Текст книги "Хроники Левой Руки"

Глава XXV СЛЁЗЫ И РУБИНОВЫЙ ПЕРСТЕНЬ

День, словно резина, дотянулся до вечера. Все в доме были словно наэлектризованы. Неожиданные и шокирующие откровения барона Матвиенко окончательно заставили всех думать, кто совершил ужасное убийство и каков был мотив. Обессиленная Астрид уснула в Обеденном Зале, в зоне гостиной. Хельга Ивановна накрыла её пледом и предпочла уединиться с книгой в спальне, в которой жила эти несколько дней. Вероника Дориановна и Катерина Мстиславовна в сопровождении Минервы Мстиславовны, Корнея Мстиславовича и Марселя Сергеевича углубились в воспоминания, очень тихо разговаривая при свечах в Обеденном Зале. Они пили успокаивающий жасминовый чай, стараясь хотя бы как-то абстрагироваться от напряжённого и поистине мрачного дня. Никита сидел в Теневой Спальне, прикладывая к ушибленной опухшей ноге пакет со льдом. Парень смотрел в одну точку, не думая совершенно ни о чём, однако в одну секунду его вдруг передёрнуло и обдало волной холода, ведь больше он совершенно не чувствует тепла в своём браслете! Тепло безвозвратно исчезло! Чернов-младший громко чертыхнулся от того, что со всей этой суетой совершенно не успел проследить, в какую минуту тепло от присутствия Ниферио-Ритио или того, что было когда-то в контакте с таинственным предметом, перестало им ощущаться. Парень совершенно не засёк этот важный момент! Теперь Никита ругал себя, ведь пропажа тепла в браслете могла значить только одно: Ниферио-Ритио из этого дома исчезло. Молодой граф сначала хоть и винил себя, потом всё же переметнулся на волну здравого смысла, ведь единственное, что пропало из этого дома сегодня – граф Дориан Альбертович Зейлер. Следовательно, Ниферио-Ритио, вероятно, пропало с ним.

Похороны хозяина Особняка Ветра состоялись утром следующего дня. Катерина Мстиславовна, Вероника Дориановна, Астрид, а также все те, кто присутствовал в доме на момент смерти Дориана Альбертовича, облачённые в траурные чёрные наряды, чёрные шляпы и перчатки, вышли из машины. Жена и дочь приняли решение не приглашать ещё каких-то людей на похороны Дориана Альбертовича. Не было сил на общение с кем-либо. Слишком тяжело далась утрата.

Кладбище располагалось в той части города, где начиналось Северолесье, и выглядело, словно находилось не на окраине города, а на окраине мира. Серый утренний туман лениво стелился над надгробными камнями, а острые чёрные ветви массивных деревьев, растущих на территории кладбища, напоминали костлявые и холодные пальцы трупов, восставших из могил и норовивших пронзить туманную завесу. Ярко-оранжевые листья придавали этому месту какую-то несвойственную и не характерную праздность ещё ранней осенью, но кладбище держали в полном порядке и строгости, своевременно проводя на нём уборку. Здесь не позволялось быть в ярком наряде даже деревьям. Тихо. Почти безлюдно и сумрачно. Конечно, приезжали люди, чтобы навестить своих родных или друзей, но всё это происходило безмолвно, будто приезжавшие лишались голоса, оказавшись здесь. Живым нечего было делать на этом кладбище. Оно лишь для покоя мёртвых людей, мёртвых деревьев, мёртвых цветов. Это кладбище, как и любое другое, не было предназначено для того чтобы предаваться воспоминаниям – они не живут на кладбищах. Воспоминания живут в том, к чему прикасались родные руки, когда ещё были тёплыми.

Гроб с Дорианом Альбертовичем поставили рядом с погребальной ямой. Катерина Мстиславовна вновь, увидев мужа, не смогла сдержать рыданий. Астрид обняла бабушку, тяжело вздохнув, обратив взгляд на бездыханного графа, облачённого в

чёрный костюм и бардовую рубашку. Марсель Сергеевич Матвиенко положил на плечо графине Зейлер свою руку.

Никита и Корней Мстиславович Черновы, не говоря ни слова, стояли по другую сторону от гроба. Граф Чернов поднял воротник своего пальто и кутался в него, щуря глаза от колючего, холодного ветра. Погода сегодняшним утром и вправду была какая-то даже морозная, не октябрьская. Земля была мёрзлая, а при дыхании или разговоре изо рта шёл пар.

