Текст книги "Не уклоняюсь!"
Автор книги: Елена Семенова
Жанр: Жанр неизвестен
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 9.
Встреча на тропе войны
Хроника
10.08.00. Бандформирования совершает не менее 15 нападений и обстрелов позиций и колонн федеральных сил в Грозном, Шали, Гудермесе и Наурском районе.
В районе селения Алхун в Ингушетии вспыхивает бой между подразделениями федеральных войск и боевиками. Имеются жертвы с обеих сторон.
11.08.00. Военное командование и правоохранительные органы не исключают возможности прорыва боевиков из Чечни в Дагестан и Северную Осетию.
14.08.00. В Чечне создан республиканский ОМОН. Его возглавил ближайший соратник Бислана Гантамирова Муса Газимагомадов. В отряд вошли 400 бойцов, которые ранее участвовали в боевых действиях на стороне федеральных войск. Всем им вручены удостоверения, оружие и форменное обмундирование. Кроме того, в распоряжение чеченского ОМОНа предоставлено несколько единиц бронетехники.
18.09.00. Боевики продолжают оборудование складов с оружием, боеприпасами, продовольствием в труднодоступных горных районах с целью подготовки к зиме. Бандформирования полностью перешли к тактике партизанской войны.
22.09.00. Потери федеральных сил за неделю составляют 19 человек убитыми. Раненых – 51.
16.10.00. Пограничники Назрановского отряда обнаруживают группу из 50 боевиков, двигавшихся в сторону Ингушетии. По бандитам открывается огонь, и они отходят на территорию Грузии.
25.10.00. Четыре раза обстреливаются КПП, семь раз – блокпосты, девять раз – армейские позиции. На дорогах обнаружено и обезврежено 18 взрывных устройств.
Практика обстрелов и подрывов, как сотрудников федеральных сил, так и мирных жителей, становится повседневной нормой.
26.10.00. Президент Путин заявляет, что главная часть задач, поставленных в начале антитеррористической операции в Чечне, выполнена…
«Предположительно, группировка боевиков достигает 100 человек… По некоторым данным, среди них находится Руслан Гелаев… Боевики рассеяны… Грузинская телекомпания «Рустави 2» сообщает… Боевики вытеснены…» – приёмник надрывно хрипел, замолкал, и Валерий безуспешно стучал по наушнику, пытаясь расслышать хоть что-нибудь. Рассеяны, вытеснены… На кой чёрт их рассеивать и вытеснять? Их уничтожать надо! Уничтожать! А что толку от рассеивания и вытеснения? Соберутся и втеснятся опять! Взялись действовать в рамках «тактики выдавливания»… Только затягивают! Не может дать необходимого результата эта тактика полумер! Не может! Не понимают они там, что ли?..
Вертолёт внезапно накренился. Курамшин выключил приёмник и окликнул пилота:
– Что, командир, техника шалит?
– Это не техника, – буркнул майор. – Это – летающий гроб. Сколько раз говорили: не жизнь без новых вертолётов! Ведь ни на чём людей теряем! Как об стенку… Лучше б овец у бабая пас… Что, неверно я говорю?
– Должно быть, верно… Экстренной посадки-то делать не придётся?
– А шут его знает. Главное, чтобы посадка не жёсткой была… А что, страшно, гражданин корреспондент?
– Никак нет, товарищ майор. Просто не хотелось бы времени терять.
– А ты не робкого десятка, – одобрил майор. – Шёл бы к нам, в армию!
– Да не берут в армию без ног, – улыбнулся Валерий.
– Как-как?
– Я, товарищ майор, прошлую войну от звонка до звонка прошёл и ноги свои на ней оставил. Поэтому пришлось переквалифицироваться.
– Ну, ты, друг… – покачал головой лётчик. – Мужик! Уважаю! Герой… Что, неверно я говорю? – обратился он ко второму пилоту.
– Да разве ж тут могут быть вопросы!
– Да ладно вам! – махнул рукой Валерий. – Это на войне мы герои… Хоть и не всеми признанные… А в мирной жизни… В мирной жизни жёны наши – героини. И матери. Их фронт – там.
– Тебя как звать-то, спецкор?
– Курамшин. Валерий.
– Михаил Губайдуллин, а это, – майор кивнул на второго пилота. – Серёга Кокорейкин. Давай уж, Курамшин, без чинов. Выходит, ты теперь наш десант, заброшенный в тыл врага?
