Текст книги "Сновидения (сборник)"

Елена Федорова
Сновидения

Теперь мне необходимо писать большую книгу – о старухе – о грозной, чудесной, еще никогда не жившей в мире старухе – философе и ведьме – о себе!!!

Марина Цветаева

© Елена Фёдорова, 2008

© Оформление «Янус-К», 2008

* * *

Сновидения

Сон – самое удобное состояние, среда для того, чтобы совершались чудеса, и чтобы в них можно было поверить.

Сон – это не только лучшая форма, в которой воплощаются мечты героев, но и счастливое соединение трагической разорванности мира, происходящей наяву.

Даниил Хармс

Она жила в мансардном этаже. Через большое окно можно было выйти на пологую крышу и с высоты смотреть на засыпающий или просыпающийся Париж. На Париж с высоты крыш, с высоты небес, с высоты птичьего полета, с высоты сновидений. Видений нереального, несуществующего. Нет, существующего лишь для одного человека. В мыслях одного человека. В недосягаемых далях. В области чувств и предчувствий. Там, куда мы не пускаем никого и даже самих себя.

Она делала шаг из повседневности в небо и с замирающим сердцем наблюдала за удивительными превращениями, происходящими вокруг. Превращения начинались в ее душе, в ее сознании. Выплескивались невидимыми волнами восторга, делая тело невесомым, уносили груз проблем, забот, ненужных мыслей и подталкивали туда, где властвуют законы притяжения к чуду.

– Я снова во власти видений, – шептала она, усаживаясь на краю крыши. – Власть видений, сновидение. Но я не сплю. Я вижу все наяву. Просто все, что со мной происходит, невозможно объяснить простым человеческим языком. Его понимают облака, плывущие в небыль, птицы, поющие гимн заре, ветер, шагающий по городам и странам, небо, распростершее свои объятия, звезды, рассыпанные над головой, сердце, замирающее от тихого голоса, похожего на легкое прикосновение теплых солнечных лучей. Чей это голос?

– Это голос тысячи ночей, прошедших в долине сновидений, – звучало в ответ.

– В долине сновидений над крышами Парижа, – улыбалась она…

Маленькую квартирку на окраине Парижа Катрин нашла сразу. И сразу поняла, что ничего другого не нужно. Зеленый дворик со множеством пестрых клумб был похож на оазис. Здесь царила атмосфера загадочного магнетизма. Хотелось замереть, стать одной из кариатид, поддерживающих фронтон дома, и увидеть то, что видели люди, жившие здесь несколько столетий назад. Узнать, какие сны, видения, сновидения здесь зарождались? Кого они нежили, баюкали и увлекали за собой? Могли ли они перемещаться в пространстве?

– Кат-рин, Ка-т-ри-н-н-н… – зазвенело в пространстве, едва она перешагнула порог. Словно именно ее ждали хрустальные подвески на старинной люстре, потемневшее от времени зеркало в бронзовом окладе, скрипучие стулья, обтянутые лоснящимся от времени бархатом и распахнутое на крышу окно – полудверь в небо.

– Моя бабушка была невысокого роста, – пояснила хозяйка мадам Ванесса – элегантная невысока дама преклонных лет. Она смерила Катрин оценивающим взглядом и, покачав головой, сказала:

– Вам, милая моя, придется привыкать к нашей двери-полудвери.

– Полусфере, – послышалось Катрин и подумалось, что где-то должна быть вторая часть этой полусферы, чтобы получилась сфера, круг. А вдруг?

Катрин вздрогнула. Это «а вдруг?» – прозвучало в сознании, как призыв, как предчувствие, как неизбежность грядущих изменений.

– После смерти бабушки мы здесь ничего не меняли, – сказала мадам Ванесса, проведя рукой по спинке старинного кресла. – Когда я прихожу в эту комнату, мне кажется, что я вновь попадаю в свое детство, в свои несбывшиеся мечты.

Она опустилась в кресло и загадочно улыбнулась. Морщинки лучиками разбежались от ее глаз, сделав лицо удивительно юным.

