Текст книги "Проститутка, или Долгая дорога к Богу."

Тут дверь открылась, в проёме стояла Надежда Германовна.

Влюблённые располагались оба боком к ней и молча вытаращились на это явление.

– Ну все, хватит, вставай. – сказала свекровь, обращаясь к Ольге.

Возмущение Оли невозможно описать.

– Надежда Германовна, – с наряженным, медленным спокойным тоном проговорила Оля, – и вам доброе утро. Дело в том, что, если я встану, вы увидите стоячий член вашего сына. Вы за этим пришли?

– Ну ладно, я пойду без кофе курить, пока вы оденетесь. – надув губки сказала Надежда Германовна. И ушла на лоджию.

То, что Надежда Комарова курит не знал никто, кроме Оли и еë любимого сыночка. Еë муж – обычный кубанский мужик, если бы узнал, то или убил бы или, скорее всего, в его случае, развелся. Поэтому она боялась курить в доме, даже где-то в огороде, опасаясь, что еë кто – нибудь обнаружит за этим грязным делом. Вот она и повадилась уже с утра прибегать к сыночку, ведь баловство покурить переросло в зависимость, хотя она этого не понимала.

Как только дверь на лоджию закрылась Оля начала:

– Она вообще охренела! Ты должен ее поставить на место. Это невыносимо! Может она извращенка, она хочет видеть твой член?

– Ну ты говори, да не заговаривайся. – строго сказал Саша.

– Знаешь, что, не смей затыкать мне рот. Разберись со своей мамашей. Забери в конце концов ключ у нее от квартиры!

– Что он должен у меня забрать? – услышали супруги голос Надежды Германовны, которая вырулила снова в проем кухонной двери.

– Ключ. – бойко ответила Оля и еë понесло:

– Вы всем пытаетесь представить себя, будто бы вы вся такая интеллигентная, а сами ведете себя как последняя хабалка. Врываетесь вечно к людям без предупреждения, да ещë и подкрадываетесь, открывая дверь своим ключом. Я понимаю, что это ваша квартира, а точнее не ваша, а вашего мужа, которого вы выставляете перед всеми, как не образованное быдло, а он, в отличии от вас, всегда предупреждает о своем приходе и стучится, и ждет, когда ему откроют, а не входит со своим ключом. Даже если бы мы жили с вами в вашем доме, вы бы не могли без стука заходить в спальню к супругам. Наверное, даже аборигены в Африке не входят в хижину супругов, понимая, что они могут заниматься любовью. А вы вечно врываетесь, подкрадываетесь. Вы извращенка, или вы любите своего сына какой-то не материнской любовью и поэтому специально мешаете нам жить? Оля остановилась, вызывающе глядя в глаза Надежде Германовне.

– А ты что молчишь? Твою мать какая-то девка извращенкой называет и выгоняет из моей же квартиры, а ты молчишь?! – крикнула Надежа Комарова сыну.

– Да, ну вас всех к черту. – сказал Саша и пошел на лоджию.

Мать молча бросила ключ под ноги Оли и вышла вон из квартиры.

"Слава Богу! – подумала Оля. – давно надо было ей все высказать… Какое же чмо Комаров: ни в состоянии ничего ни сделать, ни сказать".

Глава 5. Новый год.

Шли дни, месяцы. Доченьке исполнилось 4 года. Пришло время встречать Новый 2000 год. Оля готовилась к празднику: купила в городе очень красивое алое бархатное платье для Леночки; составила праздничное меню, которым будет угощать мужа и гостей; украсила дом. С подружкой поздно вечером холили в центр и там отрезали себе по нижней лапе голубой ёлки. Они считали, что это самый гуманный способ украсить квартиру свежей хвоей. У Комарова в квартире от свекрови осталась напольная ваза, которая идеально подходила для водружения туда большой еловой ветки. Александр ни в чем не помогал Оле, он все время был на работе. У него часто были ночные смены, рейды, дежурства. "Перед Новым годом охрана всяких утренников, елок, людей в отделе не хватает" – так объяснял свое постоянное отсутствие Комаров Оле.

