Текст книги "Хелот из Лангедока"

Глава вторая

С корзинкой, полной еловых шишек, Дианора шла по болоту знакомой дорогой, направляясь к урочищу Дальшинская Чисть. Подол ее платья из грубой холстины вымок, в башмаках хлюпала болотная влага. Уже несколько недель она жила в доме отшельника. Гай пока что не приходил забрать ее, но девушка ни на минуту не сомневалась в том, что брату известно, где она скрывается. Молчание Гая было для нее куда страшнее, чем яростное вторжение. Дианора терзалась догадками: что затевает брат? Она не решалась признаваться в своих страхах святому Сульпицию – не хотела огорчать его попусту. Впрочем, отшельник и так почти обо всем догадывался.

Дианора свернула на старую гать. И в этот момент ей показалось, что за ней кто-то следит. Она огляделась по сторонам, но никого не заметила. Пожав плечами, сделала еще несколько шагов. И тут небо как будто слегка потемнело, хотя ни тучки не было видно. Словно Бог взял да прищурился, а после вновь широко раскрыл глаза.

В кустах, слева от дороги, зашуршало. Похолодев, Дианора замерла, уставившись в эти кусты. Наконец, с трудом совладав с собой, выдохнула:

– Кто здесь?

Неизвестный подумал немного, а потом ответил низким голосом:

– Я.

То, что наблюдатель был, очевидно, всего лишь человеком, неожиданно успокоило ее. Она выпрямилась и крикнула:

– «Я» – это всего лишь слово.

– Более полного определения не подберешь, – возразил голос. – Я – это я. Точнее не скажешь. Все иное было бы уклонением от истины.

Затем из кустов выбрался человек. Был он высок ростом и худ как палка. И безобразен… Впрочем, нет, тут же поправила она себя, он просто странный. И чем больше всматривалась Дианора в это необычное лицо с очень тонкими, неправильными чертами, тем красивее оно ей казалось. Незнакомец как будто хорошел на глазах.

Он отбросил со лба светлые волосы, падавшие неровными прядями. Один его глаз, золотисто-карий, смотрел прямо на девушку; второй, полускрытый приспущенным веком, находился как бы в тени.

– А ты разве могла бы что-нибудь сказать о себе, кроме того, что ты – это ты? – полюбопытствовал он.

Неожиданно для самой себя Дианора улыбнулась.

– Конечно могла бы, – тут же ответила она.

– Отлично. – Незнакомец выбрался на тропинку и предложил ей руку. – Тогда начнем. Это будет нечто вроде турнира… У вас здесь бывают турниры? Ты удар – я удар. Ты будешь говорить о себе то, что хотела бы услышать от меня о себе. Посмотрим, будем ли мы после этого знать друг о друге хоть что-нибудь. Я лично не надеюсь даже на «кое-что», – добавил он, – не говоря уж о «чем-нибудь». Но посмотрим. Начинай.

– Мое имя Дианора, – сказала девушка.

– Красивое имя, хотя смысла в нем немного, – отозвался незнакомец. – Ты его заслужила?

– Мне дал его крестный, – с вызовом ответила девушка. – Ему лучше знать. Я-то была в ту пору неразумным дитятей.

– Значит, у вас дают имена людям, которые еще ничем себя не проявили? – Незнакомец задумался на секунду. – Странный обычай. Если в имени нет смысла, то и давать его нет смысла. А если смысл есть, он может отбросить тень на сформирование личности… Странно, странно…

– Ты не сказал, как зовут тебя, – напомнила Дианора.

– А? – Незнакомец с трудом очнулся от задумчивости. – Ах да. Меня зовут Морган Мэган. Давай дальше, Дианора. Рассказывай о себе.

– Моя мать была рабыней, – сказала девушка и покосилась на своего спутника. Но Морган Мэган и ухом не повел.

– Ну, и что это доказывает? – поинтересовался он.

Дианора пожала плечами.

– Собственно, ничего…

– Мне показалось, что ты ждешь от меня чего-то определенного. Я должен тебя жалеть или презирать за твою мать? Как у вас принято?

– И то и другое, – созналась Дианора. – Не будем больше об этом. Расскажи лучше о своей матери.