– В смысле?
– Ну, как же, СМИ нам в массе своей враждебны. А ты в их лагере, стало быть, подрывную работу осуществляешь. Прорыв информационной блокады.
– Стараюсь по мере сил, – рассмеялся Валерий.
– Тогда вот что. Лететь нам ещё далече. Дай Бог, не свалимся. Я тебе покуда про товарища моего расскажу… А ты, может, напишешь о нём…
– С удовольствием напишу, – с готовностью кивнул Курамшин, доставая блокнот.
– Он тоже лётчик был. Только на «сухарях» летал… Вот, сгинул в марте-месяце… Отлетался… Земля пухом! Жена и двое ребятишек остались…
Валерий отмечал в блокноте лишь немногое: имена, названия… Всё прочее он, по обыкновению, просто запоминал. Он так и не стал репортёром-профи, а потому, слушая о чье-либо судьбе, не мог думать о ней, как о материале, из которого может выйти горячий репортаж. Курамшин думал о людях. И писал – о людях. Писал так, как было на деле, не отнимая ничего и не добавляя для красоты сюжета. Он был не журналистом, а хроникёром, летописцем чеченской войны, рупором тех, кто не мог сказать за себя сам, своих боевых товарищей.
Скоро год, как пропадал Валерий безвылазно в Чечне, добираясь до самых отдалённых и опасных уголков её. Он не сидел на одном месте, срывался во мгновение ока и мчался туда, где тяжелее. Не для того, чтобы добыть сенсацию, а чтобы не дать другим, в стороне стоявшим, лгать… Во многих частях Валерия уже хорошо знали и принимали как своего. Ему рассказывали множество историй и фактов: только успевай запоминать, записывать. Едва обработанный во время коротких остановок материал Валерий с оказией отсылал в Москву. Сам же он никак не успевал выбраться в столицу.
Вертолёт, на котором летел теперь Курамшин, был грузовым, и Валерий с трудом упросил взять себя на борт в качестве пассажира. Ему непременно нужно было попасть туда, куда направлялся этот вертолёт. А направлялся он в расположение знаменитого чеченского батальона N…
Батальон, в который так стремился попасть Валерий, полгода пропадал в горах, преследуя боевиков. На его счету был не один десяток захваченных в плен бандитов. Ещё больше – убитых. Среди них – несколько полевых командиров. Этот батальон действовал наверняка, не давая осечек, как сверхточное оружие. Его позывных боялись во вражеском стане. Многие репортёры мечтали бы сделать репортаж о нём, но до сей поры никому не удавалось добраться до него. Только теперь, когда прославленный батальон, понёсший за столь долгий срок серьёзные потери, вернулся на базу, чтобы дать людям отдых, появилась возможность сделать материал о нём.
Однако не столько сам легендарный батальон интересовал Валерия, сколько его командир – полковник Руслан Хамзаев.
Сколько раз, и ещё лёжа в ростовском госпитале, и делая первые шаги, и уже став репортёром, ждал Курамшин этой встречи, чтобы пожать руку человеку, некогда спасшему ему жизнь в грозненском чистилище. Оказавшись снова в Чечне, Валерий всё это время наводил справки о полковнике Хамзаеве, искал возможности пересечься с ним, но не удавалось.
И, вот, теперь, едва узнав, куда направляется вертолёт майора Губайдуллина, Курамшин сделал всё, чтобы оказаться на его борту. Если в мирной жизни никогда не следует ничего откладывать на завтра, то на войне это необходимое правило: завтра может быть уже поздно, завтра может уже не быть – а потому, не откладывая и не перенося, нужно здесь и сейчас использовать любую представившуюся возможность, выжимать из каждого мгновения всё до последней капли. Это Валерий усвоил давно. Он и в мирной жизни по инерции каждый день проживал, словно последний в своей жизни.
