Текст книги "Несовершенное – значит человеческое. Этюды из психотерапевтической практики"

Глава 7. Картина мира

Картина мира или, если проще, ощущение того, как устроена жизнь, складывается у нас внутри постепенно и практически без участия нашего сознания – из множества впечатлений, переживаний, нечаянных радостей и удивлений, из внедренных культурных, национальных идей и установок, из опыта, прожитого нашими предками. У каждого из нас есть эта невидимая и не нашим Эго начертанная «карта территории», которая во многом определяет наш Путь, наши отношения с собой и с людьми, наши цели, наше доверие жизни.

Мне пришло в голову попробовать вместе с моими студентами (а это уже весьма взрослые, думающие и состоявшиеся люди) «извлечь» эту карту из персонального бессознательного каждого и, конечно, и свою собственную тоже. Процедуру построили так. Вначале каждый написал список из 12–15 самых важных в жизни «объектов», включая себя самого, людей, ныне живущих и уже нет (это не только близкие и родные, но и, возможно, некие идеалы или враги); сюда можно было отнести все что угодно: собственную деятельность или профессию, увлечения, страсть, привычку, а также некие материальные объекты, – дом, компьютер, телефон и т. д. Цели, мечты… Число объектов мы осознанно ограничили, дабы «не растекаться мыслию по древу».

Если вы тоже прямо сейчас захотите исследовать собственную «карту жизни», то не читайте дальше, а выполните пункт первый – напишите в столбик самые значимые для себя ценности, начиная со слова «Я». Далее, к каждому из них необходимо подобрать пару-тройку ассоциаций, лучше не прилагательные, а существительные. Например, «дом» – «крепость, тыл», покой». «Человек X» – «беспокойство, хаос, непредсказуемость», и т. д.

Следующий пункт: оглянитесь вокруг себя. Нам понадобятся разные предметы, это могут быть какие-то статуэтки, камешки, предметы интерьера, посуда, украшения – да что угодно. Для удобства дальнейшей процедуры хорошо, если эти вещи имеют относительно небольшой размер и доступны для перемещения.

Теперь необходимо, как вы, наверно, уже догадываетесь, соотнести каждый из своих ценностных объектов с этими предметами. Здесь нужно подключить правое полушарие, которое умеет видеть и думать символически. Попытайтесь сделать это максимально спонтанно.

Затем освободите перед собой пространство, – на столе например, – и займемся «размещением» этих предметов-символов. Начните с символа самого себя и поместите его где-то на плоскости. Дальнейшая задача – как-то разместить все остальные предметы-символы по отношению к этому центру композиции. Если предмет, обозначающий вас, не «человекообразный» (статуэтка и т. п.), а, например, ваза или кольцо, то договоритесь с собой, куда этот предмет «смотрит», то есть где будет пространство как бы перед собой, позади себя, справа, слева от себя. Еще можно ввести вертикальную ось. Это значит, что кого-то или что-то можно разместить над собой (придумайте мини-подставку) или ниже себя (под собой), для чего выстроить, к примеру, ярус под столом.

Приступайте! Важно опираться исключительно на субъективное ваше ви́дение и чувствование, а не искать, как «правильно». Естественно, имеет значение расстояние, на которое вы расположите от предмета «Я» другие объекты. Оно связано с ощущением-чувством субъективной психологической дистанции. Когда вы закончите, можно графически перенести всю эту композицию на лист бумаги – на память и для последующих размышлений. Или сфотографировать.

А теперь наступает самое интересное. Стоит немного отвлечься, попить чаю, а потом посмотреть, что же у нас «получилось»… Дело в том, что в данном опыте параллельно с сознательным «деланием» всегда задействуются бессознательные процессы. Они-то нас и интересуют.

