Текст книги "Когда они исчезнут"

Глава 14

Кислицин припарковался у кризисного центра. В ожидании психолога листал новостную ленту.

– Кавалер, кавалер, – лукавое лицо пожилой женщины заглядывало в окно машины.

– Галантный, – улыбнулась попутчица уже в салоне. Десятки морщинок смеялись, танцуя на лице. – Давайте знакомиться, Любовь Семёновна.

– Антон. Антон Кислицин. Мне очень приятно.

– А уж как мне приятно. В моём возрасте, молодой человек, надо дорожить каждым мгновением с таким кавалером, – даже шляпка кокетливо заиграла полями.

– Едем?

– С ветерком! Что у нас сегодня? Серёженька звонил. Пропал мальчик? Неужели сутки никто даже не вспомнил про одиннадцатилетнего ребёнка?

– Про отца ничего не известно, а мать вернулась поздно. Обычно мальчик самостоятельно уходит в школу. Похоже, где-то гуляла накануне, учительница говорит, что разбудила родительницу.

– Понятно.

Дом Симаковых ничем не отличался от соседей-пятиэтажек, выстроенных в промышленный бум шестидесятых. Такие дома строили предприятия для сотрудников. Типовые малогабаритные квартиры, уютные зелёные дворики, сотни окон, запылённых городской трассой, узкие лестничные пролёты, облезлые подъездные стены. Нужная квартира оказалась незапертой. На приветствие никто не вышел. Симакова находилась на кухне в окружении каких-то женщин.

– Дорогие дамы, я – семейный психолог. Приехала, чтобы помочь в поисках Ильи. Мне надо поговорить с мамой, – взяла инициативу в свои руки Любовь Семёновна.

– Ну я мать, – откликнулась сидевшая в самом углу.

Мутный взгляд, спутанные волосы, опухшее лицо – всё выдавало алкоголичку, а не страдающую родительницу.

– Пойдёмте в комнату, нам надо побеседовать приватно, – психолог проявила твёрдость.

Симакова дала себя увести. По дороге Любовь Семёновна сделала знак Антону остаться на кухне.

– Налить? – оживилась потрёпанная блондинка, примеряя роль хозяйки.

– Не стоит, – Кислицин не без отвращения присел за липкий стол.

– Не приставай, Юлька. Не видишь, что ли, – брезгует, – коротко стриженная брюнетка выпустила струйку дыма.

– Я бы чаю выпил.

– Чаю бы он выпил! – хохотнула брюнетка. – Ну и иди в чайную.

– Зачем ты так, Кристина? – блондинка явно флиртовала, заваривая чай.

– Удивляюсь я тебе, Юлька. Как увидишь мужика, дура в тебе просыпается. Пойду я, пожалуй.

Уходя, брюнетка прижалась к Антону сильнее, чем требовала теснота кухни. Большая чёрная кружка появилась перед лицом Кислицина. Кружка Ани. Как, как она здесь? Мираж, всего лишь стандартная посуда, просто нервы.

– Юля, вы подруга мамы?

– Лизки? Что-то вроде – соседки мы. Ребятишки у нас в один класс ходят.

– Ваш ребёнок ходит в один класс с Ильёй? У вас сын или дочка?

– Девчонка, Динка. С Ильёй, у Лизки больше детей нет.

– А что вы думаете, куда мог уйти мальчик? Может, к отцу?

– К отцу! – развеселилась собеседница. – Лизка сама отца не знает. А уж мальчишка откуда? Одиночки мы.

– А где ваша дочка? Давайте с ней поговорим, может, она что-то знает.

– Да пробовала я, молчит, дети сейчас пошли, сами знаете… Сам, поди, папаша.

– Нет, у меня нет детей.

– А семья? – Юля оживилась.

– И семьи нет, – Антон понимал, что лёгкий флирт помог бы ему сейчас, но женщина вызывала отвращение.

– Что так? Молодой, сразу видно, обеспеченный.

– Не сложилось, – лёгкая улыбка, доверительный взгляд, – не пригласите в гости?

– А как же ваша спутница? Старуха-то как?

– Мы ненадолго.

Квартира Юли двумя этажами выше. Та же планировка, но заметно уютнее. Дина сидела за ноутбуком.

