Текст книги "«Детский мир» Ушинского и западноевропейская учебная литература. Диалог дидактических культур"

Последние десятилетия XVIII и первая половина XIX века были временем тесных контактов России именно с германоязычным миром – при всей популярности других ориентаций, на французов, англичан, итальянцев. Численность выходцев из немецких земель в российских столицах намного превышала численность представителей из иных стран. В Санкт-Петербурге, новой столице, в 1789 году среди 32 тысяч иноземцев зафиксировано свыше 17,5 тыс. немцев. В старой столице Москве в 1805 году из 3,8 тыс. иноземцев более четверти приходилось на немцев. (Cross 1973: 236) Образовательные, профессиональные, исследовательские и прочие путешествия в Европу редко шли мимо немецких земель. Стойкий интерес к немецким идеям и практикам воспитания проявлялся со стороны россиян как вне России (во время путешествий, знакомства со школами, учебниками, педагогическими теориями), так и внутри России (практика иностранных учителей, контакты с выходцами из германских земель, чтение оригинальных и переводных текстов).

Популярность переводов с немецкого свидетельствует об интересе к немецким авторам и книгам, распространявшимся за пределы владеющей немецким языком публики. Обучение на основе составленных «по-немецки» учебников прочно вошло в повседневную жизнь дворянства. Однако и переводы, и оригинальные сочинения, составленные на базе немецких, учитывали и выражали лишь то, что полагалось соответствующим русской повседневности, социальному устройству и традициям ментальности. Русские пособия отразили и переосмысление, неприятие, диалог и полемику с немецкими учебниками. Эта полемика касалась того, что не было воспринято как своё, как приемлемое или как образцовое, чему следовало соответствовать. Ситуация «неполной эквивалентности» (в терминологии Д. Бахманн-Медик) вызывала отличия, обусловленные базовой педагогической культурой-реципиентом, становящейся и формулирующейся в процессе самой рецепции.

Подчас русскоязычные авторы с большим пылом воспринимали идеи Просвещения и научного рационализма, которые, как ни странно, укладывались рядом с государственно-церковной ориентацией. Немецкие издания, легче относившиеся к народной религиозности и верованиям, подправлялись во время перевода в сторону более жёсткой религиозно-просвещенческой парадигмы. При более жёстком отношении оригинального автора к религии и вере, переводчики подчас «добавляли» в его сочинение толику дополнительной веры и уважения к чудесному присутствию Бога в мире.

Собственные российские учебные книги отличались меньшей степенью проникновения религиозной тематики в учебные пособия по естественной истории. Подход со стороны физико-теологов был чужд российской ментальности и в XVIII – первой половине XIX вв. В учебной работе, выполненной в 1820-х годах студентом Московской духовной академии, доказывается важность настороженного отношения к возможности увидеть Бога в каждом природном явлении: «Разум представлял себе Бога, непосредственно сообщающего действие телам. Понятие само по себе невинное, но опасное по своей темноте и неопределённости. Для человека чувственного, не умеющего размышлять, это есть самый близкий повод мало-помалу удаляться от истинного познания и прилепиться к почитанию особенных частей природы»[52]52
  Рукоп. сборник студентов МДА 1824-27х гг. ОР РГБ.Ф.173.II.л.271об.


[Закрыть].

Органический подход к природе, характерный для романтиков, оказался ещё менее близок российской конфессиональной культуре, чем (даже!) механистический подход к природе эпохи Рационализма и Просвещения. Такова была основная позиция православных наставников и их учеников. «Естественное богословие» в России интерпретировалось как учение о природе богов и о природной, доконфессиональной вере любого человека. Богословие природы воспринималось как набор знаков, имеющих символическое значение в плане веры и благочестия. Воспитание в вере посредством наблюдения природы как пребывания в ней Бога полагалось более чем маргинальным педагогическим направлением и по сути не допускалось вплоть до второй половины XIX века. Всего за 15 лет до перевода на русский «Естественной истории для детей» Раффа было написано и опубликовано сочинение святителя Тихона Задонского «Сокровище духовное, от мира собираемое», в котором природа толковалась исключительно символически в традициях средневековой религиозной культуры[53]53
  См., к примеру, одну из типичных интерпретаций движения Солнца: «Солнце не перестаёт никогда своего движения, но всегда от востока к западу идёт и свет и теплоту свою на поднебесную испускает. Так и Бог никогда не прекращает благотворения и всегда благотворит нам – таково Его естество».


