Текст книги "Фавориты императорского двора. От Василия Голицына до Матильды Кшесинской"

Глава 4
Царица на час. Анна Леопольдовна

Анна Иоанновна знала, что умрет бездетной. Во всяком случае, без законнорожденных детей (если мы поверим, что семья Бирона усыновила ее бастардов). Поэтому она заранее позаботилась о том, чтобы династия Романовых на русском троне не прервалась.

Принцесса, изменившая имя

Помните старшую сестру Анны, Екатерину, которую Петр неудачно выдал замуж за герцога Мекленбург-Шверинского? В 1722 году отношения между супругами совсем испортились, и Екатерина (или, как ее звала царица Прасковья, «свет-Катюшка») вернулась на родину с четырехлетней дочерью, которую при крещении назвали Елизаветой Катариной Кристиной. Они жили теперь, то в Петербурге у матери, то в Митаве у сестры. Свет-Катюшка оставалась рядом с сестрой, когда та приехала в Россию, и поддерживала ее в борьбе с Тайным советом. А маленькая принцесса росла. В пятнадцать лет она приняла православие, поменяла свое имя на имя царственной тетки и стала зваться Анной Леопольдовной. А в семнадцать – влюбилась в саксонского посланника Морица Карла Линара.

Екатерина Иоанновна

С портрета посла на нас смотрит довольно тучный краснолицый мужчина. Но портрет сделан уже в пожилом возрасте. А в 1735 году, когда Морицу было всего 33, он, надо думать, красивый, статный, высокий молодой человек с «орлиным» носом и темными глазами. А какова была принцесса Анна? Леди Джейн Рондо пишет о ней: «Дочь герцога Мекленбурского, которую царица удочерила, и которую теперь называют принцессой Анной, – дитя, она не очень хороша собой и от природы так застенчива, что еще нельзя судить, какова станет. Ее воспитательница – во всех отношениях такая замечательная женщина, какую, я полагаю, только можно было сыскать». И в другом письме: «Принцесса Анна, на которую смотрят как на предполагаемую наследницу, находится сейчас в том возрасте, с которым можно связывать ожидания, особенно учитывая полученное ею превосходное воспитание. Но она не обладает ни красотой, ни грацией, а ум ее еще не проявил никаких блестящих качеств. Она очень серьезна, немногословна и никогда не смеется; мне это представляется весьма неестественным в такой молодой девушке, и я думаю, за ее серьезностью скорее кроется глупость, нежели рассудительность».

Мориц Карл Линар

Роман закончился быстро, об этом увлечении вскоре узнали Бирон и Анна Иоанновна, историю замяли. Уволили гувернантку Анны, специально выписанную для нее из Пруссии, мадемуазель Адеркас, родственницу германского посланника Мардефельда (та самая «воспитательница – во всех отношениях такая замечательная женщина, какую, я полагаю, только можно было сыскать»), учителя Кондратия Федоровича Геннингера, устраивавшего свидания влюбленным, а саксонского дипломата немедленно отозвали из Петербурга.

3 июля 1739 года Анна Леопольдовна стала супругой Антона Ульриха, герцога Брауншвейг-Люнебургского. Герцог приехал в Россию, когда ему только исполнилось 14 лет. Анна Иоанновна надеялась, что молодые люди подружатся, а потом влюбятся друг в друга.

