Текст книги "Е. П. Дурново (Эфрон). История и мифы"

Введение

Интерес к личности Е. П. Дурново (Эфрон) (далее – Е. П.) у исследователей (в том числе и у автора работы), без сомнения, вызывается ее причастностью к судьбе М. И. Цветаевой (далее – М. И.). Сын Елизаветы Петровны Сергей был мужем Марины Ивановны, ее дочери – адресатами писем Цветаевой, их брату Петру она посвятила не одно стихотворение. С самой Елизаветой Петровной М. И. не была лично знакома: Марина встретила Сережу в 1911 г., уже после смерти его матери.

Накануне своего возвращения в 1939 г. из эмиграции в СССР Марина Ивановна ставит на Монпарнасском кладбище в Париже памятник Елизавете Петровне, ее мужу Якову Константиновичу и их младшему сыну Косте. «Это были чудные люди (все трое!) и этого скромного памятника (с 1910 г.) заслужили»[1]1
  Марина Цветаева. Собр. соч. В 7 т. М., 1995. Т. 7. С. 91.


[Закрыть].

Жизнь этой удивительной женщины достойна изучения не только из-за ее родства с Цветаевой. «О Лизе Дурново мне с любовью и восхищением постоянно рассказывал вернувшийся в 1917 г. Петр Алексеевич Кропоткин и поныне помнит Николай Морозов. Есть о ней в книге Степняка «Подпольная Россия», и портрет ее находится в Кропоткинском музее», – писала в 1939 г. Марина Иванова Л. Берии, умоляя его о справедливости по отношению к заключенным в советскую тюрьму сыну и внучке Елизаветы Петровны Сергею и Ариадне Эфронам.

Горячо любившая родителей и обожаемая ими единственная дочь, то и дело совершавшая дерзкие поступки; аристократка Лизонька, красота, ум, обаяние, высокие душевные качества которой сделали ее любимицей и революционных кружков и великосветских салонов; всем увлекающаяся, всех идеализировавшая, проявлявшая безграничную готовность к самопожертвованию Лиличка, восхищавшая Ивана Бунина и Максимилиана Волошина, экспансивная и экзальтированная, с присущим ей пылом отдававшая все силы и средства делу «вызова революции» сначала среди членов «Земли и воли», «Черного передела», а в 1906 г. в рядах эсеров-максималистов; активная деятельница подпольного «Красного креста», помогавшего революционерам; невеста сподвижника Г. В. Плеханова Г. И. Преображенского и жена Я. К. Эфрона; мать девятерых детей, четверо из которых были участниками революционных событий при ее жизни; узница Петропавловской крепости и Бутырок; эмигрантка, бежавшая за границу; овдовевшая «госпожа Эфрон», повесившаяся в 1910 г. над трупом 14-летнего сына-самоубийцы – это далеко не все страницы ее драматической жизни.

Интерес автора к изучению личности Елизаветы Петровны вызван еще и тем, что она была одной из самых первых курсисток самого первого в России высшего учебного заведения для женщин – Московских высших женских курсов В. И. Герье (МВЖК, ныне – Московский педагогический государственный университет), которую директор курсов, Владимир Иванович Герье в числе наиболее прилежных и талантливых курсисток приглашал к себе на «чаи». Она до старости помнила и гордилась тем, что ее высказывания во время молодежных споров в деревянном доме Герье (он стоял напротив дома Дурново в Гагаринском переулке) «казались существенными».

После окончания курсов Лиза – домашняя учительница, открывшая свою «элементарную» школу в Москве. Арестованная в 1880 г., она в одиночке Трубецкого бастиона Петропавловской крепости пыталась писать рассказы для детей.

На курсах В. И. Герье учились ее дети: Анна, Елизавета, сохранилось заявление Веры о зачислении ее на МВЖК, но учиться ей на них не удалось.

А в 2010 г. закончил биолого-химический факультет Московского педагогического университета прапраправнук Е. П., праправнук ее младшей дочери Веры Иван Михайлович Максимов (1986 г. рождения).

Вместе с Е. П. на МВЖК училась ее подруга А. С. Рещикова (А. Е. Серебрякова), после работавшая в «элементарной» школе Дурново, позднее – провокаторша, более 25 лет – агент охранки. И власти, и революционеры по результатам деятельности считали ее равной Азефу.

