Текст книги "Проститутка, или Долгая дорога к Богу."

У Оли было откуда-то такое свойство. Пока она с уважением относилась к человеку – она обращалась к нему на "вы", даже если человек был младше нее. И даже с клиентами она очень долго часто разговаривала на «вы», чем многих смущала, но ничего с этим поделать не могла. Но, как только она переставала уважать человека, в эту же самую секунду ее речь сразу сама переходила на «ты». Это происходило непроизвольно, она это не контролировала.

Все опешили, дядя Слава в первую очередь. Он не нашелся что сказать, но паузу заполнила Ольга:

– Вот я завтра уезжаю домой, пусть эстафету принимает твоя Люба, ей пора привыкать, раз она за тебя замуж собралась. А я после Нового года, возможно, приеду и посмотрю до каких пор вы тут гавном зарастете.

С Олей никто не вступил в спор, только Люба как-то тихонько зафыркала, как андарта, которая вылезла из воды.

Глава 5. Разные.

На Новый год Комаров тоже приехал домой. Они снова жили втроем с дочкой у него в квартире. Все было вроде бы хорошо. Леночке было хорошо с родителями, она не чувствовала себя брошенной, как ей уже говорили одноклассники в школе, но Лена никому не жаловалась и не говорила об этом. В Новогоднюю ночь, Комаров часа в три пошел со своим дружком за выпивкой и пропал. Оля подождала их до четырех и лягла спать. Ей, в сущности, уже было все равно где он и с кем. Ей уже не было больно.

Проснулась Ольга в девять часов, Александра еще не было. Леночка уже тоже проснулась и как обычно, играла в своей комнате, ожидая пока мама проснется.

Ольга покормила дочку новогодним оливье, позавтракала сама, включила Лене телевизор с новогодним концертом, а сама пошла на лоджию с кофе и сигаретой думать о своей жизни.

В то утро Галицина думала не о том, где шляется ее муж и не о том, как ей жить по большому счету. Она думала, что для нее празник прошел как нельзя хуже. Для кого она накладывала целый час вчера вечером макияж, для чего надела одно из самых красивых своих платьев, которое одевала всего один раз в Питере на свой день рождения? В конце концов, для кого купила чулки?

Тут позвонил телефон. Это оказалась Мария Жиронкина. Та самая, которую била Оля. Она пригласила их с Леной к ним с Гришей – ее сыном на утренние салаты. Вдруг Ольгу осенила мысль, что как раз предоставляется случай и ей повеселиться.

– Леночка, пойдем в гости к Грише Жиронкину, они приглашают тебя в гости. Поиграешь там с Гришей, они угостят тебя разными вкуснятками.

Ольга отвела Леночку к Жиронкиным.

– Маша, я не останусь. Пусть дети играют, а мне как раз надо по делам сходить. Тут не далеко, можно сказать по соседству. Меня не будет три часа. В два часа приду и заберу Леночку.

Оля быстро привела себя в порядок. Захватила бутылку шампанского и пошла к «Шефу», который жил в десяти минутах ходьбы.

Гриша, как всегда был рад видеть Ольгу. Он был один, почти трезвый, улыбался своей лисьей улыбкой и, казалось, ждал её.

Галицина отлично повела эти три часа своей жизни. Она наконец то расслабилась и душой, и телом. С Коморовым, даже если все было внешне хорошо и спокойно, Ольга внутренне находилась в постоянном напряжении. Она больше не доверяла ему, постоянно, уже почти инстинктивно, ожидала от него какой-то гадости. К тому же они совсем друг друга не понимали. Становилось очевидным то, что они совсем разные люди, у них нет ничего общего. Они все видят по-разному, на все смотрят с разных углов.

Ольга вспоминала, как ее мама сказала только одну фразу, когда Оля объявила, что выходит замуж за Комарова: " Тебе будет с ним скучно". Все чаще она вспоминала эту единственную фразу как приговор. И думала: "Как точно она определила проблему. Ведь теперь, спустя семь лет, до меня начинает доходить, что проблема именно в этом. Не то что он гуляет, разведет нас навсегда и не то, что я езжу в Питер, а именно это".