Но вот Джейн Рондо снова пишет в Англию, своей подруге: «Мы все очень заняты приготовлениями к свадьбе принцессы Анны с принцем Брауншвейгским. Кажется, я никогда не рассказывала Вам, что его привезли сюда шесть лет тому назад с целью женить на принцессе. Ему тогда было около четырнадцати лет, и их воспитывали вместе, с тем чтобы вызвать взаимную привязанность. Но это, мне думается, привело к противоположному результату, поскольку она выказывает ему презрение – нечто худшее, чем ненависть. Наружность принца вполне хороша, он очень белокур, но выглядит изнеженным и держится довольно-таки скованно, что может быть следствием того страха, в котором его держали с тех пор, как привезли сюда: так как этот брак чрезвычайно выгоден для принца, ему постоянно указывали на его место. Это да еще его заикание затрудняют возможность судить о его способностях. Он вел себя храбро в двух кампаниях под началом фельдмаршала Миниха. Утверждают, что причиной отправки принца в армию было намерение герцога Курляндского женить на принцессе Анне своего сына. Во всяком случае, когда она выказала столь сильное презрение к принцу Брауншвейгскому, герцог решил, что в отсутствие принца дело будет истолковано в более благоприятном свете, и он сможет наверняка склонить ее к другому выбору. В соответствии с этим на прошлой неделе он отправился к ней с визитом и сказал, что приехал сообщить ей от имени ее величества, что она должна выйти замуж с правом выбора между принцем Брауншвейгским и принцем Курляндским. Она сказала, что всегда должна повиноваться приказам ее величества, но в настоящем случае, призналась она, сделает это неохотно, ибо предпочла бы умереть, чем выйти за любого из них. Однако если уж ей надо вступить в брак, то она выбирает принца Брауншвейгского. Вы догадываетесь, что герцог был оскорблен, а принц и его сторонники возликовали. Теперь последние говорят, будто ее отношение к принцу было уловкой, чтобы ввести в заблуждение герцога, но мне кажется, она убедит их в том, что не помышляла ни о чем, кроме того, чтобы, коли ее принуждают, таким способом нанести удар по ненавистному ей герцогу. Она действительно никого не любит, но поскольку не выносит покорности, то более всех ненавидит герцога, так как в его руках самая большая власть, и при этом принцесса обязана быть с ним любезной.

Однако делаются большие приготовления к свадьбе, которую отпразднуют со всей возможной пышностью, и никто не говорит ни о чем другом. По окончании свадьбы Вы получите о ней самый подробный отчет, на какой только я способна, поскольку уверена, таков будет Ваш приказ Вашей, и проч.».

Анна Леопольдовна

Она сдержала свое обещание и в одном из следующих писем подробно описала пышные торжества по поводу бракосочетания Антона Ульриха и Анны: «Маркиз Ботта, министр императора, только на три дня принял титул посла, чтобы формально от имени своего государя просить руки принцессы для принца Брауншвейгского, его племянника.

В субботу маркиз отбыл из города в монастырь Св. Александра, откуда в воскресенье совершил официальный въезд в город в качестве посла. Этот въезд был во многом похож на все официальные въезды. В понедельник посол имел аудиенцию для сватовства к принцессе. Ее величество стояла под балдахином на троне, поднятом на двенадцать ступеней, в конце большого зала; позади нее было большое кресло, а по правую руку – стол. Все ее камергеры расположились на ступенях трона, а камер-юнкеры – рядами у его подножия. Знать и иностранные министры расположились в три ряда один за другим вдоль левой стены зала по всей его длине, а дамы – точно так же вдоль правой. Ни принцесса Анна, ни герцог и герцогиня Курляндские не появились, принцесса же Елизавета со своим двором присутствовала. Посла сопровождала большая свита. После поклонов он взошел на ступени трона и надел шляпу. Она была у него на голове, пока он говорил, но он снял ее, вручая письмо. Великий канцлер ответил на его речь, и посол удалился, а ее величество осталась на том же месте. Подошел министр герцога Вольфенбюттельского, произнес речь и вручил письмо, но стоя у подножия трона и с непокрытой головой. Во все это время в зале стояла столь глубокая, нарушаемая только речами тишина, что можно было услышать, как упала булавка. Эта тишина вкупе с богатством одежд ее величества, величественностью ее особы и знатностью всего общества придавала церемонии особую торжественность и пышность».

Вслед за «сватом» появился и сам жених, а потом и невеста: «Когда упомянутый последним министр удалился, ее величество перешла в длинную галерею, сопровождаемая всем обществом в прежнем порядке, и встала под балдахином, но без трона. Когда она заняла это место, принц вошел поблагодарить ее за согласие на его брак с принцессой. На нем был белый атласный костюм, вышитый золотом; его собственные очень длинные белокурые волосы были завиты и распущены по плечам, и я невольно подумала, что он выглядит, как жертва. Когда он произнес свою речь, императрица поставила его под балдахином по правую от себя руку. Затем пригласили посла, который встал слева от императрицы. Тогда обер-гофмаршал и князь Черкасский ввели принцессу, она остановилась прямо перед ее величеством, и та сказала, что дала принцу согласие на брак с нею. При этих словах принцесса обняла свою тетушку за шею и залилась слезами. Какое-то время ее величество крепилась, но потом и сама расплакалась. Так продолжалось несколько минут, пока наконец посол не стал успокаивать императрицу, а обер-гофмаршал – принцессу. Ее величество, оправившись от волнения, взяла кольцо у принцессы, а другое – у принца и, обменяв их, отдала ей его кольцо, а ему – ее. Затем она повязала на руку племянницы портрет принца и поцеловала их обоих, пожелав им счастья. Потом принцесса Елизавета подошла поздравить невесту, как теперь называли принцессу, и, заливаясь слезами, обняла. Но императрица отстранила ее, и Елизавета отступила, чтобы другие могли подойти и поцеловать руку невесты, продолжавшей плакать. Принц поддерживал ее и действительно выглядел немного глупо среди всего этого потока слез. Как только все поздравления закончились, ее величество удалилась и все общество разъехалось по домам готовиться к завтрашней свадьбе».

