Текст книги "Проститутка, или Долгая дорога к Богу."

Макс видел и понимал, что девушка рассматривает его и оценивает.

– Так что, пойдем пообедаем? – парень сказал это таким тоном, будто зашёл по-соседски старый друг.

– Пойдём, только мне надо одеться.

– Я думаю, что тебе пятнадцати минут вполне хватит. Ты прекрасно выглядишь и в домашнем халате. Я тут на подоконнике посижу. – он указал на широкий старинный подоконник между этажами.

Глава 11. Одиночество.

Это был прекрасный месяц. Они так подошли друг другу, как бывает редко в жизни. Они были одним целым с первого дня. У них не было никаких расхождениях во взглядах. Им нравилось одно и то же. Они стали и хорошими друзьями, и хорошими любовниками. Они удивительно подошли друг другу по темпераменту: одновременно страстно хотели так, что иногда успевали только войти в комнату, а часто после долгих прогулок просто хорошо вкусно кушали и ложились спать. Они вместе любили покушать и сразу после еды поспать. Они оба любили рок-н-рол, оба любили и умели танцевать. Когда они танцевали рок-н-рол в клубе им даже аплодировали. Это была прекрасная пара, которая обречена бы была прожить долгую и счастливую жизнь потому, что редко в жизни встречаются пары, которые любят одно и то же.

Но он уехал, оставив рабочую визитку. Оля звонила пару раз, но его коллеги говорили, что он где-то здесь, но сейчас с кабинета вышел. На этом всë и закончилось.

Оле после его отъезда стало очень одиноко. До его появления в еë жизни, ей было нормально, хотя она была абсолютно одна в большом чужом городе – она просто до него не знала, как это, когда с тобой близкий человек по духу, когда вы всегда вместе и всегда всем довольны. Когда не нужно спорить потому что один начинает говорить, а другой продолжает; когда ты уверена, что хотят только тебя и не засматриваются на других; когда вы одинаково пьëте и одинаково пьянеете; когда вы любите одну и ту же еду.

У Оли так было впервые в жизни, и она почему-то сомневалась, что такого похожего человека она встретит ещë раз. Все еë друзья в станице и близко не были с ней похожи. Они все были со своими странностями, но не похожими на Олины. Муж так вообще – был человек с другой планеты. Они почти всегда спорили, он никогда не понимал, что она ему говорит, а она совсем не понимала его. «И какой это дурак сказал, что противоположности притягиваются? – думала Оля, размышляя теперь о своей жизни. – Правильно говорил Куйбышев: «Малая, главное, чтобы у людей были общие интересы», он то уж узнал секрет счастливой семейной жизни, прожив свою жизнь с этой мымрой, которая вообще ничего не хотела». Оля стала остро ощущать своë одиночество, она не убивалась по Максу, она просто теперь поняла, что она совсем одна.

Глава 12. К маме.

Брат спивался, когда Оля к нему приезжала он сидел у себя в комнате пьяный и ныл, что ему не дают писать диссертацию. Оля даже позвонила его научному руководителю – Мире Денисовне, которая пояснила:

– Оля, вы же видите, что ваш брат пьёт. Я из жалости держу его в лаборатории, потому, что помню его студентом – хороший мальчик. Ему нужно срочно бросать пить, иначе он просто сопьётся.

– Он говорит, что пьёт потому, что ему не дают писать диссертацию. – сказала Оля.

– Оля, я понимаю, что вы переживаете, но поверьте, дело обстоит наоборот. Не он пьёт, потому, что ему не дали писать. А ему никто не даст ничего писать пока он пьёт.

Да и Оля уже сама видела, что дела обстоят всë хуже и хуже.

Однажды, когда она к нему приехала еë поразило то, что он стал из-под кровати доставать всякий хлам и хвастаться, что эти замечательные вещи он нашёл на помойке: катушка с медной проволокой, которую надо было сдать на цветной металл и "замечательные кожаные ботинки в которых можно ещë ходить и ходить".

Оле стало страшно, она решила, что от алкоголя брат сходит с ума.

