Текст книги "Быть избранным. Сборник историй"

Стул и столяр

Погожим летним утром, выйдя из подъезда, Майя увидела соседку с первого этажа Геру Анатольевну. Ей было уже за семьдесят, но на вид больше пятидесяти с хвостиком и не дашь. Каждое утро Гера Анатольевна в любую погоду, и зимой и летом, босиком стоя на земле, без разницы, что её в это время года покрывало – снег или трава, по системе Порфирия Иванова делала специальную гимнастику, обнимала березу, росшую у неё под окном, и обливалась из ведра ледяной водой, распугивая местных ворон.

Силы воли старушке было не занимать, хотя, правду сказать, язык не поворачивался назвать её старушкой. Она вышагивала на своих кривоватых жилистых ногах так бодро, что давала фору молодым. Родители назвали её Герой в честь греческой богини, жены Зевса. О чем она не преминула упомянуть сразу же при знакомстве.

Майя на мгновение заколебалась: здороваться или нет, не отвлечёт ли она соседку от её утренних манипуляций? Но Гера Анатольевна сама её уже увидала и первая поздоровалась:

– A-а! Доброе утро, Майечка! Вы тоже вышли сказать солнцу «здравствуй»?

– Доброе утро, Гера Анатольевна. Я на работу.

– Ах, как это печально, что мы живем в такой кабале… Вынуждены работать за кусок хлеба. Ах, Вселенная, как несправедливо, что лучшие годы уходят безвозвратно. Для меня, впрочем, это все в прошлом. Хотя тридцать лет я просидела в одной душной конторе… Кстати, как поживает ваша бессонница? – осведомилась она, не отрываясь от дерева.

Из одежды на ней был только старомодный ситцевый купальник. В середине июля это уже не так шокировало, как, скажем, в декабре.

– Отлично поживает, – в тон ей ответила Майя.

– Хм… Голубушка, что же вы так себя запускаете? Надо следить за своим здоровьем. Вы же ещё совсем молодая. Это непростительно! – возмутилась Гера Анатольевна, отпуская березу.

– Пока ничего не могу поделать. Будем надеяться, это излечимо, – сказала Майя, торопясь поскорее закончить разговор. Время на дорогу было рассчитано без запаса на неожиданные беседы.

Старушка была помешана на здоровом образе жизни. Принимала постоянно какие-то биодобавки и витамины и всем их тоже рекомендовала. Она сама же и служила лучшей рекламой для них. Поэтому разговор мог затянуться. Майя вежливо улыбнулась и хотела уйти, но Гера Анатольевна, кажется, в этот раз решила взяться за её здоровье всерьёз. Она окончательно бросила дерево и подошла к Майе. Она была того редкого роста, что даже Майя казалась на пару сантиметров выше.

– Зайдите ко мне сегодня вечером, – сказала Гера Анатольевна проникновенно и настойчиво, – мне достали телефон центра одного известного экстрасенса, и я вам его дам.

«Начинается», – с тоской подумала Майя, переминаясь с ноги на ногу.

– Да не надо, Гера Анатольевна, спасибо, – мягко отказалась она, снова делая попытку уйти.

Она понимала, что старушка хочет ей добра, пытается помочь, как умеет. И поэтому было как-то неловко с ней спорить. Она ещё надеялась, что беседа на этом и оборвётся, но ошиблась. Гера Анатольевна была настроена решительно:

– Как это не надо? – возмутилась она. – Вы же страдаете! Не спите несколько лет подряд. Ужас! Вы подумайте, чем это может кончиться? Без сна здоровья нет и быть не может. Вы сокращаете свою жизнь и неминуемо приближаетесь к разрушительным болезням!

– Я не хожу в такие центры, – уклончиво ответила Майя. – Это не мое.

– В какие это такие? – не поняла Гера Анатольевна. – Почему это не ваше? Что за глупости?

– Я в церковь хожу.

– Ну и что? Тем более! И продолжайте себе туда ходить, кто вам мешает? Это даже приветствуется. Она, эта экстрасенс, можно сказать, ученица самой великой Ванги!

– Нет, спасибо… мне не надо… не пойду.

– Ну что за ерунду вы говорите? – теряя терпение, рассердилась Гера Анатольевна. – Не надо, не пойду… Глупости это все. И вообще, причем здесь церковь? Ванга же святая! Как эта ваша Матронушка! Они ведь даже обе слепые!

