Текст книги "Секретная миссия Пиковой дамы. Кукиш с икоркой"

– Наташина?

– Не совсем Наташина.

Я снова замялась, не зная, как рассказать про записку в банке.

– Это фото одного, скажем так, плавсредства. Понимаете, прошлым летом, восьмого августа, я отдыхала на море и совершенно случайно сделала одну такую занятную фотографию…

– Понятно, – протянула девушка тоном, который полностью противоречил сказанному. – В общем, вы ищете Наташу, да?

– Да! – обрадовалась я. – Вы дадите мне ее адрес или телефон?

– Только если вы пообещаете, что об этом не узнает папа. Он отказался от Наташи и взял со всех нас клятвенные обещания прекратить с ней все и всяческие контакты!

– Сурово, – сочувственно заметила я. – Диктуйте адрес, обещаю, что Андрей Вадимович ничего не узнает.

На обрывке газеты, удачно попавшейся мне под руку, я нацарапала адрес квартиры, в которой проживала Наталья Лукова, и с запозданием поинтересовалась:

– Простите, а вы-то кто будете?

– Я Наташина младшая сестра. Катя, мы…

Девушка вдруг осеклась и после короткой паузы заговорила совсем другим голосом:

– Ну, все, Мариночка, увидимся в институте! Конспекты я принесу, к семинару подготовимся вместе.

Я недоуменно посмотрела на протяжно гудящую телефонную трубку: Мариночка? В институте? А, понятно: должно быть, некстати вернулся суровый отец Луков, и смышленая Катя поспешно свернула наш разговор. Ладно, и на том спасибо!

Еще раз взглянув на часы, я убедилась, что до настоящего вечера еще далеко. К чему это я? К тому, что сидеть в четырех стенах, дожидаясь возвращения Ирки в растрепанных чувствах, мне решительно не хотелось и даже не моглось. Вытянув из разговора с доброй девушкой Катей кончик путеводной ниточки, я жаждала как можно быстрее размотать весь клубок, для чего собиралась безотлагательно нанести визит Наталье Луковой – благо теперь мне было известно, где она живет. В микрорайоне Водников, а это совсем рядом с нашим Пионерским! Да простит меня Ирка, но я отправляюсь навстречу новым приключениям без нее!

Торопливо дохлебав остывший чай, я отнесла Томке позавчерашний борщ, приготовленный Иркой еще в «похудательном» настроении. В целях борьбы с калориями он был сварен без мяса, получился невкусным и закономерно остался несъеденным. Чтобы собачка не воротила нос от вегетарианского блюда, я вывалила в миску с жидкой овощной кашей банку говяжьей тушенки, и Том принял поправленный таким образом борщ благосклонно.

Пока пес полировал языком быстро опустевшую миску, я проверила свою боеготовность и пришла к выводу, что пороха в пороховницах, пятидесятирублевых купюр в кошельке и бензина в баке, вполне достаточно для проведения нового этапа операции с условным названием «Обезьяна с гранатой». Приматом женского рода я в данном случае самокритично признала себя, а взрывоопасным предметом, вне всякого сомнения, была историческая баночка с запиской.

До микрорайона Водников я добралась без всяких приключений и уже около семнадцати часов, в быстро сгущающихся сумерках, нашла в глубине квартала дом, где, по словам Кати, обитает Наталья Лукова.

Сюрпризы начались на стадии поисков в данном доме квартиры под номером сорок восемь. Заглянув в первый подъезд и взглянув на номера почтовых ящиков, я трезво рассудила, что сорок восьмая квартира должна находиться в последнем подъезде шестидесятиквартирного пятиэтажного дома, на первом этаже, дверь направо.

Как бы не так! В четвертом подъезде пятиэтажки сорок восьмой квартиры не было! Ни на первом этаже, ни на каких-либо других, я не поленилась подняться аж до пятого! Ее вообще нигде не было! Сразу после сорок седьмого номера шел сорок девятый!

– Интересное кино, – неприятно удивилась я.

