Текст книги "Фавориты императорского двора. От Василия Голицына до Матильды Кшесинской"

Ледяной дом и прочие затеи

«Императрица хотела непременно, чтобы двор ея не уступал в пышности и великолепии всем другим европейским дворам. Она учредила множество новых придворных должностей; завела итальянскую оперу, балет, немецкую труппу и два оркестра музыки, для которых выписывались из-за границы лучшие артисты того времени; приказала выстроить, вместо довольно теснаго императорскаго зимняго дома, большой трехэтажный каменный дворец, вмещавший в себе церковь, театр, роскошно отделанную тронную залу и семьдесят покоев разной величины. Торжественные приемы, празднества, балы, маскарады, спектакли, иллюминации, фейерверки и тому подобныя увеселения следовали при дворе безпрерывно одни за другими». Любовь императрицы к пышности и блеску не только истощала государственную казну, но вовлекала в громадные расходы придворных и вельмож. «Придворные чины и служители, – говорит в своих записках Миних-сын, – не могли сделать лучшаго уважения государыне, как если в дни ея рождения, тезоименитства и коронования, каждогодно праздновавшиеся с великим торжеством, приезжали во дворец в новых и богатых платьях. Разумеется, лица, имевшия доступ ко двору, соревнуя друг перед другом, лезли, как говорится, из кожи, чтоб угодить императрице и обратить на себя ея внимание. Многие из них в короткое время проживались совершенно, раззоряли свои имения и затем, для добывания средств, обращались к казнокрадству, которое развилось до поражающих размеров. Роскошь и мотовство, поощряемые государыней, стали считаться достоинством, дававшим более прав на почет и возвышение, нежели истинныя заслуги».

«При дворе велись азартныя игры и нередко в одну ставку в фараон или кинце (Quinze) проигрывалось до двадцати тысяч рублей. Сама императрица не была пристрастна к игре, и если играла, то для того, чтобы проиграть. В таких случаях, она держала банк и ставить могли лишь те, кого она называла. Выигравший тотчас же получал деньги, а с проигравшаго императрица никогда не требовала уплаты.

Попойки, которыми прежде непременно оканчивались всякия торжества и собрания, теперь были совершенно изгнаны из придворных обычаев, потому что Анна Иоанновна не могла видеть и боялась пьяных. Только один день в году, как исключение, посвящался Бахусу, именно 19-го января, когда праздновалось восшествие на престол императрицы. В этот день каждый из придворных даже был обязан, опустившись на одно колено перед государыней, выпить огромный стакан венгерскаго вина. Впрочем, случалось иногда, после военных экзерциций или в навечерие больших праздников, что императрица сама подносила по бокалу вина придворным и гвардейским офицерам, являвшимся для целования ея руки.

Известно, что господствующей страстью Бирона были лошади. По его желанию, знаменитый архитектор Растрелли воздвигнул, вблизи дворца, огромный манеж, или, как тогда называли, „конскую школу“, содержание которой обходилось казне ежегодно до 100 000 рублей. Анна Иоанновна, посещавшая манеж сперва из угождения своему любимцу, потом сама пристрастилась к лошадям и, несмотря на свои сорок лет и полноту, даже выучилась ездить верхом. В манеже для нея была отделана особая комната, где она нередко занималась делами и давала аудиенции.

Кроме того, императрица очень любила охоту и стрельбу из ружей, в чем приобрела такую снаровку, что без промаха попадала в цель и на лету убивала птиц. Во внутренних покоях Анны Иоанновны всегда стояли заряженныя ружья, из которых она стреляла, через окна, в мимолетавших ласточек, воробьев, галок и т. п. В Петергофе и других окрестностях Петербурга были выстроены зверинцы, наполненные всякаго рода туземными и чужеземными зверями и птицами. Всем верноподданным именными указами вменялось в непременную обязанность ловить, размножать и присылать в императорские зверинцы диких животных. При дворе была учреждена призовая стрельба, а в галлерее дворца устроен тир, где зимними вечерами, при ярком освещении, Анна Иоанновна практиковалась из винтовки. „С.-Петербургския ведомости“ того времени изобилуют известиями об охотничьих подвигах императрицы», – пишет историк XIX века С. Н. Шубинский.

