Текст книги "И всё-таки я люблю тебя! Том 1"

Вера выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Прибежав к себе, она расплакалась. В это же время в своей спальне плакала свекровь.

Жизнь стала ещё невыносимее. Свекровь с Верой теперь вообще не разговаривала. Свёкор придерживался нейтралитета, не влезал в ссору, но и больше не был на стороне невестки.

Все со страхом и с надеждой ждали приезда Вадима. Он должен будет принять какое-то решение. И свекровь, и Вера постоянно в уме проговаривали те слова, что они скажут Вадиму. Каждая надеялась, что сумеет убедить его принять именно её сторону.

Ожидание приезда Вадима стало для Веры смыслом жизни. Временами она боялась, что сойдёт с ума.

Каждое утро она старалась первой спуститься к вахтёру, чтобы забрать почту. В лифте она просматривала все письма. От Вадима за всё время пришло только одно письмо. Вера каждый день его перечитывала, хотя знала наизусть. Но ей было приятно разглядывать красивый почерк мужа.

Почти весь день Вера сидела на кухне у окна. Оттуда был виден вход в подъезд, и Вера часами смотрела на дорожку, желая увидеть идущего по ней Вадима. Он ведь обещал приехать через месяц. Но прошло уже полтора месяца, а Вадим не приезжал.

Однажды, перебирая почту в лифте, Вера обратила внимание на толстый конверт. Но, увы, он был не от Вадима, а от какого-то Краснова Василия Ивановича.

«Надо же, Василий Иванович. Как Чапаев, – усмехнулась Вера. – Везёт же Николаю Ефимовичу. Ему вон какие письма толстые пишут. А мне Вадим даже маленькой телеграммки не пришлёт. Забыл меня, наверное. Будь она проклята, эта Франция!»

Вера со злостью бросила почту на тумбочку в коридоре. Через полчаса, когда Вера зашла на кухню, она увидела, как Анна Брониславовна читает письмо. Взглянув на Веру, свекровь взяла пустой конверт со стола и ушла в свою комнату.

«Странно. Вроде Анне Брониславовне писем сегодня не было. А может, я просмотрела? А вдруг это письмо от Вадима?! Нет. Не могла я проглядеть. Она скорее всего читает то письмо от Василия Ивановича к её мужу. Тоже мне, интеллигентка, а чужие письма читает!»

Вера включила радио и заняла своё место у окна. Об этом письме она тут же забыла.

Наконец-то позвонила Инна. Вере так хотелось хоть с кем-нибудь пообщаться. Временами ей казалось, что скоро она вообще разучится говорить.

– Привет, Верунчик! – радостный голос Инны демонстрировал, что у неё дела шли очень хорошо.

– Ой, Инночка! Я так рада тебя слышать! Как ты поживаешь?

– Замечательно. Готовлюсь к свадьбе.

– Правда? Ой, как чудесно! Я так рада за тебя! А когда будет свадьба?

– Ещё не знаю. Надо же с его предками договориться, а они пока ещё не в курсе. Мне на днях предстоит через эти проклятые смотрины пройти. Представляешь?

– Подожди, я что-то не поняла. Родители Володи ещё не знают, что вы решили пожениться?

– Ну да. Красавчик бережёт их дряхлеющие сердца. Боится, что они от такой новости сразу окочурятся. Он хочет их постепенно подготовить. Пусть готовит. Я ему дала срок неделю. А если не успеет, я ему пригрозила, что сама к его предкам заявлюсь и скажу: «Здрасте! Ваш сыночек обрюхатил меня. И теперь мне, как порядочной девушке, надо либо выйти за него замуж, либо броситься под электричку в метро. Но перед этим я напишу письмо в райком комсомола, где подробно расскажу историю, как ваш сынуля меня совратил». Вот так. Красавчик как это услышал, так сразу же засуетился. А до этого только обещаниями меня кормил, сволочь этакая.

– Ой, Инночка, ты чего так своего жениха называешь?

– А как мне ещё его после всего называть? Я на него столько времени угрохала, а как припёрла его к стене, дескать, всё, хватит, натискались по подъездам, пора и кольца покупать, так он в кусты! Он после этого не просто сволочь, а самая наиподлейшая сволочь в мире! Обрюхатил бедную девушку и хочет бросить, – всхлипнула в трубку Инна.

– Инна, ты беременная? Ох, я тоже.

