Текст книги "Секретная миссия Пиковой дамы. Кукиш с икоркой"

Восемь часов спустя, дико уставшая и вымотавшаяся до полной потери чувств, я загнала заляпанную грязью «шестерку» в гараж, увернулась от соскучившегося Томки и вошла в дом, мельком отметив, что Ирка уже приехала и даже приготовила какую-то еду. В доме пахло борщом и давешними ванильными плюшками, но сейчас эти запахи вызывали у меня не аппетит, а тошноту.

– Кушать будешь? – Зареванная Ирка вышла из кухни с половником в руке.

– Нет, сразу спать.

Я прошла в комнату, кое-как стянула свитер и испачканные джинсы и рухнула в постель. Тут же в кармане сброшенных мной штанов затрезвонил сотовый.

– Меня нет, я умерла! – отмахнувшись от протянутого Иркой мобильника, категорически заявила я.

И с головой зарылась в подушку, успев еще услышать, как Ирка послушно повторяет кому-то: «Ее нет, она умерла!»

Я проснулась в темной комнате и некоторое время лежала, соображая, где я, кто я и когда. Электронный будильник показывал шесть часов, но чего именно: утра или вечера? Мои биологические часы ответа не давали. Я встала с постели, прошлепала к окну и сунула голову между полотнищами штор. Во дворе было темно. Так утро сейчас или вечер?

Стараясь не особенно шуметь – на тот случай, если час предрассветный и Ирка мирно спит, я вышла из комнаты и осмотрелась. Под дверью в кухню светилась тонкая полосочка. Утро сейчас или вечер, но не одна я не сплю!

Завернувшись в просторный махровый халат, я потопала в кухню.

– Привет! – Сидящая за столом Ирка помахала мне книжкой в мягком переплете. – Ужинать будешь?

Значит, сейчас вечер.

– Еще как буду, – согласилась я, без остановки проследовав к плите. – Что тут у нас в кастрюльке? Борщик! А тебе налить?

– Я уже. – Ирка снова раскрыла книжку и напялила на нос очки.

Я перенесла на стол тарелку с борщом, взяла ложку, села и с аппетитом поела, старательно гоня в сторону мысли о вчерашнем вечере.

– Вкусно? – Дождавшись, пока я дохлебаю борщ, Ирка отложила книжку и потянулась за чайником. – Возьми себе плюшечку к чаю.

Упоминание о плюшечке заставило меня вспомнить, как вчера утром мы в этой же кухне пили чай с плюшками втроем: Ирка, я и Ника, который уже никогда ничего не будет есть и пить. Я помрачнела.

– А тебе Колян звонил из Киева, – поспешила сообщить Ирка, явно желая меня обрадовать.

– Это ему ты сказала, что я умерла? – встревожилась я.

– Нет, что ты! Это я сказала неизвестно кому. Голос был незнакомый, номер не определился, но спрашивал Алену.

– Значит, кто-то свой, чужие называют меня Еленой, – рассудила я. – Ладно, кому надо, тот перезвонит. Так что Колян?

– Просил перезвонить, – ухмыльнулась Ирка.

Закончив трапезу, я пошла к телефону, чтобы дисциплинированно перезвонить Коляну в Киев.

– Кысюша! – обрадовался муж. – Как ты там без нас, не скучаешь?

– Не очень, – вздохнула я.

– А голос у тебя грустный! – сочувственно заметил супруг. – Кыся, ты не расстраивайся, мы скоро приедем! Я сегодня утром взял билеты на четверговый поезд, и через тридцать шесть часов после отправления мы с Масянькой будем уже дома!

– То есть в пятницу? – уточнила я.

– Строго говоря, даже в субботу, потому что поезд придет в полночь с копейками, если еще не опоздает. Попроси Моржика, пусть встретит нас с машиной.

– Не получится, – с сожалением сказала я. – Единственная машина, с которой нынче мог бы вас встретить Моржик, это карета «Скорой помощи». Они с Иркой на своем горнолыжном курорте переломали ноги.

