Текст книги "Тибет: сияние пустоты"

Бонцы, цари и женщины

И вот такие люди на протяжении 33 поколений царей – начиная с Ньятри Цэнпо и кончая Сронцзэнгампо – неотлучно находились при тибетских правителях, исполняя роль царских жрецов, кушен. Они были телохранителями царя, они нарекали царевичей именами на шангшунгском языке и совершали над новорожденными царскими отпрысками все положенные обряды очищения и предсказания.

Само же государство Шанг-Шунг было чрезвычайно могущественно. За правителей этого царства отдавали замуж китайских принцесс, и те изнывали там от скуки. Правители Тибета женились на принцессах из Шанг-Шунга, и у самого Сронцзэнгампо среди множества всевозможных выбранных по политическим мотивам жен была и дочь царя Шанг-Шунга Литигмэн. А сестру Сронцзэнгампо Сэмаркар выдали замуж за царя Шанг-Шунга Лигмягя.

Надо прямо сказать, что жены шангшунгских царей не жаловали своих благоверных, а деятельного Сронцзэнгампо стали сильно раздражать могущественные жрецы кушен, наводнившие его свиту, да и само государство Шанг-Шунг.

И вот в Шанг-Шунг навестить царицу Сэмаркар прибыл хитрый и могущественный тибетский министр Мангчунг. Он воздал печальной царице подобающие почести, а та сказала, что писать брату писем она не собирается, но рада, что он находится в добром здравии, и попросила министра передать свой дар царю прямо в руки. И еще она послала царственному брату собственноручно написанные стихи, в которых оплакивала свою шангшунгскую жизнь. Прочел Сронцзэнгампо сестрицыны стихи и развернул переданный ею сверток, а в нем было ровно тридцать камней прекрасной старинной бирюзы. Царь немного подумал и расшифровал тайный язык камней. Он понял, что сестра сказала ему этим подарком: «Если ты мужчина, то, как принято у мужчин, надень эту бирюзу на шею и выступи против Лигмягя. Если же ты не решишься на это, то укрась этой бирюзой свою прическу, как это принято у женщин».

Ну что ж, просьба сестры вполне совпадала с планами брата. Однако в открытом сражении у тибетцев не было ни малейших шансов на победу. И здесь опять пригодилась женщина. У Лигмягя, царя Шанг-Шунга, было три жены, и самой младшей из них, царице Са Нангдрон Лэгмэ из рода Гуруб, было всего-навсего 18 лет. К ней-то и подослал мудрый Сронцзэнгампо, хорошо знавший женскую природу, своего самого сладкоречивого придворного, хитрого и коварного министра Нангнама Лэгдруба. Министр явился к Лэгмэ с рогом дикого яка, полным золотого песка, и сказал, что благородный царь Тибета не может больше терпеть того, что столь красивая и достойная женщина является всего лишь младшей женой Лигмягя. Вот если бы ему удалось свергнуть царя Шанг-Шунга, Лэгмэ немедленно стала бы главной женой царя Тибета и получила бы в дар ровно две трети его царства.

Илл. 13. Дворец Ямбулхакан в долине реки Ярлунг

У младшей жены детей от Лигмягя не было, и интересы Шанг-Шунга были ей глубоко безразличны. Поэтому она ответила так: «У царя Шанг-Шунга такое войско, что оно запросто может заполнить весь Тибет, войско же царя Тибета поместится на белой полосе, идущей по хребту пестрой коровы, а потому никогда не победить ему Лигмягя в честном бою. Но его можно победить хитростью и коварством. Знай, что в следующем месяце Лигмягя вместе со свитой поедет в Сумпа, где будет участвовать в сходе в Ланги Гимпод. Спрячься в засаде и убей его! Я сама буду твоим связным». Они договорились, а для сообщения точной даты Лэгмэ обещала оставить условные знаки на каменной пирамиде, сложенной на вершине перевала.