Записав рассказ Губайдуллина, Курамшин вновь попытался поймать ускользавшую радио-волну. Безрезультатно. Тогда Валерий включил всегда возимую с собой кассету с записями Юрия Шевчука, который, единственный из всей музыкально-артистической братии был (случаются в жизни совпадения!) в окопах на окраине Грозного в 1995-м и дал около пятидесяти концертов для российских воинов. Тогда-то в первый раз увидел Курамшин кумира своей молодости…
Не за горами уже была зима. Новая зима. Зима в Чечне означает затишье. Боевики лечатся, заручаются поддержкой у зарубежных покровителей, получают необходимые средства, накапливают силы, чтобы с наступлением весны отрабатывать полученные инвестиции… А в это время у нас строят иллюзии (находятся и такие ещё!), будто бы ситуация, наконец, стабилизируется… Впрочем, до наступления весны можно будет всё-таки съездить домой. В Москву. К Нине… Дал ведь слово ей – Новый Год встретить вместе. Слово надо держать. До декабря закончить работу здесь (есть ещё планы кое-какие), а потом шабаш – домой, домой! Не только боевикам отдых нужен… Год почти торчит Валерий в Чечне, как проклятый, роздыху себе не давая, о старых ранах забывая (хоть и пытаются они напоминать о себе): пора и перевести дух. Да и Ниночку же пожалеть следует. Она виду никому не покажет, а ведь места себе не находит… Да и соскучился Курамшин по жене: что греха таить. Так и скребло на сердце…
– Садимся, друг! – крикнул Губайдуллин. – Прибыли! Держись теперь крепче!
Приземление вышло всё-таки совсем не мягким, и Курамшин даже ударился довольно изрядно плечом и выругался.
– Ну, что, друг? Цел? – окликнул его повеселевший майор.
– Почти.
– Радуйся! Считай, что без приключений добрались. На этих-то гробах – каждый раз как в последний бой… Нервы все к чертям вымотал… Нет, всё… К бабаю в деревню… Овец пасти…
– Ты уж сколько раз грозился-то, Миш… – заметил Кокорейкин.
– А всё, дурак, летаю… Ох-ох-ох, жизнь моя жестянка… Что, неверно я говорю?..
…Руслана Валерий узнал ещё издали. Да и полковник Хамзаев не страдал забывчивостью. Едва завидев Курамшина, он широкими шагами направился к нему, распахнув руки:
– Узнал, узнал, капитан! Здравствуй, здравствуй! Рад видеть тебя живым!
Обнялись крепко, руки пожали.
– Молодец, капитан! – сказал Хамзаев, улыбаясь. – Вижу, не ошибся я в тебе тогда, в Грозном. Сразу понял, что ты за человек. Воин!
– Да я уж не капитан теперь. Корреспондент…
– Капитан, не капитан… Это неважно. Суть неизменна. Ты, брат, воин. Как и я. И воинами нам быть до самого конца. И в мирной жизни, если доживём до неё. Но рад, рад видеть тебя! Не ожидал, что сведёт нас ещё судьба!
– А я ведь целый год искал тебя. Ты мне спас тогда жизнь. Спасибо.
– За это не благодарят, – отозвался Руслан. – Да и не я тебя спас… Просто не было тебе судьбы тогда отправиться к праотцам.
– Всё равно. Если когда-то смогу хоть чем-то быть полезен…
– Оставь, брат! – поморщился Руслан. – А, впрочем, принимается: когда-то я тебе помог, будет нужда – ты мне поможешь. Значит, говоришь, давно ищешь меня?
– Давно.
– Да… Не так-то просто нас было найти… Многих мы людей там потеряли… – Хамзаев кивнул в сторону гор. – Но за каждого из них мы отплатили. И ещё отплатим. Я ещё пять лет назад клятву дал: за всех своих бойцов мстить, пока жив я и те, кто их убивал. Они не воины. Они избегают боёв, а предпочитают устраивать диверсии против своего же народа, воевать с женщинами и детьми. Когда мы воевали с ними лицом к лицу в ту войну, я уважал их. Иных уважаю и теперь, хоть они, заблудившись, и в другом лагере оказались. Но этих, прячущихся за спины детей и женщин, стреляющих и взрывающих исподтишка, я презираю. Они – такой же позор моего народа, как прежние ваши руководители, политики, олигархи – позор твоего. И эти два позора спаяны между собой и приносят друг другу выгоду… И нельзя, капитан, избавиться от одного, оставив другой. Понимаешь, о чём я?
