Текст книги "Духъ и Мечъ – Воичи Сила"

Подполз Кулиш и полушепотом добавил:

– Слышал разговор про вас сурайских, ждут, когда вас хватятся. Ежели до зимы все будет тихо, тоже отправят в шахту, но уже насовсем.

Началось большое ожидание. Аким и Кулиш не находили ни в чем успокоения. Один мерил шаги из угла в угол, другой бился в истерике, рыдал, стонал, проклинал свою дурную голову. Тимоха и Герасим, не сговариваясь, стали отвлекать сокамерников всякой ерундой. То просят подсобить бочку с водой передвинуть, то перестелить солому. Разговор пытались навязать.

– Как же ваш воевода догадался, что те с зерном притащили огнестрелы? – вопрос задал Герасим.

Первым отозвался Кулиш:

– Они нашли себе приют. Сговорились с Грихой Косым насчет его сарая. В нем и обосновались.

– Чего тут странного? Приехали торговать, а ночевки нету? – продолжал Герасим.

– А то, что стали на ярмарке свои мешки впаривать сразу за малую деньгу. Даже глупый купец так никогда в жизни не сделает. В договор с ними вступил наш мельник Севастьян, – продолжал Аким.

– А Севастьян побег к воеводе, думал зерно ему отравленное предлагают, больно деньги малые, – продолжил Кулиш.

– И чего? – спросил Тимоха.

– Воевода первым делом к Грихе, дескать покажи места, где купцы живут.

– А купцы в то время где были? – не унимался Тимоха.

– Повадились они в детинец ходить. До их приезда у нас все открыто было, сам князь без сопровода на ярмарку заходил.

– Ну, пришел воевода в сарай и что? – не успокаивался Тимоха.

– Чего, чего, огнестрелы нашел под лежбищем пришлых. Их сразу на дыбу, они во всем признались.

– Там и не такое споешь, – бросил Аким.

– Что с ними сделали? Тоже в шахту отправили? – вопрос задал Герасим.

– Сказывали будто головы отрубили, а там кто его знает? Может и в шахту, – со знанием дела заявил Кулиш.

Разговор на том и оборвался, вошел тюремщик и велел Акиму и Кулишу идти за ним. Бедолаги обнялись с сокамерниками и уныло пошли к выходу, не забыв при этом, попросить за все прощения.

Прошло достаточно времени прежде, чем Герасим спросил Тимоху о его намерениях.

– Ждать зимы тут я не намерен, – прозвучал ответ, – надобно отсель выбираться всеми правдами и неправдами. Только как, ума не приложу.

– Мысль меня осенила, когда мы солому ворошили. Пол тут земляной, стало быть, можно попробовать сделать подкоп под нижний венец.

– Ну хватил. Да мы руки до локтей сотрем прежде, чем чуть углубимся.

– А вот не сотрем. Берем лохань и освобождаем ее от обхвата, то есть обруча. Разбираем лохань на ладовы и теми дощечками будем копать.

– Они жуть как воняют от долгого использования.

– Ежели думаешь, что в шахте запах лучше, тогда сиди и жди, – продолжал Тимоха, – чтобы легче копать, землю будем поливать водой из бочки. Токмо пододвинем ее ближе к подкопу.

– Как ты стену отгадаешь, чтобы сразу наружу, – продолжал сомневаться Герасим.

– Чего тут гадать? Где щель вместо окна, с той стороны и начнем. Копать будем по очереди. Главное, чтобы ночи хватило. Коли не сумеем до утра, все пропало. Останемся мы в долбанном Нагорье до конца своей жизни, тут и сгинем.

Никто из них ни разу в жизни не работал так усердно и можно сказать рьяно, с остервенением. Сперва проходка шла легко, потом землю сменили залежи глины.

Тут помогла вода. К середине ночи углубились до нижней части первого венца. Дальше работа пошла быстрее, потому как пришло понимание возможности бегства. Рассвет еще не занялся, а проход был уже завершен. Оба в изнеможении бросились на копну соломы, однако тут же вскочили и полезли на волю. Ликование оставили на потом, стали думать, куда бежать.

– Вон дорога, она ведет к сторожке, а там до леса рукой подать, – торопился Герасим.

– Тюремщики придут в темницу почитай через час-полтора. Поднимется шум и нас начнут искать. Где? Правильно, на дороге в Сурайск. Токмо они на лошадях, а мы на своих двоих, – возразил Тимоха.

