Текст книги "Песня про великую Россию. Рассказ"

– Давай не пойдем, – сказала Аня, как будто обращаясь к ним.

– Что значит не пойдем? Все равно придется сходить. Как ты без костюма-то?

– Я про занятия.

– Ну вот, приехали… Ты из-за врачихи это?

– Нет, я сама не хочу.

– Нельзя сдаваться, ты что!

Аня заплакала. Бабушка погладила ее по голове. Аня наклонилась и обняла ее за ноги.

– Пожалуйста.

– Хорошо, не пойдем.

– Не хочу больше на них ходить.

Бабушка охнула.

Под утро Аня проснулась от громкой музыки в квартире выше. В той самой, где жила тетя Люба и куда приехал погостить Саша. Аня попыталась снова заснуть, но у нее не получилось. Тогда она перебралась в свое кресло и поехала к бабушке. Татьяна Александровна крепко спала, отвернувшись к стене. Ее маленькое тело в свете луны выглядело таким усталым, что Аня передумала ее будить. Какое-то время она с нежностью смотрела, как спит бабушка, но потом спохватилась. Наверху продолжали шуметь. Аня решительно встала из своего кресла и вышла из квартиры, накинув на пижаму бабушкин плащ. Она и сама не поняла, как ей это удалось.

В пролете лестницы у открытого окна курила девушка, яркая, праздничная, но при этом какая-то потерянная. Так выглядят подаренные цветы. От девушки пахло спиртным, она стояла, глубоко задумавшись.

– Простите, – обратилась к ней Аня.

Девушка протянула ей пачку сигарет. Аня взяла одну. Девушка ей прикурила. И только когда Аня сильно закашлялась, девушка с ней заговорила.

– С тобой все в порядке?

– Я не курю, – ответила Аня.

– Так бы сразу и сказала.

Девушка забрала у нее сигарету и выбросила в окно.

– Ты из восемьдесят девятой? – спросила Аня.

– А что?

– Вы шумите очень.

– А я думаю, что ты в пижаме… Сейчас Саше скажу, ты прости. Он уезжает завтра. Все собрались, провожаем… Ты знаешь Сашу?

– Да.

– Ну да, конечно, вы ж соседи. В общем, он уезжает завтра.

Аня заметила, что девушка сильно нервничает, сигарета в ее руке догорела почти до фильтра, но она не выбрасывала ее, так и стояла с ней, как будто собиралась сделать еще затяжку.

– Я не хочу, чтобы он уезжал, – призналась девушка, не дождавшись ответа от Ани. – Не хочу, понимаешь?

Аня кивнула. Из квартиры вышел Саша.

– Маш, ну я же сказал курить на улице! Тебе сложно запомнить? – он спустился к ним по ступенькам. Увидев Машу и Аню вместе, Саша остановился. – Аня?

Он узнал ее, а она его, возможно, и не узнала бы. Так сильно Саша изменился: перед ней стоял незнакомый, подчеркнуто аккуратный человек в форме курсанта МЧС. Аня же помнила его неформалом с длинным списком приводов в полицию. В нем было поразительное сочетание ума и злости. Он был заперт в их провинциальном городке, как дикий зверь в клетке. Аня и Саша с детства держались друг за друга, были лучшими друзьями, но когда там на качелях, он признался ей в любви, это застало ее врасплох, встречаться с ним она даже не думала. Аня повела себя жестоко: отказала прямо, даже не попытавшись смягчить отказ, и они, конечно, сильно поссорились. А с качелей она упала после, когда он ушел. Саша первым прибежал на ее крики, но больше они не виделись.

Музыка в его квартире по-прежнему орала, люди шумели. Но троице у окна было уже не до веселья.

– Так это она… – Маша обняла Сашу, с вызовом посмотрев на Аню.

Саша забрал у Маши пачку сигарет и закурил.

– Все до сих пор думают, что это я тебя столкнул, – Саша криво усмехнулся.

– Кто все? – спросила Аня.

