Текст книги "Проститутка, или Долгая дорога к Богу."

Ольга, когда рассказывала ему что происходит, она рассказала ему все, все равно от ломки он не мог ее перебивать, поэтому Галицина рассказала спокойно о колдовстве его матери. "Если такое же сейчас происходит с моей матерью, я убью твою ведьму", – произнес Александр, когда смог говорить, чем, собственно, дал понять, что он ничуть не сомневается в колдовстве своей матери.

Так его выкручивало до четырех утра, потом все стихло, и они смогли уснуть. Утром, когда Саша проснулся, он первым делом побежал звонить своей маме, спрашивать, как она себя чувствует, но та себя чувствовала великолепно и сын успокоился.

После таких событий в жизни, естественно Галицина смеялась над ивановскими сестричками с их колдовством, хотя они вызывали в ней отвращение за их занятие.

Однажды Оля застала сестер пьяными на кухне притона и очень удивилась. Сестры вообще старались не пить даже на заказе, даже когда клиенты настаивали, они отказывались. Родственницы старались вести здоровый образ жизни, они и не курили, готовились к счастливому семейному будущему в новом совместном доме.

Когда они увидели Олю на пороге кухни, то младшая, которая была более дерзкая, вскрикнула: «Можешь радоваться, наш дом сгорел! Весь до тла. А мы туда уже мебель стали покупать».

Глава 9. Изобилие.

Еще в конторе появились новые водители. Они работали посменно: двое суток через двое. Один был Андрей – тридцатилетний парень, но очень высокий и очень толстый, поэтому его называли "Шрек". По характеру добрый к девушкам и к людям вообще, справедливый, не трус, мог смело вступиться за девочек. Все были им довольны.

Второй был взрослый сорокапятилетний мужчина, звали его Дмитрий. Внешне он был сильно похож на Николаса Кейджа.

Дмитрий Вудин был полной противоположностью своего напарника. Ни только по возрасту и телосложению, но и по характеру, убеждениям, взгляду на жизнь в целом. Соответственно, девицы его не любили и называли "олень".

Дмитрий, например, демонстративно очень сильно мыл свою собственную кружку, которую и так прятал куда-то в шкаф, но все равно боялся, что "какая-нибудь шлюха из нее пила». Он высказывал девочкам, что они должны следить за чистотой, не материться, как сапожники и все в этом духе. Девушки хоть и не любили Дмитрия за его нравоучения, но при нем вели себя гораздо скромнее, нежели в его отсутствие. Вообще, если не слушать, как они поливают его грязью за глаза, а внимательно понаблюдать как они ведут себя при нем, то можно было понять, что, на самом деле, он многим из них нравился как мужчина и они хотели бы ему нравиться, но он всем своим видом давал им понять, что они все грязные шлюхи. Конечно он не высказывал это, но "олень" с таким нескрываемым призрением на них смотрел, что было понятно, как он брезгует даже дышать с ними одним воздухом.

Когда вернулась Ольга в контору через полгода и осталась с проживанием снова зарабатывать себе на комнату в коммуналке, то она занимала маленькую кроватку напротив водительской, поэтому Дмитрию пришлось видеть Ольгу почти голую, когда она переодевалась и перед этой девушкой он не устоял.

Такой точеной фигуры он не видел никогда. "Она же идеал. Кто бы мог подумать, что в таком гавне можно найти бриллиант?" – подумал тогда Вудин.

Дальше по мере общения с Галициной, Дмитрий все больше убеждался, что этой девушке не место в этом притоне. "Неужели она не понимает, что она другого класса. Ведь ей надо идти, если на, то пошло, работать в элитный салон в три раза дороже, куда всех остальных шлюх от сюда туда и на порог не пустят", – рассуждал Дмитрий о Ольге.

Вудин отмечал, что она почти не матерится и вообще не браниться как матросня. Часто сидит с книгой Гюго. При общении держит себя достойно, не заискивает, не гримасничает, не вступает в мелкие бабские споры и склоки. Галицина нравилась ему все больше и больше, по мере того, как он узнавал ее.

