Текст книги "Мышка Йоле. Книга вторая"

– Йолечка, я так рад тебя слышать. Ты ни в чём не виновата. Я уже всё понял и сделал выводы. Придурком оказался снова я. Цветочек мой, я очень скучаю. Скоро, очень скоро снова будем вместе. Я люблю тебя, люблю как никто и никогда не любил на Земле.

– Я к тебе хочу. Где ты?

– В другой стране, послезавтра увидимся. Йолька, сутки продержись, и я попробую. А потом я тебя обниму, поцелую и ты забудешь обо всём, обещаю. Мне невыносимо плохо без тебя.

– Ну, поняла теперь? – Кирилл отключил телефон, спрятал в карман.

– Ланской, ты снова снял меня с крыши. Сможешь простить мою глупость, мою грубость? – Йоле виновато посмотрела на него.

– Нечего прощать. Мы все сталкиваемся с проблемами, которые большей частью сами же себе и создаём. А ты в таких вещах вообще непревзойдённая мастерица, как армянский комсомол! И для чего ещё нужны друзья, как не для того, чтобы «снимать с крыши»? Эх, ты, Мышка-малышка-глупышка!

– Кира, спасибо.

Уже в своей комнате, немного примирившись с собой, Ленка достала обручальное кольцо из шкатулки и надела на палец.

Глава 9

Je weniger die Leute davon wissen, wie wurste und Gesetze gemacht werden, des to besser schlafen sie.

Otto von Bismarck

Чем меньше люди знают о том, как делаются колбасы и законы, тем лучше они спят.

Отто фон Бисмарк

Вечером двадцать девятого декабря Йоле решила устроить допрос управляющему, прихватив с собой майора в качестве силовой и моральной поддержки. Альберт же вообще не сопротивлялся, а очень охотно с огромным вдохновением и каким-то благоговением ответил на интересующие вопросы. А дело было в том, что она, уже ожившая, решилась на более углублённое изучение истории рода фон Вельден. Конечно, за один вечер это сделать невозможно, но всё-таки нужно проявить уважение к предкам Эрнста.

Альберт даже показал древнейший фолиант, хранящийся как самая драгоценная реликвия рода – генеалогическую книгу. Очень толстую книгу, написанную на пергаменте из телячьей кожи и пишущуюся от руки готическим латинским шрифтом какими-то особыми чернилами. Обложка фолианта изготовлена из бесценного чёрного дерева, золота и драгоценных камней в пятнадцатом веке. Книга представляла собой поистине огромную историческую ценность, не говоря о материальной. Первая запись датировалась одна тысяча сто пятьдесят восьмым годом. Начало летописи благородного рода рыцарей и учёных. Правда, взять её в руки и почитать Альберт не разрешил, для этого нужны особые условия. Вообще, фолиант хранился в специальном хранилище-саркофаге с оптимальными соотношениями влажности и газового состава воздуха, в банке рода в Цюрихе и должен на днях туда вернуться. Сейчас он находился в специальном стеклянном контейнере, так сказать, в транспортировочном варианте хранилища. Его доставили в замок в день венчания для новой записи и подписи под этим доверенного лица Папы Римского и в тот же день отправили обратно. Но фолиант вновь доставили к их приезду в замок по просьбе Эрнста, так как он хотел показать его Йоле после путешествия, но не получилось. Управляющий принёс копию книги, хранящуюся уже в замке, куда уже вписали и её имя с именами ближайших родственников. Копию решили сделать почти триста лет назад, на всякий случай и на немецком языке. Имелся и электронный вариант, вернее, фотографический в электронном виде.

Альберт пояснил, что каждому новому члену семьи отводится целый лист и в данный момент изучением генеалогии Йоле занимается один из юристов корпорации. Как только будут добыты все возможные сведения, то всё появится и в фолианте, и в копиях. Ланскому кто-то позвонил, и он, извинившись, вышел. Йоле воспользовалась его отсутствием и спросила Альберта:

– Эрик говорил, что у него не осталось вообще никого из родственников. Мне сложно это представить. Ведь самому роду столько веков. Как могло так случиться, что остался всего один Вельден?