По меткому замечанию мужа младшей дочери Е. П. Веры, М. С. Фельдштейна, «Эфроны были окружены тайнами, как проволочными заграждениями». Сведения о них настолько переполнены мифами, легендами, неточностями, недостоверностями, домыслами, что попытки установить правду предпринимались еще в 1920-е гг. «Развеять все мифы» тогда не удалось[2]2
  И. Жук-Жуковский. Елизавета Петровна Дурново-Эфрон. Легенда о Лизе Дурново // Каторга и ссылка. М., 1929. № 12 (61).


[Закрыть]. Мало того, к сегодняшнему дню их стало больше, и они все множатся.

Перечислим только те, которые можно достоверно, на основании разных источников, особенно архивных документов, опровергнуть, чтобы установить истину.

Лиза Дурново не была ни дочерью, ни племянницей, ни двоюродной сестрой московского генерал-губернатора Петра Павловича Дурново. Не была она и племянницей министра внутренних дел Петра Николаевича Дурново.

Точный год рождения Лизы – 1853. Место ее рождения – не дом отца П. А. Дурново в Гагаринском переулке Москвы, купленный им в 1858 г. Е. П. стала наследницей этого дома только в январе 1905 г. И продан дом (как и тот, что построила на этом участке в 1905 г. Елизавета Петровна) не до, а после ее отъезда из России – в 1909 г. или в августе 1910 г.

На именной гравюре рядом с Николаем I, его наследником и отцом Лизы, служившим тогда в Конном гвардейском полку в Петербурге, изображен не Павел Петрович Ланской, а командир полка Петр Петрович Ланской 4-й – второй муж Н. Н. Пушкиной.

Если родословную отца Лизы вести от рода Толстых, то она сокращается более чем на 100 лет.

Толстые, Молчановы, Дурновы (Дурново), Даниловы, Васильчиковы – потомки выходца из литовских областей Пруссии Индроса, пришедшего в Чернигов в 1353 г. (то есть в XIV в.). Его потомок только в IV поколении Андрей Харитонович «приехал к Москве», где с 1435 г. правил великий князь Василий Васильевич, который прозвал Андрея Харитоновича Толстым. От него пошли Толстые – с XV в., но родословную свою и они ведут с XIV в., от Индроса.

Лиза «сблизилась с молодыми людьми передовых взглядов» не на Высших женских курсах (они открылись в 1872 г.). Преображенского, «которого Лиза полюбила на всю жизнь» (он умер в 1881 г.), звали не Григорием, а Георгием.

Лиза, как и ее муж Я. К. Эфрон, не были членами партии «Народная Воля». Не была Е. П. и членом партии эсеров-максималистов (создана в 1906 г.), не выполняла «различные конспиративные задания партии», не перевозила в Петербург печатный станок в 1880 г.

Она не была «выдана провокаторшей А. Е. Серебряковой»: последняя в год ареста Лили в 1880 г. еще не была провокаторшей и сама скрывалась от полиции.

Я. К. Эфрон не поступал «в Московский университет на физико-математическое отделение», он учился в Московском Императорском Техническом Училище (ныне МВТУ им. Баумана).

Он не был «исполнителем казни по приговору партии провокатора», Яков даже не был причастен к этому убийству. Имя провокатора – Н. В. Рейнштейн, а не Розенкранц. Отойти от революционной деятельности Якова заставило не убийство Рейнштейна, которое, по мнению исследователей, «отяготило его совесть».

В 1885 г. у Лизы и Якова состоялось официальное бракосочетание в греческой церкви г. Марселя. В свидетельстве бракосочетания написано, что он реформатского вероисповедания. Он не был лютеранином.

«Партия (какая? – Е. Ж.) отчасти потеряла интерес» к Е.П., так как уже «не могла рассчитывать на ее деньги». Так объясняют отход Лизы от революционной активности после бегства ее из Москвы в Женеву (на имущество и капиталы ее отца была наложена государственная опека). И возврат «в ряды революционеров» объясняется («во многом») исследователями тем, что «после смерти матери у нее появились собственные средства». Это не так.

«После возвращения в Россию Эфроны жили в Орле». Там жил один Яков Константинович только 2 месяца. Елизавета Петровна жила с детьми во флигеле отцовского дома в Гагаринском переулке Москвы.