– Уделишь мне несколько минут? – Кислицин сел напротив. – Меня зовут Антон. А ты, я знаю, Дина. Мы ищем Илью. Он же твой друг?

Девочка смотрела, не мигая, и молчала.

– Послушай, Дина, Илье может угрожать опасность.

– Отвечай, когда тебя спрашивают, – прикрикнула Юля.

– Не надо кричать. Мы попробуем сами договориться.

– Так я тоже спрашивала – молчит.

Дина выглядела испуганной, прикрыла глаза тёмными веками в обрамлении густых ресниц и чертила что-то невидимое на столе.

– Можно я сам попробую?

Мать вышла, оставив дверь открытой.

– Дина, девочка, если что-то знаешь, надо сказать.

– Только не говорите маме, – зашептала одними губами, – его мать избила перед побегом, даже щека распухла. Он в школе сказал, что зуб болит, и ушёл.

– Куда, Дина?

– У него крёстная в Колышлевске.

Колышлевск! Не может быть! Кто водит его по замкнутому кругу?

– Адрес знаешь?

Дина отрицательно замотала головой.

– Филька должен знать. Они шептались перед уходом. Вот телефон, – девочка записала на листке, – только не говорите маме.

– Нет. И спасибо – ты молодец, всё сделала правильно.

Юля ждала у входной двери.

– Может, чай, кофе?

– В другой раз обязательно.

– И как вам удалось? Я всё слышала.

– У меня просьба, не говорите Лизе. С этой ситуацией будут разбираться органы опеки. Не усугубляйте, пожалуйста.

Любовь Семёновна поджидала у квартиры Симаковых.

– Ох, кавалер, кавалер, не успели познакомиться, а уже ветреный характер показали!

На обратном пути обменивались информацией. Психолог радовалась появившемуся следу совершенно по-детски, прихлопывая в ладошки. Столько открытого, наивного. Она захотела сама сообщить Сергею, звонила уже по дороге.

– Я давно с «Рукой помощи» сотрудничаю, с момента основания. Не всех удалось найти, а тут сразу удача. Везёт вам! Вот разыщем мальчишку, буду готовить документы в органы опеки. Бездельники, ведь очевидно всё, а семья даже на учёте не стоит.

В демонстрационном зале оживлённый гул. Волонтёры что-то обсуждали, суетились, мелькали папки, разноцветные дымящиеся кружки. Вокруг Любови Семёновны и Антона образовался кружок. Появились блюдца с печеньем, кто-то протягивал кофе.

– Не меня, ангелочки, не меня, кавалер обаял.

Странное, почти забытое ощущение тверди под ногами.

В зал решительно вошёл Сергей.

– Прошу не расходиться. С минуты на минуту ждём известий из Колышлевска, – телефон, зажатый в руке, потребовал внимания знакомым рингтоном.

Стало настолько тихо, что Антон услышал весенние переклички птиц за закрытыми окнами.

– Всё, мальчика нашли. Он у крёстной, с ним всё нормально. Спасибо, дорогие. Группу учёта прошу остаться, остальные расходятся по предыдущим делам.

Всё? Так быстро? Уходить не хотелось, мир за стенами пугал. Казалось, что только здесь земля сохранила все свои законы. Заметив приветственный жест Сергея, Антон обрадовался.

– Как вам у нас? – отворяя дверь кабинета.

– Я впечатлён, такая оперативность.

– Вам спасибо, сумели установить контакт с соседкой и девочкой.

– Как-то случайно вышло…

– Ничего случайно не выходит, во всём есть закономерность. Мальчишке повезло, хотя – как знать? Разумеется, семья не останется без внимания опеки, – и через паузу, – теперь. Мы здесь на такое насмотрелись, Антон. И вариантов у мальчишки не так много. Хорошо, если найдутся желающие взять, в исправление матери не верится совсем. Ладно, я по вашему делу успел кое-что узнать.

– Как быстро! – Антон не переставал удивляться.

– Помните, я говорил о двух известных случаях? По одному нашли информатора. И знаете, что интересно? Свидетельство о смерти оформляли в том же загсе, погребением занималось то же агентство. Чуйка просто кричит – здесь искать надо.