Ольга же даже не замечала его. Вообще почти все девушки в подобных заведениях водителей не рассматривают как мужчин. В смысле, в этом мире вообще мужчины, это совсем другое. Еще в кабаре Ольга, как и все танцовщицы каждый вечер танцевала топлис на столе. То есть раздевалась до бикини на столе при всем клубе. Вообще подобным девушкам раздеться при любом мужчине не составляет никакого труда, а водителей часто не то, чтобы за мужчин, за людей не считали.

Водителей салонов не считали за людей не только проститутки, понимая, что они зарабатывают на их не легком "труде", ничего при этом не делая, просто возят. Конечно, водителям в салонах не просто так платили большие деньги: они возили с собой огромные суммы денег, за которые отвечали; они должны были первыми входить в квартиры, сауны, оставляя девушек в машине где-нибудь подальше, чтобы, если вдруг заказчики окажутся очень плохими людьми, чтобы они не сразу могли найти машину, а лучше никогда. И тогда, бывало, хорошие, ответственные водители сами попадали в очень плохие ситуации, так, как и клиенты этих водителей не считали за людей. К водителям проституток, относились гораздо хуже, чем к сами шлюхам, так как по "понятиям" они сутинеры, пи… возы, зарабатывающие на письках. На терпимости обиженных женщин.

В те годы частенько таких водителей насиловали клиенты на саунах, если водитель оказывался молоденький, а среди клиентов были сиженные отморозки. Такие мальчики потом сразу увольнялись с салонов, не потому, что они сильно испугались и не хотели такого повторения в своей жизни, это все само собой разумеется, а потому, что они не могли девушкам взглянуть в глаза, ведь те знали, что с ним сделали.

Бывало этих несчастных водителей насиловали в соседней комнате от девиц и скрыть происходящее было невозможно. В таких ситуациях уже никто никого не спасал. Каждый думал только о том, как вырваться с этого адского плена.

Вот за эту опасность и платили водителю десять процентов от дохода. Стоило это этих денег? Конечно, если бы при устройстве на эту работу, сообщалось бы все, что может с ним произойти за десять процентов, то вряд ли кто-нибудь согласился, но об этом не говорилось. Так же, как и в объявлениях на проституцию, писалось в газете "Вакансия": "Требуются молодые, красивые девушки. Оплата 6000 в день. Деньги выдаются ежедневно. Проживание предоставляется. Свободный график". В этих объявлениях не пишут, что вам придётся каждый день много пить и соответственно вы, неизбежно, станете алкоголичкой. Не пишут о том, что вас могут убить и ваше тело даже родители не смогут похоронить, так как его уничтожат по принципу: "Нету тела – нету дела" и всего остального тоже не пишут, и при собеседовании никто не рассказывает, и вообще там все узнаешь уже по факту, когда столкнешься лично. Никто даже не проведет тебе "курс молодого бойца", типа "как вести себя в ситуации, когда тебя хотят зарезать". Все будут рассказывать тебе только о больших деньгах, красивых саунах, богатых мужчинах, которые часто берут проституток в жены и все в этом роде. Так происходит потому, что те, кто тебя нанимают, им плевать на твою жизнь, ты для них как кусок мяса для мясника на рынке, главное тебя продать подороже. Тебя конечно сожрут, но новое мясо приезжает в мегаполисы каждый день целыми поездами, так что на прилавке всегда будет изобилие.

Глава 10. «Олень».

Дмитрий начал ухаживать за Ольгой. Так как он видел, что именно ей совсем не интересен, то он по своей опытности предпринял правильную тактику.

Вудин стал интересоваться сколько Ольга в Питере, где она уже бывала, а где нет. Он немного расстроился, поняв, что девушка довольно бурно провела два года в Питере, уже много где была и в плане развлечений была даже избалована, по его мнению. Просто "олень" был скупым и хотел заполучить лучшее за бесценок.

