Текст книги "Секретная миссия Пиковой дамы. Кукиш с икоркой"

Глава 8

– Нет, ну какая же ты все-таки свинья! – заявила Ирка поутру, продолжая вчерашний разговор.

– Обыкновенная, – невозмутимо отозвалась я, осторожно пробуя горячую овсянку. – У меня даже светящихся зеленых глаз нет.

– Вот если бы у тебя еще и языка не было! – Подруга мечтательно зажмурилась и пронесла мимо рта ложку с кашей. – Тьфу, черт, ухо вымазала…

– Вот если бы у тебя не было ушей! – ехидно вставила я.

– Вчера вечером, когда я слушала, как ты разделываешь под орех ни в чем не повинного популярного артиста, мои уши едва не завяли, – не менее ехидно согласилась Ирка.

Противный жирный Тушкан неожиданно для меня оказался ее тайным любимцем, и подруга никак не могла простить мне жестокого обращения с бедным животным – это я про Тушкана.

– Хочешь варенья? – спросила я, чтобы сменить тему.

Ирка неприязненно покосилась на баночку с джемом и отвернулась. Я тихо засмеялась, надеясь, что подруга этого не видит. Ирке впервые на моей памяти пришла блажь посидеть на диете с целью похудания. Обычно она, наоборот, усиленно заботится о том, чтобы не потерять ни единого килограммчика из ста уже имеющихся, потому как ее любимый Моржик уважает корпулентных дам. Однако за неделю вынужденной малоподвижности подруга прибавила в талии аж два сантиметра и перестала помещаться в новую юбку. Расставаться с гардеробом, который она пополнила перед самыми праздниками, экономная Ирка не хотела.

– Овсянка на воде, без сахара и масла – это страшная гадость! – сочувственно сказала я, потихоньку придвигая к подруге баночку с вареньем. – Давай я тебе в кашку хоть грецких орешков насыплю? Смотри, у меня в тарелке тертый шоколад, воздушный рис, орехи, изюм, курага, варенье и взбитые сливки – очень недурственно получается!

– Еще бы! Овсянки-то там, почитай, и нет! – желчно заметила Ирка.

– Ирусик, зачем ты себя изводишь? Вернется Моржик, и ты быстро обретешь былую форму! Супружеская постель при грамотном подходе – самый лучший тренажерный зал! – горячо воскликнула я, мечтательно заводя глаза к потолку. – Кстати говоря, муженек твой наверняка тоже чуток раздобреет, у него в больнице вообще строгий постельный режим, ты-то хоть как-то двигаешься. А юбка твоя дорогая пока полежит в шкафу, все равно она ни по цвету, ни по стилю не сочетается с гипсом…

– Уговорила! – Ирка потянулась и двумя руками придвинула к себе мою тарелку, в которой под наслоениями вкусных добавок овсянка просматривалась с большим трудом.

– Это мой завтрак! – возмутилась я.

– Ты себе еще насыплешь, у тебя нет проблем с передвижением по кухне. – Ирка сладострастно облизнула измазанную вареньем ложку.

Я покорно взяла мисочку с водянистой склизкой кашей «без всего» и путем добавления нужных ингредиентов довела несъедобное блюдо до кондиции. Размешала все в однородную массу и в пятый раз за утро посмотрела на часы, для чего мне пришлось подняться с табурета и сделать три шага к кухонной «стенке». Там, между фарфоровыми мухоморчиками с пряностями, стоит керамический слон с вмонтированными в его отвисшее пузо часами. Блаженно-идиотическая улыбка, прорезающая слоновью морду от одного развесистого уха до другого, полностью оправдывает мнение о том, что счастливые часов не наблюдают: чтобы увидеть собственный хронометр, глиняный Дамбо должен был бы переместить свои глаза на кончик хобота.

– Девять часов тридцать семь минут, – увидев мое движение в сторону слоновьей грибной поляны, сообщила Ирка, сидящая к часам поближе. – Рабочий день уже начался. Доешь кашу – и можешь идти к телефону.

Я проснулась в восьмом часу и с тех пор ждала момента, когда будет «прилично» позвонить в «Вале». Мне не терпелось узнать результаты анализа волоска, накануне отправленного Витей в столичный институт, но я все-таки дотянула до десяти, хотя для этого мне пришлось приложить немало усилий. В основном жевательно-глотательных: я съела кашу-малашу, запила ее двумя стаканами чая с тремя плюшками и таким образом максимально растянула завтрак.