– Нет, Гера Анатольевна, это совсем не одно и то же. К несчастью, на свете много слепых людей. Но не все они становятся святыми. Матронушка Богу молилась, чтобы Он людей исцелял. А у Ванги всё было по-другому. Поэтому церковь не признаёт таких, как она.

– Да как вы можете подобное говорить?! – повысила голос обычно спокойная Гера Анатольевна. – Неужели вы всерьёз можете воспринимать этих догматиков? Слушаете бородатых попов, у которых, что ни спроси, все под запретом! Вы же продвинутая, современная, образованная женщина, а ведёте себя как дремучая старуха! Как можно верить во всю эту глупость? Я не понимаю… Вы бы хоть о дочери подумали! О её будущем!

Гера Анатольевна метала громы и молнии, как истинная жена Зевса, но её выцветший купальник делал ситуацию несколько комичной. Майя сомневалась, стоит ли продолжать этот разговор, но отступление было бы трусостью, предательством и лицемерием. Незачем вообще тогда в церковь ходить, если не можешь отстаивать свою веру. И она приняла решение не отступать.

– Гера Анатольевна, я как раз о дочери и думаю, – как можно спокойнее сказала она, – и я не считаю веру в Бога проявлением дремучести. Все эти «маги», «целители», «экстрасенсы» – это же мост в оккультный мир. Мир, где властвуют бесы. Да, я хожу в церковь и не хочу этого стыдиться. Ведь вы же не стыдитесь… заниматься идолопоклонством?

– Я? Идолопоклонством?! – вскричала Гера Анатольевна, аж подпрыгнув на месте от возмущения и обиды.

– А как вы это называете? Вы что, друид, чтобы каждый день с деревом обниматься?

Гера Анатольевна обиделась окончательно, но постаралась быстро справиться с обидой, так как знала, что это вредно для здоровья и для кармы, а она за этим строго следила.

– Вы, Майя, действительно, со своей религией, как зашоренная лошадь, – сухо сказала она. – Я поклоняюсь природе! Нашей матери-природе! Или это плохо, по-вашему? Ваша церковь это тоже не приветствует? Хотя… я даже и не удивлюсь!

– Нет, не приветствует. – Майя боялась, что старушка замёрзнет, стоя босиком на мокрой и прохладной еще с утра земле, и не хотела затягивать разговор. Но отступать было уже некуда. – Вы, Гера Анатольевна, поклоняетесь природе, а я поклоняюсь Тому, кто создал природу и весь этот мир. Ведь если столяр сделает вам стул, и вам удобно и хорошо на нём сидеть, то вы на радостях не станете благодарить стул, а возблагодарите мастера, который его сделал. Разве нет? Разве это не логично? А вы, простите, на мой взгляд, поклоняетесь именно стулу, полностью забыв про мастера.

Гера Анатольевна критически поджала губы, снова мысленно сжигая обиду, чтобы не засорять ауру.

– Ну, хорошо, – сказала она примирительно, – если вы в это все настолько серьезно верите, то – ладно. Я могу вас даже познакомить с одной женщиной. Она лечит молитвами. Думаю, это то, что вам нужно. Я вам ее настоятельно рекомендую. У неё на «Отче наш» такие откровения бывают, что голова кругом… ну, просто, потрясающе! Зарядит вам водичку, и забудете про свою бессонницу через два дня. Она и квартиру освятит вам. И еще кое-что может, – многозначительно сказала Гера Анатольевна, делая большие глаза. – Да, да… Ведь для меня не секрет, что вы уже не первый год одиноки. А это, знаете ли, тоже ох как на наше женское здоровье влияет. Сделает вам приворот на какого-нибудь приятного и обеспеченного мужчину. Глядишь, и бессонницу вашу как рукой снимет. Ну, в любом случае, для здоровья это просто необходимо, поверьте мне. Наладить регулярную половую жизнь – дорогого стоит. Вы мне потом еще не раз спасибо скажете.

– Хорошо, Гера Анатольевна, я подумаю, – кивнула Майя, отводя взгляд. – Простите, я должна идти, а то на работу опоздаю. До свидания.