Дачу в Быково под Москвой и дом в Мыльниковом (Мыльный) переулке Москвы семья Дурново не снимала, это были их собственные владения.

Совершенно безосновательно преувеличена роль А. Рещиковой (Серебряковой) в жизни и деятельности Е. П.

Это далеко не полный перечень мифов о Е. П. и Я. К. Ничуть не меньше их об их детях Анне, Петре, Елизавете, Вере, Сергее, о чем будет сказано ниже.

Цель исследования одна: установить, насколько это позволяют источники, истину, для чего необходимо решить такие задачи:

– кратко рассказать о родословной Дурново; дать характеристику родителям Лизы (П. А. Дурново и Е. Н. Посылиной); прояснить вопрос о московском доме Дурново в Гагаринском переулке; показать, как прошло детство Лизы, влияние на ее воспитание бабушки по матери Посылиной Александры Ивановны; показать годы учебы Лизы дома и на Московских высших женских курсах В. И. Герье; прояснить вопрос о начале революционной деятельности Лизы, о ее партийной принадлежности, о знакомстве с Г. Преображенским и Я. Эфроном, о первом аресте Лизы в 1880 г., о ее пребывании в Петропавловской крепости; об освобождении и бегстве за границу; внимательно рассмотреть суть «Дела Рейнштейна» для выяснения вопроса о том, были ли причастны к нему Я. К. Эфрон и Е. П. Дурново; уточнить вопрос о правительственной опеке над имуществом Дурново; охарактеризовать жизнь и деятельность Е. Дурново и Я. Эфрона в эмиграции и возвращение семьи Эфронов в Россию; показать семью Эфронов в период подъема революционного движения начала ХХ в., второй арест Е. П. в 1906 г., ее пребывание в Бутырской тюрьме, освобождение и бегство за границу; привести сведения о последних годах эмиграции Е. П. Эфрон и ее смерти; установить роль А. Рещиковой (Серебряковой) в жизни и деятельности Е. П. Дурново (Эфрон).

Основным источником для написания монографии являются материалы архивов: РГВИА, ГАРФ, РГИАМ, ЦАНТДМ (Центральный архив научно-технической документации Москвы), РГАЛИ, архивы ФСБ, РГБ (Российской государственной библиотеки), Троице-Сергиевой лавры (музея-заповедника), музея «Новодевичий монастырь», частные архивы внуков Е. П. Дурново (Эфрон) К. М. Эфрона и Е. А. Трупчинской, архивы музеев М.И. Цветаевой и ее семьи в Москве, Болшеве, Александрове, Тарусе; материалы, хранившиеся в доме сестры М. И. Цветаевой Анастасии Ивановны.

С К. М. Эфроном, Е. А. Трупчинской, А. И. Цветаевой автору посчастливилось общаться более 10 лет, в течение которых с ними обсуждалось все, что удавалось найти в архивах, выслушать их семейные предания о родителях Лизы Дурново, Г. Преображенском, Я. К. Эфроне, о детях Е. П. и Я. К.

Основной корпус документов о Е. П. Дурново (Эфрон) и ее семье хранится в ГАРФе: фонд 109 (III отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии); ф. 102 (Департамент полиции МВД); ф. 533 (Всесоюзное общество политкаторжан); ф. 63 (Московское охранное отделение); ф. 58 (Московское губернское жандармское управление); ф. 124 (Министерство юстиции) и другие. Подробнее о фондах ГАРФ см.: ГАРФ. Путеводитель. Т. 1. Фонды Госархива РФ XIX – нач. ХХ в. Ред. С. В. Мироненко и другие. М., 1994.

Важные документы по теме работы хранятся в ЦГИАМе в фондах: 179 (Московское городское общественное управление, Московская городская дума и Московская городская управа); ф. 131 (Московская судебная палата); ф. 623 (Московская центральная пересыльная тюрьма); ф. 131 (Московская судебная палата); ф. 4 (Родословная г. г. Дурново); ф. 363 (Высшие женские курсы В. И. Герье) и другие.

В РГВИА находятся документы о П. А. Дурново и его сослуживцах (ф. 3543), сведения о службе С. Я. Эфрона до Октябрьской 1917 г. революции (ф. 7792 и ф. 409).