30 декабря Оля сама разбирала и чистила трубы под раковиной, которые называются сифон, так как они забились, и вода с раковины не уходила. Это была суббота и Александр не был ни на каком дежурстве, он был в доме у мамы. "Надо помогать маме готовиться к Новому году". – сказал Саша, уходя утром.

Оля была занята своей суетой и особо не придавала всему этому значения. Она знала, что завтра все будет хорошо, они будут вместе.

Но 31 декабря утром Комаров сказал, что в ночь на Новый год он дежурит. Довольно долго возмущался, что из него опять сделали козла отпущения.

– Когда ты об этом узнал? – спросила расстроенная Оля.

– Вчера, когда я был у матери. Меня там нашли.

– А почему ты мне не сказал об этом вчера вечером? Я бы лишние два часа, хотя бы, не стояла у плиты, – с спокойной грустью сказала Оля.

– Я не хотел портить вечер.

– Кому? – еще спросила Ольга, но Александр уже не ответил.

Вскоре он собрался … и ушёл.

Оля, мгновенно раздавленная пошла курить на балкон, потащив за собой телефон на длинном проводе.

Леночка уже проснулась, позавтракала и играла в комнате со своими игрушками. Вообще дочь у Оли была хорошая, послушная девочка. У Ольги не было с ней проблем.

Галицина, куря на балконе, позвонила соседке, с которой они должны были встречать Новый год.

Соседку звали Мария Жиронкина. Это была девушка на два года младше Оли, внешне не привлекательная. Конечно, как посмотреть, в общем на любителя: нос какой-то не правильной формы с горбинкой, с полными щеками, хотя сама она не была полной, два передних зуба были больше чем положено и смотрелись как у мышки, для тех, кто еë любил, и, или как у крысы, для тех, кто еë не любил. Все остальное вроде ничего, но у нее была не красивая попа, какая-то широкая, плоская, уже с образовавшимися "ушками" в ее 22 года и не красивые короткие ноги. Еë явным и единственным преимуществом были длинные, густые, каштановые от природы волосы. Еще ее преимуществом был еë большой дорогой гардероб. Он ей очень помогал. Маша была дочкой богатых родителей, они держали сразу два магазина в центре станицы, которые, по всей видимости, приносили не плохой доход. И из-за этого Мария была очень самоуверенная, и сама себя считала красивой и умной.

Оля дружила с ней потому, что она жила в соседнем подъезде, и их дети дружили.

– Привет, зайдешь покурить? – спросила Оля Машу по телефону.

– Да, я как раз собиралась.

Вскоре Маша пришла, и Ольга рассказала, что Саши не будет в новогоднюю ночь.

– Ну и хер на него! Это даже хорошо. Нарядимся и пойдем в бар. Я вчера встретила Перова, он сказал, что бар будет работать всю ночь, до шести утра.

– А Леночка? Еë тогда надо бабушке отводить, а я хотела с ней Новый год встретить. Да и она же уже все понимает и собирается с мамой Новый год встречать. Правда и с папой тоже…

– Ну и встречайте. Давай, как и планировали: я с сыном приду в десять, Куйбышев придёт. Посидим по-семейному с детьми. В двенадцать начнут салюты стрелять, я пойду Гришу уложу, а ты Лену. К часу они отстреляются, наступит тишина, дети уснут, и мы пойдем. У тебя же Лена всегда хорошо спит, не просыпается?

– Ну, да. Но все равно страшно. Вот никогда не просыпалась, а тут проснется… Тебе хорошо, твой Гриша сам не останется, у тебя родители.

Наступила пауза раздумья.

– Но, если только быстро, на пару часиков. Везде свет включить, конечно, кроме ее комнаты. Если вдруг она проснется и выйдет, то везде свет будет гореть. Она поймет, что мы на улицу вышли, а мы тут и придём". – рассуждала вслух Оля.

Так все и было. Они отметили с детьми. Потом сходили в бар, встретили там много знакомых. Оля пользовалась огромным успехом у парней, да и Маша не отставала. Но Галицина помнила о дочери и вскоре, прихватив с собой пару хороших знакомых, отправились к себе продолжать праздновать. Когда они тихонько все зашли в квартиру, Леночка еще спала. У Оли этот груз спал с груди и она, наверное, в душе позволила

Глава 6. «8 марта».