Когда пришло время, Сронцзэнгампо вместе со своими министрами и с несколькими тысячами воинов прибыл в условленное место. Царь взошел на вершину перевала и обнаружил там чашу с водой, в которой было три предмета: кусочек золота, кусочек раковины и отравленный наконечник стрелы. Царь все понял. Наполненная водой чаша означала, что Лигмягя прибудет в день полнолуния следующего месяца, а кусочки золота и раковины сказали ему о том, что он должен держать солдат наготове в Золотой и Перламутровой пещерах, которые находятся у озера Дангра. Отравленный же наконечник стрелы предлагал заманить царя Шанг-Шунга в засаду и там убить его. Все было выполнено в точности. Лигмягя был убит, Шанг-Шунг пал, и вскоре следы этой великой цивилизации затерялись в веках. Но вот о том, что стало с восемнадцатилетней красавицей, история умалчивает.

Однако не все жены ненавидели Лигмягя, и не все они были безразличны к судьбе государства Шанг-Шунг и неразрывно связанной с ним черной бонской веры. Первая и главная жена Лигмягя, Кюнгса Цогель, пылала гневом и жаждала мщения. И хотя главный виновник трагедии, царь Сронцзэнгампо, уже умер и царем Тибета стал Трисонг Дэвцэн, Цогель решила, что именно он должен в полной мере испить чашу гнева. И она пригласила к себе великого Учителя бон Нангжера Лодпо, который учился у великого мага Тапихрицы. Воздав ему все положенные почести, Кюнгса Цогель, рыдая, проговорила, что ее муж предательски убит, в результате чего Тибет расколот, великое учение бон погублено, и невозможно оставить все это безнаказанным.

Тогда великий Учитель бон задумался и, сочтя ее слова справедливыми, предложил ей на выбор три варианта своих действий. Если три года он, обладая одной унцией золота, будет практиковать ритуал пу, а потом метнет особое устройство – сор, которым может быть любой предмет, заряженный в ходе ритуальной медитации сконцентрированной энергией мага, – то весь Тибет будет стерт с лица земли. Если же, обладая половиной унции золота, он будет три месяца практиковать ритуал кюнг, а затем метнет сор соответствующей конструкции, то будет уничтожен только район Ярлунга, а также царь Трисонг Дэвцэн со всей своей свитой. Можно также, имея лишь одну десятую унции золота, ровно неделю практиковать ритуал нгуб, и тогда убит будет только царь.

Как ни застилала яростная ненависть глаза Цогель, она была мудрой женщиной и понимала, что чем больше смертей, тем больше потребуется отмщений, а потому выбрала третий вариант действий.

Тогда Нангжер Лодпо удалился на крошечный остров Тарог, что на озере Цолинг. Здесь он воссел на сиденье из девяти парчовых подушек, водрузив над собой белый расписной балдахин. Ровно неделю практиковал Учитель бон ритуал нгуб, а затем разделил одну десятую унции золота на три части. Первую часть он швырнул в озеро близ Ярлунга, и оно немедленно пересохло. Вторую треть золота он бросил на гору Согка Цунпо, и там погибли два оленя, а пять остались обездвиженными. Наконец, на рассвете он метнул последнюю часть золота на крепость Чива Тагце, и царя Трисонга Дэвцэна поразила внезапная болезнь.

Мудрый царь тут же понял, что это результат гнева великого Учителя бон, которому есть за что гневаться. Ясно стало царю, что лишь наславший болезнь знает также и средство ее исцеления, а потому он сразу же послал к Нангжеру Лодпо своих гонцов.

Долго блуждали гонцы в поисках Учителя бон. Наконец пастухи указали им дорогу, предупредив, правда, что Нангжер Лодпо может принимать абсолютно любой облик и потому каждый раз является под разными личинами. Посланцы соорудили челн, переплыли на нем на остров Тарог и увидели, что под белым балдахином на девяти парчовых подушках восседает… большой прозрачный Хрустальный Рог. Впрочем, гонцов, ко всему в этом мире привыкших, это совершенно не смутило, а потому они совершили круговой обход сиденья Рога, простерлись перед ним ниц и поднесли ему в дар заблаговременно врученный им Трисонгом Дэвцэном рог дикого яка, наполненный золотом. После этого Хрустальный Рог превратился в Нангжера Лодпо.