– А от меня что требуется?

– От вас – ещё раз поговорить с Дарьей Ивановной. Пусть вспомнит по возможности все подробности общения с ритуальщиками. Хотя в это верится слабо, люди в таком состоянии не способны на адекватную реакцию. Но у некоторых наоборот: они запоминают не связанные фрагменты, запоминают настолько сильно, что помнят и через десятилетия. Может, нам повезёт. А главное, успокойте женщину. Скажите, что не она одна подверглась атаке этих мошенников. Мы обязательно найдём их. И передайте, что её супруг был достойнейшим человеком, пусть перестанет бояться за его репутацию. Успокойте, одним словом.

– Разумеется. Если могу быть чем-то полезен…

– Конечно же, можете. Подключайтесь к нашей работе, если возникнет желание. Мы будем только рады. А на сегодня – отвезите нашу уважаемую Любовь Семёновну домой, если не затруднит.

– С удовольствием.

Психолога нашёл в демонстрационном зале. Она что-то увлечённо рассказывала собравшимся около неё волонтёрам, отхлёбывая из кружки, разрисованной в стилистике детского рисунка.

– Кавалер, присоединяйтесь, меня тут наши девочки-мальчики чаем потчуют. А я им байки про мозг рассказываю. Самое удивительное, независимое существо, которое есть внутри нас. Да-да, независимое – способное нас обмануть, способное вести нас к убийственным поступкам. Это такая вещь в себе. Ох, ребятки, сделаю я для вас лекцию, а то угрожаю-угрожаю… А на сегодня пора откланяться.

– Я отвезу вас, – Антон подал руку.

– Не зря я вас окрестила кавалером, не зря, – Любовь Семёновна засмеялась настолько заразительно, что устоять не было никакой возможности.

Сновидение шестое

Не успели зеваки оправиться от сетей, а Щекочиха вернуться к товаркам, как на горизонте уже новые повозки.

Сбитенщик подошёл к самой обочине, толкая привязанным коробом купцов.

– Ты-то куда, красная морда? Видишь, тут солидные люди стоят, – тщедушный лавочник попробовал устыдить уличного торговца.

– Скажете тоже, вся ваша солидность в барашках в бумажках, коими начальство одариваете. Барашки ваши жирнее, от того и солидность.

– Смотрите-ка, до какой черты обнаглели чумазые. Со всего города на Мясницкую сброд прибыл, – худой лавочник даже на дорогу выскочил, заглядывая в лицо солидному товарищу. Выскочил – и чуть не столкнулся с волами, что везли первую повозку. Хорошо приятель за рукав дёрнул.

А везли такую страшную картину, что толпа стихла.

– Гляди-ка, Щекочиха, это что такое намалевано-то? Баба – не баба, птица – не птица.

– Гарпия это, чудовище такое. Рождается в бурю и утаскивает к себе когтями птичьими, – оборванный молодой человек отделился от стены дома Салтыковых, на которую опирался всё время.

– Ишь ты, гарфия, – удивлённо протянула молодка в атласной шубке.

– Ух и дура же ты, не гарфия, а гарпия. А вокруг неё крючки, мешки – вроде как с деньгами, весы зачем-то сломанные.

– Гляди-ка, а гарпия-то эта в крапиве никак водится, так ли?

– Не так, – опять вмешался молодой человек, – греки её придумали.

– А разрисована вроде как в крапиве. Что написано-то?

– «Всеобщая пагуба».

– Надо же…

Из-за картины выскочил лицедей:

– Уважаемая публика, шестое отделение повествует о всеобщей нашей погибели – мздоимстве. Посмотрите, кто служит коварной гарпии. Это, дорогая публика, главные её воины – ябедники.

Окружая повозку, шла толпа людей разных чинов. Угадывались здесь и купцы, и люди служивые, и простой народ: крестьяне и ремесленники. И все они что-то шептали на ухо друг другу, отчаянно жестикулируя.

Солидный купец, стоящий у обочины, спрятал бороду в воротник. Лишь заплывшие глазки косились в сторону худого приятеля. Тот и не видел – открыв рот, смотрел на шествие. А посмотреть было на что! Сначала шли подьячие со знамёнами. От ветра трудно было разобрать надпись, что красовалась на них.

