Текст книги "Конкурс киллеров. Красота спасет мымр"

– Как ты это ешь? – поинтересовалась я. – Там же мороженого – процентов двадцать, не больше, остальное все добавки!

– Отстань, – добродушно отмахнулась подруга. – Мне нравится!

Пожав плечами, я отстала. В самом деле, о вкусах не спорят, а Ирке к тому же надо держать себя в форме: сто кило живого веса – это вам не хухры-мухры! Нужна особая диета, чтобы не потерять ни грамма даже в изнурительное летнее пекло!

Пекло, впрочем, постепенно сошло на нет, пышущее жаром солнце благополучно утонуло в водах реки Кубани, вечерние сумерки принесли с собой прохладу.

– Хорошо-то как! – отправив в рот очередную порцию орехового пломбира, воскликнула я.

И тут зазвонил телефон. Ну что за подлое изобретение! Вечно он трезвонит в самый неподходящий момент!

– Да! – недовольно сказала я в трубку.

– Ленка, говори, ты чем моего Мурика кормила? – без приветствия налетел на меня Венечка. – Я ему курицу даю – он не жрет! Рыбу свежую даю – опять не жрет! А сам смотрит на меня так выжидательно, словно просит чего-то! Мне даже страшно стало, ты вроде говорила, он на какого-то человека напал? Может, у меня удав-каннибал?

– Может, и каннибал, не знаю, но вообще-то он ел куриный фарш, – припомнила я. – Две двухсотграммовые пачки съел одну за другой, по-моему, ему понравилось.

– Фарш он тоже не ест!

– Не может быть, – я задумчиво посмотрела в свою креманку, на остатки пломбира, и меня осенило: – Венька, я забыла тебе сказать! Фарш был замороженный! В смысле, он съел его еще замерзшим! Как мороженое! Ему, наверное, жарко! Что там у тебя есть из еды, окорочка, рыба – неважно, сунь это в морозилку! Вот увидишь, в мороженом виде Мурик съест что угодно, хоть лоточек со льдом!

– Ты думаешь? Ладно, я попробую, – неуверенно сказал Венечка. – Спасибо за совет.

– Приятного Мурику аппетита, – я собралась отключиться, но тут Венечкин голос снова обрел силу:

– Ленчик, слышишь, я тут вспомнил еще одного типа из твоего списка! Это Рыло!

– Какое еще рыло? – удивилась я. – Нет у меня там никаких рыл!

– Есть! Каша Косорылко! То есть Каша – это тоже прозвище, его Аркадием зовут! Аркадий Косорылко!

– Венька, ты врешь, – я торопливо тянула из кармана пресловутый список, уже изрядно помятый и потертый на сгибах листок. – Нет здесь никаких каш, и рыл нет, и ни едного Косорылко!

– А Раевский есть?

Я спешно перечитывала список:

– Ну, есть!

– Это он.

– Почему?

– Потому что взял фамилию жены, – терпеливо объяснял Венечка. – Был Косорылко – стал Раевский, как ты не понимаешь?

– Очень даже понимаю, – согласилась я. – Фамилия Косорылко звучит на редкость неблагозвучно, Раевский-то не в пример лучше… А ты откуда знаешь, что это он?

– Так мы же учились вместе на биофаке! – засмеялся Венечка. – Пять лет в общаге одну комнату на четверых делили! Это потом Каша подался из биологов в торгаши и из Рыла превратился в Раевского! А в те времена был парень как парень, с закидонами, правда… Он специализировался по пернатым, и между прочим все мечтал наладить контрабандный поток золота с помощью перелетных птичек…

– Это как? – заинтересовалась я.

– Так! Тут окольцевать их золотом, там это золото снять! Видишь, с юности человек тягу к ювелирке имел, потому, наверное, и поднялся!

Похохатывая, Венька отключился.

– Байки, – проворчала я, торопясь доесть быстро тающее мороженое. – Контрабанда золота при помощи перелетных птиц, придумают тоже!

Не донеся ложечку до рта, я остановилась.

– Ты капаешь мороженым себе на брюки, – заметила наблюдающая за мной Ирка.

– Ага, – я тупо перелила содержимое ложечки обратно в креманку, помешала растаявшее мороженое, облизала пустую ложку и замерла.