Дозвониться до «Вале» удалось только с шестой попытки, уже около одиннадцати часов.

– Витька, вы чем там занимаетесь, массово скальпируете население? – закричала я в трубку, невоспитанно опустив слова приветствия. – Я звоню, звоню, а у вас телефон все занят и занят! Народ записывается к вам в очередь на прием?

– Нет, это я в Интернете сидел, – честно признался Витя. – Тихо, не рычи! Я для тебя же старался, электронную почту проверял!

– Есть результат?!

– Есть. Тебе как, с подробностями или можно изложить в общих чертах?

– Лучше, конечно, с подробностями!

– С подробностями не смогу, – огорчился Витя. – Тут полно всяких формул и таких значков, как в таблице Менделеева, а я в этом не силен. Давай я тебе только заключение прочитаю?

– Ну, давай заключение, – согласилась я. – Мне таблица Менделеева тоже не родная!

Витя откашлялся и зачитал мне резюме, из которого следовало, что Валентина Мафусаиловна Крякина, тридцати лет от роду, давно и безнадежно больна сахарным диабетом в инсулинозависимой форме, в связи с чем лаборант, производивший анализ, позволил себя выразить некоторое удивление. Мол, какого лешего эта дамочка жаждет диагностировать у себя назревающие неведомые болезни? Ей что, имеющегося диабета мало?! А если без эмоций, то у гражданки в скором будущем ожидаются проблемы с желудочно-кишечным трактом и репродуктивными органами, а также со зрением – но это как раз вследствие диабета…

– Сахарный диабет! – повторила я.

– Тебе этого довольно? – спросил Витя, переставая шуршать невидимой мне бумажкой.

– Думаю, да!

– Тогда с тебя причитается! – быстро сказал Витя. – Между прочим, наша собачка уже беременна! Ждем как минимум тройню!

– Разберемся, – пообещала я.

– Я слышала, у волоска нашли сахарный диабет? – уточнила Ирка.

– Не у волоска, а у его хозяйки, Валентины Мафусаиловны Крякиной, – поправила я, вновь снимая трубку и набирая номер своего рабочего телефона.

– Ты даже знаешь, как ее зовут?! – изумилась подружка. – Откуда? Неужели имя было выгравировано на волосине?

– Ты спятила? – я покрутила трубкой у виска. – Это условное имя! Я его придумала только для того, чтобы заполнить формуляр… Алло! Наташа, это ты? Это Лена. Скажи, пожа…

– Ты почему не на работе?! – не дослушав, закричала на меня обычно вежливая и спокойная коллега.

– У меня отгулы…

– У тебя отгулы, а у нас геморрой! – зарычала трубка голосом Вадика.

Я поняла, что он схватил параллельный телефон.

– Могу посоветовать хорошего проктолога, – хладнокровно сказала я. – Помнишь, мы снимали с тобой сюжет в клинике «Проктолайн»?

– Геморрой у нас виртуальный, – немного успокоившись, сказала Наташа. – Вадик так образно определил проблему, которая возникла в связи со вчерашним прямым эфиром. Видишь, мы вынуждены сидеть на телефоне и наперебой отвечать на звонки, потому что граждане звонят беспрерывно. Тебе, между прочим, звонят!

– А, понятно, – кивнула я. – Запоздалая реакция на свежевание тушки звезды?

– Угадала, – пробасил Вадик. – С девяти часов позвонили восемь человек. Четверо хотели пожать твою мужественную руку, и еще четверо – надавать тебе по этим самым рукам и не только по ним. Причем и пожать, и надавать хотят за одно и то же! За то, как мастерски ты вчера произвела прижизненное вскрытие Тушкана.

– Без наркоза, – закончила Наташа.

– Наркоз был! Я дала ему Вадикову буратиноманговую газировку! – не согласилась я.

– За это к числу желающих тебе наподдать присоединяюсь и я! – обиженно сообщил Вадик.