– Не совсем так. Он не один. Есть дальние родственники, которых Эрнст не видел и, возможно, не знает об их существовании, они носят другие фамилии. Просто на первоочередное наследование имеют право только члены рода, максимально близкие к стволу генеалогического древа, и дети, рождённые в благословлённом Ватиканом браке. На данный момент Эрик является единственным полноправным наследником. Фрау Йоле, простите, но это всё, что я могу вам сказать. Существуют некие границы, за которые заходить скромному управляющему имением не стоит.

– Извините, Альберт. Я не хотела поставить вас в неловкое положение. – Ленка помолчала минутку, собираясь с решимостью. – Скажите, а о моей матери что-нибудь стало известно? Я её не видела с полутора лет и совсем не помню. Никаких сведений, фотографий у меня нет. Ничего не знаю, кроме имени. Отец не хотел о ней разговаривать. Я даже не знаю, жива ли она. А может быть, у меня ещё родственники есть?

– К сожалению, я не имею доступа к информации, пока она не появится в копии фолианта. Простите, моя дорогая госпожа Йоле, но пока не могу вам помочь и в этом вопросе. Однако вскоре вы сами сможете прочесть то, что удастся найти. – Альберт вздохнул и начал рассказ о далёких событиях.

То, что род баронов шёл от тамплиеров и госпитальеров и исповедовал католическую веру, Йоле уже знала. Не знала, что родословная ведётся со времён зарождения рыцарства. Знала, что в тени в смутные и тяжёлые времена члены семьи никогда не отсиживались, иначе откуда же столько военных реликвий и наград, выставленных в специальных витринах в зале памяти замка. Но дальнейшее повествование слушала впервые.

Запись истории началась с дворцового лекаря Гийома Вельде, служившего при дворе правящего тогда короля Франции Людовика VII Молодого из династии Капетингов. Что подвигло скромного лекаря на начало летописи, неизвестно. Но начал писать её он уже в преклонном возрасте, имея сыновей-рыцарей и внуков. Потом шла череда событий, приведшая потомков Гийома в рыцарство ордена тамплиеров. И объединение путём заключения брака с девой из семьи госпитальеров. Все предки Эрнста, впрочем, как и он сам, отличались неукротимостью в любом своём начинании, верности слову и огромной слабостью к прекрасному полу. Но что замечательно, за всю историю не было зафиксировано ни одного развода. Мужчины заключали браки уже в зрелом возрасте, достаточно нагулявшись. И тут Эрик не был исключением.

Фамилия немного видоизменилась на германский манер. Оказалось, что не все рыцари были обязаны давать обет безбрачия. Два ордена не очень ладили друг с другом, хотя и были созданы для защиты паломников к святым местам в Святой земле. Альберт не стал углубляться в причины, они и так понятны из исторических сведений, полученных на уроках истории в школе. Предки Эрнста оторвались от Парижского ордена тамплиеров задолго до начала репрессий Филиппом IV, королём Франции. Обосновались в Германии, вернее, в Шварцвальде, а в тринадцатом веке перебрались в герцогство, называемое сейчас городом Вена, столицей государства Австрия, и заложили первый камень часовни. Бароны фон Вельден, два брата – Отто и Антуан, отличились при осаде Вены Османской империей в одна тысяча пятьсот двадцать девятом году, защищая город и герцогство мечом в качестве рыцарей и разворачивая госпитали для раненых, оказывая им помощь, обеспечивая едой беженцев. После осады и победы барон Отто фон Вельден получил дополнительные земли вокруг уже отстроенного замка, который и по сей день в превосходном состоянии. Границы баронского владения закрепили за родом в вечное пользование, скрепив документом, хранящимся в архивах Ватикана и поныне. А Антуан посвятил свою жизнь Мальтийскому ордену, дав обет безбрачия и обосновавшись в Ватикане, когда уже не мог разить врагов христианской веры мечом, потому что потерял в бою правую руку. До настоящего момента практически все мужчины основных ветвей рода были членами Мальтийского ордена, но не все принимали целибат.