В ЦАНТДМ (Центральный архив научно-технической документации Москвы) можно найти подробнейшие сведения о доме П. А. Дурново в Гагаринском пер. Москвы, о доме Е. П. Дурново (Эфрон), построенном ею на том же участке, а также доме в Мыльном пер. (ф. 1).

В РГАЛИ автору удалось поработать еще до открытия фонда М. И. Цветаевой (ее дочь А. С. Эфрон закрыла его до 2000 г.) по разрешению Р. Б. Вальбе, передавшей в архив частный архив дочери Е. П. и Я. К. Елизаветы Яковлевны Эфрон. Фонд 2962 в РГАЛИ – довольно обширный. В основном, он освещает последние годы жизни Е. П. Дурново (Эфрон). В фонде имеются воспоминания Е. Я. Эфрон, которые (с ее слов) записала в 1968 г. Ариадна Сергеевна. Воспоминания очень недостоверны, между тем, многие ошибки из них перекочевали в исследования самого последнего времени.

Интересные воспоминания старшей дочери Эфронов Анны Яковлевны содержат тоже много недостоверностей (об этом будет сказано ниже), но многое в них соответствует истине, что помогает воссоздать всю картину жизни этой удивительной семьи.

В рукописном отделе РГБ, в ф. 70 (В. И. Герье) – сведения о курсах, о курсистках Лизе Дурново и А. Рещиковой. Поскольку Вера Як. Эфрон и ее муж М. С. Фельдштейн в 1930-е гг. работали в библиотеке, некоторые документы о них можно прочитать в Книге памяти РГБ (М., 1995), а в описи 183 есть личное дело Веры Яковлевны.

В архиве музея «Новодевичий монастырь» есть документы о времени и месте захоронения Петра Аполлоновича Дурново (умер 21 ноября 1887 г.) и сестры его жены, Александры Никаноровны Посылиной (умерла 22 февраля 1876 г.). Оба похоронены у главного Смоленского собора монастыря.

В архиве музея Троице-Сергиевой лавры в декабре 1997 г. сотрудник музея В. А. Ткаченко помог разыскать документы о захоронениях в Лавре матери Петра Аполлоновича Прасковьи Ивановны Дурново (ум. в 1864 г.) и его сестры Анны Аполлоновны Дурново (ум. в 1869 г.). Обе похоронены «в IV ряду у Смоленского собора». За каждую из могил деньги были внесены в 1864 г. (по 300 руб. серебром). В Троице-Сергиевой лавре похоронена и мать Елизаветы Никаноровны, бабушка Лизы, Александра Ивановна Посылина (ум. в 1863 г.). Могила ее находилась за алтарем Успенского собора во II ряду. Деньги «за место упокоения и за последующее поминовение» – 700 руб. серебром – она внесла в 1857 г.

В архиве ФСБ (ф. 45033), к счастью, тоже удалось поработать. Там – материалы следственного дела А. Е. Серебряковой (Рещиковой). Сначала (в письме от 22.04.99) из архива нам сообщили, что интересующих нас материалов в следственном деле «не имеется». При работе в архиве их оказалось достаточно много.

Частные архивы К. М. Эфрона и Е. А. Трупчинской тоже помогли в написании работы. В них – множество фотографий всех членов семьи ДурновоЭфрон, акварелей Е. П., писем и прочее. Хранители их любезно предоставили возможность снять копии с документов, фотографий, сфотографировать шкаф, принадлежавший Елизавете Петровне. Но самое главное – это постоянное общение с К. М. Эфроном, переписка с Е. А. Трупчинской, продолжавшиеся около 10 лет.

К. М. удалось уговорить написать воспоминания о его встречах с С. Я. Эфроном, когда тот вернулся в СССР в 1937 г., в доме, где жили М. С. Фельдштейн, В. Я. Эфрон и К. М. (он сфотографирован на фоне этого дома). Кратенько он написал и о себе, а о матери так и не успел. С К. М. и его младшим внуком Ваней мы обошли и объехали все цветаевские музеи и памятные места в Москве, Болшеве, Александрове, в Тарусе, в Троице-Сергиевой лавре, Новодевичьем монастыре, в Донском монастыре, где на Крематорском кладбище «в могиле № 1 невостребованных прахов» – прах его расстрелянного отца М. С. Фельдштейна (1884 – 20 февраля 1939 г.).

