Текст книги "Душа моя – Эвридика. Почти подлинная история"

НА КРАЮ СУДЬБЫ

Весь день Авгу снедало нетерпение. Ей хотелось бежать обратно, в дом Орфея, но договоренность есть договоренность – Эвридика просила дать ей время подумать, и Авга терпеливо ждала назначенного часа. По дороге к дому она набрала ягод, часть съела, часть завязала в подол хитона – для Эвридики. Вот, наконец и дом. Она вытащила ключ из-под крыльца, открыла дверь. Внутри было тихо. Очень тихо. На лежанке валялась сброшенная с полки одежда, рядом с изголовьем стояли две перемазанные в земле и траве сандалии. Нехорошее предчувствие сжало сердце девочки. На ватных ногах она спустилась в подвал. Там было пусто. Дом был пуст.

Дальше начался кошмар. Авга сама понимала полную бессмысленность своих действий, но остановиться не могла. Она металась от стены к стене, снова и снова спускаясь в подвал, и выныривая наружу через лаз. Она нарезала круги по залитому закатным солнцем саду. Кричать она не могла, мало ли кто услышит. Где она? А вдруг она ушла? Но куда и зачем? И почему с пустыми руками? Похоже, она только переоделась – и всё. Авга внимательно просмотрела одежду, что лежала на полке. Ткань плащей и хитонов была разной, были и шерстяные и льняные вещи, но плащи были темных цветов, а хитоны – все почти чистого, белого цвета, с узором на подоле. Узор везде был один и тот же. И все вещи – насколько могла судить Авга, – были на месте. И потом, если Эвридика действительно ушла «насовсем» – она должна была взять хотя бы деньги. Авга ринулась вниз. Лихорадочно, ломая пальцы, ценой невероятного усилия, ей удалось выдвинуть заветный камень из кладки. Она сунула руку в дыру, и – похолодела. Мешок был на месте. Она подцепила его пальцами за завязки, потянула наружу. Еще мгновение, и он повис у неё на руке, на вид он был совершенно такой же, как тогда, когда Авга видела его в руках Эвридики. И вряд ли, если она собралась уходить так, как ей предлагали и Авга, и Геракл, – все-таки, я права, это именно он был, я уверена, – вряд ли, она взяла бы только часть своего богатства. Уходить – так совсем, брать – так всё. Ну, может, оставила бы ей какую-нибудь заколку на память. И если собралась уходить, почему не дождалась её? Почему не попрощалась? А может быть, решила, что Авга обманывает ее? Но почему она оставила золото? Нет, здесь что-то не так. А вдруг она пошла в лес, к ручью, может быть, ей захотелось искупаться, она же сказала, что долго была в дороге. Охранники сидели обычно в стороне, к дому не подходили, и они ждали ведьму, идущую из леса к дому, поэтому вполне могли проморгать Эвридику, уходящую из дома в лес. К тому же, Авга сказала им, что Эвридика так и не появилась, поэтому, скорее всего, они и вовсе спали у костра, забыв про всё на свете. Надо идти к ручью. Может быть, что-то случилось. Сейчас светло, должны остаться какие-то следы, она же не призрак, не дух, Авга умеет читать следы, она найдет Эвридику. В любом случае, она должна сделать всё, что в её силах.

Кошель Авга засунула обратно, поставила камень на место, отдышалась, всё-таки он был очень тяжелым для неё, а потом аккуратно затерла его сухой грязью – чтобы не сильно отличался от своих собратьев. И отправилась по тропинке к ручью, зорко вглядываясь в следы на дороге. Нашла свежие, от сандалий. Женских, судя по размеру. Прибавила ходу, потом побежала, и вдруг – следы оборвались. Авга завертела головой, не в силах понять, что произошло, не улетела же Эвридика, в самом деле, как птица в небеса. Ей понадобилось несколько минут, чтобы заметить, наконец, узенькую тропку, отходившую влево от основной тропы. Она сделала по ней несколько шагов, согнувшись почти до земли, пристально вглядываясь в каждую пядь, в каждый камушек, кочку, листочек. Но здесь почва была влажной, пружинила под ногами, следы – даже если они и были – уже стерлись. Она упрямо шла вперед. «Дойду до ручья», – мелькнуло у неё. – «Раз уж пошла здесь – дойду до конца».