Ольга вспомнила, что, когда она собиралась замуж. В те вечера она сидела у себя во дворе с пацанами, в компании старых наркоманов. Эта была не ее обычная подростковая компания, а одноклассники, в основном, ее брата, то есть люди старше Оли на семь лет и, получается на четыре года старше Александра. Галициной тогда было девятнадцать, Комарову, соответственно, двадцать два года, а наркоманам по двадцать шесть. В таком возрасте психологически это существенная разница.

В тот вечер они разожги костер прямо во дворе четырехэтажного дома, что в то время и в той местности, было, собственно, нормально. Стоял теплый апрельский вечер. Сверху завораживало черное небо, усеянное тысячами ярких звезд. В свет костра вошел Комаров, чтобы забрать Олю.

– А, это ты жених? – обратился к Александру Васёк.

– Да, – ухмыльнулся Саша.

– Ты же мент?

– Да, – уверенно ответил Комаров.

– А ты понимаешь кто мы?

– Понимаю.

– А как же вы будите жить? Не пойми ничего плохого, мы не претендуем на твою невесту. Мы понимаем, не за нас же ей замуж выходить? Только и ты пойми, она наша, с нашего мира. Нет, опять же не подумай ничего плохого, она не употребляет, тут дело в другом. Она выросла с нами и с такими как мы. Она мыслит, как мы, она видит мир как мы. А ты мент. Опять же пойми, не в обиду. На сколько мы знаем о тебе, ты прямо мент, настоящий, в смысле ты не просто там за зарплату попал, ты мыслишь, как мент, ты по сути свой мент. Ну и как вы будите жить? Вы же совсем разные. С разных миров.

– Противоположности притягиваются, – дрзко ответил Саша.

Теперь спустя семь лет после того разговора, отдыхая с «Шефом», понимая друг друга с Гришей друг друга с полу слова, хотя встречались они теперь раз в полгода. Оля вспоминала тот разговор на выдане с наркоманами и думала о том, что с мужем они, на самом деле, на все смотрят по-разному, даже спустя столько лет.

Галицина понимала, что с таким мужем жизни нет, с Геной, который начинает свое утро с косяка, естественно тоже, и вообще, в станице делать нечего. «Надо снова уезжать в Питер, – рассуждала Оля, – и уже с мыслью – на совсем. Надо остаться там, забрать туда дочь. Пока она маленькая, ей, наверное, лучше в станице: свежий воздух, здоровая еда… Но когда она уже будет поступать в колледж или в институт, то поступать уже надо в Петербурге. Я, хотя бы, к тому времени должна нормально там прижиться. Может замуж за кого выйти?»

Но Ольга уехала в Питер только в апреле, прожив еще с дочкой три месяца. Комаров уехал снова в Славянск-на-Кубани работать у дяди Славы. Ольга не посчитала нужным, не понятно зачем ехать туда, чтобы стирать чужое гавно. Она предпочла побыть с дочерью, понимая, что она уедит теперь сразу на три месяца. "Уеду в середине весны, а приеду потом в конце июля на море", – решила Ольга. Так она и поступила.

Глава 6. Зверушка.

На пироне Галицину встретила жизнерадостная Настя Нестерова. Так как Настя была смешливая от природы своей, с детства, то Оля не понимала по ней: радуется она естественно или от того, что обнюхалась. Они старались не говорить об этом, потому что обоим эта тема была неприятна. Нестерова при Оли все еще не нюхала, а уходила, если они были вместе, для этого в туалет.

Галицина свои вещи оставила у Нестеровой, а сама провела в конторе у Пушистой пять дней подряд, чтобы побыстрей заработать на свою комнату и не спать с Настей в одной кровати – это никому было не нужно.

В конторе Оля спала на маленькой кроватке на против водительской кровати.

