Текст книги "Проститутка, или Долгая дорога к Богу."

Ольга немного расстроилась, ведь она сама планировала все это купить.

– А что же мне тогда покупать? – грустно спросила она свекровь.

– А, ты купи красивых колготочек, в Питере явно они есть, а здесь плохой выбор. Можешь купить красивые туфельки и мне сумку.

– Вам сумку? – не поняла Оля.

– Да, очень сумку хочу, ведь у меня на днях день рождения. Ты, когда приезжаешь, на мой день рождения успеешь?

– А какую вы сумку хотите?

– Большую, и чтобы мне все завидовали, – радостно ответила Надежда Германовна.

Ольга пила кофе после обеда в своем любимом кафе и думала: "Леночка пойдет в первый класс, да еще и с шести лет. Я, мама, должна привести ее на первое сентября. Вот я же на всю жизнь запомнила, как мой брат, пусть на фото, но, когда я смотрю на фото, я вспоминаю того моего братика, который все выглядывал на меня – на свою сестричку, которая маленькая стояла на первом своем звонке. И мне радостно до сих пор, что мой братик был за моей спиной, улыбался, весь такой счастливый, что его маленькая сестричка пришла к ним в школу. Он тогда любил меня, и мы с ним очень дружили. Я хочу, чтобы моя дочь запомнила, что ее мама привела в школу первого сентября, а то меня и так постоянно нет. Что она вспомнит, когда вырастит? – Что она выросла с бабушкой… Ну и что, я приеду, отведу ее в школу и скоро уеду? – тоже какой-то ужас. Надо будет помочь ей. Пару недель поводить в школу. И поучить с ней уроки вместе месяца три, хотя бы. Надо быть рядом с дочкой в такой сложный момент ее жизни. Денег у меня на три месяца хватит, а если экономить, то, наверное, и на полгода хватит. Тем более свекровь, что-то решила со мной дружить. Надо принять ее дружбу, она Леночкой занимается».

Какое-то время мыслей в голове не было, просто при принятом сейчас решении, стало спокойно, Ольга расслабилась и просто курила медленно и глубоко, будто погружаясь в релаксацию.

Она ведь с таким образом жизни находилась в постоянной тревоге, нужно было постоянно чего-то бояться. Каждый раз, отправляясь на очередной заказ, никто не мог дать гарантии, что ты вернешься оттуда живой и невредимой. Например, месяца два назад рассказали такую историю: Приехал водитель забирать девушек с заказа. Клиент стоял на пятом этаже, обнимая сзади девушку, они курили в окно, глядя на улицу. Клиент увидел водителя и крикнул ему:

–За своими приехал?

– Да! – ответил тот.

– Ну держи! – крикнул клиент и выбросил девушку прямо на конторскую машину.

Девушка разбилась на смерть. По-своему ей повезло, а могла бы остаться в инвалидном кресле – с пятого этажа.

И что вы думаете было с телом? – Да ничего. Родители не смогли похоронить свою девочку. Тело девушки водитель сразу засунул в багажник, и сами работники салона вывезли тело в лес и закапали. Потому, что разборки с милицией владельцам конторы не нужны. Одно дело проституция, а другое дело – трупы девушек. Вот так. Для родителей дочь пропала без вести.

А две недели назад девушки из конторы Пушистой были на заказе в частном большом доме в Кингисеппском рационе. Это район Ленинградской области, расположенный прямо на границе с Эстонией.

Там, когда зашло солнце, хозяин дома со своими гостями начали охоту на девушек. Они открыли ворота дома и сказали, чтобы те бежали, а сами стали заряжать охотничьи ружья. Девушки побежали по перепаханному полю, в них стали стрелять. Охотники шли за ними по полю, продолжая охоту.

Из конторы Пушистой на том заказе было только две девушки, а вообще было восемь. Клиенты звонят в разные салоны и заказывают. К ним с каждой конторы приезжает по машине, а то и по две на выбор, так как клиенты берут девушек сразу на двое суток. Те выбирают, а могут и не выбрать, могут сказать водителю: "Что таких страшных привез?" и тот всех отвозит обратно.