– Все четыре? – уточнил Колян.

– Почему четыре? – не поняла я. – А, нет! Всего три ноги на двоих, Ирка отделалась одной правой. Так что с машиной вас буду встречать я сама, а не Моржик.

– Только заранее освободи багажник, – попросил муж.

– У вас будет много вещей? – я удивилась. – Вроде было только два чемодана?

– Еще будет небольшая сумка с тремя киевскими тортиками и один здоровенный кабан.

– «Кабан» – это по-японски «портфель», да? – я вспомнила, что читала об этом у Стругацких.

– Нет, кабан – это кабан. Такая свинья с клыками.

– Обычный кабан?!

Я обалдела. Нет, я понимаю, любовь к отчизне и все такое, но надо же меру знать! Конечно, если судить по анекдотам, свинья для украинцев – тотемное животное, а сало – почти наркотик, но переть в Россию вместо сувенира целого кабана?!

– Он вовсе не обыкновенный! – Кажется, Колян немного обиделся за четвероногого друга. – Очень большой, почти с меня ростом, весь розовый, и глаза у него в темноте светятся!

– Как светятся? – Я почувствовала легкое головокружение.

– Зеленым! Как такси! Будет Масяньке вместо ночника!

– Действительно, очень необычный кабан, – согласилась я. – Он что, из Чернобыля?

– Да нет, Леночка его купила в Киеве, – весело ответил Колян. – Представляешь, она потратила все свои карманные деньги, чтобы подарить Масяньке что-нибудь особенное!

– Ей это удалось, – пробормотала я.

Мысленно я тщетно пыталась вписать в интерьер нашей квартиры двухметрового розового кабана с фосфоресцирующими очами. Ну Леночка, ну удружила!

Леночка – это Колина младшая сестра, Масина любящая тетя. Когда я еще была в Киеве, она принесла домой пару длинношерстных хомячков персикового цвета. Хотела, чтобы мы непременно вывезли их с собой в Россию. Почему, ну почему я отказалась импортировать хомяков? У них хотя бы глаза не фосфоресцировали!

– Коля, а как украинские таможенники отнесутся к вывозу редкого животного? – Я сделала запоздалую попытку воспрепятствовать эмиграции зеленоглазого хряка. – Наверное, его нужно будет вписывать в какую-нибудь декларацию или даже в твой загранпаспорт? Не проще ли оставить зверька на его исторической родине?

– В паспорте у меня ты – в качестве жены – и Мася – в качестве сына, – растерялся Колян. – А в каком качестве я впишу туда Пумбу?

– Какую еще Пумбу, твою дивизию?! – Я рассвирепела. – Только не говори, что ты решил своему кабанчику еще и подружку взять!

– Пумба – это и есть наш кабанчик! Кыся, что с тобой? Вспомни мультфильм «Король Лев», там есть одноименный персонаж, тоже кабан!

– Там ненастоящий кабан!

– И у нас ненастоящий!

Я помолчала, соображая.

– Погоди-ка… Ты говоришь, что эта твоя помесь хавроньи с собакой Баскервилей ненастоящая? А какая? Плюшевая?! Боже, какое счастье! Коля, передай Леночке, что я в восторге! Поцелуй ее! И Пумбу тоже поцелуй! Прямо между его светящихся глаз!

– Странная ты какая-то, Кыся, – озадаченно заметил Колян. По голосу чувствовалось, что у него есть вопросы, но муж воздержался, не стал их мне задавать. – Ну, ничего, мы вернемся и живо приведем тебя в нормальное состояние! Целую, пока!

Я положила трубку и пошла в гостиную к Ирке, валяющейся на диване с книжкой.

В нормальное состояние я уже пришла.

Самое время спланировать дальнейшее расследование!

Я взяла ручку и блокнот, забилась в кресло, закрылась от Ирки плечом и набросала списочек дел на завтра.

Глава 7

Я с детства не люблю понедельники: из всех будних дней они какие-то особенно рабочие! Впрочем, давно и не мной сказано, что понедельник – день тяжелый.

