Текст книги "Проститутка, или Долгая дорога к Богу."

Оля все поняла. Она поняла, что теперь они договорились до того, что Ольга должна будет работать по три месяца без выходных, чтобы потом уехать. Ей все это явно не подходило. Все это походило на какое-то рабство, а Оля хотела свободы. Она поэтому так долго и проработала в своем кабаре, потому что там была свобода, конечно график существовал, но он был скорее образный, человеческий. Ты всегда мог уехать, заболеть, забухать, проспать. Деньги твои тебе отдавали каждый вечер, да еще и кормили, и поили. "Да, больше я такого заведения, видимо не найду, – подумала Оля, вспоминая свое "Наследие". – Ладно, завтра еще в пару клубов схожу и сделаю свой выбор".

С этой завершенной мыслью Ольга поехала домой спать, тем более, что в Питере уже наступало утро.

На следующий вечер Галицина поехала в очередной стриптиз-клуб – в "Конюшню", так его все называли не понятно почему. Если бы он находился на Конюшенной улице, было бы понятно, но он находился на канале Грибоедова, хотя Конюшенные улицы располагались рядом. Клуб прямо возле храма «Спас-на-Крови».

Это было тоже двухэтажное заведение, но со второго этажа открывался обзор не на сцену, а танц-пол. Стриптизерши здесь танцевали в специально отведенных местах, почти под потолком заведения, чтобы их не разорвала пьяная толпа. Видимо поэтому это заведение называли "Конюшня". Танц-пол был из деревянных досок на котором гарцевали всю ночь. Да и ступеньки на второй этаж и весь второй этаж, да и весь клуб в целом состоял из дерева, обычного, грубого дерева. Стриптизерши выходили на свои мини-балкончики с пилоном и должны были оттанцевать десять минут, потом менялись и так всю ночь. За эти танцы на узких балкончиках, под потолком сильно накуренного помещения, заведение платило танцовщицам по тысячи рублей плюс все что тебе дадут или кинут, но там не очень -то кидали.

Это заведение пользовалось популярностью у пьяной молодежи с средним доходом. Конечно, если сравнивать с месячной зарплатой среднего гражданина нашей огромной страны, то за ночь платили половину месячной зарплаты, но, если сравнивать с тем, что вчера за ночь Ольга должна была заработать двадцать тысяч рублей… Еще там не было даже гримерки, ее заменяла обычная кладовка – раздевалка, без туалетных столиков и зеркал. Просто мало вешалок и мало табуреток. И совсем не было места. По сравнению с вчерашними заведениями – настоящая "Конюшня". Оля, естественно оттуда ушла и направилась в последнее запланируемое заведение – в стриптиз-корабль "Забава".

Настоящий деревянный фрегат пришвартованный на Кронверкской набережной, прямо рядом с Петропавловской крепостью. Но здесь ей отказали по причине того, что девушек их компания набирает только до двадцати пяти лет. Оля даже просила их посмотреть, как она танцует, но они были непреклонны. Они, в смысле «компания, у которой строгие правила». Долго ли, коротко ли, а наступила уже полночь. Оля зашла в дешевую ночную кафешку возле метро Горьковская, взяла себе разливного пива в большом пластиковом стакане, закурила и стала думать о том, как ей дальше жить, а точнее, где ей работать. «В «Golden dolls» слишком пафосно для меня, я там обломаюсь, я просто не могу там находиться. В «Palace» просто грабят, в Конюшне… – это вообще помойка. За тысячу рублей всю ночь крутить жопой перед пьяным быдлом в прокуренном помещении, где дышать нечем, так лучше тогда в контору пойти. Тоже помойка, но там ты тысячи три за ночь заработаешь по любому и не надо на высоченных каблуках всю ночь скакать. Сиди себе да пей». Оля сделала нескольких больших глотков пива, которые ей показались такими вкусными и приятно прохладненькими и ей стало гораздо легче, она практически успокоилась, приняв решение завтра днем отправиться в контору.

Глава 5. В тряпках.