И честно попыталась вспомнить, не является ли по поверьям каких-либо народностей число сорок восемь столь же несчастливым, как, например, чертова дюжина. Говорят же, что в Штатах во многих отелях нет помещений под номером тринадцать, потому что американцы этого числа побаиваются. Может, и данный дом строили очень суеверные люди? Правда, я никогда раньше не слышала, чтобы кто-нибудь опасался сочетания четверки с восьмеркой…

Глубоко задумавшись, я вышла из подъезда и остановилась на крыльце, не зная, куда двигаться дальше.

– Потеряла чего, доча? – с доброжелательным интересом спросил длиннобородый дедуся, величественно восседающий перед домом на складном стульчике.

У подъезда стояли две деревянные скамейки на чугунных ногах, на вид – вполне прочные. Они пустовали, но старичок отчего-то предпочел угнездиться на шатком брезентовом табуретике.

– Сорок восьмую квартиру потеряла, – растерянно призналась я.

– Не ты первая!

Дедуся довольно хохотнул и так широко разулыбался беззубым ртом, словно самолично спрятал куда-то сорок восьмую квартиру и теперь радовался тому, что его шутка удалась.

– Слышала бы ты, уж как почтальонши лаялись, пока не привыкли! – Дед шепотком процитировал несколько ругательств. – Не тушуйся, доча, ступай за угол, там твоя пропажа найдется!

Заинтригованная, я протопала по дорожке в указанном направлении и уперлась в красную стену: с угла к блочной пятиэтажке была прилеплена одноэтажная кирпичная пристройка. Над крыльцом в три ступеньки нависал шиферный козырек, рядом с металлической дверью висел почтовый ящик с надписью: «Кв. 48».

Теперь я поняла, почему сорок восьмой квартиры не было в доме: очевидно, хозяева, увеличив площадь своего жилья за счет пристройки, перепланировали помещение и замуровали вход из подъезда.

Я поднялась на крыльцо и придавила кнопку звонка. В помещении остервенело залаяла собака. Я отклеила палец от звонка, и нервная псина замолчала. Я снова позвонила – собака с готовностью ожила. Не пойму, то ли там песик дрессированный, как собака Павлова, с выработанным рефлексом подавать голос по сигналу, то ли это сам дверной звонок не звенит, а лает?

Развеять мое недоумение было некому, дверь не открывалась. На всякий случай я еще постучала (воображаемая собака молчала как убитая!), но с тем же нулевым результатом. Я спустилась с крыльца и вернулась к подъезду, надеясь расспросить об обитателях квартиры номер сорок восемь словоохотливого дедушку, но старичок уже удалился, не забыв прихватить с собой табурет. Я села на лавочку, поджидая кого-нибудь из жильцов.

Скамейка оказалась жутко холодной, и мне сразу стало ясно, почему благоразумный дед предпочел ледяным доскам общественной лавочки брезентовое сиденье частнособственного стульчика. Чтобы не нажить разом ревматизм, радикулит и воспаление седалищного нерва, пришлось со скамейки встать.

Незаметно стемнело, в отдалении зажглись фонари, освещающие шеренгу торговых точек. У подъезда было темно. В шестом часу к дому потянулись люди: в основном мамаши с детками и сумками. От меня они почему-то шарахались и спешили скрыться в подъезде, оставляя без внимания незаконченное вопросительное предложение:

– Простите, не скажете, в сорок восьмой квартире кто…

Отчаявшись получить ответ, я решила терпеливо дожидаться урочного появления обитателей сорок восьмой и, чтобы не пропустить их в темноте, встала точно напротив пристройки. Тут было совсем тихо, вообще ни одной живой души, если не считать бродячую собачку, усевшуюся у моих ног в надежде получить какой-нибудь гостинец. Я скормила песику завалявшуюся в кармане карамельку и вздохнула. Ну никаких условий для работы самозваного частного детектива! Темно, безлюдно, и нужная квартира, как на грех, обособлена, как военный объект в сибирской тайге! Поскольку в боковой стене дома даже окон нет, одна эта пристройка торчит, как ласточкино гнездо, жильцы прочих пятидесяти девяти квартир наверняка практически не сталкиваются с Натальей Луковой.