Этот понедельник был не столько тяжелый, сколько шумный и суматошный. Наконец-то, после долгих новогодних каникул, вышли на работу все мои коллеги. У каждого яркие впечатления от прошедших праздников, и всем хотелось немедленно поделиться ими с окружающими, так что в первой половине дня наша телекомпания была похожа на птичий базар. Причем гнезда никто не вил, яйца не откладывал и тем паче птенцов не высиживал, все только горланили и возбужденно размахивали крыльями. Разумеется, я выражаюсь фигурально, имея в виду, что мы не работали.

Рассудив, что в общей бестолковой суматохе исчезновения одного человека никто не заметит, я потихоньку смылась с работы и поехала в медицинский центр «Вале». В предварительно составленном списке понедельничных дел этот мой поход стоял вторым номером. Первым значился визит к нашему директору Алексею Ивановичу, которого я планировала впечатлить рассказом о своих мифических трудовых подвигах, чтобы вырвать себе несколько свободных дней – в компенсацию за погубленные каникулы. Однако Алексей Иванович с утра был занят тем, что демонстрировал всем желающим пятичасовую видеокассету, собственноручно отснятую им в новогоднем Таиланде, и сопровождал показ комментариями. Я дипломатично решила обождать.

Медицинский центр «Вале» помещался на окраине города, в полуподвальном помещении под магазином скобяных товаров и рядом с бюро ритуальных услуг. Это соседство лично мне казалось как минимум странным и уж точно невыгодным. С одной стороны, у клиентов погребальной конторы проблем со здоровьем уже нет и никогда не будет, стало быть, им ни к чему заходить в «Вале». С другой стороны, человек, заглянувший в скобяную лавку за килограммом гвоздей, скорее всего намерен незамедлительно эти гвозди куда-нибудь заколотить и, стало быть, достаточно здоров, иначе не стал бы планировать бурную трудовую деятельность. Притом у соседствующего с хозмагом похоронного бюро при таком раскладе шансы обзавестись клиентами все-таки были: таковыми могли стать те, кто собирался вбивать приобретенные гвозди непосредственно в крышку прикупленного по случаю гроба. А вот эскулапам «Вале» рассчитывать на большой поток посетителей никак не приходилось.

Действительно, в симпатичном «предбаннике», в мягких креслах вокруг стеклянного столика с грудой журналов, призванных скрасить время ожидающим приема, не было никого. За компьютером в углу комнаты скучала хорошенькая девушка в белом халатике, таком коротком, что он мог бы сойти за детский слюнявчик. Судя по звукам, девчушка играла в подобающую ее возрасту развивающую игру.

– Добрый день, – приветливо сказала я, в обход столика с креслами подходя к стойке с компьютером.

Барышня поспешно закрыла игру, и на экране высветился скучный разграфленный лист под заголовком «Расписание работы специалистов». Я с интересом заглянула в этот регламентирующий документ, ткнула пальцем в нужную строчку и спросила:

– У Николаева, я вижу, никого на сегодня нет?

– Это неполное расписание, – поспешила сообщить девушка в белом. – Вообще-то все наши специалисты чрезвычайно загружены, и прием ведется только по предварительной записи.

– Расскажите это кому-нибудь другому, – добродушно посоветовала я. – Я-то знаю, что все ваши специалисты – это Витя Николаев и его жена Маша. Ну, Манечка мне сейчас без надобности, а Витюшу хотелось бы увидеть. Если можно, прямо сейчас.

Витя и Маша Николаевы – мои соседи по подъезду, очень милая молодая пара, без детей, но с собачкой Тяпой. Собачка из разряда тех, о которых один мой приятель говорит, что они «хорошо ложатся на ногу»: невысокая, коротколапая и очень мохнатая. Кажется, кто-то из ее предков был пекинесом, а кто-то – шнауцером, и Тяпа уродилась похожей на обоих, а еще больше – на валик для чистки обуви. Когда Тяпа приходит к нам в гости, Колян специально загоняет ее в прихожую, чтобы псинка между делом почистила нам своим меховым пузиком туфли и ботинки.