Кстати, водители привозили девушек не в дом, где находится дом никто не знал. Клиенты сказали, что дом находится на окраине района, на границе с Эстонией, поэтому водители просто его не найдут. Клиенты сами забирали девушек в свой джип с какой-то ближайшей автобусной остановки в ближайшей деревне, которую водитель мог найти на карте. Потом на джипе они ехали всего десять минут. Одна из девушек засекала время.

В общем с конторы Пушистой взяли только двух. Они оказались среди всех девушек, которых взяли в этот дом, самые старшие, поэтому, когда началась охота, те поняли, что это не шутка и убежав в ночное поле, упали в канаву, прямо в августовскую грязь и замерли, остальные девушки продолжали бежать к лесу.

Девицы с конторы Пушистой рассказывали, что охотники перешагнули через них и пошли дальше, за девушками, которые побежали в лес. Так они лежали довольно долго, боясь пошевелиться. Слышали выстрелы, крики.

Вылезли из канавы, когда все стихло. Промокшие и промерзшие, они пошли на шум трассы. В полной ночной тишине было слышно, как в дали проезжают машины.

Какой-то мужичек, все-таки согласился довести их до ближайшей автобусной остановки, они оказались в деревне Саркюля. Это была ближайшая деревня от того дома, видимо с нее же их и забирали.

Там, на остановке уже заработали их слабенькие мобильные телефоны и через час за ними приехал водитель, а до этого они замерзали.

Одна из этих девушек, после этого случая навсегда ушла с проституции. Она была местная, ей тогда исполнилось двадцать пять лет. У нее был жених, они даже собирались пожениться. На самом деле у очень многих проституток есть жених или уже муж. Вопрос только в том, какого качества эти мужчины.

Почти все эти "женихи" знают где и кем работают их женщины и их это вполне устраивает. Некоторые из них даже приходят в контору, девушка выносит ему деньги, заработанные за сутки, а сама остается дальше зарабатывать.

У многих девушек, как например, у Хачика, мужья сидят в тюрьме, в основном за наркотики, а девушки на заработанные проституцией деньги, отсылают им в тюрьму дачки (*11), в надежде на то, что когда их мужья выйдут года через три, обычно такой срок они получали за наркотики, то с мужем и с ребенком, который тоже был почти у вех, они заживут нормальной семьей. Муж будет работать, ведь они все в письмах писали, что исправились, а она (они) навсегда уйдут с проституции.

Но на деле, у всех, как под копирку, получалось, что, когда такой муж возвращался с тюрьмы, тогда-то и начинался самый настоящий ад. Как правило, они употребляли, как и прежде наркотики, а их жёны на эти наркотики продолжали зарабатывать проституцией. Поэтому каждой из таких жён было гораздо лучше, когда муж сидел в тюрьме. Так она обеспечивала только себя и их ребенка, а с его приходом, она должна была работать больше, чтобы содержать всю семью и оплачивать его кайф.

Некоторые, сбегали от своих мужей куда-нибудь подальше, так как боялись их. Но многие считали своим долгом помогать своему бедному зависимому мужу.

У девушки Наташи, которая лежала в канаве во время охоты, был жених не хуже нее, а подстать ей – они вместе нюхали Спиды, считали их легким наркотиком и никакой проблемы в этом не видели. После охоты Наташа устроилась кастеляншей в общежитие, ведь у нее была питерская прописка, и успешно там работала. А в свои выходные пила пиво и нюхала Спиды со своим парнем и Настей, с которой они сильно подружились, понятно на какой почве.

Но Ольга захотела уехать домой не из-за смертей, ей просто насточертела эта собачья одинокая жизнь. Ведь ей даже в театр сходить было не с кем.

Однажды девушка с севера попросила Ольгу сводить ее на Хабенского (*12), объясняя свое желание тем, что она настоящая его поклонница.

Ольга купила билеты на спектакль "Белая гвардия", взяла фотоаппарат. Как порядочные, девушки купили цветы и после спектакля хотели подарить их любимым актерам, но те быстро ушли со сцены, предоставив возможность собирать букеты другим участникам спектакля.