Где-то когда-то я уже слышала подобный анекдот?

– Очень интересно выглядишь, – откровенно потешаясь, заметила Ирка. – На редкость интеллектуально! С торчащим изо рта черенком ложечки, с глазами, как плошки!

Вспомнила! Нечто в этом роде мне рассказывал Гжегош!

Дело было давно, я училась в университете и жила в общежитии. Отдельного корпуса для иностранных студентов тогда еще не построили, поэтому афганцы, вьетнамцы, алжирцы, поляки, болгары и прочие зарубежные гости жили вместе с русскими студентами. Из каких-то особых политических соображений их расселяли в пропорции один к трем: на одного иностранца – трое наших. Поляк Гжегош изучал русский язык, поэтому мы частенько сталкивались с ним не только в общаге, но и на факультете. Красивый черноглазый парень обращал на себя внимание девиц, но все они быстро отваливали в сторону, познакомившись с ним поближе. Очаровательный Гжегош был неприлично экономен, можно даже сказать, скуп. В принципе, фантастической бережливостью отличались все наши польские друзья, повально занимавшиеся тем, что тогда называлось «фарцовкой»: они везли из Народной Польши дефицитные в СССР тряпки и косметику, успешно продавали их русским однокашникам, а на выручку покупали золотые кольца. В те времена золото в Польше стоило в два с половиной раза дороже, чем в Союзе, так что это был неплохой бизнес. Поскольку поляки фанатично экономили каждую копейку, посиделок с обедами в складчину у них не бывало, каждый готовил себе сам и кушал в одиночку. Мы к этому привыкли, но вид здоровенного парня, разводящего в крохотном ковшике половину пакетика сухого супа, был так впечатляющ! Увидев однажды, как рослый широкоплечий Гжегош лезвием опасной бритвы крошит в кипяток тщательно очищенную сморщенную морковку, похожую на хвостик дистрофической мышки, я прослезилась и из сострадания позвала парня на чай. Ну, может, не из чистого сострадания – говорю же, он был высокий, широкоплечий, красивый. В общем, в моем вкусе.

И не только в моем!

Известно, что в отечественной традиции чаепитие подразумевает наличие на столе не только стаканов, заварочного чайника и емкости с кипятком, но и сахара, варенья, меда, плюшек-ватрушек, бутербродов-с-чем-бог-послал и так далее. За давностью лет не помню, что именно было в нашем меню в тот вечер… Хотя нет, помню! Было сало! Роскошное розово-белое сало с мясными прожилками, и домашние яйца в скорлупе цвета ряженки, и густое малиновое варенье: накануне к моей соседке Таньке приезжала из станицы мама. И вот в результате обстоятельного чаепития с застольной беседой другая моя соседка, Галина, влюбилась в Гжегоша, а Гжегош – в кубанское сало. Поэтому впоследствии за накрытым столом мы встречались неоднократно, хотя дальше дружеских отношения Галки и Гжегоша не пошли. Помнится, в те времена она очень об этом сокрушалась…

Так вот, этот самый Гжегош рассказывал мне подобный анекдот из собственной, как он утверждал, жизни. Если ему верить, он в паре с одним русским парнем провернул дерзкую коммерческую операцию, попадающую под определение контрабанды. Русский партнер Гжегоша приобрел почтового голубя и поселился в какой-то деревеньке на Западянье, то есть в Западной Украине. До границы с Польшей было рукой подать, а на той стороне тоже находилась деревня, и в ней поселился Гжегош. Улавливаете суть операции? Русский парень привез с собой приличный запас золотых обручальных колец и перстней-печаток, умный почтовый голубок исправно перетаскал их в ПНР, там Гжегош золото реализовал, а навар приятели поделили. Не знаю, откуда взялся необходимый для проведения операции первоначальный капитал и каковы на самом деле были масштабы акции, но последний семестр в университете Гжегош нормально питался в студенческом кафе, на чай к нам не напрашивался, и Галка страшно грустила…

– Ты сейчас похожа на статую, – донесся до меня издалека язвительный голос Ирки.

– На Венеру Милосскую? – Я расправила плечи, выпячивая грудь.

– Не-а, на химеру с фронтона собора Парижской богоматери! Такие же выпученные глаза и разинутый рот!