Она стремительно пошла от подъезда, понимая, что не смогла, не сумела донести свою точку зрения, объяснить свою веру этой жизнерадостной и уверенной в своей правоте старушке, проиграла ей. Впрочем, как и всегда.

У Геры Анатольевны были весомые аргументы в её пользу, и в пользу таких же, как она, фанатичных приверженцев здорового образа жизни, а у Майи были только наивные ожидания каких-то призрачных, мифических райских кущ. Не сейчас, а уже потом, когда здесь всё закончится. Они не понимали друг друга. Они просто говорили на разных языках.

Одна строила рай на земле, а другая на Небе. И обе имели свой резон.

Гера Анатольевна еще немного потопталась у березы, то поднимая, то опуская руки, но чувствуя своим внутренним камертоном, что правильный настрой уже не восстановить. Вздохнув, она подхватила пустое ведро и, переваливаясь как утка с ноги на ногу, направилась к подъезду, возмущаясь про себя неблагодарности и глупости, неизменно присущей молодости, не ценящей здоровье и красоту.

Бедность

Работа была хорошая, да что там, просто отличная. Таисья сама себе завидовала: во-первых, близко, только через двор перейти. Во-вторых, удобно, в тепле, в добре, никто не обижает, сама себе хозяйка. А в-третьих, еще и пенсия в сохранности, поскольку нигде официально по документам она не проходит.

Таисья работала консьержкой. Их было трое; еще крепкие старушки, бодрые, глазастые, настороженноподозрительные и все подмечающие. Короче, как раз то, что для этой должности нужно.

А работу эту ну сам Бог послал. За деньгами Таисья никогда не гналась, этого и в мыслях не было, ни-ни, тем более теперь-то, в старости. Два сына жили отдельно, сами уже за сорок, оба семейные, давно на своих хлебах, а ей одной много ли надо?

Здоровье пока особо не подводило, так что на лекарства не разорялась, так, по мелочи разве что; ну и молодые болеют, как без этого. Питалась она скромно; уже и аппетита не было, так, захочется иногда съесть чего-нибудь вкусненького, в охотку, душу отвести, а потом опять на гречке, овсянке да жиденьких супчиках прекрасно обходится.

Так что в пенсию она укладывалась.

…Она-то укладывалась, а коммунальные услуги – нет. Телефон, газ, свет, тепло – да всё, короче говоря, – дорожало и дорожало.

По телевизору говорили, что не допустят, что разберутся, что накажут, что не позволят… Чего не позволят-то? Вынимая очередную платежную квитанцию из почтового ящика, Таисья каждый раз ахала: суммы все увеличивались, как на дрожжах.

Выходило, что те, кто в телевизоре, живут в каком-то параллельном мире, и там, видно, они чего-то и в самом деле не допускали и кого-то наказывали за рост тарифов, но сюда, в Таисьин мир, это не доходило. Слишком далеки они были друг от друга.

И вот наступил момент, когда она поняла, что оплатив все жировки, жить до конца месяца будет впроголодь, даже при своих скромных запросах.

Можно было, конечно, сыновьям пожаловаться, денег попросить, и куда бы они делись, помогли, но это было не в ее характере. Как-то так по жизни привыкла надеяться на свои силы, да на Бога.

Поэтому она поехала в церковь и целый час клала поклоны Николаю Угоднику, просила, чтобы замолвил за нее, грешную, словечко в Небесной канцелярии. И Николаюшка Чудотворец как всегда не подвел, уважил.

Два дня почитай не прошло, как ей подружка давняя, Валька, позвонила и сообщила, что в соседнем доме оборудовали специальное помещение и теперь набирают консьержей. Побежали они туда, еще и Ольгу прихватили, тоже из их компании. Но она не подошла, не смогла бы в ночь работать, со здоровьем имела проблемы. А их с Валькой обеих и взяли. Они-то к ночным сменам привычные, всю жизнь в трамвайном депо проработали, а там всякие смены были.

Вот так они тут третий год и работают. Хорошо, светло, чистенько, народ по большей части приятный, все здороваются уважительно, так что грех жаловаться. И телевизор есть, все свои любимые сериалы можно смотреть, никто слова не скажет.

Валька его почти не смотрит, все больше книжки да кроссворды, а у Таисьи от книжек этих только голова болеть начинает. Да и вообще, в их годы чего там читать? Ума-то уж не прибудет.