– Все, – не стал уточнять он.

– Я никому такого не говорила.

– Тебе и не надо было. Я ж был такой… Действительно, мог тебя столкнуть.

– Но ведь не столкнул.

– Когда же его оставят в покое?! – вмешалась Маша.

Она уткнулась Саше лицом в грудь, и он, наконец, обнял ее.

– Я из-за музыки поднялась. Не шумите так, пожалуйста, – попросила Аня. – Бабушку разбудите.

– Да, конечно, – Саша потушил сигарету. – Сейчас скажу ребятам.

– Счастливого пути.

– Что? – он с недоумением посмотрела на Аню.

– Ты же уезжаешь. Счастливого пути.

Аня развернулась и пошла вниз. Она спустилась на этаж ниже, потом еще на один, потом еще, и вышла на улицу. Небо светлело. Над городом поднималось солнце.

Полет

Все детство Лена боялась стать инженером, потому что воспитательница в садике однажды спросила ее: «Кем ты будешь, когда вырастешь?». Папа Лены обычно лежал на диване в гостиной, а мама готовила на кухне или стирала в ванной, или уходила в магазин. Они почти не общались друг с другом. Маленькая Лена думала, что в ее семье так, потому что родители были инженерами, все в Советском Союзе были инженерами, и она, конечно, тоже будет.

Лена отвлеклась от воспоминаний, открыла глаза и посмотрела на себя в окно вагона метро. Растерянность на лице. Картонная коробка на коленях. Вокруг люди. Стоят, сидят, едут с головой, погружающейся в сон, как жертвы на эшафоте – еще немного, и они потеряют контроль над своим телом.

Рядом с Леной сидел помятый немолодой мужчина в заношенной одежде, при нем был старый поцарапанный кейс с кодовыми замочками. Двадцать лет назад, когда Советский Союз развалился и отец, потеряв работу на заводе, устроился в кооператив, он завел себе такой же. Это было признаком перехода на новый уровень, как первый кошелек у подростка. Ничего особенно ценного отец в кейсе не носил, но всегда со значением закрывал его на кодовые замочки. Так он как будто говорил: теперь у меня появилось что-то, что я готов защищать. Лена снова посмотрела на помятого мужчину. Он не выглядел победителем.

– Проснулись? – неожиданно мужчина обратился к ней.

– Я не спала, – отрезала Лена.

– Да, я видел. Далеко едете?

– А вам какое дело?

– Просто спросил. Что вы такая дикая? Обидел кто?

– До конечной.

Мужчина тяжело вздохнул.

– Не надо вам туда. Выходите сейчас.

Поезд остановился на станции, в вагон вошли туристы. Они ехали и в то же время не ехали вместе со всеми. Их не тяготили монотонность движения, шум, замкнутое пространство, туристы рассматривали пассажиров и трогали поручни, считая все это аттракционом. Им никуда не нужно было – ни на работу, ни домой, им нужно было только посмотреть, как это выглядит, когда здесь едут на работу или домой. Лена тоже почувствовала себя туристкой. Это было так странно. Как будто ей в палец впилась заноза, и она все пыталась вспомнить, когда последний раз дотрагивалась до дерева, и не могла.

– Чего не вышли? Я вам добра желаю, – сказал мужчина, когда поезд тронулся.

– Оставьте меня в покое, – попросила Лена.

– Что?

– Пожалуйста. Я вас не трогаю, и вы меня не трогайте.

– Чего захотела… Молодая еще, не понимаешь. Ты на дочь мою похожа, на Машку…

Лена промолчала, не зная, что сказать.

– Ты только постарше Маши. Двадцать четыре тебе?

– Двадцать три.

– Ошибся, значит, ровесницы. Ей тоже было двадцать три. Она в аварию попала год назад. В больницу отвезли, в реанимацию. Нас к ней не пустили. Я им говорил, только не оставляйте ее одну, только не оставляйте, а они оставили… И она ушла.