Внизу вахтëрша тоже подозвала Олю и сказала, что брат спивается, что она слышала, будто его не сегодня-завтра уволят с института за прогулы и соответственно его попросят с общежития института.

Оле пришлось с ним серьёзно поговорить, объяснить, что, если он уже не ходит на работу, то надо увольняться самому, пока его не уволили по статье.

– Когда ты уволишься, то соответственно тебе нужно будет съехать с общежития. Ты можешь жить у меня, я всë равно скоро уеду на месяц в станицу, комнату проплачу. Ты сможешь найти новую работу, а потом уже сам снимешь комнату. – объясняла Оля.

– Я хочу домой к маме. – вдруг проныл брат.

Олю это удивило. "Он совсем расклеился". – подумала она.

– Ты в этом уверен? – спросила Оля, а сама подумала: "Это лучший вариант для него. В городе не может человек оставаться в таком состоянии, а то он просто присоединиться к стае сумасшедших бомжей-алкашей.» Через пару дней Оля посадила брата на поезд. Она тщательно помогала собрать ему вещи, так как за восемь лет накопилось много вещей, и он не мог забрать их все. Он даже бабушкин шерстяной ковёр 2,5*1,5 м. привëз. Нужно было забрать самое важное. Решили, что это дедушкины инструменты, которые он тоже умудрился притащить в Питер.

Вся его одежда была в ужасном состоянии: старая, заношенная и грязная. Везти еë смысла не было. По большому счëту еë всю нужно выбросить в помойку, вместе с теми ботинками, которые он принес оттуда. Брат не понимал, почему он не должен забирать все свои вещи. "Они же все хорошие", – говорил он. Оля пообещала все вещи потом выслать ему почтой, так как он и так везет с собой тяжеленые инструменты. Он успокоился.

Галицина, на самом деле, уже одна в его комнате перебрала веши брата. Переберая его одежду она плакала, думая о том, что теперь точно осталась совсем одна. Единственный близкий человек покинул еë. Ей было очень одиноко, ей не хватало родного братика, каким бы он ни был.

Она выбрала самые хорошие вещи – это были шерстяные кофты и забрала их с собой, чтобы у себя дома хорошо постирать и отправить посылкой брату. Всë остальное: трусики, маечки, она решила ему купить новые уже в станице, когда скоро приедет туда сама. Бабушкин ковëр она не смогла бросить – он был частицей бабушки, он висел у еë кроватки, когда она очень часто гостила у бабушки. По совокупности дней она жила у бабушки, а гостила у родителей, которые каждый день дрались, разбегались, сбегались, им было не до детей. Оле у бабушки было очень хорошо, спокойно. Бабушка с дедушкой даже никогда не спорили, царил мир и любовь в этом доме. Поэтому ковëр Оля забрала, как частичку этого тепла, потому, что только у бабушки она жила спокойно, окружённая любовью.

Книга 2. Друзья.

Глава 1. Роман.

Оля пришла на работу, как обычно, в семь вечера. Переоделась быстренько в гримёрке и направилась в ресторан кушать. Выйдя в зал, она оторопела, там в полном одиночестве сидел сам Рома Трахтенберг. Но Оля быстро собралась и, проходя мимо, просто вежливо поздоровалась.

– Девушка, а вы не хотели бы со мной выпить. – ели успел сказать Роман, ускользавшей от него Оли.

– С удовольствием – вежливо ответила Галицина, – но после того, как я поужинаю.

И Ольга отправилась в ресторан. Во-первых, она хотела есть, она уже привыкла есть в это время, во-вторых, бесплатно кормили только с семи до восьми, а в-третьих, она знала, что остальные танцовщицы, тем более проститутки явятся не раньше девяти, так что никуда он не денится, а бежать сразу, это значит сбивать себе цену. Наевшись, Оля присела за столик Трахтенберга.

– Что вы будите пить? – спросил Роман.

– Просто шампанского если можно. – ответила Оля.