– Ты беременная?! Везёт же! Так, рассказывай, что ты чувствуешь. Тебя тошнит?

– Ну да, иногда.

– Когда?

– По утрам. А тебя?

– А еду ты всю ешь?

– Почти. Только не выношу лук, даже его запах. Как почувствую, тут же выворачивает.

– А ещё что чувствуешь?

– Да ничего. Один раз, правда, так ногу свело, что хотелось кричать. А Глаша сказала, что такое у беременных бывает.

– Понятно. А больше ничего с тобой не происходит?

– Нет. А у тебя как?

– Никак. Я же не на самом деле беременная. Это я так, притворяюсь.

– Притворяешься?!!

– Ну да.

– А зачем?

– Помнишь, в школе мы учили поговорку: «Уж замуж невтерпёж»? Так вот, мне как раз невтерпёж.

– Инна, а может, не надо? Ведь ты Володю не любишь. Нехорошо это.

– Почему нехорошо? Разве выходить замуж, трезво оценивая все плохие качества будущего мужа, – это нехорошо? Любовь, наоборот, всё только портит. Она накидывает розовую пелену на мужчину, пряча от женщины его рога и хвост. И он кажется этаким святым ангелом с нимбом на макушке. И только после свадьбы вдруг понимаешь, что живёшь не с ангелом и не с архангелом, а знаешь с кем?

– С чёртом? – догадалась Верочка.

– Увы, даже не с чёртом, а с обыкновенным козлом. Вот твой Вадим ещё не заблеял?

– Инна, как ты можешь так говорить?!!

– Значит, пока ещё твой муженёк кутается в розовое покрывало. Вот когда ты заплачешь из-за него горькими слезами, тогда и разглядишь его козлиную морду, – Инна захихикала. – Представляешь, какая для тебя это будет трагедия, когда поймёшь, что ты ошиблась, перепутав нимб над головой с кривыми рогами. А я себя от этих разочарований застраховала. Я заранее знаю, что мой будущий муж козёл, и согласна жить с ним в его хлеву со всеми удобствами. И я не буду рыдать, когда он вдруг заблеет и начнёт выделывать свои козлиные фортели. Так чей брак будет более прочным – мой или твой? А? Что молчишь? Конечно, мой! Вы, наивные барышни, чуть только увидите рога своего мужа, так сразу падаете в обморок и бежите разводиться. Либо всю жизнь страдаете и изводите себя и его упрёками да скандалами, пытаясь ему хвост оторвать да рога открутить. Да только козла в ангела не переделаешь! А я его переделывать и не собираюсь, поэтому мы с Красавчиком будем жить мирно и счастливо. Вот так!

– Инна, но как же ты всю жизнь хочешь прожить без любви? Это так печально. И ты родишь ребёнка от нелюбимого человека? Это ужасно!

– Почему это я буду жить без любви? Вокруг столько шикарных самцов ходит, которые просто созданы для любви. Вроде твоего шофёра Серёжи. Но замуж за них идти – это верх глупости. Так что не переживай, у меня любви в жизни будет даже побольше, чем у тебя. А насчёт ребёнка ты права. Как представлю, что у меня родится лопоухий ребёнок с таким же прыщавым лицом и огромным носом, как у Красавчика, так меня тошнит. Нет, отцом ребёнка должен быть красивый породистый мужик. Но его поиском я займусь после свадьбы. Так что, Верунчик, всё у меня будет чики-пуки. И семья у меня будет крепкая, и любовь у меня будет.

– Всё, что ты говоришь, это ужасно. Я не хотела бы так жить.

– Жизнь рассудит, кто из нас прав и кто проживёт более счастливо. Ладно, пока. Заболталась я с тобой. Значит, говоришь, тошнит по утрам, не выносишь запаха лука и ногу сводит. Так? Ну всё, пока.

Вскоре после этого разговора Инна радостно сообщила, что свадьба будет через две недели.