Никита Чернов вдруг ощутил, как тепло стало его запястью, на котором располагался браслет. Тут же он вспомнил про свои и отцовские догадки про перстень графа. (Сейчас рубиновое кольцо по-прежнему было на пальце Дориана Альбертовича.) Хищный взгляд Чернова упал прямо на этот палец.

– Отец! – тихо процедил Никита, пихнув Корнея Мстиславовича плечом. – Я уверен, кольцо – это Ниферио-Ритио! – шепнул он.

– Уверен?.. – переспросил отец так же тихо и строго.

– ДА! – кивнул Никита. – Вот же! Смотри! – он поднял рукав своего пальто, чтобы отец смог прикоснуться к браслету. Только дотронувшись до украшения сына, Корней Мстиславович отдёрнул руку, потому что, если бы он подержал её ещё немного на раскалённом браслете, ожога было бы не избежать, и выпучил глаза от шока, что им овладел. Никита сделал небольшой шаг в сторону гроба и поймал на себе взгляды родственников.

– Нет, – притормозил его отец. – Не вздумай! – процедил граф, проскрежетав зубами.

– Но, а когда!? – шёпотом прокричал Никита, недоумевая.

– Цыц! – Корней Мстиславович заткнул сына. – Сейчас нам нужно быть со всеми! – строго сказал он.

Прощание завершилось, гроб стали погружать в яму. Катерина Мстиславовна и Вероника Дориановна плакали. Астрид

стояла в рядом с Хельгой Ивановной, кутаясь в её длинный плащ, и хлюпала носом. Минерва Мстиславовна смотрела своими перманентно-печальным взглядом куда-то вдаль, явно ища определённую могилу. Никита бросал раздражённый взгляд то на отца, то на уходящий под землю закрытый гроб, всё больше и больше чувствуя, как безнадёжно под землю уходит то, что он так долго искал. Корней Мстиславович наотрез отказался как-либо сейчас пытаться предпринять нечто чтобы украсть кольцо. Чернов-младший несусветно злился и не понимал, что задумал отец. Можно было предположить, что граф Чернов решил вдруг в кое-то веке проявить уважение к сестре, выразить сострадание её горю и забросить свою великую затею, но это было совсем не похоже на него и парень ни за что бы в это не поверил! Никиту просто распирало от негодования: ну вот же! Вот тот самый предмет, что столетиями искало Братство Полной Луны! Он был готов на всё, что угодно: даже осквернить память родственника и навсегда потерять доверие своей семьи, взамен на получение долгожданного магического артефакта, но Ниферио-Ритио вместе с гробом стремительно уходило под землю, оставляя всё меньше шансов на то, что Никита смог бы снять с пальца графа Зейлера желанное кольцо с рубином. Внутри парня всё клокотало, а в рёберной клетке будто бы бился десяток птиц, мечтая скорее выбраться! Браслет на его руке постепенно остывал. И сопровождаемый постепенно нарастающим холодом или же жаром, словно реквиемом, рушился его внутренний мир. Никита не представлял, как теперь добыть драгоценное украшение. Всё его существо сейчас выражало один огромный и жирный вопросительный знак по отношению к отцу, чего нельзя было сказать о графе Чернове, в голове которого уже созрел безупречный план, но никак не отпечатывался на его лице: оно всё так же оставалось бескровный, бледным, напряжённо-спокойным и уверенным.

Похороны завершились поминальным обедом, приготовленным только сегодня пришедшей прислугой – Маргаритой – пышной женщины средних лет с румяными щеками. Вся она напоминала мягкий бисквитный ванильный кекс и мило улыбалась, однако жители Особняка Ветра, исходя из последних событий, совершенно не желали улыбаться ей в ответ.

Если разговоры за столом сейчас и были, то это были краткие реплики членов семьи. За окном сгустились тёмные тучи, и в Обеденном Зале, присутствующие, облачённые в траурную чёрную одежду, тоже напоминали грозовые облака. Еда слабо лезла в рот, потому что души были так наполнены скорбью, что мозг думал, что грусть и горе – тоже пища, которой можно вдоволь насытиться.

