhan, 1985: 431–432). Такое же происхождение у многих мужских культов и их храмов. В качестве примера можно привести имя Котаппы Кондасвами, который ассоциируется с Шивой и чей культ довольно широко распространен в Андхре (Ramanayya, 1930: 29).

У некоторых дравидийских народов считается, что хорошие люди после смерти становятся героями, поэтому их почитают, им поклоняются. А злых духов опасаются, их боятся и стараются не портить с ними отношения, ведь они могут стать причиной болезни и голода. Поэтому ежегодно в Индии появляются новые храмы, посвященные злым духам и людям, умершим насильственной смертью (Ramanayya, 1930: 7). Обычно такой дух умершего называется бхутам, что отражается даже в практике поклонения. Например, церемония поклонения героям Надугалу и Вираккалу называется бхутам аттам (танец духа), во время которой дух, то есть бхутам, призывается в живого человека и тем самым оживает (Elgood, 2000: 179). По сообщению С. К. Р. Рао, святилища для бхутов расположены на побережье Карнатаки и Кералы (Rao, 1993: 30), но в прошлом, надо полагать, культы такого рода являлись характерной особенностью во многих частях Индии.

Слово «бхут» (санскр. bhūta, там. pūtam) в санскрите и ряде других индийских языках обозначает призрака, духа, хотя в тамильском языке это, скорее, божество. Бхуты и их святилища (pūtakkōyil) неоднократно упоминаются в древнетамильской поэме «Шилаппадикарам» (V–VI вв.) [32]32
  Например, см. Mānikkavācakan. N. Cilappatikāram (teḷivurai). Ceṉṉai, 2016, p. 68, 69. (на тамильском).


[Закрыть]. В тексте говорится, что на базарной площади, разделявшей город на две части, располагался жертвенник, «у которого в месяце читра в полнолуние приносили дары бхуте, некогда отвратившего беду от властелина с победоносным копьем. С тех пор по повелению Царя богов туда кладут вареный рис, сладкое мясо с изюмом, жирный плов, цветы, льют кипящий рисовый отвар. Там женщины, одержимые духом Анангу, танцуют танец демона и танец любви; там бесстыдные девушки и жены мараваров поклоняются бхуте и совершают жертвоприношения, крича во всю силу голоса, чтобы голод, болезни и вражда покинули всю великую землю их могучего повелителя, прося дождей и урожая» (Повесть о браслете, 1966: 49). Судя по описанию, это именно дух, который с течением времени стал восприниматься как божество. Видимо, термин pūtam можно рассматривать как пример слова, которое изначально использовалось для обозначения духа умершего человека, вокруг которого образовался целый культ и который со временем стал считаться божеством[33]33
  В «Хождении» тверского купца Афанасия Никитина тоже, возможно, встречается слово «бхут» в описании посещения Южной Индии. В тексте неоднократно встречаются слова «бутхана» в значении храма и «Бут» в значении божества. Например: «В Бидаре пробыл я 4 месяца и договорился с индусами пойти к Парвату – их Иерусалим, а по-мусульмански Мекка, где их святыня (бутхана)… сама бутхана весьма велика, с пол-Твери, каменная, и вырезаны по ней деяния Бутовы, вырезаны все 12 венцов, как Бут чудеса творил, как являлся во многих образах… В бутхане Бут вырезан из камня черного, весьма велик… На нем нет ничего, только зад у него обвязан ширинкою, облик же обезьяний. Другие Буты нагие, нет ничего, с открытым задом; а женки Бута вырезаны голыми, со срамом и с детьми. Перед Бутом же стоит огромный вол, высеченный из камня черного, и весь позолочен. Целуют его в копыто и сыплют на него цветы» (Хождение, 1980: 98–100).
  Обычно считается, что в данном тексте слово «бут» персидского происхождения. Особенно в сочетании с другим словом – «хана», которое может означать «помещение», как, например, в слове «чайхана». Это же слово широко используется в некоторых индийских языках, например, языке хинди, где может произносится как «хана», так и «кхана», например, в слове «гусалкхана» (gusalkhānā) – «ванная», или в слове «шаучакхана» (śaucakhānā) – «туалет». Конечно, возможно, что Афанасий Никитин, долго общаясь с носителями персидского языка, именно у них перенял слово «хана» в сочетании «бутхана». Но вот слово «бут» вполне может быть вариантом санскритского bhūta, которое в Южной Индии часто произносится без придыхания – «бутам».