Вот уже наступило 8 марта. Оля проснулась, естественно, в отличном настроении, предвкушая радости праздника.

Отношения с мужем в последнее были сложными. Для Оли они были странными. Александр перестал хотеть жену. Она приставала к нему вечерами по-разному: и с разговорами, и пытаясь соблазнить его, но ничего не помогало. Всë только злило его, а иногда еë приставания приводили его чуть ли не в бешенство. Свою холодность он объяснял усталостью на работе и усталостью от, почти, ежедневной помощи по вечерам в родительском доме.

Оля почти всегда была одна. Он приходил только спать, даже ужинал он в доме у родителей. Ольга сходила с ума: не спала ночами, с трудом сдерживаясь, чтобы не разбудить его и не устроить очередной скандал с выяснениями отношений. Она уже понимала, что это ни к чему не приведет, только разве к тому, что она увидит Сашино, перекошенное от гнева лицо и крики: «Я хочу спать. Оставь меня в покое!»

Оля очень сильно страдала от такого к ней отношения. Она постоянно думала: "В чем дело? Что не так? Я не потолстела. Виду себя хорошо. Это его мамаша настраивает его против меня. Что же делать? Он каждый вечер у нее." Все эти мысли почти всегда роились у неë в голове. Она стала очень много курить и плохо спать. Она

И вот, восьмого марта она проснулась с радостной мыслью, что у неë есть повод нарядиться, накраситься, показать себя во всей красоте. "Конечно, домохозяек никто не хочет. Но кем я здесь пойду работать? На рынок капустой торговать? Таких тоже не хотят". – рассуждала Оля.

Проснулся и Александр. Оля радостная в это солнечное утро, стала ластиться к мужу. Комаров был холоден.

– Мне надо идти в дом к матери. Мы там начали строить большой сарай, надо воспользоваться выходными и достроить его. – уже собираясь сказал Саша.

Оля остолбенела. Она стояла и молча, с широко раскрытыми глазами смотрела на мужа. Он, как ни в чем не бывало, продолжал собираться.

У Ольги наворачивались слëзы. В районе грудной клетки стала расти черная туча, которая поднималась через горло в голову.

– Сегодня же восьмое марта. – совсем тихо произнесла Оля, сохраняя последнюю крупинку надежды.

– Ну и что? Надо работать. Вечером сходим к Куйбышеву. Денег на подарок у меня сейчас нет, но к вечеру что-нибудь придумаю. – поспешно ответил Саша, чмокнул Олю в лобик и вышел.

Оля осталась стоять на месте. Пустота заполнила все еë тело и голову. "Всë кончено". – появилась мысль спустя пару минут.

Ольга медленно повернулась и пошла на лоджию. Медленно села и закурила. Она делала такие глубокие затяжки, будто бы курила не сигарету.

"Бедная моя дочь. Сейчас она проснётся, тоже в ожидании праздника с мамой и папой, а папы опять нет, а мама опять горем убитая и только все курит, и курит. Надо найти в себе силы и сделать хоть какой-то праздник для Леночки. А что я могу для неë сделать? Надо пойти хоть тортик купить. Надо позвать хоть Машу с Гришей в гости". – думала Оля.

Оля поднялась, и притащила на балкон телефон. Позвонила Маше Жиронкиной:

– Привет. У меня тут задница с утра пораньше…

Глава 7. Отпустил.

После обеда Ольга уложила дочку на дневной сон, а сама пошла на лоджию курить с кофе и думать о том, что происходит в еë жизни.

Оля сидела, курила, иногда отпивала кофе и плакала. Плакала почти беззвучно, слезы одна за одной скатывались, как бусинки. Мыслей не было. Вернее, они были где-то в глубине, клубились сами по себе, но Оля не могла поймать ни одну, да она и не старалась. Она находилась, словно, в апатии, но это было не так – она не была безразлична и безучастна к происходящему, ему мозг, на самом деле, работал как компьютер – быстро бегал по файликам, выискивая правильный ответ, бегал по уголкам памяти, фрагменты, воспоминания, сходится, не сходится… И тут, не получив ответ ясно, а только как-то инстинктивно, Оля позвонила в дом к родителям Александра. Она не собиралась туда звонить, еë там не любили и Александр тоже это понимал, но Оля позвонила. Трубку взял его отец.