У Никиты, разумеется, скорбь была по абсолютно другому поводу. Он смотрел в одну точку, а перед его глазами всё прокручивалась картина того, как он, мечась между отцом и гробом, так и не добился того, к чему долгие годы так яро шёл. Он был в половине шага от Ниферио-Ритио – сильнейшего магического артефакта, он был готов сам прыгнуть в яму вместе с гробом! Но отец… отец, главный напарник своего сына, решительных действий которого Никита ждал всем своим существом, даже не повёл бровью! Может, он всё-таки воспринял предложение Чернова-младшего, как недостоверную, ложную информацию? Может, старый граф уже не доверяет молодому? Никите оставалось только гадать. Корней Мстиславович ни в доме, ни на кладбище не проронил ни слова и всю дорогу упорно молчал. Он был ужасно зол на отца, но злость эту, решил сын, он выльет, непременно выльет на отца вечером! Терпеть уже не было сил!

Астрид тоже была погружена в свои мысли. Она не понимала, как Эмме Молчановой, работающей в этом доме три года, пришло в голову совершить такой омерзительный поступок.

Ещё утром Астрид убеждала себя в обратном, но вид мёртвого дедушки, совершенно изменившегося за ночь, заставлял внучку покойного графа презирать и ненавидеть прошлую домработницу. Однако, остыв в самую малость, Астрид поняла, что всё равно не может до конца поверить в то, что это сделала Эмма. Что-то здесь было не так, но пока девушка не решалась углубляться в эту мысль.

Поток её рассуждений в очередной раз прервала уже знакомая музыка. Вновь та, которую девушка слышала и вчера, и позавчера. Когда Астрид прислушалась к мелодии в этот раз, она вдруг поняла, что слышит её с самого начала обеда, просто не отдаёт себе в этом отчёт, как не отдаёт себе отчёт в своём ежесекундном дыхании или моргании любой человек. А может, музыка играла и играет здесь всегда? Просто все настолько к ней привыкли, что считают тишиной? Тишиной, характерной только для этого дома? Девушка не собиралась спрашивать у родственников об этом сейчас, ведь не исключено, что мелодия не доносится из Музыкального зала, а по непонятным причинам просто звучит в её голове… а если это так, то все вопросы только к Астрид. Поэтому, она просто принялась слушать мелодичную и очень грустную песню, что напевал ей, как она предпочла думать, старинный Особняк Ветра. Однако потом девушка развеяла собственные иллюзии – в Музыкальном зале находилась Хельга Ивановна.

День уныло перетекал в вечер. Катерина Мстиславовна, словно пропитанная немым стыдом за то, что это был один из её действенных способов избавления от тяжести горя – выпила немного вина и осталась в Обеденном Зале до самого вечера. С ней здесь осталась Минерва Мстиславовна. В полумраке тускло-светящихся маленьких светильников сёстры тихо разговаривали об ушедших родных. Изредка их речь прерывалась тихим плачем. Графиня Чернова словно была сшита из обрывков таких

разговоров. Каждая морщинка на её лице, каждая слеза, упавшая из её усталых глаз – всё это были будто бы те, кого она потеряла за свою жизнь. И к сожалению, судьба у этой женщины была терять больше, чем обретать. Муж изменил ей, спустя лишь пару лет после их свадьбы и уехал с любовницей в Париж. Больше о своём муже Графиня Чернова не слышала. Тогда женщина осталась совершенно одна с годовалым ребёнком на руках. Безусловно, она скучала по мужу и растить ребёнка ей было вовсе не просто. Женщина не раз порывалась вернуть мужчину, любовь к которому затаилась глубоко в сердце, которое ещё только начинало каменеть, однако вспоминая его бесчестный и отвратительный поступок, останавливала себя и лишь вспоминала два года счастливого брака… хотя… трудно было назвать счастливым их союз. Графиня Чернова, хоть ей было это и неприятно, не раз думала, что бы было, если бы муж жил бы с ней, но продолжал ходить к любовнице. Всякий раз она приходила к выводу, что будь оно так – было бы ещё хуже. Хорошо, что правда не заставила себя долго ждать. Спустя время, Минерва Мстиславовна стала считать, что муж умер, потому что внушить это себе – было единственным способом перестать хотеть возвращать его. Так, постоянно с готовностью «обрубая» себе кисти рук, Графиня Чернова поняла, что одиночество – её единственный друг и самая большая любовь. Сын… что сын? Он погиб двадцать лет назад. Самоубийство – попадание под колёса огромного грузовика.