Современные историки снова вносят свои комментарии. Императрица могла «проматывать средства» только в рамках своих так называемых «комнатных денег», выделяемых ей из государственного бюджета. Сумма, конечно, не маленькая, но отнюдь не безграничная. Сама по себе Анна, по-видимому, была довольно скромна в потребностях, немного угрюма и нелюдима. Как многие русские цари, она любила охоту (метко стреляла) и предпочитала отдыхать в узком кругу с тем же Бироном и его семьей. Ни жизнь в материнском доме, устроенном по старым, еще допетровским обычаям, ни тоскливое прозябание в Митаве не приучили ее к шумным праздникам. В ее покоях, как когда-то в доме Прасковьи Федоровны, много сплетничали и шептались по углам, тут и там сновали карлики и шуты, чья болтовня успокаивала и усыпляла императрицу. Или она заставляла своих придворных дам плясать или петь русские песни, награждая их оплеухами, если они ошибались или жаловались на усталость. В общем, это был замкнутый мирок (и даже уютный, по меркам XVIII, а скорее XVII века), где время словно останавливалось.

Но, как и Петр, она понимала, что должна давать шумные праздники, устраивать дорогие забавы, просто для поддержания престижа монархии. И должна раздавать дорогие подарки, земли и доходные должности, чтобы не лишиться сторонников.

И она добилась своего. Иностранные дипломаты признали не только ее власть, но и обаяние, которым она, несомненно, обладала, несмотря на то что была некрасива. Вот что писал о ней в своих донесениях уже знакомый нам герцог Лирийский: «Она толста, смугловата и лицо ее больше мужское, чем женское. В обхождении она приятна, ласкова и чрезвычайно внимательна. Щедра до расточительности, любит пышность чрезмерно, отчего ее двор великолепием превосходит все прочие европейские. Она строго требует повиновения себе и желает знать все, что делается в ее государстве, не забывает услуг, ей оказанных, но вместе с тем хорошо помнит и нанесенные ей оскорбления. Говорят, что у нее нежное сердце, и я этому верю, хотя она и скрывает тщательно свои поступки. Вообще могу сказать, что она совершенная государыня…».

А вот впечатления леди Джейн Рондо, супруги английского посланника при Российском дворе: «Она почти моего росту, но несколько толще, со стройным станом, смуглым, веселым и приятным лицом, черными волосами и голубыми глазами. В телодвижениях показывает какую-то торжественность, которая вас поразит при первом взгляде, но когда она говорит, на устах играет улыбка, которая чрезвычайно приятна. Она говорит много со всеми и с такою ласковостью, что кажется, будто вы говорите с кем-то равным. Впрочем, она ни на одну минуту не теряет достоинства монархини; кажется, что она очень милостива и, думаю, что ее бы назвали приятною и тонкою женщиною, если б она была частным лицом».

* * *

Для летнего пребывания императрицы в 1732 году по проекту Франческо Растрелли строят новый дворец в Летнем саду. (Маленький летний дворец Петра I отдали в распоряжение Бирона и его семьи.)

Во дворце было 28 покоев, разделенных на две анфилады: «антикамора» (где принимали послов), «комедия» (самый большой зал дворца для балов и представлений), обер-гофмаршальские помещения, спальня императрицы, большая императорская зала, 10 покоев герцога Бирона, четверо покоев, которые занимал его сын Петр, покои фрейлин, контора для письмоводства, казенные палаты, где хранились палатные уборы, оружейные палаты. В центре дворца располагался тронный зал.