Таня Север очень расстроилась, что не удалось подойти к любимому Хабенскому. Оле было плевать на Хабенского, но ей стало жалко Таню, и она потащила ее за кулисы. Девушка с севера ужасно боялась, но Оля не боялась. Несколько лет проведенных в цирковой студии, точно на такой же сцене с такими же, почти, коридорами за кулисами, потом, возможно, путешествия по кабаре с театральными сценами, давали ей относиться к театру и закулисью как к чему-то обычному и знакомому. Поэтому они смело и беспрепятственно пошли за сцену. Идя по узкому театральному коридору, они заглядывали в гримерки.

Девушки встречали людей, но те к ним относились, как к своим. Во-первых, Оля выглядела очень уверенно, во-вторых это были красивые девушки, прилично одетые. В то время Ольга нарастила волосы, как у Тани – густые, каштановые и вьющиеся, за счет чего ее рейтинг снова подскочил на первое место. Одеты девушки были в строгие юбки по колено и блузки, они ведь шли в театр! Поэтому, видимо, за кулисами их приняли за актрисок или кого-то другого, но с их мира.

В одной гримерке, с открытой на распашку дверью, смывал грим Хабенский. Таня аж затряслась от возбуждения и хотела было шагнуть в гримерку, но Ольга остановила ее, понимая, что ничем хорошим не закончится, если она начнет приставать к умывающемуся актеру.

– Пойдем, здесь у них должно быть театральное кафе, они все равно сейчас все туда придут выпить и закусить после такого длинного спектакля, – сказала Оля.

От куда она это знала, она и сама не помнила. Знала и все.

И точно, чуть дальше по коридору они нашли маленькую кафешку с барной стойкой и всего с четырьмя столиками. Девушки заказали две рюмки коньяку и пару бутербродов с красной икрой, как и положено у театралов, этому Ольгу научили ее не многочисленные питерские ухажёры, в основном, состоящие из конторских водителей, которые нет, нет, да и приглашали Олю в театр, ухаживая за ней по питерский. Водителями в салоны брали парней только с питерской пропиской, но здесь хоть было понятно, они возили огромные суммы денег и нужно было точно знать, где их искать, если кто из них соблазниться большим кушем и решит свалить, что собственно происходило и питерскими прописками.

Взяв коньяк в арт-кафе, девушки хотели было присесть за свободный столик, но их сразу пригласили к себе за столик Поречников (*13) и Андрюша Краско (*14). Тут «поплыла» уже Ольга. Она обожала Краско. Девушки присели к актерам. Между парнями шла какая-то оживленная беседа, типа спора. Девушки ничего не понимали, они сидели завороженные. А тут еще и Хабенский зашел и присел к ним за столик. Девушки молчали. Хабенский включился в спор, но выпивать с друзьями категорически отказался. Очень скоро Константин откланялся и Таня, очнувшись, что ее звезда исчезает, настояла, чтобы они бросились за ним в погоню.

Хабенский исчез через черный ход. Татьяна все равно была безумно счастлива, что сидела за одним столом с Константином, а Ольга потом еще очень долго жалела, что не осталась за столиком с Андреем Краско, тем более, что он через пять лет умер.

Теперь Ольга определилась уехать домой к дочери. Она решила не проплачивать уже свою любимую комнату так как уезжала не на один месяц, счет за междугородние телефонные разговоры около трех тысяч, она тоже не оплатила. Забрала на кухне с соседского, бабушкиного стола деревянную лопатку, очень она ей понравилась и красивую кружку. "Ведь бабушка давно уже ничем этим не пользуется", – подумала Ольга.

Галицина приехала к дню рождения свекрови. Ее, вроде как, все были рады видеть в доме Комаровых. Александр вел себя идеально: был очень вежлив и заботлив. Леночка бегала счастливая, от того, что ее мама снова к ней приехала.