Нужно сказать, что рог здесь – не просто подарок, но предмет, символизирующий царские почести, воздаваемые тому, кому его подносят в дар. Дело в том, что в Шанг-Шунге существовал список из 18 царей этого государства, носивших рогатый головной убор, и последним в этом списке значился царь Сэрги Чаручен, правивший во времена Шенраба и покровительствовавший ему. В те времена на голове царя Шанг-Шунга непременно возвышался некий шлем с двумя рогами дикого яка, наполненными золотым песком, и это было знаком царской власти и царского достоинства. Поэтому, желая польстить маленькой Лэгмэ, царский министр дарит ей рог, наполненный золотым песком; желая умилостивить бонского Учителя, ему подносят тот же дар; более того, отнюдь не случайно сам Нангжер Лодпо принимает перед посланцами Трисонга Дэвцэна именно облик рога. Передача рога с золотым песком символически говорит о том, что за получателем сего дара признается достоинство, равное царскому.

Итак, удовлетворенный оказанными ему почестями, Нангжер Лодпо заговорил. Задумав отомстить за горестную судьбу учения бон, мудрый Учитель сразу же понял, что со смертью царя Трисонга Дэвцэна погибнет весь Тибет, а это не входило в его планы. Поэтому бонец изложил гонцам свои требования. Во-первых, царь не должен уничтожать 360 разделов учения бон Шанг-Шунга. Во-вторых, члены рода Гуруб, к которому принадлежит Нангжер Лодпо, а также и юная предательница Лэгмэ, должны быть всячески почитаемы в Тибете и освобождены от каких бы то ни было податей. В-третьих, царю следует изготовить золотую статую убитого Лигмягя в натуральную величину. И наконец, в-четвертых, Кюнгса Цогель должна получить возмещение за потерю мужа.

Гонцы тут же согласились со всеми поставленными условиями. Тогда Учитель бон сам прибыл к царю Трисонгу Дэвцэну и совершил ритуал, обратный проделанному им ранее. Нангжер Лодпо извлек из девяти отверстий тела царя девять тонких, словно шелк, золотых нитей. Эти нити взвесили, и их вес оказался в точности равен одной трети от одной десятой унции. Тут из тела царя вышло очень много крови, лимфы и гноя, и его болезнь сразу же исчезла, словно ее и не было.

Вот таким оказался истинный бонский жрец. Недаром под шен понимается человек, господствующий над всей видимой вселенной и руководящий всеми живыми существами.

И именно с такими умельцами встретился прибывший в Тибет по приглашению Трисонга Дэвцэна академический ученый Шантиракшита. Он стал увещевать их пространными велеречивыми проповедями, но тибетцы всегда говорили, что «слово – это просто пузыри на воде, дела же – вот крупицы золота». Конечно же, тут требовался Падмасамбхава, который не замедлил явиться.

Глава третья,
целиком посвященная несравненному Падмасамбхаве и его великим и славным деяниям

Итак, по приглашению царя Трисонга Дэвцэна на смену Шантиракшите в VIII веке н.э. в Тибет прибывает Падмасамбхава, который не был обычным человеком, – он был махасиддхи, то есть обладал великими сверхъестественными силами. Слава и авторитет Падмасамбхавы в Тибете и поныне столь велики, что было бы нарушением всех восточных традиций не передать в подробностях его чудесное житие.

Я расскажу вам намтар (житие) Падмасамбхавы, который существует в английском переводе, но никогда подробно не воспроизводился на русском языке. Изложение намтара – это работа по спасению души того, кто его записывает, а также тех, кто его читает, то есть и наших с вами душ. Как и всякое житие, намтар описывает жизнь и поступки отнюдь не обыкновенного человека, но махасиддхи, великого, достигшего всех мыслимых и немыслимых целей и свойств. Его герой видит все связи вещей и событий, скрытых от непросветленного взгляда, и в силу этого его действия не подлежат мирскому суду, ибо махасиддхи находится за пределами действия законов сансарического мира. А потому поведение Падмасамбхавы является образцом, но не для обычного человека, а лишь для того, кто сделал себя махасиддхи, поступки которого с точки зрения мира выглядят, мягко говоря, экстравагантными – но они оправданы с точки зрения высшей мировой гармонии или божественной воли, если хотите. Так что, уважаемый читатель, прошу Вас не удивляться тому, о чем будет рассказано в этой главе. Однако перейдем к делу.