[Закрыть].

Подобный разрыв и несоответствие сказались на просветительной идеологии русских авторов, воспитанных на западных образцах. Эти авторы восприняли на ура немецкие естественнонаучные сочинения именно как воплощение такого сконструированного русскими читателями идеала науки, который не включал системные размышления о единстве природы и Бога, а центрировался на наблюдении, описании и систематизации детальных наблюдений природы. Наблюдения и классификации стали восприниматься главным пафосом, воплощением, целью, оправданием и заслугой науки. Поэтому российские пособия по естественной истории конца XVIII века менее религиозны, нежели сочинения тех немецких естествоиспытателей, которые переводились. Природные явления предстают в них не связанными с темой Бога.

К середине XIX века мы видим, что обучение научным исследованим природы и целостному её восприятию как творения Бога вновь становится более сбалансированным. Это происходит, вероятно, в ответ на усиливающуюся специализацию наук. В русскоязычном дискурсе достижение баланса включало идеи о единстве Бога и Царя, церковных и мирских властей. Считалось, что природа, в церковных праздниках воплощавшая обе воли (божественную и царскую), помогала человеку в его бытии и обучении подрастающих поколений.

На примере учебников Ушинского мы увидели содержательный диалог между филантропистом Раффом и светским православным патриотом. Бог, Царь, природа, человек соединились в его педагогическом творении, ставшем одним из наиболее популярных в России учебников. В этом совместном движении к национальному российскому элементарному учебнику по естественной истории, вероятно, сказалось и влияние натурфилософии немецкого романтизма[54]54
  Например, Готтхильфа Генриха фон Шуберта (1780–1860) и его «Lehrbuch der Naturgeschichte für Schulen und zum Selbstunterricht» (1823, рус. пер.1841). Поэтический взгляд Шуберта на природу помещал в центр «мировую душу» и потому его дискурс приобретал особый оттенок, непохожий на естественнонаучный взгляд Раффа, Гроссе и Блуменбаха. См., к примеру: «История природы учит той всеохватной любви, что проявляется во всех вещах, и открывает мировую душу, которая приводит в живое взаимодействие всё, даже самое конечное и отдалённое, придавая всему видимому от небесного свода до однодневного насекомого единый ритм времени и закон жизни / Die Geschihte der Natur lehrt eine Liebe, die in Allen liebt, eine allgemeine Seele, welche Alles, auch das Entfernteste und Getrennteste in lebendige Wechselbeziehung setzet, welche der ganzen Sichtbarkeit, vom Firsternenhimmel an, bis zum ephemern Insekt, einerlei Zeiten Rhythmus und Gesetz des Lebens giebt». (Schubert G. H. von. Allgemeine Naturgeschichte,1826. S.4, пер. А.А.Черничкиной. О соотношении естествознания и философии романтизма в Германии. См.: Черничкина 2013: 35–46; Черничкина 2016: 153–166).


[Закрыть], но это уже предмет отдельного исследования другого аспекта интеркультурного обмена и согласования. В любом случае конкретный способ взаимодействия разных культур в процессе их исторических пересечений даёт дополнительный материал для понимания каждой из них (Papastergiadis 2000: 125–126). Русские переводы немецкоязычных пособий создавали границы двух культур и выступали пограничным пространством между ними, пространством, из которого лучше видны обе стороны, их достижения, особенности, возможности и интенции. Детальное рассмотрение переводов показывает механизм контакта двух педагогик на перекрёстках истории. Этот контакт осуществлялся между сообществами с типологически сходной религиозностью, а различия между ними обусловливались их контактами со своими базовыми культурами.

Российское сообщество преподавателей и читателей пособий по естественной истории было дальше от традиционной конфессионально ориентированной педагогической культуры, нежели германские от религиозных культур своих земель. Оно поддерживалось изнутри пониманием сущности науки как детального описания, а извне негативным отношением православной традиции к «физикотеологии», то есть, к прочтению в самой природе божественного присутствия не в виде руководящих человеком символов, но в обустройстве/деятельности природного мира самого по себе, в «экономии природы». В одном случае русские переводчики и авторы уменьшали религиозные аллюзии в текстах, в другом случае усиливали, когда полагали излишним «слишком научное» и недостаточное присутствие божественной темы в описании-демонстрации ученику природы. Такая ситуация обусловливала отсутствие в конце XVIII столетия религиозного прочтения природы как таковой в преподаваемых/подготовленных в России курсах естественной истории.