Тем временем ветер усилился и с неба посыпалась противная ледяная стружка, царапающая лицо, как наждачная бумага. Я подняла капюшон и втянула голову в плечи, прячась в шубу, как черепаха в панцирь. Стуча зубами и прикусывая шарф, перебежала через дорогу к веренице торговых заведений, надеясь отыскать среди них какую-нибудь кофейню, закусочную, пельменную, блинную – сгодилась бы любая забегаловка, лишь бы в ней подавали что-нибудь горячее. Я согласна была на любое согревающее пойло – от порошкового кофе до расплавленной смолы. Впрочем, по моему мнению, первое от второго не слишком отличается.

Не разобравшись, вместо кофейни я вломилась в магазин сувениров. Меня сбила с толку изображенная на вывеске кружка. Чашки, кружки и прочие емкости в магазинчике действительно были, но никаких напитков к ним не прилагалось, зато в торговом зальчике было тепло, а сквозь большую стеклянную витрину открывался прекрасный вид на сорок восьмую пристройку. Подобравшись поближе к батарее парового отопления, я принялась оттаивать, с интересом оглядывая заполненные товаром полки.

Сувенирная лавка под названием «Штучка» была битком набита разными интересными предметами, практическая ценность которых была невелика, но оригинальностью вещицы блистали просто до рези в глазах. Мне запомнились следующие странные предметы: классические «бабушкины» вязаные носки из грубой шерсти разных цветов, снизу проклеенные прочной рогожкой и поставленные на подкованную «шпильку»; набор декоративных браслетов из тисненого пенопласта; «закрытый» купальный костюм из абсолютно прозрачного полиэтилена; кольца для салфеток из раскрашенного вручную папье-маше, а также затейливо сложенная глянцевая бумажка, путем простого надувания превращающаяся в вазочку для цветов.

Минут через тридцать, войдя во вкус, я начала делать покупки и вскоре стала счастливой обладательницей металлической заколки для волос, трансформирующейся в складной перископ. Коляну я прикупила очаровательные трикотажные трусы с изображенным на «причинном» месте дорожным знаком «Конец всех ограничений». Для сынишки был приобретен вечерний прогулочный набор из шести фосфоресцирующих прищепок – для обозначения габаритов ребенка – и одного отражателя, привешивающегося малышу на пятую точку – как я поняла, для пущей точности нанесения шлепков. Погрузившись в изучение прилагающейся к комплекту схемы иллюминации малыша, я чуть не пропустила появления жильцов сорок восьмой квартиры, если бы между делом случайно не выглянула в окно.

Я подхватила под мышку пакет с приобретенными штучками-дрючками и зашагала к объекту наблюдения.

Собачий звонок злобно тявкнул и заткнулся. Тяжелая входная дверь распахнулась без унизительных требований огласить имя посетителя, предъявить документы или назвать пароль.

– Вы ко мне? – спросила меня молодая женщина в пестром брючном костюме из набивного шелка.

Проигнорировав экзотический наряд, я с удовольствием рассмотрела пышную белокурую шевелюру хозяйки.

– Вы Наталья Лукова? – спросила я, почти не сомневаясь в ответе.

Блондинка в шелковых брючках была очень похожа на ту, которую фотограф общества собаководов-любителей запечатлел в обнимку с толстым складчатым щенком.

– Она самая. – Женщина зябко поежилась и отступила в глубь квартиры. – Проходите, пожалуйста.

– Мы с вами не знакомы, – издалека начала я, остановившись в прихожей. – Меня Леной зовут… Честно говоря, мне непросто вот так, с ходу, объяснить вам цель моего визита…

– Так и не надо с ходу, – приветливо улыбнулась Наталья. – Замерзли? Пойдемте на кухню, чаю попьем! Угощать у меня, правда, особо нечем, я одна живу, готовлю редко.