Вопросы к нему я заготавливала заранее. Он никогда ничего не придумывал, говорил прямо, если не знал. Обсуждали все, что удавалось узнать в архивах или на многочисленных цветаевских вечерах, научных конференциях; вспоминал, что слышал от матери, «Нюти» (так он звал Анну Яковлевну), от Елизаветы Яковлевны, от Али (Ариадны Сергеевны), от ее отца – только то, что слышал сам.

Автор бесконечно благодарен и ему, и всем другим, кто помог в написании этой книги: Е. А. Трупчинской, сотруднику РГВИА И. А. Ганичеву, сотрудникам ГАРФа В. И. Широкову и Н. И. Абдулаевой, О. В. Щербачеву, вице-директору департамента герольдии Российского дворянского собрания; В. А. Ткаченко, работнику музея в Троице-Сергиевом монастыре, А. И. Шишкину, научному сотруднику архива ФСБ; Е. С. Ставровскому из г. Шуи за его сведения о Посылиных; Л. И. Шленской, научному сотруднику музея «Новодевичий монастырь», работникам всех цветаевских музеев в Москве, в Подмосковье, в Елабуге, участникам научных конференций и вечеров М. И. Цветаевой, студентам, которые копировали документы, фотографии, вещи из архивов К. М. Эфрона и Е. А. Трупчинской, жившей в Петербурге.

Автор не ставит своей целью дать анализ всей литературы о Е. П. ДурновоЭфрон и ее семье. В книге говорится лишь о тех публикациях, в которых озвучены мифы, недостоверности, легенды, ошибки, и о тех, которые помогают их опровергать. Нельзя умолчать и о работах, где появились новые мифы, ошибки и домыслы, основанные часто лишь на личных мнениях авторов.

Ясность в вопрос о родословной Дурново, конечно же, вносят архивные документы ЦГИАМ (ф. 4, оп. 17, д. 405, л. 1), а также работы: Н. Булычов. Калужская губ. Список дворян, внесенных в родословную книгу по 1 октября 1908 г. Калуга, 1908; М. Чернявский. Генеалогия г.г. дворян, внесенных в родословную книгу Тверской губ. Тверь, 1869. Директор департамента герольдии Российского дворянского собрания О. В. Щербачев, прекрасно знающий родословную Дурново, помог ее составить, за что автор глубоко признателен ему.

В вестнике «Каторга и ссылка» некоторые заметки и статьи тоже касаются этого вопроса, особенно ст. И. Жук-Жуковского «Елизавета Петровна ДурновоЭфрон. Легенда о Лизе Дурново» – Каторга и ссылка. М., 1929, № 12 (61). Перечень статей вестника см.: Р. М. Кантор. Именной систематический указатель к историко-революционному вестнику «Каторга и ссылка» за 1921–1930 годы. М., 1928, 1931, 1932.

Об отце Лизы, Петре Аполлоновиче Дурново, вестник «Каторга и ссылка» тоже упоминает, но фрагментарно, что вполне объяснимо: он был враждебно настроен по отношению к ее друзьям-революционерам и строго запрещал Лизе общаться с ними.

Весьма смутно говорится в публикациях (да и в архивных документах) о партийной принадлежности Е. П., Я. К. и их детей. Ясность в этот вопрос вносят воспоминания их современников, монографии советского и постсоветского времени, справочники, энциклопедии, пресса и т. д.

Перечислим только некоторые:

В. Анзимиров. Крамольники (Хроника из радикальных кружков семидесятых годов). М., 1907;

«Черный передел», организация. Из программных статей «Черного передела». Женева, 1903;

Черный передел. Орган социал-федералистов. 1880–1881. М.—Л., 1923;

Дейч Лев Григорьевич. Роль евреев в русском революционном движении. Берлин. Грани. 1923;

Группа «Освобождение труда». Сб. 1–6. М.—Л., 1925–1928;

Буланова-Трубникова Ольга Константиновна. Три поколения. М.-Л., 1928;

А. Корнилова-Мороз. Перовская и кружок чайковцев. М., 1929;

О. В. Аптекман. Общество «Земля и воля» 70-х годов. Ростов-на-Дону, б/г;

Деятели революционного движения в России. Био-биографический словарь. М., 1932;

М. Р. Попов. Записки землевольца. М., 1933;

