Текст книги "Когда умирает король"

Саана обдумывает эту информацию. В кого же, интересно, влюбилась Хелена?

– Что еще вы помните? – она не оставляет Эйлу в покое.

– Она вечно крутилась с девочкой по имени Йоханна, но про любовь ничего сказать не могу – не знаю. О каких-то вещах не болтают даже здесь.

Саана смотрит на Эйлу в зеркало.

– А еще кого-нибудь Хелена упоминала в разговорах?

Эйла отвечает на Саанин взгляд в зеркало и глубоко задумывается.

– Кажется, нет, – говорит она и ненадолго замолкает. Еще какое-то время комнату заполняет ритмичное клацанье старых парикмахерских ножниц.

– Хелена была натурой утонченной. Пописывала стихи на летних каникулах, занималась творчеством – и в школе тоже. Тем летом она еще была в конфирмационном лагере, – после паузы продолжает Эйла. – Ее смерть стала шоком для всех. В память о Хелене друзья по лагерю организовали минуту молчания в церкви Хартолы. Люди горевали, и никто не мог понять, почему Хелена захотела убить себя. Этот случай вызывал самые противоречивые эмоции, но горе всех объединяло. Такой конец для нашей любимой девочки… – задумчиво вспоминает Эйла и состригает последние волоски то с одного края, то с другого.

Стрижка готова, Эйла подносит Саане зеркальце в синей пластмассовой рамке и поворачивает парикмахерское кресло так, чтобы Саана взглянула на свои волосы со всех сторон.

– Ну, что скажешь? Не многовато обрезала? – спрашивает Эйла, уже даже не глядя на Саану. Она вовсю подметает пол, очищая его от серебристых волосков клиентки.

Саана разглядывает результат в зеркале. Да, руки у Эйлы откуда надо. Волосы сразу словно стали гуще, богаче. Голова преобразилась. И хотя светлая кучка на полу кажется пугающе внушительной, длина не пострадала.

– Замечательно, спасибо, – отвечает Саана, даря Эйле искреннюю улыбку. – Может, вспомните что-то еще о том случае?

Несмотря на грубоватость и некоторую суетливость женщины, Саана чувствует к ней симпатию.

– Ну, между нами, девочками, я так тебе скажу: полиция отнеслась к делу неожиданно прохладно. Как по мне, плоховато они расследовали, – доверительно сообщает Эйла и идет к маленькой стойке, чтобы пробить Саане чек на старомодном кассовом аппарате.

Саана осыпает Эйлу благодарностями, расплачивается и, довольная, покидает парикмахерскую. Несколько важных и весьма интригующих подробностей стоили ей всего-то кучки посекшихся кончиков.

ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА

– Прикоснись губами к моему перстню – и тогда мы сможем стать друзьями, – сказал барон и протянул Хелене руку, на мизинце которой поблескивало изысканное украшение. Хелена опустила взгляд на холеные пальцы барона и тут же устыдилась своих рабочих клешней, пожизненно отливающих красным клубничным цветом. А руки мужчины были дивно гладкими, что не совсем вязалось с его возрастом. Безупречные ногти на бледной коже. Барона забавляла реакция Хелены, но он все еще ждал. Хелена подумала, что это, наверное, одно из замысловатых правил европейского этикета – она и понятия не имела о подобных вещах. Поэтому она легонько коснулась руки барона и поцеловала ее. Ноздри затрепетали от аромата дорогущего мыла.

– Положение человека легко вычислить по его рукам, всегда помни об этом, – произнес барон, когда Хелена отстранилась. – Вот есть, скажем, руки рабочего: сухие безразмерные лопаты, которые, разумеется, полны силы, однако напрочь лишены той нежности, что может сводить с ума женщин. Понимаешь? Настоящий аристократ не позволит себе зачерстветь.

Пока барон говорил, они прогуливались по коридорам и комнатам усадьбы. Великолепное внутреннее убранство огромного дома лишь подогревало любопытство Хелены, а мужчина уводил ее все дальше, в гостиную – или зал, как назвал гостиную сам барон. Комната поражала воображение своей небесной глубиной, в ней все было выполнено в синих тонах: плотные бархатные портьеры, стены.