В следующем году Петербург посетил англичанин Френсис Дэшвуд, который в числе других достопримечательностей осмотрел и Летний дворец, и написал в своем дневнике: «Летний дворец, в котором теперь живет императрица, – длинное одноэтажное деревянное здание, в нем просторные апартаменты, и оно для этого времени года кажется очень подходящим. С прибытием царицы из Москвы здание было полностью возведено от самого основания за шесть недель, но сейчас здесь ничего не делают, хотя в работах над этим зданием занято две тысячи человек».

Другое описание дворца мы находим у датского путешественника Педера ван Хавена, побывавшего в Петербурге в 1736 году. «Далее – Летний дворец, – рассказывает Хавен, – названный так потому, что в нем жила императрица. Этот дворец тоже стоит на берегу реки. Он выстроен из дерева, одноэтажный, однако также красиво раскрашен и имеет столь частые окна из зеркального стекла, благодаря чему с реки можно видеть исключительно дорогую драпировку в покоях, что здание скорее похоже на увеселительный дом, чем на дворец».

А благодаря французскому офицеру Николя Агею де Миону мы можем на миг увидеть и хозяйку этого дворца. «…Хотя этот дворец был деревянным, – пишет Агей де Мион, – но так хорошо выкрашен, что его можно было бы принять за каменный. Передний его фасад выходил на реку, с остальных трех сторон его окружали сады с прекрасными статуями, прелестными боскетами и фонтанами… Прежде всего нас провели в Кабинет, т. е. в то помещение дворца, где принимает министр граф Остерман… Он сам проводил нас в императорские апартаменты, и мы были удивлены необычайным блеском как придворных особ, так и придворной прислуги… Мы нашли, что императрица отличалась величественным видом… На ней было золотое парчовое платье с огненным оттенком и сшитое по французской моде, на роскошной ея груди виднелась большая бриллиантовая корона. Через несколько минут царица вернулась в шелковом платье, которое она, вероятно, надела по той причине, что было очень жарко. Эти комнаты отапливаются печками, которые находятся под полом. Т. к. в печках жгут благоуханные ароматы, то в комнате и тепло, и приятно благоухает… Между прочим, мне очень понравилось красивая и любопытная фигура из слоновой кости и из черного дерева; она изображала жертвоприношение Авраама… Пожелав узнать, что нас всего более поразило во дворцах и арсеналах, она в ответ на наш рассказ приказала прислать нам картинки того, что нам понравилось, но, признаюсь, что эти картинки были очень посредственными по исполнению».

Деревянный дворец (как и бóльшую часть деревянных зданий XVIII в.) не пощадило время. Сейчас о нем напоминает только цветочный партер в Летнем саду.

На зиму же Анна перебиралась в Зимний дворец на Дворцовой площади, также возведенный по проекту Растрелли. Сам архитектор составил такое описание своего творения: «В этом здании был большой зал, галерея и театр, также и парадная лестница, большая капелла, все богато украшенное скульптурой и живописью, как и вообще во всех парадных апартаментах. Число комнат, которые были устроены в большом дворце, превышало двести, кроме нескольких служебных помещений, лестниц и большого помещения для караула, дворцовой канцелярии и прочего». А Феофан Прокопович писал о зимнем дворце: «Дом сей… столь чюдного дела, что такого Россия до днесь не имела».

Парадные залы дворца имели «штучные ромбоидные, с звездами полы» и были украшены живописными плафонами. Одно время во дворце находилась и знаменитая Янтарная комната, позже перевезенная в Царское Село.

Впервые Анна переехала туда на зиму в 1735 году. Газета «Санкт-Петербургские ведомости» так рассказывала об одном из придворных праздников: «…изволила Ея Императорское Величество подняться в новопостроенную 60 шагов длины имеющую и богато украшенную Салу, к убранному золотым сервизом столу… После чего того часу начался в золотом, великими зеркалами и картинами убранном Сале, бал».