Для начала можно осмыслить, кого или что из весьма важных объектов наше бессознательное исключило, «забыло», или что просто «не вместились» в список. Нашли, вспомнили? Теперь попытаемся этот факт сознательно проинтерпретировать. У меня, например, не вошла в список, как это не парадоксально, моя ключевая деятельность – психотерапия. И когда я это осознала и стала думать, где же ее место в моем пространстве, то обнаружила, что оно, это место, совпадает с моим собственным Я! Что это значит? На психологическом языке это называется идентификация (отождествление) с профессией. То есть «Я» и «психотерапевт» – на бессознательном уровне для меня одно и то же. Хорошо ли это? Не всегда. А, например, для отношений с близкими и просто вредно.

Одна из женщин «не услышала», что в список можно включить тех значимых людей, которых уже нет в живых. И не включила, по поводу чего потом сама недоумевала. Скорее всего, ее душа с этими людьми уже окончательно простилась, как бы для Эго это не казалось кощунственным.

Кто-то даже не подумал включить в список, к примеру, такую категорию, как деньги. При этом у каждого человека масса сил, времени и страхов связаны именно с финансовой безопасностью. А вот для души этот вопрос вообще не важен. Либо бессознательное и так «знает», что все будет в порядке и необходимый уровень материального обеспечения будет достигнут, либо оно «уводит» человека от реальности, либо задачи этого человека в жизни находятся не в плоскости практической самореализации, а, скорее, в области творчества или духовного роста.

Следующий фокус нашего внимания при анализе «карты» человека: где относительно «его взора» расположилось его же прошлое и будущее? Логично и естественно, если будущее располагается впереди, перед глазами, а прошлое за спиной, как прожитый «участок» жизни. Но не все так просто. Я уже увидела несколько человек, которые именно прошлое расположили перед собой. Версии, которые здесь можно выдвинуть: для данного человека прошлое было настолько более значимо и насыщено впечатлениями, переживаниями, что душа его до сих пор там, скорее всего потому, что не совершена внутренняя работа осмысления и раскладывания пережитого по «ячейкам» и «полочкам» сознания и бессознательного. Часто именно там, в прошлом, остались, как сказал бы гештальт-психолог, «незакрытые гештальты» – некие болезненные, обидные, несправедливые для души события, которые оказывают сильное влияние на сегодняшнюю жизнь человека и требуют к себе его внимания. Предметы, которые человек расположил в пространстве этого прошлого, многое нам подскажут.

Комфортное для души место в социуме мы увидим из того, где человек расположил опцию «люди». Также важен относительный размер этого символа в сравнении с символом «Я». Понятно, что значительно больший размер «людей» скорее свойственен персонажам очень контактным, экстравертированным, строящим свою жизнь в основном по критериям, принятым в обществе – согласно правилам, модным тенденциям, оценкам окружающих. «Вес» этих факторов для таких людей существенно больше, чем ценность внутренних критериев – собственных вкусов, симпатий и нравственных ориентиров. Противоположная ситуация: бо́льший размер символа «Я» (конечно, в разумных пределах) я бы назвала показателем душевной зрелости человека: его жизненная позиция весьма устойчива, а взгляды и оценки достаточно независимы. При несоизмеримом размере объекта «Я» по сравнению с «людьми» (к примеру, прочие объекты – маленькие камешки, фигурки, а «Я» – большая статуя всадника на коне) можно говорить о явной нарциссической фиксации человека, что может быть сутью как грубой инфляции (раздутости «Я»), так и компенсаторной преувеличенности бессознательной фиксации на себе вследствие крайне неуверенного самоощущения Эго-сознания в жизни.

Неосознаваемые аспекты отношений с родителями, конечно же, очень важная и существенная часть общего мировоззрения и самоощущения человека. Где они, какими символами представлены? Расположенные уровнем выше прочих фигур, «родительские» символы могут отражать аспекты идеализации, богоподобности, или ощущаться как те, кто «прикрывает» нас сверху, контролируя каждый шаг или служа неким ангелом-хранителем.