– Совершенно, – кивнул Валерий. – Одолеть боевиков – лишь половина дела. Те, кто помогал им, предавая нас, преступники, торговавшие нашими жизнями, должны ответить перед судом в той же мере. А, может, и в большей. По мне, так эти гниды ещё хуже…
– Я знал, что ты, капитан, меня поймёшь и со мной согласишься, – Руслан хлопнул Курамшина по плечу. – Мы своё дело сделаем, но сделаете ли вы?..
Валерий не ответил, но Хамзаев, кажется, ответа и не ждал.
– Ладно, брат, оставим этот разговор. Мы с тобой люди не слова, а дела. И мы сделаем всё, что в наших силах и сверх того… Лишь бы не остановили и по рукам не дали! Я уж не говорю: помогли… И без того обойдёмся. Но хоть бы не мешали! Не вредили!
Курамшин вглядывался в лицо полковника. Мало изменился он за четыре года. Только виски поседели заметно. А так – то же суровое, смуглое лицо, обрамлённое чёрной, аккуратно остриженной бородой, прямой нос с небольшой горбинкой, пытливые глаза, то молнии метавшие, а подчас приобретавшие выражение почти философской задумчивости, между бровей – складка глубокая, на щеке правой – шрам, тот самый, от осколка, в том грозненском котле полоснувшего.
– А что, капитан, оголодал ты с дороги? – прищурил глаз Хамзаев. Говорил он почти без акцента, хорошо поставленным голосом.
– Да уж это точно.
– Тогда идём ко мне. Торжественного ужина тебе не обещаю: не ждал я тебя. Но походная каша с консервами и чай – без ограничения.
– А что ещё нужно на войне? – улыбнулся Курамшин.
Вечерело. Солнце медленно скрывалось за горами, посылая из-за них последние багряные лучи. Проходя сквозь палаточный лагерь, в котором располагался батальон, Руслан время от времени останавливался, делал какие-то распоряжения подходящим бойцам. Наконец, дошли до палатки, занимаемой самим полковником. Возле неё горел костёр.
– Садись, капитан, – кивнул Хамзаев. – Сейчас ужинать будем. Заодно и поговорим.
– Привал на тропе войны…
– О, брат, да ты я вижу, в самом деле, корреспондентом стал! Уже название для будущего материала подбираешь?
– Я как раз хотел спросить, можно ли будет написать о твоём батальоне?
– Смотря что. Дурного, я знаю, ты не напишешь. Но просто излишняя публичность вредит делу.
– Потому и спрашиваю, – Валерий опустился к костру и сквозь огонь взглянул на стоящего Руслана.
Тот также сел, подобрав под себя ноги, поправил берет:
– Пиши в общих чертах. Кое-какие любопытные истории из наших боевых будней я тебе завтра расскажу. Бойцов моих фотографировать не нужно. Незачем им светиться. Меня можешь, если хочешь. Меня здесь и так уже каждая сволочь знает… Картинки можешь поснимать… Общий план… Или что у вас там, я уж не знаю.
– Спасибо, – кивнул Валерий. – Если бы с тобой легче было снестись, то я материал предварительно показал бы тебе. Но, боюсь, мы нескоро свидимся.
– Свидимся, – протянул Хамзаев. – Военные дороги имеют обыкновение часто пересекаться…
Солнце погасло окончательно, и было видно, как искры, взлетавшие от пламени костра, гасли во мраке ночи.
– Ну, рассказывай теперь, брат, про свою жизнь, – сказал Руслан после ужина. – Вижу кольцо у тебя на пальце. Женился, значит?
– Женился, – улыбнулся Курамшин. – Двум людям я обязан тому, что остался жив: тебе и Нине. Она с самого ростовского госпиталя от меня не отходила.
– Значит, повезло тебе, капитан, в жизни. А дети – есть ли?
Курамшин мотнул головой:
– Я сам-то только недавно на ноги встал…
– А, вот, это напрасно. С детьми, брат, затягивать нельзя. Мужчина, воин должен заботиться в первую очередь о продолжении рода. Что, если убьют? Не дело, чтобы на земле не осталось семени твоего. Вот, у меня – двое подрастают. Четверо было… Но один и до года не дожил, а другой… В общем, несчастный случай… – Руслан помолчал. – Если бы не война, было бы и больше. Детей много быть должно… Но, вот, сломаем хребет бандитам, а там и наверстаем… И ты тоже не откладывай, брат! Жизнь – штука скоротечная. Не успеешь оглянуться – и нет её… Да ты и сам знаешь…
– Знаю, – кивнул Валерий. – Я в Чечне, должно быть, месяц ещё где-то пробуду, а потом – в Москву. Год почти дома не был. Вроде уже не в строю, а всё равно – на войне, как на войне.