– Пять – четыре! – подвела счет Наташа. – Это если не считать того мужика, который караулит тебя у входа в своей машине, его намерения пока непонятны. Он не вступает с нами в переговоры, хотя Вадик пытался побеседовать с ним на тему о том, как нехорошо парковать частный транспорт на служебной автостоянке.

– Если он не вступает в разговоры, с чего вы взяли, что он караулит меня? – резонно спросила я.

– Так он спрашивал у вахтерши, пришла ли ты на работу! Та сказала: «Увы, Леночка нас покинула». Дурацкая манера выражаться, правда? Черт знает что можно подумать! Мужик, наверное, растерялся, потому что до сих пор сидит в своей «девятке», как улитка, и перегораживает подъезд служебному транспорту! – посетовал Вадик.

Я насторожилась:

– Ты сказал – «девятка»? А какого цвета?

– Как мой новый лак для ногтей, – ответила мне Наташа. – Помнишь, серо-стальной, с металлическим блеском?

– Серебристая «девятка»! – воскликнула я.

Ирка со стуком уронила на пол книжку и заскрипела диваном, пытаясь перейти из лежачего положения в сидячее.

– Это твой знакомый? – в голосе Вадика мне почудились нотки ревности.

– Вадька, расслабься! – отмахнулась я. – Ты же знаешь мою позицию: самые лучшие мужики ходят пешком и ездят на трамваях. Чем круче тачка, тем поганее тот, кто за рулем. «Мужчинские» качества обратно пропорциональны стоимости автомобиля.

– Одобряю, – сказал Вадик. – Слышь, Наташка? Вот, есть женщины в русских селеньях! Не все рассматривают дорогую тачку как главное мужское достоинство!

– Наташка, ты к этому типу в «девятке» не подходи! – заволновалась я. – Это жуткая сволочь, подлец, каких мало!

– Люблю подлецов! – мечтательно протянула Наташа.

– Наташка, это не такой подлец, каких ты любишь! Вадик, придумай что-нибудь и прогони эту «девятку» от нашего подъезда! И, главное, девчонок наших к ней не подпускай, там внутри сидит редкостный гад, он самый настоящий преступник!

Я сердито отпихнула тяжело сопящую Ирку, норовящую прижаться ко мне поближе, чтобы услышать голоса в трубке, и вспомнила, зачем вообще позвонила:

– Наташа! Скажи мне, пожалуйста, как человек, в окружении которого есть больной сахарным диабетом! У таких больных нет чего-нибудь вроде клуба, где они все собираются?

– Разве что лаборатория, где делают анализ мочи на сахар, – хмыкнула Наташа.

– Лаборатория не годится… Мне бы какое-нибудь тусовочное место, где все диабетики друг друга знают…

Я огорчилась: мне уже не казалось, что отыскать гипотетическую Валентину Мафусаиловну по диагнозу будет легко.

– Слушай, я знаю! – вдруг оживилась Наташа. – Диабетикам нельзя есть сладкое. Вернее, можно только то, что приготовлено на сахарозаменителе.

– Помню, я видела в магазине плитки «Сорбит», – заметила я.

– Забудь про «Сорбит»! Сейчас выпускается множество сладостей для диабетиков: есть и специальный шоколад, и конфеты, и даже газированная вода! – воскликнула Наташа. – Конечно, в обычном продмаге или супермаркете ничего такого не купишь, но есть в нашем городе один магазин, где ассортимент лакомств для диабетиков очень широкий. Это кондитерская «Гуд-Гуд» на Зеленой, в самом центре! Недешевое заведение, но моя тетя, когда хочет сделать дяде приятное, всегда покупает там диабетический грильяж в шоколаде…

– Наташа, ты умница! – в полном восторге вскричала я. – Обещаю непременно познакомить тебя с каким-нибудь отличным подлецом, и не на поганой «девятке», а на «Мерседесе»!

– А меня? – обиженно вякнул забытый Вадик.

– А тебе могу подарить прелестного мохнатого щеночка, – предложила я, вспомнив, что обещала Вите пристроить в хорошие руки очередных Тяпиных отпрысков.

Увидев, что я положила трубку, Ирка, уже некоторое время нетерпеливо ожидающая возможности вставить слово, сообщила:

– Я знаю, где этот «Гуд-Гуд»! Там продают обалденно вкусные шоколадные пирожные.