– А ведь ей лет семьдесят, – подумала Катрин и тут же спохватилась: – Возраст – это состояние души, а не тела. Мадам Ванесса запросто может оказаться моложе меня. В свои тридцать, я ощущаю себя столетней старухой. Я измучена, утомлена, раздражена до предела. Я готова взорваться от недружелюбного взгляда или грубого слова. Мне просто необходимо запереться в этой старинной квартире и забыть обо всем. Мне нужно восстановить свои силы, потому что я обессилела.

– Знаете, – продолжая загадочно улыбаться, проговорила мадам Ванесса, – когда мне становилось невыносимо, когда я уставала плыть против течения, я приходила сюда и…

Она поднялась, взяла Катрин за руку и вывела на крышу через окно – полудверь, полусферу.

Солнце брызнуло в глаза Катрин каплями охры. Порыв ветра растрепал волосы, а открывшееся пространство ошеломило духом свободы. Границы стерлись, уступив место безбрежию чуть дрожащему на горизонте миражом Эйфелевой башни.

– Я прибегала сюда и вдыхала воздух свободы, забыв про Париж, про друзей и врагов. Здесь я забывала про все на свете, – улыбнулась мадам Ванесса. – Мне становилось легко и радостно. Душа пела. Сердце стучало так, как оно должно стучать, а мысли… – она посмотрела по сторонам и прошептала:

– Здесь на крыше порой приходят такие удивительные мысли, похожие наставшие реальными сновидения, чужие сновидения, которые посчастливилось увидеть мне. Почему именно мне? Не знаю. Может быть, и вам посчастливится увидеть здесь видения, если конечно, вы решите остаться.

Мадам Ванесса скрестила на груди руки и подмигнула Катрин:

– Вы, наверное, решили, что у старушки не все в порядке с головой?

– Нет, что вы! – воскликнула Катрин. – Я так очарована этим местом и вашими словами, что ни минуты не сомневаясь, скажу вам: «Я согласна остаться здесь. Мне просто необходимо здесь остаться, чтобы…»

– Сбежать от действительности, – закончила за нее мадам Ванесса.

– Да, – подтвердила Катрин.

– Позвольте пожать вашу руку и посоветовать вам быть послушной, – взяв ее руку в свои теплые мягкие руки, сказала мадам Ванесса. – Порой нам всем не достает простого послушания и терпения. Будьте терпеливы, деточка, и получите вознаграждение. Какое? Не знаю. Я не смогла выполнить всех требований времени. Я слишком спешила, не зная куда и зачем, – она усмехнулась. – Сейчас мои слова могут показаться вам непонятными, даже странными, но со временем вы все-все поймете.

Она отпустила руку Катрин, словно выпустила на волю птичку и шепнула:

– Хорошо, что вы умеете слушать и не задаете никаких вопросов. Вы мне нравитесь. Думаю, мы станем добрыми друзьями.

Катрин осталась. Десять дней она не выходила из дома. Она устроилась на крыше и наслаждалась свободой и ничегонеделаньем. Ее друзьями были птицы, солнце, ветер, звезды, месяц, черные тучи и белые облака. Почувствовав себя безумно счастливой, Катрин выпорхнула в привычный мир. Ее больше не раздражала суета, мчащиеся автомобили, спешащие люди, удивленно-восхищенные туристы, заполняющие улицы. Все это теперь существовало само по себе, не затягивало Катрин в водоворот безысходности. Она знала, что все, происходящее вокруг, временное явление – мираж. Мираж Эйфелевой башни, исчезающий в тот самый миг, когда она считает его лишним.

– Все, что я не могу изменить, я должна воспринимать спокойно, – решила Катрин. – Спокойствие и уверенность помогут мне. Полусфера станет сферой, кругом, и тогда…

О том, что тогда произойдет, Катрин думать не решалась. Ей не хотелось быть привязанной к своим мыслям, потому что может произойти все, что угодно, и даже то, что ей вовсе не угодно.

– Не ставьте преград мечтам. Не ограничивайте возможности невозможного, – посоветовала ей мадам Ванесса. Катрин вняла ее наставлению. Она избавилась от внешних границ, ограничений, укрепив границы внутренние.

– Время пришло, – внимательно посмотрев в ее глаза, сказала однажды мадам Ванесса.

– Время для чего? Какое время? – хотела спросить Катрин, но не решилась, вспомнив, что должна быть терпеливой.