[Закрыть].

Как видим, традиция возведения многих храмов Южной Индии оказалась тесно связана с заупокойными культами, уходящими своими корнями в глубокую древность. По словам Х. Элгуда, храмы развивались из более ранней традиции каменной погребальной архитектуры (Elgood, 2000: 156). Ее следы можно встретить и сегодня, в виде каменных кругов с тремя камнями внутри (как в Амаравати), которые до сих пор используются для захоронений[34]34
  Н. В. Раманайя полагает, что в данном случае имеются определенные параллели с ритуалом почитания Веталы, который считается воплощением Шивы и в то же время является духом, обитающим в местах захоронений и на кремационных площадках, способным к тому же принимать облик человека или животного. Автор даже приводит в качестве примера несколько ритуалов капаликов, когда используются мертвые тела. Из этих описаний явствует, что каменный круг призван ограничить ритуальное пространство (Ramanayya, 1930: 13–15). Есть еще и некие вирики – духи умерших, которые занимают промежуточное положение между небожителями и демонами (Ramanayya, 1930: 24).


[Закрыть] (Ramanayya, 1930: 8).

О такого рода сооружениях рассказывает и Р. Нагасвами. Он справедливо предлагает рассматривать установление камней героев и почитание мертвого героя в качестве спасителя, помощника и покровителя общины как продолжение доисторического культа возведения мегалитических гробниц, которые часто имеют форму дольмена с тремя вертикальными плитами, установленными в виде небольшой камеры и увенчанными камнем-крышей. Фигура героя, как правило, бывает высечена на задней плите внутри камеры. Герой при этом изображается по-разному, но практически всегда в сцене сражения. Он держит в руке копье, меч или лук и стрелы (Nagaswamy 2, 1994: 29). Сходное описание древних сооружений, обнаруженных в Южной Индии, дает и Т. Г. Аравамудан. Они состоят из четырех каменных плит: три плиты образуют три стены, одна сторона оставлена открытой, четвертая плита служит кровлей, а в центре установлен лингам. Здесь же вырезаны фигуры павшего героя (или героев) и его супруги, совершившей обряд самосожжения (satī) (Aravamuthan, 1988: 52).

* * *

Согласно М. Сторм, увековечивать героическую смерть возвели в обычай Чолы, когда на месте гибели героя стало принятым устанавливать героические камни (vīrakkal) – от чольского периода осталось много таких камней (Storm, 2013:225). Но, похоже, данная практика была известна в Южной Индии задолго до Чолов. Во многих случаях возведение храмов в качестве погребальных памятников продолжает практику, которая началась в Индии с мегалитических захоронений, и продолжателем этой традиции является буддийская ступа (stūpa)[35]35
  Широко известны ступы, находящиеся в Санчи, Бхархуте, Бодхгае, Сарнатхе и т. д.


[Закрыть].

Г. Жуво-Дюбрей определяет ступу как полусферический памятник, который использовался в качестве могилы для останков Будды и его учеников (Jouveau-Dubreuil, 1922: 7). Ступы часто располагались в непосредственной близости от более ранних захоронений, и ярким примером тому является Амаравати (Elgood, 2000: 178). Примечательно, что практически каждая ступа содержит какую-либо реликвию в виде чьих-то останков. Например, ступа в Санчи содержит реликвии двух знаменитых учеников Будды – Сарипутты и Моггалланы (Rao, 1993: 30), а останки самого Будды были разложены по восьми ступам (Elgood, 2000: 178; Jouveau-Dubreuil, 1922: 8).