Наши приятельские отношения с Николаевыми строятся на том, что эта самая Тяпа весьма любвеобильна и дважды в год исправно приносит потомство. Беспородные, но симпатичные щенки пристраиваются в хорошие руки с помощью телевизионной рекламы, которую обеспечиваю я. За это Николаевы мне страшно признательны и при любой возможности с удовольствием оказывают ответные услуги.

– Секунду, я спрошу Виктора Николаевича, может ли он вас принять, – девушка потянулась к телефону.

Дождавшись, пока она соединится с нужным кабинетом, я бесцеремонно перехватила трубку и сказала:

– Витя, привет, это Лена! Ты чем сейчас занят? Ах, груши околачиваешь!

Девушка за компьютером недовольно поджала губы.

– Никуда не уходи, я сейчас буду! – предупредила я приятеля. – Куда идти? – это я спросила уже у барышни.

– Прямо по коридору, первая дверь справа, – ответила она.

Я благодарно улыбнулась и проследовала в указанном направлении, краем глаза успев увидеть, что девица без промедления вернулась к компьютерной игре.

– Привет! Что тебя привело в наши края?

Витя Николаев в крахмальном халате поднялся из-за стола, занимающего половину крошечного кабинета. Во второй половине с трудом размещался одинокий мягкий стул, который я сразу же заняла.

– Привет. – Я выложила на стол дары: коробочку любимой Витькиной пастилы и баночку растворимого кофе. – Кипяток у тебя найдется?

– Сейчас будет!

Витя нырнул под стол, откуда послышалось характерное нарастающее гудение закипающего электрочайника.

– А прочее медицинское оборудование у тебя тоже под столом? – поинтересовалась я, оглядывая кабинетик.

Меблирован он был скудно и почти не декорирован. На белых стенах висели цветные картинки с изображением пары обнаженных личностей – мужчины и женщины. Тела их были утыканы дротиками, указывающими на отдельные органы, так что картинки здорово смахивали на стилизованные изображения св. Стефана, пронзенного стрелами. Колющие и режущие орудия в виде пары ножниц присутствовали и на столе, покоились на белой матерчатой салфеточке в эмалированном лоточке.

– Собственно, это все мои инструменты. – Не вылезая из-под стола, Витя высунул руку и показал ею, как он думал, на ножницы.

Однако, поскольку я уже сдвинула неаппетитный лоток в сторону, палец эскулапа попал в пастилу.

– Булыжник – орудие пролетариата, – пробормотала я, с некоторой неприязнью оглядев сверкающие ножницы. – Похоже, вы тут практикуете медицину минимализма?

– Какая медицина, о чем ты? – Витя вынырнул из-под стола с чайником в одной руке и парой чистых чашек – в другой. – У меня же даже медицинского образования нет, я геодезист! Меня к этой кормушке Машка пристроила, потому как вся наша контора ее папеньке принадлежит.

– Продолжай, мне интересно, – подбодрила я приятеля, отправляя в рот кусочек пастилы.

– Что продолжать? Я же тебе уже как-то рассказывал, чем мы тут занимаемся? Правда, я и сам толком не понимаю чем…

– Вы отстригаете у клиента немножно волос и ногтей и каким-то таким хитрым образом определяете, какие микроэлементы присутствуют в его организме в избытке, а каких недостает. И на этом основании диагностируете всяческие заболевания, в том числе – еще только намечающиеся, – подсказала я.

– Да ты лучше меня знаешь! – восхитился Витя.

– Мне Маша рассказывала, – скромно призналась я.

На самом деле, Машка подробно просветила меня насчет того, чем занимается «Вале». Соседка предполагала в будущем, как только появится финансовая возможность, использовать меня по прямому назначению – как тележурналиста. Я обещала сделать ей рекламно-информационный фильм, потому что меня и саму живо заинтересовала тема.