Н. Троицкий. Большое общество пропаганды. 1871–1874 гг.(так называемые «чайковцы»). Саратов, 1963;

(он же.) Друзья народа или бесы? Как и кого защищали народники // Родина. 1996. № 2;

«Народная воля» и «Черный передел». Воспоминания участников революционного движения в Петербурге в 1879–1882 гг. Л., 1989;

Автобиографии революционных деятелей русского социалистического движения 1870–1880-х гг. с примечаниями

В. Н. Фигнер. Энциклопедический словарь русского библиографического общества Гранат. 7-е издание. Т. 40;

Д. Б. Павлов. Эсеры-максималисты в первой российской революции. М., 1989; Политические партии России. Конец XIX – 1-я треть ХХ в. Энциклопедия. М., 1996 и многие другие.

Эти публикации помогают опровергать мифы и устанавливать истину и по другим вопросам: об убийстве Н. Рейнштейна, об опеке над имуществом П. А. Дурново, о жизни Е. П. в эмиграции, о возвращении ее в Россию, новом аресте и второй эмиграции, о Рещиковой (Серебряковой) и т. д.

Для изучения личности и деятельности А. Е. Серебряковой (Рещиковой) весьма ценными публикациями являются:

М. Бакай. О разоблачителях и разоблачительстве (Письмо к В. Бурцеву). С вступительной заметкой Л. Меньщикова. Нью-Йорк, 1912;

газета «Русское слово». 1909. № 249, 251;

газета «Русские ведомости». 1909. № 252, 255;

газета «Известия» за 1926 г., №№ 86–96 (эта газета освещала судебный процесс над А. Серебряковой, длившийся с 15 по 27 апреля 1926 г.);

Л. П. Меньщиков. Охрана и революция. М., 1930.

Из самых последних работ, в которых повторяются старые мифы и создаются новые, назовем две:

«Марина Цветаева. Поэт и время». М.,1992;

Л. Анискович. «Сергей Эфрон. Крылатый лев, или …Судите сами». М., 2004.

В замечательной книге «Марина Цветаева. Поэт и время» есть небольшая (1,5 стр.) статья Е. Б. Коркиной «Семья ДурновоЭфрон» (с. 191–192), в которой много ошибок: неверно назван год рождения Лизы; она «сблизилась с молодыми людьми передовых взглядов» не на Высших женских курсах; она не «стала членом партии «Народная воля»; Лиза ехала в Петербург не по заданию партии и не перевозила туда печатный станок; она не была выдана А. Е. Серебряковой, Серебрякова тогда была еще Рещиковой и не была провокаторшей; неверно назван год рождения Я. К. Эфрона; его брат Николай не имел аптеки в Москве, у Красных ворот; Я. К. не поступал в Московский университет; он не был членом партии «Народная воля»; он не участвовал в убийстве провокатора; имя провокатора не Розенкранц, а Рейнштейн; убийство, которое он не совершал, не «отяготило его совесть», и не оно «заставило его отойти впоследствии от революционной деятельности»; Я. К. не принимал лютеранское вероисповедание; побег Преображенского хотели организовать не из ссылки, а из Московской пересыльной тюрьмы. Нельзя говорить, что побег «не увенчался успехом», так как его отменил сам Преображенский, которого звали не Григорием, а Георгием; Е. П. не вступала в 1905 г. в партию эсеров-максималистов; арестована она была летом 1906 г. не «на собрании этой партии»; на даче Эфронов в Быкове при обыске не был «обнаружен склад оружия»; неверно указан год рождения Петра, старшего сына Е. П., арестован Петр не за то, что его подозревали в принадлежности к партии эсеров-максималистов.

Только после того, когда в РГАЛИ удалось найти источник, из которого автор статьи брал сведения (ссылки на источник в статье не было), стало возможным объяснить такое обилие ошибок.

Источник этот – воспоминания Елизаветы Яковлевны Эфрон (1885–1976), записанные Ариадной Сергеевной Эфрон со слов Е. Я. в 1968 г. (РГАЛИ, ф. 2962, оп. 1, д. 184).

