Текст книги "Хроники Левой Руки"

Волна дикого холода обдала всех присутствующих. Хельга Ивановна только что зашла в Обеденный Зал, но фразу врача она отчётливо слышала. После его слов она нервно закурила. В головах всех присутствующих была мысль о том, что все они, кажется, ели одну и ту же еду! Астрид взяла Катерину Мстиславовну за потную и холодную руку, и вдруг почувствовала, что мелодия, которую девушка слышала теперь уже третий раз, звучит не как прежде, сыгранной на фортепиано, а уже при помощи голоса, будто кто-то пел прямо возле неё, на ухо. Девушка похолодела, ведь Катерина Мстиславовна, Минерва Мстиславовна и даже Хельга Ивановна молчали.

– Вы даже не предположите, что могло стать причиной отравления? – настырно спросил Корней Мстиславович Чернов, прищурив глаза.

– Я не могу сказать точно, я же сказал! – строго ответил врач. – Однако судороги, кашель кровью и запах чеснока, который можно почувствовать, стоя рядом с телом, может говорить об отравлении мышьяком, – констатировал доктор. – Но я не поленюсь повторить, что точную причину назовёт вам патологоанатом, – врач говорил и на ходу заполнял медицинское заключение.

– МЫШЬЯКОМ??? – опешила графиня Зейлер. – Нет, Вы явно что-то путаете!!!

– Я выдвигаю предположение, – холодно сказала врач.

– Не может быть… – прошептала, продолжая не верить своим ушам, Катерина Мстиславовна.

– Сегодня мы проведём судебно-медицинскую экспертизу, а уже завтра вы сможете узнать всё, – предупредил врач.

– Будьте добры предоставить эту информацию сегодня, – процедил сквозь зубы Марсель Сергеевич, держа за плечо Катерину Мстиславовну. – Вы должны понимать, что семья графа Зейлера очень беспокоится. А ещё Вы должны понимать, с какой семьёй Вы всё-таки имеете дело.

– Я понимаю, – произнёс непреклонный доктор. – Я понял ещё тогда, когда выехал на этот адрес. Я поручусь, и Вам позвонят сегодня же вечером.

– Сегодня же днём, – настоял барон Матвиенко.

– Сегодня же днём, – вторил доктор.

– Чудесно, – не меняя выражения лица, кивнул барон Матвиенко. Врач закончил заполнять бланк, а затем в работу включились ритуальные агенты. Они справились со своей задачей весьма быстро и оперативно. Тело погрузили в машину и повезли в морг.

– Я не понимаю… – Катерина Мстиславовна подняла на дочь воспалённые от слёз глаза. – Я не понимаю, я отказываюсь понимать!!

– Я тоже, мам, – Вероника Дориановна обняла мать, тщетно пытаясь её утешить.

Над Особняком Ветра уже около получаса висела тяжело-серая завеса безмолвия и скорби. Когда Дориан Альбертович был жив, в доме не было сильно много веселья, если бы не Катерина Мстиславовна, ведь, как мы уже знаем, последние семнадцать лет граф Зейлер был ценителем тишины и покоя, избегал шумных празднеств, которые обожала устраивать его жена: ради уважения к ней он ненадолго оставался в обществе гостей, а затем, по своему обыкновению, покидал застолье и уединялся в своём кабинете. Дом совершенно не изменился после смерти его хозяина, но тишина и вправду сейчас звучала по-другому. Она приобрела будто бы другую тональность. Оставалась минорной, но теперь этот минор звучал не печально-светло, а скорбно, опустошённо и тяжело, как если бы вдруг выпечка с корицей в раз потеряла бы ни с чем не сравнимый вкус.

После того, как хозяин Особняка Ветра умер, отсутствие корицы в пелене отчаяния сменилось колющим морозцем, что пронизывал тело и души всех находящихся здесь людей. С нетерпением и содроганием, до учащения пульса и дрожи в ногах ждали они все звонка доктора, ибо в голове не укладывалось, каким чудом им всем удалось избежать той участи, которая постигла графа Зейлера? Как могло произойти отравление? А может, это произошло далеко не случайно и у графа есть ненавистники? Ненавистники, того хуже, ещё и присутствующие здесь? От этих мыслей действительно внутри всё холодно сжималось и свербело. Об этом думали сейчас все присутствующие. Каждый из них, буквально, боялся сделать хотя бы один лишний шаг, или же лишний раз окинуть взглядом Обеденный Зал. Разумеется, к столу никто не думал подходить и близко. Дрожь охватывала при одном только взгляде на окровавленную скатерть. Скоропостижная смерть Дориана Альбертовича прокручивалась, прокручивалась и прокручивалась у всех перед глазами, как короткий, но ужасный фильм.