Представьте себе, что коса – это не только девичья краса, но и индикатор здоровья. По пряди ваших волос специалисты Центра доктора Важного определят ваши болезни, имеющиеся и только намечающиеся, и подскажут, как от них спастись.

Очень мне понравился этот способ диагностики, экономящий время и силы пациента! Чувствуете, что обзаводитесь неведомыми хворями, – не рвите на себе волосы, выстригайте отдельные прядки и отправляйте их в столичный Центр биотической медицины на атомо-эмиссионный анализ!

– Витюша, я ведь именно за этим к тебе и пришла! Мне нужно, чтобы вы посмотрели на волосок одного человека и рассказали мне о нем все, что можно.

Мне казалось логичным предположить, что застрявший под крышечкой помадного тюбика длинный волос оставила именно та женщина, которая пользовалась помадой. А последним действием, совершенным с помощью алой «Ланком», судя по состоянию помадного карандаша, была не покраска губ, а начертание иероглифов. То есть был шанс, что волосок приведет нас к автору записки. Попытка не пытка! Других-то путеводных нитей все равно нет, один путеводный волос…

– Всего один волосок? Маловато будет!

Витя принял из моих рук красную книжицу удостоверения с приклеенным к нему белокурым волосом.

– Обычно я срезаю несколько прядей: на макушке, на височной части и с затылка. Только тогда анализ будет достаточно полным.

– Уж каким будет – таким и будет, – я развела руками. – Больше ничего у меня нет, одна только эта волосинка!

– Ну, ладно, – Витя аккуратно поместил образец в маленький прозрачный пакетик и взял из стопочки на краю стола готовый бланк. – Давай ФИО обследуемого.

– Да какая разница? Не знаю я ее фамилии. Напиши что угодно! Скажем, Зина Пупкина или Валя Крякина…

– Крякина Валентина, – послушно повторил Витя, заполняя нужную строчку. – А отчество?

– Сам придумай! Мне все равно, хоть Мафусаиловна!

– Валентина Мафусаиловна, – удовлетворенно повторил Витя. – Ты не сердись, во всем порядок должен быть. Положено сопроводительную бумажку оформить по правилам – значит, надо оформить. Зачем, по-твоему, я здесь сижу? Только для того, чтобы людям скальпы прореживать? Говори возраст твоей Валентины и ее домашний адрес.

– Тридцать лет, улица Трудовых подвигов, десять, – наобум сказала я. – А телефон запиши мой сотовый, я хочу узнать результаты анализа как можно скорее.

– Это значит, недельки через две, – кивнул Витя, старательно заклеивая пакетик с волоском и прилагающейся к нему сопроводительной бумажкой липкой лентой.

– Когда?!

– Недельки через две, – повторил Витя. – А что, тебе срочно нужно? Понимаешь, обычно мы отправляем материалы в Москву, в специальный институт, к тому самому ученому дядечке, который придумал этот метод. А у него таких контор, как наша, по всей стране не меньше десятка, поэтому имеется очередь.

– А в обход очереди никак нельзя? – Я пристально посмотрела Вите в глаза и с намеком сказала: – Скоро весна, Тяпа твоя, наверное, опять загуляет…

– Очень-очень срочно нужно? – Витя вздохнул. – Погоди, дай подумать… Самолет в Москву через два часа, я сам поеду в аэропорт, передам со стюардессой очередную порцию материалов и твой пакет тоже. В четыре часа все будет уже в лаборатории, и, если попросить сделать экспресс-анализ сразу же, результаты будут уже завтра.

– Витя! Организуй этот процесс – и можешь считать судьбу Тяпиного потомства решенной раз и навсегда! – горячо попросила я.

– Уговорила! – хохотнул Витя, ловко выдергивая из-под моей руки последний кусочек пастилы. – Ой! А кофе-то мы себе не сделали! Почему?

– Потому что ножницы у тебя есть, а ложечек нет!