А потом несколько дней шел дождь. Казалось, небо над Парижем прохудилось, и некому заштопать дыру. Катрин смотрела на струи дождя, линующие крышу, слушала звон капель, сожалея о временной ограниченности своего пространства. Окно-полусфера было распахнуто настежь. Дождь пробирался в комнату, оставлял темные отпечатки на светлом полу и торопливо убегал, стуча по крыше.

– Непогода не будет вечной, – думала Катрин, наблюдая за длинными струями дождя, похожими на прозрачные нити. – Скоро время дождей пройдет, выглянет солнышко, и я снова смогу наслаждаться воздухом свободы.

Дождь закончился ночью. Катрин проснулась от неожиданной тишины, выбежала на крышу и залюбовалась звездным небом. Она так долго стояла, запрокинув голову, что, когда опустила ее, едва не лишилась равновесия. В этот момент или минутой позже раздался за ее спиной шепот:

 
– О, недаром от земли звезды держаться вдали,
Чтоб земное наше зло заразить их не смогло…[1]1
  Генрих Гейне.


[Закрыть]
 

Катрин повернула голову, но никого не увидела. Она прошлась по крыше, посмотрела вниз, заглянула за печную трубу. Ни-ко-го.

– Мне померещился этот шепот, – решила она и, нырнув под одеяла, беззаботно уснула.

Вечером, когда она, вернувшись с работы, устроилась на своем любимом месте, чтобы наблюдать за срывающимися с небес звездами, таинственный шепот раздался вновь.

 
– «Сострадания полны, звезды смотрят с вышины,
И слезинка золотая наземь падает, блистая».
 

– Какое удивительное сравнение вы придумали: звезды – слезы, – продолжая смотреть на небо, проговорила Катрин.

– Не я, Генрих Гейне, – послышалось в ответ.

Катрин улыбнулась и повернулась к говорящему, но никого не увидела. Она вновь обследовала всю крышу, пытаясь отыскать тайный ход, по которому мог приходить незнакомец или незнакомка, но ничего не обнаружила.

– Надо рассказать мадам Ванессе про странный шепот, – решила Катрин и пошла спать.

Среди ночи она проснулась и вновь услышала странный шепот:

 
– Я разум твой приворожил.
И все, чем я дышал и жил,
Теперь твоею станет думой,
Прогнать мой призрак и не думай.[2]2
  Генрих Гейне.


[Закрыть]
 

– Вы призрак? – похолодев, спросила Катрин.

– Нет. Я – человек, окруживший себя покровом таинственности, – послышалось в ответ. – Если вы дадите мне слово, что не будете пытаться увидеть меня, я стану приходить к вам каждый вечер.

– Вы готовы поверить моему слову? – сев на кровати, спросила Катрин. В открытую полудверь ей было видно звездное небо и неясный силуэт таинственного незнакомца. Катрин почему-то была уверена, что это мужчина. Ей хотелось так думать.

– Я готов поверить, – сказал незнакомец. В этот миг с неба сорвалась звездочка-слезинка.

– Я даю вам честное слово, что не стану… – прошептала Катрин и замолчала, увидев мираж ярко освещенной Эйфелевой башни. Сразу вспомнилось, как пару лет назад, стоя под яркими прожекторами у ее основания, она сказала Пьеру, что не станет его женой. Никогда не станет. Что ей рано заводить семью, рано становиться призраком домашнего очага.

– Пьер, это ты? – подавшись вперед, воскликнула Катрин. – Как ты отыскал меня?

Но тут же мелькнула новая мысль, что это вовсе не Пьер, потому что его нет в Париже. Он уехал в Южную Африку, женился на чернокожей красавице, стал преуспевающим человеком. Раз в месяц он присылает ей письма с подробным отчетом о своих успехах. А она ничего не отвечает, потому что похвастаться ей нечем. Она работает в той же маленькой фирме недалеко от Лувра. С работы спешит домой, чтобы…

– Какая глупость лезет в голову, – рассердилась на себя Катрин. – Я так увлеклась мыслями о Пьере, что забыла о своем призраке.

– Таинственный призрак, вы здесь? – спросила она и, не дождавшись ответа, поднялась. Она вышла на крышу, несколько раз прошлась по ней, но вновь никого не увидел. Ей подумалось, что и темный силуэт – это просто плод ее воображения, что, скорее всего, она видит чужие сновидения, как и предупреждала ее мадам Ванесса. Катрин вздохнула, потянулась и шагнула к полудвери. Ее внимание привлек белый лист бумаги, лежащий на пороге.