– Сама ты химера, – обиделась я. – Доела свое мороженое, обжора? Так чего расселась? Заводи машину, только что открылись новые обстоятельства, похоже, особняк на Затоне заслуживает особого внимания!

– Так ведь ночь на дворе! – возмутилась подруга. – Темно уже, что ты там увидишь!

– Сегодня уже ничего не увижу, – согласилась я. – А вот завтра, если заранее похлопочу, увижу многое! Вставай, поехали!

За полчаса до полуночи мы въехали в мирно спящий Затонный переулок и припарковались все под той же сливой.

– А теперь у меня к тебе деликатный вопрос, – смущенно кашлянув, обратилась я к подруге. – Ты только не подумай чего плохого… Скажи, какие на тебе трусы?

– Действительно, вопрос деликатный, – внимательно посмотрев на меня, Ирка, как будто не слишком шокированная, покрутила пальцем у виска. – Ты спятила, что ли?

– Вовсе нет. Пожалуйста, покажи мне свои трусы! Или хотя бы скажи, они из той же партии, что вчера сушилась на веревках во дворе? Такие огромные хлопковые парашюты пастельных тонов, стягивающиеся на талии продетой в кулиску бельевой резинкой? Ну, не томи! Ирка! Мне немедленно нужны твои трусы!

– Да зачем?! У тебя что, своих нет? – пожав плечами, заинтригованная Ирка задрала длиннополую юбку и продемонстрировала мне белье.

– Мои не годятся, они маленькие, в них резинка слабенькая, кружевная, нашита прямо на ткань! – сбивчиво объясняла я. – Вот твои суперпанталоны – это то, что надо! Нет, я не буду их надевать, ты с ума сошла, куда они мне! Выдерни резинку!

– Для тебя – все, что угодно!

– Спасибо! – Я растопырила пальцы левой руки на манер рогатки. – Помоги мне, привяжи сюда резинку… Отлично!

Я вывалилась из машины, подошла поближе к уличному фонарю, подобрала с земли небольшой камень и с помощью своей импровизированной рогатки запулила его в лампочку. То есть хотела попасть в лампочку, но промахнулась. Звонко брякнув о металл плафона, камень отскочил в сторону, не причинив никакого вреда источнику уличного освещения. Эх, неподходящий снаряд я взяла, слишком тяжелый и угловатый!

– Ты с ума сошла! – при виде моего хулиганства запоздало ужаснулась торчащая у машины Ирка.

В сердцах она стукнула кулаком по стволу дерева, и на меня градом посыпались сливы.

– Еще раз спасибо! – нагнувшись, я подобрала с земли несколько достаточно твердых плодов.

Тщательно прицелилась и повторила попытку.

Крак! На третьем дубле лампочка разбилась, и на улице сразу стало гораздо темнее.

– Это кто тут хулиганит? – донесся из саманного дома скрипучий голос тетки Маши.

– Сматываемся! – пригибаясь, я подбежала к машине, открыла дверцу и прыгнула на свое место.

Не заставляя себя уговаривать, Ирка поспешно забралась за руль и нажала на газ.

– А теперь что? – спросила она лишь пару кварталов спустя.

– А теперь снова притормози, – велела я. – Заглуши мотор, я должна позвонить по телефону… Алло? Это жилищно-коммунальная служба? В одном из фонарей в Затонном переулке не горит лампочка… Что значит мелочь? Это не мелочь, подход к нашему дому не освещен, а наш хозяин – очень состоятельный человек, его весьма заботит собственная безопасность… Да, за вызов вам заплатят… Ах, суббота? Тогда заплатят вдвойне! Что? Завтра утром? А во сколько у вас начинается утро? Спасибо.

Я положила трубку, удовлетворенно откинулась на сиденье и, сделав Ирке знак трогаться с места, сказала:

– А сейчас домой, нужно пораньше лечь спать, завтра наш рабочий день начнется в восемь утра.

– Завтра суббота! – возмутилась Ирка.

– Мне уже сказали, – кивнула я. – Суббота, ну и что? Нас это совершенно не касается! Ты когда-нибудь слышала, чтобы Шерлок Холмс или Эркюль Пуаро брали выходные?