– Ну что ж, сестрёнка… – хлюпая носом произносила она. – У нас у обеих теперь умерли мужья… – и устало улыбалась. Графиня Чернова считала своим долгом говорить с кем-то о потерях. Она была как ворона, что обычно живут на кладбищах и провожают мёртвых в последний путь. Она словно имела в руках книгу в чёрном переплёте и незримыми чернилами записывала туда имена умерших людей. Да, она горевала, но это горе

было её излюбленной эмоцией: самой правдивой. Самой яркой. Единственной эмоцией, которую графиня Чернова умела испытывать с потрясающе выработанным годами мастерством.

***

Тусклый свет ночников горел в Теневой Спальне Корнея Мстиславовича и Никиты Черновых.

– Я не понимаю, отец, – Чернов-младший сидел на краю своей кровати, облокотившись головой на ладони. – как мы могли упустить это чёртово кольцо? – он процеживал каждое слово. —Тогда, всего одно мгновение, которое могло бы отвлечь их, и я бы содрал с Зейлера перстень, но ты не позволил мне ступить ни шагу! А СЕЙЧАС-ТО, ЧТО ДЕЛАТЬ?! – он выходил из себя.

– Не трынди, с*кин ты сын! – прошипел граф Чернов, совершая кончиками пальцев вращательные движения на висках. – Из-за тебя голова раскалывается! – он взял лежащую на тумбе упаковку таблеток, закинул в рот две штуки и шумно проглотил. – В тебе есть хоть капля мозгов? Ты совсем не подумал о том, что семью, в которой кто-то умер, вряд ли чем-то можно отвлечь во время похорон? Мне интересно, как ты собирался провернуть свою аферу? Ну-ка? – граф ядовито усмехнулся. – Просто содрать кольцо при всех? Интересно, что бы ты сказал им в своё оправдание! – отец посмотрел на сына, словно Никите уже пришлось оправдываться за такой нелепый поступок, и злорадно рассмеялся. – Может быть ты бы содрал перстень вместе с пальцем, трупу ведь безразлично, не так ли? – издевался он.

– Они не заметили бы ничего, если бы ты их отвлёк! – проскрежетал Никита, не желая отказываться от своей идеи. – Нам ведь везло, отец! Я никогда не чувствовал такого жара в браслете, повторю, никогда! – с пеной у рта трындел Никита, пытаясь вогнать в твердолобого отца каждое своё слово, но всё равно

неизменно чувствовал себя рядом с ним беззащитным мальчишкой. Только с ним.

– В чём это нам везло? – усмехнулся Корней Мстиславович.

– Да в том, что за убийство посадят эту Эмму! – прошептал

Никита, вкрадчиво.

– Так это сделал ты? – граф с удивлением вскинул густые брови и зло улыбнулся. – Что ж, это было неожиданно. Не думал, что ты действительно способен на многое, ради своей цели!

– Отец, это не… – начал было Никита.

– Что? – переспросил граф Чернов.

– …У тебя нет какого-нибудь плана? Над нашей добычей два метра земли, или, может, ты решил, что сейчас его достать реальнее, чем утром? – Никита сказал совсем не то, что хотел. Сделал он это потому что заметил, что отец сейчас смотрит на него, как на равного. Не этого ли добивался Чернов-младший? Да! Ему нужно было именно отцовское признание! Только что он получил его, и совсем не важно, что для этого буквально подтвердил собственноручное убийство графа Зейлера. Парень был несказанно рад увидеть в глазах отца гордость за себя и не посчитал нужным что-то менять. Слишком сладка для Никиты была эта гордость.

– Намного реальнее, – кивнул строго и холодно Корней Мстиславович. И в момент рассеялся тот взгляд, который был так нужен Никите. Граф вновь смотрел на него надменно и свысока. – По крайней мере я знаю, как сделать это, не привлекая излишнего внимания и не вызывая подозрений. А ты, пустая бошка, совсем это не учитываешь. Не всё в этом мире для тебя!

– пригрозил он.

– О чём ты? – сын всё ещё не понимал, что имеет ввиду отец.