Замок и поместье многократно подвергались нападениям, осадам, обстрелам. Очень уж лакомый кусок! Но ни разу за всю историю он не был захвачен врагами даже на краткое время. Очень сильно пострадали древние стены во время Второй мировой войны, однако выстояли, не обрушились.

Основными занятиями рода были наука, медицина, организация госпиталей, гуманитарная помощь и банковское дело. Ни один из членов семьи, получивший право на наследование, не занимался политикой. И это не было предусмотрено уставом, а просто так получалось. Не может настоящая помощь страждущим, больным сочетаться с политическими играми, если эта помощь оказывается по зову сердца, а не в виде заигрывания с электоратом. Именно поэтому Эрнст, как и его отец, и все остальные наследователи состояния, отказывался от предлагаемых должностей на руководящих постах во многих заинтересованных государствах. Они все жили в своём собственном государстве, именуемом ныне «Корпорация фон Вельден». На силовые приёмы убеждения уповать не имело смысла, так как слишком много тогда теряла сторона давления, плюс ко всему это было бесполезно. В законах корпорации всё предусмотрено, до малейших нюансов.

В тонкости структур корпорации Альберт не стал посвящать, заверив, что лучше Эрнста этого никто объяснить не сможет. Всё управление сосредоточено на нём и ему решать, во что посвящать. Но есть ещё и совет Мальтийского ордена, который может остановить и даже отстранить от дел владельца, если тот будет нарушать законы. Добавил, что даже во времена боевой шальной молодости за Эриком присматривали. Не вмешивались, но при реальной угрозе жизни должны были спасать всеми силами, так как он был единственным наследником. Лишь однажды барону удалось ускользнуть от наблюдения по независящим от него причинам. Просто был захвачен в плен, но когда обнаружили его местонахождение, то направили по следу верного друга майора Ланского. Альберт попросил Йоле дать слово, что она не проболтается. Пояснил лишь, что Эрик и Кирилл этого не знают и не должны узнать. Ей же управляющий сказал только потому, что не смог удержаться. Просто занесло. Йоле сделала вид, что поверила. Чепуха! Альберт не из болтунов и никогда не делает ничего просто потому, что «занесло», но если так считает нужным, то пусть так и будет.

Ещё сказал, что мог бы рассказать о полномочиях совета, но сам не очень понимает, не его это уровень. Добавил, что только за последний год Эрнст получил несколько предложений из разных стран на занятие поста министра здравоохранения, министра финансов и тому подобное. Йоле слушала, открыв рот, иногда изумлённо и немного испуганно озираясь на реликвии в стеклянных витринах. Похоже, что она ещё долго будет переваривать полученную информацию, и не факт, что сможет постичь хоть часть.

– Погодите, Альберт, а вы ничего не перепутали? Вы сейчас вообще об Эрике говорили или обо всей семье?

– Что вы, госпожа Йоле, конечно, об Эрнсте. Такие же яркие представители рода были Фридрих фон Вельден, живший во времена двух мировых войн, Отто и Антуан фон Вельден, Хьюго фон Вельден, которому и была пожалована баронская корона в тысяча двести пятом году. Фридриху, деду Эрнста, пришлось непросто, отстаивая позицию нейтралитета корпорации и оказывая помощь Красному Кресту всех воюющих и потерпевших сторон, но он с честью справился с задачей. Даже Генрих, отец Эрнста, очень много сделавший для укрепления корпорации, отошёл на второй план, в тень сына.

– Охренеть! Простите. – Только и смогла выдать Йоле. – Я уже сожалею о том, что захотела узнать. Господи, что же теперь со всем этим знанием делать?