– Здравствуйте, а Александра я могу услышать? – спросила Ольга, стараясь говорить детским голосом, надеясь, что отец еë даже не узнает.

– А его у нас нет. – ответил отец.

– А не подскажите, где я могу его найти? – продолжила Оля таким же дурацким голосом.

– А вы к нему в квартиру звонили?

– Да, спасибо. – и Оля положила трубку. Всë что ей было нужно – она узнала.

Она сидела не шевелясь. Даже закурить не было сил, да и желания. Жизнь перестала существовать. Боль стала расползаться с груди в разные стороны: в голову, через горло, в живот. Когда боль, своими тонкими щупальцами проползала по горлу, Оля почувствовала, что она горькая и выпила глоток кофе, чтобы запить эту горечь. Варенный кофе без сахара, казался сладким по сравнению с той горечью, которая оставила за собой боль.

Через какое-то время Галицина взяла телефон и позвонила:

– Здравствуйте, а Нелю я могу услышать? – таким же детским голосом, каким она разговаривала с отцом Александра, спросила Оля.

Нелю позвали.

– Он у тебя? – уже своим, немного грубым голосом спросила Ольга.

Она почему-то не сомневалась, что Неля поймет кто звонит и про кого спрашивает.

– Да. – услышала Оля ответ.

– Принес подарок на 8 марта?

– Да.

– Что он тебе подарил?

– Серебряную цепочку с кулоном. – продолжала отвечать Неля.

– Понятно.

– Его позвать? – спросила Кусадаева.

– Нет. Он мне не нужен. – и Оля положила трубку. Она снова закурила. "Да, это правда. Он подарил ей цепочку с кулоном, это в его стиле. Он всегда делал мне такие подарки… Смешно – Оля страшно улыбнулась – меня сейчас беспокоит не то, что он еë трахает, а то, что он дарит ей сейчас не дешëвый подарок, когда я даже суп без мяса варю. Покупаю детский крем в аптеке и мажу им лицо, потому, что на крем для лица у меня нет денег. На еду для нас у него нет денег, а на подарки любовнице есть». Оля сидела на лоджии с болью в душе. "За что?" – стучало у неë в голове. Тут она услышала стук в дверь. Пришла свекровь, теперь она стучалась.

– Хорошо, что Вы пришли. – с удивительным спокойствием сказала Оля.

– Да? Я пришла тебя поздравить, а Александр где?

– Он у своей малолетней шлюхи, понес ей подарок. А на подарок для меня у него денег не нашлось.

– С чего ты взяла, что он у неë? – выпучив глаза, спросила свекровь.

– Ой, Надежда Германовна, хватит, я устала. Я сказала "хорошо, что Вы пришли" потому, что сейчас должна проснуться Леночка, ч соберу наши вещи и уеду. В это время может прийти Александр. Если Вас не будет, то он начнет оправдываться, извиняться и не отпустит нас, мы останемся, и всë это дерьмо будет дальше продолжаться. А если Вы останетесь, пока мы не уедем, то Ваша мечта сбудется – мы расстанемся. При Вас он не будет унижаться и легко даст нам уйти.

Свекровь ответила не сразу, видимо думала, стоит ли опровергать высказывание о еë мечте: «Хорошо, я останусь», и она поудобней стала устраиваться в кресле, как в театре перед долгим, но интересным представлением. «Вот сука, – думала Оля, – даже для приличия не сказала ни слова утешения. Уселась наблюдать свой радостный момент. Сука! А Леночка? Кто-нибудь о ней подумает? Бедная девочка, то к папе, то к бабушке…»

Все произошло так, как и предсказала Оля.

Прибежал Александр, когда Ольга уже собрала вещи. Он пытался поговорить, но как-то тихо, оглядываясь на маму, которая не сводила с них глаз.

Комаров силой остановил Олю, когда она взяла сумки. «Отпусти еë!» – прокомандовала мать со своего наблюдательного пункта, и он отпустил.