– Она считалась богиней, – заявил Морган Мэган, – хотя я склонен думать, что она была всего лишь полубогиней, да и то узко местного значения. Ее звали Боанн, и она жила в реке…

– Ты или безумен, Морган Мэган, или безбожен, – сказала Дианора, вырывая свою руку из руки незнакомца.

Он казался искренне удивленным.

– Почему, девушка? Я вовсе не безумен… Что же касается безбожия, то, милое дитя, откуда же мне знать, какие в этих землях боги?

– Господь един, и да простит Он тебе твои неразумные речи, – прошептала Дианора.

– Ты безнадежна, девушка. – Морган Мэган махнул рукой. – Лучше рассказывай о себе дальше. Что еще представляется тебе важным?

– Многое. Я крестница святого Сульпиция.

– А я колдун, но ведь и это ничего не объясняет.

Дианора побледнела. Когда Морган Мэган шагнул к ней, на ее лице показался ужас. Быстро пошарив под плащом, она извлекла из-за ворота крест и подняла его перед собой.

– А это что такое? – с любопытством спросил Морган Мэган, протягивая руку к крестику Дианоры. – Местный обычай?

– Аминь, рассыпься, – немеющими губами выговорила она. – Сгинь…

Колдун преспокойно коснулся распятия тонкими пальцами. Дианора закрыла глаза, ожидая, что сейчас из маленького крестика вырвется молния и поразит нечистую силу. Однако ничего не произошло, и спустя несколько секунд она перевела дыхание. Встретив спокойный, немного удивленный взгляд колдуна, девушка тихо спросила:

– Так ты не от нечистого?

– Мне не вполне понятен смысл последнего слова, – признался Морган Мэган. – Если можешь, объясни.

– Колдуны все от нечистого. Что еще объяснять?

Морган Мэган покачал головой:

– Странные верования в вашей земле. Я колдун, значит, наделен Силой. Что значит «нечистый»? Табу? Я не понимаю. Спроси как-нибудь иначе, чтобы я понял.

– Ты добрый или злой?

Странный человек улыбнулся, и девушка увидела, что у него очень плохие зубы.

– Сила сама по себе не бывает доброй или злой, – ответил он. – Добрыми или злыми бывают лишь человеческие намерения. Но смертный чаще всего не может отличить одно от другого. Такое под силу лишь богам.

Дианора опустила голову. Этот странный разговор утомлял ее и сбивал с толку.

– Тогда скажи хотя бы, какие у тебя намерения, Морган Мэган.

– А никаких, – ответил колдун беспечно. – Я искал Путь между мирами. Я его нашел. А у вас что, так сильно боятся колдунов?

– У нас их сжигают на костре, – сказала Дианора мстительно.

Если она и ожидала увидеть, как Морган Мэган испугается, то была разочарована. Он лишь передернул острыми плечами.

– Очень глупо, – отрезал он. – Очень глупо и очень трусливо. Да и колдуны у вас, поди, все дрянь да мелочь.

Дианора боязливо смотрела на Моргана Мэгана. Наконец вымолвила:

– Расскажи еще о себе, Морган Мэган. Сколько тебе лет?

– Ты задаешь трудные вопросы, Дианора. По какому летоисчислению я должен тебе отвечать? Вашего я не знаю, наше тебе не понятно. Да и позабыл я его. Болтаюсь по Пути с тех пор, как открыл его… – Он призадумался. – Да и откуда же мне помнить, сколько мне лет? Даже моя мать этого, я думаю, не помнит…

– Ты бессмертен?

– Понятия не имею.

Дианора вздохнула:

– Темны твои речи, Морган Мэган.

Колдун бросил на Дианору быстрый испытующий взгляд:

– Мне кажется, что ты испытываешь страх, Дианора. По-моему, у вас здесь жестокий мир, и тебя научили бояться.

Дианора решилась посмотреть ему в глаза. Колдун взирал на нее с искренним участием, и она решилась:

– Да, – сказала она. – Я боюсь. Я постоянно боюсь.

Колдун задрал подбородок, взглянул на небо.

– Ты знаешь, детка, тот мир, откуда я пришел, тоже жесток, – сказал он. – Я знаю, о чем говорю, потому что много лет проторчал на свинцовом руднике. Оставил там половину зубов. Одна язва на руке до сих пор гноится. Ищу вот, кто бы совершил чудо исцеления. – Он закатал рукав и показал повязку чуть ниже локтя.