– Дорогая госпожа Йоле, вы уже многое сделали, хотя, думаю, ещё больше впереди. Основные свершения Эрнст сделал за последние восемь лет, полагаю, под вашим влиянием.

– Чепуха! Мы тогда не были вместе.

– Нет, не чепуха. За это время он очень изменился, я ведь знаю его с детства. Вся его юность прошла на моих глазах. Конечно, без стержня, влияния отца и истории рода, воспитании на почтении к законам, базиса, на котором находится видимая делами надстройка, не получилась бы настолько эффективной. Но ваше влияние не заметить невозможно. Что-то я в философию ударился, сел на любимого конька.

– А если среди моих предков отыщутся не слишком достойные личности или вообще преступники?

– Разве это имеет значение? В древе фон Вельден тоже есть червоточины, например Эдгар. Родной брат Генриха. Могу ещё привести примеры, только стоит ли? Скажите, Йоле, чего вы больше боитесь – знания или неведения?

– Сразу так и не скажешь. Вероятно, неведение хуже в данной ситуации.

– Тогда могу сказать, что вы смелый человек. Бывает очень страшно решиться открыть завесу.

– Альберт, у вас гуманитарное образование?

– Да, фрау Йоле. Я закончил философский факультет в Кембридже со степенью магистра по античной философии. Но, прошу простить меня, нужно заняться текущими делами. – Альберт откланялся и испарился. А вместо него в дверях появился чем-то очень довольный Ланской.

– Кира, я в ужасе и в панике, и в смятении!

– Почему? Что такого тут тебе без меня поведал этот милый сынишка нашего добрейшего Карла Теодоровича? За что его прикажешь срочно расстрелять?

– Я столько всего узнала и теперь не знаю, что с этим всем делать! А если я действительно так и не смогу? Господи, зачем я только полезла с этими расспросами?!

– Замолчи! Успокойся! – Ланской явно начинал терять терпение. – Всё ты сможешь! А ты сейчас вообще о чём?

– Ты знал, что Эрик отказывался от постов в правительствах? Ты знал об истории его рода? Ты знал об его такой влиятельности и значимости? Знал, что он рыцарь Мальтийского ордена, как и все предки? Почему я ничего не знала? Как быть теперь со всем этим? С ума сойти можно! Я – серая мышь из подпола, и ОН! Кошмар! Я предполагала, Карл немножко рассказывал, но…

– Значит так! Ты за кого выходила замуж? За реального Эрика или вот того из рассказа Альберта?

– За Эрика. Но я ничего этого не знала! У меня сейчас голова лопнет от этого всего!

– И что изменилось?

– Просто страшновато как-то! А если вспомнить всё, что я натворила за последнее время, то вообще!

– Я воевал бок о бок с ним, делил глоток воды в пустыне, бил по морде и сам получал от Эрика. Моего лучшего друга. Ничего не изменилось. Понимаешь? Он нас с тобой поубивает, если будем обращаться с ним, как с вот тем типом из телячьей книжки.

– Ага, поняла. Но всё равно – охренеть!

– Неужели после того, что ты узнала, стала меньше его любить?

– Нет, конечно. Кира, а давай сделаем вид, что я по-прежнему ничего не знаю?

– Зачем? Не надо Вельдена обижать обманом и особым отношением, он этого не заслуживает. Он просто продолжает дело своего великого рода, кстати, очень достойно. А мы с тобой, с Валеркой ему просто скромно помогаем. Но в летопись рода наши имена уже внесены, как ближайших соратников, сам видел. Это круто!

– А как же королева Англии посвятила его в рыцари, если он уже им был?

– Нет, он потом уже в орден вступил, после гибели родителей, когда права наследования принимал.

– И я такого человека столько раз могла погубить!

– Глупая, ты его таким сделала. Ну, или помогла таким стать. Дала пинок в правильном направлении. Короче, не заморачивайся.