Мужчина поправил кейс на коленях. Лена ждала, что он скажет еще что-нибудь, но ему было не до этого. Мужчина боролся со своими эмоциями, часто моргая и хмуря лицо.

– Что у тебя в коробке? – спросил он, собравшись.

Лена придерживала ее двумя руками. На коробке не было опознавательных знаков.

– Уволилась, – пожала плечами Лена. – Ерунда там всякая: вещи, сувениры. Оставить было нельзя, а выбрасывать жалко.

– А чего? Сократили, что ли?

– Нет, сама ушла.

– И куда дальше?

– Не знаю.

– Ну ты странная. И зачем было уходить?

В офисе она занимала стол у окна, за которым росли деревья и дымила труба. Труба не менялась, а деревья Лену пугали. Ветви, листья, длинные стволы были похожи на кровеносную систему великана, которого она никак не могла разглядеть.

Мужчина посмотрел на нее с любопытством.

– Темнишь… Чего улыбаешься?

– Все-то вам нужно знать.

– Ну точно, Машка… Та тоже скрытничала, все говорила: «Папа, отстань»… Влюбилась она, я чувствовал. На свидание опаздывала, торопилась… Ну и авария… Парень тот к нам потом приходил, молчаливый такой, четыре ложки сахара в чай положил.

– В жизни может и не быть настоящей любви, – тихо сказала Лена.

– У тебя не было?

– Нет.

Мужчина хитро улыбнулся.

– Точно не было?

Лена отвела глаза. В офисе она делила кабинет с девушкой. «Энергия в природе не возникает из ничего и не исчезает, – повторяла про себя Лена, глядя на нее, – количество энергии неизменно, она только переходит из одной формы в другую.» Потом рабочий день заканчивался, а Лена все думала, как же так. Школьный курс физики довольно долго спасал ее от глупостей, но ближе к весне помогать перестал, и она написала заявление на увольнение. «У лукоморья дуб зеленый… Дуб… Дуб…, – твердила Лена, когда девушка неловко обнимала ее на прощание. – Златая цепь на дубе том…». Но вслух ничего такого не сказала, конечно.

– Чего молчишь?

У Лены было странное чувство, словно она осталась в офисе, а это все сон.

– Зачем вы задаете мне все эти вопросы?

– Переживаю за тебя, дуру.

– Не надо.

– Так и будешь сидеть? Я же сказал – выходи. Не твой это поезд, на следующем езжай.

Вместо ответа, Лена встала и заняла место в другом конце вагона. Самым ценным в ее коробке был диплом инженера, лежащий на самом дне. Она забила коробку всякой ерундой, чтобы не нести его в руках, не дотрагиваться до него. Лена могла стать кем угодно, но решила не расстраивать родителей. Так она отвечала, когда спрашивали, но в глубине души Лена знала, что струсила. Ну какой из нее инженер, если всего нового она боится, как огня? Смех один. У Лены стала чесаться правая рука – не вся: ладонь и пальцы.

Мужчина поднялся. Лена скривилась, предвкушая, как он подойдет и снова сядет рядом, но, к ее удивлению, мужчина остановился посредине вагона и вдруг обратился ко всем:

– Граждане, послушайте! У меня была дочь, Маша…

Сидящая рядом женщина в норковой шубке одной рукой прижала кожаную сумочку к груди, а другой дернула его за полу пальто:

– Денег не дам, – сказала она.

Мужчина продолжил, не обращая на нее внимания:

– Маша умерла. А когда мы с женой пришли забирать тело в морг, нам выдали чужое, не ее. По документам это была она, но мы-то знали, мы же родители… Что нам эти бумажки? Маше все надо было, она вечно куда-то лезла, стремилась. Мы с женой пытались ее защитить, но какое там… Маленькой я ее с деревьев снимал, а взрослую с карьерной лестницы разве снимешь? От такой жизни у нее на теле шрамы должны были остаться, а на теле девушки, которую нам выдали, их не было. Чистое-чистое тело. Я кричал, ругался, но это не помогло. Подал заявление в полицию – не приняли, в суд обратился – иск отклонили. В Москву писал президенту, в правительство, в Государственную Думу – никто мне не ответил. Сами посудите, как можно родителям дочь не отдать? Что это за звери? У жены моей инфаркт, похоронил, и вот что теперь делать?