Первые пол часа был стандартный разговор: мужчина спрашивал девушку как еë зовут, от куда она? Оля по привычке отвечала, наверное, уже одними и те ми же заученными фразами. Сама у него ничего не спрашивала. Она никогда ни у кого ничего не спрашивала. Во-первых, ей было, как правило, не интересно, во-вторых она не считала нужным забивать свою голову информацией о жизни каких-то людей, которых она не увидит больше никогда. Потом она понимала, что даже если спросить, например, того же Трахтенберга: "что он делает в этом кабаре, если у него есть свое? " – вряд ли он ответит правду, так же, как и все остальные. Оля понимала, что на подобных знакомствах каждый представляется тем, кем он хочет быть в данный момент. Женатые, конечно оказываются холостыми; многодетные – бездетными; алкоголички – добропорядочными матерями и так далее, и тому подобное. Поэтому в подобных местах и при подобных обстоятельствах нет смысла спрашивать – они сами вскоре начинают говорить, говорить…

– А вы, вообще узнаëте меня? – вот и Трахтенберг стал говорить о том, что его на самом деле интересует.

– Да, конечно, – равнодушно ответила Оля.

– И как я вам, как вам то, чем я занимаюсь?

– Как я отношусь к тому, что вы владелец примерно такого же заведения? – спросила Оля, не совсем понимая суть его вопроса.

– Ну, владелец, к сожалению, не я, я только директор, но да, я, в основном, о заведении. Вы бывали там?

– Я не бывала, но много о нём слышала.

– Очень интересно. И что же о нём рассказывают?

– Рассказывают, что в гей-клубах скромнее шоу, чем в "Хали Гали". Мои друзья не рекомендуют мне посещать только два места в Питере: кунсткамеру и " Хали Гали". Говорят, что моя психика не выдержит зрелища в этих местах.

Трахтенберг расхохотался.

– Интересные у вас друзья, или Вы. А я хотел пригласить вас к нам в кабаре.

– Зачем?

– Работать. – спокойно, с лёгкой улыбкой ответил Роман и продолжил:

– Вы у нас будите зарабатывать в несколько раз больше. У нас посетителей во много раз больше, а девушек катастрофически не хватает.

– Боюсь, что я не смогу у вас работать. Я слышала, что у вас есть "crazy-меню" и его должны выполнять именно танцовщицы.

– Да, всё верно. И что вас смущает? – Вы за каждый пункт этого меню будите сразу получать на руки от 50 до 100 баксов.

– Я слышала, что там есть такой, часто заказываемый пункт, как, клиент хочет писать, а ему лень идти в туалет, он заказывает этот пункт, не знаю, как уж он там называется, – приходит танцовщица, которая, по идеи, должна танцевать, приносит ему утку, которое судно, залазит с ней под стол на глазах всего клуба, расстёгивает ему ширинку, достаёт сама его член, держит над уткой и он ссыт, получается, на уровне её лица. Потом она встряхивает его член, засовывает его обратно в брюки и уносит утку с его мочой, вылазя из-под стола. Всё верно?

– Да, так всё и есть. Но не нужно упускать главного, за этот crazy пункт девушка получает 100 баксов. Понимаете, за пять минут, пусть неприятной морально, процедуры девушка получает 100 баксов! А вы в курсе, что средний человек у нас в стране получает за месяц 50 долларов? 50 за месяц! А здесь 100 за пять минут!

– Я здесь за приват танец, который тоже длиться пять минут, получаю 100 баксов. Но это трудно назвать унизительным актом и тем более это происходит не публично. А может у вас танцовщица отказаться от каких-то пунктов crazy-меню?

– Нет. – уже не так весело ответил Роман.

– Ну тогда мы не сможем с вами договориться. – подытожила разговор Оля.