– Я уже обо всём позаботился, – довольный собой, сказал граф Чернов. – Мы вернёмся на кладбище в два часа по полуночи, – прищурив глаза, вкрадчиво говорил Корней Мстиславович в лицо сыну, бросая в него каждое слово, словно обжигающие капли раскалившегося на сковороде растительного масла. – Там, на кладбище нас будут ждать двое надёжных людей. Они и достанут то, что по праву наше! – это заставило глаза Никиты округлиться.

– Копать могилу?! – парень опешил и обрадовался одновременно.

– Именно, – кивнул удовлетворённо граф. – Я согласен, это несколько неприятно, но заметь, я же не заставляю тебя пачкать руки.

Глава XXIV БЕГЛОЕ КОЛЬЦО

Никита всё ещё находился в полном недоумении от слов отца, однако они полностью пришлись ему по душе.

Когда стрелки часов подобрались к двум часам по полуночи, отец и сын почти беззвучно вышли из Особняка Ветра. Сделать это у них получилось без труда, потому что заботливая сестра вручила Корнею Мстиславовичу связку запасных ключей от дома, чтобы тот мог выходить и входить сюда в любое нужное время и при всяком случае. (Разумеется, на тот временной отрезок, на которой Черновы приехали погостить.) И вот сейчас этот случай настал.

За забором Черновых уже ждала машина. Перед тем, как войти в неё, Никита с какой-то опаской оглянулся на особняк, вдохнув свежий ночной холодный воздух, перемешанный с хвойным ароматом. Огромный дом с подозрением смотрел на Чернова-младшего своими потухшими окнами. На улице было прямо сказать морозно: снег, что ещё утром растаял, сейчас вновь выпал, укрыв землю белоснежной марлей. В некоторых домах поблизости, в отличие от Особняка Ветра, свет ещё горел, и Никита оглядывался, думая, как бы кто ненароком не посмотрел в окно и не заметил его.

Наконец, двери в чёрной, сливающейся с ночью, машине захлопнулись, и отец с сыном в сопровождении молчаливого и доверенного водителя графа Чернова, направились на кладбище. Чёрная иномарка мигом домчала их до нужного места. Корней Мстиславович, подняв ворот своего пальто, поручил сидящему за рулём мужчине ждать их здесь.

Кладбищенский сторож крепко спал в своей сторожке: ему и дела никакого не было, что сюда успели проникнуть люди. Кроме того, Черновы заехали сюда никак не с главного входа. Когда отец и сын дошли до могилы графа Зейлера, там их уже

ждали двое крепких по телосложению парней, как и та машина, сливавшихся с чёрной ночью. Никита кутался в своё легкое пальто, пытаясь согреть замёрзший кончик носа, и оглядывался по сторонам, переступая с ноги на ногу.

– Ну и что? – бросил один из наёмников. – Эта могила? – он небрежно кивнул на свежее захоронение.

– Да, верно, – сухо сказал граф. – Ну же, приступайте, живо!

– Ну уж нет! Деньги вперёд! – язвительно ухмыльнулся,

обнажив свои неприятные на вид зубы другой парень.

– Какие деньги, козёл? – замахнулся явно волнующийся Никита.

– Ну ты нас за идиотов-то не держи! – буркнул наёмник.

– Ты сначала выкопай, падла, а то никаких денег не получишь! – пригрозил Чернов-младший. В ответ наёмник лишь ядовито усмехнулся.

– Да что ты в самом деле! – Корней Мстиславович отодвинул сына и протянул наёмным рабочим приготовленные деньги.

– Приступайте, парни.

– Вот это другой разговор! – довольно ответил молодой человек с плохими зубами и противно заржал во весь рот. Затем он плюнул себе на обе ладони и взялся за лопату. Товарищ его сделал точно так же. Наёмники принялись энергично копать свежую могилу. Атмосфера на кладбище накалялась. Черновым уже не терпелось взять в руки находку. Ладони у Никиты от нервозности мёрзли, потели и тряслись. Но его волнению, безусловно, суждено было смениться радостью от достигнутой цели! Наёмники извлекли из-под ещё не успевшей застыть земли гроб и, устойчиво поставив его рядом с раскопанной ямой, достали из чёрной грязной сумки свои личные причудливые причиндалы для того чтобы открыть его. Разумеется, кольцо было цело и невредимо. Да и куда оно могло подеваться, в самом деле? Возбуждённый Никита едко улыбнулся, и, буквально раз– двинув локтями наёмников, в миг оказался возле гроба. И руки его сию же секунду согрелись. Ещё бы! Ведь браслет, являв– шийся для него своеобразным компасом, «чуйкой» для поиска энергии Ниферио-Ритио, сейчас просто горел на его запястье! Серебро вот-вот бы вскипело прямо на руке!