Дмитрий изначально расчитывал, что девушка только что приехала, ведь в его глазах так и было: он работал и появилась новенькая. И он сможет сводить ее в пару красивых и не дорогих мест, и сразить ее этим на повал. Но тут он ошибся. Оказалось, что эта девушка видала за два года гораздо больше красивых и дорогих мест больше, чем он за всю свою сорокапятилетнюю жизнь. Но он не хотел отступать. Вудин решил, что ему придётся потратиться, а затем нужно просто ускорить совместное проживание. Тогда "конфетно-букетный" период закончится, а при семейных отношениях уже не надо тратиться на посещение красивых мест.

Так он и стал действовать. Водил Олю по театрам, эти мероприятия, кстати, относятся к красивым, но не дорогим местам, так как дорого в театры ходить только на знаменитостей и на первые ряды. А на малоизвестные спектакли и на малоизвестных актеров билеты дешевые, а событие похода в театр все равно остается красивым. Олень даже разорился на поход в казино на Большом проспекте Петроградской стороны, но оказалось, что Ольга и там уже была, и даже неоднократно.

Дмитрий совсем было расстроился и даже разозлился, тем более интереса к себе со стороны Галициной он не заметил, но тут, случайно он наткнулся на слабую точку девушки и стал давить на нее.

Бутин понял, что Оля так скучает по дочери, что даже не может говорить на эту тему. Она не говорила о дочке именно потому, что эта тема была слишком болезненна для нее. Ольга чувствовала, что как только она начнет ком-то рассказывать о своей девочке, то начнет плакать и, скорей всего, тогда уже не сможет остановиться, потому, что у нее столько поводов было разрыдаться за последние годы, а она не давала себе, сдерживалась, научилась не думать о том, что может расстроить, что теперь если начнет, то будет рыдать, пока не вылакает все свое накопившееся горе, а это займет не пару минут и не известно, выдержит ли вообще ее психика этого прорыва.

Вот "олень", нащупав это слабое место, завел разговоры о красоте Петербурга и принялся говорить о том, что девочку надо забирать, что надо жить вместе с дочкой, что он устроит ее в школу и все в этом роде. И это сработало.

Ольга стала представлять себе, как будет здорово жить с Леночкой в Питере. "Олень" хотел непременно жениться и настаивал на поход в ЗАГС для подачи заявления. Он рассказывал, что они, все вместе, с дочкой поедут в Финляндию к Санта Клаусу, а Ольга знала, как понравится Леночке поездка к Санта Клаусу…

Что касается до ее личного отношения к Дмитрию, то Ольга почти об этом не думала. Она уже находилась в том состоянии, когда все мужики по сути одинаковы, плюс, минус.

Дмитрий Бутин решил сделать все по-человечески, что в его понимании означало отправиться на его Range Rovere в предсвадебное путешествие, познакомиться с семьей Ольги, но только слегка, взглянуть, чтобы иметь представление от куда она и что на самом деле собой представляет, ведь это можно узнать только, посмотрев на семью человека. Так же он планировал заехать к своей семье, представить свою невесту и посмотреть, что скажут о ней его родственники. У своих родственников он планировал остановиться на несколько дней, чтобы в полной мере его родня могла рассмотреть невесту, а та, максимально показать себя в тех условиях. После чего уже принять окончательное решение о женитьбе, в смысле подойдет ли она в качестве жены.

И вот, в июле они отправились в путешествие. Сначала поехали к его родственникам в деревню под город Кашин, который находится под Тверью. Ольга во время поездки туда, узнала, что Дмитрий не петербуржец, что родился он в той самой деревне, куда они сейчас едут. Его родители, когда Дмитрий был маленьким, уехали работать в Питер на завод и за это через пять лет работы получили ту, его квартиру-полуторку на пятом этаже, хотя у них было двое детей. У Дмитрия был еще старший брат, с которым на данном этапе они находились в судебной тяжбе по поводу этой квартиры.

Отец Дмитрия – Василий, был агрессивным алкоголиком и часто бил мать – Галину, которая поэтому и умерла раньше мужа. Старший брат очень давно свалил со своей славной семейки и жил своей далекой жизнью, а Дмитрий остался с отцом. Василий перед смертью оставил завещание только на Дмитрия, а старший брат подал иск на оспариванивание завещания по причине принуждения. В иске он указывал, что Дмитрий избивал старого отца.