Ложечки нам принесла срочно вызванная девица из приемной. Мы с Витей выпили кофе и мило поболтали. Поскольку я не была дома уже несколько дней, мне было интересно, продолжает ли злодействовать в нашем микрорайоне неведомый маньяк, о котором говорил Лазарчук. Витя сказал, что маньяк, насколько ему известно со слов бабушек-соседок, больше никак себя не проявлял, но и найден не был.

Сочтя на этом светскую часть визита завершенной, я допила кофе, попросила передать привет Маше, отдельно Тяпе и откланялась.

В родной телекомпании, куда я поехала из «Вале», отклонившись от курса лишь для того, чтобы заскочить в булочную, произошли некоторые перемены – в основном в настроении моих коллег. Если до обеда они оживленно обсуждали завершившиеся каникулы, то теперь приглушенными голосами говорили о внезапной кончине нашего главного.

Краем уха прислушиваясь к этим разговорам, я сунула в микроволновку купленные по пути пирожки с мясом и заварила себе чай. Разогревшиеся пирожки так вкусно пахли, что собравшийся в редакторской народ начал шевелить носами и завистливо поглядывать в мою сторону.

– Вы разве еще не обедали? – спросила я, опуская руку с надкусанным пирожком.

– Обедали, – грустно сообщил оператор Вадик. – Я, например, ел салат «оливье».

– Ты не любишь салата «оливье»? – спросила я, не понимая причины Вадиковой тоски.

– Я любил «оливье», – вздохнул он. – Я горячо любил его тридцать первого декабря, а также с первого по пятое января включительно. На Рождество, седьмого, я почувствовал, что охладеваю к нему, но все-таки еще некоторое время честно пытался любить. Не пропадать же добру! Но тринадцатого января, на старый Новый год, я решительно сказал салату «оливье»: «Адью! Увы мне, любовь прошла!» Тем не менее мамуля опять настрогала полный тазик уже ненавистного мне «оливье» и сегодня утром коварно наполнила им мой обеденный судочек!

– Хочешь пирожок с мясом? – пожалев несчастного, спросила я.

Вадик не успел ничего ответить, потому что вмешался другой наш оператор, Женя:

– Он хотел пирожок с мясом! – пафосно поведал Женька. – Он страстно хотел его сегодня с девяти утра и до полудня включительно! Но в обед он понял, что пирожок не отвечает ему взаимностью, и слился в экстазе с нелюбимым, но доступным салатом «оливье»!

– Однако помещенный в микроволновку пирожок своим пленительным ароматом освежил мои смутные воспоминания о простой здоровой пище, – сообщил Вадик.

– Клоуны! – укоризненно сказала парням журналистка Наташа. – Вспомнили бы лучше, кому мы обязаны этой замечательной микроволновкой! Если бы не Дмитрий Палыч, царство ему небесное, вы бы до сих пор разогревали свои обеды на батарее!

Это была чистая правда. Осенью, как только включили центральное отопление, наши парни приспособились разогревать пирожки, бутерброды и прочую снедь на батарее. Ее чугунные ребра позволяли очень удобно размещать пироги и бутер-броды в персональных гнездышках по всей длине отопительного прибора.

– Палычу мы обязаны гораздо большим, чем эта микроволновка, – пробормотал погрустневший Женька.

– Хороший был мужик, – согласился Вадик. – Ни фига не понимал в телевидении, но за людей стоял горой!

– Кстати, я никогда не видела, чтобы он сам пользовался этой микроволновкой, – вспомнила я. – По-моему, я вообще никогда не видела, чтобы он что-нибудь ел или пил!

– Дмитрий Палыч сидел на строжайшей диете, – кивнула Наташа. – Ему так много чего было нельзя, что он стеснялся кушать на людях.

– А чем он болел? – спросила я.

– Вообще говоря, много чем, – уклончиво сказала Наташа. – Самое главное, что у него был сахарный диабет, инсулинозависимый.

– Это значит, что без регулярных инъекций он просто жить не мог? – уточнил Женька.