– Коли знаешь куда идти, начинай верховодить, – сдался Герасим.

Беглецы легкой трусцой двинулись в сторону и оставили сторожку справа. Бежали по лугу, впереди виднелась полоска леса. Через две версты дыхание сбилось и ребята упали на жухлую траву. Надо было хоть немного передохнуть. Потом снова бежали покуда хватило сил. Вошли в лес и немного успокоились. Тут беглецов уже не увидеть. В лесу ни дорог, ни тропинок, только трава по колено и шелест верхушек деревьев. К полудню повезло, вышли к роднику и земляничной поляне. Поели, попили и легли в траву. На Герасима навалилась дрема, Тимоха пытался по солнцу определить примерное место их нахождения. Совсем необъяснимо привиделся у родника старик в длинном одеянии, в наглавке и с цепями на плечах. На всякий случай Тимоха потер глаза, видение не исчезло. Будить Герасима не стал, тот спросонья мог напугать старика. То, что перед ним монах, сомнений уже не было. Тимоха встал на колени и тихо позвал:

– Отче!

Монах не вздрогнул, повернулся к Тимохе и спросил про второго.

– Откуда известно? – удивился Тимоха.

– Многое вижу, идите за мной.

Глава вторая

Поздняя осень в Сурайске считалась гиблым временем. Дороги из-за мелкого бесконечного дождя превращались в месиво, грязь. Углубления на них заполненные водой являли собой моря разливанные. Копыта лошадей проваливались так глубоко, что требовались неимоверные усилия животного сделать следующий шаг. В ближние пути отправлялись только по самой крайней необходимости. В дальнюю дорогу мог решиться лишь какой-нибудь ненормальный. Не придумали такой нужды, из-за которой надобно ехать более чем за десять верст.

Вокруг Загребского замка под ногами шелестел песок. Копни на глубину лопаты и опять будет песок. Оттого дороги тут проходимые даже в сезон сильных дождей.

В голове Тадеуша Загребы блуждали мысли вокруг проклятия русских, навязавшихся на него со своими причудами, непонятно по какой причине твердой веры и никудышними дорогами. Ясновельможный считал подвластных ему людей больными и был уверен, что недуг сей весьма заразный. Феофана он знал с юных лет, но стоило тому попасть в русское окружение, парня будто подменяли. Казалось, чего проще лишить жизни человека, находящегося от тебя на расстоянии вытянутой руки. Так нет, все мыслимые сроки вышли, а сообщения об исполнения его воли не получено до сих пор. По этой причине он не поехал в Жилицы в обещанное время. Теперь сиди и жди морозов и первопутка. Что делать ежели Досифей встретит его в Жилицах живым и здоровым? Решение не приходило, и Тадеуш побрел в рактаз за новым планом покорения Нагорья. Вышел оттуда с твердым намерением взять Сурайского под караул и отвезти в Вильно. Потом самому двигать в Нагорье и добиваться встречи с Оболенским. Предъявить тому обвинение в налоговой задолженности за много лет. Дескать Сурайского пришлось взять под караул и везти в Вильно за малое преступление, а уж ему, злостному нарушителю, придется раскошелиться. Тадеуш был доволен собой и считал, что результат у него в кармане.

Феофан сидел в своей сторожке и таращился в дверной проем. Капли дождя наполняли козырек над входом и тонкой струйкой стекали на землю. Само по себе зрелище его интересовало мало, но звуки дождя различались от дуновения ветра. Порыв – один звук, слабое дуновение – другой. Сколько времени просидел за этим занятием Феофан, он и сам не знал. Дождь стал его другом. Пока дороги непроходимы, у него есть шанс найти князя и конюха живыми или мертвыми. На что надеялся приказчик, объяснить было невозможно. Рубежье князь не пересекал, на тракте его тоже никто не видывал. Ныряльщики на Беже излазили все дно и вверх, и вниз по течению. Посты наблюдения были выставлены в Сурайске, по Жилицам ответственность взял на себя.

Жена Досифея и его брат продолжали жить так, будто ничего не случилось. Жена князя Архелая оказалась совсем неспособной хоть как-то заменить мужа. Ее интересовало только собственное спокойствие, раздражали любые обязанности, еще она боялась болезни и верила в приметы. Именно благодаря приметам была убеждена, что ее муж живет в сытости, тепле и скоро вернется домой. Брат Досифея на первых порах проявил рвение навести в усадьбе порядок. Даже возжелал построить отдельный терем, но при заготовке материалов устал руководить холопами и бросил эту затею.