Кстати о суде. В суде в эти же дни находился еще один иск на Дмитрия от его дяди о мошеннических действиях племянника.

Вудин взял у дяди очень большие деньги на покупку иномарки, которую Дмитрий должен был купить в Финляндии и пригнать ее дяде. Передача денег происходила при Ольге, о чем дядя и указал в исковом заявлении, надеясь на честность девушки, которую видел только один раз, но она на него произвела хорошее впечатление. Ольга была единственной дядиной надеждой, так как она оказалась единственным свидетелем при передачи этой огромной суммы, которую пожилой военный человек копил всю свою жизнь на свою мечту.

Когда Ольга ознакомилась с этим иском, копию которого по закону выслали Вудину, она подумала: "Если следователи меня найдут и опросят, я скажу правду. Мне жалко этого пожилого военного, у которого нет детей и его некому защитить. Он доверял племяннику, видимо, как сыну, а этот… Надо бы еще хорошенько подумать, стоит ли связывать свою жизнь с таким человеком, ведь он, получается, может кинуть кого угодно, у него нет ничего святого, соответственно ему ничего не будет стоить кинуть и меня". Ольга не стала лукавить и высказала все эти свои соображения "оленю". Тот отправился за шампанским, хотя он жалел тратить деньги на спиртное, но в этот раз разорился ашь на две бутылки. За шампанским он пытался убедить Ольгу, что дядя плохой человек и он не просто так с ним поступил, но ему не удалось сбить Ольгу с ее устойчивых убеждений о добре и зле.

В эти же дни в другом суде, он судился с женой за квартиру, нажитую совместно. Это была двухкомнатная квартира не далеко от метро Черная речка в сталинском доме с высокими потолками. Оставлять эту квартиру жене с сыном он не собирался, хотя сам рассказывал, что изначально у жены была однокомнатная квартира в Купчино (*21), которую она продала и деньги вложила в эту. Вудин ничем не вложился в эту сталинку, но считал, что остальную же сумму они выплачивали вместе, поэтому квартиру надо поделить пополам.

– А где будет жить жена с сыном, если вдруг суд поделит квартиру, и ты ее продашь, и отдашь жене только половину стоимости, за которую она что купит? – спросила Оля.

– У своего нового мужа, она замуж за военного старого полковника или подполковника выходит, – пробубнил Дмитрий.

– А если они не смогут жить, куда твоя жена с твоим сыном пойдет, если она свою квартиру ради этой продала? У тебя эта своя осталась, ты ничего не продал.

– Это ее проблемы. Это она на развод подала. Могли бы дальше жить семьей.

– Так ты ей просто мстишь за то, что она тебя бросила?

– Может и так, но я не отступлюсь, – довольно жестко ответил Вудин.

Как-то он приехал и привез много вещей: чашки, простыни, иконы. Все это он забрал из квартиры, где осталась проживать жена с сыном, пока та была на работе. Ольга обалдела от этого поступка.

– Ты, вообще нормальный? Ты зачем у жены простыни забрал? – поинтересовалась Оля.

– Я забрал только то, что я покупал.

– Дима, у тебя там твой сын живет, считай ты у него забрал!

– Я и сына хочу забрать. Она им вообще не занимается. Он сейчас с пятерок на двойки скатился. Ты не будешь против, если он с нами будет жить?

– Я не буду против, но где он будет жить? У тебя одна полноценная крохотная комната, а вторая проходная. Кто где жить будет?

– Ну он в той маленькой, а мы в зале.

– А моя дочь где будет?! – уже разозлилась Оля.

– А, ну да. Вот поэтому мне и надо делить квартиру с женой. Я вообще не планирую ее продавать, мне очень нравится та квартира. Я просто предложу ей поменяться квартирами. Ей эта, а мне та. И будем жить там.