– Понимаю. – Я с удовольствием сменила промокшие сапоги на предложенные мне домашние тапочки из овчинки и прошлепала в кухню. – Сама к плите не приближаюсь, когда мои мужчины в отъезде!

Наташина квартира, хоть и оснащенная пристройкой, осталась однокомнатной, только с более просторной прихожей. В аппендиксе, примыкающем к замурованной входной двери, был устроен симпатичный спальный закуточек на одну персону. Судя по ширине помещенной в «будуаре» кровати, Наталья не только жила, но и спала одна – согласитесь, это совершенно разные вещи.

Маленькая кухонька была идеально чистой, на плите не теснились кастрюльки, в мойке не громоздилась грязная посуда. Чистая посуда также не наблюдалась: на полочках я углядела всего две чайные чашки, и те хозяйка тут же перенесла на стол, поставив рядом с запечатанной коробочкой чая в пакетиках и соблазнительно пахнущим свежим кексом. Кекс я узнала с первого взгляда и даже, если можно так сказать, с первого «нюха»: это было дивно вкусное фирменное «Ванильное облако» из незабываемой кондитерской «Гуд-Гуд»!

– Вам разве можно такое есть? – Я вспомнила, что Наталья больна диабетом. – Или этот кекс на сахарине?

– На аспартаме, – поправила меня хозяйка, наливая в чашки подоспевший кипяток. – Аспартам – это гораздо более качественный заменитель сахара, чем сахарин. Правда, он вдвое дороже и в три раза менее сладок, чем сахарин, но зато, в отличие от сахарина, не накапливается в организме и потому совершенно безвреден.

– Приятно слышать, – вежливо заметила я, с вожделением взирая на аппетитный кексик.

Я бы его съела до последней крошечки, будь он хоть трижды вреден!

Наталья аккуратно нарезала кондитерское изделие и положила аппетитный кусочек на мое блюдце:

– Угощайтесь.

– Обязательно угощусь, – согласилась я, вонзая ложечку в ванильную плоть кекса.

Слопала половину куска, жадно выхлебала обжигающий чай и только тогда вспомнила, зачем пришла. Гостеприимная хозяйка следила за тем, как я набиваю брюхо, доброжелательно, не выказывая ни малейшего нетерпения. Какая милая женщина!

– Наташа, скажите, вы этим летом на море были? – отодвинув пустую чашку, спросила я.

– Ох, лучше бы и не была, – махнула рукой блондинка. – Из-за этого дурацкого отпуска меня муж бросил!

– Что, курортный роман приключился? – понимающе спросила я.

Наташа неожиданно покраснела, что называется, до корней волос. Я поняла, что ляпнула совсем не то, и поспешила заполнить неловкую паузу сбивчивой речью:

– Наташенька, знаете, мы с мужем этим летом тоже были на море. В августе. И вот восьмого числа, когда было затмение, мы выловили из моря один странный предмет…

Невразумительно и сумбурно, перескакивая с пятого на двадцатое и обратно, я кое-как рассказала внимательно слушающей Наталье историю обретения «баночной» записки и была вознаграждена неожиданно бурной реакцией блондинки.

– Леночка! Эта записка, она у вас сохранилась?!

Перегнувшись через стол и едва не смахнув с него чашки, блондинка порывисто схватила меня за руку.

– В общем, да, сохранилась, – уклончиво сказала я, осторожно пытаясь высвободить руку с ложечкой, которой я как раз собиралась еще разочек ковырнуть вкусный кексик.

– Она у вас?! И вы можете рассказать эту историю еще раз и подтвердить, что она правдива?! – Наталья выпустила мою руку и стиснула свои.

– Могу даже поклясться на Библии, если хотите, – согласилась я. – Только зачем это вам?

– Леночка, да вы же можете меня спасти!

Наталья некрасиво скривила рот и вдруг горько, по-бабьи запричитала.

Забыв проглотить положенный в рот кусочек кекса, я вынуждена была выслушать перемежающийся слезами и истерическими выкриками монолог, содержание которого в систематизированном виде выглядело следующим образом.