По правую сторону от сидящей на стуле Катерины Мстиславовны стояла дочь, прикладывая ко лбу матери платок, смоченный в холодной воде, а по левую сторону стояли Марсель Сергеевич и Минерва Мстиславовна.

– Почему… – шептала графиня Зейлер. – Почему… кому понадобилось… – она шептала это без эмоционально, одними губами и смотрела в одну точку. Куда-то далеко. Женщина уже выплакала все слёзы. Плакать больше было нечем.

– Ты правда думаешь, что это нужно было кому-то? – спрашивала её, волнуясь, Вероника Дориановна.

– А вдруг это самоубийство? – предположил Корней Мстиславович.

– Корней… какое, к чёрту, самоубийство? – не понимала графиня Зейлер.

– Если это самоубийство, то может быть так, что его к нему кто-то склонил… – выдвинула своё предположение Хельга Ивановна, сидящая на диване возле камина. На её коленях лежала обессиленная от горя Астрид, смотрящая на лепнину на потолке. Женщина гладила внучку по волосам своей холодной и костлявой рукой с жёлтыми ногтями.

– Помилуйте! – возмутилась графиня Минерва Мстиславовна. – Дориан Альбертович не был способен на такой ужасный поступок!

– Вот именно, – согласилась Вероника Дориановна. – Не могло это быть самоубийством!

– И почему же все вы так отчаянно думаете, что это не суицид? – всё-таки решил спросить Корней Мстиславович. Вчера они с сыном так долго разговаривали про графа Зейлера, что невольно граф Чернов стал подозревать в этой смерти себя и Никиту. – Любая версия имеет место быть. А если это ещё и самоубийство, к которому кто-то графа склонил, то спешу вам сказать, умелые люди могут заставить любого сделать всё, что угодно, даже свести счёты с собственной жизнью! Мастера убеждений! – он поднял указательный палец вверх. Катерина Мстиславовна, услышав неутешительную догадку брата, вновь заплакала.

– Ладно, хватит, пожалуйста! – остановила их всех Вероника Дориановна. – Догадки вряд ли приведут нас к ответу. Разумно дождаться звонка врача.

И не поспоришь.

– Корней Мстиславович, – процедив сквозь зубы, позвал графа Чернова кивком головы барон Матвиенко. Когда Корней Мстиславович подошёл к Марселю Сергеевичу, барон процедил так же, сквозь зубы, тихо. – Не нужно вгонять ещё большую тревогу в Катерину Мстиславовну.

– Я беспокоюсь за свою сестру и хочу, чтобы она была готова ко всему, – уязвлённо произнёс Корней Мстиславович, как бы понимая, что Марсель Сергеевич взял под контроль данную ситуацию вместо него. Граф отдалился от Марселя Сергеевича на шаг, а затем и вовсе решил уйти из Обеденного зала в Теневую Спальню.

– Ладно! Любая версия может быть в равной степени как правдивой, так и ложной, друзья! – подвёл итог барон Матвиенко. – Для нас сейчас самое главное быть рядом друг с другом, поддерживать друг друга! – произнёс он.

Возражений не последовало.

Тем временем, этажом выше, Никита Чернов, как взмыленный, суетно метался по комнате, в середине которой лежал небрежно брошенный туда открытый чемодан. Парень бросал свой одичавший и обеспокоенный взгляд на разные углы комнаты, и, когда ему на глаза попадались его вещи или же вещи, принадлежащие отцу, Никита судорожно хватал их и швырял в чемодан. Это причудливое занятие прервал внезапно появившийся здесь, в Теневой Спальне, граф Корней Мстиславович Чернов:

– Ну и что это ты делаешь? – в недоумении мужчина поднял одну неаккуратную бровь, наблюдая за странными действиями сына.