– Его предки такие смешные! – хихикала в трубку Инна. – Все смотрины просидели взявшись за руки и с ужасом пялились на меня. Даже к еде не притронулись. Зато я нажралась от пуза. Там было столько вкуснятины! Правда, я сдуру брякнула, что меня от запаха лука тошнит. Так их служанка хотела унести селёдку, маринованные грибы и салаты, потому что там был лук. Но я вцепилась в тарелки и сказала, что пусть оставит, я постараюсь не нюхать. И я с таким удовольствием всё стрескала! Даже в ресторанах не так вкусно готовят. В общем, Верунчик, всё прошло чики-пуки. Они, правда, сначала хотели затянуть со свадьбой. Надеялись, дурачки, что мы передумаем. Но я сказала, что в нашей родне у беременных живот быстро растёт, так что через месяц моё пузо уже на нос полезет. Они и струхнули, что будут опозорены. Так что свадьба будет пятнадцатого. Извини, тебя я не приглашу. Ведь ты ихнего дядю пришибла. Они от меня-то в шоке, а если ещё и ты заявишься, им совсем хана будет. Ладно, пока, у меня куча дел. Да, кстати, запиши мой будущий телефон. Через две недели можешь мне звонить. Расскажу, как всё прошло.

Вера записала телефон квартиры Володи.

– Инна, а что ты скажешь, когда все узнают, что ты не беременная?

– А я после свадьбы поскандалю с его предками из-за чего-нибудь, а потом сделаю вид, что у меня произошёл выкидыш. Так что они себя ещё и виноватыми будут чувствовать, что их сынуля потерял наследника. Ладно, всё, побежала я. Пока.

Наконец-то пришло письмо от Вадима. Он писал, что сильно соскучился, но с приездом в Москву ничего не получается. Всё письмо было пронизано тоской. Верочка подсчитала, что слово «люблю» было написано семнадцать раз. Она прижала письмо к груди, слёзы грусти заскользили по её щекам, но в то же время на губах сияла счастливая улыбка.

«Он безумно скучает! Он меня очень любит! Как это прекрасно!!!»

– Вера! Вера, иди сюда! – послышался резкий голос Николая Ефимовича.

Вера чертыхнулась. Ей так не хотелось сейчас ни с кем общаться. Но она покорно вышла из комнаты.

– Что случилось?

Николай Ефимович стоял в коридоре, растерянно сжимая телефонную трубку, из которой слышались короткие гудки отбоя.

– Мне письма не было?

– Сегодня – нет.

– А раньше ты не видела письмо от Краснова?

– От Краснова? Нет. Не помню.

– Вспомни. Ведь письма всегда ты берёшь у вахтёра. Куда ты дела это письмо?

Голос Николая Ефимовича становился всё громче, а лицо от гнева побагровело. Вера испуганно захлопала глазами.

– Я никуда его не дела.

– А куда же оно пропало? Ты его выкинула? Потеряла? Спрятала? – кричал в бешенстве Николай Ефимович.

– Я не… не… – всхлипнула Вера.

На крик пришла Анна Брониславовна.

– Что случилось? – сначала удивилась она, но потом, взглянув на Веру, нахмурилась. – Опять она что-то натворила?

– Она потеряла письмо от Краснова! Ты представляешь? Она… – Николай Ефимович схватился за сердце.

– Боже мой! – воскликнула Анна Брониславовна. – Успокойся, тебе нельзя нервничать. Сядь. Глаша! Неси скорее валидол.

Анна Брониславовна усадила мужа в кресло, дала ему лекарство и, нежно гладя его по плечу, уговаривала:

– Тише, тише, тише… Не нервничай. Подумаешь, письмо, стоит ли так из-за него переживать? Если Краснову надо, так он ещё напишет или позвонит.

Николай Ефимович как-то сжался, руки его безвольно лежали на коленях, а пальцы заметно дрожали. Кровь отхлынула, сделав его теперь мертвенно-белое лицо ещё более постаревшим.

– Анечка, он умер, – простонал Николай Ефимович, – он застрелился! Мне позвонил Крылов и рассказал, что сегодня утром его нашли на даче. Перед… перед смертью он написал записку. О чём там говорится, Крылов не знает.

– Какой ужас! – охнула Анна Брониславовна. – Как же он на такое решился?!! У него же жена, сын… Надо позвонить им, выразить соболезнование.

– Я только что звонил. Его жена со мной разговаривать не захотела. Сказала, что я тоже виноват в смерти Василия Ивановича. Он месяц назад прислал мне письмо, где просил о помощи. Он так ждал, что я хоть что-то сделаю! И, не дождавшись даже моего телефонного звонка, он понял, что рассчитывать ему не на кого и… – голос Николая Ефимовича задрожал, он закрыл лицо ладонью. – Аня, я ведь ничего не знал! Я даже не знаю, что у него случилось. Где же то проклятое письмо?