– Что значит «твой мир»? – спросила Дианора, перекладывая тяжелую корзину в другую руку. – Да откуда же ты родом? Неужели из Кордобы?

– Еще один трудный вопрос. Если позволишь, Дианора, я возьму твою корзину. Руки у тебя устали, а разговор долгий.

Он взял корзину и повесил ее на сгиб локтя. Затем пошарил в мешочке, висевшем у него на поясе, и извлек оттуда несколько странных на вид плодов – размером с яблоко, но покрытых плотной кожицей темного цвета.

– Я прихватил это по дороге. Попробуй. Вроде вашего крыжовника.

Аппетитно чавкая сочной зеленой мякотью (Дианора от сомнительного угощения отказалась), колдун заговорил:

– На рудники меня отправили за злоупотребление Силой. Я не скрывал того, что колдую, так что, когда я начудил, виновного искали недолго.

– А что ты сделал?

Он сморщил нос.

– Я ждал, что ты спросишь. По-моему, ничего особенного я не сделал. Подумаешь – всего-то прогнал за сутки сотню лет. Не во всем же городе, только в нашем квартале! Зато как интересно: утром город просыпается, а у нас три поколения сменилось… – Колдун тряхнул неровно обрезанными прядями волос. – Словом, не сладко добывать свинцовую руду. Поверь мне, Дианора. И я затеял бежать. Да так, чтобы не сыскали.

Девушка неожиданно напряглась. Не замечая, насколько важным вдруг обернулся для нее разговор, Морган Мэган увлеченно продолжал:

– Удрать от стражи – еще полбеды. А вот где спрятаться? Я долго пыхтел над этим вопросом. Не дикий же я зверь, чтобы скитаться по дуплам и пещерам. Идти к матери? Нужен я ей больно, она же богиня. К тому же речная. Еще утопит, чего доброго. От Боанн всего можно ожидать. Высокомерная, злющая и вечно от нее пахнет рыбой и водорослями… Если же податься в город, то там меня сразу схватят. Нет, все это не подходило. И вот что я надумал, Дианора, пока катал свою тачку. – Морган Мэган понизил голос, как заправский заговорщик. – В книгах писали, да и сам я всегда был убежден в том, что боги – или Бог – в неизреченной мудрости своей сотворили не один лишь мир, полный людских несовершенств и бессмысленной жестокости, но великое множество. И та же божественная мудрость положила между мирами крепкие границы, дабы оградить слабых от соблазна.

Слабых – да, но слаб ли я? Так спросил я сам себя однажды ночью в вонючем бараке и посмотрел сперва на своего соседа слева – у него вырваны ноздри, а умом он немногим отличался от горного медведя; а после на соседа справа – тому выжгли каленым железом один глаз, после чего он повредился в рассудке. Нет, сказал я себе, Морган Мэган не слаб. И если есть другие миры, я открою туда Путь.

Так я решил. И тогда я призвал свою Силу, чтобы снять с нас троих оковы. Мы выбрались на плац, где по утрам нас пересчитывают, а по вечерам оделяют мисками с поганым пойлом. И там я сказал своим товарищам: «Много месяцев жили мы рядом и тянули одну лямку. Вы ни разу не спросили, кто я такой. Сегодня настало время сказать. Я Морган Мэган, колдун, и вся моя Сила со мной. Я ухожу. Вы вольны идти со мной и вольны остаться».

Одноглазый сказал: «Я пойду с тобой, Морган Мэган». А тот, что без ноздрей, сказал: «Я останусь».

И я вызвал всех стражников, бывших при бараке, спящих и бодрствующих, и всех умертвил, а после отобрал у них мечи. Их было десятеро, а мне потребовалось одно-единственное слово. Такова была в те годы моя Сила.

И мы с моим спутником отправились в леса…

– Разве за вами не было погони? – спросила Дианора, слушавшая очень внимательно.

– Говорю же тебе, дитя, что мне удалось открыть Путь. – Морган Мэган развел руки в стороны. – Если есть заслон, должны быть и ворота. А коли есть замок, то подберется и ключ, к каждому замку свой.

– Говори яснее, – потребовала Дианора.