– Хорошо, в двухкомнатной квартире с разнополыми детьми? Опять же, кому комната из детей достанется, а кто будет жить в комнате с нами?

– Комнату отдадим старшему сыну, ведь ему уже двенадцать, а твоей дочери только восемь, она еще может пожить в комнате с мамой.

– И чужим дядькой?! – Оля почти кричала. – Восьмилетняя девочка в одной комнате с чужим дядькой?!

– Да ладно, успокойся до этого еще далеко. Может мой сын с женой останется, даже скорей всего так и будет. Просто будет к нам в гости приходить.

Вудин тоже жил у метро Черная речка. Их квартиры разделяли только несколько домов. Только он жил на пятом этаже хрущевки с кухней в три квадратных метра, а у жены была хорошая сталинская квартира с кухней в девять квадратных метров.

Дальше этот человек не переставал удивлять Галицину. Например, он свою машину никогда не оставлял в своем дворе, а все время ставил в соседних дворах и периодически менял место парковки. Объяснил он это тем, что его дядька, которого Вудин кинул на деньги, старый разведчик, может просто из мести сжечь его машину, но Оля подозревала, что у него есть еще какие-то другие враги.

Глава 11 Дом пристарелых.

И вот теперь настало время посмотреть на ту деревню, где он родился. От Санкт-Петербурга до Твери на его машине они доехали за шесть часов. Потом от Твери до Кашина – два часа, а потом от Кашина уже по грунтовой дороге тридцать минут. Деревня стояла у самой реки Волги, но асфальта не было вообще, только гравий на дороге.

– А как же они зимой ездят в город, здесь, наверное, все снегом заваливает или трактора ездят расчищают дорогу? – спросила Оля.

Вудин слегка засмеялся:

– Да никуда они зимой не ездят. Готовятся к зиме. Закупают на зиму все, муку, чтобы хлеб печь, стиральный порошок, да все.

В деревне оказалась большая часть домов забита досками, в смысле окна.

– Они все поуезжали, наверное, из-за отсутствия дороги в город? – спросила Ольга.

– Да и из-за дороги, и из-за отсутствия всего. Здесь только один совхоз и то сдыхает.

Работать негде. Да и сам Кашин маленький, там тоже работы на всех не хватит, даже если бы дорогу сделали. Вот все, как мои родители, поуезжали. Здесь и мой дом, заколоченный стоит, пойдем покажу.

Они подошли к нормальному деревянному дому, обычного среднего размера, не гнилого, не заваленного, в котором вполне можно жить.

– Смотри, – Дмитрий показал в окно между прибитых досок, – вон видно и вся мебель стоит как в музее. А в шкафах тоже все осталось не тронутым. Тетка за домом присматривает, да тут и воровать некому.

Ольга заглянула в окно. На самом деле, просто удивительно, все в просторной комнате выглядело так, будто хозяева просто вышли, но вообще они тут, живут.

– Поразительно, – произнесла Оля. -Так, когда последний раз в этом доме жили.

– Лет двадцать назад мать еще приезжала, а потом как с ногами плохо совсем стало, уже было понятно, что она с пятого этажа и на улицу не выйдет, так дядька и забил окна, все надеялись, может я буду приезжать, хоть как на дачу, вроде прямо на Волге деревня стоит. А мне зачем сюда восемь часов ехать? Вот, если ты захочешь здесь лето проводить с детьми, я буду тебя сюда привозить и сам к вам приезжать, а осенью обратно в Питер. Сейчас сюда так Москвичи уже повадились. Обнаружили нашу деревню, некоторые дома уже купили «за даром» и проводят здесь лето. Может они, так, скоро скинутся и дорогу, асфальтированную от Кашина, проложат.

– Да, я бы с удовольствием сюда приезжала на все лето. Я всегда мечтала о своем доме, а тут еще и на Волге. Как так? Такое райское место…

– Зимой здесь катастрофа. Просто километры снега. Ни поликлиники, ни магазина. Зимой скорая сюда не приедет, и ты больной в город никак по снегу не доберешься. Вот и умирай.