Царь Индрабодхи

Начнем с того, что в стране Ургьян, или Уддияна, которая расположена неизвестно где, жил могучий слепой царь Индрабодхи, и был он одним из тех махасиддхи, которых, согласно индийской традиции, было всего 84 (причем все они – абсолютно реальные люди, жившие или бывавшие в Индии в VII – XI веках н.э.). У слепого царя было все, чего может пожелать даже самый счастливый правитель. Он жил в прекрасном изумрудном дворце, у него было огромное богатство и громадная власть, было у него целых пятьсот жен и несчетное число подданных. Но судьба всех заставляет платить за все свои дары, и у царя внезапно умер его единственный сын и наследник, а сразу вслед за тем невиданные бедствия обрушились на его страну и подданные стали один за другим умирать от голода и болезней. Тогда Индрабодхи раскрыл для людей свою сокровищницу, но вскоре его казна опустела. Все, чем владел, раздал Индрабодхи в качестве милостыни, но сыпавшиеся отовсюду несчастья не иссякали. И понял царь, что причина происходящего лишь в том, что нет у него сына.

Слепой правитель держал совет с местными мудрецами, после чего собрал всех живших в его царстве жрецов, чтобы они совершили жертвоприношения богам, рецитировали священные тексты, должным образом почтили всех охраняющих божеств страны Уддияны. Богов и защитников веры молили об одном – даровать Индрабодхи сына. Но все было напрасно.

Сильно разгневался царь и приказал жрецам больно наказать непослушные высшие силы, за семь дней уничтожив все их изображения. Впрочем, и это не помогло. Тогда приказано было лишить богов и духов-хранителей обычно приносимых им жертв, кровь которых и дым от сжигаемой на жертвенном огне животной плоти служили пищей богам и духам, поддерживали их жизнь и снабжали их жизненной энергией. Одним словом, смертью пригрозил Индрабодхи богам и духам, и те не на шутку перепугались и разгневались. Ведь до прихода на землю человека и боги, и всякая нелюдь сами добывали для себя энергию, сохраняя должный баланс во всем. Человек же пришел и начал строить себе жилища, вспахивать почву, рубить деревья, жечь костры, возводить плотины, тем самым истощая и разрушая энергию земли. Учителя бон восстановили справедливость, заставив человека возмещать богам и духам, питавшимся энергией земли, утрачиваемую ими силу с помощью кровавых жертвоприношений. И вот человек взбунтовался и отказал богам в установленных законом жертвах.

Страшно прогневались высшие силы, почуяв опасность, и наслали на страну Уддияну штормовые ветры и град, и потекли по земле потоки человеческой крови. Словно рыбы, вытащенные из воды, были беспомощны перед всем этим люди, и только обладающий сверхчеловеческими силами махасиддхи Индрабодхи продолжал сражаться с богами и духами. Бой этот грозил затянуться до бесконечности, никто не щадил противника, нанося все новые ответные удары.

Чудесное рождение, детство и юность Падмасамбхавы

Сострадательное сердце милостивого бодхисаттвы Авалокитешвары, взиравшего на все это сверху, не выдержало столь ужасного зрелища. Он отправился в небесную сферу Сукхавати и предстал перед дхьяни-буддой Амитабхой, творцом и хозяином этого небесного рая. Если бодхисаттва – это тот, кто подошел к порогу нирваны, но добровольно отказался от последнего шага, то дхьяни-будда – тот, кто достиг нирваны и в известной мере отрешился от людских забот, а его общение с земным миром обычно опосредуют бодхисаттвы. Авалокита попросил Амитабху вмешаться и остановить безжалостную бесконечную бойню, защитить живых существ от выпавших на их долю страданий. Его просьба имела несомненный успех, и не только потому, что будды тоже отнюдь не лишены сострадания, но и потому, что будда Амитабха был духовным отцом бодхисаттвы Авалокитешвары.