В непролазную грязь воевода Бутурлин не знал, чем себя занять. Все дела сопряжены с перемещениями. Кабы не бездорожье, начал бы поиски Тимохи и Герасима. Продолжил бы розыски князя и конюха. Поди у Митрофана родня имеется: родители, братья, сестры, зазноба, невеста. А ведь с ними так никто и не перемолвился.

Под вечер заявился Семен Черпак. На ногах приволок пуд грязи. Целый час отмывал свои поршни. Древодел пришел не просто так, принес идею. Предложил, пока дороги непроходимы, пойти на его дощанике вверх по течению реки.

– Дойдем до границы на восходе и что дальше? – высказал сомнения воевода.

– Пойдем дальше. Мы ведь никогда туда не заглядывали.

– Что там узреть хочешь? Эко невидаль!

– Может так Досифей и мыслил, кто сунется искать его у северного соседа на восходе?

– Ваша мастерская работает? Чего тебе не сидится? У меня должность беспокойная, потому места себе не нахожу. А ты сиди себе строгай или пили.

– Вот ты странный человек! У меня брательник неизвестно где, князь пропал, а ты сиди, строгай и пили.

– Сколько на твоем дощанике весел? Два? Берем еще пару моих, токмо уключин добавь. Пойдем на четырех веслах, тогда споро побежим супротив течения.

– Нас без хрена не сожрешь! – обрадовался Черпак, – дороги закрыты, так мы водой пойдем. Тогда, слышь, Михалыч, с рассветом встречаемся на реке.

Может Бежа и стала бы судоходной рекой, но крутые изломы в русле, отмели и громадные деревья, лежавшие на дне, не позволяли по ней ходить торговым насадам. Плоты и дощаники – таков удел водного пути.

Бутурлин и Черпак прошли более пяти верст вверх по течению и увидели мост. С реки он выглядел грандиозно.

Встроенные в берега с двух сторон каменные сваи выложены из валунов, коих в достатке разбросано по полям и опушкам. Неизвестно кто и когда набрал таковых на целых две сваи и уложил на раствор. Сваи реку сузили, потому течение прибавилось. Еще видны были бревна в обхват, соединявшие сваи. С берега мост был мало заметен. Ни тебе спуска к реке, ни подъема. Идет себе ровная дорога и идет себе. За мостом лес подступил с двух сторон. Картина нарисовалась весьма суровая, казалось, вот-вот из вековой ели выскочит вепрь или медведь неимоверных размеров. Вода под дощаником темная, будто внизу глубина неизмеримая. Рыба тут плавала непуганая, хвостами били такие штуки, что видно было не меньше пуда по весу. Против ожидания русло реки расширялось, лес отступал все дальше и дальше. Его место стали занимать луга, на которых выросли травы по пояс.

Пришло время удивляться делам рукотворным. От бревенчатой пристани с десятком лодок шла мощеная дорога. Определить длину было невозможно, тракт уходил за березовую рощу. Невесть откуда на причал вышел человек и сделал знак, чтобы путники пристали к берегу. Пришлось подчиниться, почитай не у себя дома.

– Кто такие? – перво-наперво спросил лодочник.

– Воевода Бутурлин из Сурайска и его помощник Черпак, – ответил Дмитрий Михайлович.

– Выходь на берег, дальше дороги нет.

– Для нас или для всех? – спросил воевода, привязывая дощаник.

– Поглядим, – ответил лодочник.

Бутурлин и Черпак вышли на мостки, встали перед лодочником, показывая готовность подчиниться его воле.

– Пошли за мной, надобно убедиться в правдивости ваших слов, – и лодочник двинул по мощенной дороге.

Идти весьма радостно, когда слева и справа грязь непролазная, лужи и мокрая трава, а ты ноги переставляешь по сухому. За березовой рощей устроенная дорога не обрывалась, она вела к сторожке, огибала ее и шла далее.

Сколько же камня потребовалось на такую устроенность? – молвил Черпак. Еще он хотел порассуждать о сроках строительства, о количестве строителей, но подошли к избушке, им велели заходить вовнутрь.