– Насчет Холмса не знаю, но вот мисс Марпл вела очень размеренный образ жизни, – проворчала Ирка. – Что нисколько не мешало ей быть великолепной сыщицей!

– Мисс Марпл была старушкой! Чтобы иметь шанс дожить до ее лет, я должна сейчас хорошенько побегать!

– Да, я забыла, – вздохнула Ирка, мечтательно прищурив глаза. – Тебя же пытаются убить…

– Смени тон, пожалуйста, – начиная сердиться, попросила я. – Иначе у меня возникает ощущение, будто ты готова присоединиться к толпе моих преследователей!

– Где уж мне, – тихонько пробормотала подруга.

Но я все-таки ее услышала, демонстративно надулась, и, чтобы добиться прощения, Ирке пришлось клятвенно пообещать мне не задерживаться с утренним подъемом.

За те три часа, которые понадобились бригаде неопытных копачей в составе Мелюзгаврика, Бармалютки и Морозова, чтобы подрыть корни старого тополя, Мелюзгаврик, убежденный работник умственного труда, успел не единожды проклясть собственную неуемную фантазию. Ну что ему стоило придумать план, реализация которого не привела бы к появлению кровавых волдырей на ладонях?!

Дерево, наиболее соответствующее условиям плана, оказалось внушительных размеров. Хлипкий Мелюзгаврик в одиночку даже не смог обхватить ствол руками, пришлось призывать на помощь Бармалютку. Взявшись за руки, вдвоем они оцепили ствол и приблизительно определили его диаметр как полутораметровый. Со стороны в этот момент низкорослые злоумышленники здорово смахивали на парочку детсадовцев, кружащихся в хороводе.

Однако оценить прелесть этой трогательной сценки мог лишь присутствовавший при сем Морозов. Дело происходило глухой ночной порой, когда мирные граждане в большинстве своем крепко спали, плотно закрыв окна и даже форточки, чтобы не лишиться стекол: норд-ост набирал силу, деревья гнулись и трещали, и даже недавняя дневная жара бесследно развеялась.

В третьем часу ночи ударник землеройного труда Бармалютка, в долгополой серой ветровке с капюшоном похожий на театрального призрака отца Гамлета, вылез из отрытой общими усилиями поясной могилки у подножия старого тополя, уронил на асфальтированную дорожку глухо звякнувший заступ и категорически заявил:

– Харэ балдеть, или гони бульдозер! Я не ишак, чтоб тут всю ночь ломаться!

Машинально соотнеся размер этого стихотворного экспромта все с тем же шекспировским «Гамлетом», интеллектуал Морозов посочувствовал утомленному Бармалютке бессмертными словами:

– Бедный Йорик!

– Какой, к черту, Жорик! Не поминал бы покойника! – окрысился Бармалютка, потирая спину.

– Не сердись. Я думаю, этого вполне достаточно, – заглянув в яму, а потом внимательно посмотрев на тополь и сделав в сторону нужного балкона несколько загадочных пассов, похожих на движения фотографа, щелкающего камерой, объявил Мелюзгаврик. – Если хорошенько приналяжем, упадет как миленький.

– Точно? – требовательно спросил Морозов, назначенный шефом ответственным за проведение операции.

– Точно в цель, – убежденно кивнул автор плана.

– Тогда я звоню, – Морозов достал мобильник и набрал шесть цифр телефонного номера.

Надеясь расслабиться и хоть на время забыть о преследующих меня неприятностях, я забралась в ванну – благо она у Ирки просторная, как небольшой бассейн, так что я могла вытянуться в полный рост и даже раскинуть руки. Как это я не подумала поселить здесь Мурика? Заперла бедняжку питончика в душной прихожей, хотя могла создать ему весьма комфортные условия, сходные с природной средой обитания. В дебрях Амазонки влажно и жарко? Пожалуйста, у нас полно горячей воды! Впрочем, тогда условия проживания не были бы комфортными для остальных, а ведь я тоже люблю понежиться в ванне – не обязательно в одиночку, но уж не в компании с удавом!

Лежа на спине в теплой воде, слушая слабое потрескивание пузырьков пены, я блаженно закрыла глаза…

Звонок мобильника застал меня врасплох. Вынырнув, как Афродита из пены морской, я свесила голову за борт гигантской ванны и поискала глазами трубку. Нету!