В салон, если можно так назвать прокуренную квартиру, Оля пришла в обед. Она принесла с собой большую упаковку хороших презервативов, которые купила в аптеке, пару пачек сигарет, чтобы точно хватило, пакетики кофе 3*1, чтобы точно ни у кого ничего не просить ну и конечно зеркало с косметикой. На кухне она сидела вместе с Пушистой, все остальные спали в комнатах. Там, где-то спала и Настя. "Не понимаю, – думала Оля, – зачем Настя остается здесь спать, если ей есть куда идти, где можно нормально помыться, поесть и выспаться? " Она хотела было спросить об этом Лину, но не стала. Оле вообще хотелось подальше держаться от этой хрюкающей мыши и вообще было в этой женщине что-то очень отталкивающее и пугающее.

– Ладно, я пошла в тряпки. Вон, на подоконнике куча журналов, если хочешь листай. Как только заказ поступит, поедешь, я думаю, это скоро произойдет. – сказала Пушистая и пошаркала в комнаты.

Уже через пол часа она снова выползла на кухню с заказом. Оля поехала с беззубым Александром.

Когда Галицина вернулась. Вся кухня была в девицах. Кто-то просто курил, кто-то красился, кто-то ел. Ольга села за стол и стала пить свой кофе "3*1", рассматривая девушек. Все были разные: полненькие, худенькие, повыше, пониже, но всех их объединяло качество. Они все выглядели как девки у пивных ларьков. Все просто в джинсах и более-менее нарядных блузках, а то и просто в футболках. Юбки были только на Оле и Насте. «Да, здесь у меня конкуренции нет", – подумала Галицина.

Конкуренции у Оли там и правда не было. В этом мире на первом этаже улицы Чапаева она была самая лучшая. К тому же Оля знала и понимала, в каком виде нужно предстать перед мужчиной, чтобы он захотел тебя, и это точно не джинсы.

То, что у Оли там не было конкуренции понимала не только сама Галицина, но и все остальные это понимали, поэтому сразу же возненавидели ее лютой ненавистью и решили выжить ее. К такому методу часто прибегают в женских коллективах, даже в обычном социуме, а там так подавно.

Настя удивительно легко вписалась в этот волчий коллектив, более того, каким-то невероятным образом подружилась с самыми злобными особями.

Нестерова к тому времени уже съехала от Ольги, сняв свою комнату в коммуналке на Каменноостровском проспекте, не далеко от метро Петроградская. К конторе идти пешком всего двадцать минут. И поэтому смело могла себе не общаться с Олей, а дружить со своими новыми подружками, которые при любой возможности старались оскорбить или нагрубить Галициной. Выжить им ее не давала Пушистая и не потому, что она была добрым, жалостливым человеком, нет, в этой женщине не было не доброты, не жалости. Просто это был ее лучший товар, и она не собиралась его терять.

– А кто будет работать, когда вы все валяетесь объебошенные в тряпках? Или вы думаете, что у меня здесь просто притон? Я здесь сижу из-за денег, а не чтобы ваш пьяный сон охранять. Если вы мне ее выживите, то здесь спать никто не будет. Я нахер вообще кровати с квартиры вывезу. Оставлю одни табуретки, на которых люди сидят и ждут заказа, чтобы быстро пойти в машину, – заявила им хозяйка, когда услышала их мысль, что от Галициной нужно избавиться.

Девушки знали, что Пушистую лучше не злить, она может очень больно, и даже извращенно отомстить тому, кто пошел против нее. Поэтому им ничего больше не оставалось, как при первом удобном случае оскорбить Олю, больше они ничего сделать не могли. Но, если бы хозяйка так не вступилась за Ольгу, они бы просто могли ее избить, что они часто делали между с собой и с другими девушками, которыми Пушистая не дорожила. Более того, когда были драки девок, Лине доставляло удовольствие смотреть на это, она наблюдала за драками, как наблюдают на скачках за забегом или как в древности наблюдали со сцены за битвой гладиаторов. Она по истине получала удовольствие и частенько специально сталкивала их лбами, когда в конторе становилось слишком тихо, спокойно, а значит, для нее скучно.