Ольга Галицина вспомнила, как работая официанткой в ночном клубе, который открылся в станице и был похож на большое кафе, правда с большим танц-полом, хозяин заведения заставлял Ольгу вытащить бутылки из-под стола посетителей. Они ставили пустые пивные бутылки под стол, не дожидаясь, когда их уберут со стола. А теперь они их задевали ногами, и они падали, звенели и гремели. Ситуация усугублялась тем, что на столах были длинные скатерти и бутылки были не только под ногами, но и под скатертями. А самый ужас для Оли заключался в том, что это была компания ментов – коллег её мужа, и далеко не самых лучших и добрых людей. Оля отлично представила картину, как она лезет среди их ног к ним под стол, под эту длинную скатерть. Они смеются над ней, отпуская в её адрес различные пошлые шутки. Возможно кто-то дотронется до её попы, и тому подобное. И не известно, чем это всё закончится. А потом ещё неделю или месяц будут издеваться над Александром в отделе на тему: «как его жена лазела у них под столом». Оля всё это подробно объясняла владельцу, почему она не может сейчас собрать бутылки:

– Давайте я подожду, когда они пойдут танцевать и соберу. Они все танцуют. Я их знаю.

– Или ты сию минуту собираешь бутылки, или ты уволена. – сказал владелец Владимир.

Оля выбрала уволиться. На следующий день она поехала искать работу в город. В станице вообще было очень плохо с работой. Даже помощницей воспитателя, а проще говоря нянечкой в садик, Олю ещё до беременности устроила соседка, мама её подружки, которая работала в райфинотделе. Оле в этот день, подружка, которая работала в этом садике сказала, что требуется нянечка. Оля прибежала в садик к директору, тем более что тогда Оля училась на педагога дошкольного обучения, то есть на воспитательницу заочно, и таких студентов обычно охотно брали на такие должности, но Оле директор сказала, что у неё нет такой вакансии. Галицина ушла расстроенная, поняв, что всё по знакомству, а она никто. Ольга зашла после садика к своей подружке, чья мама с райфинотдела, её мама тоже была дома, она спросила почему Оля такая расстроенная и Галицина всё рассказала. Мама Татьяна, дослушав Олин рассказ подошла к телефону и сделала пару телефонных звонков, после чего подошла к Ольге и сказала:

– Можешь возвращаться в садик, тебя там ждут.

– Зачем? – удивлённо, даже несколько испуганно спросила Оля.

– Чтобы устроить тебя нянечкой. Возьми сразу с собой паспорт, трудовую книжку, если она у тебя уже есть, ну а остальное потом скажут.

– В тот же садик, к той же директрисе? – изумлённо спросила Оля.

– Да. – улыбаясь ответила мама Таня.

Глава 2. Травматолог.

Наступила зима. В каменном подвале здании Сената и Синода, где располагалось кабаре стало очень холодно. Теперь танцовщицы завидовали проституткам, которые приходили на работу в шерстяных вязаных платьях или бархатных с длинным рукавом.

Олю очень выручала шубка, которую они купили с Максом на «Апрашке». Конечно за Олины деньги, но Макс помог найти ей самый выгодный обменник и сопровождал её на криминальном рынке с десятью тысячами рублей.

Как-то в разговоре, незадолго до его отъезда, Оля говорила о том, что деньги есть, но она не знает, что с ними делать и боится, что все прогуляет и пропьёт, как они сейчас и делают.

– А что бы ты хотела приобрести на большую сумму денег? – спросил Макс.

– Я бы хотела свою комнату в коммуналке, но я уже считала, у меня не получается заработать на комнату. Здесь, вроде, хорошо зарабатываешь, но не на столько, чтобы купить комнату. Сейчас один квадратный метр стоит десять тысяч рублей, вот эта комната – двадцать квадратных метров, значит она стоит двести тысяч, а у меня только десять тысяч. Я могу только шубу себе купить.

– Так давай, купи себе шубу пока и правда всё не прогуляла. – сказал Макс.

Вот теперь эта лёгкая коротенькая шубка очень спасала Олю от подвальной промозглости. Шубка по длине как раз прикрывала попу и в данной ситуации была меховым халатиком.