– Спасибо вам за тайное послание, – взяв его в руки, сказала Катрин. – Теперь я точно знаю, что вы – не призрак. Призраки писем не пишут. Я уверена, что вы не Пьер Лион, у вас четкий красивый почерк, совсем не похожий на каракули Пьера. Итак, – Катрин включила свет и прочла: – Услышимся завтра. Надеюсь, вы сдержите свое слово и не станете пытаться увидеть меня.

– Я сдержу свое слово, господин призрак, – прошептала Катрин. – До завтра. Вернее, до сегодня, потому что уже три утра.

– До сегодня, – послышалось в ответ.

Теперь каждый вечер Катрин ждала своего призрачного собеседника. Ждала, сидя спиной к полудвери. Она безошибочно угадывала миг, когда он должен был появиться. Сердце замирало. Слух обострялся. Нервы натягивались, как струны. Зрение притуплялось. Катрин обещала не смотреть, не видеть, не знать. Быть слепой во время встреч ей было проще. Не было соблазна взглянуть хоть одним глазком. Вместо зрения возникла повышенная чувствительность. Катрин на расстоянии ощущало тело этого человека. Ей казалось, что они сидят, прижавшись друг к другу спинами, и видят мир целостным, и от этого было так легко на душе, что хотелось петь и смеяться. Они говорили – шептались обо всем. Это было самое удивительное время, время счастья. А когда он уходил, ей становилось холодно и одиноко.

– Почему вы не можете остаться? – спросила она однажды.

– Чтобы не разочаровать вас, – сказал он. – При свете дня все выглядит иначе. Считайте меня своим ночным видением.

– Сновидением, которое невозможно удержать… – вздохнула она.

– Которое не следует удерживать, – прошептал он. – Не хватит сил удержать.

– Скажите хотя бы, как вас зовут, – попросила Катрин, чувствуя, что он сейчас исчезнет.

– Ален, – шепнул он.

– А меня Катрин.

– Я знаю, – послышалось в ответ.

Катрин показалось, что она видит уходящего человека в рубахе в крупную клетку.

– Постойте, – простонала она. Но он исчез. Исчез на несколько недель. Катрин не находила себе места. Мадам Ванесса долго смотрела в ее грустные глаза, а потом сочувственно спросила:

– Вы познакомились с призраком?

– Вы знаете его? – воскликнула Катрин, крепко сжав ее руку.

– Знаю, – улыбнулась она. – Это моя бабушка Антуанетта.

– Нет, – покачала головой Катрин. – Это мужчина по имени Ален.

– Муж-чи-на… – мадам Ванесса схватилась за сердце и медленно опустилась в кресло. – Вы шутите?

– Нет. Я говорю серьезно, – сказала Катрин.

– Мужчина-призрак. Странно. Очень странно, – глядя мимо Катрин, проговорила мадам Ванесса. – Бабушка не общалась ни с кем, считая своего горячо любимого супруга Людовика Гонкура, единственным достойным уважения мужчиной. Правда, я слышала, как родители шептались о тайне, которую бабушка не захотела раскрыть им. Может быть… – мадам Ванесса поднялась, подошла к старинному зеркалу, провела рукой по бронзовой оправе, посмотрела на свое отражение и, повернувшись к Катрин, протянула ей серебряный медальон, внутри которого находились два портрета. Антуанетта и Людовик Гонкур – удивительно одухотворенные лица с утонченными чертами. Больше всего Катрин поразили их глаза – бездонные озера, в которых хотелось утонуть.

– Как много могли бы поведать мне эти люди, – подумала Катрин. – Как жаль, что я не была знакома с ними, не жила в то же время. Жаль, что теперь не встретишь людей с такими лицами, такими глазами.

Неожиданно вспомнились строки из стихов Гейне: «Землю губит злой недуг… И, забрызганные ядом, лавры достаются гадам». И тут же мелькнула новая мысль, что таинственный незнакомец тоже читал Гейне. Что это: простое совпадение или…?