– Кира, я завтра точно его увижу? Он приедет?

– Обещал – значит, так и будет.

На следующее утро, напоив Йоле соком со снотворным, Кирилл вывез её из поместья и доставил на борт Эрикова самолёта. Дозу снотворного рассчитал Киото, очень точно. Похищенная из древнего замка баронесса не проснулась, когда её передали мужу.

Глава 10

True love is rare, and it’s only thing that gives life real meaning.

Nicolas Sparks

Истинная любовь встречается редко, и только она придаёт жизни подлинный смысл.

Николас Спаркс

Разбудил чей-то заразительный хохот и громкая русская речь. Открыла глаза и вообще не поняла, где находится. В полумраке разглядела деревянные бревенчатые стены, наряженную немного кособокую ёлку в углу со звездой на макушке. Она лежала под меховым одеялом в свитере и джинсах, в которых утром была в Вене. В комнате было довольно прохладно. За окном мигали разноцветные фонарики и смеялись люди.

– Интересно, это явь или я уже в дурке? – спросила она себя, больно ущипнув за руку и убедившись, что не спит. Выбралась из-под одеяла, натянула стоявшие на полу ботинки. Куртка висела у двери на гвоздике. На таком до слёз родном русском гвоздике! Слегка согнутом, слегка ржавом. У неё захватило дух, и, забыв о куртке, Йоле вылетела на улицу. Снег по колено, хороший мороз и высокие с красными ровными, как стрела стволами сосны. А ещё поняла, что в горах и это родные горы, Кавказские! Лёгкие закололо от глубокого вдоха. В двадцати метрах на площадке пылал, выбрасывая искры в вечернее небо, большущий костёр, а вокруг него сидели люди, разговаривали и смеялись. Йоле узнала голоса и заплакала, опустившись в снег на колени. Неужели это на самом деле? Как же ей их не хватало! Такие родные и любимые!

Миа первая её заметила и побежала навстречу. Йоле подняли на ноги, тискали и обнимали, расспрашивали и целовали, нещадно трясли. А она только счастливо улыбалась сквозь слёзы. Спас, как и раньше, Эрик, выхватив из объятий друзей и спрятав под свою куртку:

– С возвращением в этот мир, Мышонок!

Ланской хитро улыбался, продолжая сидеть на бревне у костра.

Решили отметить воссоединение всеобщей помывкой в имеющейся здесь бане. Мальчики направо, девочки налево. Йоле наслаждалась каждой секундой, всё ещё не веря в реальность происходящего. Лизка же отводила душу за свои зверски убиенные нервные клетки, ожесточённо хлестая подругу берёзовым веником, а та только улыбалась и блаженно потягивалась.

– Вот ты всё-таки ненормальная! Мужа до ранних седин довела, себя чуть не угробила, Кирилла и моего Валерика кондрашка чуть не хватила! Чего ты бесишься, аристократка недоделанная! Всё же есть, даже с избытком, а ты никак не успокоишься! Все вокруг скачут, счастье твоё устраивают! Муж на руках носит и расстраивается, что ты ничего не хочешь – ни бриллиантов, ни звёзд с небес! Ленка, ты точно чокнутая на всю голову!

– Лизка, угомонись, во всей твоей речи главное, что «не» и «чуть»! – прикрикнула на неё Миа.

– Нет, девочки, я и вправду ненормальная. Но вы уже плесенью от скуки без меня покрылись, да и я без вас. Давайте я теперь веничками поработаю, приласкаю дорогих подруг. Как я вас люблю, девчонки мои родные!

– Лен, тебя что там, вообще не кормили? Куда Вельден смотрел? Выглядишь круче анорексичных фотомоделей!

– Не поверите, кормили, и неплохо, но есть не хотелось. Воздух у них не тот, аппетит не вызывает. – Йоле рассмеялась и плеснула травяным настоем на раскалённые камни. – Девчонки, как же мне вас не хватало! Вы настоящие, понимаете?

