Текст книги "Лучезарный след. Том второй"

– Я проработал систему, – глухо откликнулся Дубинин.

– Систему? В игромах не выигрывают.

– У нас только Верещагина так могла, – подтвердила Радмилка. – Каким, интересно, образом?

Я заметила в щёлке между дверцами шкафа пытливый Лучезарин глаз. Ни слова не пропускает. Любознательная наша.

– Сумасбродство, – вздохнула я.

– Теперь-то уже что? – резонно заметила Златка. – Поздно ярлыки навешивать. Нужно решать, что делать.

– Гуляевский долг, я думаю, растёт, – Радмилка равнодушно пилила ногти.

Дубинин дёрнулся, видимо испытывая желание вновь на неё прикрикнуть, но промолчал.

– Открывать? – снова поинтересовался у Надёжи муж.

– Сколько ты продул? – я приготовилась к самому худшему.

Милорад издал нечленораздельный звук. Я посмотрела на Ратмира.

– Разбирайтесь сами, – махнул рукой он. Открыл дверь, приобнял Златку за плечи и повлёк её наружу.

– И мы пойдём, – засуетилась Надёжа.

– А варенье? – недопонял обладатель коробки.

– Пойдём, – надавила Надёжа, – я ей потом отдам.

– Ну, и я вас покидаю, – встала Радмилка. – А то вы злые. Кричите.

В комнате остались только свои, и уже дрогнула дверца шкафа, как на пороге снова возник Ратмир.

– Да, Добряна, хочу сказать: про тебя я могу забыть, а вот он со мной должен расплатиться до летних испытаний. Много сдавать…

– Почему ты мне это говоришь?

– А кому? Ему Усмарь твердил, что в «Яхонт» нельзя соваться. Не помогло.

– У меня была система, – пробурчал Милорад.

Делец коротко и ёмко посоветовал ему засу… убрать свою систему в… куда-нибудь поглубже. И исчез.

Выждав немного времени, Лучезара выпрыгнула из шкафа и повернула ключ в замке.

– Сколько? – у меня возникло стойкое ощущение дежавю. А, ну да, не так давно я уже пытала Дубинина этим вопросом.

– Тебе лучше не знать, – устало ответил Милорад.

Лучезара подсела к нему:

– Дай боль сниму.

– Тебе нельзя колдовать.

– Целить можно в любом случае. Даже если смертный приговор светит.

– Так, так, так, – влезла я, – ты же утверждала, что не лечишь. Что можешь сильней напортачить.

– Я не лечу. Я боль снимаю. Это любая дура умеет. Из нашего сословия, разумеется.

Она отняла Дубининские руки от лица и положила ладонь ему на лоб.

– Братик, если ты сейчас не озвучишь сумму…

Я замолчала, придумывая, что бы такого страшного с ним сделать.

Милорад тяжело вздохнул. И выдал:

– Восемьдесят.

Пауза висела в комнате минут десять. Я вела в уме подсчёты. Лучезара шептала заклинания. Дубинин, по-моему, ни о чём не думал. Расслабился.

Зараза!

– Ты всё разрушил, засранец! – наконец взъярилась я. – У меня сходились циферки. За месяц мы бы расплатились с Гуляевым. Я в понедельник иду первое пособие получать.

– Видишь, я тебе ещё и денег помогла заработать, – совершенно не к месту вставила Верещагина, – а ты не перестаёшь дуться.

– Знаешь что?! – заорала я, поднимаясь с кровати. – Да если бы не ты со своим поганым Гуляевым, никто б из нас в яме не оказался! Ты…

– Я? – Лучезара тоже вскочила. – С какой стати ты вообще тогда со Славомиром наедине любезничала?

Ого! Она начинает показывать зубки. Похоже, я переусердствовала.

Воздух вокруг наэлектризовался. Так происходило всегда перед тем, как принимались летать ложки. Интересно, сильную вспышку Верещагинского гнева Чародейные стражи с улицы засечь смогут? Я слышала, такие вещи отслеживают. Иногда именно поэтому удаётся пресечь преступление или найти виновника.