Дом тетки тоже был поразительный для Ольги. Она никогда ничего подобного не видела. Во-первых, отсутствовал забор. Вообще, его не было. Где заканчивалась их земля и начиналась деревенская или совхозная понять было невозможно. Соседний дом стоял довольно близко, но он находился, вроде как, по улице второй и на противоположной стороне улицы, а вся вокруг земля была бескрайняя и теткин дом был по улице первый, поэтому в три стороны света соседей вообще не было.

Их колодец, почему-то находился на противоположной стороне улицы, если эту грунтовую дорогу можно назвать улицей, то есть их колодец стоял не в их дворе, а через эту дорогу. А их баня находилась тоже на противоположной стороне улицы, за колодцем. В баню за колодец, надо было идти еще двадцать метров в поле, где трава стояла высотой по грудь и цвела.

– А мы мыться будем в этой бане? – спросила Дмитрия Ольга при его тетке с дядькой.

– Ты что, – ответила тетка, – кто же летом в бане моется?

– А где моются? – спросила настороженно Оля, поглядывая на колодец, явно действующий, судя по-новому алюминиевому ведру, привязанному к цепи.

– Летом мы в реке моемся. У нас хорошая река, чистая.

Оля обалдела. Она с расширенными глазами смотрела то на тетку, то на Дмитрия.

– Можно еще на веранде корыто поставить и там помыться, – пришел на подмогу девушке дядька Лёша.

На этом разговор про гигиену временно закончился. Ольга пошла на веранду посмотреть, где и как она будет мыться. Веранда оказалась вся застеклена и ее, соответственно, мог бы рассматривать с улицы, кто угодно, как она там моется.

– Может все-таки в баню пойдем помоемся? – спросила Дмитрия, уже испуганная дурацкой ситуацией Оля.

– Да летом ее не топят, – ответил Вудин.

– Да и не надо ее топить. Пусть в том же корыте, но не на стеклянной веранде! – уже сердилась Галицина.

Дмитрий понял, что лучше невесту на данном этапе развития, когда птичка еще то и в клетку не залетела, не нервировать.

– Тетя, – обратился он к Любовь Степановне, – мы затопим баню. Моя невеста никогда не была в бане, хочу ей показать, что это такое.

– Да делай что хочешь, только мы дрова на лето не заготавливали, – отфыркалась тетя Люба.

– Да я тебя не обижу, на дрова оставлю, – с улыбкой проговорил племянник.

– Да? Деньги – это хорошо. Но не везде они все решают. Вот съезди в лесное хозяйство за восемьдесят километров и привези дров, – разфырчалась Любовь Степановна. – Вон у деда нога гниёт, – тетя Люба указала на дядю Лёшу. – Видишь, в сапогах сидит, чтобы не воняла.

Ольга внимательней посмотрела на деда. Это мужчина совсем не похож был на деда. Алексею Тихоновичу было шестьдесят семь лет. У него была белая кожа, белые волосы, скорей всего, он был блондином всю жизнь, светлые голубые глаза. Коротко пострижен, хорошо выбрит, вообще производил впечатление светлого, доброго, русского человека и выглядел очень хорошо, даже моложе своих лет.

Алексей Тихонович, на самом деле, сидел в сапогах в июле месяце. В Ольге стала закипать "ярость благородная… как волна".

– Я не поняла, зачем вы сидите в сапогах в доме, в июле месяце? – обратилась она на прямую к Алексею Тихоновичу.

Было видно, как мужчина засмущался, понурил голову.

– Я же говорю, у него нога гниет, – поторопилась ответить жена. – Чтобы не воняла. Она, знаете, как воняет?

– Я конечно дико извиняюсь, но если у человека гниёт нога, как вы изволили выразиться, то это гангрена и его надо срочно в больницу, а то будет заражение крови, и он умрет. Ну вы же взрослые люди, мне даже неудобно вам объяснять такие элементарные вещи, – вытаращив глаза, «как баран на новые ворота», изрекла Оля.

– Он не хочет в больницу, я ему предлагала поехать, – будто огрызнулась тетя Люба.