– А то!

– Лиза, а как же ваши дочки? Или мы завтра отсюда уедем? Ведь Новый год – это же семейный праздник? – Уже виновато спросила подругу Ленка.

– Девчонки с нашими родителями к Эле уехали. Помнишь мою сестрёнку?

– Конечно. А Эле и Максу удалось тех мальчиков усыновить?

– Они уже полгода как вместе. Мои девчонки их обожают, так что не переживай, сейчас им веселее, чем дома. И нам с Валеркой отдохнуть нужно. Он совсем устал начальником быть. Как только Вельден со всем этим справляется, да ещё и с тобой?! – Лизка расхохоталась. – Поистине железный мужик!

– Ну, со мной-то, похоже, не очень справляется.

– С тобой только армейский ремень может управиться!

Основательно разогревшись, выскочили из парилки в холодный бассейн. Визгу было хоть отбавляй! Удовольствия ещё больше. Потом вернулись обратно. Миа, задержавшись немного, подслушала, что мужики решили их напугать. Накинув простынь в тапочках, выскочила на улицу и принесла ведёрко снегу. Еле успела, как в их парилку ворвались в одних полотенцах на бёдрах с разрисованными губной помадой и сажей физиономиями четверо пугальщиков. Хорошо, что снег не успел растаять. Отпор дали знатный! Киото даже шайкой по заднице отхватил, перепутав без очков свою жену с Королёвской. Ирочка, медсестра из травматологии, напоследок выплеснула на агрессоров остатки ледяной воды с комочками снега. Визг получился обалдеть на каких высоких нотах! Но мужчины отчаянно сопротивлялись попыткам вытолкать их. В итоге все оказались в бассейне. Грелись уже вместе за горячим чаем, грогом и пенным пивом с воблой.

Кирилл вовсю очаровывал Ирочку, изредка грустно поглядывая на Йоле. А она разрумянилась, хохотала со всеми и не отпускала руку мужа. Трудно поверить, что неделю назад была безразличной и почти бестелесной тенью. Конечно, похудела конкретно, но жива и в адеквате! Эрик же не сводил с неё влюблённых глаз, целуя то шею, то плечо, то руки. Смотреть на них было одно удовольствие теперь.

Разошлись ближе к полуночи. Забравшись под меховое одеяло, Йоле прижалась к Эрику. Поднесла его руку к губам и долго не отпускала.

– Сможешь простить меня, Солнышко?

– Родной мой, это я должна вымаливать прощения, а не ты. Я так зациклилась на себе, что не видела, в кого превратила тебя. Огромное спасибо Кире, что глаза мне открыл. Я очень виновата перед тобой, он же тебе всё рассказал?

– Что всё?

– Эрик, я не смогла, а Кира прав. Ты имеешь право знать и должен был услышать от меня. У меня был выкидыш, на шестой неделе… Я не должна была скрывать. Это ведь и твой ребёнок был, не только мой. Просто сначала я не была уверена, а потом это случилось.

– Я знаю. И не от Ланского. Мне сообщили, как только это произошло. Я пытался с тобой поговорить, но ты не захотела. Думал, что успокоишься, и опять ошибся, нельзя было отступать и оставлять наедине с болью в чужой для тебя стране. У нас ещё всё впереди, я уверен.

– Прости меня, я такая эгоистичная дура!

– Снова оказались оба неправы. Йоль, у нас всё будет хорошо. Пожалуйста, не скрывай от меня ничего. Я тоже обещаю честно отвечать на все интересующие тебя вопросы.

– А прямо сейчас можно начать не скрывать? – Йоле приподнялась и виновато посмотрела Эрику в глаза. – Возможно, снова поведу себя, как эгоистка. Я знаю, насколько ты любишь свой родной город и страну, замок. Они чудесны, это правда. Через некоторое время и я, наверное, смогу их полюбить. Но, пожалуйста, давай тут останемся? Хоть года на два? Или год? Как подумаю о возвращении, опять тоска накрывает. А если будет нужно, можно ведь съездить, сделать дела и вернуться обратно? Ведь ты же так раньше и делал какое-то время? А я могу здесь тебя подождать.