Последующая эволюция понимания естественной истории в сторону «религиозно-государственного» подхода к природе и человеку обусловила появление ко второй половине XIX века концептуальных образов единства Бога, Царя, природы и человека, утверждавших высшую санкцию для прагматического отношения к природе. В отличие от рецепции немецкой педагогики естествознания еврейской хаскалой, с помощью немецких учебников теологизирующих природу как таковую, российская педагогика увлеклась пафосом детального изучения природы вне религиозного её осмысления. Это было преодолено в учебных пособиях только к середине XIX века. После запрета в 1828 г. и возобновления в 1852 г. российские курсы естественной истории отошли от «материалистических» описаний природы рубежа XVIII–XIX веков и включили в себе идею Творца, но природу рассматривали, скорее, применительно к человеку и государственным надобностям, а не применительно к Богу в каждом Его создании.

Адарюков В.Я. Книга гражданской печати в XVIII в. М., 1924.

Бахманн-Медик Д. Культурные повороты: новые ориентиры в науках о культуре. М., 2017.

Пыпин А.Н. Книжная деятельность времён Петра Великого // Вестник Европы. 1898. Т. 4. Июль. С. 236–271.

Райков Б.Е. Пути и методы естественнонаучного просвещения. М., 1960. Рукоп. сборник студентов МДА 1824–1827-х гг. ОР РГБ.Ф. 173. II.л. 271 об.

Учебный план кантона Ааргау в Швейцарии. URL: https://www.ag.ch/HYPERLINK "http://www.ag.ch/de/bks/kindergarten_"de/bks/kindergarten_volksschule/

unterricht_schulbetrieb/lehrplan_lehrmittel_volksschule/realien/realien.jsp

Черничкина А.А. Натурфилософия немецкого романтизма: культура и естествознание // Метафизика. 2016. № 2 (20). С. 153–166.

Черничкина А.А. Природа и религия в романтической метафизике // Метафизика. 2013. № 2 (8). С. 35–46.

Bachmann-Medick D. Cultural Turns. Neuorientierungen in den Kulturwissenschaften. Reinbek bei Hamburg, 2006, 2007, 2009, 2010, 2014; рус. пер. Сделан с 3-го издания 2009 г.

Beschreibung der Natur-Geschichten des Schweizerlands. Erster (-dritter) Theil. Zürich, in Verlegung des Authoris, gedr. bey Michael Schaufelb (erger) und Christoff Hardmeier, 1706–1708.

Beumer P.J. Der kleine Raff, oder Vater Gott hold’s Unterhaltungen mit seinen Kindernüber die Reiche der Natur: eine Naturgeschichte für die liebe Jugend. 4. Aufl. Wesel, 1852 (1. Aufl. 1841).

Cross A.G. The British in Catherine’s Russia: A Preliminary Study // The Eighteenth Century in Russia / Garrard J. G., ed. Oxford, 1973.

Idelson-Shein I. The Beginning of the End: Jews, Children and Enlightenment Pedagogy // The Jewish Quarterly Review. 2016. Vol. 106. № 3. P. 383–395.

Kogman T. Baruch Lindau’s Rešitlimmudim (1788) and Its German Source: A Case Study of the Interaction between the Haskala and German Philantropismus // Aleph. 2009. № 9:2. P. 277–305.

Kogman T. The emergence of scientific literature in Hebrew for children and youth in the nineteenth century: preliminary directions for research // Jewish Culture and History. 2016. Vol. 17. № 3. P. 249–263.

Oelkers J. Elementary Textbooks in the 18th century and their Theory of the Learned Child // Scholarly knowledge: textbooks in early modern Europe / Campi E., De Angelis S., Goeing A.-S., Grafton A.T., eds. Geneva, 2008. P. 409–432.

Papastergiadis N. The Turbulence of Migration. Globalization, Deterriorialization and Hybridity. Cambridge, 2000. P. 125–126.

Schubert G. H. von. Allgemeine Naturgeschichte, 1826.

[Sigaud de la Fonde J.F.]. Wunder der Natur, eine Sammlung außerordentlicher und merkwürdiger Erscheinungen und Begebenheiten in der ganzen Körperwelt, zum Unterricht und Vergnügen nach alphabetischer Ordnung. Aus dem Französischen übersetzt und mit Zusätzenvermehret [von Christian Gotthelf Friedrich Webel]. Leipzig, 1782–1783. 2 Bände.