Колдун усмешливо покосился на нее:

– Неспроста твои расспросы, девушка. Я и так говорю яснее ясного. Свои первые ворота я открыл кровью. Я был тогда молод и шел путем жестокости, потому что ничему другому меня пока что не научили. На первом же привале я убил своего спутника и вонзил в его распростертое тело все десять мечей, один за другим. И с каждым новым ударом звезды на небе надо мной меняли свое расположение, а когда в бессильную плоть вошел последний меч, я услышал плеск воды. Гор и леса как не бывало. Я сидел на берегу великой реки, и безымянной была она в тот час. Так открылись первые врата, и я вошел в молодой мир, где еще не было имен и не было людей. Для этого мира я был богом…

Дианора с отвращением и страхом отшатнулась от колдуна.

– Замолчи! – проговорила она, задыхаясь, и вырвала у него свою корзинку. – Ты богохульствуешь! Я ненавижу тебя! Убийца!

Морган Мэган, Открыватель Пути, озадаченно смотрел вслед убегающей девушке. Он ничего не понял.

* * *

Когда Гарсеран из Наварры удостоил Греттира приглашением на дружеский ужин в компании валлийской знаменитости, молодой человек не нашел в себе силы отказаться. Напрасно Бьенпенсанта метала громы и молнии, взывая к совести Греттира и напоминая ему об обещании не пить, тем более с паршивцем Гарсераном. Напрасно взывал призрак прабабушки к фамильной гордости.

– Может быть, этот Гури не такой уж противный? – сказал Греттир, слабо оправдываясь.

Призрак утратил прозрачность и замерцал ядовито-желтым светом.

– Как бы не так! Гури, может быть, и не противный, зато твой Гарсеран – настоящая пивная бочка без стыда и совести.

– Я помню, как Хелот рассказывал о подвигах Гури Длинноволосого, – задумчиво проговорил Греттир, надевая красивую рубашку с разрезами на рукавах. – Не может быть, чтобы Хелот ошибался. Он говорил, что Гури – великий герой и знакомство с ним – честь для любого рыцаря.

– Хелот голодранец и бродяга, – отрезала Бьенпенсанта.

– Он странствующий рыцарь, – возразил Греттир, но прабабушку это не убедило.

– Одно и то же, – сказала она. – Что бродяжить, что странствовать. Суть от этого не меняется.

Но Греттир уже спускался по лестнице.

Узенькое ущелье, именуемое улицей Кружевниц, привело его в знакомый всем ноттингамским пьяницам Столярный переулок. Юному датчанину эта местность была хорошо известна.

– Вот так встреча! – донеслось до Греттира из недр переулка.

Поскольку подобные возгласы раздавались здесь постоянно, юноша не придал этому никакого значения. Однако спустя мгновение вздрогнул и остановился возле обшарпанной стены кабака, игриво названного «Блудница Мария». Навстречу Греттиру мчался, простирая руки, хромая и натыкаясь на прохожих, валлийский рыцарь Гури Длинноволосый. Он был еще безобразнее, чем вспоминался Греттиру.

– А мы с вами, кажется, встречались на турнире, сэр? – вопил он своим пронзительным голосом, перекрывая уличный шум. – Помните, когда я поколотил этого верзилу? Ха-ха! Он, кстати, славный малый, только любит приврать. А я видел вас у шерифа, сэр! А вы меня помните, сэр?

– Разумеется, – сдержанно ответил Греттир, когда Гури подлетел к нему поближе.

Валлиец был невысок ростом, но все же повыше Греттира, который еще продолжал расти. Лицо его, изуродованное шрамом, беспокойно дергалось. Гури суетился и вообще производил крайне неприятное впечатление.

– Представьте себе, сэр, – сказал Гури, повисая на локте Греттира всей тяжестью. – А я тут заблудился! Это даже смешно!

– Ведь вы идете к Гарсерану Наваррскому? – уточнил Греттир.

Гури энергично закивал головой, размахивая длинными белыми волосами.

– В этом проклятом городе, сэр, невозможно узнать дорогу у местного населения, – громко говорил он, не смущаясь тем, что упомянутое население превосходно слышит все его разглагольствования. – Все либо безнадежные тупицы, либо отпетые негодяи. И никто не желает помочь попавшему в беду чужеземцу!

– В какую беду? – не понял Греттир.

Гури покрепче уцепился за его локоть.

– А что я заблудился! – объяснил он и визгливо захохотал.

Датчанина передернуло, как будто он услышал скрежет ножа по тарелке.