В этот день как раз Валькина смена была, а Таисья забежала в гости, так, поболтать, то да сё, новостями обменяться Не всё же только телевизор смотреть. И с живым человеком поговорить хочется. Зашла, да и застряла – дождь пошёл, а она зонт не взяла. Хоть и близко идти, хоть и лето, а уже возраст, здоровье хлипкое, надо его беречь. Ничего не стоит воспаление легких подхватить. Вон, Ивановна, покрепче их всех была, в прошлом году вот так же, во время летнего дождя не убереглась, не переждала, из магазина вышла и домой пошла, мол, рядом же. И всё, слегла, и прибрал Бог. Вот тебе и рядом.

Ах, если бы не этот дождь проклятый-то… Ничего бы и с Таисьей не было, а так…

– Ой, вот я дура-то старая! – вдруг всплеснула руками Валька. – Я же тебе за разговорами самое главное как раз и забыла сказать! Зарплату-то нам прибавят, представляешь? Теперь по тысяче за смену будет выходить. Ой, красота-то какая! Ну, совсем мы, подруга, с тобой заживём, прямо как королевны. Я внукам подарков накуплю. Ой, Господи-и!

Круглое, полное, в мелких морщинках лицо Вальки расплылось в мечтательной улыбке. Глаза светилось бесхитростной радостью. Она вообще была по-детски простовата, что не всем нравилось, и многие ее держали за не слишком умную.

– Ну и чего ты так всполошилась-то? От радость, прям, – поджала губы Таисья, которую новость совсем не обрадовала. – Денег, что ли тебе мало? Куда их? С собой в гроб забирать? Ты же вон еще и в банке по вечерам тряпку таскаешь, а все тебе мало.

– Зачем в гроб? Ну, ты как скажешь, хоть стой, хоть падай, честное слово, – удивленно округлила глаза

Валька. – У меня же внуков семеро, да два правнучка. Одних дней рождения сколько. А еще же праздники, Новый год, Рождество, Пасха, да именины. О-ой, что ты-ы! Ну-ка каждому хоть конфетку, хоть пряничек, а купить надо. Вот и посчитай сама.

Оно и вправду, что Валька, что ее муж Рашид, в детворе своей души не чаяли, все свободное время у них проводили. Три сына жили по разным концам Москвы, и они с дедом, не считаясь со временем, не жалея себя, мотались к ним, помогая, чем могли. Иногда и после ночного дежурства, прямо без отдыха Валька ехала куда-то, где нужна была.

«Ой, Петрушу в кружок надо вести, а никто не может», – объясняла она на ходу. «А дед-то где? Пусть он отведет, побереги себя-то», – возмущались ее пожилые подруги. «Ой, дак дед с Сережиными сидит. Ветрянку малая из садика принесла. Теперь вот все трое ребят и болеют, старшие в школу не ходят». «Так пусть бы старшие за младшей-то и присмотрели. Чего же переться-то? Справились бы». «Да, присмотрят они тебе, жди, – махала рукой Валька, – телевизор будут смотреть целый день, пока родителей нету. А то еще и подерутся, с них станется. Одно слово – дети». «Ну, смотри, Валька, – говорили ей, – доездишься ты со своим давлением. Так и свалишься где-нибудь в метро или по дороге». «A-а, всё одно помирать, – смеялась беспечная Валька, – никто на этом свете не останется, а так хоть не зазря пропаду, с пользой».

– А чего у них пряников, что ли нету? – недовольно сказала Таисья. – Без твоих прям пропадут?

– Да чего же нету. Есть, конечно, всё у них есть, слава Богу, а всё ж таки ждут всегда от бабушки с дедом гостинцев. Это же дети! Да мне и самой не с руки пустой приходить. То им мультики куплю интересные, то наклейки какие-то, то раскраски. Старшим это всё уже не надо, так на кино или на мороженое денежку дам.

– Ну, балуй, балуй их. Гляди, добалуешь… помяни моё слово…

У Таисьи внук был один, и взрослый уже, студент. У второго сына детей не было. Не сподобились. Как-то не до детей было поначалу, всё денег не хватало, не хотелось, чтобы в нищете росли, вот и не рожали. Ну а потом уже и всё, поезд ушёл. Несколько лет по больницам тыкались, но ничего не вышло. Ну что, купили себе собачку, да и успокоились. Теперь вот ею занимаются. Принцессой назвали.