– Я бы даже сказала – не смог, – кивнула Наташа. – Знаете, отчего он умер? Я случайно узнала от своей тети, у нее муж тоже диабетик, он как-то лежал в больнице вместе с нашим Палычем, а потом они приятельствовали… Так вот, Дмитрий Палыч купил фальсифицированный инсулин. Слышали, наверное, про поддельные лекарства, когда под видом аспирина продается прессованный тальк и тому подобное? А это был поддельный инсулин. Вообще не инсулин, дрянь, не имеющая никакого отношения к лекарству!

– И человек умер оттого, что не получил жизненно необходимой дозы препарата?! – ужаснулась я. – Это же просто кошмар! Кто этим занимается?

– Думаю, милиция тоже очень хочет это узнать, – Наташа пожала плечами. – Какой-нибудь подпольный цех, стряпающий разную гадость из водопроводной воды и мела и фасующий свою «продукцию» в коробочки и ампулы, неотличимые от заводских. Причем наверняка с указанием реквизитов вполне приличных фабрик!

Мы немного помолчали. Я машинально допила остывший чай, посидела в тоске и вспомнила, что хотела сходить к директору и выклянчить компенсацию за погубленный отпуск. Теперь, когда весь персонал был в сборе и трудовой процесс вошел в свое обычное русло, особой необходимости во мне как в и.о. главного не было. У нас каждый знает, когда и что ему делать. И если чего-то не делает, то только потому, что не хочет.

– Отгулы? Какие отгулы? – Алексей Иванович изобразил удивление, непонимание и некоторое недовольство моей несознательностью. – Телекомпания только-только приступила к работе, и именно сейчас все мы должны трудиться особенно усердно, ибо затянувшиеся праздники деморализовали и обескровили наших рекламодателей и спонсоров, что неминуемо приведет к образованию в бюджете прорех и дыр…

– Ну, не мне же их штопать! – я не выдержала и перебила директора.

Невежливо, конечно, но иначе придется выслушать получасовую лекцию о бедственном положении телекомпании! Оно, это самое положение, если верить Алексею Ивановичу, у нас постоянно бедственное, в диапазоне от плачевного до катастрофического.

– По трудовому законодательству мне положены выходные дни в таком же объеме, как и всем остальным сотрудникам, – напомнила я. – Пять отгулов с вас, Алексей Иванович! Или извольте оплатить мне работу в праздники в двойном размере! Если, конечно, не боитесь пробить в финансах компании зияющую брешь!

– Ты, Елена, шантажистка, – буркнул Алексей Иванович, потянувшись за календарем. – Почему пять дней, а не четыре? А, да, действительно пять… Ладно, с завтрашнего дня ты свободна. Выйдешь в понедельник.

– Во вторник, – поправила я. – Пять дней, а не четыре!

– Шантажистка и скупердяйка, – дополнил мою характеристику директор. – Все, иди!

Победно улыбнувшись, я быстренько вышмыгнула за дверь начальственного кабинета и побежала к себе в редакторскую, надеясь спокойно скоротать остаток дня за чаепитием с беседой. Мне-то еще никто не рассказал, как прошли праздники!

Но надеждам на спокойный вечер не суждено было сбыться. В четвертом часу в редакторской возник наш директор, потребовавший от коллектива в целом и от меня лично боеготовности номер один. Оказалось, что мой знакомый продюсер Сема Лячин привез-таки на гастроли того самого «звездуна», для пропитания которого запасал экзотические фрукты. Артист оказался не столь популярен у екатеринодарцев, как на то надеялся Сема, почти половина билетов за три часа до концерта оставалась нераспроданной, и Лячин решил подогреть интерес публики к гастролеру проверенным способом: выпустив его в прямой эфир местного телевидения.

Когда Алексей Иванович, взволнованный представившейся возможностью залатать хоть одну дырочку в нашем бюджете проплатой за экстренный эфир, ворвался в редакторскую, Сема как раз «висел» на моем телефоне.