Позже, при постройке дворца для Елизаветы Петровны, дворец Анны Иоанновны уничтожили, от него сохранился только фундамент флигеля, обнаруженный во время раскопок на Дворцовой площади и вновь засыпанный землей. Сохранилось и тронное кресло Анны Иоанновны – оно находится в Георгиевском зале Зимнего дворца.

* * *

В 1740 году Анна Иоанновна повелела организовать государственные торжества по случаю окончания войны с Турцией и десятилетия ее восхождения на престол. Одним из главных «аттракционов» стала «потешная свадьба» двух шутов: Михаила Голицына – опального князя, разжалованного в шуты за женитьбу на итальянке незнатного происхождения, и калмычки Авдотьи Бужениновой. С. Н. Шубинский рассказывает, как возникла эта идея: «Князь Михаил Алексеевич Голицын, внук знаменитого боярина и любимца царевны Софии, Василья Васильевича, и сын пермскаго наместника, князя Алексея Васильевича, родился в 1679 году, за несколько дней до того, как дед и отец его, лишенные чинов и поместий, были отправлены в ссылку в Пинегу. Когда князь Михаил Алексеевич достиг совершеннолетия, Петр Великий определил его солдатом в полевые полки, где он, на сороковом году от рождения, с трудом достиг чина майора. Потеряв в 1729 году первую жену – Марфу Максимовну, рожденную Хвостову, от которой имел сына князя Алексея, умершаго бездетным в 1758 году, и дочь Елену, вышедшую замуж за графа Апраксина, Голицын испросил себе позволение ехать путешествовать за границу. Во время пребывания своего во Флоренции он влюбился в одну итальянку низкаго происхождения, женился на ней и, по ея внушению, перешел в католическую веру. По приезде в Россию князь Михаил Алексеевич жил в Москве, тщательно скрывая от всех жену и перемену религии; но обстоятельство это скоро обнаружилось и дошло до сведения императрицы. Голицын был привезен в Петербург и посажен в Тайную канцелярию. По приказанию Анны Иоанновны, брак его был расторгнут, жена выслана за границу а сам он разжалован в „пажи“ и назначен придворным шутом. Несчастный не имел настолько твердости характера, чтоб предпочесть смерть позору, – и сел в лукошко у дверей того самаго царскаго кабинета, в который родственники его гордо входили без доклада. Голицыну, в числе прочих шутовских обязанностей, было поручено подавать императрице квас, вследствие чего придворные прозвали его „квасником“. Прозвищем этим он именовался даже в официальных бумагах того времени.

В. Якоби. „Шуты при Дворе императрицы Анны Иоанновны“. 1872 г.

В числе приживалок Анны Иоанновны находилась одна калмычка, Авдотья Ивановна, пользовавшаяся особенным благоволением императрицы и носившая, в честь ея любимаго блюда, фамилию „Бужениновой“. Калмычка эта, уже не молодая и очень некрасивая собой, как-то в разговоре выразила Анне Иоанновне охоту выйдти замуж. Посмеявшись над таким желанием, императрица спросила Буженинову, есть ли у нея в виду жених, и, получив отрицательный ответ, сказала, что берет на себя устройство ея судьбы. На другой же день Голицыну было объявлено, что государыня нашла для него невесту и чтоб он готовился к свадьбе, все расходы которой ея величество принимает на свой счет. Мысль императрицы – женить шута на шутихе – встретила полное сочувствие в кругу ея приближенных. Камергер Татищев подал идею – построить для этой цели на Неве дом изо льда и обвенчать в нем молодых „курьезным образом“. Немедленно была составлена, под председательством кабинет-министра Волынскаго, особая „маскерадная комиссия“, которой поручен высший надзор и скорейшее исполнение предложения Татищева».

В. Якоби. «Свадьба в Ледяном доме». 1878 г.