Вероятно, Лучезара тоже об этом подумала. Она тут же взяла себя в руки. Несколько раз вдохнула-выдохнула и проговорила успокоенно:

– У меня имеется пара мыслишек. Есть возможность исправить ситуацию.

Дубинин также почувствовал накал и последующее разряжение атмосферы. Он встал рядом с ведьмой и непререкаемым тоном выдвинул условие:

– Ещё раз такое повторится, клянусь, я лично сдам тебя стражам.

– Не надо, Милорад, – попросила я и повернулась к Лучезаре: – Что за мыслишки?

Та, стараясь не глядеть ни мне, ни братцу в глаза, уселась на кровать, закинула ногу на ногу и открыла рот…

…в коридоре раздались твёрдые шаги, затем последовал стук в дверь и взволнованный голос Добрыни вопросил:

– Добряна, с тобой всё в порядке?

– Сиди, – скомандовала я дрогнувшей Чародейке, – он про тебя знает.

Открыла.

– В связи с чем вопросы?

Выглядел Добрыня малость испуганным. Похоже, он переживал за меня. А я даже на порог полуночного гостя не пустила. Он видел в щель лишь мои глаза.

– Здесь полыхало, – пояснил Забытый. Через мгновение взгляд стал спокойным, на губах обрисовалась лёгкая усмешечка.

– Ты и это чуешь? – злость, слегка притушенная Верещагиной, разгорелась вновь. – Я, кажется, просила ко мне не подходить.

Если бы меня так не раздражало стоять перед открытой дверью на своих копытах (и вообще, если б меня всё в тот момент не раздражало), я, может, и отнеслась бы полояльнее к Добрыне, который, по всей видимости, примчался сюда спасать меня.

– Запамятовал, – процедил оборотень, медленно повернулся и пошёл прочь.

– Это не он, – прошептала побледневшая Лучезара, когда я в очередной раз за вечер заперла дверь. – Он не Чародей. Храбр Сивогривов прочухал. Нас разделяют всего-то четыре этажа. Это с улицы трудно обнаружить, а здесь… предположим, он и впрямь настолько разудалый колдун, что слышит любую волшбу в общаге… ой, мамочки, сколько же людей знают, что я здесь!

– Итак? – потребовала я, и мы с Дубининым уселись, собираясь ознакомиться с «мыслишками» Верещагиной.

Ведьма ещё поохала, порассуждала вслух, мол, лучше бы ей убираться из Великограда. Подальше. А куда подальше? В Забытию? Вариант, достойный рассмотрения. Тамошние жители привыкли укрывать Чародеев. То есть иные выдают их за хорошую плату Численным, но такие случаи не так часты. Многие с Численными не связываются даже за деньги. Сословная нелюбовь. Опаньки! Так и в общежитии на десятом этаже есть своя маленькая Забытия. И коли уж оба её обитателя до сих пор не запродали беглую колдунью с потрохами, то имеется надежда, что они этого и не сделают.

– Третьяков не хочет подвергать тебя опасности, Добряна, – резюмировала свои выкладки Лучезара. – Пожалуй, мне это на руку.

– К делу, – призвала я сухо.

– Да. Да. К делу, – встрепенулась ведьма. – Первая мысль отметается. Она тебе не понравится. А вторая: я знаю место, где наверняка лежит толстая пачка резаней. И половина из них – ваша. Сумейте только взять. Давно хотела это предложить, но дело представляется не самым простым.

«Резань» – древнее словечко, несколько утратившее первоначальный смысл, перешедшее едва ли не в разряд жаргонизмов. В старину далеко не самая крупная монетка. Теперь – обозначение денег как таковых. Разговорный язык – живой организм. Мне всегда казалось занятным наблюдать за тем, как он меняется с течением времени. К примеру, «лох» в старину – крестьянин. Соответственно, необразованный и не особо умный. «Лоховес» – разиня, дуралей (назови сейчас человека «дуралеем», будет звучать ласково, а «лоховес» – внушительно). «Лоха» – глупая баба (это слово так в прошлых временах и осталось), «солоха» – глупая вдвойне. Или слово «стрёмный». Изначально: быстро несущийся, как правило, по наклонной. Однокоренное «стремглав» – вниз головой. Ну, и в одной связке: стремнина, стремительный, стрежень. От быстроты окрик «стрёма!» получил в арго значение «драпать пора». А в молодёжном жаргоне «стрёмный» – постыдный. По всей видимости, от того, что тянет вниз, принижает.