– Вот оно, отец… – прошептал Никита и крупный рубин, находившийся в перстне, отразился кроваво-красным светом в глазах молодого графа. Корней Мстиславович предпочёл не ликовать в присутствие двух неосведомлённых наёмников. В самом деле, радоваться уверенно и открыто он себе не позволял.

– Прекрасно, – произнёс, твёрдо, граф Чернов, когда Никита, сняв перстень с трупа и надев его на свой указательный палец, победоносно поднял руку кверху, чувствуя абсолютную эйфорию. – Я всё же надеюсь, что ты не ошибся.

– Он очень горячий, – сказал Никита. – Я точно прав, отец!

– браслет действительно съедал запястье парня своим жаром, но Никите было даже приятно ощущать этот обжигающий огонь. Корней Мстиславович продолжал смотреть на сына с подозрительностью и неохотой верить в успех, однако всё же стал медленно подпускать к себе мысль о том, что возможно, парень только что надел на палец настоящее Ниферио-Ритио, а пророчество, в которое так верила Шамирам – действительно сбывается на глазах. Мысль была так далека и эфемерна, что граф Чернов не мог испытать полноценную радость, хоть и с осторожностью начинал ощущать, что в руках у его сына – желанный магический предмет, который ищет уже много веков Братство Полной Луны.

Энтузиазму и неутомимости Никиты можно было только позавидовать, чего нельзя было сказать о Корнее Мстиславовиче. За свою жизнь граф Чернов участвовал в множестве безрезультатных ритуалов, проведённых в ночь полнолуния с десятками причудливых колец, камней, картин, книг и даже предметов старинной одежды. Все эти, казалось бы, никак не связан– ные между собой предметы тоже несли сильную энергию Ниферио-Ритио, но ни один из них не был нужным магическим артефактом. Всякий раз Братство ошибалось в своих находках. И на месте графа почти всякий человек бы уже отчаялся и потерял веру в свои силы и силы других членов группы. Корнею Мстиславовичу тоже иной раз казалось, что скоро он потеряет все остатки свои веры, но он не позволял себе этого сделать, потому что на Братство было потрачено много лет его жизни, а внутреннюю пустоту, которая образуется на месте утраченной веры, вряд ли будет возможно заполнить чем-то ещё.

Неутомимым людям из Братства приходилось воровать желаемые предметы, брать у друзей и у родственников, придумывая самые нелепые оправдания, вытаскивать из грязи и даже покупать за немыслимые деньги. Ко всем этим рискованным действиям вела их, конечно, не без доли личного безумства, энергия. Энергия Ниферио-Ритио, что была на всех этих предметов и внутри членов Братства. Другими словами – энергия в телах людей тянулась к похожей энергии в предметах. После неудачно проведённых в полнолуние обрядов, члены Братства как правило, рационализировали свою неудачу и упадок сил, (постепенно ведущий, разумеется, к полной потере магического чутья), говоря, что наличие нужной энергии говорит о том, что данные предметы когда-то были в личном контакте с самим Ниферио-Ритио. И, безусловно, есть надежда на его наитие. Особенно, когда предмет обнаружит мальчик из пророчества. И вот, когда мальчик, спустя долгие годы появился, у Братства открылось второе дыхание и новая волна надежды и упорства.

Никита за своё пребывание в Братстве, хоть и за ним закрепилась роль того самого мальчика из легенды, нашёл всего лишь один предмет с помощью своего браслета. Это была старинная

малахитовая статуэтка, стоявшая на столе у администратора в его кальянной. Браслет Никиты, служивший индикатором, внезапно раскалился на его руке и он, не раздумывая схватил статуэтку, принадлежавшую девушке и мигом принёс её Шамирам. Но, когда был проведён обряд, выяснилось, что статуэтка далеко не Ниферио-Ритио. Доверие к Никите совсем немного поколебалось, но вскоре эта неудача забылась, дав ему второй шанс. И вот, второй шанс, кажется, увенчался грандиозным успехом. Теперь Никита знал, что не подведёт.