Именно для этой свадьбы бедный, избитый Тредиаковский в буквальном смысле слова «из-под палки» написал такие стихи:

 
Здравствуйте, женившись, дурак и дурка.
Еще ж… -то та и фигурка!
Теперь-то прямо время нам повеселиться,
Теперь-то всячески поезжанам должно беситься.
Кваснин дурак и Буженинова б… ка
Сошлись любовно, но любовь их гадка.
Ну мордва, ну чуваши, ну самоеды!
Начните веселье, молодые деды!
Балалайки, гудки, рожки и волынки!
Сверите и вы бурлацки рынки,
Плешницы, волочайки и скверные б… и!
Ах, вижу, как вы теперь ради!
Гремите, гудите, брянчите, скачите,
Шалите, кричите, пляшите!
Свищи, весна, свищи, красна!
Не можно вам иметь лучшее время,
Спрягся ханский сын, взял ханское племя:
Ханский сын Кваснин, Буженинова ханка.
Кому то не видно, кажет их осанка.
О пара, о нестара!
Не жить они станут, но зоблют сахар;
А как он устанет, то другой будет пахарь,
Ей двоих иметь диковинки нету,
Знает она и десять для привету.
Итак, надлежит новобрачным приветствовать ныне,
Дабы они во все свое время жили в благостыне:
Спалось бы им, да вралось, пилось бы, да елось.
Здравствуйте, женившись, дурак и дурка,
Еще ж… -то та и фигурка!
 

Ледяной дворец построили по проекту Петра Еропкина (около 16 метров в длину, пять метров в ширину и около шести метров в высоту). Крышу украшала галерея со столбами и статуями. В доме было четыре комнаты: гостиная, буфет, туалет и спальня.

Вся утварь в комнатах ледяная – два зеркала, туалетный стол, несколько шандалов (подсвечников), большая двуспальная кровать, табурет и камин с ледяными дровами, которые можно было зажечь, так как их смазали нефтью. В гостиной стоял резной стол, на нем – большие часы и карты. Кроме того, там были два дивана, два кресла и резной поставец, в котором находилась чайная посуда – стаканы, рюмки и блюда. В углах этой комнаты были две статуи, изображавшие купидонов.

Окна «застеклены» тончайшими пластинами льда. За ледяными стеклами стояли писанные на полотне «смешные картины». Освещались они по ночам изнутри множеством свечей.

Ледяной дворец Анны Иоанновны. Гравюра

Перед домом стояло шесть ледяных трехфунтовых пушек и две двухпудовые мортиры, которые могли стрелять железными ядрами. Ледяные ворота украшали горшки с ледяными растениями, на ветвях которых сидели ледяные птицы.

По сторонам дома возвышались две остроконечные четырехугольные пирамиды. Внутри пирамид висели большие восьмиугольные фонари. Ночью в пирамиды влезали люди и поворачивали светящиеся фонари.

По правую сторону дома на ледяном слоне восседал ледяной персиянин. Рядом со слоном стояли ледяные статуи персиянок. По словам очевидца, «сей слон внутри был пуст и столь хитро сделан, что днем воду вышиной почти четыре метра пускал. А ночью, к великому удивлению, горящую нефть выбрасывал». Такими же огненными фонтанами били два ледяных дельфина. Слон, кроме того, мог трубить. Точнее, трубил человек, сидящий внутри слона.

При Ледяном доме действовала ледяная баня. Ее несколько раз топили, и желающие могли в ней попариться.

Жених и невеста приехали во дворец из церкви на спине слона, за ними следовали специально привезенные на свадьбу представители всех племен и народов со всех концов России, одетые в национальные костюмы и игравшие на национальных инструментах. Одни ехали на оленях, другие – на верблюдах, третьи – на собаках и т. д.

Подъехав ко дворцу, каждая пара плясала перед императрицей и ее гостями.

По окончании бала молодоженов с различными церемониями уложили в ледяную постель. А к дому приставили караул, чтобы жених и невеста до утра не могли его покинуть. В доме, температура в котором была −45°C, несчастные новобрачные выжили лишь чудом.