Одна женщина обнаружила, что фигура матери стоит на пути к самым желанным ее мечтам и целям, перекрывая тем самым дорогу к ним. Какие аспекты убеждений, взглядов на жизнь, взятые от мамы (возможно, из ее травматического опыта), стали ограничивающими и мешающими ей? В чем вообще незримая роль материнской фигуры и ее влияние на нашу сегодняшнюю жизнь? Осознаем мы это влияние или нет?

Если какая-то из родительских фигур в констелляции отсутствует, можно предположить бессознательное отождествление человеком себя с ней – настолько, что «он – это я, а я – это он». Понятно, что вторая фигура ему в данном случае вообще не нужна.

Присутствие «второстепенных» родственников (при том, что общее заданное количество объектов всего 12) может указывать на очень важную для нашей души роль этого человека в личном сценарии. Кто для нас этот человек символически? Наша вина, ответственность, ошибка?..

Возможность ввести разные уровни (над/сверху/под/снизу) используют далеко не все. Для многих весь жизненный спектакль происходит на плоскости. Это естественно, вертикальная ось жизни включается обычно позже. Но в тех случаях, когда человек разграничил три уровня, чаще всего они соответствуют:

1) нижний – уровню телесных ощущений, инстинктов, бессознательного или предшествующему опыту рода;

2) срединный – уровню обыденной Эго-реальности;

3) верхний – уровню духовному.

Для одного из участников нашего тренинга, молодого мужчины, созидавшего проекцию своего внутреннего мира, возможность такого разделения стала сильным подспорьем. Вначале он большинство предметов-символов разместил на самом высшем уровне, и, поскольку выбранная им плоскость была весьма невелика по своей площади, все предметы просто «столпились», сгрудились, с трудом умещаясь вместе. Далее мужчине стало очевидно, что почти всем людям-ценностям он неосознанно придает огромный духовный смысл и это делает отношения с ними чрезмерно высокопарными и малодоступными. Поэтому он часть из них с удовольствием «спустил» на уровень обыденной реальности. «И любовь я тоже разделил позже на две части: на духовном, верхнем уровне оставил отношения с Богом, а для близких отношений нашел место в обыденной реальности; сюда же подтянулись предметы, связанные с телесностью».

Другая участница, осознав, что ее отношения с мужчинами могут быть или исключительно духовно-идеализированными, или чисто плотскими, напротив, совершенно не пожелала их объединять в рамках одного уровня, рассматривая сексуальные отношения как чисто функциональные, ситуативные, а те, что «наверху», – как не найденный пока идеал…

Когда вы получите некую наглядную констатацию, как внутри у вас все «устроено», можно вдумчиво, осознавая смысл своих действий, передвинуть «фигуры» на другие места. Можно заменить символы на более подходящие, можно разнести их на разные уровни… Поверьте, такие сдвиги внутреннего не замедлят отразиться и на вашей «внешней» реальности.

Глава 8. Собственное зло

Существует масса известных цитат, афоризмов и пословиц на тему «я наконец-то встретился со своим главным врагом – это оказался я сам». Речь здесь идет о некоем невидимом внутреннем персонаже, который воспринимается человеком как тот, кто мешает его собственным добрым и разумным намерениям и целям, делает ленивым и апатичным. Это тот, кто не дает забыть и простить кого-то, разъедая болью и желанием наказать, отомстить. Он же внушает сомнения, опасения, недоверие, как только мы собираемся смело и решительно высказать кому-то наболевшую правду, задать жизненно волнующие нас вопросы. Этот «невидимый враг» колет нас ревнивыми подозрениями, нашептывает нехорошие мысли про кого-то из близких, отталкивает ту помощь и участие, которых мы вроде бы так жаждем…

Здесь следует успокоить читателя, сообщив ему, что такая внутренняя ситуация – архетипически-универсальная, то есть этот «внутренний враг» имеется абсолютно у всех. Символику же, присущую ей, принято видеть в библейской истории о Каине и Авеле (Быт. 4:1-15).