– Я согласен. Мне тут тоже больше нравится, чувствую себя здесь веселее и свободнее.

– Ты точно не обиделся?

– Будем туда ездить, когда захотим или по необходимости. Одну тебя теперь и на день не оставлю. Только вместе.

– Мне нужно ещё кое-что тебе рассказать. Там, в Вене, я видела тебя в «Централе» с твоими друзьями и подругами. А ты сказал, что будешь на совещании допоздна.

– Ты следила за мной?

– Ну, до такого я никогда не опущусь. Вышло случайно.

– Почему же не подошла? – Эрик непонятно чему улыбался, но не весело, а напряжённо.

– Почему? Потому что ты напугал меня на лестнице в южной башне. Потому что ты меня обманул, потому что обиделась, потому что была не одна.

– Не понял? С кем?

– Познакомилась с парнем на площади. Русский студент, Никита. Гуляли по ботаническому саду, потом зашли выпить кофе, а там ты в компании этой противной Миттенбах.

– И после этого началась твоя депрессия? Почему? – Вельден резко встал, прошёлся по комнате. – Или была ещё причина, о которой я только могу догадываться?

– Ты не позвонил ни разу за два дня, домой не приехал. – У Йоле перехватило дыхание. Вот и закончилась сказка, хорошо, что хоть здесь.

– Послушай, я там встречался со своими старыми друзьями, которые и являются теми экономистами, о которых я тебе говорил. Алисия де Пуатье, Александр Шмидт и Феликс Вайненг, а Агнесса – наша общая подруга. Сложные вопросы иногда проще решаются в неформальной обстановке. И я тебе звонил, но телефон был отключён. Альберт заверил, что ты дома, просто настроение у тебя паршивое. И ещё кое-что. Я тоже видел тебя, видел этого студента, видел, как он тебя целовал и как ты на это отреагировала. Слава богу, меня сумели удержать, чтобы я не убил того юнца там же. Не приезжал домой, потому что должен был сам успокоиться после этого. Боялся тебя обидеть, грубостей наговорить, как в южной башне. Был неправ, признаю.

– И я тоже. Тоже неправа.

Эрик сел на край кровати и задумался. В комнате наступила напряжённая тишина, прерываемая всхлипываниями Йоле. Не выдержав больше, она вскочила и помчалась в ванную. Холодная вода в лицо помогла немного успокоиться. Какой же она стала плаксой нервнобольной! Чуть что – сразу сопли и слёзы, противно. Тоже мне, дочь офицера! Прижала к лицу влажное прохладное полотенце. На плечо легла горячая ладонь.

– Фиалка моя, Солнышко моё, не сердись, пожалуйста, не плачь. Я многое понял за это время и смогу измениться, ты только дай мне шанс.

Обалдеть! Он во всём винит себя! Этого только не хватало! Но, возможно, это и к лучшему. Папа всегда говорил, что в каждой женской слезинке виноват только мужчина. Йоле положила полотенце на сушилку, повернулась и подняла голову. В шоколадных глазах мужа не было и тени лукавства.

– Я тебя очень люблю, и никто другой мне не нужен. Я должна была сейчас всё рассказать, раз уж решили жить без тайн.

– Умница. Первый шаг сделан успешно. Можно идти спать. – Эрик улыбнулся и, подняв её на руки, понёс в комнату.

– Есть ещё одно, о чём ты должен знать.

– Йоль, у меня точно инфаркт будет. Может, хватит на сегодня?

– На чердаке я нашла дневник твоей мамы. Он там же и остался. Я не читала, только первую станицу просмотрела.

– У мамы был дневник? Я не знал об этом. А почему не прочла?

– На это имеешь право только ты.