Антон Ульрих Брауншвейгский

Помолвка не затянулась, и уже на третий день обрученные оправились к венцу. Джейн Рондо рассказывает: «Во вторник всем иностранным министрам были назначены места, откуда они могли бы наблюдать процессию, и также места в церкви, куда они должны были ехать, как только проследует процессия, ибо церемониалом не было определено их участие в процессии, так как никто бы не согласился занять самое непочетное место. Принц в сопровождении своего двора без особой пышности первым проехал в церковь. Затем стали съезжаться в каретах особы, занимающие государственные должности, и знать. Их экипажи – и кареты, и ливреи слуг – были великолепны; перед каждой каретой шло по десять лакеев, а у некоторых было еще по два скорохода и разнообразные ряженые на потеху публике. У одного экипажа, который мне очень понравился, двумя скороходами были негры, одетые в черный бархат, так плотно прилегавший к телам, что они казались обнаженными, и только, на индейский манер, были надеты перья. После того как все они проехали, появился принц Карл, младший сын герцога Курляндского, в коляске, предшествуемой двенадцатью лакеями. Коляску сопровождали также четыре скорохода, два пажа, два гайдука и два господина верхами. За ним в таком же сопровождении проехал его старший брат, принц Петр. Потом проехал сам герцог в совершенно великолепной коляске, с двадцатью четырьмя лакеями, восемью скороходами, четырьмя гайдуками и четырьмя пажами – все они шли перед коляской; кроме того, шталмейстер, гофмаршал и два герцогских камергера верхами. У двоих последних было по своему лакею в собственных ливреях. Затем показались ее величество и невеста, это был целый поезд. Первыми прошли сорок восемь лакеев, двенадцать скороходов, двадцать четыре пажа с их наставником, ехавшим верхом. Вторыми, тоже верхом, следовали камергеры, при каждом – скороход, державший лошадь под уздцы, и двое верховых слуг, каждый в своей ливрее; один из них вел в поводу лошадь. Третьими – обер-камергеры верхами, лошадь каждого вели два скорохода, и при них по четверо слуг в своих ливреях с тремя лошадьми в поводу; и ливреи, и сбруи лошадей были очень богатыми. Четвертым ехал обер-шталмейстер в сопровождении всех грумов, конюших и берейторов конюшен ее величества. 5) Обер-егермейстер, сопровождаемый всею охотничьей прислугой в соответствующих костюмах. 6) Унтер-гофмаршал двора со своим штатом. 7) Обер-гофмаршал со своим штатом, причем каждый еще имел при себе своих слуг в собственных ливреях подобно тому как следовали обер-камергеры. 8) Коляска, устроенная таким образом, что один человек должен был сидеть в ней спиной; коляска была исключительно богатая, запряженная восьмеркой лошадей. Императрица и невеста сидели в ней напротив друг друга: императрица – лицом по ходу, невеста – спиной. На невесте было платье из серебристой, вышитой серебром ткани с жестким лифом. Корсаж весь был усыпан бриллиантами; ее собственные волосы были завиты и уложены в четыре косы, также увитые бриллиантами; на голове – маленькая бриллиантовая корона, и множество бриллиантов сверкало в локонах. Волосы ее – черные, и камни в них хорошо смотрелись. 9) Принцесса Елизавета со своим двором в семи каретах и со всем своим придворным штатом, расположенным по чинам, как и у ее величества, только не таким многочисленным. 10) Герцогиня Курляндская, ехавшая в одной коляске с дочерью, со своим двором, как и принцесса Елизавета. 11) Жены знатных господ, в каретах и со слугами, как и их мужья, проследовавшие перед императрицей. Богатство всех этих карет и ливрей было неописуемым. Все вернулись из церкви в таком же порядке, с той лишь разницей, что невеста и жених ехали теперь в коляске вместе, а ее и его двор, соединившись, следовали за ними сразу после императрицы. Все, за исключением непосредственно царской прислуги, выстроились по чинам в большом зале дворца, чтобы встретить их.