– Знаете, Катрин, бабушка Антуанетта частенько говорила, что привидения приходят к ней и днем, – глядя на мутную зеркальную поверхность, проговорила мадам Ванесса. Она повернула голову к Катрин и прошептала:

– «Приходит любовь былая ко мне из забытых дней. Садится со мной, рыдая, и я рыдаю с ней».

– Это стихи Гейне? – спросила Катрин. Мадам Ванесса утвердительно кивнула. Катрин потерла виски и сказала:

– Мой таинственный незнакомец тоже читал стихи Гейне. Вы не находите это странным?

– Вовсе нет, – улыбнулась мадам Ванесса, протянув Катрин томик стихов поэта в старинном кожаном переплете. – Ваш ночной гость мог запросто воспользоваться этой книгой. Он понял, что вы – девушка романтичная, и решил блеснуть своими познаниями в области литературы.

– Возможно, – продолжая тереть виски, сказала Катрин. – Но, мадам Ванесса, не могли бы вы мне объяснить, как призрак попал в мою комнату?

– Через дверь, – ответила она, распахивая входную дверь.

– Дверь была закрыта на ключ изнутри, – сказала Катрин, пристально глядя в глаза старушки. Мадам Ванесса улыбнулась.

– Значит, он воспользовался тайным ходом.

– Тайным ходом? – Катрин побледнела. – Здесь есть тайный ход, о котором я ничего не знаю? Я живу здесь почти год и ничего не знаю… О, как это жестоко в вашей стороны.

– Это не жестоко, – парировала мадам Ванесса. – Это моя забывчивость. Я думала, что сказала вам о потайной двери. Вам не следует обижаться, мне ведь не двадцать, как вам.

– Мне тридцать, – сказала Катрин.

– Вы выглядите моложе, – обняв ее за талию, сказала мадам Ванесса. – Я была уверена, что про тайный ход не знает никто, кроме меня.

– Где он? – спросила Катрин, отстраняясь.

Мадам Ванесса подошла к окну-полудвери и отдернула тяжелую портьеру. За ней Катрин увидела небольшую дверь-полудверь, составляющую единое целое с выходом на крышу. Катрин решила, что мысль о второй половине двери пришла ей не случайно. Если бы она внимательно обследовала свое новое жилище, то знала бы о потайной дверце уже давно. Но тогда, возможно, не было бы того ореола таинственности, который сделал ее жизнь иной. Впервые переступив порог этого дома, Катрин поддалась очарованию простора, открывшегося ей. Она была так очарована, что не желала обращать внимание ни на что, кроме миражей, возникающих на ночном небе. Теперь ей предстояло узнать нечто новое. Перед ней была потайная дверь в замкнутое пространство узкого коридора. Но когда мадам Ванесса толкнула дверь, Катрин увидела не коридор, а залитую солнцем комнату.

– Шагайте смелей, – подтолкнула ее мадам Ванесса. – Обследуйте тайный ход. Может быть, найдете что-то интересное.

– А вы пойдете со мной? – растерянно спросила Катрин.

– Нет, я подожду вас здесь, – улыбнулась она, усаживаясь в кресло. – Встречаться с тайной лучше тет-а-тет. Ступайте, ступайте.

– Я боюсь, – призналась Катрин. – Мне не хочется разочароваться.

– Тогда закройте дверь. Оставьте все, как есть, – предложила мадам Ванесса. – Вы сможете открыть эту дверь, когда поймете, что это вам необходимо.

– Я подожду, – сделав шаг назад, проговорила Катрин. – А вдруг мой таинственный незнакомец решит вернуться? Может быть, он сам захочет все мне объяснить.

– Все может быть, – улыбнулась мадам Ванесса. – Закрывайте дверь. Вы приняли верное решение.

– Надеюсь, – прижавшись спиной к двери, прошептала Катрин.

Когда мадам Ванесса ушла, Катрин взяла в руки томик стихов Гейне в старинном кожаном переплете, подумав о том, что не заметить его у зеркала она не могла. Оставалось загадкой, как книга попала сюда. Возможно, мадам Ванесса принесла ее с собой. Но зачем? Неужели она знала о том, что я спрошу про стихи? Или специально построила разговор так, чтобы я про них спросила?