Старшая из детей Эфронов Анна Яковлевна Эфрон (Трупчинская) (1883–1971) в своих воспоминаниях (РГАЛИ, ф. 2962, оп. 1, д. 338, лл. 1–107) пишет: «К сожалению, моя мать мало рассказывала нам о своей революционной деятельности. Это было из скромности или же из конспиративных соображений. Зато она любила рассказывать о своих товарищах и современниках, ходивших в народ или живших в поселениях. Рассказывала о замечательном ораторском таланте Желябова, о твердости Перовской, но больше всех она любила Веру Засулич, жила с нею вместе в эмиграции в одной комнате … В честь ее назвала свою дочь Верой … То, что я знаю о матери периода ее участия в народничестве, я слышала от других, нашла в архивах, читала в воспоминаниях или заключала из ее коротких рассказов и высказываний. Все ошибки в сведениях о ней мне очевидны (например, у Морозова) (л. 58).

Учитывая, что воспоминания сёстры Эфрон писали уже в преклонном возрасте, ясно, что к ним надо относиться весьма и весьма осторожно. Что же касается сведений о семье Дурново, сообщаемых М. И. Цветаевой, встретившей Сергея Эфрона в 1911 г., после смерти его матери (1910 г.), когда ему было всего 19 лет (к тому же, он долго был разлучен с ней), – сведения Марины Ивановны никак не могут быть документальным источником – она черпала их из воспоминаний детей Е. П.

К тому же, М. И. в письме к В. Н. Буниной 21 августа 1933 г. говорит: «Я все помню эмоционально и почти ничего не помню достоверно…»[3]3
  Цветаева М. Собр. соч. В 7 т. Т. 7. С. 247.


[Закрыть]. Она даже не помнила, когда был открыт Музей изящных искусств им. Александра III, который дети И. В. Цветаева называли «наш старший брат». «Думала, что Музей открыт в 1913 г. …Видите, могу ошибаться на год …, почти ничего не помню достоверно: ни часа, ни залы, в которой был молебен …Это жизнь мне мстит – за мои глаза, ничего не видящие, ничего не хотящие видеть, видящие – свое»[4]4
  Там же.


[Закрыть].

Книга Л. И. Анискович «Крылатый лев, или…Судите сами» (М., 2004) – одна из серии (6 книг) автора о семье М. И. Цветаевой с биографиями ее родителей, мужа, детей, сестер, близких и друзей, самой М. И. Цветаевой. «Мне захотелось, – пишет автор, – каждому из них воздать должное, ибо они этого заслужили…, смею надеяться, что приведенное ниже аналитическое исследование, касаемое этой семьи, окажется наиболее полным на сегодняшний день». Причиной создания книги (кроме желания «воздать должное» семье М. И. Цветаевой и ее окружению, «ибо они этого заслужили») еще и, по мнению автора, слабая изученность этой проблемы: Марине Цветаевой посвящены десятки книг, об ее отце – всего две, об остальных – фактически ни одной.

Эта книга взята для анализа потому, что она касается многих вопросов интересующей нас темы: Е. П. Дурново (Эфрон), ее семья.

О родословной Дурново автор пишет, что корни Дурново уходят в XIV в. Этот род вышел из рода Толстых, от Василия Юрьевича Толстого. Первый Толстой был толстым, а первый Дурново – дурным.

Уже названные выше источники и справочники о родословной Дурново утверждают, что кличку «Толстый» получил потомок Индроса в IV поколении Андрей Харитонович, который «приехал из Чернигова к Москве», к великому князю Василию Васильевичу (1415–1462 гг.).

Василий Васильевич, внук Дмитрия Донского (великим князем он стал с 1435 г.), дал Андрею Харитоновичу эту кличку.

Потомки Андрея Харитоновича писались уже Толстыми (в том числе и Василий Юрьевич, но он же получил и прозвище «Дурной»). Сын Василия Юрьевича, Федор Васильевич, писался уже не Толстым, а Дурновым.

Все дворянские роды, потомки Индроса, пришедшего в Чернигов «из Немец, из Цесарские земли» в 1353 г., начинают свою родословную с XIV в. (Толстые, Молчановы, Дурновы (Дурново), Даниловы, Васильчиковы). Если считать родословную Дурново от Толстых (прозвище «Толстый» появилось только в XV в.), значит сокращать ее более чем на 100 лет, что было бы большим оскорблением чести представителей рода. Более подробно о родословной Дурново будет сказано ниже, о ней же можно узнать (кроме уже названных источников) в книге: Александр Бобринский. Дворянские роды, внесенные в общий гербовник Всероссийской империи. Ч. I. (С.-Петербург, 1890. – С. 380).