– И пришли к единственному разумному решению, одеть на рану сапоги, чтобы ускорить процесс? Я понимаю, что вы меня сейчас возненавидите – не в первой, но вам не кажется, что это похоже на убийство мужа?

Все оторопели. Трое взрослых людей смотрели молча на Галицину, будто вообще не поняли, что она сказала. Ольга решила всем помочь с дурацкой паузой и перешла к делу.

– Дядя Лёша, вы отказались в больницу ехать? – все-таки решила уточнить Ольга.

– Да, я не хочу там лежать, – очень жалобным голосом сказал мужчина, будто боялся, что сейчас эта девушка насильно его отправит и никого не спросит.

Ольге очень жалко стало этого, по всей видимости, доброго, хорошего мужчину.

– Снимайте сапоги, – повелительным тоном сказала девушка.

Дядя Лёша недоумевающе посмотрел на жену, как бы, спрашивая взглядом "что делать? " Жена смотрела на него так же. Хозяева дома растерялись. Они не знали, что делать в ситуации, когда чужая девушка, которую они видят в первый раз в жизни, начинает приказывать им в их же собственном доме. Но все понимали, что говорит ведь она все правильно.

Вудин все понимал, но не лез. Он наблюдал за ситуацией, как за увлекательной постановкой в маленьком студенческом театре.

Алексей Тихонович, поняв по обстановке, кто сейчас взял власть в его доме, стал стаскивать с себя сапоги. У него не получалось.

– Дима, помоги ему, – четко произнесла Оля.

Вудин кинулся стаскивать с дядьки сапоги. Ольга увидела, что сапоги были одеты на босые ноги, не носочков, ни даже тряпки на ране не было. Но вони, которую все ждали не было. У Ольги нюх был как у собаки и даже она почувствовала запах свежего мяса с грибами, в смыле грибок, который живет на ногах. Но запаха гнилого мяса не было, что очень порадовало Ольгу.

Она стала рассматривать ногу. Гнил большой палец там, где должен быть ноготь. Ногтя не было. "Видимо сорвал ноготь, не обработали сразу… У них спрашивать не буду, а то сейчас блеянье начнется", – подумала Галицина.

– Что у вас есть в атечке, бинт, йод, перекесь?

– Да ничего у нас нет, от куда? Шалфей есть. Он по вечерам ногу в шалфее держит, – ответила тётка.

– Ну уже хорошо, – сказала Оля.

Тётка даже улыбнулась. Ведь ее похвалили.

– Поехали, – обратилась девушка к Дмитрию.

– Поехали, – ответил тот, уже поняв куда.

– Сапоги не одевать, – бросила Ольга приказным тоном хозяевам, выходя из дома.

Пока они ездили в Кашин за медикаментами, Дмитрий рассказал: "У меня здесь еще одна тетка есть. Она мне вместо матери была. Шесть лет меня воспитывала с двух до восьми, пока мои родители в Питере устраивались. Причём они старшего брата на три года раньше забрали, а меня будто бы забыли. Да и в восемь лет меня забрали потому, что тетка на них наехала, что мальчик уже год, как в первом классе должен учиться, а школы в деревне нет."Какое-то время они ехали молча и каждый думал о своем.

– Она сейчас в доме пристарелых, – наконец сказал Вудин, уже понимая примерную реакцию Ольги.

– Почему в доме пристарелых? – спросила Оля.

– Потому, что детей у нее не было. Замуж она не вышла. Я ей как сын был. И потом, когда меня родители в школу в Питер забрали, то на каждое лето сюда к тетке Вере отправляли. Мне нравилось. Я чувствовал, что она меня любит и я ее любил.

– Это все замечательно. Так тем более, почему она в доме пристарелых?

– Ну тетя Вера самая старшая из сестер, тетя Люба за ней ухаживала, но потом ей очень сложно стало. Сама видишь, до врачей не доехать, вода в колодце… Моя мама хотела забрать её к себе в Питер, но отец не дал. Я помню, что даже побил мать за это

– Так, а ты почему не забрал?