Тропка вывела ее на полянку на самом берегу ручья. Авга окинула её взглядом, и у неё чуть не остановилось сердце. На широкой буковой ветви висел плащ, под ним стояли женские сандалии. Что-то белело у самой воды. У Авги перехватило дыхание. Медленно, на подламывающихся ногах, она подошла поближе. Что-то белое, скомканное, не разглядеть. Ещё шаг, ещё… Сердце стучало о ребра, грозя выпрыгнуть, пальцы дрожали. Она знала, что это – и не хотела этого знать. Ещё шаг. Она присела рядом с белым комком, расправила его, до крови закусив губу. Это – хитон. Узор на подоле – как на тех, что в доме. И застежка эмалевая, с двумя голубками на ветке – точно такая же, как та, которую она приметила на плече Эвридики.

Все почернело вокруг. Авга упала, уткнувшись лицом в мягкую ткань. Она не плакала. Ей просто хотелось кого-нибудь разорвать. На мелкие кусочки. Нет – на «оченьмелкиекусочки». Эвридика ушла. Ушла туда, в воду. Ушла насовсем. Оставила одежду, обувь, деньги. Ничего не взяла с собой. Значит, она оставила это все кому-то. Она оставила это ей.

Авга медленно встала. Надо вернуться в дом. Надо забрать эти вещи и вернуться в дом. Нет. Их нельзя брать. Пусть их найдут. Пусть найдут и поймут – Эвридики больше нет. Она ушла навсегда. Тогда они не будут искать её. Если они будут думать, что она ушла – Авге попадет так, что страшно даже подумать. Убить отец её, конечно, не убьет, но сидеть она потом долго не сможет. Ведь это она оставила её здесь одну, практически без присмотра. Она не должна была бежать в село, она должна была помочь схватить её, ну или, в крайнем случае, отправить одного из пришедших за подмогой, а самой вернуться в дом и стеречь Эвридику до прихода сельчан. Надо оставить вещи и идти обратно. Скоро придут караульные, они не знают, что Эвридика уже была и ушла. Пусть так все и остается. А для отца – Эвридика в доме и сидит в подвале. Отлично.

Авга ускорила шаг. Надо успеть к назначенному времени. Если она опоздает, они пойдут в дом – искать её, и все вскроется. А ведь у неё еще есть одно, самое главное дело. Когда она его сделает – тогда можно будет сесть где-нибудь в темном, глухом уголке, или под той сосной, где зарыли Аргоса, – и плакать. Навзрыд, зажимая рот ладонями, задыхаясь и колотя пятками по земле – как было с ней в тот день, когда он умер. Надо вынуть захоронку. Вынуть и перепрятать. Они будут искать в доме, а она спрячет её в саду. Пока. До тех пор, пока они не убедятся окончательно и бесповоротно, что золота нет. Совсем. Нигде. Тогда она перепрячет её. Авга уже знала – где.

Если она успеет сделать все тихо и вовремя – к ней не будет никаких претензий. Ещё раз она погладила себя мысленно по голове – за то, что не сказала отцу, что знает, где спрятано золото. Сейчас придут караульные, и она отправится с ними искать Эвридику. И они найдут и сандалии, и платье – она уж постарается. А потом они пойдут в деревню и расскажут всем, что ведьма утопилась. Отец не слишком расстроится. Ему меньше хлопот, да и доля, которую он себе определил – сущие копейки, ни о чем. Дом, скорее всего, останется им, Авга будет и дальше жить здесь и ухаживать за садом – нельзя же разочаровывать желающих за плату взглянуть на жилище великого певца, и потом, а вдруг он всё-таки вернется? На первое время поставят караул у дома или отец переселит сюда семью старшего брата Авги, дом он не отдаст, он достанется ей. Но сначала ей достанется на орехи – за то, что не смогла сначала выпытать про захоронку, а уже потом бежать в деревню.