Милосердный Бог даровал Еве с Адамом детей. Младшим сыном был Авель, который чуть постарше – Каин. Каин обрабатывал землю, а Авель был пастухом. Однажды Авель и Каин возносили Богу жертвы, каждый от своего имени. Каин разжег огонь и возложил на него сноп прекрасных спелых колосьев. Авель разжег огонь и принес в жертву лучшего ягненка, которого только смог найти у себя в стаде. Авель был очень добрым и благочестивым; он искренне любил Бога, вознося свою жертву. Каин же возносил жертву лишь для вида, чтобы никто не мог про него сказать, что он не любит Господа.

Бог, конечно, прекрасно знает, о чем думает человек. И он увидел веру Авеля, принял от него жертву и показал, что эта жертва ему угодна. А жертву Каина принимать не захотел, показав, – чтобы Каин впредь молился с большей верой и усердием, – что недоволен этой жертвой. Каин, конечно, огорчился из-за этого и чрезвычайно рассердился на своего брата Авеля. Господь же сказал ему: «Почему ты сердишься, Каин? И почему у тебя столь грустное лицо? Прекращай сердиться, это большой грех». Но Каин не стал слушать поучений Бога и злился на Авеля по-прежнему. Он вызвал Авеля с собой в поле, завел его как можно дальше от хижины родителей и там умертвил.

Каин шел домой и думал, что никто не видел, как он убил собственного брата. Действительно, люди не видели, но видел Бог, Который все и всегда видит, от Которого совсем ничего нельзя скрыть, Который знает даже то, что мы лишь собираемся или хотим сделать. И вот Бог, чтобы возбудить в Каине раскаяние, спросил его: «Каин, куда подевался твой брат Авель?» Каин ответил: «Откуда же мне знать? Разве ж я сторож брату моему?» Тогда Господь сказал: «Каин! Каин! Что же ты наделал?! Вон там лежит твой убитый брат и кровь его вопиет ко мне из земли. И за то, что ты посмел убить собственного брата, я проклинаю тебя. Не смей оставаться здесь, уходи от своих родителей и беги вон отсюда. Но куда бы ты ни пошел, нигде не будет тебе покоя. Всюду будет мучить тебя совесть, за то, что ты убил своего безвинного брата. Тогда Каин отвечал: «Да, Боже, ныне я вижу, что я сильно согрешил, и ты не сможешь простить мне этот грех». И Бог наложил на Каина особый знак, чтобы никто из встречных не мог его убить.

Давайте посмотрим на двух братьев из этого мифа как на две собственные внутренние фигуры. Начинать можно с того, что это лица мужского пола, то есть в аналитической трактовке – это два Анимуса, один из которых враждебен другому. Анимус отражает некие прочно усвоенные нами – чаще всего на бессознательном уровне – жизненные принципы, базовые установки касательно жизни и себя; в общем, некие ментальные схемы, опоры. Принципы Авеля – послушание, уважение к Отцу, благочестие, добропорядочность, – думаю, большинству из нас хорошо известны. А каковы же принципы и позиция фигуры нашего Каина? Судя по мифу, это только показная почтительность по отношению к авторитетам, за которой чаще всего кроется уважение исключительно собственной позиции, или – в менее жестком варианте – потребность в освобождении от давления традиционных взглядов и необходимых ритуальных «вежливостей». Обида и гнев Каина, когда Бог отверг его «дары», скорее всего, предполагают честолюбивую установку на лидерство и первенство. Готовность убить «виновника» собственного унижения указывает на приоритет собственных амбиций, возможно, с выраженным нарциссическим оттенком; готовность к конфликту и конфронтации вместо потребности в близости, родственной поддержке и мире. То есть по большому счету это настолько свободолюбивая установка, что символически она может быть описана как акт убийства ближнего и грубого ослушания старшего. С точки зрения традиционного Авелева Анимуса, это и есть абсолютное зло, морально неприемлемая, ужасающе неправильная позиция.