– Я не смогу пока. Понимаешь, для меня родители, а особенно мама, были так же дороги, как и для тебя отец. Я только принял то, что их больше нет. Мы положим дневник в сейф, а потом, может быть, прочтём вместе. Нужно завтра позвонить Альберту. И давай больше не будем о неприятном. Мы вернулись, чтобы жить. А теперь закрывай глазки и баиньки. Доктор велит не шалить пока, хоть и очень хочется. Я буду держаться из последних сил, пока ты хоть чуть не окрепнешь. – Он крепче обнял жену. – Мне очень нужно развеяться, сбросить негатив и поэтому мы с коллегами с утра смотаемся на охоту, а к вам Вахтанг подъедет. Завтра или уже сегодня Новый год.

– Не засну, пока не поцелуешь. Один разочек и я сплю. – Йоле так и не смогла заснуть. Опять наползли неприятные мысли, но здесь и сейчас их легче отгонять, потому что на Родине земля лечит.

Патриоткой себя она никогда не считала и была убеждена раньше, что хуже страну ещё поискать. Правительство откровенно ненавидит и презирает свой народ, народ отвечает взаимностью. Нищета, несправедливость, озлобленность, на фоне запредельной роскоши и хамства. Культ денег возведён в религию. Взяточничество и кумовство махрово процветают. Весь смысл жизни простого обывателя – выжить и хоть что-то дать детям, если решится их завести. Но теперь поняла, что лучше так, чем подчёркнутая вежливость, натянутые улыбки и сплошь однотипные вылизанные лужайки. Здесь есть чувства, далеко не всегда радостные, но равнодушия меньше. Здесь её настоящие друзья, приходящие по зову и без него, а не по приглашению заранее на листе с фамильным гербом. Только настоящий друг может в лицо сказать, что ты неправ и дать в морду, если сразу не дошло. А потом посидеть вместе и посмеяться над собой же. Здесь можно жить, не оглядываясь на других, и не притворяться тем, кем не являешься. Если ты валенок, то хоть золотом покрой – всё равно валенком и останешься. А Йоле считала себя конкретным валенком. Она улыбнулась, потянулась, повернула голову к Эрику и увидела, что он тоже не спит, а улыбается ей.

– Вернулась любимая моя девочка, Мышка моя зеленоглазая.

Йоле смутилась и спрятала лицо в одеяло:

– Нехорошо подсматривать, когда в душе копаются. Бедный ты мой. Измотала мышка льва.

– Ты можешь себе представить, что я пережил за тот месяц?

– Да. Эрик, почему так получается? Мы не можем друг без друга, а когда вместе, то глупости совершаем и страдаем?

– Потому что мы учимся быть вместе. Учимся на своих собственных ошибках, потому что любим друг друга.

– Я многое поняла, надеюсь. А главное – что не имею права тебя мучить.

– Йолька, это замечательная и крайне своевременная мысль, запомни её. Мне пора, а то пацаны без меня уйдут. – Он быстро начал одеваться.

А Йоле смотрела на него, не отрываясь, как будто видела в первый раз. Какой же он у неё большой и красивый, и вообще самый лучший на свете! Ему уже тридцать восемь будет завтра, но ни капли жира, только рельефные мускулы! Потом посмотрела на свою ногу – в бедре она, пожалуй, даже тоньше его бицепсов.

– Не скучай, мамонта не обещаю, а вот куропаток добуду и к вечеру вернусь к тебе.

Йоле улыбнулась, выбралась из постели. Подошла и крепко поцеловала, встав на цыпочки:

– Я очень люблю тебя. Спасибо, что ты есть и со мной. И без усов и бороды ты мне всё равно нравишься. Сильно смахиваешь на придурка-субординатора, в которого когда-то по уши влюбилась.

– Мышка, я могу остаться, если хочешь. Что-то меня уже не очень на охоту тянет, больше тянет с тобой под одеяло.

– Хочу, но не нужно оставаться. Иди, развейся.