Многие специалисты считают, что индуистский храм обязан своим происхождением буддийской ступе. Такого мнения придерживается, к примеру, Н. Л. Павлов. Он утверждает, что в процессе превращения ступы в храм и замены святилища индуистским алтарем сама ступа как бы перемещается наверх, становясь завершением храма и постепенно перерастая в башенку (Павлов, 2001: 164). Далее развитие вертикальной структуры индуистского храма идет по двум направлениям – по северному и южному. В северной части Индии там, где преобладало влияние ведийской культуры, башенка вытягивается по вертикали и принимает форму чечевицы, получив название шикхара (санскр. śikhara – букв. «гора», «вершина») (Павлов, 2001: 164). А на дравидийском Юге вертикальная часть храма развивается преимущественно как ярусная система.

Несмотря на то, что многие специалисты склонны рассматривать индуистский храм в качестве прямого наследника буддийской ступы, существует также точка зрения, согласно которой сама ступа произошла от ведийской гробницы под названием агнидрия (agnidriya), что означает «дом священного огня» (Jouveau-Dubreuil, 1922: 25). Агнидрия – это полусферическое сооружение с дымоходом и с очагом. Причем дымоход расположен на том же месте, что и хармики в буддийской ступе, и данный факт убедил Г. Жуво-Дюбрея в происхождении этой верхней части ступы от трубы агнидрии (Jouveau-Dubreuil, 1922: 26).

Ведийская гробница агнидрия (иллюстрация из книги Г. Жуво-Дюбрея «Vedic Antiquities», 1922, с. 27)

Ссылаясь на Э. Б. Хавелла (E. B. Havell), Г. Жуво-Дюбрей объясняет особую форму буддийской ступы тем, что до Будды прах арийских вождей был объектом культа. В ведийский период родственники собирали фрагменты костей умершего человека после погребального костра и помещали их в урну, которая помещалась в могилу. Такое захоронение напоминало хижину, в которой при жизни обитал вождь. Она была сделана из дерева и бамбука и имела полусферическую форму (Jouveau-Dubreuil, 1922: 7–8). Над урной воздвигался памятник и совершалось жертвоприношение предкам – питримедха (pitṛmedha). При этом арийские племена, возводя ступы в честь вождей, не создавали прецедент, а действовали, по мнению Г. Жуво-Дюбрея, в рамках давней традиции (Jouveau-Dubreuil, 1922: 9).

Подобного рода погребальные хижины устраивались и в пещерах, которые также являлись местом хранения погребальных урн (Rao, 1993: 32). Об одной такой находке, сделанной еще в начале прошлого века в Падиньяттамури в Керале, рассказывает Г. Жуво-Дюбрей. Гробница представляла собой полусферическую хижину из латерита, покрытую древесиной и глиной, с центральной деревянной колонной. Там было все необходимое для комфортного проживания умершего: кровать, стол, стул, очаг, много гончарных изделий, железные предметы, кухонные принадлежности и т. д. (Jouveau-Dubreuil, 1922: 16–20). Для его кормления устраивались шраддхи (śraddhā) (Jouveau-Dubreuil, 1922: 29). При этом исследователь обратил внимание на одну важную деталь: латеритовые пещеры, обнаруженные в Керале, имеют полусферическую форму и являются идеальной имитацией хижин (Jouveau-Dubreuil, 1922: 29). В связи с этим можно вспомнить, что у некоторых племен Южной Индии точно так же существуют погребальные хижины (Rao, 1993: 29).

По словам Г. Жуво-Дюбрея, обнаруженные в Керале ведийские гробницы помогли по-новому взглянуть на происхождение самых ранних буддийских памятников (вихара и чайтья), которые вырезались в скалах в больших количествах. В данном случае буддийские монахи следовали давней ведийской традиции (Jouveau-Dubreuil, 1922: 28).