В психоанализе комплекс Каина традиционно рассматривается как комплекс обделенности любовью, сопровождаемый завистью и ревностью к тем, кому любви досталось больше. Поскольку комплекс Каина связан с убийством, он проявляется в нас в двух формах: или как страх наказания, осуждения, презрения и в конечном счете смерти; или в аффекте враждебности, ненависти и желании убить кого-либо. Если вы, читая эти строки, узнаете в себе только первую форму, то вторая точно присутствует в бессознательном. Именно поэтому психотерапевты всегда точно знают: страх и гнев – две стороны одной медали. Если человек «погибает» от тревожности, – ищи вытесненный гнев и активируй его. Если много раздражительности, нетерпимости, воинственности, – ищи страх.

Тот факт, что Каин является неотъемлемой частью родственной пары с Авелем, а также само завершение мифа – то, что Бог отметил Каина особой печатью (защищающей на семь веков), должно как минимум озадачивать: какова же ценность каиновых тенденций внутри нас?

Это вопрос огромного количества людей, обращающихся за помощью: «Я люблю свою жену, но изменяю ей и этим все рушу»; «Для меня дочь (сын) – главное, ради чего я жила, а теперь он (она) так меня бесит, что просто убила бы»; «Хочу быть успешным, сильным, заявить о себе в жизни, а вместо этого только ругаюсь с родными, а потом напиваюсь» и т. д. Список таких жалоб, когда собственное же состояние, эмоции, поведение разрушают прекрасные, порядочные, красивые «Авелевы» намерения, бесконечен. Каждый раз человек жалуется тем самым на проявления у себя «комплекса Каина» и просит помочь его истребить. А вот делать это категорически нельзя – с точки зрения великой целесообразности психического и всех его тенденций.

Каков же смысл нашей деструктивности? Этот вопрос – каждый раз личная загадка, которую предстоит разгадать. Куда ведет нас этот путь, по которому отправляется наш Каин? Исходно очевидно одно: он уводит нас от общепринятого, привычного, нормативного, безопасного. Гнев и раздражительность ограждают от созависимости и слияния; зависть и ревность пытаются компенсировать чувство собственной малоценности и незначительности; жадность, расчетливость произрастают из чрезмерной детской наивности; желание отомстить и наказать – из слишком затянувшегося долготерпения; стремление разорвать текущие отношения – из скованности узами этих самых отношений; тирания и деспотизм – из слишком большого влияния «внутреннего ребенка».

К подобному поиску смысла собственных «негативных» особенностей и потребностей стоит прибегнуть и в отношении наших телесных (соматических) проявлений: если я слишком много ем, то какой «голод» (душевный, сексуальный, интеллектуальный) это компенсирует? Если у меня бесконечно болит голова, то какое ментальное напряжение этот процесс должен снять? Если я бесконечно усовершенствую свое тело (пирсинг, татуировки, наряды и прочее), то кто внутри меня чувствует себя настолько невзрачным и малозаметным, что мне оказываются нужны такие «активные» способы привлечь внимание? Если меня все чаще одолевает уныние, тоска, бессилие, депрессивность, то где и в чем я так долго и изо всех сил стараюсь быть сильным?

Каиновы проявления всегда «гневаются» на наши же чрезмерные Авелевы. Высокомерие компенсируют унижением, превосходство – страхами, приторное благообразие – вопиющей жестокостью… Это закон психики, над которым мы не властны. Чем больше мы ненавидим в себе Каина, тем более «обделенным» он себя ощущает, и проявляет себя еще интенсивнее. Следует о нем знать, но не отвергать, быть благодарным любым нашим состояниям: они в конечном счете ведут нас по верному Пути…

Глава 9. Жил-был мальчик – сам виноват…

«Отношения с Другим не могут быть лучше отношений с собой». Известная мысль, но как она может послужить источником истинно глубоких отношений с Другим? Кого в себе нужно полюбить, зауважать или с кем подружиться, чтобы этот Некто послужил внешним «связям»? Попытаюсь показать это на примере одной сессии психодраматической группы.