– Что может быть лучше пары обалденно вкусных шоколадных пирожных в промозглый зимний день? – риторически вопросила я, выглядывая в окно.

– Поправочка: не пары, а дюжины пирожных, и не в промозглый, а в дождливый зимний день, – заметила Ирка, выглядывая из-за моего плеча. – Прежде чем ты пойдешь за машиной, выверни свой двуликий тулуп непромокашкой наружу, потому что зонт у меня только один и он понадобится мне самой.

– И чем, интересно, ты будешь его держать? – я насмешливо оглядела подругу, балансирующую на костылях.

– Психическим магнетизмом! – рыкнула Ирка. И уже спокойнее добавила: – Это ты его будешь держать надо мной. Просто на двоих зонта не хватит.

– Ну да, Буцефалу не снести двоих!

Я хотела было напомнить, что Буцефал – это конь, то бишь средство передвижения, как, в нашем случае, автомобиль, на котором тоже лучше было бы ехать не вдвоем, а мне одной… Но Ирка так мрачно нахмурилась, что я поняла: от участия в расследовании она не откажется.

Антуан сидел в своей машине, пристально глядя на металлическую дверь телекомпании, поблескивающую стеклянным глазком, и раздумывал, не покажется ли кому-нибудь подозрительным, если он еще раз пойдет в это заведение с расспросами. По всему выходило – да, покажется. Не случайно, наверное, какой-то парень, явно из числа телевизионщиков, уже крутился возле машины, пытаясь вызвать водителя на разговор.

Вступать в беседы с сотрудниками телекомпании Антуан не собирался – разве только для того, чтобы выяснить, транслировалась ли вчерашняя «гостевая» программа в прямом эфире или же это была запись? Ему очень хотелось верить, что телевизионщики бессовестно обманули зрителей, сымитировав прямой эфир, а на самом деле показали программу, записанную заранее. В противном случае оставалось только две версии, каждая из которых была по-своему нехороша: либо эта чертова кукла, баба из «Америки», вовсе не погибла под колесами угнанного Лехой экипажа, либо вчера вечером в телевизоре Антуану явился ее призрак, на редкость желчный и язвительный.

Он поежился и полез в карман в поисках блокнота, в котором под диктовку приятеля Лехи записал номер мобильника любопытной бабы. В том, что ее подозрительный интерес к его собственной персоне, а также к яхте «Лорис» и событиям минувшего августа был не случаен, Антуан уже не сомневался. Вчера, вынужденно слушая звучащий с экрана голос девицы-ведущей, он вспомнил, когда слышал его в первый раз. Не в «Америке», нет! Днем раньше, по телефону, в разговоре о выловленной из моря записке!

Досадно, но записная книжка с нужным телефонным номером осталась дома.

Антуан нервно побарабанил пальцами по рулю в кожаной оплетке, повернул ключ в замке зажигания и вывел машину со служебной стоянки телекомпании.

В кондитерскую «Гуд-Гуд» мы с Иркой вошли порознь – она на несколько минут раньше, потому что я высадила ее из машины у самого порога магазина и тут же отъехала. Парковаться на центральной улице запрещено, а ближайшие дворы и подворотни уже были плотно забиты стоящими машинами, так что мне пришлось проехать квартал до рынка и оставить «шестерку» под крылышком у Никодимовны.

– Молодец, что ко мне свернула, – одобрила мои действия бабка. – У меня сейчас дневной тариф, на пятерку меньше. Ежели простоишь больше двух часов – еще пятерку от общей суммы сброшу. Но только учти, с семнадцати ноль-ноль такса повысится! И предоплата двадцать пять процентов, так что десятку гони сразу!

– Студентам, пенсионерам скидки? – поинтересовалась я, привычно выуживая из кошелька полтинник.

– Сдурела? Откедова же у студентов и пенсионеров машины возьмутся? Им пусть трамвай скидки делает!

Бабка деловито отсчитала мне сдачу и кузнечиком сиганула на дорогу, призывая следующего клиента.

Скорым шагом я вернулась на Зеленую и вошла в кондитерскую. Мелодично тренькнули колокольчики, симпатичной вязанкой свешивающиеся с притолоки. Ирка, притиснувшаяся к витрине в четвертой балетной позиции – отставив в сторону ногу в гипсе, – обернулась на звук и хриплым от вожделения голосом сказала:

– Я хочу эти золотые бомбошечки! Ты взяла деньги? Я забыла свой кошелек в машине.