* * *

Существует точка зрения, согласно которой индуистский храм представляет собой расширенную версию ведийского алтаря. Интересна точка зрения Субхаша Кака, который рассматривает алтарь для ритуала агничаяна (agnicayana) как прообраз индуистского храма и индийской архитектурной традиции, а квадратный уттараведи (uttaravedi), или небесный алтарь, содержащий в шестом слое кирпичей изображение золотого Пуруши, как эквивалент храма. Уттараведи символизировал человека (yajamāna), от имени которого проводился ритуал, а также Пурушу и весь Космос. И с этой точки зрения небесный алтарь тождественен храму (см. Kak S. Time, Space and Structure in Ancient India).

Некоторые исследователи отмечают определенную тождественность многих элементов ведийского ритуала и храмовой структуры. По мнению Н. Л. Павлова, если сопоставить, с одной стороны, вертикальную структуру ведийского жертвенного столба юпа, символизирующего ось мира, с другой стороны, – ваджры и, с третьей, – колонны индуистского храма, то можно легко обнаружить их принципиальное подобие (Павлов, 2001: 243–244). А С. Керсенбом-Стори, опираясь на исследование Рави Вармы, приводит любопытную схему соответствий структуры жертвенной площадки для проведения ведийских ритуалов – ягашалы (санскр. yajñaśālā) – и структуры агамического храма (Kersenboom-Story, 1987: 94):

• юпа (yūpa) = дхваджастамбха (dhvajastambha)

• уттараведи (uttaravedi) = балигриха (baligṛha)

• дашапада (daśapada) = балипитха (balipīṭha)

• хавирдана (havirdāna) = место для приготовления пищи

• садас (sadas) = мандапа (maṇḍapa)

• агнихотрашала (agnihotraśālā) = гарбхагриха (garbhagṛha)

• центральный алтарь веди (vedi) = мурти (mūrti)

• патнишала (patnīśālā) = изображение Шакти божества храма.

Несмотря на то, что между индуизмом и ведизмом имеется существенное различие, некоторые специалисты усматривают определенное сходство даже между мурти агамических храмов, с одной стороны, и ведийским жертвенным огнем, с другой стороны (Kersenboom-Story, 1987:93). Такое сходство, или даже единство, структурной основы сакрального пространства ведизма и индуизма может свидетельствовать о влиянии ведийской ритуалистики на становление индуистского храма, то есть о преемственности двух религиозных систем. А Вертоградова В. В. обратила внимание на тот факт, что в «Шатапатха-брахмане» жрец, руководивший сооружением системы алтарей, называется тем же словом, что и архитектор, строящий храмы, – стхапати (sthapati) (Вертоградова, 1975: 313).

* * *

Определенную роль в происхождении и развитии храма могла сыграть и практика поклонения якшам. Есть точка зрения, согласно которой якши – это автохтонные божества, которым некогда поклонялись на открытых местах или возле водоемов. В древней Индии якши были связаны с культом плодородия, причем связь эта проявлялась через символику воды[36]36
  В своем исследовании, посвященном якшам, А. Кумарасвами говорит, что якши связаны с водой через миф о сотворении мира, где творение начинается с возлежащего на воде первочеловека. Из его пупка возвышается дерево, из которого все происходит. Этот изначальный человек описывается как якша (Coomaraswamy, 1971: 25–26). Символика воды позже перешла к Кубере (Bermijn, 1999: 71), который считается царем якшей. Согласно А. Кумарасвами, раньше якши нередко изображались с ушами слона, а слоны в древней космологии тоже были связаны с водой (Coomaraswamy, 1931: 32). Есть мнение, что прототипом иконографического образа Ганеши мог послужить слоноволикий якша из Амаравати. Похоже, первым, кто обратил на это внимание, был именно А. Кумарасвами. Его предположение приняли и другие специалисты.
  Вполне закономерно, что якши, воплощающие идею плодородия, оказались связаны с дождем и с ростом растений. С якшами связана и идея митхуны – пары в древнем искусстве часто изображались в виде якши и якшини (Coomaraswamy, 1931: 23, 30). Эротические мотивы в качестве украшений храма характерны как для древней и средневековой Индии, так и для современной. Они воплощают архаическое представление о том, что подобные сюжеты обеспечивают процветание данного места.