– А сами-то вы знаете дорогу, сэр? – с внезапной тревогой спросил валлиец. И вдруг выпустил Греттира из своих костлявых объятий, забежал вперед него на дорогу и остановился так внезапно, что Греттир налетел на Гури и наступил ему на ногу. Гури, проделавший этот сложный маневр исключительно для того, чтобы заглянуть своему спутнику в лицо, сиял как медный грош.

– Меня осенила гениальная идея, сэр! – вскричал он. – Давайте проникнем к Гарсерану через черный ход! Вы еще никогда не ходили через черный ход? Ведь это совершенно новое ощущение, черт побери! Я всегда ищу новых ощущений. А вы нет, сэр?

Греттир растерянно моргал. Острый палец Гури уперся в его грудь.

– Вы совершаете колоссальную ошибку, сэр! – заявил валлиец. – Давайте испытаем. Вот Гарсеран-то удивится! Он будет думать, что это какой-нибудь трубочист пришел, а это мы!

И, хихикнув, Гури снова повис у датчанина на локте. Греттир потащил его на себе по узким улочкам Ноттингама. Многие были уже замощены, и там запрещалось выливать из окон помои, что весьма украшало Ноттингам. Когда впереди замаячила улица Кружевниц, юноша почувствовал такое облегчение, что радость перекрыла даже его отвращение к развязному валлийцу.

– Видите эту дверь, сэр? – спросил Греттир.

Валлиец вытянул шею, поморгал и мотнул головой. Неопрятные волосы взметнулись и опали на плечи.

– Неважно, – вздохнул Греттир. – Дверь существует, и мы в нее войдем.

Гарсеран, ожидавший гостей, которые по непонятным причинам опаздывали к маленькому дружескому ужину, дал себе честное слово не напиваться до их прихода и теперь отчаянно боролся с собой. Неизвестно, чем бы завершилась эта борьба, если бы внезапно до него не донеслась странная возня у черного хода. Кухарка с раздраженным криком «А я говорю, что плотника не вызывали!» отказывалась отпирать дверь, но кто-то настырный продолжал грохотать дверным кольцом, призывая себе на помощь всех духов ада и преисподней.

Гарсеран спустился вниз. Вспотевшая, багровая от негодования кухарка гневно указала ему на дверь.

– Извольте сами убедиться, господин, – сказала она, приседая и тяжело дыша. – Ломятся и ломятся. Никакого почтения к благородному дому. Не иначе, бандиты.

– Эй! – возмущенно загремел Гарсеран. – Какого черта тебе нужно, мерзавец?

Услыхав проклятье из уст господина, кухарка втихую осенила себя крестным знамением.

За дверью кто-то восторженно захихикал и негромко проговорил, обращаясь ко второму громиле: «Я же вам говорил, что ощущения будут что надо!»

– Я сверну тебе шею, скотина! – рявкнул Гарсеран и, отстранив кухарку, распахнул дверь настежь.

Он оказался лицом к лицу с Гури Длинноволосым, который расплылся в счастливой детской улыбке и радостно простер к нему руки. Гарсеран застыл в недоумении.

– Вы поражены, сэр? – возопил Гури. – Вы никак не ожидали? А это мы с Греттиром, славным Греттиром Датчанином! Представьте себе, сэр, я заблудился в вашем Ноттингаме! Если бы не этот отважный юноша, я сгинул бы в недрах… нет, лучше сказать, во чреве этого города!

И Гури расхохотался, запрокинув голову и дергая кадыком.

– Боже мой, – растерянно произнес Гарсеран. – А я тут жду вас, жду… Проходите, господа. Какая незадача… Вы должны простить меня, но я никак не мог предположить…

– О, напротив, – возразил Гури, фамильярно хлопая Гарсерана по плечу. – Напротив, мы с сэром Греттиром так повеселились, так повеселились…

Глядя на унылую физиономию Греттира, в справедливость последнего утверждения верилось с трудом. Но Гарсеран не утруждал себя взглядами на унылую физиономию Греттира. Он был счастлив принимать у себя в доме валлийскую знаменитость.

Все трое вошли через черный ход, причем Гури вломился одновременно с Гарсераном, зацепился за косяк и отдавил Гарсерану ногу своим тяжелым сапогом. Гарсеран тихо взвыл.