Я участливо заглянула ей в глаза и увидела, что отражающиеся в них «золотые бомбошечки» сияют, как начищенные медяки.

– Я взяла деньги, но давай погодим с бомбошечками, ладно? Сначала дело, – попросила я, оглядываясь по сторонам.

И немедлено тоже попала в сладкий плен. О, мой любимый темный шоколад, настоящий швейцарский, с лесным орехом! Рука сама собой потянулась за бумажником.

– Сначала дело, – злорадно напомнила Ирка, подталкивая меня в спину.

Я неохотно двинулась вперед.

С улицы «Гуд-Гуд» казался крошечным магазинчиком в первом этаже трехэтажного дома, с одним окном и дверью на фасаде, но внутреннее помещение оказалось достаточно просторным. Непропорционально длинный и узкий зал тянулся, наверное, через все здание, и покупатели двигались к кассе в дальнем его конце по коридору между стенами-витринами. Бесчисленные застекленные ящички напоминали пчелиные соты, с той разницей, что в них помещался не только мед, – хотя мед тоже был, причем нескольких сортов. Шоколад, конфеты россыпью, в пакетиках, коробочках и коробках; зефир, пастила, засахаренные фрукты и орехи, нуга, халва, рахат-лукум… Сделав несколько шагов, я поняла, что не пробовала и трети лакомств, представленных на витринах.

– Я хочу это, это и это! – маниакально бегая глазами по полкам, сообщила я девушке за прилавком.

Она участливо улыбнулась.

– Нет, сначала я! – Ирка бесцеремонно отодвинула меня в сторону. – А то ты сейчас все деньги потратишь, на меня и не хватит!

– Успокойся, у меня есть «Виза», – я шепотом осадила распоясавшуюся подругу и извиняясь улыбнулась продавщице. – Вы же принимаете кредитные карточки?

– Принимаем.

– Отлично! – я заставила себя вспомнить, зачем пришла. – Тогда расскажите, пожалуйста, что у вас есть для диабетиков?

– Вот! – девушка повела рукой в сторону витрины, сплошь заставленной цветными коробочками.

Однако она немногословна!

– Я куплю вот эти глазированные ломтики и еще вот эти палочки, – я показала пальцем. – А для моей подруги – во-он те конфеты в золотой фольге.

– И еще эти, эти и эти! – вмешалась Ирка. – И два шоколадных пирожных!

– Четыре шоколадных пирожных, – поправила я, сглотнув слюнки.

– Они не диабетические, – предупредила продавщица.

– Она тоже не диабетик, – махнула я на Ирку. – Счастливица! Может есть все, что захочет!

Девушка ничего не ответила. Как же мне ее разговорить?

– Хороший у вас магазин, – похвалила я. – Мне посоветовала его одна знакомая, мы с ней вместе лежали в больнице по поводу диабета. К сожалению, не помню ее имени, но она ваша постоянная покупательница. Может, знаете – такая симпатичная женщина лет тридцати, у нее изумительные белокурые волосы, пышные и волнистые, словно завитые?

Называя неведомую мне блондинку постоянной покупательницей «Гуд-Гуд», я, разумеется, стреляла наугад, но не без оснований. Витя, между прочим, сказал мне, что образцовая волосинка оказалась на удивление ухоженной, из чего следовало, что ее владелица пользуется дорогими средствами для волос – бальзамами, шампунями, пенками. Витька даже назвал фирму, продукцией которой, с большой степенью вероятности, пользуется незнакомка. Недешевые препараты! Очевидно, дамочка не стеснена в средствах и не затрудняется баловать себя, любимую. Мне казалось логичным предположить, что и в удовольствии скушать сладенькую конфетку она себе не отказывает, для чего частенько заглядывает в дорогую кондитерскую.

Логика – великая вещь!

– А, знаю! – улыбнулась барышня за прилавком.

– Как ее зовут, не помните?

– Нина, не помнишь, как зовут бабу в шубах? – девушка повернула голову к кассе.

– Ту, у который три разных норки, песец и чернобурка? – уточнила кассирша. – Кажется, Наташа. Точно, Наташа! А муж у нее Левик.