Самый «горячим» с точки зрения «скважины» для нашего ключика является такой вариант переживания, когда человек одинок (не обязательно формально, часто – с многочисленной чередой мужей-жен). Рядом живущие «фигуры» (а для такого персонажа супруг, партнер – часто скорее именно объект) никак не влияют на его внутреннюю одинокость, а часто даже ее усугубляют. Очень часто такие люди, и мужчины и женщины, подступают ко второй половине жизни с немалыми социальными результатами: карьерой, статусом, деньгами, большой «сетью» контактов. Что называется, ноги регулярно куда-то ходят, руки звонят, пишут, тело часто перемещается в разные стороны света, командировки и путешествия, голова думает, на лицо надета весьма привлекательная маска человека воспитанного, ухоженного и умного.

Но внутри есть такой тихий, ноющий голосок какой-то тоски и печали, который дает о себе знать то приступами сентиментальности, то ощущением пустоты где-то в груди или желудке, душности, то неким общим энергетическим спадом, который мы обозначаем усталостью или бессмысленностью. Так пытается дать знать о себе другая внутренняя фигура, очень робко, через дискомфорт, тревогу или уныние намекнуть на свои чаяния и желания. Наш персонаж – сильный, целеустремленный, деятельный. Этот свой голос и такие состояния ненавидит, избегает, всячески пытается заглушить «позитивчиком», считает слабостью. Чаще всего этот «слабый» очень плохо внутри себя опознается, а значит, психика по своим твердым законам проецирует его наружу. И мы, конечно, встречаем его где-то рядом (чего далеко ходить?). И чаще всего именно своего партнера, реального живого человека, начинаем видеть как ограниченного-примитивного, ленивого-нецелеустремленного, нечестного, скучного и неинтересного.

Что ж, получается, это только наше замутненное и искаженное ви́дение так очерняет нашего прекрасного визави? Нет, не только! Мы еще бессознательно притягиваем и включаем в свою жизнь именно тех людей, которые ценны совсем другими способностями, «противоположными» нашим, – чаще всего душевностью, добротой, внимательностью к людям, умением по-настоящему, без всяких выгод дружить, глубоко и долго переживающих потери и боль, щедрых на сочувствие и сорадость. Только до поры мы этого как бы не видим, а если и видим, то не признаем ценность этих качеств и требуем – с табелем экзаменатора ждем, – когда наконец они станут нами, то есть побегут добывать деньги, строить заводы-пароходы, достигать цели-задачи, стремиться в победители. А значит, мы испытываем к ним в периоды обострений жгучее презрение, неуважение, высокомерное пренебрежение, иногда – ненависть. Абсолютно те же взаимоотношения мы обнаруживаем и внутри себя – между собственными внутренними персонажами…

Мужчина, Константин, личность не только успешная, но и известная в определенных кругах своими творческими интеллектуальными находками. Чрезвычайно воспитан, хорошо владеет всем набором коммуникативных навыков, сдержан в оглашении своего мнения и оценок, и уж тем более в проявлении чувств. Последний штрих – эдакое постоянное спокойствие, разумная рассудительность, столь почитаемая в культуре черта. Только «в тени», в спрятанной (причем и от себя самого тоже) зоне, у таких людей чаще всего накоплено огромное количество чувств, смутных ощущений, предубеждений, болезненных фактов, негативных воспоминаний. Именно эти темы для самых по-настоящему мужественных и смелых со временем и становятся главной областью саморефлексии. Вот и Константин, человек, крепкое сильное и уверенное Эго которого уже позволяет подступиться к самым хрупким и тонким вопросам собственной уязвимости, ставит вопрос: «Сколько же раз еще я буду менять в жизни женщин (жен)? Почему мне всегда, при малейшем дискомфорте, который рано или поздно начинается в близких отношениях, немедленно хочется все закончить, и я отношения разрываю?»