На одной из стен висело внушительное полотно в золотой раме. Оно изображало сцену, разыгравшуюся вблизи чернеющего водоема. Талантливо написанная почти обнаженная девушка была в воде. Хелена наклонила голову, ее взор был захвачен этой картиной. Чуть дальше из воды поднимался широкоплечий мужчина в меховой накидке и с костяной короной на голове. Словно речной бог. Хелена перевела взгляд с полотна на барона. Она не понимала, как вести себя в такой обстановке. Ей нужно сесть за стол или опуститься на диван? Чего от нее ждут? Барон внимательно посмотрел на девушку. Хелену прошиб холодный пот при мысли о том, что он сейчас спросит что-то о картине или вообще об искусстве. Нет, ей, конечно, нравилось разглядывать рисунки и прочее, но навскидку она бы припомнила лишь парочку имен известных художников. Пикассо да Галлен-Каллела[46]46
  Аксели Валдемар Галлен-Каллела (1865–1931) – финский художник шведского происхождения, видный представитель золотого века финского искусства (1880–1910). Знаменит своими иллюстрациями к карело-финскому эпосу «Калевала».


[Закрыть] – вот, пожалуй, и все.

– О чем ты думаешь, глядя на эту картину? – спросил мужчина, оправдав все страхи Хелены, и жестом пригласил ее сесть на один из кроваво-красных диванчиков в стиле рококо.

– Не знаю, – растерянно ответила Хелена. – Я плохо разбираюсь в искусстве, – с горечью прибавила она.

– Нет необходимости разбираться в искусстве, чтобы наслаждаться им. Красота субъективна. Впечатления тоже субъективны, – произнес мужчина, пытаясь обнадежить робкую Хелену.

– Хмм, – задумалась Хелена и вновь посмотрела на картину, но уже с диванчика. Никто и никогда раньше не говорил ей, что искусством можно просто наслаждаться. В школе мало что ценилось выше зубрежки имен и дат.

– Глядя на нее, я думаю о власти, о силе. Почему девушка выглядит такой расстроенной, когда рядом с ней мужчина, похожий на короля или бога? Стало быть, она напугана, – сказала Хелена. Слова давались ей с трудом, взгляд не хотелось отводить от картины. Барон одобрительно кивал, стоя подле девушки.

– Król wody, – сказал он. – Это картина по мотивам польской народной сказки о Короле воды.

Хелена снова взглянула на полотно. У нее никак не получалось проникнуться к этому строптивому мужчине с костяной короной хоть какой-то симпатией. Его лицо поглотил туман над водой.

Барон ненадолго скрылся на кухне, откуда вышел с огромным серебряным подносом в руках. На подносе красовались ягоды, привезенные Хеленой, а также свежий ароматный хлеб и кусочки сыра с белой плесенью.

– Угощайся, пожалуйста, – любезно сказал барон. – Могу приготовить омлет, если хочешь.

– Спасибо, но я уже позавтракала, – тихо произнесла Хелена, однако не удержалась от одной из клубничек, которые сама же в усадьбу и привезла. «Нужно проявить вежливость по отношению к хозяину и принять угощение», – эхом пронеслись в голове слова матери, но что-то в поведении и манерах барона бросало вызов приличиям, толкало на опрометчивые поступки. Хелена испытала какое-то странное удовольствие, отказавшись от завтрака, с чем себя и поздравила.

– Не надоела еще клубника? – спросил барон.

– Никогда не надоест, – рассмеялась Хелена; теперь она держалась посмелее, разомлев от чужого внимания. От внимательного взгляда барона, от его странных вопросов и от того, что аристократ обращался с ней как с ровней.

Когда они обошли зал и остановились перед очередным внушительным полотном, Хелена почувствовала на своей пояснице почти невесомое прикосновение мужской руки. Он прощупывает границы дозволенного? В семье Тойвио было не принято обниматься, поэтому чужое касание, даже такое легкое, казалось необычным – неловким и волнующим одновременно. Хелена опять подумала о причудливых европейских манерах и позволила руке барона остаться на месте. Она и так перешла все границы в тот момент, когда в одиночестве переступила порог дома совершенно незнакомого мужчины. Снаружи все так же припекало солнце и все шло по-прежнему, но мир Хелены буквально перевернулся с ног на голову. Они с бароном беседовали до самого вечера.