Stalla B. J. Christian Raff (1748 bis 1788) und sein Werk «Naturgeschichte für Kinder» // Die Gestalt. Vierteljahreszeitschrift für bildnerische Erziehung. 2000. Jg. 62., H. 1. S. 20–21.

Wolpe R. The True Way to Loving God: Nature in the Haskala // The University of Toronto Journal of Jewish Thought. 2013. Vol. 3. P. 1–28. URL: http://tjjt.cjs.utoronto.ca/articles-2/

Глава 3
Неизвестный Адольф Дистервег: к вопросу о переводе К.Д. Ушинским классика германской педагогики

Обладая бесспорным талантом переводчика, Ушинский пересказывал труды некоторых классиков немецкой педагогики (Напр.: Schmidt 1857; Шмидт 1959. Т. 2.: 9–63; Schmidt К 1856; Шмидт 1959 Т.3: 110−248). В их числе – «Начатки детского школьного учения» Адольфа Дистервега, опубликованные в «Журнале Министерства народного просвещения» в то время, когда Константин Дмитриевич был его главным редактором (1860−1861 годы)[55]55
  Приложение к т. CXI: 1861, № 7–9. Данное сочинение было опубликовано В.Я. Струминским в составе второго тома Архива К.Д. Ушинского (Дистервег 1950 Т. 2: 107–173).


[Закрыть].

Фридрих Адольф Вильгельм Дистервег (1790−1866) – один из крупных немецких педагогов, последователь И.Г. Песталоцци, автор более 50 книг и 400 работ по вопросам воспитания. С его именем связаны принципы природосообразности и культуросообразности в воспитании, он был сторонником воспитывающего обучения. За внимание к роли наставника в учебном процессе Дистервега называли «учителем немецких учителей».

Полное название переведённого Ушинским труда Дистервега – «Der Unterricht in der Klein-Kinder-Schule, oder die Anfänge der Unterweisung und Bildung in der Volksschule, von Adolph Diesterweg», что дословно можно перевести как «Занятие в школе для маленьких детей, или Начала обучения и воспитания (образования, просвещения) в народной школе, от Адольфа Дистервега». В переводе профессора Московского университета Петра Григорьевича Редкина (1808−1891) оно звучало как «Учение в школе для малолетних» (Редкин 1857: 214). В.Г. Безрогов переводит его как «Обучение в детском саду, или Начатки наставления и обучения в народной школе», указывая на «предшкольный» характер описываемых Дистервегом занятий (См. Ч. I Гл. 1).

По словам Ушинского, книга предназначена «для домашних наставников и преподавателей в малолетних классах разных учебных заведений»[56]56
  Дистервег А. Начатки детского школьного учения … С. 166.


[Закрыть]. Сам Дистервег пишет о детях 5−7 лет (Diesterweg 1852: 106). Первое издание «Der Unterricht in der Klein-Kinder-Schule, oder die Anfange der Unterweisung und Bildung in der Volksschule, von Adolph Diesterweg» вышло в 1829 году. К.Д. Ушинский пользовался 5-м изданием 1852 года.

Текст, опубликованный Ушинским в «Журнале Министерства народного просвещения» как пособие для учителей, существенно отличается от оригинала не только по структуре, но и, что самое важное, по замыслу, по принципиальному подходу к начальному обучению, лежащему в основе «Der Unterricht in der Klein-Kinder-Schule» немецкого педагога.

Структура пятого издания пособия Дистервега, которое переводил Ушинский, состоит из восьми разделов («отделов» в переводе Ушинского):

Отдел 1. «Kenntniß der Gegenstände in dem Schulzimmer» («Знакомство с предметами, находящимися в классной комнате»[57]57
  Названия отделов № 1−5 приведены в переводе Ушинского.


[Закрыть]). В этом же отделе содержится описание различных геометрических тел – куба, призмы, цилиндра, конуса, шара и др. (с. 1−35 оригинала).

Отдел 2. «Anfangsgründe der Naturgeschichte und Heimaths-kunde» («Начатки естественной истории и знакомства с родиной»). В этом разделе Дистервег описывает упражнения, направленные на знакомство детей с домашними животными, телом человека, садовыми и огородными растениями; домом, улицей, жителями города или села; свойствами четырёх стихий – огня, воды, воздуха, земли (с. 36−76 оригинала).

Отдел 3. «Vorübungen zum Zeichnen und Schreiben» («Предварительные упражнения в черчении и письме») (с. 77−86 оригинала).