Грозой конторы, на самом деле, были только две девушки. Одна из них Света Хачик, а вторая Ира Колпинская. Здесь тоже все просто: Колпинская потому, что с Колпино. Ира для этой конторы была красивая. Она здесь являлась звездой, девушкой номер один, пока не появилась Оля и поэтому именно она страстно мечтала, чтобы Ольга исчезла. Колпина желала, чтобы конкурентку убили на заказе. В то время такое бывало и довольно часто, если брать в масштабе не одной взятой конторы, а всего города. Ира Колпинская была похожа на Дженефер Лопес, но в основном личиком, особенно носиком. Она так же являлась обладательницей карих глаз, хотя она была русской. Длинные темные волосы, которые Ира любила собирать в плотный хвост, Д. Л. тоже любит носить такую прическу. Форма головы так же была похожа на Дженефер, поэтому этот хвост ей шел. Ира, как и Света Хачик, ходила в солярий, от чего всегда была смуглая, как латиноамериканка. Только вот попа у нее была больше, чему Д. Л. и выступала своими формами, не как кокосы, а разносилась в ширину в форме триугольников. А грудь наоборот, гораздо меньше, чем хотелось по сравнению с такой выдающийся задницы. Еще Колпина была очень злая и постоянно всем недовольная, казалось угодить ей вообще никто никогда не сможет. Обычно такой склад психики свойственен женщинам пенсионного возраста, да и то только тем, у кого жизнь не сложилась, а Ире было всего двадцать три года.

С такой расшатанной психикой эти девушки были потому, что рано начали вести беспорядочную половую жизнь, курить, пить и как выяснилось употреблять наркотики.

Галицина о наркотиках не знала очень долго. Она ничего в этом не понимала. Да, Ольга сама курила с пацанами анашу (*6), состояние от этого наркотика она бы узнала. Галицина довольно часто в станице общалась с теми, кто кололся маком (*7) и возможно это состояние она тоже бы узнала, если бы об этом задумалась. Но здесь, во-первых, Оля и предположить не могла, что девушки, которые пьют спиртное круглосуточно как лошади, в то же самое время могут употреблять наркотики. Ее знакомые наркоманы в станице часто повторяли фразу: "кайфы не мешают". Во-вторых, запаха анаши никогда не было и шприцев она никогда не видела.

Зато Ольга видела другие странные вещи.

Обитала там еще девушка Лиза. Ну как девушка, уже тетенька, ей было тридцать два года. Ольга удивлялась, как тете Лизе вообще могла прийти в голову мысль пойти работать проституткой? – Ведь она была страшная. Фигура обычная – никакая: ничего красивого и ничего уродливого. Не толстая, не худая, грудь такая же – никакая, но лицо было как у бабы яги из русских мультиков: нос крючком, губы очень тонкие, острый подбородок был выдвинут вперед. Как ее брали, кто ее брал, было не понятно. Соответственно Лизок, как ее многие звали работала мало и мало зарабатывала, но, почему-то, упорно не хотела уходить с проституции в кассиры, где бы зарабатывала гораздо больше, в ее случае.

По абсолютно непонятной для Оли причине, Настя Нестерова стала с этой Лизой лучшими подругами, а в последствии и пустила ее к себе жить в комнату в коммуналке. «Неужели Настя на столько тупая? – как-то подумала Оля. – Не удивительно, что мы с ней даже в школе никогда не дружили потому, что она была фанаткой "Ласкового мая"».