– Петруха, Петруха, прочти, у тебя глаз острый.

– «Завтра» писано.

– А что же сие означает?

– А то и означает, когда ни приди за каким делом, тебе до завтра отворот дают. А на следующий день – снова завтра. Так и ходишь.

– Справедливо.

Иные подьячие тащили за собой на длинных шестах с крючьями взяточников всех мастей.

– Гляди-ка, будто рыбу из речки!

– А это, уважаемая публика, – вновь закричал лицедей, – несут свои сети поверенные да сочинители ябед.

Голос ведущего маскарада послужил сигналом. От шествия отделились господа и, изловчившись, стали закидывать сети в толпу зевак. Первыми попали приятели-купцы. Грузный упал, подмяв под себя мелкого. Тот, вероятно, стал задыхаться. В ход пошли кулаки. Народ улюлюкал. Кто-то подбадривал драку криками:

– Задвинь ему посильнее, ишь брюхо-то отъел!

А ловцы не останавливались. Вот уже и сбитенщик барахтался на снегу с какой-то молодкой, и Щекочиху скрутили с вечно пьяным сапожником Ерёмой, до этого молча стоявшим у самого края.

Смех, крик, за вознёй и позабыли, зачем собрались. Процессия остановилась. Пришлось подьячим возвращаться, распутывать.

Когда стихли, заметили, что у самой обочины стоит оборванный нищий на костылях. Из прорех старого тулупчика пробивалась ветхая холстина рубахи. С костылей свешивались переломанные весы.

– Перед вами Правда. Вот в таком богомерзком виде пребывает она в наши дни. А виной всему сутяги и аферисты, что устроили на неё гонение.

Нищий молча смотрел на притихшую толпу грустным взглядом до тех пор, пока не подоспела группа, изображающая мошенников и среболюбцев. Они набросились на несчастного оборванца и погнали его мешками с надписью «деньги» дальше.

– Вот так и живём, братцы, – сказал кто-то тихо.

Показалась ещё одна повозка. Впереди была устроена огромная корзина с яйцами. В ней сидела толстая баба, наряженная в парчу. Среди яиц были и птенцы-гарпии.

– А это и есть сама Взятка. А за ней сидят приятели Кривосуд Обиралов и Взятколюб Обдиралов. Приятели эти всё время только о Взятке и говорят.

Вокруг повозки бегали какие-то вертлявые типы, одетые в чёрное. Они кидали в толпу семена.

– Крапива никак? – прервал молчание дородный купец, отдышавшись от схватки с товарищем.

– Вроде того, – приятель перетирал щепоть в ладони и даже попробовал на вкус.

– Ишь, пакостники, хорошо – зима.

За повозкой шла толпа нищих с пустыми мешками. Опущенные головы, тяжёлая поступь – жалкое зрелище.

– Пострадавшие, что ли? – подала голос Щекочиха.

– Похоже на то. Обобрали сердечных.

Нищие шагали под песню пакостников:

 
Есть ли староста бездельник
Так и земский суд.
И совсем они забыли
Про ременный кнут.
Взятки в жизни – красота,
Слаще мёда и сота!
Как же крючкотворец мелит,
Коль на взятки глазом целит.
Так и староста богатый,
Сельской насыщаясь платой.
Вот их весь содом.
Крючкотворца жена —
Такая ж сатана.
От такой наседки
Таковые детки!
С сими тварьми одинаки
Батраки их и собаки.
Весь таков их дом.
 

Процессия давно скрылась, а толпа стояла молча, будто оглушённая.

Глава 15

– Валерий Васильевич, примите мои соболезнования.

– Крепитесь.

Откуда столько крови? Реки крови… Следы уходящей жизни. Да это не кровь, это цветы. Как их много, удушающий запах талой земли и этих цветов. А их всё несут. Стасик, мой славный Стасик, долгожданный сын пожилого отца. И как я теперь буду жить, дышать без тебя? Что? Поминки? Это где все едят, пьют, забывая про повод? Небо серым саваном. Неужели после всего весна осмелится? На Наташу смотреть страшно. И хоть последние два года жили врозь, между ними не прерывалась ниточка – их Стасик. Он даже смирился с присутствием в жизни сына «дяди Кости». Недолюбливал, конечно, да что там недолюбливал – тайно ненавидел. А сейчас даже благодарен, сила в нём. Где ещё Наташе силы набраться, чтобы учиться жить заново?