Отдел 4. «Der Leseunterricht» («Обучение чтению») (с. 87−97 оригинала).

Отдел 5. «Anfang der Zahlenlehre» («Первоначальное обучение счёту») (с. 98−104 оригинала).

Отдел 6 оригинала в переводе Ушинского отсутствует. Переводчик даёт лишь краткий комментарий: «За этим отделом у Дистервега следует отдел, посвящённый упражнению памяти и развитию в детях религиозных и нравственных чувств. Как для усовершенствования памяти, так и для возбуждения в детях нравственно-религиозного чувства Дистервег советует заставлять детей заучивать наизусть краткие стихотворения нравственно-религиозного содержания, вполне доступные и понятные детскому возрасту. У нас, к сожалению, вовсе нет таких стихотворений и потому мы весь этот отдел пропускаем»[58]58
  Дистервег А. Начатки детского школьного учения … С. 166.


[Закрыть].

Не вполне понятно, что имел в виду Ушинский, поскольку духовная поэзия в его время существовала; публиковались и собрания таких текстов (см., напр.: Федотов 1991). Знал ли Ушинский русский религиозный фольклор – на данный момент мы точно сказать не можем. Но с религиозной поэзией светских русскоязычных авторов (И.С. Аксакова, И.С. Никитина и др.) он был знаком и неслучайно включил их стихи в «Детский мир» (издание 1861 года, С. 51).

У Дистервега отдел 6 озаглавлен «Gedächtnißübungen und Anklänge für Kopf und Herz» («Упражнения для развития памяти и отклики на них ума и сердца») и занимает 29 страниц (Diesterweg 1852: 105–133). Данный раздел, содержащий 58 стихотворений/песен и пять двустиший религиозно-нравственной тематики, по неясным причинам Ушинским пропущен. Нумерация разделов в переводе изменена (шестой отдел текста Ушинского соответствует седьмому разделу пособия Дистервега). О содержании данного раздела и его роли в замысле Дистервега подробнее будет сказано ниже.

Отдел 7 в оригинале: «Anfänge des Gesangunterrichts» (отдел 6 перевода Ушинского: «Начатки обучения пению») (с. 134−135 оригинала).

Отдел 8 в оригинале: «Einige Mittel zur Förderung des Unterrichts und der Schulzwecke überhaupt» (отдел 7 перевода Ушинского: «Еще некоторые средства, споспешествующие успеху школьного обучения») (с. 136−142 оригинала).

Итак, переводя (или пересказывая близко к тексту) пособие Дистервега, Константин Дмитриевич Ушинский представил русскому читателю лишь ту его часть, которая посвящена предметам в школьном классе, геометрическим фигурам, «начаткам» естественной истории и краеведения, первым упражнениям в письме, чтении и счёте (примерно 4/5 всего текста оригинала). Адольф Дистервег это начальное обучение «реальным вещам» уравновешивает воспитанием сердца ребёнка с помощью религиозных песнопений и стихов, предваряемых рассуждениями о том, как должен строить и на что опираться в своих рассказах и других приёмах религиозного воспитания учитель начальной школы. То есть восприятие земного поверяется у Дистервега духовно-религиозным. И не случайно: автор уверен, что без этого нельзя. Это равновесие (пусть спорное по содержанию, догматике, иерархии ценностей и т. п., но, безусловно, существующее и заложенное автором, понимавшим, что без такого равновесия невозможно обучать этому миру и отношению к нему) полностью нарушается в работе, подготовленной Ушинским к публикации на русском языке. Российский читатель получал как-бы-перевод сочинения Дистервега и должен был считать, что классик немецкой педагогики, которым восхищается вся Европа и на которого нужно равняться, говорил именно то, что изложено с предисловием Ушинского в «Журнале Министерства народного просвещения». Чтобы не быть голословными, опишем подробнее содержание пропущенного Ушинским шестого раздела пособия Дистервега.

Раздел предваряется комментарием автора о назначении стихов и песен: они необходимы для развития памяти, которая в детях пробуждается раньше, чем достигают зрелости рассудок (der Verstand) и сила суждения (die Urtheilskraft) (Diesterweg 1852: 105). Но у стихов есть и другое назначение. Они призваны готовить к будущим урокам религии. «Каждый учитель начальной школы, – пишет Дистервег, – знает, что малыши не созрели для собственно религиозных уроков (für eigentlichen Religionsunterricht). Но для нравственного, приветливого и благочестивого слова (поучения) сердце каждого ребёнка открыто. Только это поучение должно быть кратким, простым, естественным, живым, детским. Простое и сердечное слово открывает им красоту добра, обращает их взор на отношение к родителям, учителям и школе, к Творцу и Отцу знаний. Вдохновляет в них чувства благодарности, послушания, любви» (Diesterweg 1852: 106).