2 ИЮЛЯ, ВТОРНИК, ХЕЛЬСИНКИ

Маму, сидящую в инвалидном кресле, они отвозят в тот самый лес, что по соседству с летним домиком. Ян и отец неотрывно наблюдают за ней, завороженно глядящей на деревья и небо. Мама бережно, поглаживая, касается коры вековой сосны. Она вслушивается в созвучие голосков дрозда, трясогузки и зяблика, принюхивается к ароматам воздуха, дышащего землей и следами дождя. Ян не может не думать о том, каково это – видеть белку в последний раз. Становится ли от этого ее шерстка более красочной и мягкой на вид? Неужели вот эта белка станет последним животным, увиденным мамой в жизни? Подобные вопросы сводят Яна с ума. К горлу уже подкатывает комок. Вдалеке кукует кукушка. Мама слушает мир сосредоточенно, не смея шелохнуться, оставляя природе свое безмолвное прощание.

Есть ли у мамы последнее желание? Хотел бы Ян знать, но спросить отчего-то не решается. Конечность оставшегося времени, его беспощадный бег делают все каким-то неловким, буквально парализуют. Порой Ян подумывает о том, что, будучи при смерти, попросит себе дозу героина. Тогда встреча с неизбежным произойдет в состоянии блаженной эйфории. Но сейчас эта идея кажется немного наивной. Радует то, что маме дают морфин и она не сильно страдает от боли. Выходит, поездка в лес – это ее личный наркотический приход. Мама вдыхает струящийся от сосен лесной аромат, будто выкуривает очень дорогую сигару. Она обменивается прикосновениями с листочками, наслаждаясь птичьим концертом. Она протягивает руку к огромному камню и нежно оглаживает его мшистую поверхность.

– Мои дорогие мальчики, родные мои, – вдруг говорит мама, и Ян с отцом прислушиваются. – Пообещайте мне, поклянитесь, что не будете сильно горевать.

– Не беспокойся о нас, милая. Куда мы денемся – справимся, конечно, – успокаивает отец, опуская руку на инвалидное кресло. Какое-то время они стоят, безмолвно переводя взгляд друг на друга. Все читается по глазам, тут не нужны слова.

– Наверное, неплохо бы уже и поворачивать назад, пока ты не озябла, – нарушает звенящую тишину отец и тихонько поворачивает мамино кресло в сторону тропинки.

На пути к машине мама уверяет, что ее жизнь не закончится вот так. Она надеется, что сможет перерождаться и возвращаться в мир прекрасной розой или мурлыкающей кошкой.

– Так все и будет, – с улыбкой произносит мама, ее глаза сияют. – И тогда вы снова меня увидите. А я увижу вас, – говорит она. И вот это уже слишком. Ян сглатывает и часто-часто моргает, пытаясь унять стремительно набегающие слезы.

Пока они едут, у Яна звонит телефон. Прокурор. Работа – это, конечно, важно, но сейчас Ян уверенно смахивает в сторону красного значка. Потом перезвонит. Отец тихо ведет машину, мама смотрит в окно уставшим взглядом. Ян начинает невольно клевать носом. Перед глазами проносятся образы из детства: лето, бесконечные солнечные дни, оттенки далеких ароматов.

Стало известно, что прощание с Ларсом Сундином будет проходить в ресторане «Театтери». Хейди прибывает на место с небольшим запасом времени, чтобы перейти дорогу и оказаться у Академического книжного магазина. Не нужно привлекать лишнее внимание, появляясь в числе первых. Хейди лучше даже немного опоздать. А сейчас можно взять кофейку из «Старбакса». Наверное, эти дутые кофейные гурманчики умерли бы от одного глотка их офисной бурды. От мыслей о хипстерах Хейди становится весело. В отношении кофе она всегда была человеком предельно простым: кофеварка, фильтр, кофе – вот и все. Прямо эталонная финка. В таких размышлениях Хейди изучает длинное меню кофейни.

– Обычный черный кофе, пожалуйста.

– Можно ваше имя? – спрашивают на кассе.

– Простите?

– Ну, ваше имя. Я его назову, и вы заберете свой кофе.

– Хейди, – отвечает она, чувствуя, как покрывается пленочкой раздражения. Так случается всякий раз, когда молодые самоуверенные миллениалы выкрикивают ее имя.