Что-то я опять в языковедческие изыски пустилась. Хлебом не корми. На память пришло просто. Я по арго контрольную писала на втором курсе. Отлично, помнится, написала.

– Ты не банк ли ограбить предлагаешь? – поинтересовался Милорад.

– Да Боги с тобой! – воскликнула Лучезара. – Я уверена, что мама положила гривны в мой ящик на стене Дома Посланий. Когда кошелёк у меня опустел, я поехала на Почтовую. Подхожу к Дому Посланий, а там Чародейные стражи дежурят. Еле ушла незамеченной.

Дом Посланий – место в Великограде едва ли не культовое. Если в Кружеве, в поисковике, набрать что-то типа «еду в столицу на несколько дней, посоветуйте, что посмотреть», то среди мест, обязательных для посещения, непременно возникнут: Значительный театр, Детинец, Тысячелетние ворота, Каменная площадь и Дом Посланий. Первые четыре примечательных места я уже проведала. Некоторые даже не по одному разу. А вот до Дома Посланий добраться никак времени не выкрою. Только в Кружеве о нём и читала.

Некогда одна Чародейная семья заведовала в столице почтовым ведомством. По легенде, работы у них было невпроворот. Не совсем понимаю, как это связано с тем, что они надумали построить Дом Посланий. Но легенда упорно связывает упомянутые два факта. Дом в семь этажей имеет форму кольца. Внутренний двор круглый. Стена колодца изнутри вся заполнена ящиками. До третьего этажа к ним необходимо подниматься по приставным лестницам, каковые понаставлены тут же во дворе. Начиная с четвёртого этажа, на стене появляются круглые, во всю стену, балконы, благодаря чему здание приобретает сходство с развёрнутым складным стаканчиком. Правда, только изнутри. То есть каждый этаж ýже предыдущего. Окон во дворе – по пальцам пересчитать, зато ящиков – десятки тысяч. Снаружи Дом Посланий – это почтамт. Первые три этажа, а выше – квартиры.

Раньше иметь ящик на стене ДП считалось престижным. Все вложения охраняются чародейным образом. Кражи исключены. Ну-у-у… во всяком случае, так утверждают хозяева Дома, потомки его создателей. В ящике можно хранить ценности или оставлять письма для того, у кого тоже есть ключ. С изобретением Кружева и сотовых, такой способ передачи отправлений потерял актуальность. Впрочем, и раньше он подходил не всем. Повторюсь, здесь вопрос престижа. Ящики все распределены. Иные семьи владеют ими не одно столетие. Коренные Великоградцы. Как Чародеи, так и Численные. Если кто-то отказывается от ящика, то его перепродают за большие деньги. И опять же не абы кому, а коренному столичному жителю. С отличными рекомендациями от стражи и соседей. Кто не был, не имел, не привлекался. Теоретически.

– Хочешь сказать, мне прямая дорога к Чародейным стражам? – хмыкнул Дубинин.

– Да они, может, и не меня там ожидают, – Лучезара развела руками. – Или не только меня. Мало ли нас таких? Главное, чтобы стражи не поняли, какой именно вы ящик открываете. Думаешь, они на вас внимание обратят? Вы такие незаметные.

– Спасибо, – подала голос я.

– Один поеду, – сказал Милорад.

– А вот это – неверно. Один ты можешь показаться подозрительным. С твоим-то нынешним лицом. А так – приехали мальчик с девочкой красотами полюбоваться. Поснимать друг друга на мобильник, на фоне столичной достопримечательности.

Я спросила:

– А ключ?