Вот эта самая Лиза собирала использованные пакетики из-под чая и складывала их на шкаф на грязной, прокуренной кухне на случай, когда чая не будет. Она не любила пить кофе, Лиза любила чай. И как-то Оля увидела, как она, на самом деле, достала со шкафа, запыленные пакетики, заварила их и выпила. У Оли появились позывы к рвоте, когда она это наблюдала. Галицина была уверена, что безумие этой женщины заключалось только в складировании пакетиков, она и предположить не могла, что у той хватит мозгов выпить эту старую грязь. Зачем ее держала Пушистая у себя Ольге было не понятно. Объяснение может быть только одно: ей нравилось собирать вокруг себя всяких уродов, во-первых, на их фоне, она смотрелась еще ничего, а во-вторых ее развлекали больные люди. Она не любила смотреть телевизор, ее не забавляли различные ток-шоу. Она любила быть режиссёром этих шоу и создавала их у себя в конторе.

Еще там обитала девушка Маша, ей уже исполнилось тридцать три года, но почему ее брали клиенты, было понятно. Это высокая девушка, стройная, скорей с мальчишеской фигурой, в смысле, не выраженная талия, маленькая попа, еле заметная грудь, но эта фигура производила впечатление модели с подиума. С очень короткой стрижкой, которая чрезвычайно ей шла, с правильными чертами лица. Для тех, кто любит таких девушек, она была почти красивая. Вот с ней то Ольга и сдружилась. Сдружилась – это конечно очень громко сказано. Они никогда не встречались вне работы, их дружба проходила только на работе и по работе. Возможно, если бы не дальнейшие печальные события, которые стали происходить с Машей, то их бы дружба могла перейти вне конторской жизни.

Глава 6. Парик.

Ольга Галицина ни с кем не собиралась дружить в конторе. Она старалась держаться от всех подальше и вести обособленный образ жизни. Галицина предпочитала приходить туда как на завод, простоять у станка свои часы, и уйти домой. А дома уже не думать о работе. Она не хотела, чтобы эта профессия стала образом ее жизни. Оля относилась к проституции как к работе со своим умением, опытом и хитростями. В конторе спать не оставалась никогда. Ольга даже с трудом представляла обстановку в комнатах, так как заглядывала туда всего пару раз. После того, как она увидела комнаты, а увидела она их только через несколько дней работы, так, как только сидела на кухне за столом между заказами, то заходить, а тем более спать там, у нее пропало всякое желание, которое, впрочем, и не начиналось. "Даже если я очень, очень устану или сильно, сильно напьюсь, я никогда не лягу на эти кровати", – сказала себе как-то Оля.

В маленькой комнате, которая была метров пятнадцать квадратных, стояло три кровати. То есть вся она была в кроватях. Это было одно сплошное лежбище. Одна кровать – полуторка, на которой спало по четыре девушки сразу и две маленьких кроватки, как для школьников. Одна из маленьких кроваток принадлежала сменному водителю, ее занимать никто не имел права.

Чтобы кто-нибудь, когда-нибудь стелил там постельное белье или забирал домой стирать покрывала, так как стиральной машинки в этой квартире не было, Оля никогда не видела.

Во второй комнате, которая была не на много больше, всего восемнадцать квадратных метров, стояло два разложенных дивана, один из которых принадлежал Пушистой или сменному администратору, если такой не на долго появлялся, потому что оттуда все вновь устроившиеся администраторы довольно быстро сбегали. А второй диван фактически принадлежал закадычным подружкам: Свете Хачику и Ире Колпиной. К себе на диван они никого не пускали и домой уезжали крайне редко, фактически живя в этих антисанитарных условиях. Хотя, что особенно удивительно, они были местными, с настоящей питерской пропиской. Для тех, кто не знает, то г. Копино входит в Санкт-Петербург, в составе Колпинского района.

К тому же, если Хачик жила с дядькой-алкашом, в смысле, с настоящим дядькой – братом ее покойного отца, то Колпина жила с нормальными родителями. У обоих были маленькие дети. У Светы мальчик, не вполне здоровый – умственно отсталый и она его оставила на воспитание дяде-алкашу, а сама поводила время здесь. Для нее это место было не просто для зарабатывания денег, это был фактически ее дом, в конторе она чувствовала себя отлично.

У Колпиной была дочь, но ту хоть воспитывали нормальный дедушка с бабушкой, да у Ира чаще уезжала домой.

Конечно дети там были почти у всех. И все эти дети воспитывались бабушками.