– Чего вы стоите, идиоты! – крикнул граф Чернов на наёмников, что тоже уставились, словно зачарованные, на потрясающей красоты старинный перстень. – Верните тут всё на место, живо!

Парни сразу же принялись закапывать.

– И чтобы всё было так, словно вас тут не было! – наказывал Никита.

– Завтра мы будем вынуждены оставить наших простодушных и горюющих родственничков, сын, – зловеще улыбнувшись изрёк Корней Мстиславович. Никита кивнул ему в ответ, не отрывая взгляда от кольца со зловещим рубином.

С этими словами Черновы покинули кладбище, скрывшись в машине, что и привезла их сюда.

– И откуда у Зейлеров то, что, буквально, может уничтожить весь этот мир? – спросил Никита, продолжая разглядывать кольцо и передвигать серебряный браслет то вверх, то вниз. Ощущения на коже были уже не из приятных – теперь браслет полыхал.

– Понятия не имею, – пожал плечами Корней Мстиславович. – Любят они всякие антикварные побрякушки, – несмотря на то, что сын полностью уверен в том, что на его палец сейчас надето Ниферио-Ритио, граф Чернов всё же не был так же возбуждён. Он, конечно, понимал, что может ошибаться, и сын всё

правильно обнаружил, но не спешил радоваться наивно и безудержно. Никита отлично видел эту реакцию, и это отзывалось неприятным зудом в его грудной клетке – он вновь считал, что не удовлетворил отца.

– Ну вот, и во всяких бесполезных вещах можно, оказывается, найти что-то ценное, – подытожил парень. – Надо просто знать, с какого угла посмотреть. И я этот угол нашёл! – с гордостью за себя сказал Никита.

Переутомлённый граф промолчал и нехотя кивнул.

– А если Зейлеры знали о кольце? – судорожно протарахтел Никита, словно вдруг поражённый молнией.

– Зейлеры? О кольце? – переспросил граф Чернов, подняв уголок рта в едкой усмешке. – Да не смеши ты! Никто из знающих людей не стал бы закапывать в землю… – он перешёл на шёпот, покосившись на водителя. – …такой ценный артефакт.

– А маги в их роду были? – спросил Никита.

– Маги? Нет. Род Зейлеров, конечно, очень древний и очень денежный – один из самых первых в Северном А-Ваене, но Зейлеры всегда были опрометчивы, глупы и тщеславны. Кроме того, недавние предки наших Зейлеров были ярыми противниками оккультных орденов, кланов, клубов. Когда меня и тех, кого ты знаешь ещё не было в Братстве, на него охотилась группа противников. В 1950-х они часто совершали набеги, и Братству приходилось постоянно менять место встреч. Та группа занималась истреблением людей с магическими способностями и её возглавляла мать графа Зейлера, прабабка девчонки. Её клан назывался «Чёрные Рыбы», Шамирам рассказывала тебе о нём.

– Да, но она говорила мало… – припоминал Никита. – Ты знаешь что-то ещё?

– Чёрные Рыбы очень яростно расправлялись с магами и оккультистами. Они убивали не слышно – вешали или душили, выслеживая людей по ночам, или же врывались прямо в место

сборов магов. Разумеется, много сильнейших людей покинуло Братство во имя собственных жизней и жизней своих детей, а потом разбрелось по миру. Эта утечка магов сильно ослабила Братство, а также осталось совсем мало сведений о Ниферио-Ритио. Для клуба это несусветная утрата и боль, – промолвил Корней Мстиславович. – Поэтому, в роду этих поганых Зейлеров априори не могло было магов, Никита. Хотя бы потому что маги не могут быть такими спесивыми, жестокими и не могут желать смерти себе подобным.

В Особняк Ветра им посчастливилось вернуться уже через пятнадцать минут, и войти никем не замеченными. В этот раз под ногами отца и сына не скрипнула ни одна половица.

Зайдя в Теневую Спальню, Черновы устало разлеглись на своих кроватях. Никита заботливо снял со своей руки браслет и кольцо, разместив их на прикроватной тумбочке, и тут же уснул без задних ног.