– Как это что, отец? – шёпотом «прокричал» Никита в упор Корнею Мстиславовичу. На лбу у парня выступили капельки пота, и причёска была сильно помята: огненно-красные кончики волос были встали дыбом, словно были языками пламени.

– Нет, я в самом деле не знаю, как это понимать, Никита, – строго и недоумевающе произнёс граф Чернов, поставив руки на пояс.

– Не строй из себя идиота! – суетно и одержимо выкрикнул Никита, тяжело дыша и тряся перед отцом смятой футболкой. – Я не убивал его! Клянусь, не убивал! – задыхаясь трындел он.

– Да заткнись ты! – выкрикнул отец, выдернув из рук сына футболку. – Ну разумеется ты не убивал его! – он всплеснул руками, поняв, из-за чего Никита ведёт себя так озабоченно.

– Мы должны непременно уезжать отсюда! Немедленно! Сейчас же! – не меняя своего возбуждённого тона, продолжал парень.

– Позволь узнать, с какой это стати? – вскинув брови, насмешливо и спокойно спросил граф Чернов. Его забавляли суетливость и волнение сына.

– Да как же ты не понимаешь! Сейчас приедут легавые и заберут меня!! – судорожно и раздражённо прошипел Никита, вертя в руках уже другую майку. На шее у парня выступили жилы от напряжения.

– Слушай сюда, баклан, – граф схватил сына за грудки и притянул к себе. – Что за чушь ты несёшь? – процедил он зло, прямо в упор сыну. – Мне совершенно всё равно, убивал Зейлера кто-то или он сам откинулся! Мне глубоко плевать! – рявкнул он и откинул Никиту от себя. Парень едва устоял на ногах и чуть не въехал в стеллаж со стеклянными дверцами. – Да даже если это и ты, мне абсолютно всё равно. Главное, вынь немедленно вещи из чемодана, приведи себя в порядок, спускайся вниз и не позорься. И заруби себе на носу: Ты не убивал Зейлера, понял?

– Понял, – кивнул Никита, выводя себя из состояния паники.

– Если ты вдруг забыл зачем мы здесь, я готов напомнить, —

прищурив глаза, процедил граф Чернов, собираясь выходить из спальни.

– Не забыл, отец, – Никита с готовностью кивнул отцу.

– Вот и славно, – выдохнул граф Чернов и ещё раз подтолкнул сына к чемодану, проводя осуждающим взглядом. – Я буду внизу. Спускайся. Полиция уже в доме. Приехала, когда ты смылся сюда, как последний трус. Будь готов, – на этих словах за Корнеем Мстиславовичем захлопнулась дверь.

Сотрудника полиции звали Виктор Андреевич Рогов. Этот мужчина был широкоплечим брюнетом лет сорока, и по его лицу как-то сразу можно было определить, что Рогов трудолюбив, внимателен и дотошен к своей работе.

– Ну, доброго утра, – начал он, обращаясь ко всем, кто сейчас был в Обеденном Зале. – Простите, – тут же осёкся он, когда словил на себе пару неодобрительных взглядов. – Не доброго. Виноват. Приношу вам свои искренние соболезнования.

– Благодарю, – сказала Вероника Дориановна и вздохнула.

Отвечая на последующие вопросы Рогова, все старались вспомнить как можно больше подробностей с сегодняшнего утра и вчерашнего вечера. Однако это утро словно выпало в какой-то осадок, провалилось на дно подсознания, углубилось в то место памяти, из которого было трудно что-то достать, даже при

всём желании. Это нормально для таких ужасных моментов жизни.

– Больше людей, я так понимаю, в доме нет? – осведомился Рогов. Корней Мстиславович кашлянул.

– Есть ещё мой сын, Никита, – кивнул граф Чернов.

– Отчего же он не присутствует здесь с нами? – спросил полицейский и покосился на графа.

– Сейчас он будет здесь, – уверенно кивнул Корней Мстиславович. – Чувствует себя неважно, вот и пришлось ему прилечь в спальне. Я приведу его сию же секунду.

Полицейский понимающе кивнул.

– Хорошо, приведите.

Разозлённый Корней Мстиславович зашагал по лестнице и через минуту ворвался в Теневую Спальню, с грохотом открыв дверь. Никита всё ещё находился там, в чём граф ни секунды не сомневался.