Звук шел от вешалки с одеждой. Проклиная бессовестных негодяев, не дающих хорошим людям ни сна, ни отдыха, я вылезла из гигантской лохани и пошлепала по холодному кафелю.

Мобильник нашелся в кармане моего маскхалата.

– Елена! – в трубке зарокотал суровый голос майора Михрякова. – Ты знаешь, я журналисту друг, товарищ и брат…

– И волк, – пробормотала я, не в силах простить полковнику испорченного удовольствия.

– Что-что?

– Ничего-ничего, – поторопилась исправиться я. – Это я так, чихнула…

– Вот и я говорю: вашему брату-писаке начхать на закон! – повысил голос начальник пресс-службы УВД края. – Вечно встреваете в истории, спасай вас потом!

– А я что? Я ничего, – я тщетно пыталась сообразить, что именно известно суровому майору о моих последних приключениях, но его следующая фраза меня удивила:

– Ты, Елена, знаешь, что чистосердечное признание смягчает вину? Знаешь, умница. Значит, давай договоримся по-хорошему: сейчас ты прибежишь ко мне в ГУВД, все, как на духу, расскажешь, и я постараюсь тебе помочь не попасть за решетку!

– Куда?! – искренне изумилась я. – За какую еще решетку? За что?!

– Леночка, – майор конспиративно понизил голос. – Лучше не запирайся. Тут у нас есть информация о том, что ты занимаешься в высшей степени незаконной деятельностью.

– Какой именно? – невольно заинтересовалась я.

Может, кто-то видел, как я «голосую» на обочине большой дороги, и решил, будто я кормлюсь сразу от двух древнейших занятий? От журналистики и от торговли собственным телом?

– Ну, ты нахалка! – рявкнул Михряков. – «Какой именно»! Слово «зелень» тебе что-нибудь говорит?

Точно, я угадала, похоже, меня записали в валютные проститутки!

– Товарищ майор, на меня наговаривают! – возмутилась я. – Я самая что ни на есть честная и порядочная женщина! Да я в глаза не вижу никакой валюты, кроме разве что украинской гривны – эту гадость муж вечно забывает из карманов вытряхнуть, когда из Киева едет!

– Не морочь мне голову, – усталым голосом сказал майор. – У меня на столе лежит телеграмма, пришедшая на твое имя на адрес телекомпании из города Темрюка. Хочешь, зачитаю текст?

– Еще бы не хотеть! – язвительно ответила я. – Это ведь мне телеграмма, а не вам! Интересно, почему ее передали не по адресу? И кто, собственно, это сделал?

Бабулина, про себя подумала я. Это она, точно, больше некому! Старая стукачка, зловредная старушонка!

– Значит, я озвучиваю.

В трубке послышался кашель, а потом майор с выражением прочитал:

– «На «траву» большой спрос. Сообщи, возможна ли поставка оптовой партии? Таможня от «зелени» в восторге. Люба». – Майор повысил голос: – Ты во что вляпалась, Елена?! «Траву», значит, гонишь в портовый город? Да еще оптовыми партиями! И таможню «зеленью» зарядила, чтобы не мешала?!

– Мама родная! – ахнула я, начиная неудержимо хохотать. – Это же Любка телеграфирует мне про эйхорнию!

– Не выражаться! – рявкнул майор.

Судя по звуку в трубке, он даже треснул кулаком по столу.

– Товарищ майор, вы не сердитесь, – с трудом поборов смех, попросила я. – Сейчас вам все по порядку расскажу, вы сами хохотать будете, такое недоразумение получилось…

И я со всеми подробностями описала бдительному майору, как с легкой руки хамовитого Васятки темрюкские таможенники стали обладателями разливанного моря фекалий и как чудесная трава эйхорния спасла родную кубанскую землю от экологической катастрофы.