У Лизы не было детей, хотя ей было уже тридцать два года и у нее явно «подтекала крыша», но она и не хотела детей. Лизок тоже была петербуржинкой, у нее была своя комната в коммуналке, которую та сдавала, а сама тусила по конторам, да по подружкам. Родителей у нее давно не было, так же, как и у Светы Хачика, так же, как и у Маши. Машка тоже никого не родила, и тоже была петербурженкой со своей комнатой в коммуналке, как и Лизок.

Оля сошлась с Машей потому, что та сразу стала защищать ее от нападок злых подружек. Как-то так, внезапно для всех и яростно, набросилась Маша на "злых коршунов", хотя при всех остальных конфликтах, когда девушки пробивали друг другу голову шпильками, только из-за того, что не могли решить чья очередь ехать на заказ; когда резали друг друга ножами, в основном, все по тому же поводу, Маша не лезла. Почему уж Оля ей так понравилась, никто не знал. Может у нее сработал материнский инстинкт, ведь у любой нормальной самки есть потребность о ком-то заботиться и кого-то защищать. Оля в этой шакалиной стае, вполне могла занять нишу невинного щенка. Галицина относительно миниатюрного размера, беленькая: пшеничного цвета волосики, когда большинство девушек в салоне красились в черный цвет; кожа была тоже светлой, по сравнению с другими девушками, которые просто подсели на солярий и до загорались все до такой степени, что уже и Настя Нестерова была похожа не на русскую, а на какую-то другую девушку: может на испанку, может на карачаевку. Теперь ее нос с небольшой горбинкой стал подчеркивать ее принадлежность к темной нации из-за того, что она тоже перестаралась с солярием.

Оля, конечно, тоже загорала, но на солнце, а это совсем другой загар, в нем присутствует теплый живой оттенок. А цвет загара у девушек с солярия с серым земляным оттенком.

Ольга могла еще вызвать у Маши материнский инстинкт тем, что держалась отдельно от стаи, не оставалась в квартире после пяти утра, когда все укладывались спать, не напивалась дешевого пива с пластиковых бутылок еще перед началом работы и не участвовала в их оргиях.

А вот Настю Нестерову весь этот мир быстро пожрал, и она стала его частью.

Ольгу Галицину объединяло с Машей в те дни еще то, что они вместе ходили ужинать в соседнее от конторы кафе на ул. Куйбышева. Это было приличное кафе, даже с замашкой на ресторан. Там хорошо кормили: вкусно, порции были большие и для такого качества не дорого.

К ним изредка кто-то присоединялся, иногда Настя, иногда другая новенькая девушка с севера.

Однажды зимой, когда Оля вдвоем с Машей шла по улице Чапаева в сторону кафе, Маша что-то рассказывала Оле, вдруг внезапно остановилась, присела на корточки и стала ковырять снег и что-то собирать.

– Что ты делаешь? – озадаченно спросила Оля, рассматривая, что же там подруга выковыривает из снега.

Это оказалась стопка визиток, кем-то выброшенная прямо на улицу. Визиток оказалось много, штук пятнадцать, все были разные. То есть какой-то человек их собирал, а потом, по каким-то причинам, сразу все выкинул, возможно даже с окна дома, у которого они проходили. По визиткам к тому времени прошло не мало пар ног, половина из них были вдавлены в снег и поэтому Маше пришлось их выковыривать оттуда.

– Как, ты не понимаешь? – искренне удивилась Мария, – Это же визитки нужных людей! Всегда можно позвонить им и попросить помощи, раз у тебя есть его визитка. Смотри, какие они дорогие, – стала хвастаться находкой девушка, сидя еще на корточках, так как не все визитки еще выцарапала из-под льда.

«Да… У Машки потекла крыша», – подумала Ольга и от этого ей стало очень грустно, ей стало жаль Машу Очевидно было, что это явное сумасшествие. Уверенность в этом придавало не только наблюдение за ее неадекватными действиями, но и та одержимость и возбудимость с которой она это делала. Мария была безумно рада находке, считая ее очень удачной.