Праздничные столы располагались на улице, во дворе. Стоял прекрасный августовский южный вечер. Оля, конечно же, выглядела прекрасней всех. Гостей было очень много и многие парни, даже с женами, не могли отвести глаз от Оли, которая мало того, что была в своем лучшем черном платье, с открытыми плечами, которое облегало и подчеркивало все ее достоинства, это платье купил ей ее поклонник в Невском Пассаже (*15) за восемь тысяч рублей. У этого платья был еще жесткий полукруглый воротник, который лежал на открытых плечах и сходился на глубоком "V" образном декольте из которого было видно краюшек черного кружева бюзгалтера. А внизу платья по ноге находилось три месяца, расшитых синим и серебряным бисером. Платье смотрелось шикарно! Оно было самым дорогим и самым прекрасным за всю ее жизнь. Кроме внешнего своего вида, Оля и лучше всех танцевала, ну это, как всегда. Лучше нее не танцевал никто, там, где она отдыхала. Галицина удивительно слышала музыку и шикарно двигала своим красивым телом под нее, при чем без малейшей пошлости, а с большой грациозностью.

Конечно, Александр скоро стал очень демонстративно ухаживать за Олей, уже боясь, что ее уведут у него прямо из его дома. Потом признавался в любви, извинялся за все и домой, к нему в квартиру они в три часа ночи пошли втроем: папа, мама и Леночка – счастливая семья.

Глава 12. Опять разъехались.

Комаров уже не работал в милиции. Конечно для Саши это была трагедия, даже слово трагедия не может описать все горе, которое постигло почти тридцати летнего юношу, который видел себя в этой жизни только милиционером и ни кем больше.

Но он устоял. Ему в этом тогда очень помогла Оля, которая, как раз приехала в самый трудный момент его жизни. Она хорошо поддержала его.

Комаров работал на стройке у своего друга, бывшего милиционера, который уволился по собственному желанию и открыл в станице магазин запчастей и аксессуаров для автомобилей. Магазин пользовался спросом. Саша, которого все называли Штопор стал строить себе дом, а его друг Комаров работал у него на строительстве его дома за 100 рублей в день.

Однажды Оля, проезжав мимо, увидела, как ее муж в обед под открытым солнцем мешал цемент. Эта картина привела ее в ужас. "За 100 рублей! Под солнцем! У своего, естественно, бывшего друга! Так не должно быть. Это не нормально! " – возмутилась Ольга.

Вечером, когда муж помылся, поел и они пошли на лоджию курить с кофе, Оля начала:

– Надо уезжать с этой гребаной станицы. Давай вместе уедим в Питер. Там много работы. И даже если ты пойдешь на стройку, то там ты будешь получать в десять раз больше. А вообще там полно всяких отделов и ты сможешь вернуться в милицию или в крайнем случае, можешь в охрану пойти, в инкассаторы.

– Да тут на день рождения мамы дядька со Славянска-на-Кубани приезжал, помнишь, со своей подружкой – Любой? Так он меня к себе зовет, у него там свой автосервис. Я же в машинах нормально шарю, меня же Куйбышев натаскал.

– Вот и замечательно. Конечно едь, на разведку, а я пока с Леночкой поживу.

– Ну тогда завтра надо будет с ним на машине ехать.

– А это далеко, – вдруг запереживала Оля.

– Это за Тимашевкой, но до Краснодара. Вообще Крымск ближе всего к Славянску.

– Ну если до Краснодара – это близко. Сможем друг к другу в гости ездить. В любом случае здесь тебе в батраках у «Штопора» оставаться нельзя.

– Я вам денег через пару недель вышлю, а может ты ко мне приедешь, – довольно грустно сказал Саша.

Было видно, что он переживает и за то, как там будет в другом городе у, на самом деле, у мало знакомого дядьки. Переживал он и за Ольгу, которая остается здесь одна с дочкой. В эти дни, видимо, оказавшись в трудной жизненной ситуации, в нем проснулась человечность, которая часто спала глубоким сном.

Так, не успев встретиться, они снова разъехались. Оля занималась дочкой и ей нравилось так жить: одной с дочкой, ей даже Комаров был не нужен, а только его квартира, но она об этом не знала, она по-прежнему думала, что любит его.