Они вошли в следующем порядке. 1) Императрица в сопровождении герцога Курляндского. На ней было платье с жестким лифом (называемое здесь роброном), коричневое с золотом, очень богатое и, по-моему, очень красивое – много жемчуга, но никаких других драгоценностей. 2) Невеста в сопровождении жениха. Его платье было таким же, как у нее, описанное мною выше. 3) Принцесса Елизавета в сопровождении принца Петра Курляндского; она была одета в розовое с серебром платье, превосходно украшенное драгоценными камнями. 4) Герцогиня Курляндская в сопровождении своего младшего сына, в роброне из белого вышитого золотом атласа, превосходно украшенном рубинами. 5) Ее дочь в сопровождении князя Черкасского; роброн ее был из шелка с цветами по серебряному полю. Когда они вошли в зал, подошел с поздравлениями посол, затем то же сделали все иностранные министры и за ними остальное общество. Ее величество обедала за столом, при котором были только невеста, жених и принцесса Елизавета. Все прочие разъехались по домам весьма утомленными, так как процессия началась в девять часов утра, а когда мы сели обедать, пробило восемь часов вечера. В десять все вернулись ко двору, и начался бал, продолжавшийся до полуночи».

Наступил торжественный момент, императрица повела невесту в ее апартаменты. Их сопровождали герцогиня Курляндская, две русские придворные дамы и жены тех иностранных министров, Дворы которых были родственны принцу. Среди них и Джейн Рондо, она пишет: «Когда мы пришли в апартаменты невесты, императрица пожелала, чтобы герцогиня и я раздели невесту; мы облачили ее в белую атласную ночную сорочку, отделанную тонкими брюссельскими кружевами, и затем нас послали за принцем. Он вошел с одним лишь герцогом Курляндским, одетый в домашний халат. Как только принц появился, императрица поцеловала обоих новобрачных и, простившись с ними самым нежным образом, отправилась в своей карете в Летний дворец и приказала обер-гофмаршалу проводить меня домой, так как все общество разъехалось, когда она увела невесту. Я добралась до дома около трех часов утра, едва живая от усталости. Все дамы были в робронах, и, хотя дело было в июле, когда тяжелые одежды доставляют много неудобств, богатство каждого наряда невозможно вообразить».

На следующий день новобрачные ездили обедать с императрицей в Летний дворец. «После обеда она приехала с ними в Зимний дворец, куда снова были приглашены все, бывшие на свадьбе; теперь они появились в новых, не в тех, что накануне, нарядах, – продолжает свой рассказ Джейн Рондо. – На новобрачной было платье с выпуклыми золотыми цветами по золотому полю, отделанное коричневой бахромой; на новобрачном – камзол из той же ткани. В большом зале состоялся бал и ужин для всего общества. Императрица, молодые, принцесса Елизавета и семейство герцога Курляндского сели за стол, но так как императрица никогда не ужинает, она постоянно переходила с места на место и разговаривала со всеми со своей обычной приветливостью.

Ужин был великолепный, и в зале был устроен фонтан, который все время бил, так что можно было подумать, будто он всегда здесь находился.

Четверг был днем отдыха, ибо ее величество сочла, что ей, как и всем остальным, это необходимо. В пятницу после обеда был маскарад. Составились четыре так называемые кадрили из двенадцати дам каждая, не считая ведущего каждой кадрили. Первую кадриль вели новобрачные, одетые в оранжевые домино, маленькие шапочки того же цвета с серебряными кокардами; маленькие круглые жесткие плоеные воротники, отделанные кружевами, были завязаны лентами того же цвета. Все их двенадцать пар были одеты так же; среди них находились все иностранные министры со своими женами – представители государей, связанных родственными узами либо с принцем, либо с принцессой. Вторую кадриль вели принцесса Елизавета и принц Петр, в зеленых домино и с золотыми кокардами; все их двенадцать пар были одеты так же. Третью кадриль возглавляли герцогиня Курляндская и граф Салтыков (родственник императрицы) в голубых домино и с розовыми с серебром кокардами. Четвертую кадриль вели дочь и младший сын герцогини, в розовых домино и с зелеными с серебром кокардами.

Все остальное общество было в костюмах, какие кто придумал. Ужин был подан в длинной галерее только участникам четырех кадрилей. Вокруг стола стояли скамейки, украшенные так, что выглядели подобно лугу; стол был устроен так же. И стол, и скамейки были покрыты мхом с воткнутыми в него цветами, как будто росли из него. И сам ужин, хотя и совершенно великолепный, подавался так, что все выглядело словно на сельском празднике. Императрица прохаживалась весь вечер без маски.