– Устал?
– А кто не устал от этой бесконечной войны? Разве что мерзавцы, которые что-то на ней зарабатывают. Разве ты не устал?
– Устал, брат. Сердце ноет, когда смотрю, во что моя земля превратилась… Русские считают, будто мы, чеченцы, этой войны хотим. А разве это так? Её хотят отщепенцы, фанатики, бандиты… Кое-кто рад бы давно отставить ружья да заняться хозяйством, а никак… Чуть только появится надежда на мир, так опять начинают накаляться страсти…
– Будто бы нарочно.
– Ты заметил?
– Давно… Эта война не нужна ни русским, ни чеченцам. Она нужна лишь мерзавцам, которые используют её в своих целях. Есть среди них и чеченцы, и русские, и третьи силы…
– Ваши Березовские подливали масла в огонь, поощряли самые скверные проявления в чеченском народе, развращали его, приучая к вседозволенности! И им за это – по сей день ничего! – глаза Хамзаева заблестели. То ли огоньки загорелись в глубине их, то ли это всего лишь пламя костра отразилось в зрачках… – Сколько смуты посеяно… А в мирную жизнь и возвратись ещё… Куда? Всё ж разрушено. Работы нет…
– Работы по всей России нет, – отозвался Валерий. – И разруха царит по всей стране. Не только здесь.
– От этого нелегче.
– Увы… Нельзя навести порядка в Чечне, не наведя его по всей стране, нельзя восстановить хозяйство в одном регионе, не восстанавливая повсеместно. Нужна целевая программа. Стратегия!
– А её нет! – Руслан поднялся, прошёлся несколько раз вдоль костра. – Вот, это и выводит меня из себя. Никакой стратегии. Никакой последовательности… Разруха… А ведь более питательной среды для боевиков и придумать нельзя! Что там – одни законченные бандиты? Да ничего подобного! Многие идут к ним от безысходности, крайности! Молодые, в особенности. Я сам знаю таких. Они в плен сами сдавались… Кого-то я даже принял к себе… У меня в батальоне есть бойцы, чьи братья воюют по другую сторону… Каково это?
– Ничего нет бездарнее и отвратительнее гражданской войны…
Хамзаев вновь опустился к костру. На некоторое время повисло молчание. Затем Руслан вдруг спросил:
– У тебя фотография твоей жены с собой?
– Да, – откликнулся Валерий.
– Покажи.
Курамшин достал из кармана сумки фотографию Нины и протянул её полковнику.
– Надо же… Такая маленькая женщина, а такой сильный характер… – заметил Хамзаев. – Если буду когда-нибудь в Москве, так непременно выкрою хоть час, чтобы тебя навестить. Познакомишь с женой-то?
– О чём разговор! Будешь самым дорогим гостем! Ужин обещаю торжественный!
– Даже если я нагряну без предупреждения, как ты сейчас?
– Моя жена умеет приготовить торжественный ужин за четверть часа.
– Настоящая жена воина, – улыбнулся Руслан, возвращая фотографию. – Я тебя со своей тоже познакомлю, если случится…
– Договорились, брат.
Тишина стояла той тёмной, безлунной ночью. Высоко вздымалось пламя костра, и окружающие предметы отбрасывали длинные, причудливые тени. Два командира, русский и чеченский, сидели друг против друга, встретившись на перекрёстке военных дорог, вспоминали о прошлой мирной жизни и мечтали о будущей – мирной же – когда эта война, так надоевшая всем, станет, наконец, историей, тяжёлым воспоминанием, ночным кошмаром…
Глава 10.
Опасные гастроли
Цитата
«То, что происходит сейчас здесь, все эти язвы, которые вскрылись и еще могут вскрыться, если пустить все на самотек, – это результат преступной политики. Оставили Дудаеву горы оружия и в прошлую войну всей мощью пропаганды поддерживали его режим. Сейчас задача русских писателей – противостоять развалу армии, отстоять идеалы чести и патриотизма". Валентин Распутин.