Навстречу вышел старик, враждебности в его движениях не усматривалась. Подошел к Бутурлину, взял его ладонь в свои руки, потом уставился и попросил назвать себя. Воевода озвучил свое имя, отчество и фамилию.

– Врешь, касатик, ой, врешь, – прошамкал дед.

– Как родился Бутурлиным Дмитрием Михайловичем, так состарюсь и помру им, – ответил воевода.

– Откель двигаешь? – снова прозвучал вопрос.

– Из Сурайского княжества, точнее из города Сурайска.

– Опять врешь, – почти прошептал дед, – идешь ты из Нагорья.

– Откуда? Да я ни одного раза в Нагорье глаз не казал, ногой своей не ступал туда.

– Чем по жизни занят? – был очередной вопрос.

– Воеводой служу в том же Сурайске, – ответил воевода, мысленно подбирая слова для опровержения дедова бреда.

– Слышь, Андрон, ентот не врет, ручаюсь. Давай другого, – сказал старик и оттолкнул воеводу в сторону.

Через странную процедуру с ладонью в руках и глаза в глаза прошел Черпак. Его тоже признали честным. Андрон пригласил сесть на лавку и начал интересоваться причинами появления у них.

– Князь наш Досифей Александрович исчез, почитай уже месяц прошел. Везде искали. Пришла очередь заглянуть к вам.

– Думаешь мы его украли? Зачем он нам нужон?

– Мы так не думаем. Думаем сам убег. Может в гости к вашему князю пошел, да загостился. Вертать мы его не мыслим, токмо убедиться, что жив – здоров.

– Как же я тебе докажу, ведь моих слов не достанет?

– Хочу с вашим воеводой перемолвиться.

– Таковое возможно, он у нас мужик добрый и слов на ветер не бросает.

Андрон вышел наружу, что-то крикнул, вернулся и сел на лавку. Вошел малец годов десяти, послушал, что ему нашептал Андрон на ухо и убежал.

– Ну вот, а мы с вами кваску попьем, – из-за занавески хозяин вынес четыре чеклажки и жбан. Наполнил их и сразу засыпал вопросами о жизни в Сурайске.

То ли ему действительно было интересно, то ли обязанности свои исполнял. Бутурлин поведал о Жилицах, считавшимися княжьим местом, запретным для посещения простым людом, похвалился базаром с привезенными из разных краев товарами, об урожае жита и репы, упомянул про стада коров, овец, лошадиные табуны.

– Не все так весело, – продолжал Бутурлин, – литовы считают себя хозяевами и требуют все больше платежей в виде того, что исходит от труда людей наших. Князь похоже чувствует перебор, но изменить ничего не в состоянии. Боится литовы, и боится не зря.

Куда бы вышел разговор, но к дому подкатила повозка совершенно невиданной конструкции. Передние колеса маленькие, задние большие, над сиденьями навес, натянутый на каркас. Парой лошадей управляли два парня в одинаковых одеждах. Длинные кафтаны серого цвета, подпоясанные красным кушаком, на голове фетровые шляпы, сбоку у каждого по кинжалу в ножнах.

То, что ехали целую версту по гладкой, чистой, укатанной дороге, Бутурлин мог ручаться. Глазомер его никогда не обманывал. С такими дорогами распутица не страшна. Повозка въехала в распахнутые ворота и остановилась у каменного строения в один уровень под красной черепичной крышей. Бутурлин оценил дороговизну приказной избы, но до конца сомневался в правильности собственной догадки. Принял их юркий мужичок, по возрасту близкий к самому Бутурлину. Насколько оказалось искренним его дружелюбие, оценить сходу было затруднительно. В ответ Дмитрий Михайлович тоже начал улыбаться и проявлять готовность пожать руку своей ровне из соседнего княжества.

– Дмитрий Иванович, – назвал себя местный воевода.

– А я Дмитрий Михайлович, – с удовольствием ответил Бутурлин.

– Давно хотел свести с вами знакомство, да все повода не находил. Но Господь услышал мои чаяния и сам сподобил тебя прийти в наше царство.

– Во истину царство! Одна дорога будто из сказки. Терем каменный дорогого стоит. Видать и люди у вас живут и здравствуют.

– Все благодаря стараниям нашего князя Неревского. Нашел золотую жилу, сумел сохранить тайну и не ожадел после того.