Женщина в норковой шубке еще раз дернула его за полу пальто.

– Денег не дам, – настойчиво повторила она.

Вагон остановился между станциями. Свет погас. С десяток пассажиров, оставшихся в вагоне, сидело тихо в послушном ожидании. Правая рука Лены по-прежнему чесалась. Она подняла ее и вдруг увидела несколько сияющих точек, зависших в нескольких сантиметрах над ладонью. От испуга Лена сжала ладонь в кулак, и точки тут же исчезли, а когда разжала – то вернулись ровно на то же место. Казалось, что у нее в руке кусок звездного неба. Раньше Лена ничего подобного не замечала. Когда свет в вагоне загорелся вновь, сияющие точки поблекли, но никуда не исчезли.

Включилась внутренняя связь.

– Сергей Петрович, не делайте глупостей, – вкрадчиво заговорил невидимый мужчина. – Мы выполним все ваши требования!

– Услышали меня теперь, да? – спросил Сергей Петрович, прижимая к груди поцарапанный дипломат. – Одно у меня требование, слышите вы? Одно!

– Прошу, будьте благоразумны, – продолжил невидимый голос.

– Где вы раньше были?!

– По факту прибытия на станцию выйдите, пожалуйста, из вагона с поднятыми руками. Мы гарантируем вашу безопасность.

– В гробу я видел вашу безопасность! – ответил Сергей Петрович и снова сел рядом с Леной.

Вагон осторожно тронулся.

– Ты не умрешь, – сказал Сергей Петрович.

– Вы о чем? – она растерялась.

– Я ни во что не верю. Я все потерял. Но если есть здесь или там что-то важное, что-то, ради чего живут, зачем живут, ты спасешься.

Сергей Петрович заплакал. Лена как будто увидела море. Так бывает, когда поднимаешься на дюну и какое-то время перед тобой нет ничего, кроме песка, и только на самом верху тебе открывается огромная вода. Все мысли, словно смывает, и ты смотришь вперед, чистый, ошеломленный.

– Пожалуйста, услышь меня, – он глядел Лене прямо в глаза, но обращался не к ней.

Сергей Петрович повертел кодовые замочки:

– Я их просил, я очень просил…

Он открыл свой кейс – и все исчезло.

Лена пришла в себя на полу магазина «Детский мир». Она снова была маленькой, заплаканной и истошно кричащей: «Мама, ну купи! Мама!». Лена хотела крохотное игрушечное пианино, издававшее тихое пощелкивание. Клавиши на нем подбрасывали шарики, которые бились о пластмассовый корпус изнутри. Мама не понимала, зачем ее дочери нужна такая бестолковая игрушка. Взамен она предлагала куклу, раскраску, развивающий конструктор, но ничего этого Лене не хотелось, а хотелось только пианино, в котором для нее была сосредоточена вся прелесть мира. За прилавком стояла продавщица, отвернувшаяся от детской трагедии. Глядя ей в спину, Лена думала, что продавщица ничего не понимает в жизни, а если бы понимала, ни за что не стала бы продавать это пианино и играла бы с ним сама. Лена вдруг вспомнила, что игрушку ей так и не купили… И в этот момент в воспоминании появился человек, которого там раньше не было. Высокий седовласый, в строгой белой форме с золотыми якорями, он вошел в ее память, как в комнату, и протянул Лене коробку с той самой игрушкой. Она узнала в нем капитана Гранта из старого советского сериала «В поисках капитана Гранта», благодаря которому однажды поверила, что куда бы ты не попал, везде тебя можно найти и спасти.