– На ключ я нашепчу разрешение. Ключей от моего ящика три. Один у Ягоды, один у мамы. На всех ключах, на всех вообще, не только моих, стоит магическая защита. А формулу разрешения единовременного открытия ящика произнести может любой владелец ключа, даже Численный. Предусмотрено так. Я проговорю две. На тебя и Милорада. Вдруг у одного не получится. Сбои иногда происходят.

– Хорошо, – согласилась я, – а вдруг стражи всё-таки поймут, что мы за твоим добром пришли?

– Тогда нам всем несладко придётся, – нахмурилась Лучезара.

– Нам всем уже как-то кисловато, – Милорад тоже хмурился. – Добряна, у тебя есть что-нибудь выпить?

– Откуда? И не думай, что я побегу.

Он так и не думал.

– У меня есть, – Лучезара вытащила сумку из-под кровати и достала оттуда бутылку игривого.

Я поморщилась:

– А консервов ты не припасла? Сухарей? Стратегический запас? Ты же всё равно тут почти на осадном положении.

– Я рада, что ты не копалась в моих вещах, – сделала неправильный вывод из услышанного Чародейка, – а то бы знала, что кроме игривого ничего нет.

Про бутылку я просто забыла.

Ведьма протянула вино Милораду, а сама сняла с шеи простенький ключ на серебряной цепочке. Выудила его из кучи висюлек. Я боюсь, что однажды, когда она будет укрываться в шкафу, её выдаст бряцанье оберегов.

– Одного не понимаю, – начала я, наблюдая, как Милорад открывает игривое, – ты в «Яхонт» с пустыми руками пошёл? Или у тебя были деньги на ставку?

– Я у Дельца занял, чтобы Гуляеву отдать. А когда проиграл больше, чем имел…

– Как же так получилось-то? – я вложила в слова всю возможную язвительность.

– …пришлось ему звонить, ещё просить.

– Твою мать, Дубинин!

– У меня была система.

– Не хочу про неё слышать.

Вино полилось в гранёные стаканы. Лучезара протянула мне ключ, на который уже нашептала положенную формулу.

– Некогда ящик принадлежал моему отцу. Перед отъездом в Заокеанье он отдал ключ мне. У мамы свой ящик. И у отчима. Многие считают, что три ящика для одной семьи многовато, и предлагают продать.

– Богатенькие расторгуи, – прокомментировала я.

– У нас в роду никто не торговал, – чересчур горделиво заявила Лучезара.

Я показала ей язык.

Каждое уважающее себя семейство полагает правильным помнить свою родословную. Своих родственников и прародственников. И чем дальше в глубь времён, тем лучше. Я же знаю чуть-чуть о родне по маминой линии. Бабушку с дедом, и кое-что об их родителях. Об отцовой родне я не знаю ничего. Папа сбежал от матери с отцом сразу, как закончил школу. И больше не поддерживал с ними отношений.

Не могу сказать с уверенностью, чем занимались или не занимались мои предки. В нашей семье слабы родственные связи. Как я уже отмечала, самый близкий мне человек – родня вовсе не по крови.

– Что ж ты на торговца Славомира запала? – не удержавшись, уколола я.

Лучезара не ответила. Подняла стакан и провозгласила:

– Чтобы вам завтра повезло с открытием моего ящика!

– Хотелось бы, – угрюмо проговорил Милорад.

За окном гремели хлопушки. Кто-то горланил песню.

Когда бутылка опустела (а она почти целиком опустела в глотке моего непутёвого братца. Странно, Лучезара, любительница игривого, выпила всего одну порцию), я намекнула Дубинину, что пора на боковую. Его капельку развезло. Милорад почти не употребляет алкоголь. (Ему и дружкам-умникам не хватает на это времени, всё занимаются изобретениями мирового масштаба.) Даже небольшая доза для него убийственна.

Братец поднялся из-за стола и будто лишь теперь осознал бедственность своего положения. Принялся тужить:

– Как так? Я же всё просчитал. Затея была основательная. Система…

Забудьте всё, что я говорила про Дубининский ум! Это ж надо, как не повезло парню. Ни мозгов, ни обаяния.