Несмотря на эти мелкие неприятности, ужин вполне удался. Хозяин дома и валлиец в разное время участвовали в походах на Восток, и Греттир Датчанин, обожавший рыцарские истории, получил возможность послушать их воспоминания об этих славных деньках. Его, правда, коробили манеры Длинноволосого, но если отвлечься от манер, то Гури был вполне терпим.

Они сидели за столом в комнате, освещенной четырьмя факелами, и беседовали, пока языки не начали заплетаться. Впрочем, беседой назвать это было трудно, поскольку основную тяжесть разговора отважно взял на себя болтун Гури Длинноволосый. То гладко и ровно, то запинаясь, как бы с трудом подбирая английские слова, то на чистом ноттингамширском диалекте, то с чудовищным валлийским акцентом Гури зудел, зудел, зудел…

– Обожаю новые впечатления, – говорил он, раскачиваясь на стуле. Греттиру все время казалось, что валлиец вот-вот рухнет, и это страшно нервировало впечатлительного юнца. – Я уже имел честь доложить сэру Греттиру из Дании, что нет ничего замечательнее неизведанного прежде.

– Чем же новым может поразить Ноттингам? – осведомился Гарсеран. – Мне казалось, что город этот скучен, тривиален и ничем не блещет, кроме, разве что, нескольких отважных рыцарей и цветника прелестных дам. Впрочем, в дамах нигде нет недостатка.

– Вот именно, сэр, вот именно! – подхватил Гури и с сопением выпил вино из своего кубка. Отставив кубок в сторону, он неожиданно заорал: – Еще вина! Слуги!!

Греттир вздрогнул и поперхнулся. Он кашлял до тех пор, пока Гури услужливо не похлопал его по спине, после чего у юноши загудел позвоночник, а из глаз сами собой брызнули слезы.

– Говорят, сэр, – снова обратился к Длинноволосому Гарсеран, – что вчера вас видели возле Голубой Башни…

– И что я творил там непотребства? – Гури мелко захихикал, затряс длинными волосами и макнул в вино непослушную прядь. – Да? Ведь именно так вам донесли? Ах, сэр, скажу откровенно: до чего же трудно, до чего хлопотно быть знаменитостью! Как тяготит порою бремя славы!

– О да, – значительно кивнул Гарсеран.

Гури бросил на него странный взгляд, но тут же отвел глаза и вновь заговорил еще более визгливо, чем прежде.

– И ничего особенного, поверьте, я не делал. Слухи, как водится, все преувеличили. Да, таков жребий героев! Я прогуливался с очаровательной леди Марион. Кажется, ее зовут Марион. Красавица, в теле, хохотушка – и какое целомудрие, высокочтимые сэры, какое потрясающее целомудрие! Сия превосходная девица оказала мне любезность и составила компанию в прогулке…

– Не после ли этой прогулки на теле леди Марион остались синяки, сэр? – лукаво спросил Гарсеран.

– Синяки? НА ТЕЛЕ? Откуда вам знать, сэр, что находится на теле такой девственной леди, какой является…

– О, не поймите превратно. Леди Марион показывала их леди Джен, а та рассказала мне, ибо мы с ней давние друзья…

Гарсеран многозначительно усмехнулся. Гури покраснел как вареный рак, причем шрам на его лице стал еще белее, чем был. Греттир мысленно отметил эту странность, но тут же выбросил ее из головы. Не хватало еще ломать голову над странностями этого придурочного Гури. Как будто своих забот мало.

– Сэр Гарсеран, – начал Гури зловеще, – как прикажете понимать ваши слова? Леди была, есть и осталась девственной, если вы об этом. И я ее не щипал, если вы об этом. Все, что она наплела вашей леди Джен, – чушь и глупость. Просто леди Марион застряла, когда мы лезли с ней через забор в Дровяном переулке, и мне пришлось подталкивать ее сзади…

– Зачем вы лезли через забор? – ошеломленно спросил Гарсеран.

Гури посмотрел ему в глаза с непередаваемым лукавством, а потом разразился лающим хохотом.

– За новыми ощущениями, сэр! – крикнул он. – А потом мы направились к Голубой Башне, где пустовали колодки для наказанных, и я всунул голову и руки в колодки. Забавно посмотреть на мир сквозь орудие пытки, знаете. Вы никогда не пробовали, сэр?