– Вы и мужа ее знаете? – удивилась я.

– Мужа не знаем, не видели, – немногословная продавщица наконец разговорилась. – Но Наташа эта всякий раз покупает ему грильяж в шоколаде. Говорит: «Мой Левик от него без ума!»

– Ага, и еще, помню, как-то сказала, что этот Левик, если она придет из кондитерской без конфеток для него, ее попросту облает! – дополнила кассирша.

– Мужики – полные придурки! – заметила продавщица, протягивая мне увесистый пакет с покупками.

– Не, если он ей столько шуб накупил, этот Левик – не придурок! – возразила кассирша Нина.

– Значит, просто козел!

Барышни энергично заспорили, забыв о нашем присутствии. Убедившись в том, что они окончательно увязли в дискуссии о козлиной сущности мужчин, я перестала прислушиваться. Вполголоса проинструктировала Ирку, велев ей выходить на крыльцо через десять минут, прихватила поудобнее кулек со сластями и порысила к Никодимовне за нашей «шестеркой».

Стартуя из «Гуд-Гуд», я еще не знала, как дальше буду искать белобрысую диабетичку Наташу, но дискуссия кондитерских барышень о козлах и кобелях навела меня на перспективную мысль. А что, подумала я, если Наташин Левик – не мужик, а именно кобель? В смысле самая натуральная собака? Почему бы и нет, ведь собаки любят конфетки, а грильяж в шоколаде – это такие жутко жесткие кусочки непонятно чего, тверже, чем орехи, как раз только псу и по зубам! Опять же известно, что в случае неполучения грильяжа Левик этот свою Наташу попросту облаивает!

Я опять применила логику и рассудила так: Наташа женщина далеко не бедная, это уже доказанный факт, вспомним хотя бы упомянутую продавщицами коллекцию шуб. Станет такая дамочка держать дома беспородного бобика? Да ни за что! Ее любимая псина будет королевских кровей, вся с головы до лап в медалях престижных выставок и с полуметровой родословной в зубах!

Пошли дальше. Собаку какой породы логично было бы назвать Левиком?

– Наверное, рыжую, – ответила Ирка, выслушав мои рассуждения.

Я уже сняла ее с крыльца кондитерской, и теперь мы медленно катили в потоке машин, запрудивших узкую улочку.

– Почему – рыжую?

– Львы ведь рыжие, разве нет?

– Кажется, бывают и черные, – вспомнила я.

– Давай пока остановимся на рыжих, – предложила Ирка. – Черных будем рассматривать как запасной вариант… Итак, рыжие собаки… Из породистых я лично знаю шарпеев и колли.

– У колли морда узкая, больше на лису похожа, чем на льва, – заметила я, зевая: мы в очередной раз застряли в пробке.

– Это мысль, – согласилась Ирка. – Левик вполне может оказаться не собакой, а лисом! Лисицы – они рыжие и тявкают, как собаки!

– Давай лисицу тоже будем рассматривать как запасной вариант, – попросила я.

– А тогда кто остается? О, пудели! Их стригут «под льва»!

– Разве бывают рыжие пудели? – удивилась я.

– Почему обязательно рыжие? Если пудель подстрижен, как лев, он может с полным правом именоваться Левиком при любом окрасе, – рассудила Ирка.

Я вздохнула.

– Получается, что Левиком может оказаться кто угодно, от мужа до шарпея!

– Мужа будем рассматривать как запасной вариант, – вновь повторила подруга. – Давай сначала разберемся с собаками. Зачем, спрашивается, мы с тобой ломаем головы, какая псина максимально похожа на царя зверей? Давай спросим у знатоков.

– У тех, которые ведут следствие? – мне пришел на ум капитан Лазарчук.

– Да нет же! У кинологов! – Ирка махнула рукой вперед.

Повинуясь ее жесту и воплям клаксонов позади нас, я переместила «шестерку» на пару метров и вновь повисла на хвосте у впереди идущей машины. Точнее, у впереди стоящей. Справа на тротуаре в поле зрения появился плакат с изображением чьих-то ног в штанах цвета хаки, обутых в сапоги, а также жутко деловитой овчарки. Собака с таким напряжением всматривалась в голубую даль, что с первого взгляда становилось ясно: граница на замке, ноги в хаки могут позволить себе расслабиться и делать что угодно, хоть канкан плясать.