В прошлом году профессор Андрей Вадимович Луков выдал замуж старшую дочь Наталью за своего аспиранта Сергея Долгова. Сереженька всегда был любимым учеником профессора, и Андрей Вадимович с большим удовольствием принял его в члены семьи – тем более что у Луковых до сих пор не было ни одного сына, только восемь дочек. Обрадованный доктор закатил пышную свадьбу и подарил новобрачным отдельную квартиру, в которой те и поселились. Медовый месяц пролетел, как один прекрасный день, а потом молодой муж активно взялся за работу, предложенную ему тестем: Долгов принял управление сетью частных аптек «Доктор Луков». Андрей Вадимович хоть и сокрушался, что Сереженька оставил научную работу, но был рад тому, что все хлопотные административные дела взял на себя молодой энергичный человек. Со своими задачами Долгов справлялся превосходно, так что Луков был очень доволен зятем. Так, ко всеобщему удовольствию, продолжалось до рокового августа, а потом в один день все кончилось.

В начале августа Луковы – Долговы отправились к морю, в одно время, но в разные места: Сергей с Натальей – в курортный Геленджик, супруга Андрея Вадимовича Светлана Павловна с младшими девочками – в Анапу, а сам профессор – в Сочи, где в шикарном дорогом отеле проходила научная конференция репродуктологов. Из всего многочисленного семейства Луковых в городе осталась только вторая дочка Андрея Вадимовича и Светланы Павловны, студентка Катя. У девушки, завершающей обучение на четвертом курсе экономического факультета университета, как раз была производственная практика в одном из екатеринодарских банков, поэтому ей было вменено в обязанность присматривать разом и за большой квартирой Луковых, и за щенком Долговых.

Начало конца семейной идиллии датировалось седьмым августа. Вечером, после ужина в доме отдыха, Наталья с Сергеем отправились в казино, где жена ненадолго потеряла мужа из виду, потому что и он, и она сама жутко увлеклись неравной борьбой с «однорукими бандитами». Как раз тогда, когда у Натальи закончились жетоны и она начала оглядываться по сторонам в поисках мужа с кошельком, к ней подошел очень симпатичный молодой человек, представившийся менеджером развлекательного комплекса. Юноша сообщил Наталье, что ее супруг арендовал для морской прогулки небольшую яхту и ждет жену на борту. Предупредительный молодой человек вызвался сопроводить даму к причалу, испросив разрешения ненадолго отлучиться, чтобы доставить на борт сделанный клиентом заказ: фрукты, сухое вино и газировку с подсластителем «аспартам». Наталья взглянула на бланк заказа, с которого юноша по слогам прочитал трудное слово «аспартам», узнала руку мужа и с легким сердцем пошла с провожатым к морю. По дороге молодой менеджер очаровательно шутил и рассказывал своей спутнице в высшей степени приличные и очень смешные анекдоты, над которыми Наталья от души смеялась.

Не очень новая, но симпатичная яхта ожидала пассажирку в конце скудно освещенного причала. Название суденышка близорукая Наталья в полутьме прочитала как «Лори». Галантный провожатый помог женщине подняться по трапу, предложил ей пройти в каюту к мужу и, дождавшись, пока Наталья спустится по крутым ступеням, закрыл над ее головой люк.

В тесной каюте, против ожидания, никого не оказалось, и только тут у Натальи появились первые смутные подозрения, спустя некоторое время превратившиеся в полную уверенность: Сергея на борту не было, ее заманили в ловушку!

Но кто это сделал и с какой целью? Может быть, ее похитили, чтобы потребовать выкуп? Но Наташа не считала себя важной персоной и не думала, что за нее можно выручить большую сумму денег, разве что папа Луков раскошелится, но это маловероятно: в семье еще семь дочерей, на всех не напасешься!

Через некоторое время пленница осознала, что яхту стало ощутимо потряхивать, и сообразила, что суденышко вышло в море. О боже! Ее увозят от родных берегов!