Комаров действительно присылал какую-то денежку, но Ольгу к себе не звал. Галицина спустя два месяца, все-таки напросилась к нему в гости. Отвезя Леночку опять к своей маме, оправдывая себя тем, что ее мама живет рядом со школой, и Леночка сможет ходить в нее сама. А от квартиры Комарова очень далеко, и она не сможет одну отпускать дочь в такую даль, будто шестилетняя девочка вообще может остаться без мамы, которая опять уезжает. Ольга была уверена, что съездит на пару дней, посмотрит, как он там живет, тем более ее никто не зовет там жить и сразу вернется.

Книга 4. «Олень».

Глава 1. Собака.

Когда Галицина приехала, все были рады ее видеть: муж, дядя мужа, у которого он жил и работал, все сотрудники СТО тоже вели себя очень доброжелательно и произвели впечатление дружной семьи, что Оле очень понравилось.

Дядя Слава внешне белый человек, с светло-русыми волосами, фактически блондин, собственно, как и все Комаровы. С голубыми глазами, среднего роста и среднего телосложения, вообще он внешне был похож на Даниеля Крейга, даже очень.

Фамилия у дяди была другая – Вохламов. Какой он дядя и каким боком, понимал только Комаров старший – отец Александра. Дяде было 43 года и с ним всегда находилась его двадцатидевятилетняя любовница Люба.

Почему любовница, а не девушка или невеста, ведь дядя Слава не был женат, он был абсолютно юридически свободен. Да потому, что он к ней так относился. С первых минут, как Ольга понаблюдала за этой парой, а опыт в мужчинах, да и в женщинах у Галициной имелся большой, стало ясно, что он никогда, ни за что на ней не женится и считает ее миленькой дурочкой в лучшем случае. А по Любе было видно, что та из трусов выпрыгивает, так сильно хочет замуж за дядю Славу.

Вячеслав Вохламов по характеру был жизнерадостный, веселый, все время улыбался и шутил, чем, конечно всем нравился.

Жил дядя Слава в своем не большом доме, который построил еще его отец со своей старой мамой.

Его маме – Валентине Федоровне было уже 75 лет, она плохо ходила с палочкой, но характер у нее был сильный, даже жестокий. Не смотря на свой возраст и на плохое передвижение, бабушка Валя каждый день: днем и поздно вечером обходила свои владения с проверкой. Днем, как правило, никого дома не было, а вечером почти всегда доставалось от Валентины Федоровны кому-то палкой по спине. После работы к Вячеславу Ивановичу приезжали почти все его работники, в основном это были двадцатипятилетние парни. Часто с его работниками приезжали и их друзья. В доме у дяди Славы проходила такая молодежная тусовка. Одни парни, без девушек. Из девушек была только Люба, которую Вячеслав Иванович держал, как гламурные блондинки держат маленьких собачек.

Любу нельзя было назвать красивой, да и многих маленьких собачек, которых держат гламурные барышни, нельзя назвать красивыми, хотя они удобные и престижные. Вот и Люба была худенькой удобной блондинкой.

Дяде Славе нравилось находиться в кругу молодежи, он так чувствовал себя молодым.

Удобно было то, что на юге есть такое понятие, как "летняя кухня". Это отдельно стоящий домик от основного дома, выполняющий функцию именно кухни. Созданы такие сооружения в основном для консервации. В середине июля уже начинают консервировать огурцы и так далее, до самого октября, когда консервируют салаты со свеклой. Чтобы всю эту грязь с огорода не тащить в дом, где находятся спальные комнаты, и весь этот постоянный пар, да еще и в такую жару – для этого и были придуманы кухни, отдельно стоящие от основного дома. Отличная мысль!

Вот в такой кухне и тусили все парни. Ужинали за большим столом, потом беседовали за чаем, частенько за домашним красным вином. Затем переходили в соседний домик, тоже отдельно стоящий от основного и совсем рядом с кухней. Он был, как и кухня – двадцать метров квадратных и исполнял функцию гостиной. Там стоял старый диван, пару старых кресел и пару старых стульев. Древний журнальный столик у дивана, а в дальнем углу этой комнаты находился компьютер, вызывающий особый интерес всех посетителей.