Ледяной дворец произвел потрясающее впечатление, как на современников, так и на потомков. Легенды о «курьезной свадьбе» передавались из уст в уста. Позже Ледяной дворец Анны Иоанновны стал «героем» романа Ивана Лажечникова «Ледяной дом».

За переход в католичество пострадал и граф Алексей Петрович Апраксин, племянник известного петровского адмирала, графа Федора Матвеевича, приходившийся Голицыну зятем. Хотя, как утверждает Шубинский, Апраксин, «впрочем, нисколько не тяготился своей унизительной ролью и исполнял ее с редким усердием почти до самой кончины, последовавшей в 1743 году».

* * *

В октябре 1740 года Анна Иоанновна скончалась в своем Летнем дворце. Существует легенда о том, что перед смертью императрица увидела привидение – своего двойника. Подробности этого предания можно узнать из мемуаров графини А. Д. Блудовой, которая слышала его от своего деда. «Товарищ моего деда, – пишет графиня, – был дежурный со взводом солдат в карауле вечером, за несколько дней до смерти Анны Иоанновны. Караул стоял в комнате подле тронной залы в Летнем дворце; часовой был у открытых дверей.

Императрица уже удалилась во внутренние покои. Все стихло. Было уже за полночь, и офицер удалился, чтобы вздремнуть. Вдруг часовой зовет на караул, солдаты вскочили на ноги, офицер вынул шпагу, чтобы отдать честь. Он видит, что императрица Анна Иоанновна ходит по тронной зале взад и вперед, склоняя задумчиво голову, закинув назад руки, не обращая внимания ни на кого. Часовой стоит, как вкопанный, рука на прикладе, весь взвод стоит в ожидании; но что-то необычайное в лице Императрицы, и эта странность ночной прогулки по тронной зале начинает их всех смущать. Офицер, видя, что она решительно не собирается идти дальше залы, и, не смея слишком приближаться к дверям, дерзает наконец пройти другим ходом в дежурную женскую и спросить, не знают ли они намерения императрицы. Тут он встречает Бирона и рапортует ему, что случилось. – Не может быть, – говорит герцог. – Я сейчас от Императрицы; она ушла в спальню ложиться. – Взгляните сами: она в тронном зале. Бирон идет и тоже видит ее. – Это какая-нибудь интрига, обман, какой-нибудь заговор, чтобы подействовать на солдат! – вскричал он, кинулся к Императрице и уговорил ее выйти, чтобы в глазах караула изобличить самозванку, какую-то женщину, пользующуюся некоторым сходством с ней, чтобы морочить людей, вероятно, с дурным намерением. Императрица решилась выйти, какая была, в пудермантеле. Бирон пошел с нею. Он увидел женщину поразительно похожую на нее, которая нимало не смутилась. – Дерзкая! – вскричал Бирон и вызвал весь караул. Молодой офицер, товарищ моего деда, своими глазами увидел две Анны Иоанновны, из которых настоящую, живую, можно было отличить от другой только по наряду и по тому, что она взошла с Бироном у другой двери. Императрица, постояв минуту в удивлении, выступила вперед к этой женщине и спросила: – Кто ты? Зачем пришла? – Не отвечая ни слова, та стала пятиться, не сводя глаз с Императрицы, отступая в направлении к трону и, наконец, стала подниматься по ступенькам под балдахин. – Это дерзкая обманщица! Вот – Императрица! Она приказывает вам: стреляйте в эту женщину, – крикнул Бирон наряду. Солдаты прицелились. Женщина, стоявшая на ступеньках у самого трона, обратила глаза еще раз на Императрицу и исчезла. Анна Иоанновна повернулась к Бирону и сказала: – Это моя смерть! Поклонилась остолбеневшим солдатам и ушла к себе. Это – один из самых достоверных рассказов о приведениях».

Если эта история – выдумка, то выдумка отличная. Именно такой, немного по театральному мрачный конец лучше всего подходит для эпохи Анны Иоанновны, в которой было много показной веселости, скрывавшей немало грустного и мрачного.