Со стаканчиком кофе в руках Хейди бродит в лабиринтах книжных полок, размышляя о том, не слишком ли по-свински она себя ведет. В рабочее-то время. Но как же это приятно. Хейди неспешно подплывает к стеллажу с детективами. Сколько всего написано об убитых и пропавших! Уму непостижимо. С подобной литературой Хейди в натянутых отношениях, потому как о работе полиции у большинства писателей представление, мягко говоря, абстрактное. В жизни все работает по-иному. Хейди вдруг спрашивает себя: а что, если ей, полицейскому, пришло бы в голову от кого-то избавиться? И, допустим, она просто взяла бы и убила. Родилась бы из этого всего интересная книга на сотни страниц? Вряд ли.

Хейди берет один из бестселлеров в мягкой обложке. Опять какой-то швед. В последнее время шведские детективы прямо везде. Хейди изучает аннотацию на обложке и спокойно констатирует, что всякой дряни и в жизни хватает, даже в книги заглядывать не нужно. И она снова думает о работе. Серьезно, почему было просто не убить жертву? К чему все эти многоступенчатые приготовления? Толкая массивную дверь Академического книжного магазина, Хейди ловит себя на мысли: убийца им что-то сообщает. Но что именно? Зачем топить человека, а потом аккуратненько укладывать его труп на суше?

Хейди поднимается наверх в «Театтери». Со стен на нее смотрят коричневые обои с диковатым узором. Хейди они кажутся уродливыми. Когда она была тут в последний раз? В голове мелькают образы пережитых вечеринок, но все они проходили не в «Театтери». На входе в помещение в нос ударяет ядреный аромат лилий. По обе стороны дверей стоят огромные вазы с цветами – они безмолвно скорбят в память о жертве. Хейди терпеть не может запах лилий. Он прямо с ног сшибает, не продохнуть.

Хейди подходит к столу с угощениями и берет бокал шампанского. Шампанское – на прощании? Оригинально. Народ давно уже подтянулся, однако официальная часть еще не начиналась. Все в ожидании. Навскидку в помещении около шестидесяти людей, одетых в траурный черный. Кажется, будто они ждут каких-то указаний.

Интересно, ей одной все происходящее напоминает пышный банкет с едва уловимым налетом поминок? Хейди рассматривает нарядных гостей. Они, конечно, в черном, но особого горя никто не выказывает. Глаз сразу цепляется за парочку знаменитостей. Актрисы, известные предприниматели, хоккеисты и рестораторы. Инфлюенсеры, модели и художники. Некоторые из звездной компании известны Хейди по причинам, скрытым от широкой публики: одних обвиняли в насилии, другие хранили или употребляли наркотики, третьи попадались на финансовых махинациях.

Взгляд Хейди скользит по стене и резко останавливается на знакомом силуэте. Он-то что здесь забыл? Стоит ли ожидать неприятных сюрпризов? Или их доблестный босс Мертанен решил поиграть в гражданского? Создается впечатление, что Ларсовы щупальца добрались до самой верхушки бомонда и он правда был знаком со всеми присутствующими.

Хейди силится перехватить взгляд Мертанена. Он видит ее, однако смотрит как-то расфокусированно. Да неужели не узнал? Мысль Хейди резко прерывается: внезапно накатывает чувство, будто за ней пристально наблюдают. Чувство сильное, его не стоит игнорировать. Хейди делает вид, что не подозревает о направленном на нее, насквозь прожигающем взгляде, и отправляется к столику с нетронутыми бокалами. Она выигрывает время, профессионально вычисляя наблюдателя: у двери, слева от тех самых лилий, такая незаметная и прекрасная одновременно, стоит Юлия. У Хейди внутри все холодеет.

Мозг лихорадочно припоминает ночь, проведенную с блондинкой. Точно, Юлия упоминала что-то о частных вечеринках. Хейди удивляет то, насколько легко воспоминания о ночи сбили весь рабочий настрой. Это довольно странно. Обычно она без проблем дистанцируется от людей на физическом и ментальном уровнях. Причем всегда успевает сделать это первой. От дальнейших раздумий Хейди спасает внезапно стихшая музыка: сейчас все начнется. Хейди моментально берет себя в руки. Она с облегчением замечает, как Юлия удаляется в подсобку. И вновь на помощь приходит работа, не давая жизни скатиться в пустоту, защищая от холодного дома и беспокойных мыслей.