– Подождите, вы сказали, его звали Василий Иванович? – робко спросила Вера.

Николай Ефимович вскочил с кресла и, взяв Верочку за плечи, посмотрел ей в глаза.

– Да-да, Василий Иванович. Ты брала это письмо?

– Да, я вспомнила. Я ещё удивилась, что его звали, как Чапаева. Я брала это письмо. Вернее, я его только принесла от вахтёра.

– А куда ты его потом дела?

– Никуда. Положила на тумбочку в коридоре.

– И куда оно подевалось? Вера, зачем ты меня обманываешь? Я тебя очень прошу, признайся, куда ты дела то письмо!

– Почему вы решили, что я вас обманываю? – обиделась Вера. – Я правда не брала вашего письма. Да и на кой оно мне?

– Но кто, по-твоему, его взял?

– Не знаю, – ответила Вера и взглянула на свекровь. Та стояла с каменным лицом, и только руки, нервно теребящие пуговицу на блузке, выдавали её волнение.

– Глаша, ты не брала? – строго спросил свёкор.

– Нет, что вы, Николай Ефимович, я никогда не трогаю ваши вещи, вы же знаете, – испуганно затараторила Глаша, – честное слово, я даже не видела того письма…

– Вера, говори, где письмо! – свёкор еле сдерживал злость. – Не испарилось же оно! Кроме тебя, взять было некому. Зачем ты мне врёшь? Признавайся немедленно, куда ты его дела?

Вера взглянула на свекровь, но та, опустив глаза, молчала.

– Я вру?!! Я вру?!! Ах так! Некому, значит, взять, да? Здесь все, кроме меня, такие честные, да? – Вера так взбесилась! Она стала кричать на всю квартиру: – Анна Брониславовна, ну что же вы молчите? Вы же всегда так кичились своей честностью и принципиальностью! «Ах, Вера, в нашем доме никто никогда не врал. Я не позволю никому обманывать», – говорили вы. Так? И где же теперь ваша принципиальность? Где честность? Струсили? Легче спихнуть всё на меня? Правильно, всё равно все меня здесь считают врушкой. Хотя я всегда говорю правду. Но мне никто почему-то не верит. А вам верят. Хотя я чужие письма в отличие от вас не читаю. И свою вину на других не спихиваю!

Свекровь побелела.

– Что ты несёшь? Что ты себе позволяешь? Да как ты смеешь так говорить со мной!

– Подожди, я не понял, – вмешался свёкор, – кто читал чужие письма?

– Она! – Вера пальцем показала на Анну Брониславовну и тоном прокурора добавила: – В тот день было только одно письмо от вашего Чапаева. Ой, простите, от Василия Ивановича. Я положила его на тумбочку. А позже, когда я вошла на кухню, то увидела, как Анна Брониславовна читает письмо. Она усекла, что я застукала её, схватила со стола конверт и смылась в свою спальню. Вот так всё и было. Так кто после этого врушка и воровка? А?

Вера упивалась своей ролью народного обвинителя. Тем более что попалась эта ненавистная ей фифа-интеллигентка, считающая её, Веру, какой-то дворовой болонкой. А сама-то оказалась ещё похлеще!

– Аня, это правда?! – Николай Ефимович с удивлением взглянул на жену.

Анна Брониславовна окаменела.

– Аня, неужели это ты?!! – ужаснулся свёкор.

И тут Анна Брониславовна заговорила. Голос её дрожал, она постоянно нервно облизывала губы. Видно было, что каждое слово она произносила с большим трудом.

– Понимаешь, я не могла тебе его отдать. Пойми, я боялась за тебя. Я боялась за Вадима. Я не могла…

– Рассказывай всё, – ледяным тоном потребовал Николай Ефимович.

Свекровь тяжело опустилась в кресло и глухим голосом начала говорить:

– За несколько дней до письма я узнала от Клавдии Петровны, что у Красновых большие неприятности. Их сын связался с какой-то компанией оболтусов, которые от скуки возомнили себя чуть ли не революционерами и составляли план, ни больше ни меньше, как свержения существующего строя и превращения нашей страны в капиталистическую державу! Ты представляешь? Они даже название придумали своей банде: «Капиталистическая ассоциация коммунистических авантюристов». Сокращённо – КАКА. Как тебе названьице? Я, конечно, понимаю, что всё это было идиотской игрой. Их Гена на самом деле неплохой парень. Но надо же и меру знать! Короче, один из этих мальчишек проговорился. Последствия были ужасными. Как пошутила Клавдия Петровна, вот они все и обкакались со своей КАКАй. Пошло, конечно, но очень метко сказано. Так вот, их, естественно, исключили из комсомола, выгнали из института. На всех, и на Гену в том числе, завели уголовное дело. Как он ни оправдывался, что всё было просто шутки ради, просто игрой, всё бесполезно. Но хуже всего, что позор пал и на Василия Ивановича. Его тут же спровадили на пенсию, причём по-тихому, без банкета и прощальных речей. Отобрали машину с шофёром. От него все отвернулись. Конечно же, всё происшедшее его сломило. Я знала, что он попросит у тебя помощи. Я с ужасом ждала, что он тебе позвонит или напишет. Ты не сможешь ему, своему старому другу, отказать. Я знаю, ты бы стал хлопотать за него и его оболтуса даже у министра! Но, Николай, пойми, этого нельзя было делать! Заступаясь, ты сам бы замарался как товарищ врага нашего социалистического общества! Тень пала бы и на тебя! И на нашего сына!!!

Николай Ефимович с ужасом слушал жену.

– Да как ты могла решать за меня? – вдруг закричал он. – Я что, маленький ребёнок? Я сам не могу принимать решения и поступать, как считаю нужным? Кто дал тебе право лезть в мои дела?

– Николай! – испугалась свекровь. Он ведь никогда раньше не повышал на неё голоса. – Николай, не кричи на меня. Я ведь переживала за тебя, за твоё здоровье. У тебя больное сердце, тебе нельзя нервничать. А в этой ситуации ты не смог бы оставаться равнодушным. К тому же подумай о нашем сыне. Ведь он тоже дружил с Геной и даже переписывался с ним! Представляешь, если бы ты стал заступаться, там бы решили, что наш сын тоже как-то связан с этой бандой. Это было бы крахом карьеры Вадима!!! Я думала…

Николай Ефимович вдруг в ярости смахнул кипу газет с тумбочки и закричал на всю квартиру:

– Ты думала?!! Да как ты своим женским умишком могла за меня, генерала, думать? Как ты посмела за меня думать?!! Да ты… ты… – внезапно он схватился за сердце и, два раза глотнув воздуха, рухнул на пол.

– Коля! – завизжала свекровь. – Коленька, что с тобой?

Она бухнулась рядом на колени и стала в истерике трясти мужа. Подлетела Глаша. Она отстранила Анну Брониславовну, прильнула ухом к груди хозяина и скомандовала:

– Анна Брониславовна, срочно вызывайте «скорую»! Вера, принеси холодной воды.

Никто не возмутился, что домработница командует хозяевами, и свекровь с Верой поспешили исполнять приказания. А Глаша стала делать Николаю Ефимовичу искусственное дыхание.

«Скорая» приехала через пятнадцать минут, но было уже поздно.

– Мне очень жаль, – констатировала молоденькая девушка, – но он умер.

– Умер? – почти беззвучно прошептала свекровь и, не веря в произошедшее, повторила: – Умер?!!

– Мне очень жаль, – опять произнесла девушка положенную в этом случае фразу. А дальше она заговорила по-деловому монотонно: – Мы тело заберём. Вы не беспокойтесь, я сейчас позову ребят, они его вынесут. Нужно будет произвести вскрытие, чтобы узнать, от чего покойник скончался. А вы приезжайте завтра в больницу и узнаете, когда сможете забрать труп. А лучше позвоните по этому телефону. Вот, я тут написала телефон патологоанатомического отделения. Давайте я вам ещё и телефон морга дам. Там есть такой Федя, он вам всё очень хорошо сделает. Красивый ваш покойничек будет, даже лучше, чем в жизни. Не стыдно будет людям на похоронах показать. Вы ему только скажите, что вы от меня, от Оли. Он тогда постарается.

Девушка посмотрела на хозяев, догадаются ли они её отблагодарить за заботу или нет. Но хозяева лишь с ужасом и каким-то отупением слушали такие для них пока непривычные слова: «тело», «труп», «покойник», «морг». Им не верилось, что всё это относится к их родному человеку. Этого не может быть! Ведь всего лишь несколько минут назад Николай Ефимович ходил, говорил, даже кричал. А теперь он лишь тело, которое надо выносить, а потом откуда-то забирать. Девушка поняла, что хозяева жмоты, вздохнула и вышла из квартиры.