«Ну да, после тех заказов, которые она исполняет, то что она сошла с ума – это естественный итог. Я тогда прямо на заказе чувствовала, что схожу с ума», – подумала Оля.

Однажды, почти в самом начале, Олиной работы у Пушистой, та послала Галицину на заказ вместе с Машей.

– Тебе надо будет только смотреть, – начала пояснять особенности заказа Лина. – С Машкой, я смотрю вы подружились, она тебя жалеет, в обиду не даст, так что тебе будет комфортно с ней. Туда вы едите сразу на три часа, а дальше посмотрим. Он наш постоянный клиент, мы все его хорошо знаем.

Больше она ничего не сказала. Маша тоже ничего не сказала.

Время было еще раннее, около шести вечера, когда они вошли к клиенту в квартиру. Квартира находилась на Петроградке в новом элитном доме, с новой просторной планировкой.

Хозяин оказался вежливый, интеллигентный мужчина. Он проводил девушек в большую гостиную, по середине которой стояли кожаные кресла внушительных размеров. Он указал жестом, что они могут присесть. Оле сразу очень понравилось в этих креслах. Несмотря на то, что они были кожаные, что предполагает некоторую жесткость, они оказались очень мягкими и удобными. В этом кресле Оле захотелось жить. Ольга почти утонула в этом уютном кресле, ведь оно было создано для большого мужчины, а не для хрупкой девушки. Сам хозяин – высокий, крупный, с широкими плечами. Он не был толстым, он был такой настоящий мужик. Сорокалетний, нормального русского или европейского типажа. Звали мужчину Вадим. Глядя на этого большого солидного мужика, Оле подумалось: «, наверное, директор какого-то серьезного предприятия».

В середине кресел стоял довольно высокий стеклянный журнальный столик и по размеру он был не маленький. Столик Оле тоже очень понравился. "Вот, почти как нормальный стол, а то придумали эти журнальные, к которым вниз надо постоянно наклоняться. Какой прикол? Журнальный – он для журналов, а не для того, чтобы на нем выпивать и закусывать. А вот этот хороший", – думала Оля.

На самом столе стояли угощения. В большое панорамное окно светило солнце, красиво освещая просторную гостиную и красочные бутылки дорогих напитков, которые в лучах солнца выглядели еще красивее и праздничнее.

– Сейчас я приду, – сказал мужчина, – а вы уже можете угощаться.

Девушки закурили и стали рассматривать, что стоит на столе. Помимо виски, текилы, пепси-колы, стояли различные фрукты, красиво разложенные на широких тарелках. И еще одна большая глубокая тарелка с белым порошком, который привлек Машу. Та пересела на кресло рядом с порошком, взяла какую-то пластиковую карточку, лежащую рядом с тарелкой, взяла этой карточкой немного порошка из тарелки, очень быстро и, можно сказать, профессионально сделала все той же карточкой дорожку и трубочкой, свернутой из стодолларовой купюры и предусмотрительно лежавшей тут же, мгновенно вынюхала в свою ноздрю.

Оля обалдела. Не с того, что, Маша нюхает, это ее не удивило. Удивило ее то, что целая полная глубокая тарелка кокаина стояла на столе в таком открытом доступе и в таком количестве! «Мы у кого, нахрен, в гостях?» – подумала Оля. Она хотела как-то спросить Машу об этом, но тут пришел хозяин квартиры.

Оля офигела повторно, но еще больше. У нее буквально расширились глаза.

Вадим стоял перед ними в шелковой сорочке на тонких брителичках и в парике длинных белых волос. Ужас этой картине придавал не только сам факт происходящего, а то, что эта сорочка ужасно смотрелась на этом огромном мужике с широченными плечами. Как ни стронно, Оля подумала не о том, что здесь вообще происходит, а именно о том, что на более миниатюрном мужчине это смотрелось бы не так отвратительно. И поэтому хорошо, что Вадим спросил не о том, как на нем смотрится комбинация, а о том какой парик ему лучше. При этом он попозировал еще с минуту в том, в котором зашел, а потом содрал его с себя, обнажив мужскую, очень коротко стриженную голову, что тоже пугало, и напялил на себя второй – черный.