[Закрыть]. А. Кумарасвами полагал, что якши имеют неарийское происхождение (Coomaraswamy, 2001: 36). Уже в древности в литературных памятниках встречаются два термина для обозначения двух групп божеств – вайдика (vaidika) и лаукика (laukika) (например, у Патанджали в «Махабхашье») (Banerjea, 1956: 337). Несомненно, якши относятся к группе лаукика, то есть народных божеств, почитаемых широкими слоями населения[37]37
  Огромное многообразие сакральных символов, божеств и культов, которые не являются ведийскими и брахманическими, обозначены как лаукика-девата (laukika-devatā) у Панини и Патанджали, как вьянтара-девата (vyantara-devatā) у джайнов, как дева (deva) у буддистов. Их количество действительно огромно, особенно в сравнении с главными божествами, и в их число входят различные персонификации, духи, существа, деревья, горы, реки, животные, в том числе и слоны (Narain, 1991: 29).


[Закрыть].

Как сообщает А. Кумарасвами, для поклонения якшам возводились храмы, и здесь присутствовал стандартный индуистский набор – мурти, алтари, подношения. То есть поклонение якшам включало использование всех тех элементов, которые стали общими для традиции бхакти перед началом кушанского периода. Само же слово yakṣa являлось, по сути, синонимом терминов deva и devatā, и существенной разницы между ними не было (Coomaraswamy, 2001: 36). В некоторых текстах о Шиве говорится как о якше (Bermijn, 1999: 15, 161). Согласно буддийским и джайнским источникам, в Каши в древности был распространен не столько культ Шивы, сколько поклонение якшам и нагам (Bermijn, 1999: 15). Даже Будду в отдельных случаях называли якшей[38]38
  По мнению И. Бермиджн, буддийская и джайнская литература свидетельствует о заимствовании практики поклонения якшам на ранней стадии развития буддизма. В джатаках имеется множество свидетельств существования культа якшей (например, Варанаси, или Каши), которые подкрепляются данными археологии. Скульптуры якшей, обнаруженные на территории Каши, свидетельствуют о существовании культа якшей и соответствующей практики поклонения (якша-пуджа), бытовавшей здесь в древности, до периода Шунгов (180–73 гг. до н. э.). Свидетельства джатак подтверждаются и джайнскими источниками (Bermijn, 1999: 15).


[Закрыть] (Coomaraswamy, 2001: 36).

* * *

Многое указывает на то, что храм изначально понимался и, вероятно, строился как дворец. Об этом говорят некоторые санскритские термины, являющиеся общими для обоих типов строений, например: «прасада» (prāsāda), «мандира» (mandira) и др. В Тамилнаду тоже дворец и храм обозначаются одним словом – kōyil, или kōvil. По словам С. Паркера, в отличие от вертикальной структуры северо-индийского храма (стиль нагара), который напоминает очертания лингама, южноиндийский храм (стиль дравида) его строители определяют как «койиль» – словом, которым обозначается как храм, так и дворец. «Дворцовый» смысл этого слова указывает на то, что здание представляет собой большой дом (Parker, 2008: 146).

Как отмечает С. К. Р. Рао, придерживающийся точки зрения, согласно которой храмы были построены по модели дворцов, в храмовом пространстве божество, находящееся в гарбхагрихе, рассматривается в качестве царя, обитающего в своих покоях. Как и у царя, у божества имеется своя семья (parivāra), а храмовое богослужение включает также царские ритуалы (rājopacāra) (Rao, 1993: 7).

Действительно, наблюдается большое сходство в области царской и храмовой ритуалистики. В индуистском храме пуджа (pūjā) очень напоминает встречу царя, а часть под названием абхишека (abhiṣeka), которую совершают над мурти, в ведийской религии совершалась во время обряда царского посвящения раджасуя (rājasūya). Абхишека называлась «абхишекой великого Индры» и осуществлялась по аналогии с обрядом посвящения Индры на небесное царство.