Оля накидывала её на себя и была в ней, пока не начинала танцевать на пилоне, а потом снова её одевала. Шуба оказалась очень хорошего качества, ни одну шерстинку нельзя было вырвать. Оля часто куталась в большой песцовый воротник, который вкусно пах зверьком, Ольге нравился этот запах зверька, будто с ней сейчас какое-то живое существо, родное, тёплое и пушистое. Сама шубка была норковая, красивого шоколадного цвета. Оля Галицина так бы и сидела в этой шубке весь вечер, попивая шампанское, которое в восемь вечера выдавал сам хозяин тому, кто в это время из девушек уже был на рабочем месте. Как правило это была Оля и ещё какая-нибудь девушка. Алексей Иванович выделял каждый вечер бутылку Советского шампанского девицам, чтобы они не сидели с грустными минами, а начали, хотя бы, щебетать и улыбаться. Ведь посетители приходили в кабаре, как в дорогой легальный публичный дом. Эта небольшая шоу программа с мимами и факирами конечно было прекрасное украшение этого заведения, где были лучшие девушки Санкт-Петербурга, но клиенты сюда, в основном, приходили за красивыми, маленькими, упругими попками – посмотреть на них и даже потрогать, может не именно эти, но их замену, зато тут же, в комнатах, расположенных дальше по узкому, плохо освещённому коридору.

Выпив пару бокалов шампанского Оля принялась упражняться с пилоном, медленно, неспеша крутясь возле него и стараясь отточить более сложные элементы по нарастающей по степени сложности. В трёх метрах от пилона за столиком уже сидело двое мужчин и с интересом рассматривали Галицину. Оля, конечно, заметила их заинтересованные взгляды и поэтому старалась выполнять все элементы не отрывисто, как отдельные упражнения, а в плавных переходах, чтобы это уже было похоже на танец.

Оля решила все-таки освоить самый сложный для неё элемент, который уже не раз ей удавался. Когда держась двумя руками за пилон, ты резко забрасываешь своё тело вверх, хватаясь сплетёнными ногами вверху за пилон, оставаясь висеть головой внизу, при этом выкручиваешь своё тело, так, чтобы теперь твой живот оказался на пилоне, голова могла посмотреть в зал, а руки держались за пилон уже в самом низу. Дальше надо было медленно сползать, как змея, по пилону на пол. Но в этот раз, когда Оля висела уже вниз головой, она поняла, что сползать ей некуда. Этот подиум с пилоном был вытянут в одну сторону, а с других обрезан. И он был самый высокий над самим полом. То есть Оля висела вниз головой на железной трубе в холодном подвальном помещении с каменным полом. Голова её была в метре над полом, а ноги, соответственно, заканчивались на два с половиной метра от каменного пола. Ей нужно было развернуться в сторону вытянутого подмостка и сползать по нему, но Олю стала захватывать паника и она решила просто спрыгнуть на пол, как в цирке, не подумав ещё о том, что она не в чешках, а в босоножках на высоченных каблуках. В итоге она приземлилась на каменный пол довольно удачно, но в мясо разбила коленку. Олю в то мгновение беспокоило только то, что было стыдно перед мужчинами, которые смотрели на неё, такую неуклюжую.

Примерно через месяц, когда коленка совсем зажила, и эта история забылась. Оля танцевала в разгар веселья пятничного кабаре на том же высоком пилоне с вытянутым подиумом. Танцевала очень успешно. Её любимый столик, за которым любила проводить свободное время сама Оля, стоял прямо возле этого подиума, фактически в него упираясь. За ним сидели мужчины, которые были в восторге Оли. Они надавали ей денег, чтобы она танцевала для них, и Ольга танцевала.

Она в процессе танца решила закончить тем, самым сложным трюком и сползти к ним на стол, подгадав к окончанию музыкальной композиции, тем самым эффекто закончить танец.

С того дня, как Оля разбила коленку, она много раз выполняла этот трюк и уже совсем не боялась его, он ей даже нравился и казался уже легкотнёй. И в этот раз Ольга с лёгкостью закинула ноги, перекрутилась и.... В этот момент дикая боль пронзила её левое лёгкое, но Галицина думала только о том, что она должна закончить танец. Оля как можно медленнее поползла вниз, так же медленно, не дыша заползла на стол к клиентам и вместе с окончанием музыки остановилась, сидя на коленях у них на столе. Гости были в восторге. То, что Ольга сползала крайне медленно, не дыша, придало её движениям большую грацию и достоинства.