Глаша сразу запричитала. Анна Брониславовна стояла в оцепенении, и лишь когда двое здоровых парней стали перекладывать её мужа на носилки, она забилась в истерике:

– Не отдам! Не отдам! Коленька, родной ты мой, никому тебя не отдам!

Она стала лупить одного из парней по спине и пыталась вцепиться в носилки. Но Глаша с Верочкой оттащили её. Когда за парнями закрылась дверь, Анна Брониславовна зарыдала.

– Коля! Коля! Коленька-а-а! – выла она по-бабьи.

Вера попыталась обнять и утешить свекровь. Для неё самой всё произошедшее было шоком.

– Анна Брониславовна, миленькая, мне так жаль! Это ужасно! Мне так жалко, и Николая Ефимовича, и вас жалко.

Но тут свекровь взглянула на неё. И вся душевная боль вылилась в ненависть к этой девице, этой рыжей клоунессе, которая пробралась в их дом и разрушила их такую счастливую спокойную жизнь.

– Ах тебе жалко? Ах ты, тварь, теперь нас жалеешь?! Да это всё из-за тебя! Это ты его убила!!! Ты, никчёмное, глупое создание, ты, пьяница, воровка и проститутка, ты, отребье, пришла в наш дом и постоянно гадишь в нём! Ты нагадила всем! Ты чуть не угробила карьеру моему сыну, ты опозорила мою семью перед всеми нашими знакомыми, ты превратила наш дом в бордель, а теперь ты убила моего мужа! Ты отняла у меня всё, ради чего я жила! Тварь! Я ненавижу тебя! Ненавижу!!!

Слёзы боли и обиды брызнули из глаз девушки.

– Я не убивала! Я не хотела! Я не виновата! – всхлипывала Вера.

– Ему нельзя было знать про то письмо. У него больное сердце. Я знала, что он не выдержит и умрёт, – кричала свекровь. – А ты ему всё рассказала. Ты убила его! Тварь! Тварь! Тварь!

Вера в ужасе ещё сильнее зарыдала и выбежала из квартиры, хлопнув дверью. Пока она бежала по лестнице, в ушах всё ещё звенело: «Тварь! Тварь! Тварь…»

Оказавшись на улице, Вера сначала долго бежала наугад, не разбирая дороги, пока не оказалась в каком-то сквере. Там она села на скамейку и просидела почти до вечера. От выплаканных слёз голова раскалывалась, а в груди осталась пустота, как будто со слезами ушла часть души. Так хотелось запереться где-нибудь в тёмной комнате, укрыться с головой одеялом и забыть, что существует мир, люди. Но куда идти? Возвращаться в дом свекрови она не могла. Где же пожить какое-то время до приезда Вадима? А там он снимет квартиру… В том, что муж встанет на её сторону, Вера не сомневалась. Ведь он действительно любит её. Это особенно было видно в последнем письме. А про сегодняшний день Вера всё ему расскажет. Ведь она ни в чём не виновата, она только защищалась. Ей стало обидно, что её подозревают в воровстве, вот она всё и рассказала.

«Куда же идти? В общежитие к девчонкам? Так они на меня в обиде. «Ага, – скажут, – когда у тебя было всё хорошо, ты нас предала. Мы тебе были не нужны. А как тебе стало плохо, так ты к нам прибежала?!»

Нет, в общагу идти нельзя. Остаётся только Инна. Только она может помочь. Неделю назад была её свадьба, так что она уже у Володи живёт. Телефон у него лёгкий, я сразу запомнила. Надо позвонить, может, Инна что-нибудь посоветует».

– Ну и дела! – ужаснулась Инна после того, как Вера всё ей рассказала. – Ох, Верка, непутёвая ты баба. Вечно с тобой что-нибудь происходит. Ну да ладно, не хнычь. Я смогу тебе помочь. За мной когда-то один мужик ухлёстывал, он начальником ЖЭКа работает. Так вот, он ещё тогда мне говорил, что может мне квартиру в Москве сделать. Но для этого, правда, надо к ним в ЖЭК идти работать дворником. Меня такая перспектива, сама понимаешь, не устраивала. А тебе на время, пока Вадим не приедет, в самый раз. И жить будет где, да и деньги какие-никакие получать будешь. Поезжай сейчас к нему. Телефона у него нет, так что запоминай адрес.