Она спрячет мешочек в саду. В зарослях роз за домом. Она маленькая, тощая – проберется и зароет. Там такое буйство колючек – им и в голову не придет там искать. Это на первое время. А потом она перепрячет его в отцовском винном погребе. Он знает его как свои пять пальцев, именно поэтому оно самое безопасное. И он считает, что делать тайник в самом очевидном для вора месте – самая большая глупость, которую только можно придумать. Он хитрец – его тайник на самом видном месте, только туда никто не полезет. Рядом с выгребной ямой он, на заднем дворе. Но об этом знают только он и она, Авга. А про её тайник – будет знать только она. Когда она вырастет и выйдет замуж, она заберет с собой захоронку. Или перепрячет её в доме Орфея, если они будут жить там. И когда Орфей вернется – она отдаст ему золото, и расскажет всё-всё, и про Геракла тоже, как он спас Эвридику от смерти в ручье, и о том, как эта смерть всё-таки настигла ее. Она расскажет всё, что говорила Эвридика – почему она отказалась от помощи, почему она вернулась в дом, как она хотела ждать Орфея именно здесь, где всё дышит воспоминаниями и их любовью. И как она доверилась ей, Авге. А потом тихонько ушла из дома, и умерла.

А если нет – она постарается найти певца. Он должен узнать о том, что случилось. Он должен узнать, как любила его Эвридика. Должен!

Это будет трудное путешествие. И для него понадобятся деньги. И богатый, глупый муж, которым можно будет вертеть, как захочешь. Но она не будет его обижать, она будет с ним ласкова. Ведь без него она не сможет выполнить задуманное.

А когда она встретится с Орфеем и расскажет ему всё-всё – он сложит об этом песню, и ёе будут петь по всей Греции. И тогда о ней, маленькой Авге, «сияющей», узнает сам Геракл и придет посмотреть на неё. И влюбится в неё. И она родит ему сына, похожего на него больше, чем все остальные, и даже больше чем тот, от аркадской царевны. Она не будет проситься в жены, нет, ведь она сама будет уже замужем к тому времени. Но сын от Геракла – это дар богов, она хочет сына-героя, а для этого нужно, чтобы и его отец был героем. Великим человеком. И пусть она сейчас – маленькая Авга, но у неё должна быть Большая Судьба, а для этого нужна Большая Мечта.

Уже стемнело, когда Авга вылезла из-под колючек и отряхнула ладони. Ну, всё. Дело сделано. Она вернулась через потайной лаз в подвал, поднялась наверх, переоделась, ополоснула руки и лицо. Снаружи раздался протяжный совиный крик. Караульные. Что ж, игра началась. На кону – волшебный сад Эвридики, который ждет её усердных рук, и её мечта – Большая Мечта маленькой Авги. Есть ради чего постараться.

У нее – получится. У нее всё получится.

Авга шагнула за порог. Совиный крик прозвучал ещё раз.

Что-то ворохнулось внутри. Словно кто-то сказал на ухо – не бойся, иди, я с тобой. Помогу, если что. И стало тепло – как будто огонечек внутри вспыхнул и согрел её.

И Авга спокойно пошла на зов.

ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ И ПОСЛЕДНЯЯ

Стерегла колыбель она,

Каждый шаг – как глоток до дна.

Каждый миг – как последний вскрик.

Как прибой, что твой след настиг.

И звала, помогая тебе идти,

И ждала, перекрещивая пути,

Чтобы встретиться нам с тобой

Чтоб сойтись – как тропа с тропой.

Неприкаянных нас двоих мечта

в одиночку сама себе вымечтала.

Как хотелось до звезд достать,

Как хотелось мне рядом встать,

И мечта подталкивала нечаянно,

Нашептывая: «Не робей, отчаянная!»

Чернотою лег страх на грудь,

К пустоте привел меня путь.

Там нашла я лишь сердца стук,

Только абрис простертых рук,

Сжатых, до натуги вен, в кулак.

Мне достался лишь скорби знак-

В косы вплелся лишь птичий крик,

В руку лег только солнца блик.

За мечтой я шла след в след,

Там, где тьма, где дороги нет.

Мы дошли и мой час настал —

Где ты был? Обо мне не знал?