В притоне у Пушистой за, почти, полгода многое изменилось. Во-первых, Пушистая родила дочь от беззубого водителя Александра. Оказывается, когда Ольга жила еще в Питере, Лина была на седьмом месяце беременности, а так как она еще до беременности расплылась и превратилась в жабу, то беременности видно не было. Не известно точно нюхала ли она во время беременности спиды или нет, но курила много и постоянно находилась в очень прокуренном помещении, каковым и является контора.

Пушистая после родов продолжила работать, ребенка грудью она, почему-то, не кормила, ее кормил Александр специальными смесями. Он полностью взял заботу о дочери на себя, уволился с конторы и находился все время с дочкой.

Жили они в квартире у Лениных родителей на Савушкина. Конечно, родители тоже хорошо помогали, но Александр старался не отходить от дочери и никому ее не давать. Он души в ней не чаял.

Пушистая же неделями не выходила из конторы. «Мне ребенок нахрен был не нужен, – объяснила она любопытным девицам. – Я вообще аборт хотела сделать, но Александр стал ныть, что ребенка хочет. Я ему сразу сказала, что я ему рожу, если он так хочет, но он сам будет им заниматься, полностью, я к нему касаться не буду. Вот он и занимается». На самом деле она не была уж такой бездушной тварью, как может показаться. Она не хотела этого ребенка не потому, что она, в принципе не хотела детей. В душе она хотела детей и семью. Но Пушистая не была дурой. Да, в ней плохого было гораздо больше, чем хорошего, но разум в ней присутствовал. Она понимала, что она старая проститутка, хотя Лине был только тридцать один год, что наркоманка, что ее все тело пропито, прокурено, затаскано. Кого она может родить?

«Родила царица в ночь

Не то сына, не то дочь;

Не мышонка, не лягушку,

А неведому зверюшку», – пошутила она, как-то, сама про себя. Лина так и называла свою дочь – " Зверушка", поэтому никто не знал, как ее назвали. На самом деле Александр назвал ее Еленой.

Лина хотела бы родить, когда ее тело еще было здоровым или, когда уже было бы здоровым. А потом, еще папа же Александр тоже наркоман.

Пушистая, как и все, мечтала, чтобы появился хороший мужчина и спас ее. Под "спас" здесь надо понимать – забрал из этого адского мира наркотиков, грязи, извращений в светлую, чистую, правильную жизнь. Все хотели в чистую жизнь, но никто сам не мог уйти в нее, все ждали спасителя – принца.

Пушистая, понимая, что скорей всего у ее ребенка будет какое-то отклонение, ведь у Светки Хачика мальчик оказался умственно отсталым, хотя до его пяти лет, пока не надо было учиться читать и считать, никто ничего не замечал. Поэтому Лина боялась привыкать к дочке и любить ее. Она просто боялась. Да и потом, конечно, мамой она не умела быть. Пушистая знала, что она хорошая сутенерша, возможно лучшая. Здесь она состоялась – это была ее жизнь.

Сутенершей может стать далеко не каждая. Даже если женщина сама проработала проституткой много лет и, казалось бы, знает эту кухню вдоль и поперек, это совсем не значит, что она сможет успешно работать администратором в салоне с девицами и тем более стать хозяйкой салона. Самая большая сложность – в управлении подлым, лживым, предательским, в большей степени, огребьем проституток. Это такой мир. Даже если в него попало, почти, невинное существо, то через несколько лет она станет такой.

Глава 7. Сестрички.

У Пушистой в конторе появились две сестрички с Иванова. Это были родные сестры, разницей в возрасте три года. Младшей – Кате, исполнилось двадцать четыре, а старшей – Саше, соответственно, двадцать семь лет. Они обе были довольно симпатичные, даже их можно было бы назвать красивыми, если перенести их в другую обстановку. В смысле их красоту портила их неряшливость и беднота. Девушки очень мало придавали значение своему внешнему виду. Зная, что они красивые, сестры совсем не заботились о внешней обложке. Всегда ходили в дешевых джинсах и свитерках. У них была всегда одна одежда и для повседневной жизни, типа сходить в супермаркет, в этом же они ездили на заказ к мужчинам. Одевались девушки так потому, что у них была большая цель, к которой они уверенно шли. Сестрички строили у себя в Иваново большой, добротный дом на два хозяина, чтобы всегда жить вместе, но, как бы, в разных домах своими семьями.