Амитабха подумал и решил самолично родиться в забытой богами стране Уддияне. Происходило это так: Амитабха, обладающий телом красного цвета, испустил из своего языка красный световой луч, который, словно метеор, вошел прямо в середину озера Дханакоша, лежащего в Уддияне. В этом месте на озере образовался небольшой остров, покрытый золотистой травой, из нее выросли три побега цвета бирюзы, и в центре острова расцвел цветок лотоса. Будда Амитабха испустил из своего сердца пятиконечную ваджру, которая попала точно в центр цветка лотоса. Впечатленные всем этим боги и духи-хранители немедленно перестали вредить людям.

Слепой же Индрабодхи получил множество пророчеств о рождении у него сына и о его местонахождении и послал своего министра к озеру Дханакоша. Тот взглянул и застыл, пораженный. В цветке лотоса восседал маленький годовалый мальчик, окруженный прекрасной чистой аурой.

Все это было столь необычно, что слепой царь, выслушав доклад своего министра, отправился в подводное царство нагов за чудесной жемчужиной, исполняющей все желания, и принцесса нагов вручила ее царю. Индрабодхи сразу пожелал прозреть на один глаз, и глаз тут же стал видеть.

И первым, что предстало взгляду прозревшего царя, было видение чудесной пятицветной радуги над озером Дханакоша на фоне ярко сияющего солнца. А ночью Индрабодхи приснился сон, будто в ладонь ему упала пятиконечная ваджра, а из его собственного сердца родился у него сын. Царь и его министры отправились к озеру Дханакоша, переплыли на остров и восхитились, увидев саморожденного ребенка, причем Индрабодхи тут же прозрел и на второй глаз. Прослезившись от счастья, царь взял ребенка и принес его в свой изумрудный дворец.

С тех пор мир установился на земле Уддияны, люди вновь стали приносить жертвы богам и духам-хранителям, а те, в свою очередь, вновь стали покровителями людей. Казна Индрабодхи наполнилась, спокойствие и благоденствие снизошли на его государство.

Прекрасный юноша, которого звали Падмасамбхава, что значит Самовозникший Из Лотоса или Лотосорожденный, быстро рос, хорошо учился и достиг больших успехов в музыке, в поэзии и в философии. Он плавал как рыба, ему не было равных в борьбе и в других видах спорта. Стрелой он попадал в игольное ушко. Он мог выпустить одну за другой тринадцать стрел столь быстро, что вторая стрела догоняла первую и подталкивала ее, и так все последующие стрелы усиливали полет предыдущих. Когда же он выпускал стрелу вверх, уже никто не мог проследить, на какую высоту она улетела. Словом, он сумел стать великим атлетом и был весьма образован.

Когда же юный принц достиг возраста зрелости мужчины, который наступает в 13 лет, он был коронован на царство. На церемонию восшествия Падмасамбхавы на трон, сделанный из чистого золота и лучшей бирюзы, прибыли будда Амитабха, бодхисаттва Авалокитешвара и десять богов-хранителей десяти направлений. Все они окропили юношу водой, заряженной божественной энергией, а присутствовавшие жрецы совершили все положенные ритуалы, обеспечивающие благополучие врученного ему государства.

Но очень скоро новоиспеченный правитель обнаружил несомненную склонность к медитативной жизни, чем сильно озадачил ушедшего от дел Индрабодхи, который подумал и решил, что пора Падму женить. Была найдена прекрасная принцесса Бхасадхара, и хотя она уже была просватана за другого, ее все-таки выдали замуж за Падмасамбхаву. Но согласно обычаям страны Ургьян-Уддияны, царь должен был иметь пятьсот жен, и молодой правитель получил в жены еще 499 прекрасных юных дев. Лотосорожденный царь целых пять лет наслаждался с ними мирским счастьем.