Уподобление царя божеству было характерно и для Юга, в частности, для Тамилнаду. Вероятно, это произошло после проникновения в Южную Индию брахманизма. Со временем тенденция сближения образа царя и образа божества только усиливалась. В период правления династии Чола храм стал уподобляться дворцу, а дворец – храму. Храм отныне строился не только как сакральное место, но и как дворец для божества. Не просто дом, но именно дворец. Шел процесс слияния «образа жизни» божества в храме и царя во дворце. Слияние дворца и храма происходило как на идеологическом уровне, так и на материальном, и выражалось в общей обрядности и ритуальной пышности двух пространств. Материальное благополучие храмового божества было так же необходимо, как и материальное благополучие царя. Божественный Господин, обитающий в храме, теперь подобно царю стал содержать двор, принимать посетителей, выслушивать их требования и просьбы, просыпаться под звуки приятной музыки, совершать омовения, облачаться в нарядные одежды, развлекаться и наслаждаться обществом красавиц. Так царь и Бог стали называться одним словом – kō, а храм и дворец – словом kōyil, или kōvil.

* * *

Существует еще одна любопытная версия происхождения индуистского храма. Н. Р. Лидова, проанализировав «Натьяшастру», пришла к выводу о тесной связи храма с древнеиндийским театром-храмом, или «домом для натьи». Развитие театрального искусства она связывает с процессом формирования новой ритуально-мифологической системы в середине I тыс. до н. э., и важной частью этой системы была религиозная драма – натья, представление которой предварялось ритуалом.

Сравнив ритуалы «Натьяшастры» и агам, Н. Р. Лидова заключила, что они «принадлежали к единой системе ритуального мышления, определившей как основы теологии, так и конкретные черты богослужебной практики. Очевидно, что сценическое и агамическое поклонение было основано на общем архетипе, который условно можно назвать архетипом пуджи» (Лидова, 1992: 60). При этом архетип пуджи принципиально отличается от архетипа яджни.

Принято считать, что в ведийский период, как и в период брахманизма, не было храмовых строений – в отличие от индуизма, где они обязательны. Точно так же обязательным является специально возведенное здание для натьи. Однако факт отсутствия каких бы то ни было следов театральных помещений, описанных в «Натьяшастре», иногда вызывает сомнения в их существовании. Тем не менее, Н. Р. Лидова полагает, что автор трактата о натье, Бхарата, говорил о вполне реальных постройках, которые в первую очередь предназначались для совершения пуджи, и лишь во вторую очередь – для представления мистерии. То есть изначально «дом натьи» имел статус храма (Лидова, 1992: 106). И «Натьяшастра» описывает три вида таких строений: квадратные, прямоугольные и треугольные в плане. При этом каждое могло иметь минимальные, средние и максимальные размеры. Однако фактически «Натьяшастра» предписывает строить лишь прямоугольные здания, размеры которых не превышают 64 локтей в длину (примерно 29 метров) и 32 локтей в ширину (около 15 метров). А это площадь порядка 400 кв. м.

Судя по описаниям, чаще всего театральное здание было двухэтажным и имело небольшие окна. Строилось оно из кирпича, а сцена и колонны – из дерева. После завершения строительства стены выравнивали, штукатурили, покрывали известковым раствором, затем украшали фресками и орнаментом, после чего внутри помещения устанавливали многочисленные скульптурные изображения из дерева. «Натьяшастра» (II, 76) рекомендует украшать здание театра изображением свивающихся лиан, эротическими мотивами, а также композицией салабханьджика[39]39
  Салабханьджика, или шалабханьджика, – скульптурная композиция, изображающая женщину под деревом. Мотив восходит к древнему культу плодородия и отражает идею оплодотворения растения от прикосновения женщины.


[Закрыть] (sālabhañjikā), известной как «женщина-и-дерево».