Как ему хотелось, чтобы эти люди исчезли хоть ненадолго, оставили их с Наташей наедине со своим горем. Может, тогда он нашёл бы слова, хотя бы попытался объяснить… Ей, не себе.

Он всё-таки вспомнил – в тот день шёл дождь. Даже странно, что запомнил. Последние несколько лет он не замечал погоды, как и смены времён года. Из автомобиля – в кабинет с климат-контролем. А дом… Что дом? Без Наташи это просто богатая ночлежка. Но в тот день точно был дождь, первый осенний – нудный, слякотный. Он помнит, что стоял у окна, смотрел, как набухшие, тронутые тленом листья устилали поредевшую, сиротливую клумбу. И вспомнил, как захотелось в тот миг бросить всё, уехать к Наташе, попробовать вернуть, пусть даже ценой свободы. Купить недолгое время безмятежности этой самой свободой, а дальше будь что будет! Он даже позвонил тогда Наташе, набрал номер и затих, представляя, как тонкая кисть тянется к телефону. Он вспомнил напряжение между гудками, ожидая звучания чуть хрипловатого голоса.

Именно тогда он и узнал о существовании «дяди Кости». Первым желанием было сорваться, собрать своих молодцев, услужливо ожидающих в приёмной, заявиться эскортом с пугающими сиренами. Еле сдержался.

Артур, влетевший в кабинет, будто на стену натолкнулся, застыл на полпути. Валерий Васильевич вспомнил, как усмехнулся, отгоняя желание видеть бывшую жену и сынишку. Ирония судьбы или промысел небес? Именно в тот день Артур Игоревич пришёл согласовать решение по тендеру. Тендеру, который убил его сынишку. Знал, что оборудование для клиники неисправно, но ведь не впервые. Тогда и подумать не мог, что это решение так изменит его жизнь через полтора года.

Интересно, а смог бы тогда что-то изменить, и какой ценой? Он же не сам принимал решение, он – всего лишь маленькое звено в цепи, винтик, встроенный в огромный механизм.

А ещё через год Наташины рыдания в трубке. Стасика увезли в реанимацию. В местную реанимацию. Невозможно транспортировать даже в столицу, какая заграница. Рванулся тогда к главному – на что рассчитывал? На коньяк, который литрами пили на заднем дворе? Или на пухлые конверты, что возили его молодцы на дачу докторишки? Ах, как бегали его глазки, будто кардиограмму выписывали!

И потянулись дни, пропитанные хлоркой или чем там пахнет в больничных коридорах? Проводил совещания, ездил по районам, но не видел ничего. Бледное, почти прозрачное лицо Стасика стояло перед глазами. И хоть докторишка и уверял, что шансов не было, он-то точно знал: прояви он тогда твёрдость, отмени согласованный тендер, Стасик жил бы. Интересно, а Наташа знает? Хотя откуда…

Наташа. Еле держится. Кажется, что от неё осталась только видимая оболочка. Если бы не поддерживал новый муж, она стекла бы тонкой струйкой в черноту могилы, где светлым пятном маленький гробик.

Он помнит последний разговор с сыном, неделю назад. Он тогда сидел у постели ребёнка, сдерживая рыдания. Пытался улыбаться – получалось плохо.

– Папа, я скоро буду летать, не плачь, – невесомая ручка тянулась к нему.

Он слегка сжал, удивившись её холодности.

Ты летаешь, сынок. Перехватило дыхание. Нет, он не поедет на поминки, без него. Подошёл к Наташе, сжал в объятиях. Как она похудела! Сколько боли в глазах цвета палой листвы! Подал руку Константину. Махнул охране – не до них, и побрёл по оттаявшим дорожкам, вглядываясь в гранитные лица.