Под конец моей эмоциональной речи майор уже весело похохатывал, так что закончили мы телефонный разговор на самой дружественной ноте. Про валюту майор больше ничего не говорил, но я мысленно поставила против этой темы галочку. С подложными баксами надо будет разобраться…

Обмотавшись большим махровым полотенцем – что, собственно, было абсолютно лишним, потому как за время беседы с полковником успела просохнуть, я подхватила с пола небрежно брошенный маскхалат, перебросила его через плечо и порысила в спальню. Сейчас залезу под теплое одеялко, и будет мне счастье…

Хотела перед сном позвонить в Киев мужу – он рассказал бы мне о проделках Масяньки, на душе полегчало бы… Но не смогла найти сотовый. Хотела для душевного успокоения потискать уютного кота, но и он куда-то запропастился! Пришлось укладываться спать, так и не завершив прерванный звонком Михрякова курс релаксации.

И Тоха, и телефон нашлись глубокой ночью: оказалось, что шиншиллистый кот, не отличимый в потемках от сброшенного мной прямо на пол серебристого шелкового комбинезона, уютно устроился на ночлег в складках этого одеяния. Мобильник же мирно лежал в кармашке под котом, так что телефонный звонок, раздавшийся в третьем часу ночи, разбудил Тоху даже раньше, чем меня. Очевидно, я сунула сотовый в «маскхалат», а потом притащила его из ванной. Поддержав заливистую трель звонка недовольным мявом, кот прыгнул мне на грудь.

– Брысь, – смахнув нахала на пол, я с трудом разлепила ресницы, по моргающему зеленому огоньку определила местоположение сотового. Свесилась с кровати и вытащила мобильник из кармашка «маскхалата». – Слушаю!

– Ты бы лучше смотрела, идиотка несчастная! – тут же обругал меня хриплый мужской голос.

– Куда смотрела? – Я ничего не понимала.

– В ванную, кретинка! Небось кран закрыть забыла, у нас вода по потолку течет!

Ага, значит, это звонят соседи снизу, сообразила я. Не знаю, кто там у них с таким голосом, вроде одинокая пенсионерка живет, очень милая женщина, впрочем, я с соседями по подъезду знакомство не вожу, знаю кое-кого в лицо, да и только.

– Сейчас посмотрю, – пообещала я, спуская ноги с дивана.

И только поставив ступни на холодный паркет, пришла в себя и сообразила, что нахожусь не у себя дома, а у Ирки.

Ой-ой-ой! Если у меня потек кран или, не приведи господь, прорвало трубу, то за те полчаса, которые понадобятся мне, чтобы долететь до дома хоть на Иркиных «Жигулях», хоть на ковре-самолете, квартира этажом ниже превратится в аквариум!

– Я мигом! – выкрикнула я в трубку.

Буквально на бегу натянула комбинезон и поскакала в гараж. Не буду терять время на то, чтобы ввести в курс дела мирно спящую Ирку или испросить у нее разрешения воспользоваться ее автомобилем. Запасные ключи от «шестерки» висят в гараже, на гвоздике за дверью, водить машину я худо-бедно умею, справлюсь и без помощи подруги.

Но как бы не так!

– Стой! Куда?! – страшным голосом заорала Ирка, едва я завела мотор и выкатилась на подъездную дорожку.

На террасу над гаражом она вылетела в неглиже, так что обитателям соседнего дома, в свою очередь, адекватно отреагировавшим на ее крик, было на что посмотреть.

– Запахнись, эксгибиционистка, – нервно отозвалась я, вынужденная притормозить. – Мне нужно срочно съездить к себе домой, там какая-то авария, я соседей заливаю!

– Ты мне-то не заливай! Авария у нее! Будет тебе авария, даже катострофа будет, с жертвами, если не прекратишь самодеятельность! Ни с места! Жди меня, я сейчас! – Ирка скрылась в комнате и спустя всего несколько секунд выбежала во двор.

Терять время на переодевание она не стала, так и плюхнулась в машину в пеньюаре и комнатных тапках с загнутыми носками.

– Спала бы ты себе, Шехерезада, – проворчала я, переползая на пассажирское сиденье.

Ничего не ответив, Ирка придавила резко педаль газа шлепанцем, который по всем статьям был бы впору Маленькому Муку, кабы не его размер – редкий, промежуточный между сорок первым и сорок вторым. Меня вдавило в сиденье, я зажмурилась, и мы полетели по ночным улицам, как две ночные ведьмы на одном моторизованном помеле.