Таисья поначалу смеялась, чего там заниматься-то? Хороша принцесса, видеть нечего, кости одни, да и размером с муху. Невестка обиделась, осерчала: «ничего вы не понимаете, мама». А потом рассказала, сколько у нее с этой Принцессой хлопот.

Оказывается, ей нужно ногти подстригать в собачьем салоне, прививки делать, анализы разные, ушки чистить, зубки лечить. Да мало ли… Питание только особое, на заказ, с биодобавками. Шампуни специальные, лечебные и с витаминами. Чтобы не мерзла на улице, приходится как человеку одежду ей покупать. А она дорогая, да и менять ее нужно часто. Не позориться же в одном и том же. Зимой и летом одним цветом. Сережки вот купили недавно, не абы какие, а с бриллиантами. Она же у них чемпионка. По выставкам разным ее показывают и медалей золотых у нее, как у Ирины Родниной. Ой, ну а случка! А роды! «И не спрашивайте, мама, чего нам это все стоит», – заверила ее невестка.

Таисья и не спрашивала. Чтобы душу себе не травить. А недавно вот узнала, что для Принцессы наняли специального человека, чтобы был с ней дома, пока Юра с Олей на работе. Видите ли, собачий психолог сказал, что она скучает одна и очень страдает без родителей.

Честно говоря, Таисья после этого с сыном даже поругалась.

– Работаете на одну собаку и живете для нее. Прямо идола себе какого-то из нее сделали! – в сердцах высказала она сыну по телефону. – Это надо же – собаку к психологу возить! Какие вы ей родители? Неуж-то мы собаками теперь размножаемся? Лучше бы дитё из детдома взяли, всё какая-то радость, чем столько сил и денег на эту тварь тратить!

Сын тоже обозлился, вспылил, только сказал, что не собирается чужую кровь воспитывать и бросил трубку.

Ага, чужую кровь… А собачья-то кровь, видно, им не чужая… Вот вырастила на свою голову. Тащила их, тащила, образование дала, а что толку-то? По профессии ни один не работает, все только на этом бизнесе повернутые. Бизнесмены теперь все. Вся страна, от мала до велика…

И в кого они такие? Она же никогда за деньгами не гналась, наоборот, прямо шарахалась от них. Прочитала давно, еще по молодости Евангелие. Конечно, мало, что поняла тогда, да и сейчас, по совести сказать, понимает не намного лучше, хоть и читает его регулярно. Но спрашивать ни у кого не стала. Еще чего! Вон, бабки старые, темнее некуда, из образования два класса да три коридора, и то понимают. А она, молодая, да с техникумом неуж-то пойдет позориться и спрашивать? Сама уж как-нибудь разберется, не маленькая. Тем более, что основную идею она и сама с первого раза, без всякой помощи поняла: в рай попадут только бедные. Таисья это навсегда запомнила. Так и впечаталось в память: «легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в Царствие Небесное»[2]2
  Евангелие от Матфея, гл. 19, ст. 24; Евангелие от Луки, гл. 18, ст. 25.


[Закрыть]. И еще сказано, что спасутся «нищие духом»[3]3
  Евангелие от Матфея, гл. 5, ст. 3: «Блаженны нищие духом, ибо им принадлежит Царствие Небесное».


[Закрыть], где ключевое слово, как она поняла, «нищие». Вот с тех пор она от денег-то, как от огня бегала. И на тех, у кого денежки водились, смотрела с откровенной жалостью – не видать им, бедным, рая.

Поэтому ее так не обрадовала новость, принесённая Валькой, про повышение зарплаты. С таким доходом уж какая тут бедность… Э-эх, пропадёт душа!

Ну а сыновья ее таких взглядов не разделяли, ни о каком спасении души и не помышляли и деньги ставили во главу угла. Она этого не понимала и не принимала, потому и общение у них сводилось к редким перезвонам по телефону, обычно под праздники.