Старая Валентина Федоровна, периодически выходила со своего дома, направлялась к этим гостевым домикам и разгоняла всех палкой. Парни со смехом разбегались по двору, но, естественно, через минут двадцать, все снова находились в домике, и часто разъезжались только в двенадцать ночи. Так происходило каждый вечер.

Оле вся эта дружная компания понравилась. Они вели интеллигентные, даже интеллектуальные разговоры: конечно же о машинах, о компьютерах и компьютерных программах и на различные другие темы, типа космос, политика. Галициной стало интересно в этой компании. Парни все были приветливые, вежливые, мата почти не было, различной пошлости тоже. О женщинах вообще у них не принято было разговаривать.

Ольга тоже хотела быть хорошей и всем нравиться, в хорошем смысле, ни как женщина, а как человек. Поэтому она решила показать себя хорошей хозяйкой, что ей легко удалось. Все-таки ее вырастила бабушка – кубанская казачка -отличная хозяйка. И плоды ее воспитания не прошли даром.

Оля просыпалась в семь утра вместе с мужем. С ними завтракала, пила кофе с сигаретой. Когда дядя Слава с Александром уезжал на работу, Ольга приступала заниматься хозяйством. Сначала она готовила обед, потом стирала. Стирка тогда была настоящим тяжелым трудом.

К "гостевому" домику был пристроен еще один – ванная комната. Вся эта комната была шесть метров квадратных. В ней находилась непосредственно сама ванная, раковина и советская стиральная машинка «RIGA – 17». Почему ванная находилась на улице в дали от дома, где располагались спальные комнаты? Ведь распаренному человеку после ванной приходилось, например, зимой бежать в дом. Но в 1958 году, когда был построен дом, на юге большинство не строили ванных комнат вообще. Зимой мылись в корыте, а летом в летнем душе – это тоже постройка на улице с большим железным баком на крыше, в котором вода нагревалась солнцем. Да и потом, вроде бы можно было оборудовать ванную в доме, но, во-первых, в доме находилось всего четыре комнаты и маленькая кухонька. Одна комната из них была вообще проходной и выполняла по сути роль большого коридора из которого можно пройти в три другие комнаты. Поэтому и места для ванной там не было, да и южный менталитет приучен был все, что связано с паром – выносить в дворовые пристройки.

В этой грязной ванной комнате, кроме перечисленного выше, находилась еще большая куча грязного белья, которая валялась прямо на полу из дешевой советской коричневой плитки. Куча была метр в высоту и метр в диаметре.

Оля стала потихоньку стирать.

Стиральная машинка «Riga– 17» только стирала. Она не полоскала, не сушила и сама не набирала воду и не сливала. Надо было из шланга налить в нее воду, когда она постирает, слить воду через специальный шланг внизу. Затем залить туда холодную воду, пополоскать. Желательно проделать эту процедуру еще раз, чтобы порошок выполоскался. Затем вручную отжать все белье и пойти с тазом, в котором находится чистое белье, на улицу к натянутым бельевым веревкам, развесить белье, обязательно хорошо пристигнув его прищепками, чтобы от ветра оно не попадало на землю.

Затем Оля кормила собак. Собак было три. Первая, по важности в этой семье был мраморный дог. Для него выстроили хороший вольер, в который его с большим трудом закрывали на ночь, а утром его выпускали бегать по двору. Дог был добрый, безобидный, всех любил и любил воровать батоны докторской колбасы с холодильника. Кстати, еду собакам варить тоже, почему-то, стало Олиной обязанностью. Вторая собака – маленькая беременная сучка, которая постоянно где-то шлялась и видели ее только иногда у ее миски с едой. Сучка была похожа на чихуахуа, но, конечно, она была дворнягой.

Третья собака сидела на цепи. Среднего размера, очень лохматая и вся в репяхах (*16) и ковтунах (*17). Похожа она была на «бордер – колли», но конечно тоже дворняга.