Катрин раскрыла книгу и усмехнулась:

– Ах, мадам Ванесса, вы что-то не договариваете. Почему вы не сказали мне, что мой призрак знает немецкий язык? Иначе, как он прочел эти стихи на пожелтевших от времени страницах? Все происходящее очень похоже на завязку детективного сюжета или… – Катрин повернула голову к полусфере окна и улыбнулась. – Лучше пусть будет «или». Я подожду вас, Ален. Я не стану проникать в вашу тайну и раньше времени разрушать воздушный замок, возникший в моем воображении. Может быть, вы захотите прийти ко мне при свете солнца… – Катрин прижала книгу к груди и зажмурилась. – Пусть случится именно то, что должно случиться со мной… с нами…

Таинственный незнакомец появился на крыше через несколько дней после визита мадам Ванессы. Катрин поняла это по неожиданной теплоте, разлившейся по всему телу. И только потом услышала его голос:

– Добрый вечер, Катрин.

Она закрыла лицо руками и улыбнулась.

– Какое счастье!

– Путешествуя во времени и пространстве, я думал о вас, Катрин, – прошептал он. Его спина коснулась ее спины. Впервые он позволил себе такую вольность. Катрин вздрогнула.

– Вы сердитесь? – спросил он, отстраняясь.

– Нет, – прошептала она. – Я рада, что вы снова здесь, на крыше.

– На крыше Антуанетты, на крыше веков, с которой открывается безбрежное пространство, – прошептал он. – Я скучал по нашим беседам, по нашему молчаливому соглашению ничего не менять…

– Вам проще, чем мне, – вздохнула Катрин. – Вы знаете больше. Вы – главный хранитель тайны, а я… Могу я вас попросить об одном одолжении? – Его спина вновь коснулась ее спины. – Когда вы в следующий раз соберетесь надолго исчезнуть, пожалуйста, предупредите меня.

Он рассмеялся.

– Что вас так развеселило? – обиделась Катрин.

– Вы удивительная девушка, Катрин. Удивительная…

Его голос зазвучал далеким эхо. Катрин поняла, что он ушел. Она поднялась, подбежала к потайной двери, но не стала открывать. Она лишь прижалась к ней спиной и прошептала:

– Я не побегу за вами, Ален. Я дам вам возможность уйти спокойно.

– Благодарю, – прошептал человек, стоящий с другой стороны двери. Катрин не слышала его слов. Ее внимание привлекло старинное зеркало. Его мутная поверхность стала удивительно чистой. В ней отражались небо, мираж Эйфелевой башни, томик Гейне, распахнутая полудверь и тяжелая портьера, скрывающая тайный ход. Вот только Катрин в зеркале не отражалась. Она сделала шаг вперед, второй, третий. Встала перед зеркалом, постучала по нему кончиками пальцев, но своего отражения так и не увидела.

– Вздор, – тряхнула головой Катрин и повернулась к зеркалу спиной. – Все это происходит потому, что я в стране сновидений. Утром все вернется на свои места.

Но утром ничего не изменилось. Катрин в зеркале не отражалась. Тогда она достала пудреницу и глянула в маленькое круглое зеркальце. Никакого отражения.

– Вздор, – воскликнула Катрин, захлопнув пудреницу. Она собиралась расплакаться, но тут мелькнула спасительная мысль:

– Если я невидимая, то я запросто могу открыть потайную дверь.

Она отодвинула тяжелую портьеру, глубоко вздохнула и толкнула дверь. Дверь отворилась не сразу. Прошло несколько томительных секунд, прежде чем дверь медленно поползла назад. Теперь по ту сторону порога Катрин увидела длинный коридор, освещенный светом факелов.

– Добро пожаловать во владения Марии Антуанетты, – низко поклонившись, проговорил человек в шутовском колпаке. Увидев замешательство Катрин, он улыбнулся:

– Не бойтесь. Вас ждет вовсе не обезглавленная королева Мария Антуанетта, а другая Антуанетта – хозяйка замка, в котором вы имеете честь проживать.

Он беззаботно рассмеялся:

– Глупое словцо «проживать». Верно? Сразу думаешь оневажности всего происходящего, о бездарно потраченном времени. Проживать сродни прожигать, проигрывать… Вы азартный человек?

– Нет, – ответила Катрин, озираясь по сторонам. Они шли уже несколько минут, а коридор и не думал заканчиваться.

– Жаль, – хмыкнул человек. – А то бы мы с вами сыграли в оч-чень увлекательную игру.