– «Клуб служебного собаководства, – прочитала Ирка. – Городское общество любителей животных «Друг». То, что нам сейчас нужно! Давай, сворачивай к тротуару!

Дождавшись, пока впереди ползущий транспорт продвинется еще на пару метров вперед и освободит мне пространство для маневра, я повернула руль и приткнула морду «жигуленка» к самому подъезду собачье-животного общества. Ирка открыла дверцу, вытянула шею, с сомнением посмотрела на крутые ступеньки, ведущие в полуподвальное помещение, и с явной неохотой отказалась от мысли форсировать лестницу на костылях.

– Иди сама, – со вздохом сказала она мне. – Только не задерживайся, пожалуйста, потому что я буду волноваться.

– Я тоже буду волноваться, – призналась я, увидев, что подруга пристраивает на колени объемистый пакет с конфетами и пирожными.

– Не беспокойся, все диабетическое я оставлю тебе! – злорадно хихикнула Ирка, выуживая из пакета шоколадное пирожное.

В свою очередь вздохнув, я захлопнула дверцу и нырнула в подъезд, ведущий в подземелье зверолюбивого общества.

Крутая лестница в дюжину ступеней привела меня в торговый зал. Это явно был магазин товаров для домашних животных, с развешенными по стенам кожано-стальными прибамбасами для собак и затейливой кошачьей упряжью, ковриками, циновками, столбиками для царапанья, деревьями для лазанья, корзинами для транспортировки, лоханками для мытья и вигвамами для спанья. На полках теснились пестрые коробки с сухими кормами для собак, кошек, хомяков, птичек и рыбок. На ближайшей ко входу витрине под стеклом лежали россыпью кости всех форм и размеров – палеонтологический музей обзавидовался бы! В клетках вдоль одной из стен сидели, лежали и таращились на меня разномастные котята, в большом аквариуме индифферентно висели занятные полосатые рыбы – плоские, как будто их переехал дорожный каток. Идеальная форма для жарки!

Людей в зале не было, ни перед прилавком, ни за ним.

– Ау? Есть кто-нибудь? – позвала я.

В клетке под потолком истерично завопил хохлатый попугай.

– Тихо, ты! – сказала я ему.

Обошла здоровенный, мне по пояс, мешок с изображением пятнистой собаки, прочно застрявшей головой в горшке с коричневыми кусочками, похожими на керамзит. Оказалась в коротком узком коридорчике и прошла по нему в маленькую комнату без окон, но с огромным, в полстены, цветным плакатом. Плакат был явно самодельный, выполненный в лоскутном стиле, из наклеенных вплотную одна к другой фотографических карточек. На снимках были изображены питомцы клуба – оптом, в розницу или в компании с хозяевами. Тут были не только собаки и кошки, но и множество самого разного зверья. Мне очень понравился один пятнистый оранжево-зеленый ящер с лениво прищуренными глазами. У него были такие длинные блестящие когти, которые сделали бы честь любому маникюрному кабинету, и высокий кожистый гребень, похожий разом и на капюшон, и на львиную гриву. Тоже, кстати, вполне может оказаться Левиком!

– Ящера будем рассматривать как запасной вариант, – вполголоса сказала я сама себе, переводя взгляд с плаката на облезлый конторский стол, за которым никого не было.

– Э-раз! – послышалось вдруг из-под стола.

Ага! Значит, кто-то тут все-таки есть! Мне почему-то представилось, что под столом, над мышиной норкой, сидит карлик в костюме циркового дрессировщика. Щелкает хлыстиком и кричит белым мышкам: «Э-раз, два, три!» А мыши строят из самих себя пирамиду или кувыркаются.

Я потрясла головой, отгоняя видение.

– Э-раз! – снова донеслось из-под стола.

– Здравствуйте! – громко сказала я, постучав по столешнице костяшками пальцев.

Снизу донесся ответный удар, и через мгновение, потирая макушку, из-под стола вылез длинный дядечка с уныло обвисшими усами, припорошенными пылью.

– Ап-чхи! – дядечка потер нос и внимательно посмотрел на меня маленькими и яркими, как бусинки, голубыми глазками. – Вы ко мне?