В субботу ее величество и все общество обедали в апартаментах молодых, с церемонией прислуживания за столом, что, по обычаю этой страны, должны делать новобрачные. После обеда в дворцовом театре давали оперу.

В воскресенье был маскарад в саду Летнего дворца, очень красиво иллюминированного, и фейерверк на реке, протекающей у сада. Каждый был одет в наряд по собственному вкусу; некоторые – очень красиво, другие – очень богато. Так закончилась эта великолепная свадьба, от которой я еще не отдохнула, а что еще хуже, все эти рауты были устроены для того, чтобы соединить вместе двух людей, которые, как мне кажется, от всего сердца ненавидят друг друга; по крайней мере, думается, это можно с уверенностью сказать в отношении принцессы: она обнаруживала весьма явно на протяжении всей недели празднеств и продолжает выказывать принцу полное презрение, когда находится не на глазах императрицы».

То, ради чего все затевалось, случилось довольно быстро: принцесса забеременела и 12 (23) августа 1740 года родила сына, которого назвали в честь прадеда Иоанном. Теперь Анна Иоанновна могла умереть спокойно – права старшей ветви Романовых на трон были обеспечены.

Короткое регентство

И она действительно умерла: скончалась то ли от почечной колики, то ли от инсульта 17 (28) октября 1740 года. Но на смертном одре Анне нужно было решить еще один важный вопрос: кто будет регентом при младенце-наследнике. Императрица указала на Бирона.

Став регентом, Бирон узнает о заговоре в Семеновском полку, шеф которого – Антон Ульрих. Офицеры этого полка поддерживали герцога и именно его хотели видеть регентом. Бирон вызвал герцога и сурово отчитал его. Анна Леопольдовна почувствовала себя оскорбленной, ее супруга распекает какой-то низкородный курляндский шляхтич!

И тут юные супруги удивили всех, им удалось договориться с Минихом, который редко раздумывал перед тем, «как ввязаться в драку», и через две недели после коронации младенца гвардейцы, возглавляемые фельдмаршалом, арестовали Бирона и отправили его в ссылку в Сибирь. Новым регентом объявили Анну Леопольдовну, мать императора, Антон Ульрих становится генералиссимусом, а Миних – кабинет-министром.

Относительно Анны Леопольдовны существуют две точки зрения. Одни историки уверены, что она не интересовалась государственными делами и из глупой и легкомысленной принцессы превратилась в глупую легкомысленную регентшу.

Кстати, в то же время в Россию снова приезжает из Саксонии граф Линар, и в апреле 1741 года немецкий посланник Мардефельд пишет: «Граф Линар намедни изобразил искусственный обморок, играя с великой княгиней; он идет вперед, так что об нем уже поговаривают в народе. Собственно, ничего между ними не было, они никогда не оставались одни. Как кажется, и фаворитка, и фельдмаршал покровительствуют этой интриге», но через несколько недель Мардефельд снова возвращается к этой теме: «Граф Линар не пропускает случая доказать великой княгине, как он безумно влюблен в нее. Она выносит это без признаков неудовольствия… Он нанял дом близ царского сада, и с тех пор великая княгиня регентша, против своего обыкновения, стала очень часто прогуливаться». Но Линар тут же сватается к фрейлине Анны Леопольдовны Юлиане Менгден (сторонники той версии, что он уже стал любовником Анны Леопольдовны, говорят, что помолвка была «для отвода глаз» или вовсе намекали на ménage à trois). Жених вскоре отправляется в Дрезден, чтобы подготовить все дела для свадьбы и вступления в русскую службу.

Но другие историки считают, что Анна внимательно относилась к государственным делам и искала сторонников, только их при Дворе оказалось мало, она и Антон Ульрих так и остались иностранцами и не успели «пустить корни» в России.

В середине ноября Линар пишет Анне Леопольдовне из Дрездена, предостерегая ее от заговора в пользу Елизаветы Петровны и советуя срочно арестовать Лестока как главного заговорщика, а гвардию, которая находится под большим обаянием дочери Петра I, срочно отправить в Финляндию, чтобы принять участие в войне со Швецией. Вероятно, Анне Леопольдовна и сама понимала, что Елизавета представляет опасность и для нее, и для ее сына и что с этим необходимо что-то сделать.