И с внуком Димкой виделись они редко и недолго. Как-то и говорить особо не о чем было. Оно и понятно, какие общие темы могут быть у стариков с мальцами? Так, ерунда всякая. Старики больше все про здоровье говорят, про цены, погоду, а молодежь это все мало интересует. Для них, что зима, что лето, все без шапок да с голыми пупками бегают. О здоровье никто не думает, пока оно есть. А цены… Это больше родительская проблема, дети об этом, как они теперь говорят «не парятся». Раньше в баню париться ходили, а нынче вот по жизни «не парятся»…

Да и вообще, внук Таисью в последнее время раздражал всем своим внешним видом: штаны рваные, пояс с какими-то шипами и заклепками, на руках наколки, на голове, прости Господи, чёрти что, воронье гнездо и то краше… А ведь каким красивым мальчиком в детстве был, просто сказка… Э-эх, куда это всё делось?..

Оно, конечно, сейчас вся молодежь такая ненормальная, она видит, не слепая же. Но то ж чужие, а это свой, сердце-то болит…

И, когда она увидела у него серьгу в носу, тут терпению ее пришел конец. Объявила она сразу Димке ультиматум, мол, или вынимай эту дрянь из носа, или на порог больше не пущу. А он преспокойненько встал с табуретки, да и заявил ей, что он и сам, мол, не придет, а серьгу вынимать и не подумает. А захочет, так еще хоть десять штук себе навесит. И ушёл…

Три месяца уже ни слуху, ни духу, словно она и не существует. Даже привет ей никогда не передаст. Ну и она тоже решила не сдаваться и первой не звонить, а выдержать характер. Вот и выдерживает…

Рвалась Таисья домой, чтобы важный сериал не пропустить, все в окно зыркала, не прекратился ли ливень. От же напасть! Тут же, у Вальки и телевизор есть, а не посмотришь с душой. Она ведь, как обычно, смеяться будет. Только настроение испортит, мегера. «Ну да ладно, ночью повтор посмотрю, – смирившись с обстоятельствами, решила про себя Таисья, – всё одно бессонница. Потом крепче засну».

Вот тут он и зашел в подъезд, этот нелюбимый ею жилец.

Зашел, как всегда, элегантный, в белом льняном костюме, светлых летних туфлях, с шейным шелковым платком на шее. Он тянул за собой солидный чемодан на длинной складной ручке. С темного зонта вода лилась на пол.

«Ну, конечно, не ему же потом лужи вытирать», – зло подумала Таисья, и отвернулась, чтобы не здороваться. Смена не ее. Не обязана.

Если спросить прямо, за что она на него взъелась, она бы так сразу и не ответила. Придраться-то особо и не к чему было. С виду он был красавец, хоть и не мальчик уже давно: высокий, статный, с красивой благородной сединой, с крупными правильными чертами, глубоким взглядом. И всегда приветливый, сдержанный, вежливый. Никогда она его не видела ни в пьяном виде, ни в неопрятности. Дети, – взрослые сын с дочерью, – воспитанные, без зазнайства, всегда здороваются, улыбаются. И жена очень приятная, говорят, прежде, как и он, тоже актрисой была, но, как детей родила, сниматься перестала.

И фильмы она с ним видела. Ну что же, хорошие, конечно, фильмы, ничего не скажешь. Иначе бы и не платали ему такие деньги-то, наверное, не давали званий разных, если бы он плохо играл…

Ну, вот и жил бы себе отдельно. Теперь вон, кто богатый, в своих, особенных домах только и живут. И правильно, нечего в общем доме другим-то глаза мозолить своим богатством.

– Здравствуйте, Михал Николаевич, – завидев его, подскочила со своего кресла Валька и вынырнула из стеклянного закутка для консьержей. – С приездом Вас, голубчик!

– Спасибо, Валентина Петровна, спасибо, дорогая, – церемонно поклонился жилец.

– Ой, как вы посвежели, загорели, погода-то, небось, хорошая на отдыхе была?

– Да-a, с погодой повезло, не спорю, слава Богу. Отдохнули на славу. Жена с дочкой и внуками еще остались, а мне, увы, надо было возвращаться. Труба зовет. Мужчинам отдыхать долго не положено. Так уж мир устроен. Сын у меня уже два года без отпуска. Ну, а вы как поживаете, Валентина Петровна? Как внучата? Растут?

– Расту-ут, – расплылась в улыбке Валька, – у младшенькой, у правнучки-то моей Сашеньки, уже первый зубик вылез.

– Замечательно, – засмеялся жилец, – надо серебряную ложку дарить-то, на первый зубок.