– К вам, – кивнула я, оглядываясь в поисках стула.

Единственный имеющийся в кабинете мягкий табурет имел на себе следы когтей и явно пах котом. Я не рискнула на него присесть и осталась стоять у стола.

– Сан Саныч, – представился усач.

– А я Лена. Я по поводу собаки, – оживленно сказала я, шаря глазами по фотоколлажу в надежде найти там фотографию пышноволосой блондинки с рыжим псом.

Это облегчило бы поиск!

– Хотите завести собаку? – обрадовался Сан Саныч. – Это замечательно! Лучшего спутника жизни, чем хороший пес, и быть не может!

– А жена или муж? – удивилась я.

– У меня нет жены, – с достоинством сообщил Сан Саныч.

– У меня тоже, – призналась я.

– Ничего, мы подберем вам превосходного щеночка, – утешил меня дядька. – Породистого, с великолепной родословной! Кстати говоря, у меня вот-вот должен появиться замечательный алиментный сыночек…

– Какой сыночек?!

– Алиментный, – Сан Саныч широко улыбнулся. – Своего рода награда кобелю за его труды по продолжению рода!

– Это вас им наградили? – я поняла, что совершенно запуталась. У кого нет жены, у кого мужа, у кого сыночки, у кого щеночки?!

– Ну, не совсем меня, – признался Сан Саныч. – Наш щеночек – сыночек Эраста. Эраст, вылезай, поздоровайся!

Под стулом что-то зашуршало, стукнуло, и из-под стола выкатилась пустая мусорная корзинка. Против ожидания, без мышей. Я вопросительно посмотрела на Сан Саныча.

– Эраст! Ко мне! – дядька повысил голос.

Проскрипев по дощатому полу коготками, из-под стола вылезла маленькая собачка. Черно-рыжий лупоглазый песик с огромными, торчащими, как у летучей мыши, ушами сел на попку и преданно уставился на хозяина.

– Это мой Эраст, – с любовью в голосе сообщил мне Сан Саныч. – Голубых кровей собака, настоящий принц! Породистей, чем все Гогенцоллерны вместе взятые!

Гогенцоллерны – это, кажется, древняя фамилия германских королей, вспомнила я. И поглядела на Эраста с уважением, к которому примешивалась немалая толика жалости: эх, бедняга! Близкородственные скрещивания явно не пошли на пользу его экстерьеру – ишь, какой страшненький принц получился! Право, можно порадоваться за щеночков беспородной Витькиной Тяпы, у них по крайней мере наверняка не будет таких лопушистых ушей и выпученных глаз!

– Эраст – победитель самых престижных выставок, российских и международных, – поведал гордый хозяин Гогенцоллерна в собачьем образе. – У него призового золота больше, чем он весит!

Я сочувственно посмотрела на жидконогого песика, сомневаясь, что его шейка выдержит вес хоть одной медали.

– Возьмете Эрастова сыночка, и будем дружить семьями! – обрисовал мне приятную перспективу улыбающийся Сан Саныч.

– Нет уж, спасибо! – поспешно отказалась я. – Благодарю за лестное предложение, но вы меня неправильно поняли. У меня уже есть собака, немецкая овчарка, и я пока не планирую пополнять свою псарню. Я пришла к вам, надеясь с вашей помощью найти одного человека.

– Вы же сказали, что пришли по поводу собаки? – напомнил насупившийся Сан Саныч.

Наверное, его обидел мой отказ усыновить Эрастова потомка. Заглаживая свою вину, я ласково потрепала карликового песика по шелковистой спинке и восторженно воскликнула:

– Ваш Эраст – просто прелесть!

Сан Саныч тут же перестал хмуриться.

– Так вот, о собаке, – я вернулась к теме. – Я разыскиваю одну женщину, у которой есть пес по кличке Левик. Женщина – молодая симпатичная блондинка с изумительными волосами, а пес, я думаю, рыжей масти, предполагаю, что породистый…

Мой собеседник снова помрачнел.

– Наталья Лукова! – воскликнул он, скривив лицо в гримасе отвращения. – Ах, какая нехорошая женщина! Бедный, бедный Левик, как же ему не повезло с хозяйкой!