– Иди, Милорад, – мягко сказала я и подумала, что стоит ещё раз услышать про «систему», снова сорвусь на крик.

– Чтобы отхватить куш в игроме, одной системы мало, – глубокомысленно изрекла Верещагина.

– Помолчи, – сердито брякнула я.

– Ты, – Дубинин сфокусировал взгляд на Чародейке и разложил по полочкам свои требования. Я думаю, она и с первого раза всё поняла, но Милораду требуется закрепить полученный результат. Привычка такая. – Любой всплеск досады – я узнаю. Сама сказала, Храбр чувствует твои резвые настроения.

– Ну это уж мне через край хватить надо. Чтобы волны пошли. Обыденность он не заметит.

– Я понял. Тебе колдовать никак нельзя. А ты – то целишь, то морок накладываешь. Сплошная обыденность, – Дубинин погрозил ведьме пальцем. – Узнаю – позвоню куда следует, а после приду сюда. И для тебя лучше, если к тому времени ты уже исчезнешь. Ты живёшь здесь сейчас только потому, что…

– Да знаю, знаю. Исключительно вашей милостью, хозяин.

– Не ёрничай, – вступила я и замахала руками на Милорада, мол, проваливай уже. – Верещагина, лучше ложки из-под шкафа убери. Там пыли в палец толщиной накопилось.

– А почему ты их не выкинула? – изумилась Чародейка.

– Твои проделки – ты и убирай.

Засыпая, я вспомнила, что так и не поблагодарила Пересвета. Достала сотовый и обнаружила, что всё-таки отправила ему сообщение. Видимо, случайно нажала на кнопку. Но так как дописать я его не успела, получателю ушло слово «спаси». Что он должен подумать? И набрала: «я хотела сказать спасибо». В ответ пришло: «догадался».

О чём он догадался? А вдруг я и вправду нуждалась в спасении? Добрыня вон прилетел. Орёл! Зачем я ему нагрубила? Плохая девочка…

На другой день на общей кухне велись разговоры о том, что Храбр Сивогривов – герой. Он ночью вытащил из пруда двух подростков, которые зачем-то поволоклись на слабый весенний лёд. Пруд в парке неглубокий, но утонуть можно и в раковине. К тому же вода ледяная, на улице темно, а глупцы – в дугаря. Сильно сомневаюсь, что недальновидные юноши полезли на лёд с трезвой головой.

Появилось предположение, что теперь коалиционеры должны прикусить язычки.

Мы с Лучезарой едва успели выпить кофе, как позвонил Дубинин и сообщил, что готов ехать к Дому Посланий. Ещё бы ему не торопиться! Я сказала, мол, оденусь и зайду за ним. Милораду не терпелось. Он ответил, что спустится вниз и подождёт меня на крыльце. Я начала лепетать: не знаю, как скоро буду готова, лучше сиди дома, жди…

Мне хотелось увидеть Пересвета.

Напрасные старания.

Когда зашла за братцем, он послушно сидел и ждал в тоскливом одиночестве. Я понадеялась, что убедительно скрыла разочарование. Мы спустились, обсуждая подвиг Храбра. А на крыльце заметили его самого. Они с Добрыней стояли, прислонившись к перилам, и вели беседу с незнакомыми мне девицами. Девицы вовсю кокетничали, и я сразу ощутила к ним жуткую неприязнь. Мы подошли поздороваться. Добрыня даже не посмотрел в мою сторону. Зато Храбр окинул оценивающим взглядом.

Интересно, о чём он думает? Раньше меня в упор не замечал…

Глядя на то, с какой убойной дозой обаяния Добрыня улыбается девицам, я решила было оттащить его в сторону и признаться, что ужас как стыдно за мой вчерашний выпад. И вправду стыдно. Где-то очень глубоко в душе. А ещё мне Добрыня полночи снился. То в теле человека, то в образе орла. Вообще, после Лучезариного удара я стала видеть много ярких, иногда странных снов. Спросила у неё, связано ли это с заклятием. Она пожала плечами. Понимает ли ведьма хоть что-нибудь в колдовстве? И что понимаю я? Чего жду от Добрыни?