В этих рассуждениях А. Дистервега прослеживается мысль о двухступенчатой модели религиозного воспитания:

1) сначала в детях разными путями пытаются пробудить религиозные чувства;

2) потом начинается рассудочное изучение религии в школе.

Подобная схема встречается в переводной педагогической литературе XIX столетия: в составленном по Августу Нимейеру учебнике А.Г. Ободовского (Ободовский 1835: 22–24), в пособии Фридриха Эдуарда Бенеке, переведённом Н.Х. Весселем (Бенеке 1871–1872: 383–389), в «Гимназической педагогике» Карла Шмидта, опубликованной К.Д. Ушинским в «Журнале Министерства народного просвещения» (1860 год, июль) (Шмидт 1959: 16–17, 23–25, 29). Говоря о первом этапе, авторы настаивают на непонятности для детей догматов веры и особенно конфессиональных различий, призывают начинать религиозное воспитание с развития в детях элементарных религиозных чувств, предлагают для этого разные средства.

Адольф Дистервег для воспитания в 5−7-летних детях религиозных чувств сложил простые и сердечные песенки и короткие молитвы, отражающие, по его словам, детские настроения / отношения к миру (die kindliche Gesinnungen). Заучивать с детьми эти песенки педагог предлагает каждой «вдумчивой и благоразумной матери» (die sinnige, verständige Mutter) – чтобы дети слышали от неё эти песни и сами пели их в течение дня, привыкали ложиться спать с молитвой. Поддерживать или восполнять эти родительские труды Дистервег считает обязанностью учителя школы для самых маленьких (der Klein-Kinder-Lehrer) (Diesterweg 1852: 106).

Как объяснял сам Дистервег, простые и короткие ритмичные стихи выбраны им в силу их глубокого соответствия восприятию детей, которые из поколения в поколение используют в играх с куклами и палками-лошадками стихотворные тексты. Любовь детей к простым стихотворениям он объясняет приятностью рифмы и ритма для слуха ребёнка, а также понятностью содержания (Diesterweg 1852: 105−106), т. е. Дистервег берёт то, что и так свойственно ребёнку старшего дошкольного возраста, и использует его в религиозно-педагогических целях – чтобы дети, разумно заучивая простые благочестивые песенки, проникались благочестивыми мыслями (mit frommen Gesinnungen zu durchdringenden) (Diesterweg 1852: 106) и таким образом учились любить и благодарить Творца.

Пропущенный Ушинским шестой раздел пособия Дистервега «Упражнения для развития памяти и отклики на них ума и сердца» (Gedächtnißübungen und Anklänge für Kopf und Herz) состоит из шести частей.

Часть I «На начало уроков» (Zum Anfange des Unterrichts) содержит утренние песни (das Morgenlied) (с. 110−120).

Часть II «На окончание уроков» (Zum Schlusse des Unterrichts) – 12 песен (с. 120−125).

Часть III «На окончание дня» (Zum Schlusse des Tages) – это три «вечерние песенки» (die Abendliedchen) и два варианта «вечерней песни» (das Abendlied), возможно, аналога вечерней молитвы (с. 120−127).

Часть IV «Доброе отношение к родителям и Богу» (Gute Gesinnung gegen die Eltern und Gott) состоит из девяти песен. Первые три не озаглавлены, следующие три названы «Детская любовь к родителям» (Kindliche Liebe gegen Eltern), седьмая песня – «Божественное благо/добро» (Gottes Güte), восьмая и девятая – «Близость Бога» (Gottes Nähe) (с. 127−131).

Часть V «Благочестивая радость о красотах природы и её Творце» (Fromme Freude über die Schönheiten der Natur und ihren Schöpfer) включает 4 песни (с. 131−133).

Часть VI «Краткие изречения» (Kleine Sprüche) – самая короткая. Это одно четверостишие и пять двустиший с похвалой добродетелям – честности и благочестию, целомудрию, скромности, трудолюбию, милосердию (заботе о голодных) и обличением пороков – лжи, неаккуратности, обидчивости (с. 133).