«Вы понимаете, они (солдаты – Е.С.) хотели слушать именно русскую музыку. В этом, наверное, и проявляется генетическая связь нынешних воинов с их дедами и отцами». Василий Лановой.
«Наша творческая интеллигенция всегда была рядом с армией, мы росли на ваших книгах, фильмах, они воспитывали нас, они нужны и подрастающему поколению». Виктор Казанцев.
(по материалам спецкора газеты «Спецназ России» Елены Бадякиной)
– Лёка, ты не можешь отменить гастроли в Штатах. Это же ШТАТЫ! Ты что – не понимаешь? – Лев страшно округлил глаза.
– Ничего, перебьются, – пренебрежительно отозвалась Доронина, тщательно накладывая макияж.
– Штаты???
– Штаты твои, Штаты.
– Ты гробишь свою карьеру! А заодно и мою! И ребят из группы! Ехать в эту грязь, в эту… – на лице Льва отразилась брезгливость, – … Чечню… К этой… солдатне…
Доронина отложила туш и медленно обернулась ко Льву:
– Лёва, ты что сейчас сказал?..
– А что я такого сказал?
– Повтори, что ты сказал сейчас!
– Я сказал, что это безумие срывать гастроли в Штатах и вместо них ехать в эту чёртову Чечню! Где нам ни хрена не заплатят! И ещё могут убить!
– Значит так, Лёва, давай расставим все точки над «i». В этой чёртовой Чечне служат наши солдаты и офицеры. Служат 19-летние мальчишки, каждый из которых мог бы быть моим сыном. Они там ежечасно рискуют своей жизнью. Их, может, убьют завтра! И я должна быть с ними, быть там! Если я хоть что-то могу для них сделать, я это сделаю! Хоть спою им, хоть один день будет там радость и праздник! Штаты и завтра будут, а наши парни проливают кровь сейчас! В эту самую минуту! И чтобы я от тебя больше не слышала слова «солдатня».
– Что за какая-то охотнорядская риторика у тебя, Лёка?.. Шовинизм какой-то… Кому это нужно, в конце концов! – поморщился Лев. – В этой стране…
– Если тебе не по душе эта страна, так драпай в другую!
Лев барственно развалился в кресле, перекинув ноги через поручень:
– Фи, моя птичка, да ты не заболела ли? Кому, вообще, всё это нужно? Для чего ты хочешь испортить себе карьеру?
– Совесть требует, Лёва. Но тебе этого не понять. Я пою для России! А Россия (настоящая Россия) сейчас воюет. Русские солдаты, настоящие мужики в Чечне. И к ним я еду. К России!
– Мужика искать?
Доронина резко приблизилась ко Льву:
– Знаешь, Лёва, за такие слова следует бить морду, и, если я не сделаю этого, то только потому…
– Что женщине – это не пристало…
– Потому что ты не мужик! Тебе морду бить – всё равно что бабе!
– А ты не боишься, что, в конце концов, могу наплевать на тебя и заняться продюсированием кого-нибудь другого? Кира Кашинского, например? Перспективный мальчик… Может и в Штаты поехать. Вместо тебя.
– И езжай с ним в свои Штаты! Мне ваша голубая свадьба вот уже где сидит! – Доронина поднесла ладонь к горлу.
– Стерва неблагодарная! – Лев вскочил с кресла. – Ты ещё пожалеешь! Я всех музыкантов с собой заберу! Они не идиоты, чтобы за тобой тащиться! Через год о тебе никто и не вспомнит без меня! Тварь!
– Пошёл вон отсюда! – крикнула Доронина. – Целуйся со своим Кашинским! А я без вас вздохну, наконец, свободно!
– Ты ещё пожалеешь! – ещё раз пригрозил Лев, захлопывая дверь…
…Два месяца прошло с того разговора, и теперь ехала Ольга Доронина по разбитым дорогам Чечни в мотострелковую бригаду, где ей предстоял очередной концерт. Предыдущий был дан в расположении десантников. Были и другие… И нигде, пожалуй, не принимали Ольгу так восторженно за все годы её концертной деятельности.
Лев сдержал угрозу и увёл с собою всю группу Дорониной, не считая гитариста Саши Алфимова, троюродного брата и друга Ольги. Сразу после случившегося Саша сказал твёрдо:
– Не переживай, Лёка. Давно надо было послать этих пидерасов. Пусть друг с дружкой тусуются. А мы и без них сдюжим. Начнём всё сначала.