Взяв коробку, Лена перенеслась из воспоминания в кают-компанию парусника «Дункан», на котором дети капитана Гранта когда-то отправились на поиски отца. Она снова повзрослела, на ней была та же одежда, что и в метро, только вокруг щиколотки почему-то была повязана красная лента, какие обычно вплетают в волосы. «Дункан» уходил в космос, как в море. Иллюминаторы заполняла светящаяся тьма. В центре кают-компании стоял большой стол, на котором капитан Грант разворачивал карту. Лена склонилась над ней, но увидела только дождевых червей, ползущих по бумаге.

– Показывай, – сказал он.

Лена с удивлением посмотрела на него.

– Ты разве не поняла? Мы потерялись. Куда теперь?

Она снова склонилась над картой. На чистой бумаге все так же лежали дождевые черви.

– Я сплю? – спросила Лена.

– Ты сама как думаешь?

– Сплю, – соврала она.

– А что тогда спрашиваешь?

– Ну… Я же не умерла, да?

Капитан промолчал. Лена почесала правую руку.

– Что там у тебя? – спросил он.

Лена раскрыла ладонь, Грант внимательно посмотрел на сияющие точки, парящие над ней. Одна из них теперь была больше остальных.

– Интересно, – сказал он.

– Что же здесь интересного?

– Пойдем.

Они поднялись на палубу. Лена осмотрелась. Их окружал космос. Она не задыхалась, не чувствовала холода, невесомость не мешала ей передвигаться по палубе. Старинный парусник показывал себя идеальным космическим кораблем, чьи паруса, белые и хрупкие, как лепестки, несли судно, плавно покачивая. Лена понимала, что фантазирует, но это происходило как-то само собой. Она смотрела на свет, летящий во тьме, и неожиданно вспомнила деревню, где, будучи ребенком, одним жарким летним днем закрылась в сарае без окон, чтобы увидеть звезды – несколько дырочек, оставленных дрелью. И тогда, и сейчас Лена ощущала себя первопроходцем, как Фернан Магеллан или Афанасий Никитин. Пока капитан стоял, задрав голову вверх, Лена подошла к мачте и потрогала дерево рукой, в пальце осталась заноза.

– Нашел, – капитан Грант показал в даль.

Лена узнала сияющую точку в дали, она была такой же, как у нее.

– Летим туда, – капитан взялся за штурвал.

– И что будет, когда мы прилетим? – спросила она.

– Ты родишься. – Грант посмотрел на нее. – Что-нибудь чувствуешь?

– Нет. А должна?

– Люди боятся смерти.

В детстве Лене очень хотелось научиться думать. Она копировала поведение размышляющих взрослых: молчала и смотрела прямо перед собой, в одну точку, но ничего не происходило. Она до сих пор помнила, как шла с мамой, держа ее за руку, и мама с гордостью говорила подруге: «Совсем взрослая, смотри – задумалась», а внутри Лены были только тишина и скука, вот как сейчас.

– Как-то это все…

– Не страшно? – подсказал капитан.

– Да.

– Вся твоя жизнь, все, что ты знаешь о себе сейчас… уйдет. Утонет в тебе, как в море. Вот это смерть.

Лену как будто обожгло. Она схватилась за штурвал. Корабль опасно наклонился.

– Ты что делаешь?!

– Нет! Мы туда не полетим…

– Ладно, – Грант отпустил штурвал. Лена встала на место капитана и направила корабль в другую сторону.

Все звезды вдруг погасли.

– Капитан! Капитан! – в панике позвала Лена, но он не отозвался.

Она стояла в полной темноте, вцепившись в штурвал и боясь упасть. От страха у нее подкашивались коленки. Когда Лена нашла в себе мужество оторвать правую руку от штурвала и раскрыть ладонь, то ей сразу бросилась в глаза огромная планета, парящая над ней. На свет раскрытой ладони из темноты вышел капитан Грант.