«По каким-то причинам Селивановка не устраивала молодых, поселились в Москве, скорее всего, снимали квартиру, достоверных сведений нет», – пишет автор. (Речь идет о с. Селивановке в Калужской губ. – имении матери П. А. Дурново).

Селивановка вполне «устраивала молодых». Они жили там каждое лето, а в Москву приезжали, вероятно, до рождения Лизы в 1853 г. В Москве Дурново не снимал квартиру, жил у Егора Ефимовича Ключарева, который работал в Архиве Министерства иностранных дел, на его адрес управляющий имениями Дурново в Пензе посылал отчеты. Достоверные сведения об этом есть, о чем будет подробнее сказано позже, в тексте.

«Мне кажутся сомнительными «слухи» от И. Жук-Жуковского, биографа Е. П. Дурново, что жена П. А. была ревнива и сварлива, и что жили они неладно», – пишет автор.

И. Жук-Жуковский – не биограф Е. П. Мнения его о Е. Н. Дурново (Посылиной) объективны. Они подтверждаются полностью воспоминаниями Е. Я. и А. Я. Эфрон (Трупчинской), другими документами.

«В Новодевичьем монастыре похоронена некая Александра Никоноровна Посылина, очевидно, сестра жены П. А., матери Лизы», – предполагает автор.

В этом случае предположение верно. В архиве музея «Новодевичий монастырь» сохранились сведения о ее захоронении.

Говорит об А. Н. Дурново и Е. П. Дурново, вернувшаяся в Россию в 1886 г. В своем письме она просит власти вернуть ей залог, заплаченный за нее отцом в 1880 г, сообщает, что деньги эти она получила по завещанию, от своей тети, А. Н. Дурново.

«В тайне от родителей Лиза посещала Лубянские курсы. Как это удавалось, не знаю. Очевидно, приходилось платить за молчание» – еще одно утверждение и предположение автора.

Лиза не платила за молчание. Мать возила ее на курсы в карете тайком от отца, пока это не стало известно П. А. В работе не приведено ни одного свидетельства о том, что курсистки МВЖК «относились к Лизе с насмешкой» и что «только Рещикова относилась более сочувственно к ее проблемам», а «доверчивая Лиза откликнулась на предложенную дружбу». Ни документы, ни свидетельства современников Лизы этого мнения автора не подтверждают, хотя миф о том, что Рещикова «вовлекла Дурново в революционную деятельность», бытовал давно.

Нельзя согласиться и с авторской оценкой: «Лиза не была умной».

Совершенно обойден исследователем вопрос о том, членом каких партий, партийных групп, фракций была Лиза, каким сочувствовала, помогала, не будучи их членом, нет объяснений, что это за «нелегальное собрание крестьянских работников», на котором Е. П. была арестована в 1906 г.

Отход ее от революционной деятельности после наложения правительственной опеки в 1881 г. над имуществом отца автор объясняет тем, что «партия (какая? – Е. Ж.) не могла рассчитывать на деньги Е. П. и отчасти потеряла к ней интерес». И возврат ее «в ряды революционеров в начале ХХ в.» объясняется появлением у нее денег: «Думаю, что немалую роль сыграло наличие у нее после смерти матери собственных средств».

Причины отхода Е. П. от революционной деятельности и возврата к ней, конечно же, требуют глубокого изучения, и только предположений автора явно недостаточно. Резкое осуждение Эфронов некоторыми революционерами, например,

Л. Г. Дейчем, за то, что они, по мнению Дейча, «исключительно по глупости лишили наше общее дело тех средств, на которые мы рассчитывали» тоже требует анализа и оценки. Автор письма, написанного в феврале 1882 г., считает даже себя «вправе ненавидеть, не простить никогда Эфронам этой потери[5]5
  Группа «Освобождение труда». М., 1926. Сб. № 4. С. 224.


[Закрыть]. Дейч абсолютно не знал обстоятельств, причин наложения опеки, находясь в Швейцарии, но современным-то исследователям они известны.

Эфроны вернулись в Россию в 1886 г. После возвращения, пишет автор книги, они «жили в Орле».