Сколько же совсем молодых, детей – он никогда раньше не задумывался об этом. Вот эта молодая девушка, к примеру, красавица. Что случилось с тобой в ненастный зимний день? Или этот маленький гранитный осколок, как осколок нераспустившейся жизни. Кто из вас оказался здесь по моей вине? Ответьте! Ты? Или ты? А может, этот молодой человек, улыбающийся безупречным ртом? Охранники дышали в спину, пришлось остановиться.

– Ждите в машине, – тоном, не допускающим возражений. И быстрым шагом дальше, дальше.

«Папа, я скоро буду летать», – с заплакавшего наконец неба.

Сынок, сынок! У могилы с проржавевшим памятником остановился. И здесь мальчишка. Мальчишка, который ушёл в день рождения Стасика. Провидение? Упал на сырую землю, сжимая в руке облезший венок.

Стасик, Стасик! Земля вдруг стала мягкой, поддаваясь тяжести его тела.

– Идиоты, где его теперь искать? – начальник охраны охрип. Он кричал уже третий час, прочёсывая с подчинёнными ночное кладбище.

– Да мы и не отходили далеко.

– Валерий Васильевич приказал ждать в машине, а мы спрятались за деревом и следили.

– Ну и где он? Следили они…

– Да он в двадцати шагах от нас был. Дошёл до какой-то старой могилы, а потом бросился на землю.

– Мы ещё подумали, что родственника какого нашёл или знакомого.

– Ну да. И поэтому в грязь упал.

– Мы подождали минут десять, а потом подошли.

– И что? Куда он делся?

– Да кто его знает, но с могилы точно не вставал.

– Уполз, что ли?

– Мы бы заметили.

– Так где он, по-вашему?

– Исчез…

Глава 16

Когда Любовь Семёновна назвала свой адрес, Антон даже не поверил: совсем недавно он жил в том доме с Ани. Впрочем, психолог жила в другом подъезде.

– Всё нормально, кавалер? – взгляд потерял детскую игривость.

– Нормально, – звуки выходили какими-то толчками.

– Может, лучше на такси?

– Нет-нет, я довезу. Знаю этот адрес.

– Антон, я могу чем-нибудь помочь? Я же вижу, как вы напряглись.

– Всё нормально.

Психолог замолчала, нарочито разглядывая сумрачный город, лишь изредка бросала на Антона взгляд, полный родительской любви. И этот взгляд напрягал, вызывал чувство вины. Возникло странное ощущение – Любовь Семёновна пытается вытащить что-то надёжно схороненное, спрятанное настолько, что стало забываться. И дело даже не в Ани, прятал он что-то настолько страшное, что не нашёл в себе сил разбираться, так и похоронил в коконе.

– …не имеет смысла…

– Что? Какой смысл?

– Я сказала, что заезжать во двор не надо, намедни трубу прорвало, теперь не двор – земляные укрепления от врагов.

Но Кислицин всё же въехал. Высадил психолога, пробурчал дежурный отказ от гостевого чая. Дождался, когда с лязгом хлопнет подъездная дверь, и наконец позволил себе поднять голову к окнам. Света не было. Темнота почему-то успокоила, но он решил немного проехать вперёд. У «их» подъезда привычно скандалили. Какой-то жилец доказывал своё право на парковку очередному поклоннику любвеобильной дамы с третьего этажа. Кислицин проехал дальше, место в углу было свободно.

Какая сила не даёт уехать, держит его вакуумными тисками ушедшего? Антон не мог ответить, лишь всматривался в желейную черноту, разрываемую всполошёнными огоньками фар, оцепенение не давало повернуть ключ в замке зажигания. Мимо него проехал джип и остановился у подъезда. Из него вышел… Васильков. Обошёл автомобиль, открыл пассажирскую дверцу. Не может быть – Ани! Россыпь золотистых волос, безупречные ноги, обтянутые поблёскивающей лайкрой. Подождала Василькова, выгружающего из багажника пакеты. Антону вдруг стало неудобно, будто подглядывал в замочную скважину – сколько деланой томности, заученной вальяжности в походке, снисходительного молчания в ответ на щебетание бывшего коллеги. Пара скрылась в подъезде, а Антон набрал номер владелицы квартиры. Придумал легенду, что хочет опять снять квартиру. Паузы, неловкость выстраиваемых фраз подтвердили предположение, они не просто вместе, а вместе в той самой квартире, в замершем интерьере, продуманном фоне для подчёркивания совершенства временной хозяйки.