– Какого дьявола ты не в Зале? – проскрежетал Корней Мстиславович, весь красный от злости.

Никита лежал на полу и держался за собственную ступню, стиснув зубы от боли. Лицо его было красное. Парень едва сдерживался чтобы не закричать. Рядом с ним лежал кованый канделябр. Массивный и тяжёлый. Когда Корней Мстиславович пришёл сюда несколько минут назад, канделябр ещё стоял как ни в чём не бывало на полке стеллажа.

– Я не могу, отец! – выдавил Никита, корчась от боли.

– Враньё! – взревел покрасневший от гнева граф. – Чего ты опять учудил, щенок?! А ну быстро встал!

– Сказал же, не могу! – пропищал Никита.

– Идиот! – плюнул под ноги Корней Мстиславович. – Разве ты не понимаешь, что этой выходкой только привлекаешь к себе излишнее внимание? Было бы куда проще, если бы ты пришёл в

Зал, как я велел и не выкабенивался! Вставай! Живо! – приказал отец.

Кряхтя, Никита встал и, хромая, направился к спуску на первый этаж. Вскоре, они вместе дошли до Обеденного Зала.

– Простите его, – извинился за сына граф Чернов, обращаясь к Рогову, и похлопал едва стоящего на ногах сына по плечу. – Уронил себе на ногу подсвечник, бедолага… – отшучивался мужчина.

– Подсвечник? Ах, да, я понимаю, – повторял полицейский.

– Надеюсь, Вас не затруднит ответить на некоторые мои вопросы? Давайте присядем. Вижу, Вам очень трудно стоять.

Никита кивнул. Его бил озноб от страха и по лицу стекали капли холодного пота. Он действительно чувствовал себя неважно. Астрид заметила это и не сводила с него подозревающего взгляда.

Прошло ещё минут тридцать, когда Рогов закончил задавать вопросы Чернову-младшему.

Неожиданно раздался звонок стационарного телефона. Вероника Дориановна молниеносно подбежала к нему, сняв трубку. Это звонил доктор, спешивший сообщить точную причину смерти графа Зейлера. Женщина молча выслушала то, что говорил врач на том конце провода. Её лицо приобретало всё более бледный и бледный оттенок. Смотря на молчащую женщину, присутствующие с содроганием ждали важной и душещипательной информации. Они уже видели, что новости будут именно такие, определяя это по лицу Вероники Дориановны Лето.

– Отравление мышьяком, – одними губами прошептала женщина, повесив трубку. Она сказала это так тихо, но все отчётливо услышали сказанное женщиной. – Мышьяк был найден в напитке отца.

Рогов тяжело вздохнул. Катерина Мстиславовна снова заплакала. Астрид громко охнула и подбежала к матери.

– Как это страшно… – произнесла девушка, обняв мать.

Марсель Сергеевич Матвиенко вдруг поменялся в лице: словно его самый сильный кошмар вдруг ворвался в жизнь. Это и правда было так. Барона Матвиенко только что будто поразила молния. Его осенило кое-что колоссально зверское.

Полицейский продолжил задавать присутствующим вопросы. Очередь теперь дошла и до барона.

– Виктор Андреевич, – обратился барон Матвиенко к полицейскому. – Вы поймите меня правильно, я очень не хочу разговаривать об этом при Катерине Мстиславовне, – умоляюще произнёс мужчина. – Ну Вы посмотрите на бедную женщину. Она столько натерпелась за сегодня! Сами понимаете – потерять мужа…

– Хотите поговорить в другом месте? – с готовностью предложил услужливый полицейский.

– Пожалуй, мы можем отойти в какую-то другую комнату?

– спросил барон Матвиенко, обращаясь к Веронике Дориановне и Катерине Мстиславовне. Катерина Мстиславовна кивнула. Вероника Дориановна насторожилась.

– Почему Вы не можете разговаривать здесь? – спросила она с подозрением. – Вы что-то знаете, Марсель Сергеевич?

Никита и Корней Мстиславович сразу же оживились. Астрид тоже напряглась.

– А, впрочем, какая разница… – махнул рукой барон Матвиенко. – Буду говорить здесь!