– Не знаю. Я не знаю, что с ней делать.

– Ну в Питере же врачи, можно и участкового домой приглашать, и в больнице периодически лежать подлечиваться.

– Да я думал. Но ещё пятый этаж очень пугает. Ей же будет на улицу не выйти.

Они опять какое-то время ехали в тишине.

Ольга в Кашине купила не только много йода, перекеси, зеленки, бинтов, ленточный лейкопластырь, большой рулон ваты, но и антибиотики в таблетках, и даже витамины. За все платил Дмитрий и старался всем видом показать свою щедрость, хотя "жаба его душила" за каждую копейку. Так же Оля взяла в магазине пятьнадцать банок "джин-тоника", объяснив это тем, что в такой стрессовой ситуации ей тяжело оставаться трезвой. Дмитрий решил порадовать Олю, и они заехали в магазиньчик при заводе, где производили маленькие бутылочки различного спиртного в бар в гостиницах, да и так, на подарок. Галицина была счастлива этим милым малюськам и взяла десять разных бутылочек. Дмитрий все оплатил.

Они купили еще много всяких разных продуктов, две бутылки вина, чтобы официально отметить за ужином их приезд с его семьей.

Когда они вернулись, Дмитрий пожалел Олю, чтобы она не ковырялась в ногах чужого мужика, да и дядя Лёшу он пожалел, чтобы тот не сильно смущался, и сказал:

– Давай ты будешь мне говорить, что делать, а я буду делать.

На самом деле он брезговал гораздо больше, чем все вместе взятые в этом доме. Вудин расчитывал на то, что все-таки тетя Люба перехватит инициативу и сама поухаживает за своим мужем, а он останется хорошим в Олиных глазах за то, что готов был лечить гниющую ногу своего дяди.

Его план сработал.

– Давайте я буду. Оля, ты что медсестра? – спросила тетя.

– Да, – мгновенно и уверенно ответила девушка. – Сначала нужно хорошо вымыть ему ноги, обе, с мылом и вытереть насухо чистым полотенцем, – распорядилась Оля.

Дальше они обрабатывали рану, и Ольга выдавала каждый день по таблетке антибиотика дяде Лёше, который так же приобрела в аптеке, боясь заражения крови.

Так Вудин с Ольгой провели там три дня, а по отъезду Ольга написала, как доктор рекомендации по дальнейшему лечению. "Главное, чтобы он пропил антибиотик все семь дней. Три дня уже прошло, осталось еще четыре дня", – объясняла Галицина Любовь Степановне.

На второй день своего пребывания в деревне они отправились в дом престарелых к тете Вере. Странное одноэтажное здание стояло чуть ли не в открытом поле, совсем одинокое, как и все его жильцы. Забора не было. Просто здание в поле. Внутри оказалось все еще плачевней. Эти помещения абсолютно голые, просто когда-то побеленные, но уже с обвалившейся штукатуркой во многих местах. Нигде ни цветочков, ни телевизора, ни диванов, просто голые стены.

Комната, в которой жила тетя Вера производила удручающее впечатление, хотя она была очень большая и, даже можно сказать, просторная, в ней жило четыре бабушки. Как часто стоят койки в обычных больницах, так и здесь: койка и тумбочка, и все. Больше не было ничего: ни шкафа для вещей, никакого то общего стола, за которым могли бы бабушки посидеть и, например, попить чайку или заняться рукоделием. Не было ничего. Просто голые, давно побеленные стены. Кажется, такие комнаты способствуют развитию клинической депрессии и желанию умереть.

Совсем добила Ольгу тряпка, на которой лежала бабушка Вера. Ольга оглядела другие кровати. У других постельное бельё было получше, не на много, но получше, а тетя Вера лежала на какой-то грязной простыни в пятнах. Это была не сегодняшняя грязь. Это постельное белье, язык не поворачивается так назвать эти тряпки, было стирано, перестирано уже сто миллионов раз. Видимо на этих простынях лежали люди, которые какались и с пролежнями, о чем свидетельствовали своеобразные пятна, которые просто не отстируются.