Теперь поперхнулся Гарсеран.

– Вы хотите сказать, сэр, что стояли в колодках на потеху толпы?

– Я хочу сказать только то, что говорю, – если я правильно выразился по-английски, сэр… – ответствовал Гури с гнусавым валлийским акцентом. – Словом, как вы понимаете, – масса впечатлений, сэр. Нужно только уметь их найти среди серого течения будней. Конечно, куда интереснее махать мечом, но – увы, увы, увы, не каждый день предоставляется возможность.

– Говорят, вы много и отважно сражались на Востоке, – вставил Греттир, чтобы перевести разговор на другие, более интересные темы.

Гури тотчас впился в юношу взглядом.

– О, любознательность есть добродетель молодого возраста, а рассказы о деяниях героев возбуждают воинский дух в каждой груди, не так ли? – Гури усмехнулся. – Да, сэр, славные деяния крестового воинства…

Слуга как раз наливал ему вино в рассеянно подставленный кубок. Гури неожиданно взбрела в голову идея вдохновенно взмахнуть рукой, в результате чего и сам он, и слуга, и пол – все вокруг было залито вином. Возникла суматоха. Слуга побелел как полотно: валлийский рыцарь, известный своей кровожадностью, был вооружен изрядным кинжалом. Несчастный лакей умоляюще уставился на своего господина. Не обращая на это внимания, Гарсеран вскочил и начал шумно успокаивать Гури – тот возмущался неловкостью слуг, брызгал слюной и размахивал руками, как ветряная мельница. Две служанки, примчавшиеся на крик, уже обтирали его полотенцами – одна ползала у ног Гури, вторая суетилась возле плеча.

Наконец инцидент был исчерпан, вино налито, Гури успокоен и усажен на место. Пофыркав еще немного, валлиец стих и сердито налег на вино.

– Вам доводилось бывать у крепости Алеппо? – спросил Гарсеран, чтобы занять внимание валлийца.

– А? Э? Алеппо? – Гури высунул нос из бокала и снова погрузил его туда. – Не припоминаю.

– Она стоит недалеко от границ Антиохийского княжества и графства Эдессы, – напомнил Гарсеран.

– Я не был в Эдессе, – сказал Гури. – Я… э… не занимался торговлей с Востоком. Мы, знаете ли, прошли по нему огнем и мечом… Да, огнем и мечом во славу Божью. Аминь.

– Торговать выгоднее, чем воевать, – заметил Гарсеран.

Гури поднял палец, испачканный в соусе.

– Но воевать интереснее, – сказал он, после чего облизал палец. – Погодите-ка, сэр… Алеппо… Не та ли это крепость, что носит название Халеб? У меня, кстати, была рабыня, которую звали Халеб. Славная девушка. Я потом обменял ее на хорошую лошадь.

Греттира передернуло. Вспоминая рассказы Хелота о знаменитом валлийце, юноша никак не мог поверить, что эта вульгарная личность и есть тот самый известный подвигами Гури, Имеющий-Волосы-Как-Поводья. Впрочем, тогда валлиец был помоложе. Может быть, испытания, перенесенные им, сделали его столь циничным и грубым.

Между тем Гури продолжал с набитым ртом:

– Да, я помню знаменитую цитадель Халеб. Ее назвали женским именем и облекли покровом юной девы, хотя я, убей Бог, не понимаю, что это означает. Не раз склонялась она перед победителем, не раз блистала, как невеста, отвоеванная мечом Ибн-Хамдана… Цитадель эту называют еще аш-шахба, что значит «серая». Стены венчает множество теснящихся друг к другу башен. Внутри крепости есть два колодца с хорошей водой. В толще стен скрыты великолепные чертоги с узкими оконцами…

Греттиру казалось, что он уже где-то читал подобное же описание какой-то из восточных крепостей. Но пронзительный, въедающийся в уши голос не давал сосредоточиться, не позволял вспомнить, и в конце концов Греттир сдался и просто представил себе эти серые стены среди бесконечных песков… Счастливец Гури, он побывал там, ему доводилось отстаивать там мечом слово Божье.

– Ненавижу неверных, – сказал Гарсеран. – Ах, сэр Гури, что за народ! Вы говорите об этом Ибн-Хамдане так, словно он вызывает вашу симпатию…

– Да нет, какая уж тут симпатия, – отозвался Гури. – Убил бы гада… Да он уж сто лет как помер.