Уход от мира и подвиги Падмасамбхавы

Собственно, Индрабодхи лишь для того и женил своего с таким трудом обретенного сына, чтобы привязать его к дому, и это ему удалось, но всего на пять лет. Потому что через пять лет перед Падмасамбхавой предстал сам дхьяни-будда Ваджрасаттва, и молодой царь Уддияны, достигший вершин мирской власти и чувственного наслаждения, мгновенно осознал иллюзорность и нестабильность мирских благ. Ни секунды не колеблясь, Падмасамбхава покинул дом, чтобы целиком посвятить себя буддистской вере. Ибо зачем же еще могли выпустить его в мир создавшие Падму будды и бодхисаттвы?

Илл. 14. Падмасамбхава

Для начала Падмасамбхава сорвал с себя царские одежды и украшения, нанес на свое нагое тело магический орнамент из человеческих костей – символ отречения от мира иллюзии – и, взяв в одну руку ваджру, а в другую трехгранный ритуальный кинжал пурбу, закружился в бешеном танце, словно обезумев. Танцуя, метнул он ваджру, пронзив ею сердце женщины, метнул трехгранный кинжал, разбив голову ее сына. Таким образом совершил он в своем великом сострадании ритуальное убийство людей, чья карма была нечиста, освободив их для лучших перерождений.

Дело в том, что Падмасамбхава принял ту разновидность буддизма, которая очень близка к учению бон и согласно которой убийство может являться актом сострадания, если жертву никак иначе нельзя отвратить от большого греха и спасти от грядущих страданий в цепи перерождений. Акт убийства такого существа является большой помощью ему и совершается лишь ради того, чтобы перенести его в блаженное состояние. Естественно, совершить такое убийство может лишь человек, достигший очень высоких духовных степеней. Ибо лишь из чувства высшего сострадания берет он на себя тяжкую карму убитого, зная, что способен тем самым очистить сознание жертвы, которую он таким образом насильственно водворяет в чистые и счастливые обители. Своей кармы, ни плохой, ни хорошей, у махасиддхи просто нет, он сумел полностью изжить ее, и то же самое он проделывает с принятой на себя кармой. Если же живое существо убивает обычный человек, неспособный оперировать с кармой и с переносом сознания, то он совершает самый тяжкий с точки зрения буддизма грех и непомерно загрязняет собственную карму. То, что для Падмасамбхавы, предвидящего будущее убиваемого, – благое деяние, то для мирянина – смертный грех. Ибо что позволено Юпитеру, то не позволено быку.[2]2
  Не следует думать, что такие взгляды являются достоянием глубокого прошлого. В двадцатые годы XX века знаменитый монгольский буддистский то ли святой, то ли просто бандит Джа-лама, убивший несчетное число людей, в ответ на вопрос, как он, будучи буддистским монахом, может носить оружие и убивать, высказал те же мысли. Джа-лама сообщил, что истина «не убий» годна лишь для тех, кто стремится к совершенству, но не для совершенных. Подобно тому как человек, взошедший на гору, должен спуститься вниз, так и совершенный должен стремиться вниз, в мир – служить на благо другим. Если совершенный видит, что какой-то человек способен погубить тысячу других и стать причиной бедствия целого народа, то он может убить такого человека, и это убийство очистит душу грешника, ибо убивший возьмет его грехи на себя, и грешник воспарит в небеса.


[Закрыть]