Старшая уже была замужем, ее муж тоже где-то пахал на дом и официально отпускал свою жену с сестрой на заработки в Питер. Он знал кем они работают и это в их семье считалось нормальным, ведь они это делают для великой цели – их благополучного будущего.

Понимая, что им нужно как больше денег и желательно за наименьший срок, сестры хотели объять необъятное, то есть забрать все заказы себе. По их плану у них не должно быть простоя в виде сидения на кухне в ожидании заказа, или своей очереди. А еще им было нужно, чтобы, когда их привозили на заказ, брали их вдвоем, а не других или с другими, но приводить себя в порядок, украшать новыми вещами они не собирались, так как не планировали тратить деньги на шмотки, а каждую тысячу вносили в свой дом.

Конкуренция существовала большая. Девушки, во-первых, все были по-своему красивые, а во-вторых они вкладывали в себя деньги: красиво и сексуально одевались, ходили в солярий, наращивали ногти и все в этом духе. И поэтому сестрички на их фоне часто выглядели как облезлые курицы в своих синтепоновых курточках с рынка.

Ивановские стали решать эту проблему нетривиально: они занялись колдовством. Ведьминым делом они занимались еще в Иваново. Раздобыли где-то книги по магии, впрочем, этого "добра" продавалось теперь предостаточно, даже открылись специальные изотерические магазины. Вот по этим книгам они все и практиковали. Не известно, какой процент в этой литературе имел отношение к какой-либо настоящей бесовской деятельности. Конечно, какая настоящая ведьма, обладающая вековыми знаниями по колдовству, выложит это в открытый доступ? Но книг про это издал кто-то огромное множество и их хорошо раскупали.

Сестрички не скрывали своего занятия от других, а даже наоборот, чуть ли не публично, заявляли, что они идут в церковь колдовать. Почему-то они объясняли, что настоящие ведьмы, как они, очень много колдовских ритуалов проводят в церкви. Заявляли о бо всем этом ивановские сестры для того, чтобы их боялись. В стае повышенной конкуренции, конечно, нужно чтобы тебя боялись или уважали, но сделать так, чтобы тебя боялись проще, если ты просто физически сильнее, и твоя спящая или утопленная в спиртном совесть не мешает тебе пробить шпилькой голову девушке, которая слабее тебя или скромнее.

А вот сестрички выбрали такой способ, по крайней мере оградить себя от избиений. Но они не просто блефовали для своей защиты от стаи – это как раз было побочным эффектом. Они на самом деле проводили различные ритуалы по этим книгам еще в Иваново и до сих пор, для своего блага, для устранения конкуренток и свято сами во все это верили.

Сестры проводили ритуалы на болезни и даже на смерть с помощью втыкания иголок, перьев и костей, зашивая их в подушки, особо мешающим им попадать на заказы в первых рядах. Первой на уничтожение в их списке стояла Ольга Галицина. С ней никто не хотел ехать на выбор, так как брали обязательно ее. Попытать счастье можно было только если там нужно было, хотя бы две девушки. А у ивановских сестер был свой бзик: если брали одну из них, то та настаивала, чтобы взяли обязательно вторую сестру и частенько из-за Галициной не брали тогда никого из них.

Многие девушки в салоне повелись на их магические угрозы, стали бояться проклятий, вплоть до того, что сначала сдавали на заказ сестричек, а потом уже сдавались и другие на оставшиеся заказы, пока те работали.

Но Галицина не собиралась бояться и уступать ведьмам. Во-первых, она их презирала за их деятельность, во-вторых считала их не большого ума, за то, что они верили в силу бульварной литературы. А в-третьих, Галицина в своей жизни сталкивалась с потусторонними силами и с настоящей магией, поэтому ее было не так просто напугать костью в подушке.

Глава 8. Потусторонние силы.