– Ну как, какой лучше? – возбужденно спросил Вадим, в основном, смотря на Ольгу, явно ожидая от нее ответа.

– Белый, – честно ответила девушка.

Ольга находилась в шоке, хотя всеми силами старалась этого не показывать и вести себя расслабленно, типа "все нормально". Она поняла, что ей нужно срочно выпить чего-то очень крепкого.

– Маша, налей мне виски, – попросила Оля.

Мария потянулась за бутылкой, по пути указав на тарелку с кокаином.

– Нет, спасибо, – ответила Галицина.

Ольга вливала в себя большими глотками, на сколько это было возможно, гадкий виски, потом прибегла к помощи пепси-колы.

Маша с Вадимом вела почти светскую беседу: о ценах, о Матвиенко (*8), пока Оля торопилась опьянеть. Галицина чувствовала, что ее мозг не хочет воспринимать реально то, что здесь происходит.

Оля еще не успела достичь нужной кондиции опьянения, как Вадим с Машей пошли к большой кровати, которая стояла прямо в этой гостиной, да еще и на небольшом подиуме прямо возле панорамного окна, к счастью из окна их видеть никто не мог, окно выходило в открытое, не застроенное пространство на девятом этаже.

Вадим пригласил пройти Олю с ними на широкую кровать.

Галицина больше всего в жизни хотела остаться в этом кожаном кресле, а точнее, ни в коем случае не идти с ними в кровать. Это желание отразилось у нее на лице, немного его перекосив в отвращении. Маша заметила выражение лица подруги, подошла к ней и тихонько сказала: "Ты будешь только смотреть". Олю это утешило, и она пошла с ними на кровать.

На одной стене возле кровати, у изголовья, располагалось большое, на всю ширину кровати зеркало.

Вадим встал раком лицом к зеркалу, Оля заметила, что этот монстр еще и в чулках. Он поднял сорочку со своей жопы, на которой трусов уже не было. Маша достала из пакета резиновый член и смазку, полила обильно смазкой на его большую жопу, окунула в нее фалоиметатор и стала засовывать ему в анальное отверстие. Попа, по всей видимости сопротивлялась, потому что было видно, что, Маша прикладывает физические усилия, а попа выталкивала из себя это резиновое изделие.

Оля сидела с перекошенным лицом от ужаса и брезгливости. Тут она посмотрела в сторону зеркала и увидела, что Вадим внимательно следит за ней через него. Ольга даже вздрогнула, так испугало ее то, что этот мужик, или кто он там, следит за ней через зеркало.

Оля стала пытаться контролировать выражение своего лица, старалась держать его в рамках спокойной, невозмутимой мимики, чтобы его не перекашивало в отвращении.

Член входил в отверстие все глубже и глубже, Маша буквально его вкручивала туда. И тут, когда фалоиметатор полностью погрузился в анальное отверстие, и Машка стала водить им туда-сюда, как и положено при половых фрикциях, с анала полезла кровавая пена. Пенилась, видимо, почему-то, смазка, а почему с кровью – понятно.

Ольга ели сдержала внезапно накрывший ее рвотный позыв. Она подскочила и побежала к столу пить и курить. Ей уже было все равно, что подумает о ней этот извращенец, сорвет ли она заказ, обидит ли чувства этого пидараса. Оля находилась в таком ужасе! Она чувствовала, как ее мозг распухал, будто хотел покинуть ее голову. "Я чувствую, как схожу с ума", – подумала Оля.

Маша, не останавливаясь стала объяснять клиенту, что девушка совсем новенькая, что ничего подобного она еще не видела, что он у нее первый и его она запомнит на всю жизнь. Последний аргумент, видимо, должен был порадовать клиента.