Большая любительница слащавых женских романов, Наталья немедленно вообразила, что будет дальше: пиратское судно умчит ее к турецким берегам, а там белокурую красотку продадут в гарем, где и угаснет ее молодая цветущая жизнь!

Путешествия и приключения Наташе нравились, но становиться рабыней страсти она категорически не хотела, а потому решила предпринять все возможное для собственного спасения.

Первым делом она обследовала каюту, в которой, собственно говоря, и нечего было обследовать. В тесном помещении имелся минимальный набор дегенеративной мебели типа «полочки-лавочки», циновка на полу, крошечный холодильник размером с переносной ящик для кошки и шкафчик, при ближайшем рассмотрении оказавшийся санузлом – таким узким, что все дела в нем нужно было делать стоя. В микроскопическом холодильнике обнаружился кусок свежего голландского сыра, рядом лежала четвертушка черного хлеба, аккуратно завернутая в полиэтилен. Наталья поняла, что умереть от голода ей не дадут. А от жажды?

Непочатая пластиковая бутыль с чистой питьевой водой стояла на откидном столике. Наташа машинально откупорила емкость, с трудом подняла ее и прямо из горлышка напилась минералки без газа, откусила кусочек сыра и призадумалась.

В памяти сами собой всплыли многочисленные истории о бутылках с записками, в коих потерпевшие бедствие сообщали свои координаты и слезно молили о помощи. Наталья не знала своих координат, ну и бог с ними, яхта-то еще не затонула! Зато название пиратского судна было ей известно, а это уже кое-что.

Решено, она бросит в море бутылку с запиской!

Наталья взбодрилась, но тут возникла первая проблема: на чем и чем эту записку написать. С этим Наташа справилась быстро. Она нашла в похожем на пенал санузле рулон туалетной бумаги и выуженной из собственной сумки губной помадой написала на обрывке название яхты и свой домашний телефон. Потом ей пришло в голову, что надо было бы указать и номер мужнего мобильника, но было уже поздно: яхту в очередной раз тряхнуло, Наташа выронила тюбик «губнушки», и он куда-то закатился, так что она не смогла его найти. Ладно, авось, пока ее послание найдет читателя, Сережа уже вернется домой.

Разобравшись с запиской, Наташа перешла к следующему этапу – поискам подходящего почтового сосуда. Имевшаяся в наличии пятилитровая бутыль из-под минералки, которая и навела пленницу на мысль о бутылке с запиской, в дело не годилась, потому что форма и размеры этой емкости не позволяли протиснуть ее в малюсенький иллюминатор.

– Скворечник какой-то! – негодующе возвестила Наташа, примерив квадратное донышко бутылки к круглой дырке окошка.

И тут же ей пришло в голову, что нечто подобное, то есть маленькое и круглое, она совсем недавно где-то видела! Точно! У нее в сумке лежала чисто вымытая майонезная баночка с завинчивающейся крышечкой!

Тара предназначалась для чистой морской воды, которую они собирались набрать во время предстоящего ночного купания. Ната желала самолично проверить утверждения о целебной силе морской водицы, умывание которой, как ей рассказывали, придает коже дивную свежесть и цветущий вид. У берега вода была сильно загрязнена, поэтому Наташа попросила Сергея сплавать за дармовым косметическим средством подальше в море, и он согласился, но тут они пошли в казино, и дальше случилось то, что случилось.

Переключившись на мысли о косметических процедурах, пленница едва не забыла, с какой целью достала из сумки баночку: в самом деле, яхта наверняка была в открытом море, и лучшего случая разжиться кристально чистой морской водицей нечего было и ждать! Ната даже машинально заозиралась по сторонам в поисках подходящей веревочки, с помощью которой баночкой можно было бы зачерпнуть целебной воды, но на глаза ей попалась собственная записка, и женщина одумалась. К черту косметологию, для кого это она будет холить и лелеять свою красу, для хозяина гарема? Мифический турецкий султан виделся ей жирным носатым дядькой, поросшим густыми черными волосами с ног до головы, в парчовых тапках с загнутыми носками, в алой феске. Белокурая пленница категорически не желала становиться игрушкой в его волосатых руках!