Отец – как он забыл! – совсем один в тёмной квартире, с телефоном в кармашке домашних брюк.

Бесконечный день завершал самый настоящий пир. Антон накупил в ближайшем супермаркете разных вредных вкусностей и пива. Его возбуждение передалось отцу. Они сидели, как старые приятели, на старой, закопчённой кухне, отпивали из щербатых кружек, заедая какими-то тощими тёмными рыбками, кальмарами. В кастрюле бурлила вода, перемешивая розовые тельца креветок.

– Представляешь, пап, Анька выходит из машины моего прежнего коллеги. Гнусный тип, доложу я тебе. Как? Как они вообще познакомились? Когда?

– Переживаешь, сынок?

– Что ты? Я будто выдохнул, задышал полной грудью. Но они действительно подходят друг другу. Даже кружки, – Антон вдруг захохотал в полный голос.

– Что кружки?

– Представляешь, они оба любят только чёрные кружки. Из других не пьют.

– Надо же…

– Да шут с ними, не зря всё, не зря повёз психолога.

– Какого психолога? Я ничего не понимаю, сынок. Мне трудно следить за ходом твоей мысли.

И Антон рассказал и о волонтёрах, которые просто работают, чтобы другим стало легче, и о чудесной женщине в кокетливой шляпке.

– Слушай, я вас познакомлю. Вот только приведём тебя в порядок. Ты у нас ещё ого-го!

– Сынок, о чём ты говоришь? Какие женщины?

– Пьян я сегодня, отец. От свободы своей пьян. Это всё чепуха, главное – мальчишку мы нашли. Только вот будущее у него печальное. Но давай сегодня только о хорошем! И с письмами Дарьи Ивановны обязательно разберёмся. И тётю Аню найдём. Поедем в Колышлевск, в наш дом. К этому Илье Ефимовичу. Он тебя разом от всех хвороб избавит.

– Раздухарился, сынок, давай ложиться. Поздно.

Антон не сразу понял, почему звонит будильник. Какие дела отрывают его от сладкого сна без сновидений. Но это оказался не будильник.

– Антон, есть новости по вашему делу. Сможете подъехать?

Он, конечно же, согласился, хотя и не сразу вспомнил, по какому такому делу ждёт его Сергей. Отец ещё спал, наверное, впервые так долго за последние годы. Стараясь не шуметь, Антон оделся, оставил записку и вышел.

Весна гуляла! Тёплый ветерок вытягивал из сонной земли ароматы перезимовавшей и бодрой первой зелени. Щербатый тротуар превратился в мозаичное полотно, подсвеченное в каждом осколке. Налетевший табор воробьёв устроил такой переполох, что заглушил звуки уставшего города. Даже старушки во дворе выглядели как-то нарядно, в ярких платках со складками от долгого хранения на полках, в беретках, кокетливо сдвинутых на одно ухо.

В коридорах общественной организации непривычно пусто, дверь в кабинет Сергея приоткрыта.

– Рад вам, Антон, – хозяин поднялся навстречу, – жду вас.

– Есть новости?

– Ещё какие.

– Когда вы всё успеваете?

– Времени было достаточно. Вчера материал передал нашим аналитикам…

– Аналитикам?

– Это мы тут так называем наш мозговой центр. Ребята обрабатывают первичную информацию, вырабатывают алгоритмы поиска, подключают нужные каналы.

– Серьёзно.

– Главное – эффективно, – улыбнулся руководитель. – Чуть позже познакомлю с ребятами. Так вот, вчера я говорил, что это – третий случай. Я ошибся. Они раскопали ещё шесть подобных эпизодов.

– И их до сих пор не поймали? Потерпевшие не обращались в полицию?

– В том-то и дело, обращались. Там просто не заводили дела. Думаю, вы догадываетесь, как это бывает. Письма приходили с одного адреса, из Подреченска. По нему расположен разрушенный дом, в котором прописан алкоголик, себя не помнящий.

– Но как? Суток не прошло?