Глава 8. Депрессия.

Оля третий день спала. Она не умывалась, не чистила зубы, не ела, не гуляла с дочкой и даже не курила. Леночкой занимались бабушки: Олина мама и Олина бабушка, объясняя девочке, что мама заболела.

Когда Оля просыпалась и вспоминала, где она, почему, что произошло – она начинала плакать. Так, плача, засыпала. Подушка еë была мокрая, а лицо, опухшее от слëз. Так продолжалось ещë пару дней. Оля только пила воду, которую бабушка исправно ставила у еë кровати.

И вот Галициной приснился сон. Как она идет по Питеру, где-то в центре, скорей всего по Невскому, а на встречу ей вышагивает с большой тростью высокий, статный, настоящий, не ряженый Петр I. В больших ботфортах, в красном камзоле и в треуголке. Когда они сошлись, Оля присела в легком реверансе, а Петр I спросил: " Ты собираешься к нам? – Мы тебя ждем «. Ольга проснулась. Сон был такой реальный, хоть и про не реальное. Оля, проснувшись ощущала запах Невского проспекта. Тогда он пах дорогими машинами – кожаными салонами, дорогими духами и тому подобное. То ли эти запахи распространялись из дорогих магазинов, то ли из дорогих машин, а может и от богатых людей, но в то время на Невском был свой – дорогой запах.

Оля прибывала в ощущении сна, все было так реально. "Что я делаю? – начала думать Оля – Я же просто умираю. Зачем? Кому от этого будет польза? Моей дочери? Что с моей бедной девочкой? Я совсем ей не занимаюсь. Я, надеюсь она счастлива с моей мамой и бабушкой? " – Оля опять стала плакать.

"Нельзя больше лежать – я так умру. Надо вставать. Надо ехать в Питер. Он, меня уже Петр I зовет. Я с ним встречусь или в Питере, в виде "медного всадника", или на том свете. – продолжала думать Ольга. – Да, здесь мне оставаться нельзя. Здесь меня ждет только нищета, тоска, позор и все в этом духе. А что ждет мою дочь здесь? Вот исполнится ей 15 лет, первая любовь и все такое. И что дальше? Курить с пацанами все подряд, поступить в ближайший город, в ближайший педагогический колледж? – Ужас! Я должна уехать, устроить свою жизнь и забрать с этого болота свою дочь. Я просто не имею права здесь лежать и умирать. Я поеду, стану богатой и счастливой, а он будет бегать за мной… Только надо как-то встать". Олин организм устал так интенсивно думать и уснул.

Проснулась Галицина от того, что еë будили. Она стала рассматривать людей, их было несколько, а точнее всего двое.

– Вставай, Малая. Пойдем на улицу покурим.

Это был Володя Фëдоров и Гера Мардонян – Олины друзья. Как эти все люди дружили, что их объединяло было совсем не понятно.

Герман Мардонян был армянином, как уже понятно из фамилии, но армянин странный. Все армяне держатся как-то вместе, у них много родственников, а семья Геры была сама по себе. Никто из семьи не торговал, они жили как обычные бедные русские в своем не большом, но очень уютном доме на краю станицы у реки. Герман работал сторожем в школе, его туда устроила его мама, которая там работала уборщицей – техничкой. У Геры был папа и два брата, младший брат ходил в школу, а старший с папой чем занимались – никто не знал. Еще Герман был наркоманом. Он иногда кололся с какими-то взрослыми наркоманами, которые жили в его районе возле речки, но не Оля, ни остальные друзья с их компании не знали этих людей и им было совсем не интересна эта тема. А вот то, что Герман почти всегда курил анашу или коноплю, Олю и еë друзей вполне устраивало – Гера часто накуривал их, просто угощал по-дружески, даже не намекая на то, что этот товар стоит денег. Внешне Мардоняна красавцем не назовешь. Он был маленького роста, вообще нормальный парень и его можно было бы назвать красивым, если бы не естественно большие, в смысле длинные зубы, да еще на половину черные – изъеденные кариесом. Они еще все были на месте, ведь ему было всего 28 лет, но наркотики делали своë дело и разрушали зубы.