Наверное, опять забуду про то, что не собиралась извиняться перед Забытым.

В моей голове происходил такой диалог:

Ego: Тебе пора ехать. В конце концов, просто некрасиво так себя вести. Наверняка Добрыня считает тебя истеричкой.

Alter ego: Уводи его подальше и улыбайся! Это же твой поклонник.

Ego: Отвратительно! Нельзя совершать бестолковые поступки часто.

Alter ego: Глупо. Нельзя предоставить этим девчонкам свободный доступ… хотя, иди уже лесом, они вон какие хорошенькие…

По дороге, чтобы отвлечь Милорада от мыслей о его материальном неблагополучии, я болтала о том, что новенького затевает Лучезара каждый вечер. Какие противоколдовские идеи реализует она, пробуя их на мне. Про ежедневный массаж он знал. Но, кроме того, Чародейка готовила зелья из трав (по ночам, разумеется), шептала заговоры на воду (на обычную, из-под крана – воду из источника мы уже всю на меня извели) и учила неким заумным фразам. Их непременно требовалось произносить одиннадцать раз перед сном. Я ни во что не верила, но послушно исполняла, руководствуясь принципом: а вдруг? Верещагина хотела ещё пропичкать меня синтетическими таблетками со сложным, неродным названием, но получила категорический отказ. Не до такой степени я готова пробовать всё подряд.

Действия не давали результата, но мы не останавливались.

– И в храм Рода ездила, – завершила рассказ я.

Дубинин фыркнул:

– Все становятся верующими, когда невзгоды наваливаются.

– Ну, не повредит же, – промыслила я вслух (хотя в глубине души сомневалась), спускаясь в подземный пешеходный переход. – Да и ведьма думает, что такие вещи очень даже на пользу.

– Да какая она ведьма?! – вспыхнул Милорад. – Что она ведает? Ведьмы – мудрые, добрые женщины, умеющие держать свои силы в узде. А Верещагина – безмозглая колдунья. Собственное заклятие снять не может. Вьюжина, почему бы тебе не отправить всё на самотёк? Махнуть рукой, пусть само рассасывается. Ты страдаешь, мучаешь себя. С лица спала. Может, просто плюнуть?

– Не могу я плюнуть. Плюнуть – значит смириться. Пока я совершаю любые, даже абсолютно нелепые манипуляции, я понимаю, что борюсь. А брошу борьбу, и что тогда? Начну день за днём ныть, какая я несчастная. Ты же терпеть не можешь моё нытьё.

Мы поднялись из активно торгующего перехода, прошли мимо коммерческих палаток и ларцов и вошли в двери подземки, постоянно норовящие не подчиниться. У меня зазвонил мобильник. Упрямый Радмилкин голос пробивался сквозь шумы, какие окружали и её и меня. Вчера они в парке вволю объедались блинами с икрой (пусть Барышникова не стонет после этого, что с трудом влезает в привычную одежду…

…как я частенько жаловалась, когда работала у Владимира), а потом встретились с Забытыми. Те подошли уже ближе к полуночи. И вечер-ночь получился замечательный, только Сивогривов ненадолго отвлёкся, чтобы совершить подвиг. А позднее, когда все уговаривали его пойти домой, дабы переодеться в сухое, Храбр демонстрировал полное бесстрашие перед воспалением лёгких.

– Короче, сегодня мы всей сворой идём играть в кегли. Ты же не против, если я буду играть, усиленно соприкасаясь рукавами с Добрыней? Причём не только в кегли?

Моё alter ego встрепенулось и начало судорожно подбирать слова, достойные Радмилки. Но ego посмотрело на него со значением. Милорад торопил. У него свербило. Я решила, что поездка к ДП важней.

– Делай что хочешь. Всё, пока. Я спускаюсь вниз, сейчас связь пропадёт.

Связь бы не пропала. Многие в поездах треплются по мобильникам. Только шумно же.