Саша был не только виртуозным гитаристом, но ещё и автором многих песен Ольги. Точнее, музыки к ним. Стихи Доронина писала сама. Теперь эти их совместные песни стали основой репертуара. В считанные сроки Алфимов отыскал своего старого приятеля Глеба Логинова, баяниста, из-за неуживчивости характера сменившего уже десяток коллективов. Так и создалась новая группа Дорониной. Всего три человека, но зато никакой мишуры, которая так надоела, никаких дельцов и подлых людишек, пошляков и ничтожеств. Всё по-честному, всё по-настоящему. Логинов был, конечно, не самым приятным человеком: грубый, вечно всем недовольный, имеющий пристрастие к спиртному – но Ольге и Саше удавалось сдерживать бурную натуру Глеба, уравновешивать её.
Прежде думала Ольга, что унылее её родной Ярославской области в осеннюю пору, не может быть ничего. Однако Чечня ноября 2000-го производила ещё более гнетущее впечатление. Усиливали их и медные кресты, попадавшиеся местами.
– Здесь погиб сапёр и двое пацанов с ним… Здесь БТР подорвался… – пояснял сидевший за рулём сержант, контрактник из мотострелковой бригады, в которую ехала Доронина. Было ему лет тридцать шесть. Невысокий, коренастый, очень накаченный, с лицом смуглым, круглым и тёмными, коротко остриженными волосами – он являл собой олицетворение спокойствия, надёжности и силы. С таким рядом и на войне не страшно. Самым замечательным в суровом, почти хмуром подчас, неправильном лице сержанта была его улыбка, открытая, почти детская, категорически не вязавшаяся с остальным обликом, идущая с ним в контраст. Звали контрактника Володей Ордынцевым.
Доронина настояла, чтобы ей разрешили ехать на переднем сидении, несмотря на все разъяснения, что в случае чего, на заднем – безопаснее.
– Чему быть, того не миновать, – лихо разрубила воздух рукой Ольга. – Поеду впереди!
Глеб и Саша поместились сзади. Глеб тотчас уснул: было у плотного, кряжистого баяниста полезнейшее умение – спать в любом положении глубоким, здоровым сном. Ольга и Саша спать в дороге не могли никогда. Особенно, мучался Саша. С самой юности Алфимов страдал приступами гипертонии, давление у него зашкаливало почти постоянно. Вот, и теперь ёрзал он на заднем сидении с вытянувшимся от острой боли в виске лицом, потирая рукой голову.
– Что, Саш, нехорошо? – обеспокоено спросила Доронина.
– Наверно, погода меняется… Голова что-то… – негромко ответил Саша.
– Ты таблетки пил?
– Пил-пил…
– У меня мать тоже с давлением всю жизнь мучается, – сказал Володя. – Как же вы выступать-то будете? Чревато…
– Да как-нибудь… – бледно улыбнулся Алфимов. – Зубы сожму, глаза зажмурю и сыграю…
– Нет, не дело, – мотнул головой Ордынцев. – Риск – дело благородное, но риск, никому не нужный – глупость.
– Что же вы предлагаете? Ограничить аккомпанемент одним баяном? Маловато будет…
– А зачем ограничивать? У нас в бригаде служит Генка Загладин. Тоже по контракту. Он родом из Оренбурга. В юности даже в одной тамошней группе играл. Гитарист перворазрядный. Любой мотив в считанные секунды схватывает. И ваши песни многие он знает. Попросим его. Он только рад будет проаккомпанировать!
– Чудесно! – обрадовалась Доронина. – По-моему, замечательное предложение! Спасибо вам, Володя.
– Да мне-то за что?
– Ну, вы уж погодите меня со счетов списывать… Вот, приедем, я ещё пару таблеток выпью – может, отпустит… – сказал Алфимов и тотчас прикусил губу и прижал руку к виску.
– Володя, а вы давно служите? – спросила Лёка.
– Полгода.
– А сколько осталось?
– Год. Можно было, конечно, на полгода контракт заключать… Но я сразу на полтора решил… Хоть полтора года думать не надо, где работу искать…
– А откуда вы?
– Б…ская область. Родился в деревне. Мать и теперь там живёт. Только в деревне-то делать вовсе нечего. Разве что спиваться тихо… Вы ведь и представить себе не можете, Ольга, что такое наша деревня!