Володя Фëдоров "Жердь" – так его называли, жил не далеко от Мардоняна, но ближе к центру, тоже в своëм доме. Вова работал в колхозе мотористом – ремонтировал трактора, но был не ведущим специалистом, а помощником. Его мама работала на кухне в больнице, не поваром, а помощником повара. Фëдоров был странным парнем: девушки у него не было, хотя ему было уже 29 лет и вообще Вова стоял на учёте у психиатра, почему, друзья не понимали, на вид он был нормальным. Вова даже почти не пил и не курил со всеми анашу – он боялся. Его отец был страшным алкоголиком, тем алкоголиком, который выносил даже продукты, например, закрутки на зиму, чтобы пропить. И Володя боялся пить, чтобы не спиться как отец, понимая, что алкоголизм передается генетически. Оля с ними дружила. Наверное, потому, что она тоже была странная. Что их могло объединять? Оля из квартиры, мать еë работает экономистом на элеваторе. Отец – алкоголик, это было общее с Вовой. Кем сейчас работала Оля? – последняя "должность" – проститутка, до этого продавец – в общем никто – это тоже объединяло еë с друзьями.

Оля лежала и внимательно рассматривала парней.

– Я рада вас видеть. Я, наверное, ужасно выгляжу. Что это вы пришли? – спросила Ольга.

– Вообще твоя мама мне позвонила и рассказала, что ты здесь валяешься. Попросила, чтобы мы пришли и тебя подняли. Ты чë? Ты так себя в могилу сведëшь. Я знаю, у меня так было. – сказал Володя.

– Пойдем, вставай. Я знаю, как тебе помочь. – улыбаясь своими большими зубами, сказал Гера.

Оля поднялась, присела на кровать. Она была в легком, летнем, светло-сером плиссированном платье, которое не мнется, поэтому Оля стеснялась только своего заплаканного лица.

13 марта на улице ещë было прохладно. Оля надела куртку, и они вышли на улицу. Несмотря на то, что температура воздуха была ещë только лишь 7'С, во всëм ощущалась весна: не только травка и молодые листочки на березе говорили о том, что природа проснулась и даже не распустившиеся тюльпаны – сам воздух пах весной. Он был вкусный, сладкий, ароматный, его хотелось попробовать на вкус. Оля вдыхала жадно, с наслаждением этот запах жизни, и он на неë действовал возбуждающе, как адреналин.

На улице ещë было светло.

– Пойдем куда-нибудь со двора, подальше от твоих соседей и от окон начальника милиции. – весело сказал Мардонян, радуясь своей остроте.

В одном подъезде с Олей жил начальник милиции со своей женой, которая работала следователем.

Они пошли за кинотеатр, и Гера накурил Олю, Володя не курил.

Жизнь наладилась. Весна и наркотик, поднимающий настроение сделали своë дело. Депрессию как рукой сняло. Оля захотела жить, а жить значит ехать. Она понимала очень ясно и отчётливо, как подписывают бумагу у юристов "в здравом уме и твердой памяти", что в станице ей жизни нет. Как говорила еë мать: " Тебе надо уезжать, пока у меня есть силы заниматься Леной. Тебе слишком мало места здесь". И действительно. Оля не понимала, как можно здесь жить. Пока она видела свою жизнь с Александром, Галицина представляла идеальную семью: любящие муж и жена, их дочь. Жена – хорошая хозяйка, мать и так далее. Но без идеальной семьи здесь точно делать нечего. Ольга никогда не считала станицу своим домом, она точно знала, что еë дом в Лазаревском, от куда еë увезли насильно. Местные люди ей казались другими, отличными от неë, она не вписывалась в этот мир, где большинство людей живут мыслью о домашнем хозяйстве, имеется ввиду не приготовление пищи и косметический ремонт комнат, а выращивание домашней птицы: кур, уток, гусей и животных покрупнее: кроликов, коз, свиней. Многие держали корову. Так жило большинство людей в станице и работали в колхозах. Оля, и вообще Олина семья была далека от всего этого. Они жили в квартире, в колхозе никто не работал и никогда в семье не занимался физическим трудом. Даже эти Ольгины друзья: Володя и Гера, и Виктор Куйбышев, и родители мужа – все они вели такую жизнь: держали птицу, кроликов, работали в колхозе и всë в этом роде. Оля даже в их обычную жизнь не вписывалась. Конечно их объединяли умные разговоры по вечерам, куря коноплю или попивая потихоньку красное домашнее вино, но днем их жизнь была разная.