– Говорите же! – нетерпеливо произнесла Вероника Дориановна. Катерина Мстиславовна не сказала ничего: лишь смотрела на барона широко раскрытыми, блестящими, будто со вставленным в них жидким стеклом, глазами.

– Так вот что, – вкрадчиво начал барон Матвиенко. – Я приехал сюда к Графине Зейлер на юбилей, который был несколько дней назад, но позвала меня сюда не просто чтобы его

отпраздновать, а ещё и для того чтобы я провёл стоматологическую диагностику состояния зубов у прислуги Зейлеров. Девушка жаловалась на зубную боль и Катерина Мстиславовна, как любящая хозяйка, решила дать ей возможность получить консультацию высококлассного специалиста, – он имел ввиду себя. – Так вот. Я взял с собой весь свой врачебный инвентарь, всю свою стоматологическую аптечку, но использовать ничего не стал, так как ситуация у неё с зубами куда хуже, чем я думал: девушке требовалось длительное лечение непосредственно в клинике. Рано утром, когда я отправился в ванную, я достал из аптечки новую зубную нить, чтобы почистить зубы и с ужасом увидел, что баночка с мышьяковистой пастой, которая ещё вечером, когда я проводил осмотр зубов прислуги, была запечатана, сейчас почему-то открыта! Я попытался вспомнить, не открывал ли я её сам? И нет. Не открывал. Зачем мне это было бы нужно сейчас, вне клиники? Значит, кто-то открыл её без моего ведома, пока я не видел. Это зародило во мне ужасные сомнения… но я решил не думать о том, что лезло в голову… – Марсель Сергеевич вздохнул, видя, как внимательно слушают его Вероника Дориановна, Астрид, Рогов, Черновы и Хельга Ивановна. Катерина Мстиславовна, еле дыша, тоже пыталась слушать барона Матвиенко. – Я направился в Обеденный Зал на первый этаж, чтобы выпить чаю, встретил Астрид, которая шла к себе. И прямо с лестницы увидел… Эмму!

– Я тоже её видела! – воскликнула, с ужасом, Астрид. – Она делала дедушке кофе… ещё спросила, нужно ли что-то мне.

– Эмма заходила в кабинет Дориана Альбертовича, который, либо уже проснулся, либо и вовсе в эту ночь не сомкнул глаз, – продолжал Марсель Сергеевич. – И зашла она туда не только с подносом, но и с такой широкой и радостной улыбкой на лице!.. Ну а потом, когда Астрид, вероятно, уже поднялась к себе, я услышал смех, и… ну… – барон замялся.

– Что Вы слышали? – переспросил полицейский, прищурившись.

– Не заставляйте меня краснеть, – сконфузился барон Матвиенко.

– Вы хотите сказать, что граф Зейлер и прислуга состояли в интимной связи? – без каких-либо эмоций спросил Рогов.

Марсель Сергеевич кивнул.

– Ну… она девушка видная, окрутит любого мужчину, – пожал плечами Матвиенко, слегка смущаясь. – Не думаю, что граф Зейлер стал бы исключением.

– Отец не мог!.. – прошептала, запротестовав, потрясённая Вероника Дориановна, которая отказывалась верить в происходящее. Астрид тоже ошеломлённо слушала рассказ Марселя Сергеевича. Катерина Мстиславовна подняла на барона свои блестящие от слёз воспалённые глаза. В ней только что рухнул огромный мир.

– …Когда я услышал сами понимаете какие звуки, – продолжал Марсель Сергеевич, – В моей голове невиданным образом нарисовалась эта открытая баночка с мышьяковистой пастой… Это всё соединилось в моей голове, породив ужасные сомнения.

– Подождите!.. – засуетилась, трясущаяся от услышанного, дочь графа Зейлера. – Подождите секунду! – женщина побежала открывать дверь в кабинет Дориана Альбертовича, и через пару минут вернулась оттуда с листом бумаги, вытащенным из папки документов. Это было завещание графа Зейлера. Она судорожно, на ходу, начала читать его вслух. – «…Город Северный А-Ваен… Я, Зейлер Дориан Альбертович…» – её взгляд судорожно забегал по строчкам. – «…Всё моё имущество, какое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, в чём бы таковое не заключалось и где бы оно ни находилось, я завещаю… Молчановой Эмме Павловне?!…» – Вероника Дориановна открыла рот и забыла закрыть его. В завещании графа Зейлера была единственная фамилия! Единственная фамилия, принадлежащая Эмме!!! И не одного упоминания о родственниках! – «…текст завещания записан нотариусом с моих слов и до его подписания прочитан мною лично в присутствии нотариуса…» – одними губами читала графиня. Ниже стояла подпись графа Зейлера и печать нотариуса. Женщина отложила лист на стол и села на стул ни жива, ни мертва. Кажется, её голова закружилась.