…Астрид сегодня не спалось. До двух часов ночи девушка просидела в библиотеке особняка, а теперь вернулась в свою комнату в надеждах уснуть, но сон не шёл. Она всё думала о том, что Эмма – девушка, которую она считала близким человеком, всё это время бесцеремонно пользовалась доверием жителей Особняка Ветра. Особенно Дориана Альбертовича. Чем прислуга могла так околдовать графа Зейлера, что тот завещал всё своё дорогостоящее имущество этой, едва появившейся в его жизни девушке? Да. Астрид многократно оправдывала Эмму Молчанову, не верила, что она состояла в каких-то романтических, а уж тем более в сексуальных отношениях с графом Зейлером.

Что-то в этой истории было нечисто, размыто, недосказано – девушка ясно это поняла, и даже завтра, когда все остальные члены семьи отправятся на суд по этому делу, сомнения у Астрид по-прежнему не пропадут.

Позапрошлой ночью девушка сосредоточила усиленное внимание на брате Катерины Мстиславовны и его сыне. Да, быть может, это заставила её сделать мрачная, отталкивающая внешность графа и язвительность Никиты, но даже отбросив густые, вечно стиснутые к носу брови Корнея Мстиславовича и дерзость Никиты, в глазах Астрид эти двое продолжали рисоваться, всё же, очень подозрительными личностями.

Полночные рассуждения девушки прервал звук слегка щёлкнувшего дверного замка, донёсшийся со стороны соседней спальни. Спящий бы вряд ли услышал звук, но Астрид не спала и поэтому быстро среагировала. Соседняя спальня – Теневая. В ней как раз жили персонажи её недавних рассуждений. Этот щелчок дверного замка, пришедшийся ровно на эти рассуждения, словно сдвинул невидимый индикатор этой самой подозрительности к Черновым на самый максимум. Астрид выждала ещё несколько минут, а затем приставила ухо к сообщающей комнаты стене. Было совсем тихо. Однако кто-то из них точно зачем-то выходил из комнаты, и девушка не спешила оправдывать этот выход естественной нуждой посетить уборную. Всё гораздо сложнее, думала она.

Выждав ещё минут пять, Астрид встала с кровати и направилась по лестнице вниз. Дойдя до прихожей, она накинула на пижаму своё пальто, зашнуровала тёплые ботинки, невероятными усилиями беззвучно повернула дверной замок и вышла на задний двор Особняка Ветра. Туда, куда выходили окна её спальни и спальни гостей-Черновых. На улице было очень тихо, холодно и темно, однако воздух был свеж и чист. Девушка вдохнула его полной грудью, посмотрев на сияющую в чистом осеннем небе луну.

Как раз по середине, между этими окнами располагалась голая и устрашающая тёмная крона огромного дуба, давно растерявшая свои золотые листья. Астрид, когда была маленькая,

часто забиралась по этому дереву, усаживалась на ветку и смотрела в окна своей комнаты: отсюда всё было прекрасно видно – и ей казалось это очень занимательным. Сейчас девушка решила посмотреть в окна комнаты Корнея Мстиславовича и Никиты. Она потёрла руки и принялась вскарабкиваться по дереву. Поняв, что навык мягко говоря утрачен, девушка слезла и попробовала ухватиться за ствол поудобнее. Астрид поёжилась от осеннего холода, в очередной раз осознав, что она переоценила свою способность к лазанию по деревьям… Спустя ещё пару попыток, у неё, наконец, получилось взобраться на ту удобную ветку, с которой в детстве было так интересно смотреть в окна дома. Теперь ей мог открыться прекрасный обзор на спящих Корнея Мстиславовича и Никиту, к её счастью не опустивших на окна тёмно-бирюзовые тяжёлые портьеры. Что-то внутри Астрид в этот момент только хотело утихомириться, и девушка уже было собралась слазить с дерева, как вдруг её взгляд упал на ярко-алый камень, в одном из граней которого отразился лунный свет и привлёк её внимание. Камень лежал на прикроватной тумбочке около Никиты. Приглядевшись, Астрид с ужасом поняла, что это… дедушкин перстень!!! Дедушкин перстень, с которым, он, ещё сегодня же утром отправился в свой последний путь. Астрид не ошиблась, хотя думала, что мозг обманывает её, но да, именно этот перстень она видела на пальце Дориана Альбертовича каждый день! Теперь в голове девушки всё окончательно спуталось. Она ещё долго всматривалась в этот рубин, и волнение с каждой секундой переполняло её всё больше и больше. В ушах словно звучали некогда сказанные графом Зейлером слова: «Этот перстень достался мне от моего прадеда, и сделан он в единственном экземпляре!»