– А что ты себе обычно при этом говоришь? – спрашивает ведущий психодраматической группы.

– К черту такие отношения! Зачем мне все это надо?! – Константин сейчас воссоздает самую знакомую ему, осознанную, типичную внутреннюю фигуру.

Для развития диалога Константин, по предложению ведущего, выбирает из нашей группы того, кто будет играть роль этой самой фигуры. Этим человеком оказываюсь я. Вот уж не неожиданность: я была просто уверена, что выберут именно меня! Потому что эта роль до боли мне близка, освоена, заношена до дыр.

Вхожу в роль и с делегированной мне интонацией и жестом произношу раздраженно:

– К черту такие отношения! – и делаю такой небрежный, отметающий жест.

Тренер спрашивает у Константина, в одежду какого цвета следует одеть фигуру, чтобы усилить колористически ее эмоциональную структуру. Костя задумчиво подбирает серую ткань, а чуть позже еще добавляет красную и комментирует:

– Вот, снаружи – серая, а внутри, ближе к сердцу, под серой – эта, красная. Она – боль.

Такой методический ход с тканями и выбором цветов очень часто продуктивен, потому что указывает, что за одним внешним проявлением, поведением кроется нечто еще, в данном случае боль, и тренер выделяет ее как отдельную внутреннюю фигуру. Для нее Константин тоже подбирает «заместителя» – женщину гораздо меньшего роста, чем я, более хрупкую и тонкую и по физической, и по психологической конституции. Я остаюсь со своим «посланием» в сером, а «боль» прячется позади меня.

– А кому ты это говоришь? – уточняет у Кости тренер.

– Женщине, которая начинает доставать, – отвечает тот и подбирает на эту роль такую крепкую, активную женщину из группы. Надевает ей пурпурную шаль. Теперь мы – трое исполнителей своих ролей вместе со своими фразами и жестами – начинаем одновременно «звучать» и «проявляться».

Константин с тренером отходят в сторону и смотрят на это действо со стороны. В этом выходе в «третью позицию» есть важнейший смысл. На многих людей такая персонификация собственных внутренних обитателей производит шокирующее впечатление: возникает некое новое видение, понимание. Чаще всего эта сцена абсолютно точно воспроизводит какой-то очень важный «кусок» жизни и отношений с самыми близкими людьми из детства или юности.

Никакая не новость, наверно, для большинства, что все мы «состоим» из тех, кто когда-то был с нами рядом – из мамы, папы, бабушек, дедушек, старших братьев и сестер, то есть из фигур, влияние и воздействие которых нами было некритично впитано и присвоено. Многим это кажется парадоксальным: «Ну как же так, мама так бесила, обижала меня своими выходками, репликами, обвинениями, а теперь, оказывается, я сама стала такой?» – растерянно и недоуменно вопрошает человек. Да, действительно, сознательно мы часто хотим и пытаемся быть совсем другими, гордимся своими (иными!) принципами, отношениями, позициями. Но в бессознательном (или в «тени», как мы это называем) часто живут в качестве полученного без нашего выбора и согласия наследия эти самые знакомые до боли персонажи, только в детстве они жили снаружи, а потом поселились внутри…

Вернемся к Константину, вглядывающемуся в картину со стороны.

– Где первый раз ты видел нечто похожее, что тебе это напоминает? – спрашивает тренер.

– Это очень похоже на то, что было между мамой и папой в детстве… Они бесконечно спорили, ругались, три раза разводились, потом опять съезжались, – невесело вспоминает Костя.

– И что было с тобой тогда?

Костя мучительно пробирается в свои давно закрытые на замок детские чувства. На его лице отражается то удивление, то печаль, то такая горестная усмешка…

– А мне тогда и было больно! Вот он я! – указывает Костя на фигуру «боли» и перемещает ее, сажая посередине между «мамой» и «папой». Я в своем сером оказываюсь «папой», крепкая женщина в пурпурном – «мамой». А Костя, «мальчик пяти-шести лет», – между нами.