Однажды, когда Ольге было 17 лет, и она собиралась замуж за Николая Верина, и жила у своей мамы, произошло что-то необъяснимое.

Оля спала тогда в зале просто на сложенном диване. Она его не раскладывала, так как места ей хватало, ведь она весила 48 кг. Дверь в зал была двойная, одно дверное полотно было зафиксировано на вертикальные засовы и пользовались только одной дверью. Дверь со стороны гостиной еще закрывалась шторами. Скорей всего в 92-м году это уже не было модно, но моду в квартире Галицыных устанавливала бабушка, чьей квартира и являлась, а Ольгу эти шторы очень даже устраивали – они помогали создать уют, тем более двери стеклянные. Даже несмотря на то, что стекла были декоративно мутными, все равно без штор не было бы такой психологической защищенности от входа.

Окна из зала выходили на большую центральную улицу, где напротив располагался большой банк. Вся улица и территория вокруг банка были хорошо освещены, этот свет отлично освещал и гостиную, так что можно было экономить на ночниках. Зал так хорошо освещался, что Ольга часто зашторивала окна плотными шторами, хотя в большей мере ей нравилось, что в комнату падает свет уличных фонарей. Это придавало какой-то доброй невинной романтики этому залу с темной старой мебелью.

Вот один раз, когда Ольга почти уснула, дверь в комнату отварилась. Ольга уже сквозь сон услышала легкий скрип. Она слегка приподнялась и повернулась в сторону входа, так как девушка лежала головой к двери и любила смотреть в сторону большого освещенного окна.

Ольга увидела, как в комнату вошло что-то очень похожее на человека, такой же формы и такого же роста. Но девушка сразу поняла, что это не человек, так как это существо в длинном в пол плаще с капюшоном на голове не шагало, как человек, а, как бы вплывало, будто на невидимом облаке. Сам плащ серого цвета, поэтому если бы и попытаться определить добрый или злой дух явился по цвету плаща, в смысле белый, черный, то это было невозможно. Лица входившего видно не было совсем, хотя Оля вглядывалась именно туда, но там под капюшоном, была только темнота. Это существо довольно не спеша вплыло в зал и остановилось напротив Ольги, буквально в метре.

Конечно девушке было очень страшно. Она села на диване и глядя в темноту под капюшоном стала читать вслух "Отче наш" и креститься. Оля знала наизусть эту молитву. Вообще, когда ее брат пришел с армии, а Ольге тогда исполнилось 14 лет, то брат спрашивал маму: "Почему она такая верующая, кто ее этому научил?" Оля тогда очень верила в Бога, тогда же и выучила "Отче наш", но дальше ростки веры не проросли, видимо из-за того, что из всего окружающего Ольгиного мира, к Богу принадлежала только древняя икона Казанской Божьей Матери, которую бабушка прятала в дедушкиных носках, а Оля забрала ее себе.

Вот теперь Ольга спасалась этой молитвой. Страх не был сковывающим, как бывает, при котором человек и пошевелиться не может. Не очень страшно было именно за счет довольно освещенной комнаты. Если бы не свет уличных фонарей, то в темноте это было бы жутко, а так, как-то даже не много любопытно.

Молитва, которую существо выслушало, видимо подействовала, потому, что оно развернулось и так же не спеша поплыло в сторону выхода. Отодвинуло штору, открыло дверь, вышло и закрыла за собой дверь. Оля еще долго сидела и смотрела на дверь, хотя спать хотелось очень, но она боролась со сном изо всех сил, боясь, что, когда она уснет, этот дух опять придёт и что-то сделает. Так девушка сидела пока сон не стал сильнее страха.

В следующую ночь повторилось все в точности. Ольга читала "Отче наш" в темноту под капюшоном, а оно, дослушав молитву, медленно вышло из комнаты, открыв и закрыв за собой дверь. В этот раз Ольга вышла в коридор за призраком, включив везде свет, но никого не было.