– Еле тебя нашел. Видишь выключатель? – показал он. – Ты его, наверное, случайно задела…

Лена заметила, что штурвал опутан пластиковым проводом, на котором болталась коробочка с выключателем. Выключатель был ей знаком, она вспомнила, что в детстве перед сном, чтобы включить ночник, пользовалась точно таким же. Капитан щелкнул выключателем, и все звезды разом зажглись. Большую часть обзора перекрыла огромная планета, к которой они стремительно приближались.

– Ты подлетела к ней с другой стороны, – констатировал Грант.

Когда они вошли в верхние слои атмосферы, корабль загорелся. Лена видела, как вспыхнули паруса. «Это все игра воображения, игра, игра,» – подбадривала она себя.

– Возьми меня за руку, если хочешь, – предложил капитан. – Тебе станет легче.

Лена послушалась, его рука оказалась мягкой, уютной. Она вспомнила, что в детстве засыпала спокойно только если вот так же держала отца за руку. Лена закрыла глаза:

– Раз, два, три…

– …четыле, пять, – громко считал маленький Петя, демонстрируя свои знания маме.

Они только что вышли из вагона метро. Мама несла тяжелые сумки, Петя держался за одну из них, делая вид, что помогает. Станция была полна людей, они пугали, как ожившие глиняные фигурки. Он забыл, какая цифра идет следующей, и задумался, вспоминая. Кто-то грубо толкнул его, от неожиданности Петя отпустил сумку и остановился, а когда пришел в себя, мамы уже не было. Раньше он был неотделим от нее, они все делали вместе. Петя побежал, вертя головой во все стороны. Они приехали из небольшого городка, в метро он был впервые. Петя нашел два эскалатора: один вел вверх, в город, другой – вниз, еще глубже под землю. Он не знал, какой выбрала мама и очень боялся, что она за ним не вернется. Потоптавшись у эскалаторов, Петя вернулся на место, где потерял ее. Никогда еще он не чувствовал такого одиночества. Люди все прибывали и прибывали, кружились вокруг, как секунды на часах. Время же лежало без движения, Петя чувствовал эту ни с чем не сравнимую тяжесть, но не плакал. Он пообещал себе, что не прольет ни одной слезинки, пока мама не вернется.

Подъехал еще один поезд. Петю накрыла новая волна людей. Когда они разошлись, на перроне осталась организованная группа из нескольких человек под руководством экскурсовода.

– Взрыв произошел там,… – экскурсовод махнул рукой в темноту туннеля, в которой быстро уменьшался огонек удаляющегося поезда. – Четыре года назад.

Петя прислушался. Его интересовали ровесники. Он с неослабевающим любопытством рассматривал своих одногодок, пытаясь найти нечто общее у себя с ними.

– Погибли двенадцать человек, включая бомбиста. – продолжил экскурсовод. – После взрыва в полицию обратилось несколько девушек. Они рассказали, что бомбист разговаривал с ними и просил выйти из поезда.

– Спас их, что ли? – удивился полный юноша в очках.

– Ну как спас… Даже не знаю,.. – протянул экскурсовод. – Он по этой ветке туда-сюда катался с самого утра и скорее всего катался бы и дальше, если бы его не попытались остановить. Ну вы знаете, был большой скандал… Руководитель московского метрополитена ушел в отставку.

– Можно вопрос? – спросила девушка, только что старательно фотографировавшая станцию на свой смартфон.

– Да, пожалуйста, – кивнул экскурсовод.

– Я смотрела видео в интернете, которое один из пассажиров выложил перед взрывом. Там бомбист рассказывал про свою дочь Машу. Я так и не поняла, что с телом-то? Это все потом решилось как-то?

– Что с телом я не знаю. Этот вопрос не ко мне. Простите.

Никто больше ничего не говорил, но чувствовалось, что все задумались о чем-то своем, лежащим по ту сторону видимого мира уже известной Пете тяжестью. Общее молчание накрыло его, как черная вуаль, и тут же в голове Пети мелькнуло что-то. Он еще не знал, что такое смерть, но это была именно она. «Шесть», – вспомнил Петя.