Н. Р. Лидова обратила внимание на тот факт, что предписания «Натьяшастры» относительно постройки театральных зданий очень напоминают предписания возведения индуистских храмов, содержащиеся в шильпа-шастрах и агамах. «Натьяшастра» (2.80) говорит, что театральное здание подобно горной пещере и поэтому называется гуха (guhā), то есть пещера. Шильпа-шастры тоже описывают подобный тип здания – это храм-гуха, один из двух главных типов индуистского храма. Совпадают даже их параметры – оба типа зданий основаны на едином строительном модуле в 16 локтей. И оба представляли собой прямоугольное строение с одним залом, длина которого вдвое превосходила ширину. Храм-гуха, как и театр «Натьяшастры», строился из кирпича и был в основном одноэтажным, хотя некоторые имели два этажа. По мнению Н. Р. Лидовой, все вышесказанное может свидетельствовать лишь об одном: храм-театр и храм-гуха являлись одним и тем же культовым сооружением. Иными словами, «домом натьи» мог быть любой храм-гуха. А остатки таких построек археологам как раз хорошо известны (Лидова, 1992: 107–108).

Таким образом, согласно Н. Р. Лидовой, театральное здание «Натьяшастры» представляло собой особый тип храма, предназначенный для представления мистерии – натьи, которая, подобно европейской литургической драме, являлась своеобразным дополнением к обязательному каноническому богослужению. Идея храма-театра довольно долго существовала в индийской культуре и средневековые нат-мандиры (театральные или танцевальные залы), входящие в состав многих храмовых комплексов, являются поздним ее воплощением. Именно в таких вот нат-мандирах в средневековый период храмовые танцовщицы исполняли свои ритуальные танцы, а во время религиозных праздников, собиравших множество народа, здесь даже совершалась пуджа. Что касается многочисленных танцовщиц и музыкантов, апсар и гандхарвов, украшающих внешнюю часть индуистских храмов, то это может быть результатом древней мистериальной практики, описанной в «Натьяшастре» (Лидова, 1992: 109). В пользу данного предположения может свидетельствовать куттумбалам – храмовый театр, являющийся характерной особенностью храмовой архитектуры Кералы.

* * *

Итак, можно выделить несколько возможных источников, сыгравших ключевую роль в процессе происхождения и развития индуистского храма как архитектурного сооружения. Все они, по большому счету, могут быть разделены на две неравные группы. К первой группе можно отнести различные культовые сооружения, возводившиеся на местах захоронения важных персон на протяжении длительного периода времени – начиная от ведизма и буддизма, и вплоть до наших дней. Подобная практика была известна еще в глубокой древности и существовала на обширной территории п-ова Индостан в виде разнообразных, но близких по своей сути традиций. Сюда можно отнести культы павших героев, выдающихся людей, невинно осужденных или мучеников, а также святых. Сегодня такого рода культы характерны в основном для деревенских святилищ. Однако в рамках реалий Южной Индии и, в частности, Тамилнаду, речь не всегда идет именно о деревнях, поскольку до недавнего времени тамильский ур (ūr) представлял собой нечто среднее между городом и деревней. И когда какие-либо уры превращались в города, то, соответственно, эволюционировали местные культы и разрастались храмы. К тому же очень часто локальные божества объявлялись аспектами одного из главных богов или богинь индуизма и становились частью большой традиции.

Ко второй группе могут быть отнесены такие источники как расширение ведийского алтаря, эволюция мест поклонения якшам, адаптация идеи дворца и преобразование театрального помещения, описанного в «Натьяшастре». И учитывая тот факт, что храмы, существующие в пространстве индуизма, имеют различный статус, различное устройство и связаны со множеством различных культов, можно заключить, что они не имели единого источника происхождения, но выросли из огромного многообразия традиций и культов, существовавших на территории современной Индии и влиявших друг на друга на всем протяжении многотысячелетней истории.

Образец стиля нагара: храм Кандарья-Махадев