Из своих домашних она никому не говорила. Отношения, по-настоящему, хорошими у нее были только с бабушкой, но Оля не захотела пугать семидесятипятилетнюю бабушку тем, что по квартире ночами ходит большой, полноценный призрак. С мамой и братом вообще и о обычных жизненных вещах трудно было разговаривать. Они все были очень разные и не понимали друг друга.

В третью ночь Оля уже не ложилась, а сидела на диване и ждала. Он приходил около двенадцати ночи и в эту ночь не заставил себя ждать. Дверь открылась, отодвинулась штора, он медленно вплыл, остановился напротив, этот раз он казался темнее обычного, его плащ Оле показался уже черным. Она стала читать "Отче наш" и креститься. Прочитав один раз, девушка начала читать снова, так как призрак на этот раз не шелохнулся и остался стоять на месте, глядя на нее. Оля не видела ничего под капюшоном, но понимала, что оно пристально на нее смотрит. Становилось по-настоящему страшно от того, что он не хочет уходить. Ольга стала активнее читать эту единственную молитву, которую знала и активнее креститься.

Тут призрак, будто поднес свечу к своему "лицу", непонятно откуда взявшуюся в его руке. И Ольга с ужасом увидела осветившийся под капюшоном череп. Из груди девушки вырвался пронзительный крик.

Свет исчез, призрак развернулся и медленно вышел из комнаты.

Ольга потом еще несколько ночей со страхом сидела на диване, уставившись на дверь в ожидании этого чудовища, но оно больше не приходило.

Когда Галицина рассуждала в эти дни, что это могло быть и зачем приходит, то по началу думала, что это, может быть, хороший добрый дух, раз ее не трогает. Но когда он показал, зачем-то, ей свое "лицо", стало понятно, что не с добром он к ней приходил.

Как-то Оля пошла в гости с подружкой к какой-то тетке. Там они разговорились, беседа зашла о мистике и Галицина рассказала им о этом происшествии с духом. Тетка, выслушав в вкратце эту историю, сказала:

– Надо было спросить "к добру или к худу", тогда бы он тебя не мучал.

– Хорошо, на третий раз он мне явно показал, что "к худу" и что? Что я должна с этого понять?

– Ну, у тебя намечается какое-то важное решение в жизни?

– Да, – настороженно ответила Ольга.

– Ну вот, не надо этого делать. Это дух-вестник пришел показать тебе, что это будет самым плохим твоим решением.

«Может и так, а может и нет, – думала Оля. – Конечно он несколько раз приходил и что-то хотел, только не понятно, что. Может зло мне сделать, да передумал… А, так можно бесконечно гадать, все равно уже не узнать».

С Ольгой произошел еще один случай, очень наглядный и явно связанный с потусторонними силами.

Когда Оле исполнилось уже двадцать лет, и они с мужем снимали частный дом, вернее им этот дом снял отец Александра. Дом этот надо было топить углем, а вода была в кране на улице.

Леночке исполнилось только три месяца, Оля кормила ее грудью, стоял февраль месяц, когда они переехали. Андрей Николаевич Комаров специально снял такой дом, чтобы проверить, какая невестка хозяйка, с которой сын познакомил его только в день свадьбы, на которую даже не пригласил. Так, можно сказать, он отомстил "этой проходимке" в надежде, что так они скорей расстанутся. Он ведь не знал, что свекровь пообещала за месяц до свадьбы передать папе о том, что их приглашают и папу обязательно. Но эта женщина сделала все по-своему, поэтому отец ничего не знал. Да и конечно, сын сам должен был сказать о таком событии отцу, не говоря уже о благословении и тому подобное. Но в той семье было так. А виноватой осталась опять невестка, как в той старой поговорке.

И вот, когда они проживали в этом доме, то появились явные признаки потусторонних сил в нем. В сарае включался свет сам по себе – это видела, и соседка с которой Оля ходила в сарай смотреть не залез ли в него кто. Свет в сарае загорался каждый вечер. Потом ночью Оля просыпалась и слышала, как по дому кто-то ходит. При наступлении на доски старого деревянного дома, сервант с посудой приходил в движение, и стеклянная посуда дребезжала. Галицина пару раз будила мужа, чтобы он послушал, но тот ничего не слышал, а только злился и назвал ее сумасшедшей, после чего девушка просто перестала говорить о явном.