– Да подарили уж, крёстные её.

– Молодцы, крёстные, не нарушили традиции. А супруг ваш как поживает?

– Рашидик? Спасибо, хорошо поживает. На даче он сейчас с детворой. По землянику уже в лес ходят. Скоро у меня отпуск будет, так и я к ним перееду. А так пока только с сыновьями на выходные мотаюсь.

– Поклон ему от меня передавайте обязательно, нижайший поклон.

– Обязательно передам, не сомневайтесь. Так я вам ключики сейчас ваши верну, Михал Николаевич, раз вы уже теперь на месте. И слово кодовое, чтобы квартиру с охраны снять. У меня на листочке записано, боялась забыть. Они же там, на пульте охраны, его все время меняют. Погодьте минутку, я в сумке возьму.

Валентина забежала в стеклянный стакан, покопалась в своей сумке, взяла то, что нужно, и тут же выскочила обратно. Таисья брезгливо поджала губы: это же надо так лебезить-то? Тьфу! Противно прямо… Ишь, суетится, как на пожаре. Что с людьми человекоугодие-то делает… Эта Валька, дурёха, прямо, молиться на него готова, как на икону! Так и стелется, так и стелется! Ой, Господи, пропадают люди, пропадают ведь ни за грош… И главное, сами же того не понимают… вот грех-то… вот грех…

– А цветочки я исправно поливала, честь по чести, как и обещала, – доложила тем временем Валька. – Так что передайте Лидии Афанасьевне, пусть не волнуется. Все с ее любимыми цветами в порядке, всё в самом лучшем виде.

– Спасибо, милая, спасибо, любезная. Что бы мы без вас делали, – благодарно и церемонно поклонился Михаил Николаевич.

– Ой, да что вы, – махнула рукой Валька, – это ж мне только в радость. Я цветы и сама люблю. А у вас они такие красивые, как в сказке. Вот вам ключи и листочек с паролем от сигнализации.

– Нет-нет, только пароль. Ключики вы оставьте. У меня второй комплект есть. А то я, может, скоро, на съемки уеду, снова придется Лидочкину зелень вам поручать. Не откажете?

– Да, конечно, – с готовностью согласилась Валентина, – только предупредите, если что. Позвоните мне. Или записку тут на вахте оставьте.

– Да, хорошо, благодарствую, милая.

– Ну, вы идите, Михал Николаевич, идите уже, отдыхайте с дороги, а то я вас совсем заговорила. Вы под дождем-то не промокли?

– Нет, не промок. Лидочка, как знала, зонт положила. Да, пойду, пожалуй, и вправду устал немного после перелета. До свидания, Валентина Петровна, – сказал жилец и, дернув чемодан за ручку, покатил его к лифту.

Валька вернулась на рабочее место.

– О-о-хо-хо, – зевая, и прикрывая рот рукой, сказала она, – видно, дождь-то надолго зарядил, что-то ко сну меня потянуло. Хороший человек Михал Николаевич, да? Такой всегда обходительный, внимательный, простой. И не скажешь, что звезда, правда? Не чета нынешним-то звездулькам. Чуть нос в телевизоре показался, чуть где-то засветились, уже вокруг никого не видят. И только успевай потом в газетах про них читать, с кем они теперь спят. А кому это интересно? Мне что, им свечку держать, что ли? Ой, срам один…Раньше этого стыдились… теперь гордятся… куда мир катится… А этот, вон какой красавец. Никаких скандалов, разводов, всю жизнь с одной женой. И детки порядочные выросли, все семейные.

– Не нравится тебе про звезд как пишут, так и не читай, кто тебя заставляет, – отрезала Таисья, – а этот… тоже мне звезда… Ни в одном сериале я его что-то не видела. Видно, не такая уж и знаменитость. А то бы пригласили.

– Ты чего это? Какая тебя муха укусила? – удивилась Валька, только теперь заметив перемену настроения у подруги. – А я и не читаю ничего такого, с чего ты взяла? Больно мне надо-то… Только глаза ведь не завяжешь, заголовки такие, что и слепой увидит. Да и в журналах с кроссвордами вечно нет-нет, да и втиснут эту бурду. А на счет сериалов, так что же, по-твоему, кто там не играет, тот не звезда?