– Ты все запомнил? Сигналом будет выключенный свет, – инструктировал Мелюзгаврик уходящего на мокрое дело Бармалютку.

– Как замочу ее – так сразу щелкну светом, – продолжая вещать шекспировским стихом, повторил тот.

С точки зрения Морозова, предстоящая сцена убийства высокий пафос классической трагедии вполне оправдывала.

– Бить иль не бить? Вот в чем вопрос! – с легким завыванием продекламировал он, картинно простирая руку к специально приготовленной дубинке с живописно обломанным концом.

– Бить, бить! – торопливо произнес Мелюзгаврик, вручая орудие смертоубийства сосредоточенному Бармалютке.

Угрюмо шмыгнув носом, киллер вышел из тени накренившегося тополя, пересек улицу и скрылся за углом дома.

Прижавшись щеками к шершавой коре по разные стороны древесного ствола, неразличимые во мраке бурной ночи Мелюзгаврик и Морозов всматривались в дальний конец улицы, ожидая скорого появления ни о чем не подозревающей жертвы.

Влетев передними колесами на клумбу перед домом, «шестерка» встала на дыбы, как сказочный Сивка-Бурка, заглохла и глубоко нырнула мордой в отцветший жасминовый куст.

– Хорошо хоть, у нас тут кактусы не растут! – проворчала я, вываливаясь из открытой дверцы прямо на зеленые ветки.

– Чай, не Америка, – резонно заметила Ирка, зябко запахивая на себе шелковую разлетайку.

С минимальными потерями выбравшись из жасминовых джунглей, слегка помятая и поцарапанная, я побежала к подъезду. В воображении я уже живо видела незнакомого мне соседа снизу, плавающего по своей квартире на надувной резиновой лодке и на манер деда Мазая снимающего со столов и шкафов чад и домочадцев.

Ключ от входной двери я приготовила еще в машине, так и держала его бородкой вперед, поэтому ввалилась в квартиру без заминки, буквально с разбегу. И сразу же хлопнула ладонью по выключателю – чудаки-электрики расположили выключатели ванной комнаты, кухни и прихожей рядком у входной двери.

Вот чертовщина, не везет так не везет! Едва вспыхнув, лампочки везде тут же погасли! Перегорели, заразы! Что я разгляжу в потемках?! Ну, ничего, у запасливой Ирки в чемодане, скромно именуемом ею аптечкой, черта лысого можно найти, а не то что лампочку!

Безотлагательно развернувшись на сто восемьдесят градусов, я помчалась по лестнице вниз.

Ключ мягко провернулся в замке, дверь распахнулась, свет вспыхнул и тут же погас. Бармалютка, притаившийся за дверным косяком в комнате с тополиной дубинкой на изготовку, опустил палку, осторожно выглянул в коридор и в слабом свете уличного фонаря, пробивавшемся в окна из кухни и гостиной, увидел, что в прихожей никого нет.

– Убежала, дура! – гневно выругался Бармалютка, соображая, что же теперь делать.

Уже через секунду до него дошло, что нужно как можно скорее бежать на балкон, чтобы остановить ретивых подельников, которые наверняка приняли вспышку света за условный сигнал и теперь пыхтят, как индийские слоны, упершись лбами в подрытое дерево.

По-прежнему сжимая в руке дубинку, Бармалютка выскочил на балкон и скрестил руки над головой, давая таким образом отбой операции.

– Что этот идиот там делает? – заметив Бармалюткины телодвижения, удивился Морозов.

– Поберегись! – нарушая конспирацию, рефлекторно выкрикнул более сообразительный Мелюзгаврик, но его вопль напрочь заглушил оглушительный треск падающего дерева.

В полном соответствии с планом, старый тополь с грохотом рухнул поперек улицы, ветвями разбив стекла в десятке окон и снеся в падении балкон вместе с застывшим в ужасе Бармалюткой.

У самого выхода из подъезда я налетела на Ирку, буркнула: «Пардон, мадам!» – и побежала было дальше, но подруга обхватила меня поперек талии и удержала.

И в этот момент дом содрогнулся.

– Землетрясение! – придушенно крикнула я.

Одним прыжком Ирка, прижимающая меня к себе, как любящая мамаша кенгуру единственного детеныша, выскочила из парадного во двор, и тут земля под нашими ногами снова дрогнула.