– Мне нужны деньги уехать в Питер. Володя, ты можешь мне занять на дорогу? – решительно спросила Оля.

– Ой, ты что? Нет. У меня нет.

Володя был жадный в таких предложениях, это все знали. Он мог всегда накормить, напоить тебя – он был очень гостеприимен и именно у него дома собирались все вечерами, но что касается денег – он их копил.

– Ладно, не парся. У Куйбышева возьму. Он меня и на вокзал отвезёт, – ответила Оля.

Глава 9. «Умерла».

– Мама, – обратилась Ольга к матери, – я хочу уехать в Питер, мне здесь делать нечего.

– Да, я давно говорила тебе, что тебе в этом болоте не место, ты здесь погибнешь. Ты – рыба океана по натуре своей, – ответила мать.

– Как ты думаешь, я смогу у брата остановиться хотя бы на несколько дней? Он такой странный – погулять со мной всегда рад, тем более за мой счёт, но что-то я очень сомневаюсь, что он захочет меня у себя приютить.

– Ты едь, а я его поставлю в известность, что ты приезжаешь. Не оставит же он тебя одну на вокзале. Встретит, куда он денется. Иногда людей надо ставить перед фактом, не спрашивая у них, как они на это смотрят – это очень облегчает им жизнь, не надо умчаться выбором.

Оля купила билет, не выдержала и позвонила Александру:

– Привет. Я через два дня уезжаю в Питер. Думаю, что на два месяца. Хочу тебя попросить не бросать Леночку. Ты за неделю ни разу не зашёл к дочери, даже не позвонил, не мне, моей маме. Не спросил, как Леночка, не болеет ли она, может что-нибудь нужно? Не делай так. У тебя, пока, одна дочь. Ей будет плохо без мамы и папы. Забирай еë на выходных. Слышишь меня?

– Да.

Они оба помолчали немного.

– Нам надо встретиться, поговорить – продолжил Александр.

– Можно и поговорить. – ответила Оля. Внутри у неë всë затрепетало.

– Я зайду сегодня к тебе вечером, часов в семь?

– Заходи, в первую очередь к дочери, она, наверное, соскучилась.

Вечером они были похожи на счастливую семью. Леночка радовалась, что мама и папа – все вместе. Бедная девочка не знала, что это счастье будет длиться только один вечер.

Следующую ночь Оля провела с Александром. Он же отвëз еë на вокзал. Саша был очень гарусный, чуть не плакал, когда сажал Олю на поезд, но он не остановил еë, не предложил жить опять вместе с семьёй, с дочкой, не сказал: "Не уезжай, я люблю тебя", а Оля так ждала этих слов. Она всегда ждала от него этих слов.

Когда она села в поезд, было уже десять вечера. В вагоне все лежали на своих полках, готовясь уснуть. Оля смотрела в окно на Александра, она на всю жизнь запомнила, что он тогда был в ярко синей рубашке в цветную клеточку.

Когда поезд тронулся Оля глотала и давилась слезами, пока еще видела Александра, но, когда поезд набрал скорость, Ольга поспешно вышла в тамбур и разрыдалась. Она плакала так горько, будто бы умер близкий человек. – Так и было. В этот миг умерла сама она. А кто ещë может быть ближе человеку, как ни он сам? Она не понимала этого. Сама Галицина думала, что она плачет по Александру. Она так сильно не хотела с ним расставаться, хотела жить с ним и с их дочкой до конца дней своих, хотела родить ему ещë сыночка, но он не хотел всего этого. Оля думала, что это его мать – ведьма сбивает его с пути. Она не понимала, что если мужчина любит женщину, то никакая мама не сможет ему помешать быть с ней.

Оля думала, что оплакивает свою любовь, на самом деле еë душа лила слезы по самой Оли, зная куда они едут. В груди все сжималось с болью и как будто переворачивалось, прокручивалось почти с скрежетом. Оля умирала, вернее ее душа.