– По-моему, мы с вами уже играем, – сказала Катрин.

– Мы играем?! – воскликнул человек, замирая на месте. – Во что, если не секрет?

– Мы бродим по лабиринту, – внимательно глядя на него, сказала Катрин. – Я не удивлюсь, если мы вновь вернемся туда, откуда ушли.

– Вы думаете, я способен на подобные розыгрыши? – обиженно спросил он.

– Нет, что вы, я так вовсе не думала, – сконфуженно проговорила Катрин. – Просто… мне показалось, что…

– Я вожу вас за нос? – спросил он и звонко рассмеялся. – Это на самом деле так, милая барышня!

– Зачем вам это нужно? – спросила Катрин. Настало время рассердиться и ей. Человек в шутовском колпаке посмотрел на ее повлажневшие глаза и развеселился еще сильнее.

– Что это все значит? – крикнула Катрин.

– Ровным счетом – ничего, – ответил он, став совершенно серьезным. – Вы спите и видите сон, вот и все. Я – ваше сновидение. Через миг прозвенит будильник. Вы отправитесь в свой офис. Вам будет невыносимо скучно смотреть на цифры в компьютере, потому что вы будете думать о предстоящей встрече с Аленом. А мне бы очень хотелось, чтобы вы сегодня подумали обо мне.

– Зачем? – искренне удивилась Катрин.

– Это согреет мне душу, – улыбнулся он. – Честь имею.

Катрин хотела что-то сказать, но раздался оглушительный звонок будильника. Она вскочила с постели, бросилась к потайной двери и замерла. Дверь была заперта изнутри. Катрин повернулась к зеркалу, увидела свое испуганное лицо, всклокоченные волосы и простонала:

– О, ужас, неужели я в таком виде бродила по лабиринту?

Но тут же мелькнула спасительная мысль, что в снах все не так, как наяву, поэтому не стоит расстраиваться по пустякам, а нужно заняться привычными делами, погрузившись в круговорот наступившего дня.

– Я погружаюсь в день без тебя, – сказала Катрин, отправляясь на работу.

 
День без тебя – тень для меня
Ненужность, неважность сущего.
Сегодня я – голос, летящий ввысь,
Зовущий тебя из грядущего.
 

Вечером мадам Ванесса пригласила Катрин на чашечку кофе. Она усадила Катрин в плетеное кресло на веранде, выкатила миниатюрный столик с кукольными чашечками и не менее кукольными канапе, налила ароматный кофе и спросила:

– Вы виделись?

– Нет, – улыбнулась Катрин.

– Чему же вы тогда улыбаетесь? – удивилась мадам Ванесса.

– Тому, что мы прикасались друг к другу, – ответила Катрин.

– Я, наверное, устарела, – медленно опустив на столик свою чашечку, сказала мадам Ванесса. – Объясните мне, дорогая, как это можно прикасаться к человеку, не видя его? Вы что бродили по тайной комнате с завязанными глазами?

– Нет, – рассмеялась Катрин. – В потайную комнату я не попала. Дверь была заперта.

– Не может такого быть, – сказала мадам Ванесса и поднялась. – В этой двери нет никакого замка.

– Странно, – глядя на нее сказала Катрин. – Мне показалось, что дверь закрыта изнутри. Я толкнула ее несколько раз…

– А вы не обратили внимания, что у этой двери нет ни ручки, ни замка? – спросила мадам Ванесса, снова усаживаясь напротив Катрин.

– Нет, – призналась она.

– Надо быть внимательней, – улыбнулась мадам Ванесса. – Когда подниметесь к себе, взгляните на дверь еще раз.

– Непременно взгляну, – пообещала Катрин. – Я внимательно исследую ее и, может быть, загляну в солнечную комнату.

– Почему, может быть? – поинтересовалась мадам Ванесса. – Вы боитесь увидеть что-то не то?

– Не знаю, – пожала плечами Катрин. – Мой призрачный незнакомец окружил себя ореолом таинственности. Он приходит в темноте. Мы разговариваем шепотом, не видя друг друга, а потом он неожиданно исчезает.

– А вы не думали, что он может оказаться грабителем, скрывающимся от правосудия? – нахмурилась мадам Ванесса.