– Стоим здесь! – тяжело дыша, скомандовала Ирка.

Я смекнула, что она права, более безопасного места мы сейчас не найдем: ближайшее дерево в десяти метрах слева от нас, дом метрах в пяти справа, над нами только бездонное черное небо, усыпанное крупными летними звездами, выглядывающими в просветы между темными тучами. Другими словами, сверху нет ничего, способного фатально обрушиться на голову. Разве что шальным болидом с небес шарахнет, но это маловероятно.

Пугающие толчки прекратились. Тут и там в проснувшемся доме загорелись окна, из соседнего подъезда гуртом вывалилась группа граждан в пижамах, с наскоро собранными узлами и вопящими детьми. Ветер трепал полы ночных рубашек и всклокоченные волосы женщин, заливисто лаяли собаки, и кто-то, на удивление энергичный и расторопный, совершенно бодрым голосом требовал немедленно вызвать спасателей, потому как кого-то там завалило.

– Чем завалило-то? – недоуменно переспросила Ирка, оглядев совершенно целое здание.

– Деревом! – с готовностью откликнулся расторопный.

– Да нет, не деревом, а балконом! – бойко возразил ему другой энергичный тип.

Я присмотрелась к спорящим: оба они показывали руками куда-то за угол дома.

– Похоже, разрушения имеют место быть с другой стороны! Пойдем посмотрим сами! – потянула я подругу за рукав распашонки.

– Куда я в таком виде? – неожиданно проявив стыдливость, воспротивилась Ирка.

– Да тут все в таком виде! – резонно возразила я. – Оглянись, это же просто массовый стриптиз!

В толпе других полуодетых граждан по караванной тропе вокруг дома мы побежали к месту происшествия.

– Ты только не волнуйся! – внезапно обернулась ко мне Ирка, из-за спины которой я пыталась разглядеть место действия.

Разумеется, я сразу же заволновалась.

– Что там? Что?! – Я прыгала на загородившую проход Ирку, как моська на слона.

– Говорю же тебе, ничего страшного! – С этими словами подруга крепко взяла меня за руку и потащила в обратном направлении, успокоительно приговаривая на ходу: – Есть на что смотреть, дерево упало! Оно тебе дорого, дерево это? Или ты лично знакома была с этим тополем? Ведь нет же! А балкон? Подумаешь, снесло его к чертовой бабушке! Ну и хорошо, что снесло, мы тебе теперь новый балкон поставим, лучше прежнего, даже с расширением его сделаем. Как все-таки хорошо, что ты такая лентяйка и растяпа, так и не собралась этот чертов балкон застеклить…

– Стой! – страшным голосом закричала я, с усилием тормозя. – Так это что, мой балкон обрушился?! Именно на него дерево упало?!

– А я тебе о чем говорю? – Ирка погладила меня по голове, как ребенка. – Не расстраивайся! Разбитые стекла мы вставим завтра же, я прямо сейчас Никитычу денег дам, он с утра расстарается. Заодно попрошу постеречь квартиру, чтобы ночью в развороченное окно никто не влез.

– Никитычу? – тупо повторила я.

– Будет сделано! – тут же козырнул невесть откуда возникший мужичок.

Я посмотрела на него с невольным уважением: Никитыч – мой сосед сверху – на редкость головастый и рукастый мужичок. Весь дом бежит к нему, если надо что-то починить, прибить, застеклить и так далее. Никитыч все делает быстро и качественно. Да что говорить, даже сейчас, в глухую ночную пору, когда вспугнутые «землетрясением» прочие обитатели дома щеголяют в неглиже, Никитыч уже кружит вокруг упавшего тополя с хищным прищуром, с ручной пилой и в рабочем фартуке. И, что характерно, фартук надет отнюдь не на голое тело, под ним тщательно застегнутая рубаха, штаны, и даже обут Никитыч не в комнатные тапки, как большинство присутствующих, а в аккуратно зашнурованные ботинки!

– Да не боись, Алена Ивановна, я у тебя в хате мирно переночую, щас окна замерю, а с утреца на Соломенный рынок за стеклами сгоняю. К обеду окошки твои как новые будут, можешь не сомневаться. Давай сюда ключи и иди себе с богом.