Потом, когда она вечерами стояла у плиты спиной к входной двери, ведущей на веранду, она абсолютно точно ощущала, что за спиной кто-то стоит. Это было жутко. Ольга старалась все дела по кухни выполнить днем, чтобы с наступлением темноты там не находиться.

Однажды, в обед, пришла соседка, у которой был телефон, и сказала Ольге, что звонила ее мама и срочно просит ее к ней прийти. Оля очень испугалась, что умерла бабушка. Поспешно собрала Леночку, написала мужу записку и отправилась к маме. До мамы было четыре квартала – это с ребенком в коляске минут двадцать – тридцать.

Когда Оля приехала, мама торопливо стала объяснять суть проблемы, начав с неожиданного вопроса:

– Оля ты что, боишься дома, в котором живешь? Ольга опешила. "От куда она могла узнать, ведь я только пару раз сказала мужу и то не в таком формате, что "боюсь", – думала Оля.

– От куда ты знаешь? – ответила девушка вопросом.

– А, так все-таки боишься? Ты почему ничего не говоришь, живешь там в страхе? – Не получив ответа, Валентина Георгиевна продолжила. – Ко мне сегодня на улице подошла женщина и сказала мне то, что никто не знал, но сказала, что самая большая проблема, что твоя дочь в доме боится жить из-за того, что ее свекровь ходит к ведьме и там они на еду колдуют которую тебе относят. Эта женщин сейчас здесь, с бабушкой в зале. Она хочет тебе помочь.

Оля конечно обалдела, что эта женщина знает о ее страхе. Такое нельзя угадать или предположить, потому что сама ситуация с домом, как минимум, не стандартная. Оля еще подумала: "Да, кстати, что-то в последнее время, свекровь стала продукты приносить".

Вот они остались с этой женщиной вдвоем в комнате. Женщина обычная, русская, не старая, лет пятидесяти – шестидесяти. В обычной, даже в приличной одежде.

–Детка, – начала она, – я знаю, что ты боишься дома, в котором живешь. Тебя свекровь хочет с ума свести с помощью колдовства. Хочет, чтобы ее сын тебя за сумасшедшую принял и бросил. Но ты не переживай, самое главное, что ты не сумасшедшая. Они с ведьмой, на самом деле, злых духов на тебя напустили через еду заговоренную, вот они тебя и мучают. Тебе в темное время суток кажется, что кто-то у тебя за спиной стоит?

– Да, – с испугом от того, что тетка и это знает, ответила Оля.

– Тебя от духов я избавлю. Это для меня легко, но твоя глупая свекровь своим колдовством подселила к своему сыну большого сильного духа с которым я не смогу справиться. Я смогу его только усыпить примерно на полгода, а потом вам надо будет ко мне приехать, в ноябре, когда он еще спать будет, я постараюсь его изгнать, но потом, когда он проснется, я уже ничего сделать не смогу.

Ольга молча слушала, пытаясь все запомнить. Колдунья попросила принести ей бутылочку воды, ломоть хлеба и белую чистую тряпочку. Валентина Георгиевна все приготовила, и Ольга опять осталась с женщиной вдвоем в комнате. Та стала шептать над бутылочкой с водой, открыв предварительно крышку. Шептала довольно долго, минут десять точно. Оля ничего не поняла, хотя сидела довольно близко. Девушка слышала слова, но не поняла ни одного. Потом колдунья стала шептать над ломтем хлеба, затем завернула его в кусок простыни, который оторвала Валентина Георгиевна.