Не предчувствовал? Опоздал?

Не сложилась судьба у мечты.

Помешали им – я и ты.

Эвридика. Из утерянного. (Апокриф)

УХОД

Вокруг неё расстилалась призрачная пустыня. Цвета были темными, звуки – глухими, очертания – зыбкими. Странные существа, сотканные из обрывков тумана, обитали здесь – одни были похожи на деревья, у которых вместо сучьев руки и ноги, другие – походили на языки пламени или струящийся водопад. И сквозь все эти струи, языки огня и листву на неё смотрели внимательные глаза. Деревья покачивались и манили её к себе, сгибая ветви, огненные вихри подлетали поближе и приветливо протягивали длинные язычки пламени, водяные струи свивались в кольца вокруг неё, и словно обнимали ласково, баюкали, шептали что-то нежное и доверчивое. Дики шла по этой пустыне все вперед и вперед, к темной линии горизонта – туда, где начиналась высоченная стена, уходившая вверх и, казалось, не имевшая ни конца, ни края. Она похожа как темный полированный мрамор, и чем выше – тем гуще становилась ее чернота. И чем ближе подходила Дики к стене, тем яснее проступал в ней призрачный лик странной девушки – бледное лицо с огромными глазами, излом длинных, прямых бровей, извилистый, не знающий улыбки рот, с ямочками в уголках. Её тонкие сильные пальцы, были подняты на уровень губ в повелительном жесте. Вот глаза повернулись к Эвридике, увидели её, сжатый рот приоткрылся. Призрачная девушка повернула руку ладонью вверх и вытянула её перед собой в жесте призыва. «Вот, наконец, и ты!» – услышала Эвридика её голос. Он был тих, но глубок и отчетлив. «Наконец-то ты идешь ко мне. Я скучаю по тебе. Я жду тебя. Давно жду. Мне так одиноко здесь. А ты медлишь. Приходи скорее». Странные существа, сделанные из тумана, закружились хороводом вокруг Эвридики, будто пытаясь отделить, увести ее прочь от таинственной незнакомки. «Я приду, – ответила Эвридика, отталкивая самых назойливых, – « ты подожди еще чуть-чуть». «Я подожду, – согласилась незнакомка, – только не задерживайся. А когда ты придешь, мы с тобой сможем наконец-то поговорить о нем!» Эвридика только хотела спросить, кто такой этот «он», как странный лик растаял, туманные существа – тоже, и она проснулась.

Шел самый темный ночной час. Эвридика откатила камень и выбралась наружу. Аромат роз ударил в ноздри. Луна светила вовсю, идти было легко. Ночь была теплой. Тропинка, которая вела к ручью, ложилась под ноги ровной лентой, она сверкала под лунными лучами, как будто её только что начисто вымели. В какой-то момент Дики свернула в сторону, на другую тропинку – раньше она никогда здесь не ходила. Ей не было холодно, не было страшно, она даже не задавалась вопросом, куда и зачем она идет. В ней росло спокойствие – так бывает, когда делаешь что-то давно задуманное и очень правильное, что-то без чего никак нельзя обойтись.

Тропинка привела её к берегу ручья, на небольшую поляну почти правильной овальной формы. По краю стояли огромные буки, кряжистые, замшелые, образуя кольцо, их низко опущенные ветви укрывали её, баюкая в своих огромных, зеленых лапах. Пахло сладко и дразняще, над водой стлалась легкая дымка, но кроме журчания ручья не было слышно никаких других звуков. Эвридика подошла к самой воде, присела на поросший густой травой берег, сняла сандалии и опустила ноги в воду. Вода была теплой. Эвридика потрогала ногой дно. Оно было песчаным, твердым. Она шагнула в воду, подобрав платье. Дно шло под уклон полого, без резких перепадов. «Надо искупаться», – мелькнуло у неё, и она тут же возразила себе: «Успеется, посижу немного». Вернулась, присела вновь на берег, провела ладонями по густой траве. «Я была здесь» – вспыхнуло вдруг в голове. Короткие, бессвязные мысли понеслись по кругу, как ударами молота взламывали они барьер, закрывавший от неё её собственное прошлое. « Я здесь была. Это – то самое место. Место из моего сна. Я была здесь. Я помню. Эти буки. Мы еще смеялись, что это сказочные великаны, которые пришли послушать его песни. И если он будет плохо петь, они рассердятся и не выпустят нас».