Проверив, суха ли баночка, Наташа на всякий случай еще тщательно протерла ее изнутри все той же туалетной бумагой, потом осторожно свернула записку, поместила ее под стекло и плотно завинтила крышечку. У нее все же были сомнения в том, что закупорка герметична, поэтому Наташа решила предпринять дополнительные меры для защиты своего послания от разрушительного воздействия морской воды. Меры эти заключались в том, что она тщательно очистила от воска кусок «Голландского сливочного». Сыр съела, а красные восковые корочки сложила горкой в металлическую пепельницу, подержала над пламенем своей зажигалки и расплавленным составом старательно залила горлышко майонезной банки. Получилось очень хорошо, крышка полностью спряталась под защитной корочкой!

– На кого бог пошлет! – Перекрестив баночку, Наташа метнула ее в иллюминатор, постаравшись забросить как можно дальше.

Авось побыстрее доплывет до берега и попадет кому-нибудь в руки!

Мысль о том, что баночка может доплыть не до нашего берега, а до турецкого, как-то не пришла ей в голову.

– Судя по тому, что вашу записку получили мы с мужем, призыв о помощи до адресата не дошел, – с сожалением подытожила я. – В таком случае как же вам удалось спастись из вражеского плена?

– Очень просто, – вздохнула Наташа, утирая слезы бумажной салфеткой. – Наутро уже другой молодой человек открыл люк и выпустил меня из каюты, только не в Геленджике, а в Сочи! Этот юноша номер два без всяких объяснений провел меня на причал и показал здание дома отдыха, в котором, как я знала, должен был находиться мой папа. У него как раз был симпозиум…

– И вы нашли папу и вернулись домой? – догадливо закончила я.

– Не совсем так. Я нашла папу, а с ним вместе и мужа, причем оба они были в бешенстве, наперебой клеймили меня позором за распутство и дуэтом гнали вон из своей жизни, – Наташа снова всхлипнула. – Понимаете, Сереже рассказали, что я, радостно смеясь, ушла в ночь рука об руку с очаровательным молодым кавалером, у которого, как оказалось, была вполне определенная репутация. Ночь я провела неизвестно где, наутро объявилась в Сочи, вся такая помятая и потрепанная… В общем, я папу с Сережей понимаю, все это выглядело не лучшим образом!

– И муж вас бросил? – посочувствовала я.

– И муж, и отец! – Наташа криво улыбнулась. – Дело в том, что у моего папы до невозможности строгие моральные устои, я другого такого принципиального человека просто не знаю. Меня, как падшую женщину, он больше знать не хочет и на порог не пускает. А с Сережей они, кажется, еще больше сблизились! Папа ему как обманутому мужу очень сочувствует, так что дочь он потерял, а сына сохранил.

– А что ему? Одной дочерью больше, одной меньше! – проворчала я, окончательно убеждаясь в том, что Андрей Вадимович Луков редкостный… как бы это сказать приличными словами? Ну, в общем, на редкость, нехороший человек! Редиска!

Да и любимый Наташин муженек, Сереженька, тот еще фрукт! Вот, не зря продавщицы в кондитерской называли его козлом!

– Лена, вы оставите мне эту фотографию? – Наташа жалобно посмотрела на меня влажными глазами и шмыгнула носом. – Я покажу ее Сереже, может, тогда он поверит, что я не лгала, меня действительно похитили, а я честно пыталась дать ему знать об этом!

Я усомнилась в том, что фотографический снимок «баночной» записки убедит козлика Сереженьку в невиновности бывшей супруги – уж слишком легко он поверил в ее моральное падение! Но говорить о своих сомнениях несчастной женщине я не стала. Зачем расстраивать ее еще больше? Я взяла с Наташи обещание непременно позвонить мне с рассказом, как прошла демонстрация оправдательного снимка, оставила ей один экземпляр фотографии из двух имеющихся у меня и покинула сорок восьмую квартиру со смешанным ощущением облегчения и неудовольствия.