– В чем же тайна та? – удивился Бутурлин потому, как был уверен, что северный сосед на восходе пьяница и распутник, охочий до чужого добра.

– Больно ты скор, Дмитрий Михайлович. Не успел приехать, а уже тайну ему подавай, – хозяин не скрывал своего шутливого тона, – ты лучше про свою землю поведай. То, что князь Сурайский пропал плохо. Но жизнь на том не заканчивается.

– Живем, как и все, работаем по мере сил, а литовы жируют на наших трудах. Коснись чего ни защиты от них, ни помощи. Вот года два-три тому повадились татары набеги устраивать. Полный разор приносили, в полон уводили. Поднял я свою дружину, зачислил в отряд простых жителей Сурайска и дали отпор, а литовы даже глазом не моргнули.

– В дом к Досифею вхож или не допускают?

– В дом мне хода нет. А в город князь приезжает всегда всем семейством. Жена, двое детей, брат его младший.

– А что жена, жива, здорова?

– Чего ты, Дмитрий Иванович, ею интересуешься, вроде нет особых причин для прямого интереса?

– Не угадал, Архелая сестра моя родная.

– Ежели кто хотел меня удивить, то сильнее повода не сыскал бы. Да как, да откуда?

– Сперва ответь на мой вопрос, – вежливо молвил Дмитрий Иванович.

– Честно скажу, нет про меж них любви, и похоже никогда не было. Он сам по себе, хотя по жонкиной части не ходок. Она занята своими делами и не тяготеет к нему единением.

– Молодец, не побоялся сказать так, как оно обстоит. Редко встретишь людей с такой смелостью. Тогда я тебе тоже честно скажу, что я и есть князь Неревский Дмитрий Иванович.

– Вот так поворот. Как же так? А я с вами по-простому.

– Ничего не имею против. Сам нисколько не лукавил, когда молвил о желании свести с тобой знакомство. В Сурайском княжестве одна моя сестра живет, а в Нагорье другая – Марфа.

– Понимаю, что ранее все три княжества являли между собой одно целое.

– Корни моего рода уходят в далекое прошлое, но повествовывать могу только от своего деда – Неревского Игната Петровича. Он был русским князем, имел вотчину в землях Псковских. Что было до него, того не ведаю. Тевтонские рыцари разорили местность, убили всю семью деда, только он один и спасся, бежал в Новгород и там начал жизнь с самого начала. Женился на дочери новгородского тысяцкого. Жили скромно, но в достатке. Батюшка мой, Иван Игнатьевич, оказался третьим из других детей сестры и брата. Стал он ратником, ходил в походы, бился в сражениях, имел ранения. Приспело биться ему с тевтонами на стороне поляков и литовы. Своих сил у тех было мало, и на Грюнвальдскую битву в 1410 году от Рождества Христова вышли полки смоленские, оршанские, мстиславские, новгородские. Сила собралась великая, но тевтоны тоже не дремали, собрали равное количество рыцарей, простых воинов, обозников. Вышло так, что накануне сражения мой батюшка с небольшим отрядом пробрался в стан к тевтонам. Подловили отошедшего в кусты рыцаря и оттащили его в сторону. Там допросили как следует и получили важные сведения. Рыцаря того звали Никкель фон Ренис. Он служил знаменосцем. Батюшка наказал ему трубить отбой в самый жаркий момент сражения. По-другому пригрозил сообщить о его предательстве.

– Какой мощный заход, ведь додуматься надобно.

– Самое интересное, что сработало. Но битву выиграли не только по тому, все бились геройски, и тевтоны потеряли убитыми четырнадцать тысяч. Примерно столько же взяли в плен. Домой вернулось из их войска только полторы тысячи воинов. Была одержана великая победа. Князь Литвы Витовт при согласовании с Ягайло подарили батюшке земли вдоль реки Бежи с двумя городами: Сурайск и Нагорье.

– Вот так выворот, представить не могу. Как же разделение прошло? Ведь сейчас никаких сношений между княжествами не существует. Похоже и ненависть имеет место?

– Послушай объяснение всего. Батюшка подаренные земли держал про запас. Ждал, когда две дочери и сын подрастут. И вот тогда разделил подаренные земли на три части. Никакого выбора никто не делал. Архелае достался Сурайск, Марфе Нагорье, а мне просто три деревни.

– Понятно, что женкам становление хозяйства не осилить.