Дикая боль взорвала ей виски, судорогой скрутило все тело, яркий огонь заплясал перед глазами. Огненные колеса вертелись, летели на неё, увеличиваясь в объеме, сердце зашлось в безумной дроби. Воспоминания хлынули потоком, они обступили её, толпясь, дергая за руки. Каждое молило: «Смотри, я здесь, я тоже здесь, взгляни на меня». «А меня? Меня ты помнишь?» – спрашивало ещё одно, настойчиво заглядывая Эвридике в лицо. «И на меня посмотри, на меня тоже! – подхватывало третье. Картины сменяли друг друга, неслись в сумасшедшей круговерти, они зависали на несколько мгновений перед мысленным взором, словно давая себя разглядеть, и исчезали, уступая место другим. Время остановилось. Дики кидало то в жар, то в холод, дрожь била всё тело – разгадка тайны двух Эвридик покорно легла к её ногам. Она вспомнила всё, до мельчайших подробностей. И девушку – тоже.

«Она ждет меня. Единственная, кто ждет меня, кто хочет меня видеть. Она скучает по мне, она зовет меня. Она одинока. Она устала быть одна. Теперь мы будем вместе, мы будем вспоминать его вдвоем, мы будем говорить о нем – вдвоем, мы будем напевать друг другу его песни, я буду с ней, она – со мной, и он тоже будет с нами – в наших сердцах, словах и мыслях…. И так будет всегда. Вечно. А потом он тоже придет к нам. И будет с нами. Вечно. Вот оно. Вечность, наполненная любовью и смыслом. Великая награда и великое утешение. Я сказала, что готова ждать его вечно. Пришло время исполнить обещанное. Темная принцесса Смерть, я помню тебя, я принимаю твое предложение. Я обещала, что приду. Я иду, принцесса, я иду к тебе…»

Она сложила плащ, повесила на ближайшую ветку. Поставила рядом сандалии. Спустила с плеч хитон, отбросила его ногой, и вошла в воду. Темная, теплая вода ласковыми руками-волнами обняла её. Эвридика опустила руки в воду, помогая себе идти дальше, в глубину. Дымка сгустилась и окружила её призрачным кольцом. Зеленый полог леса торжественно зашумел ей вслед, яркие звезды, усыпавшие небесный свод, умерили свой блеск.

Воды ручья сомкнулись над её головой.

От Автора

Прежде всего, автор хочет сказать «спасибо» сервису Ridero (ridero.ru) – за консультации, поддержку и великолепно организованный издательский процесс.

Автор благодарит пользователей сайта Pixabay.com и pxhere.com которые выкладывают в свободный и безвозмездный доступ прекрасные фотографии.

Автор благословляет доброту Музея Метрополитен (The Metropolitan Museum of Art), который выложил картину «Весна» (Les Printemps, Primavera, The Springtime), принадлежащую кисти Пьера-Огюста Кота (Pierre-Auguste Cot), написанную в 1873, в свободный доступ как общественное достояние (in public domain). В ином случае я не смогла бы взять ее в качестве иллюстрации на обложку книги.

Автор нижайше просит у читателя прощения. Дело в том, что автор не очень знает – к какому жанру принадлежит то, что он написал, ибо автор очень любит смешение жанров, и не любит рамок, а посему читатель волен квалифицировать данный текст так, как ему это будет удобно.

Автор должен извиниться за кажущиеся расхождения в названии книги и ее частей. На обложке написано, что это – «почти подлинная история». Но по факту в книге их больше, и каждая из них «подлинная». Поэтому, по сути, расхождения нет.

Автор приносит глубокую благодарность и выражает свое самое глубокое почтение к всем тем, кто так или иначе уже рассказывал историю Орфея и Эвридики – ученым и поэтам, писателям и художникам, композиторам и либреттистам.