– Вот, детка, теперь внимательно слушай и все запоминай, – начала женщина. – Эту воду ты будешь пить по одному глотку в день каждое утро, столько, сколько будешь жить в этом доме. Не волнуйся вода никогда в бутылке не закончится, всегда будет оставаться половина, может чуть меньше, но не закончится. Когда будешь съезжать с этого дома, воду оставь там, в доме. Поставь в какой-нибудь дальний угол в шкафу, чтобы воду не сразу выкинули новые жильцы. Так вот, ты будешь пить воду и духи тебя не побеспокоят. Что касается продуктов свекрови, которые так активно стала она вам приносить, то ты их бери, не отказывайся. Зачем отказываться от хороших продуктов? Только сходи обязательно в церковь, вот сейчас, когда обратно домой поедешь с коляской, зайди, все равно почти по пути, и набери там святой воды. Не забудь для этого пустую бутылку взять. Там, в церкви, всегда чан со святой водой стоит. Всегда можно спокойно налить, для этого она там и находится. Вот этой водой побрезгаешь продукты, перекрестишь их и все, можно употреблять в пищу. Не забудь всегда себя перекрестить перед употреблением пищи. Если будешь есть и закашляешься, то перекрести лишний раз себе рот – это бес застрял. И ничего не бойся. Теперь самое сложное. Надо усыпить беса, который живет в муже. Ведь ты за ним заметила жестокость, которой в нем раньше не было?

– Да, – уже почти в оцепенении от страха от происходящих событий ответила Оля, – он кошку убил и крота.

– Детка, слушай, ровно в двенадцать ночи ты возьмешь этот ломоть хлеба в белой тряпке, переломишь его на четыре части крестом и выкинешь его через забор, стоя спиной к забору, то есть через плечо, назад. Понятно? Еще, самое главное, тебе очень захочется оглянуться назад, но этого нельзя делать ни в коем случае. Если ты оглянешься, тот легион мелких бесов, которых мы изгоняем вслед за хлебом, впрыгнет в тебя. Поэтому, как только хлеб выбросишь за забор, сразу бегом беги в дом. И еще мужу не говори ни в коем случае, а то его большой бес услышит, взбесится и не даст тебе ничего сделать. Ну, вроде все сказала. Ты все запомнила?

– Да, – испуганно ответила Оля.

Поздно вечером Галицина все поглядывала на время и переживала, что время к полуночи, а муж все ходит по дому и не ложится. Как же она объяснит ему, зачем ей надо на улицу ночью? Ольга все думала, чтобы придумать, нервничала, вот уже совсем скоро полночь и вдруг она увидела, как Комаров внезапно уснул, одетый, в зале, сидя на диване, при свете пятиламповой люстры. Такого с ним никогда раньше не было. Время, когда его внезапно выключило было без пяти двенадцать. "Видимо это магия начала действовать и специально его отключила, чтобы дать мне это сделать", – подумала Оля. Она взяла хлеб, завернутый в кусок белой простыни, вышла на улицу. Темно было ужасно. Если бы не свет, падавший во двор с веранды, не было бы видно вообще ничего. Еще было очень холодно для мая. Девушка поспешно подошла к забору, повернулась к нему спиной, разломила кусок хлеба на четыре части прямо в тряпочке, замотав его снова в тряпку выбросила за забор и быстро пошла в дом. Но ей так сильно хотелось оглянуться, будто за невидимую веревку тянули ее, поэтому Ольга побежала, просто изо всех сил бросилась в дом и закрыла дверь на огромный засов, которым обычно они не пользовались.

Дальше стало происходить что-то ужасное. В десять минут первого проснулся или очнулся Комаров и его стало выкручивать как при эпилепсии. Руки и ноги у него сводило судорогой, он весь извивался на диване, голова с силой запрокидывалась назад, жилы на шее напрягались. Это было жуткое зрелище. Ольга очень испугалась за мужа. "Что я натворила?! " – панически крутилось у нее в голове. А потом она стала проговаривать это вслух. Затем девушка стала просить прощения у мужа, все ему рассказала, гладя его по голове, пока того все выкручивало. На какое-то время судороги остановились, но зато его начало рвать. Рвота была цвета красного вина и одна жидкость. Вечером Александр выпил красное вино, но всего стакан, а с него лилась красная жидкость литрами.