Подробный педагогический и богословский анализ содержания такого количества текстов требует отдельного исследования. Здесь же мы представим только некоторые песни, наиболее ярко, на наш взгляд, иллюстрирующие замысел Дистервега. Видимо, для того, чтобы предложенные педагогом мысли были лучше усвоены воспитанниками, песни написаны от первого лица, от имени самих детей, как их обращение к Богу.

Среди утренних песен (Часть I «На начало уроков» – «Zum Anfange des Unterrichts») обращают на себя внимание песенки №№ 3, 4, 6.

В песне № 3 дитя исповедует, что всё, что творит Бог, – это благо, желает посвятить Ему своё сердце, просит Бога укрепить силою Его Духа, чтобы быть благочестивым и хорошим:

 
O Gott! der alles Gute schafft,
Ich will mein Herz Dir weihn.
Stärk' mich, durch Deines Geistes Kraft,
Stets fromm und gut zu sein! (Diesterweg 1852:110)
 

В песне № 4 ребёнок поёт о своей любви к Богу, через Которого он получил бытие; Бог его ежедневно хранит, видит и слышит его, где бы он ни находился, просит научить его (дословно – «даровать ему верный смысл, разумение») делать то, что угодно Творцу:

 
Du lieber Gott, durch den ich bin,
Der täglich mich erhält,
O schenke mir den rechten Sinn,
Zu thun, was Dir gefällt!
Du bist, mein lieber Gott, bei mir,
Wenn ich Dich gleich nicht seh'!
Du siehst und hörst mich dort und hier,
Ich sitze oder geh'! (Diesterweg 1852:110)
 

В песне № 6 дети благодарят Бога как Всеблагого («Wir danken Dir, Allgütiger») и любящего, поют о своей уверенности в том, что Он хранит их днём и ночью (дословно – «Его очи следят за ними»):

 
O Du, der alles Gute giebt,
Uns, seine Kinder, herzlich liebt, —
Wir sind getrost bei Tag und Nacht,
Weil über uns Dein Auge wacht.
 

В целом ряде песен прославляются прилежный труд, добросовестное выполнение своих обязанностей. Дитя знает, что это угодно Богу, и само хочет стать добросовестным и прилежным: «…ich will true und fleißig sein» (часть I, песня № 8) (Diesterweg 1852: 111)[59]59
  См. также песни № 9, 12, 16 и др.


[Закрыть]. К труду побуждает и созданный Богом мир. «Громко зовёт к труду природа; должен ли я не слышать её?», – поёт ребёнок (Laut ruft zur Arbeit die Natur; ich sollte sie nicht hören?) (часть I, песня № 9) (Diesterweg 1852:110).

Значительное место в песнях занимает тема благодарения Бога в сердечном трогательном тоне: «Lieber Gott, wir danken Dir!» (Любимый Бог, мы благодарим Тебя!), «Deine Kinder danken Dir» (Твои дети благодарят Тебя) (Diesterweg 1852: 126); «mein Gott, wie dank ich Dir?» (мой Бог, как мне благодарить Тебя») (Diesterweg 1852: 127) и др.

Несколько раз в песнях упоминается Господь Иисус Христос, по протестантской традиции называемый просто Иисусом (с. 120, 126, 128). Дети хотят быть детьми Божиими, исповедуют, что Бог – их Отец через Спасителя Иисуса Христа (часть III, песня № 2):

 
Wir wollen Deine Kinder sein,
Und stets es bleiben, und uns freu'n,
Daß Du, Gott, unser Vater bist,
Durch unsern Heiland, Jesum Christ (Diesterweg 1852: 126).
 

Через песни Дистервег побуждает детей к стремлению оставаться настоящими христианами в течение всей жизни, ежедневно быть благочестивыми и добрыми согласно учению Иисуса (часть IV, песня № 2):

 
Ja, so lange wir hier sind,
Wollen wir als Christen wandeln,
Täglich fromm und gut gesinnt
Nur nach Jesu Lehren handeln (Diesterweg 1852:128).
 

Дистервег учит детей испрашивать у Отца Небесного благословения усилиям (труду) учителей за то, что они воспитывают малышей христианами и учат их добродетелям (часть I, песня № 15):

 
O Vater, segneihr Bemüh'n, wenn sie zu Christen uns erzieh'n
Und uns die Tugend lehren! (Diesterweg 1852:114)
 

Как видим, даже краткий обзор предложенных Дистервегом песен свидетельствует о том, насколько цельным ему представлялось первоначальное «предшкольное» образование, как мудро восполнялись «реальные» знания знаниями о Боге и Его отношении к человеку и миру, в каком неразрывном единстве знания и веры, по замыслу немецкого классика, должен обучаться ребёнок 5–7 лет.