Часть 2. В аду как дома.

Книга 1. Кабаре.

Глава 1. В клуб.

Оля сидела в комнате общежития технологического института на проспекте Мориса Тореза, обложившись газетами с названиями "Работа", " Вакансия". Очень внимательно читала, обводила, записывала. Записав, в специально купленную двенадцати листовую тетрадку несколько вариантов рабочих мест, Ольга оделась и отправилась к ближайшему телефонному аппарату, обзвонить работодателей. Было одиннадцать часов. На улице прохладно всего три градуса, сыро, но довольно ясно и безветренно. До ближайшего телефон-автомата нужно было идти минут десять. Оля шла в хорошем настроении, предвкушая своë питерское будущее. Она выбрала вакансии официантки и продавца. Эти работы она уже знала, ничего сложного. В приоритете была работа официантки, так как Оля была уверенна, что в Питере дают хорошие чаевые, конечно, для этого нужно устроиться в хороший ресторан или ночной клуб. Оля была уже в таких местах, в тот свой приезд и видела, сколько оставляют чаевых – за вечер можно только на чаевых заработать месячную станичную зарплату реализатора мороженного.

Брат был на работе в институте. Он без проблем поселил сестру в своей комнате. Его комната в общежитии была рассчитана на двоих и стояла вторая кровать.

К Галицыну, несколько раз пытались подселять других студентов, когда он ещё был студентом, но те, съезжали от него при первом же удобном случае, как только можно было найти другое место в общежитии или съезжали в съёмную комнату в коммуналке – он их выживал специально, хотя Алексей Галицын был таким человеком, с которым никто не захотел бы жить, даже, если бы, этого хотел он. Он был странным человеком: тяжёлым, внутренне злым, даже если улыбался, чувствовалось, что будто бы он вас ненавидит за что-то. Но сестре он был рад, как ни странно. Вернее, он с первых то минут был не особо рад, так как мама поставила его пере фактом, как и обещала, а это ни понравилось бы никому. Но потом, через пару дней, он оценил преимущества проживания с сестрой и уже был рад. Во-первых, Оля была хозяйственная, чистоплотная, в меру, находчивая, быстрого ума, что позволило ей за два дня отмыть загаженную комнату, которая, кстати сказать, была целых двадцать метров квадратных на два окна, собственным туалетом и, самостоятельно созданной из деревянных досок, мини-кухней. Это была полноценная комнатка, только очень, очень маленькая. В ней, по одной стене, как раз, созданной, располагались довольно широкие полки от самого пола, до самого потолка, на которых очень удобно располагалась вся кухонная утварь. По другой стене была сооружена полка-стол, похожая на барную стойку, на которой находилась двухкомфорочная спиральная электрическая плита, а ниже ещё пару полок, на которых стояла бытовая химия – кто-то сделал очень замечательную кухню в комнате общежития и не надо было готовить на общей кухне, которая, конечно же в общаге имелась. На этой маленькой самодельной кухоньке находилась металлическая раковина с краном. Все работало и была даже горячая вода. Можно было тут же мыть посуду! В общем общежитие было хорошее – комнаты со своим туалетом и раковиной – это очень круто! И конечно молодец тот, кто когда-то отгородил раковину и создал кухню.

Когда Оля оказалась первый раз в комнате, она стала думать о том, где будут лежать еë вещи. В комнате Галицина обнаружилась ниша-шкаф. Но, когда она еë открыла, оттуда вывалилась целая гора грязного белья. Всë подряд, просто скомкано в одну кучу, всë бельë неприятно воняло специфическим запахом грязных вещей. Ничего чистого, кроме того, что было на нем, да и это спорно, у Алексея Галицина не было. Оля ещë два дня всë перестирывала. Сначала она пыталась стирать в большом зелëном металлическом тазу прямо в комнате, но вскоре поняла, что это глупая затея. Такие грязные вещи, да и ещë такое количество так выстирать невозможно. Да и Ещё Оля переживала за паркетный пол, на который, естественно, из таза во время стирки выплёскивалась вода. Да, в общаге были настоящие паркетные полы.