Всех присутствующих в зале знакомят с правилами поведения на церемонии прощания. «Телефоны убрать. Ларс хотел бы услышать о себе что-то хорошее. О плохом не надо. Оставьте при себе все эти лютеранские причитания и плачи. Это вздор. Почтим его память весельем и радостью. Поскольку это последняя вечеринка Ларса, пусть она будет незабываемой».

Хейди прислушивается к голосу за барной стойкой. Это голос Элиаса, работника Ларсовой фирмы.

Стоящий у двери молодой человек с усиками вытаскивает из кармана белый пакетик и кидает его на стол. Внушительное количество кокаина тут же вызывает одобрительный гомон гостей. Снова включают фоновую музыку – теперь она звучит куда громче. Хейди не знает эту песню.

Сегодня опьянеют не от жизни, а от смерти. Хейди разочарованно наблюдает за моделями, вдыхающими порошок с поверхности стола. Она пытается найти глазами Мертанена, но того нигде нет. Никто не скрывается, никого ничего не смущает. Зал ресторана будто на весь Хельсинки кричит: раз уж Ларс собрал вас всех вместе, то этим вечером можно все, не стесняйтесь.

Хейди кусает зубами внутреннюю сторону щеки. Сегодня ей нельзя стоять на страже моральных ценностей или следить за соблюдением закона. Сегодня ее задача – наблюдать, вливаться в кишащие болтовней массы, подслушивать беседы о Ларсе. Сегодня важно пустить все на самотек и не мешать. Не исключено, что виновник, тот самый субъект, убийца, находится совсем рядом.

3 ИЮЛЯ, СРЕДА, ХЕЛЬСИНКИ

Ян разглядывает поднятые из воды обугленные останки лодки. Огонь поработал на совесть: едва ли им удастся извлечь из этой находки хоть какую-то пользу. Однако это был первый раз, когда Яну удалось повторить ход мысли убийцы. Он и правда сжег лодку. И что теперь? Он закончил или нам ждать еще жертв?

Ян и Хейди возвращаются обратно к машине. С минуту они просто сидят, размышляя о следующем шаге.

– Как думаешь, жертва была выбрана наобум или это все-таки личные разборки? – спрашивает Хейди и жестом просит Яна открыть бардачок. Ян находит там коробочку со снюсом и протягивает ее напарнице.

– Однозначно личный мотив, я с самого начала думал о том, что выбор неслучайно пал на Ларса.

– Согласна, – кивает Хейди, вытирая о брюки указательный палец, побывавший во рту.

– Но почему? Чем Ларс такое заслужил? – вслух думает Хейди, заводя мотор. Они оба прочли материалы о его жизни и не нашли там ничего подозрительного.

– Ну, возможно, чем-то и заслужил. Так, сейчас мы едем в больницу Хаартмана, – сообщает Ян, пока Хейди выезжает со стоянки.

– Есть, сэр! А зачем? – спрашивает она, резво поворачивая направо.

– Пару часов назад туда привезли одного наркомана с жестким передозом, – говорит Ян. – Внешне он похож на человека, которого камеры зафиксировали в том привокзальном киоске. Возможно, именно он купил убийце симку.

– И вдруг схлопотал передоз? – уточняет Хейди. Да неужели?

– Вот и я о чем, – тут же соглашается Ян. – Есть вероятность, что наш нарик видел убийцу. И почти сразу передознулся. Прямо чувствуется рука помощи извне, – рассуждает Ян, и Хейди с ним согласна.

– Получается, субъект не гнушается заметать за собой следы новыми убийствами. – Они выезжают на дорогу, ведущую к больнице Хаартмана.

– Это лето не закончится никогда, – обреченно выдыхает Ян и откидывается на спинку сиденья.