Клиенты протянули Оли стакан виски с колой, она начала пить, не двигаясь корпусом не на сантиметр, продолжая сидеть у них на столе и думая о том: "что это? Я сломала ребро, и оно воткнулось мне в лёгкое? Как мне слезть от сюда? Мне надо от сюда слезть". Оля пробовала передвигать своё тело по миллиметру в нужном направлении. Теперь её мир, будто бы отделился от окружающего мира кабаре. Она оказалась словно в пузыре, плохо пропускающим звук. Весь шум клуба стал вроде как за стеной. Оля думала только о том, чтобы слезть со стола и по миллиметру… Тут клиент потянул её за руку, вырвав Ольгу из её пузыря, звуки стали сразу в несколько раз громче. Оля вскрикнула от ужасающей боли. Она удивилась, как от этой боли не потеряла сознание. Клиенты недоумённо уставились на неё. Галициной уже было плевать на посетителей, она просто хотела покинуть зал, но не могла этого сделать.

Рядом оказалась другая танцовщица, которая озабоченно подскочила к Оле и спросила:

– Что с тобой, что случилось?

– Мне кажется, что ребро воткнулось мне в лёгкое, очень больно. – тихо, на ушко сказала Ольга. – пойди скажи "папе" и возвращайся, мне надо помочь слезть со стола.

Девушка вернулась ещё с двумя, в зале Оля увидела Алексея Ивановича, который изучающе смотрел на неё. Галицина показала ему мимикой, что вот, мол, вот так получилось. Он с угрюмым лицом, которого Оля никогда не видела у него, скрылся из зала.

Девушки пытались помочь Ольге слезть со стола.

– "Папа" вызвал скорую. – сказала одна из них, – надо ещё и одеться чтобы ехать. Одеться не получилось. Получилось только надеть шубку и сапоги на голые ноги. Так Оля и приехала в травмопункт в трусах в стразах при минус десять на улице. Трусы-стринги, так что фактически с голой попой, прикрываемой белой лёгкой тряпочкой, называемой кем-то юбкой. Но трусики были в самом деле в стразах, пошитые к костюму в целом. Молодой травматолог, лет тридцати пяти с трудом скрывал своё волнение, когда Оля лежала на кушетке вниз лицом и попой к верху только в одной ниточке страз.

Травматолог оказался удивительно профессиональным! В наше время сотни людей, называющихся мануальными терапевтами не могут так быстро, точно поставить диагноз, вправить позвонки и обезболить, как этот молодой человек, работающий за гроши в обычном травмопункте.

Сделали тут же моментально рентген. За скорость, чтобы Оля не сидела в живой очереди в коридорах травматологического отделения ночью с голой попой среди определённого контингента граждан, который попадает ночами в подобные учреждения, "папа" хорошо заплатил братьям скорой помощи, чтобы те смогли поделиться с врачами травматологии и принять девушку сразу.

Доктор прощупал позвоночник девушки, задавая при этом наводящие вопросы и в один миг легким нажатием вставил позвонки. Оля от этой адской боли заорала самым громким криком, на который только был способен её организм, но сознание не потеряла.

Этот ужас длился всего мгновение, после чего стало гораздо лучше. После этого доктор посадил Олю на стул и произвёл процедуру иглотерапии. Причём очень необычно. Мы привыкли видеть, что, так называемые, врачи иглоукалывания втыкают иголки, как правило, в спину пациента. Этот же доктор взял сначала левую Олину руку и стал легонько порыкивать её иголочкой сантиметр за сантиметром, но по одной прямой, спрашивая при этом, что она чувствует. Олю эта процедура с молодым симпатичным доктором в ночном кабинете, при свете настольной лампы, просто стала возбуждать. И на вопросы: "что вы чувствуете", Оля отвечала: " мне приятно". И это было правдой. Доктор сказал:

– Вы очень чувственная девушка, с вами приятно и легко работать.

И таким образом, прощупывая её руки иголкой, он в некоторых местах иголку вставлял. Оля видела, как глубоко входили эти иголки в её маленькие ручки. Доктор ввинчивал их всё глубже и глубже, тоже будто прощупывая уже внутри на какой глубине ему остановиться, но Оле совсем не было больно, и она дивилась этому.