В обед Оля насыпала и ей в миску кашу, сваренную с костями. Эта собачка выражала безумную радость, когда Ольга к ней подходила, активно махала своим лохматым в колючках хвостом и, казалось, улыбалась.

Вообще собака, вроде как, была злая: на всех лаяла и бросалась. Галицина тоже первые дни обходила ее стороной, но потом, видя ее дружелюбие к ней, стала подходить поближе. Вымыла ей ее очень грязную миску для воды, стала следить, чтобы у собаки всегда была свежая вода. Еще через пару дней Оля рискнула погладить собаку. Пес оказался очень ласковым и благодарным. Они сразу стали друзьями.

Эта собака стала настоящим Олиным другом. Девушка чувствовала его любовь, даже больше, чем любовь мужа, которого она практически не видела, а одни они вообще никогда не оставались. Только уже почти в полночь шли спать в дом.

С этим псом Галицина проводила гораздо больше времени. Уже на следующий день, как она его погладила, они сразу подружились, Оля решила избавить собаку от репяхов. Она еще не знала даст ли ей собака – это сделать, ведь эта процедура может оказаться неприятной и даже болезненной. Ольга взяла с собой ножницы, чтобы ускорить процесс высвобождения черной длинной шерсти от колючек и при возможности, если удастся, от особо толстых и жестких комков слежавшейся шерсти. Конечно о расчесывании такой шерсти и речи не могло быть, ведь ее не чесали годами, никогда. Чтобы теперь расчесать такую шерсть, нужно было бы вымыть ее пару раз, а потом хорошо промазать кондиционером – бальзамом для волос и то, все-равно сначала вырезав ковтуны.

Когда Галицина подошла к собаке, присела на колено и стала гладить ее, давая понюхать ей ножницы, чтобы она их не боялась, на улицу из дома со своей знаменитой палкой выползла бабка.

Валентина Федоровна подошла поближе, с суровым выражением лица, с каким она ходила всегда и сказала:

– Странно, к нему даже Слава боится подходить – злой пес. Ты с ним поаккуратней, а то цапнет, когда не ждешь.

– А как его зовут, – спросила Оля.

– А черт его знает. Пес и все. Он же цепной, зачем ему имя? – ответила бабка.

Ольга была поражена, что у собаки нет даже имени. Это много говорит об отношении к нему. – А сколько ему лет? – продолжила Оля.

– Да молодой еще. Года три. До этого у нас пес на цепи сидел лет восемь, да три года назад издох, вот этого посадили.

– И давно посадили? – уже понимая, но не веря своим догадкам, спросила Оля.

– Так говорю же тебе три года как сидит!

– Так вы сказали, что ему от роду три года! – стала злиться Оля, осознавая жестокость этой женщины к собаке, – и сидит на цепи три года?! Когда же вы его посадили, с рождения что ли?!

– Да, милая! – ответила Валентина Федоровна, осознавая негодование молодой девушки, явно городской, – к цепи собаку надо приучать с измальства.

– Так если бы она одна была во дворе, тогда она понимала бы, что такая жизнь. Но вокруг нее каждый день бегает две другие собаки, свободно бегают! – почти переходила на крик Ольга – И что она должна думать о мире? Что именно ее так наказали непонятно за что? Что она плохая собака?

– Перестань выдумывать. Собаки не умеют думать. Они собаки. А как по мне и тем двум во дворе не место. Мелкая сука осталась от Славкиной жены, устала ее щенят топить, а большой пес – это Славкина игрушка.

Бабка довольно резко развернулась, показав, что разговор окончен и похромала в глубь двора, осматривать свои владения.

Оле стало очень жалко эту собачку, которую еще щенком посадили на цепь и даже имени ему не дали. Это значит, что к нему даже никто не обращался за три года его жизни, никто с ним не разговаривал и доброго слова он не слышал.

От осознания всего этого слезы выступили на глазах девушки, которые стали ей мешать видеть, где лучше резать ножницами колючки, оставив как можно красивой, от природы, шерсти.