– Нет, – сказала Катрин. – Ален показался мне человеком утонченно-романтичным. Мы говорили обо всем: о поэзии, музыке, живописи, театре. Еще он говорил о том, что ни один цветок, ни одно растение не существует само по себе, что все зависит от солнечного света, от времени дня, от силы ветра. Что в природе черного цвета в чистом виде не существует. Зато существует цвет памяти, согласно которому небо синее, а трава зеленая. Это заметили импрессионисты, которые стали настоящими «фанатиками зрения». Они старались запечатлеть на своих полотнах мгновения, главными элементами которых являются атмосфера и свет. Путешествуя на своей лодке-мастерской верх и вниз по Сене, Клод Моне полностью избавился от темных тонов, добился радужности и свежести цвета. На его «Голубые кувшинки» можно смотреть часами.

– А мне больше нравится «живописец счастья» Огюст Ренуар, – проговорила мадам Ванесса. – На своих полотнах он создавал мир пленительных женщин, восторженных детей и безмятежной природы. Он писал картины, отражающие суету парижских улочек, праздность кафе, оживленность загородных прогулок. Моя любимая картина «Бал в Мулен-Де-Ла-Галетт». Бабушка Антуанетта много рассказывала про этот танцевальный зал, – мадам Ванесса прикрыла глаза и негромко запела.

Катрин почему-то вспомнились слова Алена о том, что законодательница высоких причесок Мария Антуанетта взошла на эшафот с распущенными волосами. Ее гладко причесанная с ниспадающими локонами голова, больше не напоминала «сад» или «фрегат». Стиль фонтанж окончательно вышел из моды, а вместе с ним и пышные платья. Парижанки стали носить хитоны, перехваченные лентой под грудью и свободно облегающие фигуру. Женщины утратили возраст, стали напоминать юных пастушек, которым не более двадцати лет.

– Значит, рококо – мой стиль, – усмехнулась тогда Катрин, – потому что мне никогда не будет больше двадцати. – И чуть помедлив, добавила: – Или двадцати пяти.

– Я учту вашу поправку, – пообещал Ален и исчез так быстро, что Катрин не успела спросить его, что он думает о возрасте и том, какие женщины ему нравятся больше: дамы из века девятнадцатого или пастушки, живущие в нынешнем веке.

Мадам Ванесса прервала пение, посмотрела на Катрин и сказала:

– Ваш призрак очень образованный человек. Пожалуй, я не буду больше думать о нем плохо. Подождем, когда ему наскучит играть в прятки или… – она хитро улыбнулась – Может быть, проникнем в его тайну?

– Нет, нет, я дала слово! – воскликнула Катрин.

– Тогда держите его, чтобы классический пейзаж не был убит правдой жизни, – проговорила мадам Ванесса и поднялась. – Доброй ночи.

– Доброй ночи, – сказала Катрин и помчалась к себе в мансарду. Она прижалась к потайной двери и прошептала:

– Пусть все идет своим чередом. Я не желаю, как жена Лота, стать соляным столпом. Хотя, мне требуются неимоверные усилия, чтобы победить свое любопытство.

Катрин уселась в кресло напротив двери, скрестила на груди руки и улыбнулась:

– Что вы скажете, господин призрак, если увидите меня здесь, когда решите выбраться из своего укрытия?

– Скажу, что призраки могут появляться отовсюду, – послышалось за ее спиной. Катрин вздрогнула и обернулась. В помутневшем старом зеркале отражался коридор, освещенный светом факелов. Из темноты в свет шагнула дама в наряде мадам де Помпадур. Ее пышное платье было усыпано розами. Мелкие розы украшали гладкую прическу с ниспадающими локонами. Круглое лицо было чересчур бледным, а взгляд чересчур строгим. Дама взмахнула веером и исчезла. В зеркале отразился дверной проем, ведущий на крышу. Катрин поднялась, подошла к полудвери-полусфере и замерла, глядя вдаль.

– За окнами рассвет, а это значит, что я опять уснула в кресле и увидела странный сон о прошлом. Ах, как бы мне хотелось увидеть сон о будущем, – вздохнула она.

– Увидите, если откроете дверь…

– Прошептал кто-то, или показалось, что прошептал, – подумала Катрин. – Наверное, почудилось, потому что желание открыть эту дверь становится все сильнее.