К их обоюдному сожалению пришло время расставаться. Доктор сделал всё что должен, мог, умел и несравненно больше. Вряд ли кому в травмопункте проводили сеанс иглотерапии.

– Вы чем занимаетесь? – спросил доктор.

– Я танцовщица, стриптизёрша, танцую на пилоне, на железном шесте. – как можно подробнее ответила Оля, она не хотела от него ничего скрывать, да и куда, в каком виде её привезли?

– Вы, милая моя барышня, оттанцевали своё. Что лично меня радует.

– Почему радует? – с недоумение спросила Оля.

– Потому, что я не хочу, чтобы вы впредь были стриптизёршей?

– Почему? – продолжала Оля, которой так приятно стало от этих слов, и она хотела услышать продолжение и подтверждение этого доброго чувства.

– Потому, что вы найдете себе более достойное занятие, я в этом уверен, – уже более сухо ответил врач, опомнившись, что начались не профессиональные речи.

Оля приняла его сухость, расстроившись. Он ей так понравился, что она ради него была бы сейчас готова на всё. Если бы он ей сказал: "давайте встретимся… " – Оля была бы самой счастливой девушкой на свете и больше никогда не перешагнула бы порог кабаре, если он так хочет. Она и сама не была в восторге от своего занятия и всегда мечтала о мужчине, который заберёт её от всего этого. Она ждала кто полюбит её и спасёт как в сказке про «царевну-лягушку». Его внезапно сухой ответ она расценила как: "конечно, он доктор, а я стриптизёрша, для обычной массы людей – шлюха. Кто такую приведёт в свой дом и познакомит со своими родителями? Таких только трахают. Или вот как Макс – проводят с ними время в командировках или отпусках, ещё и гуляют за их счёт. Даже собственный муж не хочет оставить меня с собой, чтобы мы жили нормальной, полноценной семьёй, ему удобно, что я приезжаю с деньгами, а потом, когда деньги заканчиваются – уезжаю, а он дальше трахает своих шлюх".

Оля так расстроилась от этой мысли, что даже абсолютно не придала значение тому, что доктор написал ей на листочке свой номер и имя, и сказал, чтобы она позвонила ему на днях и рассказала, как поживает её спина. Она решила, что это обычный докторский шаг, так как с докторами тогда сталкивалась крайне редко и первый раз в Петербурге. Она решила, что так положено в Питере и молча сунула листочек в карман.

Глава 3. Сальса.

Теперь Оля почти не танцевала. Она немного крутилась у пилона, но на него больше не вскарабкивалась. Крутилась так, чтобы привлечь к себе внимание и быть приглашённой выпить. Когда она оказывалась за столом, здесь ей равной уже не было: оказалось у неё талант не танцевать и не исполнять акробатические этюды, а разговаривать, вести беседу, выслушивать и всё в этом роде. Если она начинала разговаривать с человеком, будучи заинтересованной ему понравиться – она непременно ему понравится! Мужчины просто влюблялись в неё и не из-за внешности. Да, у неё была идеальная фигура, но личико простушки, есть множество других красивых лиц типажа итальянки: с пухлыми налитыми губами, с чёрными шикарными бровями, с густыми длинными волосами. А у Оли были обычные русые волосики, как у типичного белого человека, да ещё и крашенные в блондинку, из-за чего становились ещё реже и тоньше. Но как только она начинала вести беседу с мужчиной – все близ сидящие "Моники Белучи" уходили в тень.

У Галициной был, прям таки, дар разговорить клиента. Как она это делала? – Сама понятия не имела, ей это было дано.