– У нас прекрасные отношения с волонтёрскими организациями. Письма отправлялись из Подреченска, но, разумеется, не алкоголиком. Схема такая: здесь находят жертву, собирают информацию. Важно, чтобы жертва была одинокой. Узнают место захоронения и начинают охоту. Скидывают информацию, и неизвестный из Подреченска отправляет письмо.

– Но кто здесь занимается сбором конфиденциальной информации?

– Есть у нас соображения. Дело в том, что одна из сотрудниц загса уже попадала в поле нашего внимания. Вышли мы на риелторов, которые оставляли одиноких стариков без жилья. Показательно, что они проявляли свою активность сразу после переоформления жертвами наследства. Мы даже подозревали нотариуса. Но это не нотариус, это та самая сотрудница. Риелторы отбывают срок, а информаторша осталась на свободе.

– Но как?

– Промолчали. Женщина затаилась, вела себя скромно. И совсем недавно узнаём, что скрываться перестала: новая машина, коттедж за городом.

– Как она узнаёт место на кладбище?

– У Дарьи Ивановны не случайно спрашивали, услугами какой ритуальной фирмы пользовалась. Хозяйка этого агентства – дочка высокопоставленного чиновника, девица очень мутная. С сотрудницей загса они подруги.

– Так, может, хозяйка ритуального агентства и автор этой схемы?

– Вряд ли, не её масштаб, а вот подружке своей могла идейку подкинуть. Развлекаются девушки.

– Ничего себе развлечение.

– Владелицу гробов и венков нам не достать, одной фразы папаши достаточно, чтобы нас прикрыли. А за девицей этой из загса наши ребята проследят. Так что у меня к вам просьба: успокойте Дарью Ивановну. Если вдруг появится новое письмо – обязательно передайте нам. Но вас я пригласил не только за этим. У нас сегодня пока тихо, а завтра соберутся ребята-аналитики. Если есть желание, посмотрите, как они работают. Возможно, вам понравится у нас. Вы же сейчас без работы? Кирилл говорил, что живёте с больным отцом. У нас скромные, но стабильные зарплаты. Разумеется, у тех, кто работает с нами не на общественных началах.

– Я обязательно подумаю. Мне у вас хорошо, но вдруг не получится. Я занимался рекламой, маркетингом.

– И это замечательно! Значит, немного разбираетесь в психологии, да и анализировать умеете. Будем вас ждать.

Всю обратную дорогу Антон пытался понять, почему ничего не рассказывает волонтёрам о пропавшей тётке. Что, если тётка ещё жива и нуждается в помощи? Но как тогда объяснить все эти видения? Как объяснить мистичность исчезновения? Почему это событие столь сильно изменило его жизнь? Тётку эту он видел несколько раз в своей жизни, и аргументы жалости к отцу тоже срабатывали плохо. Конечно же, отец переживает, чувствует себя виноватым – единственная сестра, но ведь очевидно, что если и удастся отыскать следы, то эти следы приведут уже к мёртвой женщине.

Отец суетился у стола. От вчерашнего пиршества ни следа, хотя ещё утром кухня выглядела не лучшим образом.

– Какие новости, сынок?

– Предположение о мошенниках подтвердилось. Даже есть подозреваемые. Скорее всего, это сотрудница загса, которая оформляла свидетельство о смерти.

– Какой кошмар! Но почему письма из Приреченска?

– Вероятно, там живёт сообщник этой дамы. Она отправляет ему информацию, а он пишет письма. Кстати, по адресу, указанному на конверте, стоит разрушенный дом. Его хозяин – безобидный алкоголик.

– А что по розыску нашей Анечки? – голос Сергея Петровича дрогнул.

– Пока ничего. Я не обращался к волонтёрам, не знаю, что сдерживает. Мне кажется, надо ещё раз съездить в Колышлевск.

Будто в ответ телефон Кислицина-старшего неожиданно ожил.

– Клавочка, – губы мгновенно потеряли цвет. И уже в трубку: – Да, Клавдия, Анечка отыскалась?

Но Анна Петровна Кислицина не нашлась, зато нашёлся её дневник. По словам Клавдии Олеговны, «заглянувшей наугад», записи могут помочь в расследовании.