– Ненавижу, – повторил Гарсеран. – Вот вам пример. Во время похода у меня погиб оруженосец. Дело привычное, погиб и погиб. Меня и самого могли… – Он сделал страшные глаза.

Гури замахал рукой, в которой сжимал ножку индейки. Несколько жирных капель попали на белоснежную рубашку хозяина дома. Гарсеран вздрогнул так, словно это были капли раскаленного свинца, который защитники осаждаемой крепости имеют обыкновение лить со стен на штурмующих.

– Ох, не говорите, сэр, не говорите! – завопил Гури и вдруг подавился. Он долго кашлял, плевался индейкой на пол, обтирал рот и тяжко переводил дыхание. – На войне всякое может быть. Даже самое ужасное.

– Ну вот, – продолжал Гарсеран. – Вы понимаете, господа, что благородному человеку всяко необходима прислуга. Хотя бы сапоги вечером снять, не говоря уж об остальном.

– Разумеется, – вставил Гури, хотя Греттир втайне подозревал, что валлиец-то как раз ни в какой прислуге не нуждается.

– Что делает в таком случае цивилизованный человек? – задал риторический вопрос Гарсеран из Наварры.

– Идет на рынок, – тут же ответил Гури Длинноволосый, – чтобы купить раба.

– Правильно. Что я и сделал. Купил по дешевке какого-то сарацина. Они же там еще между собой воюют, разногласия у них какие-то, вот и продают лишних, чтобы с пленными не возиться. И что же? Почти сразу же выяснилось, что мне всучили негодный товар.

– Какие негодяи! – поддакнул Гури, но как-то совсем тихо.

– А потом эта тварь ухитрилась бежать. И вот что удивительно, господа: он бежал уже здесь, в Англии!

– Не может быть! – вскричал Гури. – Каков болван! Да ведь в Англии решительно негде спрятаться, в натуре! Здесь все рыжие…

Гарсеран печально покачал головой:

– Это отдельный рассказ, сэр. Вы, должно быть, уже слышали, что Шервудские леса кишат разбойниками. А им все равно, рыжий или не рыжий, лишь бы был безбожник и злодей…

– Невероятно, – сказал Гури и чуть не упал со стула. Слуги едва успели его подхватить.

– Увы, это правда. К счастью, злоумышленник был вовремя изловлен. Героем этого события можно считать сэра Греттира. Благодаря ему…

Гури уставил на Греттира свои странные темные глаза, и юноше стало не по себе. Слишком уж тяжелым был взгляд у валлийца. Спустя несколько секунд Гури усмехнулся, дернул перекошенным ртом и снова принялся пить.

– Благодаря отважному сэру Греттиру это чудовище было схвачено и препровождено туда, где ему самое место, – на соляные копи.

– Ба! – вскричал Гури. – Соляные копи! Стало быть, Ноттингамшир – богатое графство, а? У вас тут, я погляжу, соль добывают. И выгодно ли ее продавать?

– Разумеется, – снисходительно улыбнулся Гарсеран. – Еще как выгодно. Однако сами копи считаются собственностью города Ноттингама…

– Стало быть, заправляет ими шериф, – заключил Гури. – Что ж, неплохо придумано. Рыцарский кодекс рыцарским кодексом, но ведь и кушать хочется, не так ли? – Он мерзко хихикнул.

Греттир поглядывал на Длинноволосого с искренним отвращением. Крайне утомительный тип. «Если он будет мне надоедать, – внезапно подумал Греттир с оттенком мстительного чувства, – я натравлю на него лесную братию. Пусть Робин Гуд с ним разбирается».

Он чувствовал какое-то беспокойство, словно оставил на неопределенное будущее очень важный вопрос.

Между тем Гарсеран уже пустился в правдивые рассказы о своей героической борьбе с лесными разбойниками. Гури, развалившись в кресле с кубком в руках, слушал, склонив голову набок и опустив глаза.

– Вообразите себе, сэр, – вкусно звучал в полупустом зале низкий, хорошо поставленный голос красавца Гарсерана, – и тут я выхватываю свой двуручный меч и поражаю сразу семерых бандитов! За шесть минут с плеч слетело шесть голов! Оставшиеся корчатся на земле и умоляют о пощаде…