Сначала она отвечала на банальные вопросы, которые задаёт мужчина при знакомстве, а потом почти искренне начинала интересоваться им самим. Она смотрела на него и пыталась понять: кто он, кем работает, сколько зарабатывает, счастлив он или нет, женат, есть ли дети? И потом задавала ему два– три вопроса и, как правило, один из трёх задаваемых ей вопросов, а может и все три, но заданные интуитивно именно в этой последовательности заставляли мужчину раскрывать душу. Получалось как на приёме хорошего психолога. Она удивительно находила "слабые места" клиента, и он начинал изливать ей свою душу. А она искренне выслушивала его, сочувствовала ему, пыталась понять суть проблемы и дать дельный совет или утешить, если ничего не поделать. И мужчина всю ночь рассказывал ей свою жизнь, а она зарабатывала на консумации, а под утро непременно разводила его на приватный танец. Очередным вечером Ольга пришла, как обычно в семь вечера, чтобы начать с ужина в ресторане. В ресторане ужинал Алексей Иванович с странным человеком. Ему на вид было уже лет сорок пять, и с удивительно морщинистым лицом для его возраста. Он был не красив, даже, можно сказать, уродлив. Не то, чтобы можно было назвать какой-то явный дефект в лице, просто в целом: губ будто бы вообще не было, не правильная форма черепа, очень коротко стриженная, почти бритая из-за того, что волосы росли по форме Владимира Ильича Ленина. Ещё он был очень худой, особенно для своего возраста и одет странно, будто бы в женскую одежду. На нём была чёрная рубашка, чёрные брюки и чёрные туфли, только всё вроде как женское: рубашка шифоновая, то есть прозрачная, брюки очень облегали его маленькую попку и были чуть расклешенными. Чуть позже стало понятно, что он был одет в костюм для латинских танцев.

– Вот у нас товарищ ищет партнёршу для танцев. Тебе интересно? – обратился Алексей Иванович к Оле и не дожидаясь ответа продолжил, – Его Олегом зовут, он профессиональный танцор бальных танцев, в российских конкурсах первые места брал. Будет у нас вечерами танцевать, знакомьтесь, это Оля, ну я пошёл.

Алексей Иванович поспешно вышел из ресторана. Оля осталась сидеть за столом с странным уродливым мужчиной, но ей всегда были интересны бальные танцы, она с интересом смотрела их, если попадала по телевизору. А в начальных классах сама ходила на бальные танцы, но не долго. Там у неё были проблемы с жестокой учительницей, которая била большой указкой детей по конечностям, если они их не вовремя выставляли или путали право и лево. Маленькая Ольга Галицина была категорически против с такими методами обучения и перед тем как громко хлопнуть дверью, выхватила и поломала указку.

– Вам интересны латиноамериканские танцы? – спросил Олег.

– Да, я люблю такие танцы, но я не умею их танцевать, – ответила Оля.

– Ничего страшного, если вы слышите музыку, такт, ритм, вам не надо будет ничему сложному учиться, ведь мы будем танцевать в паре. То есть, я буду вашим партнёром и буду вас вести в танце, а вы просто должны будите расслабиться, доверять мне и всё у нас получится. Надо попробовать: получится или не получится – будет сразу понятно.

Они попробовали. Олег прибывал в восторге:

– Мне очень легко вас водить. Вы рождены для парных танцев!

Оле тоже понравилось. Было правда легко. Она в его руках была пушинкой, и они скользили по каменному полу старинного подвала.

Три вечера Олег учил Ольгу. Он давал ей самое необходимое: как отвечать на сложные выпады и повороты в танце. Изучили основные движения и пару связок, особенно повторяющихся в танцах.

Они танцевали Сальсу, все три композиции, чтобы не усложнять себе жизнь, но все три очень отличались друг от друга и производили впечатление разных танцев. Первый был под музыку с африканскими нотками, и он отличался больше акробатическими выпадами, где очень пригодился Олин шпагат и мостик. Второй танец был медленный и очень сексуальный. Они будто бы занимались любовью – так оба двигали бёдрами на встречу друг к другу, Оля вся извивалась вокруг партнёра. В таких танцах главное, чтобы у танцора в его обтягивающих брюках не встал – у зрителей явно случалась эрекция. Третий танец Оле нравился больше всего – это была зажигательная Сальса под задорную музыку. В нём партнёр много кружил танцовщицу и надо было всё время активно крутить попкой, что у Оли получалось великолепно. Этот танец говорил о том, что секс – это лёгкое не обременяющее занятие двух, скорей, друзей. Публика была в восторге.