– Почему не могу? Могу… – пожала плечами Доронина.
– Да не можете! Этого со стороны не представишь!
– Зачем же со стороны? Я, Володя, сама в деревне родилась. В Ярославской области… До семнадцати лет за скотиной ходила, на огороде работала… – Ольга вздохнула.
Ей вдруг явственно припомнилась родная её изба: пять окошек вряд, на них занавесочки красные в клеточку, громадный гардероб, разделяющий единственную, по сути, комнату надвое, печь, жарко натопленная… А перед окнами росли яблони, вишни, кусты смородины… А позади дома стелился огород, а затем поле бесконечное… А рядом ещё пруд был, и лес…
Последний раз на малой родине Ольга была десять лет назад, когда не стало матери. Простилась со всеми соседями, помянули новопреставленную, и Доронина родной дом продала. И жаль было до слёз, а продала. За домом глядеть надо, а когда ей, по гастролям мотающейся, заниматься этим? Дому хозяин нужен… И продала. Да, кажется, неудачно. Писала тётка Евдокия, близкая подруга покойной Ольгиной матери, что новые хозяева дом забросили и носу не кажут.
Так и защемило сердце, как вспомнился родной дом. Стоит он теперь, заброшенный, пустой… И окна в нём заколочены, и крыша прохудилась, и ступени крыльца, на котором так часто сиживала летним днём, рассохлись, и всё кругом бурьяном заросло, и забор развалился… Родной дом, что человек. Как о живом о нём думаешь. Стоит он теперь сиротой и разваливается, гибнет… Поехать бы! Навести порядок хозяйской рукой! А когда? Точно родного человека на погибель оставила, предала… А ещё церковь там рядом. Тоже заброшенная. С сиротой-колокольней… Её бы – восстановить! И зажить там…
– А потом в Москву подались? – спросил Ордынцев.
– Да… Подалась, – вздохнула Ольга. – Сначала в Ярославль. Там училась… Потом учёбу забросила и поехала в Москву… В консерваторию поступать…
…В консерваторию её не приняли. Тут и пришёл на помощь троюродный брат Саша, ещё отец которого, Ольгин дядя по отцу, в Москву перебрался. Саша Алфимов не только дал сестре угол, но и написал для неё песню на стихи малоизвестного поэта начала века, которые он нашёл в каком-то литературном журнале. Песня получилась удачной, её прокрутили на радио, и после этого Ольга Доронина, что называется, проснулась, если не знаменитой, то уже известной.
Вначале приходилось выступать в ресторанах, ДЭПО и, соответственно, перебиваться с хлеба на квас. Это продолжалось до первого появления на ТВ. После оного Доронина записала первый альбом. В начале 90-х Ольга была одной из самых популярных певиц. Стадионов, правда, собирать ей не доводилось, но гастроли её, проходившие по всей стране, имели стабильный успех. Появился у Дорониной и продюсер – Лев Полянский, человек ловкий, умный, но чрезвычайно беспринципный.
Саше Лев не понравился сразу.
– Гнилой он, как зуб заядлого курильщика, избегающего стоматолога. Насквозь гнилой. На кой ляд он нам нужен? Без него не проживём, что ли?
Но Ольга брата не послушала. Лев в короткие сроки привлёк новых авторов, раскрутил целых три клипа Дорониной, которую прежде по ТВ показывали чрезвычайно редко, как «неформат», организовал её концерт на одной из крупных столичных площадок…
Но за свои услуги Лев требовал всё больше уступок. Это касалось не только денег, распределяемых им весьма спорно, но и сценического образа Ольги и её репертуара, который стал терять прежнюю индивидуальность (пусть и «неформатную») в угоду моде («пошлейшей попсе», по определению Саши). Конфликт вызревал долго, но прорвался только теперь. И, несмотря на все тяжёлые последствия, Доронина была этому рада. Она вновь могла быть собой, а не куклой, которой вертят, как хотят, одной из кукол своего продюсера. Ещё больше разрыву с Полянским был рад Саша:
– Начнём сначала. Уж если мы тогда сумели подняться без сторонней помощи, то теперь и подавно. По крайней мере, сохраним своё лицо, и наши песни будут честными, как и мы сами. Мы не торгаши, в конце концов!
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