В течении еще нескольких часов продолжалось все то же самое: они возвращались за стол, нюхали, выпивали, снова шли в кровать. Так же они еще пару раз настояли на том, чтобы Оля пришла на кровать и смотрела. Но кровавая пена снова начинала идти из задницы, и Оля снова убегала, а Маша невозмутимо брала салфетки, вытирала кровавую пену, доливала смазки и продолжала.

Беседовали они прямо во время этого безумного сношения о размерах члена. Клиент просил Машу в следующий раз привезти фалоимитатор еще большего размера, а Маша пыталась ему объяснить, что у него уже и так множественные разрывы и ему вообще было бы не плохо сначала полечиться, а то через эти разрывы попадут болезнетворные бактерии в кровь и будет заражение крови. Но Вадима она этим не чуть не испугала.

Когда эта содомия закончилась и девушки вернулись в контору, Оля при всех на кухне сказала Пушистой:

– Лина, если ты еще раз пошлешь меня на подобное извращение или на любое другое извращение, не предупредив меня о подробностях происходящего и не заручившись моим согласием, я больше не переступлю порог твоей конторы, уйду работать к твоим конкурентам и не хочу угрожать, но я не такая невинная овца, как вы здесь о бо мне думаете. I understand?

– Да конечно понятно, – пытаясь улыбаться ответила Пушистая, но по ней было видно, что она очень удивилась и даже растерялась.

Все остальные на кухне тоже охренели, даже притихли от неожиданности.

– И вообще давайте уточним: я занимаюсь только классическим сексом. Анального секса у меня нет ни в какую сторону. Из дополнительных услуг у меня только стриптиз. Кстати, у меня у единственной здесь эта услуга. Вообще это где-то указано в рекламе, озвучивается по телефону? И, я правильно понимаю, мы были на извращении? Это же двойная оплата?

– Нет. В случае с Вадиком не двойная. Он наш старый клиент, да и вообще какая двойная, за посмотреть? – стала заводиться хозяйка притона.

– Понятно, – ответила Оля, – ну я предупредила. Второй раз я на эту тему разговаривать не буду. И я хотела бы, чтобы мне сообщали о деньгах, о которых договорились перед заказом, чтобы я понимала за что я еду и поеду ли я за такие деньги. А сейчас, пожалуйста, дай мне мою зарплату, я пойду. Мне нужно отдохнуть.

Пушистая открыла свою большую тетрадь, где она записывала заказы, будто не знала, сколько Оле положено за этот выезд. Похрюкивая залезла в свой большой кошель, который всегда висел у нее на шее, достала оттуда девятьсот рублей и отдала Оле.

Все сидели не шевелясь. Оля в полной тишине покинула квартиру.

Глава 7. Менингит.

Галицина пришла на работу через пару дней.

– А у нас Машка твоя без тебя совсем заболела, – попыталась шуткой встретить Ольгу хозяйка притона.

– Что, простыла? – спросила Оля.

– Да там вообще пипец, ее как-то выкручивает, покрылась какой-то сыпью. Мы к ней не подходим, наверное, какая-то заразная.

Пушистая захрюкала, это означало, что она шутит и ей нравится ее шутка. Ее на самом деле могла забавлять болезнь девушки, Лину вообще забавляло любое горе и даже возбуждало.

Оля прошла в комнату посмотреть на Машу. Девушка лежала в комнате Пушистой на диване Хачика и Колпиной.

Оля присела на краешек дивана и с беспокойством стала рассматривать подругу. Ее ноги правда были покрыты какой-то мелкой сыпью, саму девушку как-то неестественно выгнуло, голову она запрокинула назад.

– Она спит? – спросила Оля Пушистую.

– Да она вообще не в себе, несет какой-то бред, обнюхалась что ли?

– А температуру вы ей мерили?

– Нет. Кто ее трогать будет?

– А есть градусник?

– Ну да, вот в аптечке, но после нее его выкинуть придётся, – опять видимо сострила Лина, протягивая термометр.

Оля засунула бессознательной Маше градусник под мышку и прижимая плечо, ждала, когда пойдёт примерно три минуты.