– ..Так он с ней?.. – ожила Катерина Мстиславовна. – Дориан с этой мразью?? – женщину охватил сильнейший шок. Марсель Сергеевич подбежал к ней чтобы попытаться успокоить.

– А где сейчас Ваша прислуга? – Рогов, не в силах скрыть шока от услышанного, обратился к Веронике Дориановне.

– Мама уволила её… Эмма разбила её любимую вазу. Это было ещё до того, как умер отец, – в голове ни у кого из присутствующих не укладывалось то, что рассказал Марсель Сергеевич и то, что абсолютно всё своё имущество граф Зейлер завещал какой-то, по сути, неизвестной женщине… как выяснилось

– любовнице.

– Значит нужно срочно её найти! – твёрдо сказал полицей– ский. – Мы примемся за работу сейчас же, как только изучим отпечатки пальцев на баночке с мышьяковистой пастой! – он кивнул всем, и направился к выходу. – Скоро сюда приедет моя бригада. Думаю, мы ещё увидимся.

– Спасибо Вам, – сказала Вероника Дориановна. Рогов поспешно зашагал в коридор.

– Я провожу Вас, – кивнул Марсель Сергеевич Матвиенко. Мужчины удалились из Обеденного Зала.

Рогов вышел из дома на крыльцо, и барон Матвиенко остановил его прямо там.

– Витя, – обратился Марсель Сергеевич к полицейскому. – Ты мой старый и надёжный друг. Пообещай, что к моим словам

ты отнесёшься с пониманием! – барон смотрел прямо в глаза Рогову. – То, что произошло между прислугой и графом, и я уверен, происходило все эти годы, что она тут работала, может запятнать авторитет графини. Пообещай, что об этом знать никто не будет. Расследование не должно длиться долго, Витя. Курва окрутила графа, и он переписал на неё весь этот огромнейший дом! Никакой пощады. Никакой.

– Да уж… – вздохнул полицейский. – Я незамедлительно отправлюсь за ней!

– Она не уйдёт далеко! – посмотрев куда-то на дорогу, прищурив глаза, произнёс барон Матвиенко.

– Не уйдёт, – согласился Рогов.

– И вот ещё: мерзавка должна быть найдена и наказана завтра же.

– Но… Марсель Сергеевич, а как же судебные разбирательства? А изучение отпечатков?.. – начал было Виктор Андреевич.

– Завтра же, – твёрдо процедил сквозь зубы барон Матвиенко, сунув следователю только что вытащенную из кармана приличную пачку денег. – Я не могу рисковать здоровьем Катерины Мстиславовны. Суд?.. Говоришь о суде… – задумался барон. – Хорошо. Но пусть на него тоже не будет убито большое количество часов.

– Я всё понял, – строго кивнул полицейский, сунув пачку денег себе в карман. – Негодяйка будет поймана и заключена в тюрьму завтра же.

– Вот и славно. А за убийством графа, у неё, кажется, най– дётся ещё парочка зверских убийств, так? – подняв одну бровь процедил Матвиенко.

– Каких убийств? – забегал глазами Рогов.

– А таких! – проскрежетал барон и достал из кармана ещё одну не менее большую пачку купюр. – Она – известная разбивательница сердец, и то, что она сделала с графом Зейлером – не первая, но, к счастью, последняя её шл*ханская выходка.

– А! Да! Да, разумеется! – осенило вдруг полицейского. – Всё будет так, как Вы сказали, – Мы найдём Молчанову и ей будет грозить очень серьёзное наказание.

– Вот и славно, – кивнул барон. – Наш разговор можно считать законченным, Витя. Мы будем ждать твоих ребят. Удачи тебе в поимке страшной убийцы.