– Кем ты хочешь быть Шариком или Дружком? – ласково говорила Оля, продолжая вырезать ковтуны. – Шарик, Шарик, Дружок, Дружок.

Оле показалось, что собаке больше понравилось Шарик. На этом имени он как-то больше махал хвостом и даже немного подпрыгивал.

– Ладно будешь Шариком, договорились.

Вырезав самые страшные клоки, Ольга стала трепать пса по шее, слегка почесывая с целью поощрения.

– Молодец, Шарик, хороший.

Тут Олины пальцы оказались под ошейником. Она даже замерла на мгновение. Ее пальцы раньше с таким не сталкивались и ее мозг не мог найти идентификацию ощущениям.

Это были раны старые, превратившиеся в шрамы, новые, где-то мокрые от крови и гноя. Ошейник давно не ослабляли и тем более не меняли. Старый, задеревенелый ошейник впивался в шею пса, которая изрядно выросла с последнего ослабления ошейника.

Начиная осознавать, что именно нащупали ее пальца, девушка пришла в ужас!

«Господи, за что? – закричала про себя Оля. – За что этой собаке такие страдания? Какую же боль она испытывает каждый день! Боль и нестерпимый зуд». Оля плакала. «Хороший мой, – обратилась она к собаке, – возможно сейчас будет очень больно. Мне нужно будет сейчас чуть затянуть, ошейник чтобы его открыть. Потерпишь?» Оля смотрела прямо в глаза псу, а сама продолжала потихоньку плакать. Он смотрел очень умными глазками и было понятно, что он все понимает. Оля осознала, что он разрешает ей делать все, что она посчитает нужным. «Сейчас, маленький мой, потерпи последний раз. На этом твои мучения закончатся», – продолжала успокаивать собаку, а еще больше себя, Оля.

Девушка увидела, как бабка заходит в дом. «Очень хорошо, – промелькнуло в голове у девушки, – не будет мне мешать. Пошла спать». Ольга с силой и резко затянула задервинелый ошейник и открыла его. Собака стояла, не веря в свое счастье. Потом снова завеляла хвостом, стала прыгать на Олю, все пытаясь лизнуть ее в лицо. Оля разделяла радость пса, но от «поцелуев» уворачивалась. «Подожди, не убегай пока далеко, надо полечить шею». Оля пошла в дом. Там в большой бабкиной аптечке она взяла тюбик перекиси водорода, тюбик хлоргексидина, йод и бинт. Вышла на улицу. Собака носилась по двору мимо порога туда-сюда, но далеко не убегала. «Иди сюда, будем лечиться.» Оля сделала на встречу псу несколько шагов, он побежал к ней на встречу. Девушка присела на корточки, разложила на пороге свои медикаменты и приступила. «Стой смирно, сначала мне нужно обрезать как можно больше шерти вокруг ран. То есть выстречь тебе шею. Тебе понравится. Будет легко и свежо.» Собака стояла смирно на протяжении всего времени, только хвост помахивал. Шарик оказался удивительно умным псом. Оля выстригла ему на шее все, что могла. Делая из бинта тампоны, она пропитывала их дизенфицирующими растворами и протирала ими раны. Иногда просто лила на раны из тюбика. Затем обработала йодом все вокруг ран и отпустила собаку гулять. Затем позвонила Александру и попросила привезти по несколько тюбиков медикаментов.

– С тобой что-то случилось, ты поранилась? – распереживался Комаров.

– Нет, все хорошо. Это для собаки.

– Что-то с Греем? – так звали дога.

– Нет, не с ним, с другой.

– А, ладно.

– Только не забудь, обязательно привези, и бинты. Хорошо?

Так Оля лечила собаку несколько дней. Вечером ей досталось, но, во-первых, не сильно, потому, что Вохламовы уже не готовы были расстаться с бесплатной домработницей, а во-вторых Ольге было вообще плевать на то, что они думают. Что они могли ей сделать? – Попросить покинуть их дом. Ольга готова была покинуть их дом ради свободы этой собаки.