Чтобы быть способным на столь экстравагантные поступки, человек проходит различные стадии подготовки (подчас столь же экстравагантной), ибо, как любят повторять тибетцы и монголы, «неспособность есть не добродетель, а бессилие». Одной из составляющих такой подготовки являются специфические медитации, в которых перед практикующим мир предстает вначале пустым, а затем наполненным лишь кровью, трупами и костями.[3]3
  В книге «Самодержец пустыни» Л. Юзефович рассказывает о весьма специфической медитации, которая предлагалась участкам церемонии перед началом службы в честь бога войны и лошадей Чжамсарана, или Бегдзе, в Монголии в те же 20-е годы XX века. Послушники должны были представить себе с полной достоверностью все пространство мира пустым, а затем в этой пустоте – безграничное волнующееся море из человеческой и лошадиной крови, поднимающуюся из моря крови медную гору, на ее вершине – ковер, лотос, солнце, трупы коня и человека, а на трупах – восседающего Чжамсарана в короне из пяти черепов. Он держит в правой руке пламенеющий меч, упирающийся прямо в небо, и этим мечом бестрепетно отсекает жизни нарушающих обеты. На его левой руке висит лук со стрелами, в пальцах же он сжимает сердце и почки врагов веры. Его рот оскален четырьмя страшными клыками. Его брови и усы пламенеют тем огнем, что сжигает мир в конце каждой эпохи. Рядом с ним на бешеном волке восседает божество Амийн-Эцзен с сетью в руке, ею он ловит грешников. Другими спутниками Чжамсарана являются небесные меченосцы и палачи – ильдучи и ярлачи, облаченные в человеческие и лошадиные кожи, они держат в зубах печень, легкие и сердце врагов буддизма, языками же лижут их кости и высасывают мозг. Следует учесть, что яркость и достоверность воображенного в ходе медитации неотличима от реальности; собственно, для медитирующего между ними нет или, по крайней мере, не должно быть никакой разницы. Примем во внимание и то, что эта медитация предлагается в качестве тренинга не продвинутым адептам, а начинающим буддистским послушншкам-хуваракам.


[Закрыть] Такое видение мира, лишенного привычного нам многообразия чувственных форм, ужасающее неподготовленного человека, говорит об отрешенности медитирующего от мира иллюзий.

Есть индийская притча об отшельнике, которого спросили: кто только что прошел мимо него – мужчина или женщина? Отшельник ответил, что прошел человеческий скелет. Есть в Индии и притча о знатоке лошадей. Однажды раджа захотел получить для себя самую быструю в мире лошадь. К нему привели наилучшего знатока коней, и тот сказал, что есть у него на примете один вороной жеребец, которого раджа повелел тут же доставить. Знаток лошадей привел в поводу гнедую кобылу. Властитель широко раскрыл глаза и высказал знатоку все, что о нем подумал. Знаток же спокойно ответил, что он привел радже самую быструю в мире лошадь, а все прочие детали его не интересуют. И действительно, гнедая кобыла выиграла все мыслимые и немыслимые призы, так что раджа был безмерно счастлив. Умение отвлечься от деталей – вот сердцевина искусства проникновения в суть вещей.

Но в вопросе такой медитации есть и другая сторона: она приучает участника к виду крови и груды мертвых тел, неизбежных в любой войне. Дело в том, что у человека изначально есть некий психологический барьер, естественный врожденный страх перед убийством человека, впрочем, как и любого живого существа. Есть много людей, которые вообще не выносят вида и запаха чужой крови, теряя сознание при ее появлении. Описанная медитация способствует преодолению барьера перед убийством, но если его снятие не сопровождается соответствующим уровнем духовного развития личности, прочими духовными императивами, то мы получаем чудовище вместо человека.[4]4
  Молодые ребята, участвовавшие в Афганистане в ближних боях, много раз рассказывали мне, что постоянные рукопашные убийства развивают в человеке непреодолимую жажду постоянно видеть кровь. В мирной жизни одни для утоления этой жажды ходят на среднеазиатский базар смотреть, как режут животных, другие же могут просто идти по улице и неожиданно для себя, то есть совершенно бессознательно, вонзить нож в спину случайного прохожего. К сожалению, сегодня мы получаем столь же психически изуродованное поколение молодых людей, возвращающихся с чеченской войны.


[Закрыть]

Именно во избежание таких последствий обучение боевым искусствам на Востоке всегда начинается с духовного развития личности, с выработки строгих норм поведения и этических правил, которые превращаются в неотъемлемую часть психики обучаемого; для него боевое искусство становится не самоцелью, но лишь одним из возможных путей духовных исканий. Великие Учителя говорят: только тогда, когда, взяв в руки меч, человек почувствует, что лишь спокойствие, мир и любовь к врагу наполняют его сердце, можно утверждать, что он чего-то достиг.

Впрочем, вернемся в прошлое, в далекие времена Падмасамбхавы, и продолжим рассказ о его биографии, которая еще не раз удивит нас.