Конечно, мы видим только интенции, замысел и способы его воплощения педагогом. Насколько откликались на них маленькие ученики, побуждаемые конкретными наставниками, – вопрос, требующий отдельного изучения.

Перевод, опубликованный Ушинским в «Журнале Министерства народного просвещения», переиздавался в 1861, 1867, 1871 и 1875 годах (Дистервег 1861; 1867; 1871; 1875). В 1857 году в «Журнале для воспитания» П.Г. Редкин опубликовал обзор произведений и педагогических идей А. Дистервега. Сочинение «Der Unterricht in der Klein-Kinder-Schule» упомянул, но не комментировал (Редкин 1857: 214). В собрание избранных педагогических сочинений Адольфа Дистервега, публикация которых журналом «Семья и школа» началась в 1885 году (Дистервег 1885), «Начатки детского школьного учения» не вошли, возможно, потому, что авторы планировали издать труды немецкого классика за 1830–1836 годы, а «Der Unterricht in der Klein-Kinder-Schule» впервые вышла в 1829 году. В сборник избранных сочинений Дистервега 1956 года (Дистервег 1956) и хрестоматию Н.Б. Баранниковой (Педагогическая классика 2013) данное произведение также не было включено. Видимо, русскоязычному читателю до настоящего времени оно в полном объёме неизвестно.

Сложно сказать, почему Константин Ушинский, прекрасно переводивший немецкие тексты, не посчитал нужным познакомить русского читателя с религиозными стихами Дистервега или хотя бы не прокомментировал его замысел относительно уравновешивания земного знания небесным. Возможно, это связано с цензурными ограничениями.

«Начатки детского школьного учения» были опубликованы Ушинским в 1861 году в «Журнале Министерства народного просвещения», официальном органе этого учреждения, при котором в соответствии с Цензурным уставом 1826 года (§ 4–5) и 1828 года (§ 4) и была учреждена цензура (Высочайше утверждённый Устав о цензуре… 1829: 5), с 1828 по 1863 годы действовало Главное управление цензуры. Устав о цензуре 1826 года в качестве одного из трёх «главнейших в отношении к Цензуре попечений» называл «науки и воспитание юношества» (§ 6) (Высочайше утверждённый Устав о цензуре… 1829: 551).

О том, что педагогические сочинения в XIX веке просматривались цензором, свидетельствуют записи на титульных листах или оборотах[60]60
  Напр.: «Печать позволяется, с тем чтобы по напечатании представлено было в Цензурный Комитет три экземпляра. С.-Петербург. 29 февраля 1832 года. Цензор А. Крыловъ» (Ободовский 1835), «Печатать позволяется: с тем чтобы по отпечатании представлены были в Цензурный Комитет три экземпляра. Одесса, сентября 7-го дня, 1833. Цензор Николай Курляндцев» (Стурдза 1835), «Печать позволяется, с тем чтобы по отпечатании представлено было Цензурный комитет узаконенное число экземпляров. С.-Петербург. 18-го февраля 1861 года. Цензор Оберт» (Ушинский 1861), «Печать позволяется, с тем чтобы по отпечатании представлено было в Цензурный комитет узаконенное число экземпляров. С.-Петербург, января 19 дня 1862 года. Цензор Бекетов» (Вессель 1862), «Дозволено цензурою. 28 июня 1866. Киев» (Тимошенко 1866).


[Закрыть]. С пометкой «Дозволено цензурою» выходили и переиздания «Начатков детского школьного учения» в 1867, 1871 и 1875 годах.

Пропущенный раздел «Der Unterricht in der Klein-Kinder-Schule» содержал протестантскую практику религиозного воспитания. Согласно § 3 а) Устава о цензуре 1828 года, который формально оставался основой российского законодательства в области цензуры до её отмены в 1905 году, «произведения словесности, наук и искусств подвергаются запрещению цензуры на основании правил сего Устава: а) Когда в оных содержится что-либо клонящееся к поколебанию учения Православной Церкви, её преданий и обрядов, или вообще истин и догматов Христианской веры» (Устав о цензуре 1829: 4).