– Что говорят эти фигуры? Давай вспомним и уточним их реплики, – просит тренер.

Костя поочередно «заходит» в отцовскую и материнскую фигуры и «из них» воспроизводит их слова.

«Отец»:

– Не бойся, я никому тебя не отдам, мы всегда будем вместе. (Интонация тихая, несколько робкая и печальная.)

«Мать» (с вызовом, громко):

– Ты поедешь к бабушке, сейчас ты здесь мешаешь!

Мы многократно повторяем эти реплики, а Костя, «вернувшись» в роль ребенка («боли»), слушает и вновь переживает те свои очень тяжелые детские чувства: беспомощность, страх, невозможность разделиться на две части, ощущение огромного одиночества и отчаяния…

Непосвященному воспроизведение такого действа может показаться почти издевательством над взрослым и сильным человеком. Зачем опять оживлять такие мучительные и болезненные воспоминания? Только потому, что тогда ребенок с ними не справился и они застряли глубоко внутри, а далее человек анестезировал бессознательно сам себя, чтобы не чувствовать этой безысходности. И перестал ее чувствовать. Но заодно он «анестезировался» и от всех остальных чувств. Обезболиться ведь нельзя избирательно. Теперь, будучи взрослым и сильным, он хочет найти способ полюбить, а не бросать женщин, получить возможность испытывать и выдерживать близость с другим человеком, а она очень прочно ассоциируется у него со страхом и болью. Но взрослый человек уже может справиться с тем болезненным переживанием: теперь у него есть сила, опыт, знания, уверенность.

– Скажи, – обращается тренер к Косте-ребенку, – кто мог бы тебе помочь, поддержать в той ситуации, когда ты оказался между разрывающими тебя в разные стороны мамой и папой? Кто это мог бы быть?

– Не знаю, – растерянно говорит Костя…

Ждем. Он мучительно ищет. Встрепенулся:

– А, ну это мог бы быть мой дедушка, он меня очень любил. Но к тому моменту его уже не было в живых.

– Знаешь, сейчас у тебя есть возможность воссоздать это «мог бы». Для нашей психики неважно, разрешится ли ситуация буквально или символически. Но это очень нам поможет. Поэтому ты просто вспомни и представь, что сейчас рядом с тобой появляется твой любимый дедушка, его глаза, руки… Что тебе хочется от него получить сейчас? Как он мог бы тогда поддержать и защитить тебя, маленького мальчика? Что сказать?

Костя очень трогательно и тихо произносит:

– Ничего не нужно говорить, просто пусть он меня крепко обнимет своими большими руками и держит в охапке…

«Заместитель» дедушки от всей души обнимает Костю, прижимает к своей груди, гладит по голове…

– Получай сейчас это тепло, эту поддержку, эту любовь всем своим телом, вдыхай ее, наполняйся, запоминай, принимай всем сердцем! – просит шепотом Костю тренер…

Долгая пауза… Идет очень важный процесс заполнения пустоты в душе, в том ее месте, которое более всего нуждается в ощущении безусловной огромной любви.

Первый шаг в терапевтической работе сделан.

Вернемся к нашей теме – чувству одиночества у взрослого человека. Очевидно, что в данном случае это такое глубинное, экзистенциальное ощущение своей отдельности, несвязности, и я бы сказала объектности, растущее из тех времен, когда ребенок мог быть предметом дележа родителей, а мог быть еще предметом гордости, высоких ожиданий или, напротив, помехой, раздражающим фактором, мешающим битве родителей за свою правоту друг с другом, или романтической любви, или каким-то социальным устремлениям. Важно, что во всех этих случаях ребенок, впоследствии одиночка, длительное время воспринимается близкими как объект или предмет, а не как живой человек, важный и любимый сам по себе.