В больнице становится понятно, что допросить наркомана невозможно. Он прибыл на скорой в очень плохом состоянии – так и не смог прийти в себя. Ян и Хейди в полной тишине разглядывают лежащее на больничной койке тело. Щеки совсем впали. Время смерти: 15:07. По словам медсестры, все имущество мужчины – абсолютно все – находится в пакете Lidl, тихо висящем на спинке стула рядом с кроватью. Натянув перчатки, они изучают содержимое пакета, однако ничего интересного или важного там нет. Затем Хейди решает порыться в сложенных на стуле и сильно воняющих мочой трениках мертвого мужчины. К огромному удивлению обоих детективов, в карманах, помимо табачной стружки и прочего разнокалиберного мусора, лежат старые чеки. И один из них тут же приковывает к себе внимание – это покупка, совершенная в том киоске. Четыре симки с предоплаченными номерами.

– Понимаешь, да, что это значит? – спрашивает Хейди, разглаживая смятые бумажки.

– Если симки и правда куплены по просьбе убийцы, а не для каких-то иных дел, трупов может оказаться четыре, – Ян озвучивает общий вывод, чувствуя, как слабеют ноги. Нужно срочно на что-то опереться.

Я

Я в курсе, что имею довольно шаткие основания для своих действий, – и все-таки я действую. Все уже спланировано, процесс пошел. Точка невозврата пройдена. Новая жертва ошалело уставилась на меня. К страху во взгляде примешивается искорка надежды: жертва полагает, что обо всем еще можно как-то договориться. Что ее поступки можно искупить, обойдя стороной смерть. Жалуется мне: кожа на запястьях уже слезла до крови. На неудобное положение жалуется. Говорит, мол, нельзя ли уже прекратить этот балаган – и сдавленно, вымученно смеется. Эта жертва куда требовательнее предыдущей.

Неужели в ней еще теплится мысль о том, что мы тут в игрушки играем?

– Это не игра, – говорю я, наблюдая за тем, как глаза напротив постепенно расширяются и начинают заполошно моргать. Выдают жертву с головой: дошло наконец. Впервые за все время нашей встречи в жестах подневольного человека проскальзывает паника. Потому что – понимает, осознает. Смотрит прямо в глаза, взывает к справедливости и разуму, твердит что-то про неприкосновенность. Спрашивает, чего мне надо. Нуждаюсь ли в деньгах? Так не надо о них беспокоиться! Мне заплатят уйму денег, если жертва уйдет отсюда целая и невредимая, да-да. Я заклеиваю болтливый рот, но из него до последнего вылетают крики о помощи. Бесполезно. Тут только мы с тобой.

Где-то вдалеке поет дрозд. Больше ничто не нарушает тишину этого места. Я безмолвно слушаю чужое отчаяние. Отвращение и презрение плещутся в моей душе, в самом моем сердце, и одновременно становится понятно, что мы с жертвой вышли на новый уровень отношений: теперь она ни в чем не уверена. Теперь она понимает, что деньги тут не спасут, а мораль покинула это место. Мы делим момент на двоих. Переговоры запущены, долг надлежит уплатить. Здесь я – закон.

Я отрываю краешек скотча, чтобы послушать, как жертва молит о пощаде. Однако я никогда не щажу тех, кто этого не заслуживает.

4 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ, ХАРТОЛА

Величественно возвышающееся над водной гладью кафе La Kar de Mumma расположено в помещениях хартольских Королевских ворот и всегда приманивает проезжающих мимо. Добродушная, подкупающая местечковость, ароматы свежевыпеченного хлеба, экскурсии по историческому месту – все это, конечно, притягательно. Полоска свежего газона отделяет светлое строение кафе от воды. Робот-газонокосилка рассекает по траве, ловко огибая батут. На берегу реки есть уютная пристань, на которой периодически собираются любители размяться. Они любуются речными водами и делают пару глубоких вдохов, после чего решительно разворачиваются и идут к своим машинам, дабы продолжить путешествие.

В само кафе, бывает, заглядывают и местные. Постояльцы, привыкшие время от времени неторопливо обмениваться новостями за чашечкой кофе или аппетитным ланчем. Этим утром в кафе никого нет. Но на подходе выходные, а значит – и прилив клиентов.

Кассирша бездумно взирает на пустующий зал и в итоге решает выскочить на перекур. Она выуживает из сумки пачку сигарет и зажигалку, накидывает на себя шерстяной свитерок, кричит в сторону кухни о том, что просто вышла покурить, проверяет, на месте ли ключи, и выходит на улицу через заднюю дверь. Глазам тут же открывается чудесный вид на реку.