– Первыми такое поняли литовы, точнее, когда престол занял Казимир. Они быстро подогнали двух женихов, невесть откуда взявшихся. Оба как бы княжьего звания, а там поди, определи. Только один сразу взял фамилию по названию города. Другой сразу схоронился и Марфе запретил любое общение.

– Так понимаю, что наш князь никак сюда не поедет, – молвил Бутурлин, – а вот помочь тебе во встрече с Архелаей в состоянии.

– Не все так просто. Мне известно, что Досифей шагу шагнуть не может без своего приказчика.

– Приказчика зовут Феофан, – уточнил Бутурлин, – что опасного в вашей встрече с сестрой?

– Посему Феофан имеет тайную миссию. В том весь смысл в его появлении в Жилицах. Ведь сестра настоящая владелица земли и Сурайска. Еще, смею сделать догадку, что исчезновение Досифея связано именно с присутствием Феофана.

– Когда князь пропал, Феофан приехал из Жилиц прямо ко мне. Ему князь указал на покупку жене подарка. Мы съездили с Феофаном на базар и узнали, что там князь не появлялся. Потом волей случая нашли одежду и обушку князя на берегу Бежи, – ответствовал Бутурлин.

– Что же такое надобно сотворить, чтобы заставить Досифея себя жизни лишить.

– С ним был еще конюх.

– Тем более ищи князя среди живых.

– Все обыскал, ума не приложу, куда он мог схорониться. Теперь уверился, что к Оболенскому он тоже не пойдет.

– Надобно отметить, что Досифей, видать, сильно чего-то напугался. И правильнее всего будет подождать. Литовы точно себя проявят. Похоже для них отсутствие Досифея рушит неведомые нам планы.

– Как же мне передать, коли что-нибудь сдвинется? Сам сюда не наезжу и помощник мой тоже на виду.

– Я к тебе время от времени буду курьера посылать. Как увидишь на пальце, вот такой перстень, значит человек от меня пришел, еще привет передаст.

– Что же тогда поедем назад.

– Куда в такую погоду, да на ночь глядя. Тут переночуете, а с рассветом двинетесь, по течению в момент дойдете. Близкие даже испугаться не успеют.

Стол накрыли в другой хоромине, длинной с высокими потолком. За столом сам Неревский, Бутурлин, Черпак и Андрон. Прислуживали две девки в светлых сарафанах и цветных платках. На столе жаренные перепела; куски постной свинины, запеченные в тесте; рыба соленая и отварная; пироги с яблоками, гречневой кашей, зайчатиной; квашенная капуста и грузди. На столе стояли графины с узкими горловинами и бокалы необычной формы, прозрачные из стекла с выщербленным орнаментом.

– Надобно выпить за знакомство, – сказал князь и наполнил бокалы.

Бутурлин подумал, что налито вино, но напиток обжег горло и холодной струей побежал вниз. Ничего подобного воевода никогда в жизни не пробовал.

– Что за чудесных напиток такой? – спросил Бутурлин.

– Есть та самая тайна, о которой сказал в самом начале, – молвил Дмитрий Иванович, – в нашей местности хорошо растут и зреют яблоки. Попробовал выжимать сок, потом сбраживать, получалось яблочное вино.

– На вино не похоже, – молвил Черпак.

– Верно. Давным-давно приютил я беглого галла. Он надоумил меня вино перегонять.

– На перегонку тоже не похоже, перегонка вонючая, – не унимался Черпак.

– Тот же галл велел разлить перегонку в дубовые бочки и держать в них три года. Так стали каждый год заполнять по нескольку бочек. Сбыт оказался рядом, у соседа поляка, знатный купчина. Товары возит в порты Каливани. Бочки быстро стали золотыми, королевские дворы высокий интерес проявили. По сговору с соседом, в том еще одна моя тайна, я вроде как в стороне. Мое дело доставить ему по осени восемь бочек напитка. Для удобства доставки построили плотину, и Бежа налила нам целое озеро. Так на плотах товар и отвожу.

– Как сей нектар зовется? – спросил Бутурлин.

– Сосед поведал, что там у королей зовут его «кальвадос». А по мне хоть вода болотная. Закладка и торговля хлопот много не доставляют. Заработанное пускал на устройство жизни в княжестве. Народ сильно не трогаю, сам себя кормит, одевает, обувает. Вмешиваюсь только в споры, нахожу правых, наказываю виноватых.