– Ленка, ты смотри не жалей его! – наставлял меня Сема. – Задавай самые пакостные вопросы, поковыряйся в его подноготной, все скандальное зрителю вывали в лучшем виде!

– Это ты с точки зрения наилучшего промоушена говоришь или этот звездный вегетарианец тебе лично не нравится? – поинтересовалась я.

– Знала бы ты, какая это сволочь! – простонал Сема. – Не успел заявиться – уже вопит: «Где мой ананас?!» Оказывается, эти придурки из пресс-службы перепутали, он не авокадо жрет ящиками, а ананасы! А я запасся этими проклятыми авокадами, как на обезьянью свадьбу! Ладно, приволок я ему ананас, здоровенный, как тыква, а он орет: «Почему нечищеный?!» Блин, я даже картошку чистить не умею, а тут ананас! И вообще, я бы с большим удовольствием ему рыло начистил, так он меня достал!

– Слушай, это и есть его текила с петухами! – прервала я его. – Кончай орать, скажи лучше, в котором часу ты этого красавца к нам привезешь? В пять? Ладно, я буду в полной готовности.

– Покусай его, как ты умеешь, – попросил напоследок Сема.

Прямые эфиры со звездами – это моя общественная нагрузка. В штатном расписании я числюсь как шеф-редактор службы новостей, но на самом деле в нашей маленькой телекомпании каждый исполняет не одну роль, а две-три. Оператор-монтажер, журналист – ведущий эфира, вахтер-посыльный, директор-завхоз и так далее.

Вечерний гость мне не понравился, хотя в студию и под окна телекомпании явилась толпа фанатов, в основном женского пола. Юные девушки явно были от «звездуна» в восторге. С чего бы это?

Гость оказался маленьким неопрятным толстяком, с ног до головы в черном. На болтающихся, как у марионетки, задних лапках красовались тупорылые ботинки, на немытой головушке – беретовидный чепчик, на полпути между верхом и низом – разновидность футболки из дырчатого крепа. Мне, сидящей совсем рядом, в дырочки видно было его волосатое складчатое брюшко. Не скажу, что эта картина радовала глаз! Про себя я окрестила гостя Тушканчиком и пару раз едва не озвучила это прозвище прямо в эфире.

С гордостью скажу: для начала дав Тушканчику покуражиться, потом я уделала его как бог черепаху!

От моих вопросов он крякал, икал и даже, кажется, пукал. Самый мягкий из них звучал так: «В ваших песнях угадываются мелодичные напевы погонщиков караванов. Нет ли среди ваших предков кочевников?» Когда передача закончилась, Тушканчик катапультировался из кресла в коридор, даже не помахав нам на прощание ручкой. И чуть не уволок с собой дорогую казенную радиопетличку! Вадик уже в дверях сорвал ее с бегущего как олень Тушкана и с упреком сказал:

– Звездун-звездун, а халяву любит!

Программа закончилась одновременно с рабочим днем. Я уже собирала свою сумку, когда Наташа, остававшаяся в редакторской в наше отсутствие, вдруг вспомнила:

– Лен, тут, пока тебя не было, твой сотовый звонил! Трезвонил так настойчиво, что я позволила себе ответить.

– Что ответила и кому? – спросила я.

Последний звонок не определился.

– Кому – не знаю, звонил мужчина, он не представился. А ответила я, что ты совершенно недоступна, потому что уже в эфире.

– Спасибо, ты все правильно сделала. – Я сунула мобильник в карман шубки.

К вечеру похолодало, срывался снежок, и я вывернула свою шубокуртку мехом наружу.

– Кому в «Пионерский»? Могу подвезти! – заглянув в редакторскую, предложил наш водитель Саша.

– Мне! – хором воскликнули я, Наташа и Вадик.

Вспоминая только что закончившийся эфир и на все корки костеря противного Тушкана, мы дружной компанией погрузились в служебную красную «семерку» и отбыли на заслуженный отдых: ребята – до утра, а я – на целую неделю, аж до следующего вторника.