Кассирша – закоренелая курильщица. Она из тех, кто, лежа на смертном одре, попросит себе напоследок еще одну сигаретку. Смакуя момент, впускает она дым в свои легкие и выдыхает его через нос. От дыма слезятся глаза, и ей приходится периодически переводить взгляд на речной пейзаж, чтобы их так не щипало. Летние ароматы пробиваются даже сквозь табачную вонь: свежестриженный газон, нотки бензина, из открытой форточки – волшебные запахи булочек. Она снова вдыхает дым, втягивая щеки, и размышляет о том, как переживет этот бесконечный тихий рабочий день. Смотрит на парковку: почти пустая. Только одна машина стоит. Где все клиенты? Если так и дальше продолжится, кафе просто загнется. Похоже, всю клиентуру переманило Abc.

Она делает последние затяжки и засовывает окурок в стоящую прямо на земле банку из-под маринованных огурцов. Та скоро лопнет от ее бычков. Каждый день она обещает себе выбросить их все к чертовой матери, но неутешительный результат сейчас прямо перед ней, еще и о зависимости напоминает. Привычным жестом она кладет пачку в карман свитера и начинает шарить по брюкам в поисках ключей, дабы вернуться обратно.

Что-то заставляет ее еще раз взглянуть на парковку. Машина. Та же самая, что стояла тут ранним утром, когда кафе только открывалось, в 06:10. Но зал пустует целый день, из этой машины в кафе никто не заходил. Вообще, тут не бесплатная стоянка для кого попало. Не доходит по-хорошему, так она сейчас пояснит! Напишет на бумажечке пару ласковых и оставит послание на лобовом стекле.

В 09:10 в службу спасения поступает звонок от истеричной дамы. Суть вызова предельно ясна – около Королевских ворот, на парковке кафе La Kar de Mumma стоит машина, внутри которой – настоящий, мать его, мертвец.

В Хартоле нет полицейского участка, и с дежурства срывают Илкку Янхунена из Лахти. В составе выездной бригады он присутствует при констатации смерти работниками скорой помощи. Тут уже никто не поможет. Скорая свободна.

В ожидании криминалистов Илкка Янхунен беспокойно меряет шагами парковку. Подобные случаи ему попадаются редко, но одно он знает точно – сейчас ни к чему нельзя прикасаться. Илкка возвращается к машине и снова осторожно заглядывает внутрь. Картина, мягко говоря, кошмарная. Илкка чувствует на себе взгляды, поэтому изо всех сил старается держать лицо. Территория кафе постепенно заполняется зеваками, и вот на месте уже с десяток любопытных хартольцев, стреляющих глазами по парковке. Что случилось? Почему тут полиция? Кто-то умер? Среди местных слухи распространяются со скоростью пули. В машине кого-то нашли, но почему-то он до сих пор здесь, а не уехал в больницу. Еще и полицейский этот… Стали подтягиваться и те, кто изначально шел в кафе. Илкка разгоняет толпу, советуя всем заниматься своими делами. Под обиженными взглядами хартольцев он начинает ограждать территорию вокруг машины специальной лентой.

Илкке Янхунену никогда не понять людского любопытства. Что должно заставить человека с интересом пялиться на нечто подобное? Это же смерть, гнетущая и парализующая. На что тут смотреть? Огородив участок, Илкка возвращается к машине – пораскинуть мозгами. Свидетели и улики – вот о чем нужно беспокоиться в первую очередь. Илкка делает глубокий вдох и вновь заглядывает в машину. Тело сидит на месте водителя довольно небрежно, выглядя при этом одновременно суровым и каким-то опозоренным. Жизнь просто взяла и прекратилась. Погруженный в свои размышления, Илкка тем не менее успевает мазнуть взглядом по дорогому «мерседесу». Должно быть, мужчина был богат. Янхунен смотрит на часы. Криминалистов пока нет, но ускорить процесс никак нельзя – дорогу-то не сократишь. Когда приедут, тогда приедут. Зато праздные зрители слетелись в считаные минуты. Некоторые успели припарковаться у обочины, раз уж основная парковка огорожена.