Вера несколько раз повторила адрес.

– Ох, Инна, да как же я сейчас, вечером, к нему заявлюсь? Это неприлично. И куда он меня на ночь устроит? Да и кто я такая, чтобы он мне помогал?

– Во-первых, ты его не бойся. Он тебя не тронет. Мужик он порядочный. У него жена умерла, вот он за мной и приударил тогда. А так он скромный, даже слишком. Правда, зануда. Пока мы с ним гуляли, он только за руку меня держал и вздыхал. Да болтал без умолку о любви. Лучше б поцеловал. Короче, можешь его не бояться. Если он даже и захочет тебя изнасиловать, то будет сначала долго рассуждать на эту тему. Так что сбежать успеешь. А во-вторых, если он тебе не поможет, тогда делать нечего, возвращайся к своей мегере. Всё равно других вариантов нет. Так что поезжай. А вдруг получится. Скажи ему, что ты от меня, что у тебя неприятности, тебе негде жить. Скажи, что ты согласна работать дворником, лишь бы была своя квартира. Поняла? Эту ночь переночуй у него.

– Да ты что! Как я у чужого мужчины ночевать останусь?!!

– Не бойся. Ничего с тобой не случится. Я же говорю, он только на словах смелый, а так – валенок. К тому же он не совсем посторонний. Он друг твоей подруги, мой то бишь. Значит, и твой друг тоже. Будь посмелее да понаглее. Хватит быть тетёхой. Поняла? Давай, вперёд! Я, сама понимаешь, тебя проводить не могу. Я теперь дама замужняя. Мне пока одной по вечерам шляться не пристало, надо хоть полгодика подождать. В общем, не трусь и поезжай к нему. У него телефона нет, но у меня где-то записан телефон его соседей. Я сейчас позвоню и попрошу их предупредить его о твоём визите и что тебе нужна помощь. А ты поезжай быстрее, пока совсем не стемнело. Как устроишься, позвони, поболтаем. Я тебе про свадьбу расскажу. Ой, у меня было такое потрясное платье! И фата офигенная, аж до пола! А какая жрачка была! Даже лучше, чем на твоей свадьбе. Ладно, поезжай, потом расскажу, это не короткий разговор. Ну всё. Пока.

Жил Семён Иванович на самой окраине Москвы. Здесь вместе с хрущёвскими пятиэтажками соседствовали частные дома и длинные одноэтажные бараки. Пока Вера нашла дом, на улице совсем стемнело. Она в нерешительности остановилась перед дверью двадцать первой квартиры. Ей стало страшно. Но оставаться ночью на улице было ещё страшнее. Она вздохнула и с силой нажала на кнопку звонка. Долго никто не подходил. Вера уже собралась уходить, как послышался скрежет открываемого замка. В приоткрытую дверь просунулась небритая голова.

– Чё надо? – хрипло спросила голова.

Вере захотелось тут же убежать, но она пересилила себя и робко спросила:

– А Семён Иванович здесь живёт?

– Унитаз, что ль, потёк?

– Нет.

– Трубу прорвало?

– Нет.

– Раз дело не срочное, тогда приходи завтра с девяти до пяти в контору.

Дверь захлопнулась. Вера не знала, огорчаться ей или не стоит из-за того, что тот небритый тип ушёл. Может, лучше вернуться домой? Она спустилась вниз, вышла из подъезда и остановилась. Ночная мгла пугала ещё больше. Холодный августовский ветер пронизывал аж до костей. Вера взглянула на жёлтые окна дома. Там за уютными занавесками в тёплых квартирах люди после сытного ужина сидели на мягких диванах и смотрели телевизор. У Веры от голода заныл живот. Надо идти домой. Она направилась через сквер к остановке автобуса. Но пока она шла, в голове опять зазвучал истеричный крик свекрови: «Тварь! Тварь! Тварь! Ненавижу тебя!!!» Вера остановилась. Нет. Пока Вадим не приехал, в тот дом ей дороги нет. Вера развернулась и решительным шагом направилась к незнакомцу.

– Ну, чё надо? – недовольно проворчал мужик за закрытой дверью.

– Я от Инны, – прокричала Вера в замочную скважину.