Итак, освободив сознание женщины и ее сына от пут сансары, Падмасамбхава отправился в Индию на Прохладное Сандаловое кладбище. Здесь он ровно пять лет практиковал медитацию, которая называется Сосаника, что значит «Часто повторяемая на кладбищах». Цель этой практики – прочно запечатлеть в сознании адепта три исходные истины буддизма: истину о преходящем характере существования всех мирских феноменов, истину о страдании, неизменном спутнике жизни и смерти, и истину о пустоте и иллюзорности всего сущего, о его неспособности к самостоятельному существованию. Такому осознанию весьма способствовали постоянное созерцание похорон, скорби родственников, наблюдение за сражениями кладбищенских животных за человеческие останки, а также неизменное зловоние, исходящее от разлагающихся трупов. Кроме того, кладбище, одно из мест наибольшего скопления энергии земли, больше всего подходит для получения самых сильных впечатлений. Добавим, что Падмасамбхава все пять лет питался лишь той пищей, которую родственники, согласно обычаю, оставляли для умершего, – как правило, это был вареный рис, – одеждой же ему служили только саваны мертвецов. А когда случился голод и умершим перестали оставлять еду, Падма сумел трансмутировать мясо трупов в чистую пищу и питался ею, а одеянием ему стали служить кожи мертвых. Благодаря такому образу жизни и постоянному сосредоточению в медитации Падмасамбхава подчинил всех духовных обитателей этого кладбища и заставил их служить ему.

Илл. 15. Читипати, владыки кладбищ

Тем временем Индрабодхи, царь страны Ургьян-Уддияна, окончательно отпал от буддистской веры, более того, сделался ее врагом, и его примеру последовали все его подданные. Бороться с врагами истинной веры – священный долг истинно верующего. И Падмасамбхава принял облик одного из гневных божеств, явился в таком обличье в свою родную Уддияну и лишил царя и его неуверовавших подданных их тел, которые служили для них средствами накопления скверной кармы. Более того, владея мощной магией трансмутации тел, он пил их кровь и ел их плоть. Зато сознание жертв теперь было освобождено и защищено от нисхождения в ад. Каждую встреченную женщину Падмасамбхава брал себе, чтобы очистить ее сознание и наделить ее буддистски настроенным потомством.

Согласно воззрениям тибетцев, Падмасамбхава подал другим пример подлинного благодеяния, направленного исключительно на счастье живых существ. Впрочем, повторю, что совершать такие подвиги разрешалось, более того, предписывалось только очень могущественному человеку, истинному махасиддхи. Отнять жизнь у живого существа, не обладая достаточной силой, чтобы нужным образом направить его сознание, означает совершить самый тяжелый из всех возможных грехов. Перенос своего ли, чужого ли сознания непосредственно в сферу чистой реальности – это особая, требующая огромной подготовки процедура, выполняемая с напряжением всех ставших сверхчеловеческими сил. Поэтому то, что мы с вами сочли бы злодеяниями, с точки зрения верующего тибетца выглядит великим подвигом Падмы. Увиденное во многом зависит от того, кто смотрит.

Что же касается поедания плоти трупов и питья крови врагов, то это явление было весьма распространено в древних культурах. Считалось, что если съесть сердце, печень и легкие убитого неприятеля и испить его крови, то обретешь его жизненную силу, жизненную энергию, присовокупив ее к своей собственной. Так что деятельность Падмасамбхавы полностью находится в рамках обычая. Более того, и в европейских средневековых литературных памятниках мы найдем немало сюжетов, связанных с тем, что ревнивый муж заставляет свою жену съесть сердце ее возлюбленного, убитого им.

Илл. 16. Бог войны Бегдзе

Точно следуя предписанным правилам медитации, Падмасамбхава практиковал Сосаника-йогу еще на семи кладбищах – то есть всего таких кладбищ было восемь, как и должно быть согласно традиции, и все они находились в Индии. Его неизменными партнершами при этом были летающие по небу дакини. Он передавал им свою мудрость, а взамен получал знание их учений, общаясь с ними на их собственном тайном языке, известном лишь очень высоким посвященным.