С одной стороны, загадка баночки вроде разрешилась. С другой – вся эта история выглядела так некрасиво, что я не чувствовала того удовлетворения, которое, по идее, дожно было принести мне успешное завершение расследования.

По пути настроение мое не улучшилось, потому что дорога оказалась неожиданно трудной: асфальт обледенел, и «шестерка» вела себя на нем, как норовистая корова на льду. Едва выкатившись из лабиринта дворов на простор шоссейной дороги, машина начала вилять задом, взбрыкивать колесами и пронзительно визжать тормозами. Я поняла, что этим вечером у меня маловато шансов благополучно добраться до Пионерского микрорайона. Скорее я снова и уже навсегда попаду на кладбище, а непослушная «шестерка» – на свалку металлолома!

Этот малоприятный прогноз заставил меня изменить направление движения. Вместо того чтобы с риском для жизни влечься в Пионерский, я снова свернула в Водники, держа курс на громаду нового торгового центра. Я целилась в ворота подземной автостоянки. К счастью, они оказались разведены во всю свою пятиметровую ширь, так что я не снесла стеклянную будку охраны, хотя и въехала в тихую гавань под сводами гаража как катер, ведомый пьяным матросом, по размашистой синусоиде.

Оставив верного конька в теплом стойле, я прямо из подземного гаража поднялась на лифте в кафетерий, заказала себе порцию пиццы с грибами и липовый чай, устроилась за столиком у окна и неторопливо поужинала. Спешить мне в принципе было некуда: общественный транспорт в связи с непогодой бился в предсмертных конвульсиях. С высоты четвертого этажа сквозь большое окно мне были прекрасно видны обледеневшие улицы, по которым уже как минимум с полчаса не катило колесо троллейбуса. По всему получалось, что ночевать я сегодня буду не у Ирки в отдаленном Пионерском микрорайоне, а в собственной квартире, до которой все-таки есть шанс добраться с помощью такси. Проездных расходов я не боялась, так как у меня в бумажнике лежало с полдюжины карточек на бесплатный проезд в такси «Три шестерки». Извозной фирме с таким инфернальным названием я еще осенью делала рекламный ролик, и расплатились со мной бартером.

Расправившись с пиццей, я достала мобильник и карточку такси, чтобы заказать машину, но усталая барышня-диспетчер сообщила мне, что свободных машин в данном районе в настоящее время нет. Буду ли я ждать двадцать минут? Если буду, мне перезвонят.

– Перезванивайте, – вынужденно согласилась я.

И призадумалась: заказать от нечего делать еще порцию пиццы или взять тортик? Чаша весов склонилась в пользу тортика, и я уже воздела руку на манер статуи Свободы, чтобы обратить на себя внимание официантки, как вдруг призывно зазвонил оставленный мной на столике телефон.

– Да?

– Лена, это вы? Это Наташа Лукова!

– Еще раз здравствуйте, – сказала я, одновременно кивнув некстати подоспевшей девушке в униформе.

– Леночка, вся надежда на вас! – воскликнула Наташа. – Сережа посмотрел на фотографию и, кажется, немного смягчился, но он требует доказательств, что снимок не подделка. То есть не фотомонтаж.

– Да кому это нужно! – Я возмущенно всплеснула свободной рукой и едва не смахнула на пол положенное передо мной меню.

Чтобы неприятно удивленная официантка не приняла последнюю реплику на свой счет, я извиняясь улыбнулась ей и показала пальцем на трубку мобильника. Девушка понятливо кивнула и раскрыла папку иллюстрированного меню. Я растопырила «рожками» пальцы и потыкала в соседствующие изображения тортика и чайной чашки. Официантка удалилась.

– О чем вы говорите, какой фотомонтаж? Зачем? Да мне бы и в голову не пришло стряпать такую липу! – проводив ее взглядом, негодующе сообщила я Наталье.