На этот раз дверь открылась полностью. Голова, как оказалось, принадлежала высокому немного полноватому мужчине лет около сорока. Одет он был в тренировочные тёмно-синие штаны с вытянутыми коленками и белую заношенную майку. Вера была удивлена. Что могло привлечь Инну в этом, уже немолодом, да к тому же с пивным брюшком и лысиной, кое-как прикрытой по диагонали жидкой прядкой волос, мужчине? Скорее всего только должность начальника и обещание помочь с московской пропиской и квартирой.

– От Инны, говоришь? – мужчина пристально осмотрел её с ног до головы. – Ну проходи. Я сейчас.

Вера прошла в маленький коридорчик, который через один шаг заканчивался, переходя в комнату, из которой была видна дверь на кухню. Мужчина тут же скрылся в ванной.

– Ты извини за такой вид, – кричал он оттуда, – я тут приболел. Простудился. Но сейчас ничего, оклемался. Ты не стесняйся, проходи. Я скоро.

Вера робко прошла в комнату и села на край дивана. Она огляделась. Кроме дивана и двустворчатого шкафа, в комнате ничего не было. Не было видно ни полок с книгами, ни телевизора, ни даже приёмника. Правда, за шкафом висела видавшая виды шторка, закрывающая скорее всего вход в кладовку. «Наверное, там и спрятан телевизор», – решила Вера, которая теперь не представляла, как можно жить без этого волшебного ящика с голубым экраном. Она тяжело вздохнула. Нервное напряжение за весь день вылилось в дикую усталость. Ей так захотелось свернуться на этом диване калачиком и заснуть.

Мужчина в ванной что-то напевал под звук льющейся воды. С трудом угадывалась вольная импровизация арии из какой-то оперы. Вера несколько раз слышала эту арию по радио.

Глаза у Веры стали слипаться, голова периодически падала на грудь. Она проваливалась в такой сладкий сон. Вдруг из ванной раздалась громкая рулада: «Ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла! Не пора-а-а ли мужчиною стать?» Веру как будто окатили холодной водой. Она захлопала испуганными глазами, но дальше пение опять стало тихим, и Верина голова снова стала медленно клониться к груди. Но тут дверь ванной со стуком распахнулась, и комнату огласил громоподобный бас: «…мужчиною ста-а-ать, мужчиною стать! Ха-ха-ха-ха-а-а-!» Вера от испуга аж подскочила с дивана.

В дверях в позе Наполеона стоял Семён Иванович. Одну ногу он выставил вперёд, левую руку завёл за спину, а правой рукой он опёрся о дверной косяк. Дескать, поглядите, каков я! А поглядеть было на что. От былой щетины на лице не осталось и следа. Реденькие волосы вокруг лысины были гладко прилизаны с помощью воды и крема после бритья. Вместо тренировочных штанов и майки на нём был чёрный костюм, белая рубашка, а на шее красовалась бархатная бордовая бабочка. Всю комнату наполнил аромат одеколона «Шипр».

Семён Иванович постоял ещё минуту, чтобы девушка смогла прийти в себя после его эффектного выхода.

– Как вас зову-у-ут, о незнако-о-омка? – пропел Семён Иванович, не пожелавший выходить из образа оперного певца.

«Он что, придуряется или просто шизик? – соображала Вера, чем это ей грозит. – Ну, Инна, спасибо, удружила! Что же мне делать? Говорят, психов лучше не злить, а то ещё хуже может быть».

Вера посмотрела на него несчастными глазами, не зная, как отвечать на вопрос.

«Мне нужно тоже петь или можно просто сказать? Эх, лучше не рисковать».

– Ве-е-ерочка-а-а, – робко пропела она тоненьким голоском.

– Вера? – переспросил он серьёзным тоном. – А я Семён Иванович. Для вас просто Сёма. Давайте теперь, раз мы подружились, перейдём на «ты»?

Вера согласно кивнула.

«Слава тебе господи, больше петь не будем».

– Ну-с, мадемуазель Вера, пройдёмте-с в столовую, – заговорил он почему-то старинным языком и сделал широкий жест рукой.

«Столовая» оказалась малюсенькой кухней площадью около пяти квадратных метров, оснащённой газовой плитой, металлической раковиной с нависающей над ней газовой колонкой и большой тумбочкой, являющейся одновременно и шкафчиком для посуды, и столом. На стене рядом с отрывным календарём висело радио. Холодильником служила ниша под окном. Завершали интерьер «столовой» две самодельные табуретки. Семён Иванович усадил Веру, смахнул рукой крошки с тумбочки на пол и полез в «холодильник».