– А чего такого? Мог бы и сыграть хоть в одном. Небось, не развалился бы. Чем тебе сериалы не угодили? Там, к твоему сведению, про жизнь показывают, и много поучительного. Не знаешь, так не берись судить.

– Ну, ты, Таська, чудна-ая, ей Богу, чудная. Да чего там поучительного-то? Про жизнь, скажешь тоже… По мне, так надо самим жить, а не про жизнь по телевизору смотреть. Это так, только время даром терять. Ты вон, сколько свою «Санта-Барбару» смотрела? Десять лет? Или больше? А потом «Просто Мария» была, «Богатые тоже плачут», «Династия»… Сколько всего было-то? Уж и не упомню, про кого ты мне только не рассказывала: Мэйсон, Сиси, Хосе-Игнасио, Хуан-Карлос… Кто там еще? А у тебя за это время, между прочим, Димка, единственный внук твой вырос по яслям, детским садикам, да по продлёнкам!

– Ты моего Димку не трожь! – взвилась, как от искры, задетая за больное, Таисья. – Это не твоего куриного ума дело, кто где вырос! Ты лучше за своим выводком смотри!

Валька покраснела, сжала губы, сдерживаясь, чтобы смолчать, но не утерпела.

– Ага, конечно, зато у тебя ум не куриный! Прямо ума палата, как же! Глядите на неё! Три книжки в жизни прочитала, и те, небось, не до конца. Одна Азбука, другая про то, как трамвай водить, а третья – Евангелие. Вот и рада, что всё на свете знает теперь! Прямо все про все поняла! И всех поучает, советы мастерица давать направо и налево!

– Да уж! Евангелие знаю! Не то, что некоторые нехристи, которые и в церковь-то не заглядывают, и дорогу даже туда не знают!

Это был выпад в сторону любимого Валькиного Рашида, который был хоть и восточный человек, но еще в детстве крещённый в честь святого Георгия Победоносца, и поэтому выпад особенно обидный и незаслуженный. Но Таисья Рашида за своего все одно не признавала. Иноверец и точка. После этого Валька окончательно разошлась.

– Зато ты заглядываешь! О-ой-ой-ой! Именно, что заглядываешь! Ага! Мы – нехристи, а ты у нас свята-а-я, ни дать, ни взять! У-у-у! Постыдилась бы!

– А чего мне стыдиться? – вскочила на ноги Таисья и упёрла руки в бока. – Чего стыдиться-то? Мне стыдиться-то нечего! Я в храм Божий хожу исправно, Бог свидетель! И исповедуюсь, в отличие от некоторых, регулярно, и батюшка меня, между прочим, хвалит, а он так просто хвалить не станет!

– Хвалит? За исповедь? О-о-ой! Держите меня трое! Это где ж такое видано? Что ты ему там исповедуешь, что он тебя хвалит? За что? За то, что всем вокруг кости перемыла по сто раз? Тот толстый, эта гулящая, этот пьёт, тот бездельник, эта дармоедка… Ты хоть про кого доброе слово, когда сказала? А рассказала ему, как в прошлом году внука враньем заманила к себе, мол, приезжай, заболела, я, несчастная, помираю? А на самом деле и не думала ты помирать! Это настройки на видике сбились, чтобы твои сериалы писать, пока ты в церкви вроде как Богу молишься. Молишься, а сама мыслями вся в телевизоре сидишь! Это ты батюшке своему рассказала? А про то, что Михал Николаича ненавидишь ни за что ни про что, рассказала? Или это, может, по Евангелию? Я же не такая умная, как ты? Растолкуй, сделай милость, знающая наша!

– Да, что б ты знала, это, как раз, по Евангелию! Богатые не наследуют Царство Небесное и нечего с ними церемониться! Ясно? Будут в огне адском гореть! И так им и надо! Вот так и надо! Зато ты ему под ноги стелешься, как коврик! Прямо бери да ноги вытирай!

Валька как-то странно на Таисью посмотрела, поджала губы и сказала с горечью:

– Ну а ты, конечно, в рай прямой дорогой попадёшь… праведница… стопами по Небесам ходишь уже…

– Да! И попаду! Потому что так в Писании сказано! Я за деньгами не гоняюсь, как ты, а всю жизнь скромно живу! И не жирую, как этот Михал Николаич твой и ему подобные! По заграницам да на иномарках не раскатываю!