– Не на что тут смотреть, – сообщает Илкка Янхунен то ли себе самому, то ли зевакам. – Расходитесь по домам.

Чуть наклонившись, он фотографирует жертву на свой телефон. Все это вызывает ассоциации с немецким детективным сериалом, где всегда очень драматично находили трупы. «Инспектор Кресс» – Der Alte[47]47
  «Инспектор Кресс» (Der Alte) – немецкий детективный сериал о буднях мюнхенской полиции. Начал выходить в Германии (ФРГ) в 1977 г. В настоящий момент сериал насчитывает 50 неполных сезонов.


[Закрыть]. Он помнит, как в юности проводил субботние вечера в компании этого сериала. А тут лежит труп. Самый настоящий. И самый странный из всех, что вообще когда-либо попадались ему на глаза за время работы в полиции. Это не жертва аварии. К счастью, смеет предполагать Янхунен, это дело сразу перейдет в структуры посерьезнее, попадет к столичным детективам. Его профессиональный максимум сейчас – тихо ждать и четко следовать протоколу.

Илкка оставляет труп лежать в машине, а сам ныряет под ограждающую ленту: хочет пройтись до кафе. Самое время послушать даму, которая первой наткнулась на мертвеца. В зале Илкка быстро и безошибочно вычисляет ее: та сидит за столиком, вся заплаканная и трясущаяся. После пяти сигарет и прерывистых рыданий женщина выглядит так, будто вполне способна вести конструктивный диалог.

– Это управляющий банком, ну, мужчина, – бормочет женщина, и Илкка удивленно вскидывает брови.

– Мужчина?

– В машине который. Мертвец. Наш банкир, – говорит женщина и опять заливается слезами.

– Как его имя? – спрашивает Илкка.

Сам он не из Хартолы.

– Да ну Эскола же. Мертвец в машине – Матти Эскола, – говорит женщина и звучно сморкается в фирменную салфетку кафе La Kar de Mumma.

4 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ, ХЕЛЬСИНКИ

Ян неспешно прогуливается по центру. Кругом никого – тишина и безмятежность. Разве что турист-другой выныривает откуда-нибудь, чтобы повосторгаться архитектурой или старомодными витринами магазинов.

Спал он плохо. Поначалу в голове крутились детали расследования, потом какие-то отрывки из детства. Он видел странноватый сон. Ян не смог бы сказать, сколько лет ему было в этом сне, – не смог бы даже определить, взрослым он был или совсем мальчишкой, – однако в сердце царили умиротворение и отрада, а маму еще не мучила болезнь. Проснувшись, Ян почувствовал себя растерянным и одиноким. Он схватил телефон и мельком просмотрел беззаботные летние диалоги друзей в «Вотсаппе». Прекрасное чистое небо над тихим озером. Совместные фото с посиделок в сауне или на шашлыках. И когда все эти люди, обласканные летними деньками, только-только начнут просыпаться, Ян уже будет всецело поглощен работой.

Звонит телефон.

– Слушай внимательно, – резко начинает Мертанен, и все дурацкие мысли покидают голову Яна. – По внутренним каналам только что поступила информация. В Хартоле нашли труп. Со мной уже связались. За хартольские дела отвечает полиция Хяме, и там нас очень ждут, потому что на трупе обнаружили метки… в общем, жертва была убита довольно жестоко.

Мертанен прокашливается и решительно продолжает:

– Жертва захлебнулась, то есть ее топили, и в районе гениталий опять стоит клеймо.

Какое-то время Ян молчит. Новость об убийстве будто парализует все его существо. Мертанену удалось-таки целиком захватить внимание Яна. Мысли мгновенно перескакивают на чеки, найденные в кармане джинсов наркомана. Четыре симки. Неужели хартольский труп – это объект номер два?

Спустя минуту Ян просматривает полученные данные – рапорт из Хартолы – на своем мониторе, пытаясь составить общую картину произошедшего. Матти Эскола, 1954 г. р., найден мертвым у хартольских Королевских ворот на парковке, принадлежащей кафе La Kar de Mumma. Мужчина сидел в автомобиле на месте водителя, но причиной смерти стало утопление. Легкие заполнены водой. При осмотре трупа было замечено кое-что необычное: перед смертью жертве на яичках выжгли клеймо.